Дневники Мёртвого моря День второй
Утром проснулась в семь часов, по местному времени это шесть, вышла на балкон – вид чудесный, если смотреть прямо: го-лубое Мёртвое море и далёкий скалистый берег Иордании, слева горы. Это и впрямь оазис в каменной пустыне: несколько отелей и никакого частного жилья. Вокруг пальмы и цветы, но всё это до-вольно чахлое, не то, что в Марокко, сочное и буйное. Довольно грязно. Это совсем, как у нас: на газонах валяются пакеты и пустые пластиковые бутылки. Странно, конечно, этот пятачок можно было вылизать до блеска. Одно из двух или руки не доходят или нет воли (власти).
Завтрак – шведский стол. И, что самое приятное, очень много овощей. Тут тебе на выбор: помидоры с огурцами, салат из капусты китайской и простой, салат из моркови с луком-соломкой, и просто моркови с майонезом, шампиньоны сырые резаные и обжаренные в масле, кабачки, баклажаны, даже проростки каких-то злаков. Творог, сметана, запеканки, яйца варёные, омлеты, приправа из кунжута, пюре из нута (хумус). Рыба солёная: скумбрия, сельдь и тунец. А ещё круассаны, слойки, булочки, очень вкусный хлеб – всего и не перечислишь. Просто пир живота.
Беру всего понемногу: ложку проростков, ложку салата из огурцов с помидорами, сверху кладу пару ложек тунца и поливаю всё оливковым маслом, к этому добавляю кусочек омлета. Сырые шампиньоны брать не решилась, может быть, в другой раз как-нибудь попробую. Круассаны, слойку, кусочек сыра и немного салата возьму с собой на обед, благо чайник, чай, кофе и сахар есть в номере. Проростки хрустят на зубах, салат с тунцом тает во рту – вкусно, а вот омлет подкачал, он почему-то сладкий. Молотый кофе вполне приличный. Выход из ресторана достаточно свободный, жители отеля набирают кучи всяческих печёностей и фруктов в пакеты, и их никто не останавливает. Может быть, потому что на входе стоят бедуины, выбившиеся по местным меркам в «люди». Они испытывают некоторый пиетет перед отдыхающими.
Позавтракав, отправляюсь на ресепшен за талончиком и полотенцем, чтобы поехать в СПА-салон, следом за мной подходит женщина, которая отправляется туда же. Она отказывается от ожидания тук-тука, что возит в отель «Меридиан», где и находится салон. Я как-то сразу среагировала и напросилась к ней в попутчицы. По пути познакомились – она из Сибири, сюда приехала с двадцативосьмилетней дочкой лечить её нейродермит, а заодно, подлечить и свои суставы. Здесь они уже вторую неделю. Спустились к шоссе, и по цветущей аллее поднялись вверх. Весь путь занял минут пятнадцать. В салоне для начала мы уселись в джакузи, там уже находились двое мужчин, на цепочках золотые звёзды Давида на шеях. Спросили у них, говорят ли они по-русски, они отрицательно замотали головами. Хорошо, вот и поговорили: они о своём, мы о своём. Затем мы отправились в бассейн с горячей морской водой, а оттуда под пальмы в бассейн с холодной морской водой. После каждой процедуры – душ с пресной водой. Вода в бассейнах настолько солёная, что не то, что плавать, даже перевернуться сложно, вот и бултыхаются в воде – кто на спине, кто на животе. Отдыхаем в креслах на солнышке, лежаки все заняты местным населением – нас приблизительно поровну, евреев и всех остальных. Публика всё время меняется. Одни, закончив процедуры, уходят, другие приходят. Вот зашла очень пожилая семейная пара, по виду им далеко за восемьдесят. Женщина поддерживает тщедушного мужчину под руку, другой рукой он опирается на передвижную трость. Увидев относительно молодых россиянок, мужчина резко высвобождает свою руку и, опираясь только на трость, движется (иначе и не скажешь) в сторону кресел. Жена пытается ему что-то объяснить, показывая на скользкий, мокрый пол, но в дедушке видно взыграла кровь. Он отмахнулся и сам доскользил до кресла, а усевшись, стал пристально осматривать женскую часть публики. Жена покорно присела рядом.
Мы с новой знакомой отправились в наш отель. По пути она предложила мне после небольшого отдыха присоединиться к ним с дочкой и пойти на море, я согласилась. И вот в самую жару мы отправились на пляж. Пляж – это конечно сильно сказано, небольшой пятачок с оранжевым, абсолютно сырым песком. Всё пространство заставлено пластиковыми креслами, которые все заняты, кое-как находим одно свободное, кладём свои вещи и в море. Вода голубовато-белесого оттенка, на дне вместо песка толстый слой соли, мелко – вода не доходит даже до пояса. Люди торчат в море, как поплавки, без движения: кто-то сидит, кто-то лежит. Рядом раздаётся голос:
– Лёнечка, ну что ты всё время выскакиваешь из воды, дай-ка я натру тебе всю спину солью.
– А смоем, будешь у меня, что тот младенец.
Оглядываюсь, ничего себе младенец, ему явно под шестьдесят. Его жена, черпает соль со дна и натирает ею супруга.
Подыгрывая ей, говорю:
– Да он у вас после этого и воспарить может, а уж отблагодарит-то, наверняка.
