Как Богобоязненность разрывает сердце и спасает ду

Как Богобоязненность разрывает сердце и спасает душу…

Богобоязненность - это не трепет раба перед грозным владыкой, не детский ужас перед наказанием. Это - осознание того, что мир есть тайна, а человек - лишь тень, скользящая по стенам вечности. Тот, кто по-настоящему боится Бога, боится не кары, а собственной ничтожности перед бездной мироздания. 

Когда ночь опускается на землю, и звёзды, как слезы на чёрном покрывале, мерцают в вышине, - тогда приходит истинный страх. Не тот, что сжимает сердце ледяной рукой, а тот, что разрывает его, как ветер - паруса одинокого корабля. Это страх перед непостижимостью бытия, перед молчанием Бога, Который говорит только в шепоте листвы, в ропоте волн, в последнем вздохе умирающего. 

Но что страшнее: бояться Бога или понять, что Он, быть может, не слышит тебя? Что если все наши молитвы - лишь крики в пустоту, а небеса - лишь холодное зеркало, отражающее наше одиночество? 

Иов сидел на пепле, раздираемый скорбью, и небо молчало. Христос в Гефсимании просил чашу миновать Его - и Отец не ответил. Разве это не высшая богобоязненность - знать, что даже Сын Божий мог ощутить богооставленность? 

Мы стоим на краю, вглядываясь в бездну, и ждём ответа. Но ответа нет. Есть только ветер, уносящий наши слова в никуда. И тогда страх становится верой, а вера - отчаянием, которое чище, чем любая уверенность. 

Богобоязненность - это понимание, что священное нельзя коснуться, не обжегшись. Моисей скрывал лицо, ибо боялся взглянуть на Бога. Исаия воскликнул: «Горе мне! Я погиб! Ибо я человек с нечистыми устами» - и ангел опалил его уста углём. 

Мы все - нечисты. Мы все - недостойны. Но именно в этом осознании рождается подлинное благоговение. Тот, кто не знал страха, не знал и любви. Ибо любовь - это тоже страх: страх потерять, страх осквернить, страх не быть достойным. 

И вот, когда уже нет сил кричать, когда слова превращаются в прах, а сердце становится тяжёлым, как камень на могиле, - тогда приходит последняя, самая чистая богобоязненность. Это - молчание. Это - слёзы, которые не требуют ответа. 

Плач - это тайная литургия души. Когда человек плачет от страха Божьего, он ближе к Нему, чем когда он стоит на коленях в сиянии храма. Ибо слёзы - это единственная жертва, которую Бог, быть может, принимает без огня. 

Богобоязненность - это не конец пути. Это начало. Тот, кто не дрожал в ночи, не видел рассвета. Тот, кто не падал ниц от ужаса, не поднимался к свету. 

Мы все умрём. Мы все предстанем перед Ним. И тогда - о, тогда! - мы поймём, что единственный страх, достойный человека, был страх не перед смертью, а перед жизнью, которая могла быть прожита без Него. 

И, может быть, в последний миг, когда тьма сомкнётся над нами, мы услышим тихий голос: 

«Не бойся. Ты уже достаточно боялся. Теперь - люби».