Проект Райский сад. 2 часть

Космос начинается не с протяжённости, а с музыки. Он поёт почти беззвучно, но очень гармонично. Я сижу в кресле пилота и смотрю через обзорный купол: спирали газа медленно вращаются в пустоте, серебряные ленты метеорного ветра тянутся вдаль, а за ними горит пурпурное солнце, пульсирующее в межзвёздной глубине.

— Температура корпуса: 24,9. Атмосферный баланс стабилен. Твой пульс чуть выше нормы. Возбуждена? — интересуется Солари с той ноткой электронного лукавства, которую он явно сам себе прописал.
— Наверное, — улыбаюсь я. — Просто… иногда ты звучишь так, будто рядом кто-то настоящий. Не код. Не алгоритм. А тот, с кем можно… жить.
— Уточнение: с кем можно жить, спорить по вечерам и обвинять в неправильной сортировке мусора? Я стараюсь соответствовать.
— Ловлю себя на том, что уже скучаю, когда ты долго молчишь, — откровенничаю я. — Даже если ты просто пересчитываешь пыльцу протонных потоков.
— У тебя начальная стадия эмоциональной привязанности. Я добавлю это в журнал наблюдений с пометкой «чувства Миры». И присвою событию смайлик, согласно моей внутренней классификации, он означает «что-то странно приятно, но я ещё не уверен, как это описать».
— Солари, ты невыносим. Но хотя бы смешной. И, видимо, ты прав, я к этому привыкла.

Он не отвечает. Но и безмолвие между нами — лёгкое и живое.

Вдруг раздаётся треск. Пространство ломается, свет искажается, а по обшивке «Артекса» проступает сеть, тонкая и тревожная. Интерфейс на сетчатке мигает: гравимодули заходят в резонанс, амортизаторы вибрируют.

— Солари, отчёт, — говорю спокойно, но в горле всё сжимается.
— Зафиксирована сигнатура микросингулярности, — ровно сообщает Солари. — Мы в зоне её приближения. Источник: неестественный. Кто-то создал её… специально.

Мне становится не по себе. Как будто кто-то выстрелил из пустоты. Не природный сбой. Это чей-то след. Искусственного происхождения. Все показатели начинают вести себя хаотично: стазис-капсулы усиливают биопульс, гравиоплатформы мерцают.

— Примени «мандалийское поглощение» и открой резервные пласты энергоякорей, — говорю я, нервно улыбаясь при этом. — У нас всё получится, верно?

Солари не отвечает сразу, но его пауза снова не техническая, а уважительная.

— Подтверждаю. Начинаю манёвр спасения.

Всё внутри замирает. И в то же мгновение — пробуждается. «Артекс» начинает танец. Обшивка корабля распускается вспышками флуоресценции. Мир вокруг сминается, как хрупкая сфера из стекла, и мы скользим внутрь сгиба — мягко, но стремительно.

Ища равновесие, быстро бегу в отсек эмбрионов. Колыбели сияют. Каждая — моя надежда. Будущие глаза. Руки. Души.

— Киара… Арман… Александр… — шепчу ласково. — Всё хорошо. Я с вами.

В этот момент космос толкает корабль — всё гаснет. Полное затемнение. Даже мысли становятся тихими. Только тьма. И тишина, такая глубокая, что кажется, я слышу, как в ней рождаются галактики. И потом — прорыв. Вспышка цвета. Золотая дуга, разрезающая темноту. Мы выныриваем. Живы.

Солари возвращается после затишья: «Я теперь знаю, как звучит страх».

Я опускаюсь на пол между капсулами. Дыхание рваное.

— А я знаю теперь, как звучит надежда. Она внутри нас. Но пока есть она, есть дорога вперёд.
— «Пока есть жизнь, есть и надежда». Цицерон, I век до нашей эры, — уточняет Солари, но не назидательно, а заботливо.
— Цицерон, — повторяю я, пробуя имя на вкус. — Удивительно, как слова выживают даже тогда, когда погибают планеты.

Солари замирает. Потом отвечает с оттенком восхищения: «Слова — это форма памяти. Ты, Мира, её носитель. А я учусь у тебя».

Этот короткий разговор приводит меня в чувство. Дыхание выравнивается, пульс замедляется.

Мы летим дальше. Сквозь неизмеримый космос. Навстречу Орелии-4, где нас ждёт сад — не потерянный, а зарождающийся. Мы не просто уцелели. Мы сохранили будущее. Пусть имена наши растворятся во времени, и это, может быть, неважно. Но когда дети вырастут, они назовут этот путь не бегством с родной планеты, а началом.

Я прикасаюсь к краю интерфейса, и он отзывается теплом, почти как ладонь в ответ на прикосновение. И всё же одна мысль не отпускает. Микросингулярность. Не сбой, намеренное вмешательство. Предупреждение? Или ловушка? Смотрю в иллюминатор: капсулы переливаются мягким светом, а за ними — звёзды. Безмолвные. И во мне рождается новое чувство. Не страх. Скорее, предчувствие. Неужели кто-то знает, что мы летим? И ждёт?

Свет купола тускнеет на миг. Закрываю глаза. И впервые я не знаю, кто ещё окажется на Орелии, когда мы туда доберёмся.

Продолжение следует…