– Да как же, дождёшься-таки той благодарности. Жизнь про-ходит, а я всё жду и жду… – отвечает весьма экстравагантная дама в широкополой шляпе. Оказалось, они бывшие жители Молдавии, в Израиль переехали больше двадцати лет назад из-за детей. Дети выросли и в Израиле остаться не захотели. Уехали кто в Канаду, кто в Америку, а родители так и осели здесь. Каждый год, супруги на пару недель приезжают на Мёртвое море – подлечиться. У мужа очень трудная работа – он шофёр-дальнобойщик. А как, спрашиваю, вы адаптировались к местной природе, после сочно-зелёной Молдавии:
– Да постепенно привыкли, – отвечает супруг, – а вот с местным менталитетом всё гораздо сложнее…
– А какой такой этот местный менталитет?
– Скоро узнаете, ждать недолго. Заедет сюда народ на шаббат из Иерусалима, таки поймёте сами.
Оказалось, ждать и не надо – подъехали две молодых пары на машинах, выгрузили снедь и алкоголь, и ну что-то праздновать. Крики, тосты, звон бокалов, громкий смех. Потом мужчины пошли купаться, а девушки ну им что-то громко кричать. Те не менее громко отвечали им из вод морских. Они ровным счётом не обращали внимания на остальную публику на пляже – им было хорошо. Так, если это и есть пресловутый местный менталитет, то этим нас не удивишь. В Саратове молодёжь ведёт себя на пляже не менее развязно. А разве мы в молодости были не таки-ми же шумными!
Пробыли на пляже до самого закрытия, то есть до того времени, когда африканец (негр) стал убирать кресла. Вся обслуга в отеле и на пляже – негры не в переносном смысле, а в прямом. Когда спросила одного из них откуда он:
– Судан, – почему-то грустно так ответил он.
– А что в Судане нет работы?
– Есть, но в Судане – пиф-паф.
Вечером в ресторане утреннее пиршество повторилось, рыба трёх видов: жареная, запеченная, тушёная в каком-то жёлтом соусе. Мясо говядина тоже трёх видов, да ещё говяжьи языки, да ещё куры, котлеты куриные, индейка, море салатов и ещё винегрет. На десерт пирожное и фрукты, из напитков только вода. Никаких сладостей, сказала я себе, а вот всего остального взяла понемногу – на пробу. К концу ужина поняла: битва с едой проиграна, даже та половинка куриной котлетки, что лежала у меня на тарелке, не вызывала желания её отведать. В номере согрела чая и выпила таблетку ферментов, но тяжесть в желудке осталась. Посмотрела по телевизору наш первый канал и уснула, проснулась как раз вовремя, показывали разрекламированную передачу с поэтом Е.А Евтушенко. Основная тема разговора была сосредоточена на том, как поссорились Евгений и Иосиф (Бродский). Было как-то неловко за седовласого поэта. Ну, очень не аргументировано он доказывал, что агентом КГБ никогда не был. И Иосифа этой организации не сдавал. (Они «случайно» столкнулись на входе этой организации – один, входил, другой выходил). Всё выглядело, по меньшей мере – фальшиво. И довод в свою пользу, что де он рекомендовал Бродского на пост профессора в Американский университет, только добавил сомнений в искренности поэта. А уж про звонок из телефонной будки самому властелину этой организации – Андропову! Тут уж Евгений Александрович вы загнули, батенька. Мы ведь тоже жили в то время и немного знаем, как всё было не просто на самом деле.
Конечно, можно всё списать на время. Время всё же величина абстрактная, а вот правители – величина реальная. Я далека от мысли, что Евтух (так звал Бродский Евтушенко) побежал сам прислуживать «всемогущим», скорее всего его сломала система. В конце передачи прозвучала просьба прочесть тот стишок, что он написал, когда ему было двадцать три года. А Иосифу тогда было только пятнадцать, неожиданно молвил Евтушенко. (Не вдруг я поняла, для чего добавил это поэт). Евгений Александрович сначала отнекивался, говоря при этом, что некоторые стихи запрещает читать ему его жена Маша. И как-то сразу зазвучали строки. Я даже и не поняла, что это тот самый стих. Очень глубокое по степени самооценки стихотворение юного поэта. Да конечно, он не Бродский, он другой, и всё-таки очень большой поэт, а вот человек? И, я скорее на стороне Бродского, который до конца жизни не подавал руки Евгению Александровичу. Дело тут не в том, что люди разные, просто существуют нравственные принципы, которые желательно не переступать. Дабы потом до конца земного бытия не оправдываться, не столько перед людьми, сколько перед самим собой. Мне стало жаль Евтушенко, видя, какая это больная тема для него. Прошло уже много лет, давно история расставила всех по своим местам. Евтушенко вспомнит в России любой, стоит только напомнить слова из песни «Хотят ли русские войны?». Бродский получил Нобелевскую премию по литературе, по-моему, единственный из россиян, как чистый поэт. В его стихах для меня существует какая-то магия, прочитав раз, хочется возвращаться снова и снова, находя новые смыслы в словах.
Я так и не поняла, что же толкнуло Евгения Александровича, так «обнажаться» на публике…
Свидетельство о публикации №225070301030