Senex. Книга 1. Глава 30

Книга 1. Бонна Эксклюзив

Глава 30. Снова востребован

А подать сюда Ляпкина-Тяпкина!
Н. Гоголь. Ревизор

          Самокуров позвонил Морякову домой и сообщил новость:
          - Василий Порфирьевич, Вы срочно понадобились Гайдамаке!
          - Разве он не знает, что я замещаю Суханова? - удивился Василий Порфирьевич.
          - Для меня это загадка… Сегодня на совещании возник какой-то вопрос, никто не смог ответить на него, Гайдамака сильно разозлился и стал кричать: «Где Василий Порфирьевич? Пусть срочно зайдёт ко мне!» Я сказал ему, что Вы дежурите, и он стал настаивать, чтобы я завтра же вызвал Вас на работу.
          - И что теперь делать? - растерянно спросил Василий Порфирьевич.
          - Я объяснил ему, что Суханов возвращается с больничного, а Вы 10 декабря выйдете на работу, и он согласился подождать до 10 декабря.
          - Хорошо, я понял, - с облегчением сказал Василий Порфирьевич. - Значит, 10 декабря я возвращаюсь на работу.
          - Да, - подтвердил Самокуров, а потом добавил: - Очень уж сильно Гайдамака кричал на совещании...
          С одной стороны, это была хорошая новость: Василий Порфирьевич снова востребован. Но, с другой стороны, он уже давно перестал доверять Гайдамаке, и, когда успокоился, то ему стало совершенно очевидно, что Гайдамака разыграл очередной безобразный акт лицедейства, которому поверили все присутствующие на совещании. 
          На следующий день Василий Порфирьевич вышел на дежурство, и уже сам Гайдамака, уходя домой, сказал ему, причём, совершенно спокойно, как будто не было его истерики и брызгания слюной на совещании по поводу непонятного отсутствия Морякова на рабочем месте:
          - Мы возвращаем Вас, так сказать, в лоно... Павленко ушёл, но дело не в Павленко... Вы сядете плотно со Старшиновым... Надо будет подмять под себя всю корпусную группу цехов…
          Слова начальника удивили Василия Порфирьевича, потому что в последнее время корпусными цехами занимались Королёва и Пешкин. 
          - Это интересно, - сказал он, и Гайдамака уточнил задачу:
          - Объёмы производства растут, надо упорядочить работу корпусных цехов, установить над ними контроль. Тебе надо плотно сесть со Старшиновым... Неважно, где ты будешь сидеть... А Королёва с Пешкиным будут заниматься обеспечением.
          Эти слова Гайдамаки удивили Василия Порфирьевича ещё больше: «Вот как! Вопрос даже стоит в том, где я буду сидеть!» Но вслух он выразился более сдержанно:
          - Да мне всё равно, где я буду сидеть… А как обстоит дело с программой 1С?
          - Да ну, это пустой звук! Фрейман неправильно поставил вопрос. Программа DRAKAR остаётся, речь идёт лишь о том, на какой платформе всё это будет работать.
          В субботу, 8 декабря, Василий Порфирьевич поехал на последнее дежурство. С самого утра был суетливый день: как и в прошлую субботу, ему докладывали начальники цехов и их заместители о количестве работающих людей, он вносил эту информацию в приказ Генерального директора о работе в выходные дни и решал возникавшие проблемы. Приехал Гайдамака, потом Самокуров, а позже и сам Крутов. Все начальники цехов тоже пришли на работу, потому что в этот день корвет ставили в док. У Василия Порфирьевича от обилия людей даже возникло ощущение праздника… А может, ощущение праздника у него возникло от предвкушения возвращения «так сказать, в лоно»…
          - Наши дела на заводе идут плохо: все заказы не выдерживают сроки сдачи, - пожаловался ему Самокуров.
          «Но если бы дела на заводе шли хорошо, то я не был бы востребован у Гайдамаки, - подумал Василий Порфирьевич. - Нет худа без добра».
          Ильюшин тоже работал, и Василий Порфирьевич спросил у него:
          - Когда мы будем переносить компьютеры?
          - В понедельник! - не моргнув глазом, ответил Ильюшин. - Пешкина я уже предупредил.
          Но Василия Порфирьевича уверения Ильюшина не убедили, потому что Пешкин взял моду каждый день опаздывать, подражая Королёвой, а Ильюшин, чьё подлое нутро он уже раскусил, мог вообще в этот день уехать в командировку, например, на Балтийский завод. А Василий Порфирьевич хотел в понедельник прийти на работу уже в качестве хозяина своего рабочего места, а не просителем милостыни у злостных нарушителей трудовой дисциплины. Поэтому он решил сегодня всё сделать самостоятельно, причём, с огромным удовольствием. Вечером, воспользовавшись тем, что Самокуров был в диспетчерской, Василий Порфирьевич перенёс свой компьютер на своё рабочее место, включил его... И в груди возникло щемящее чувство, но не пустоты, а щемящее чувство нежности к своему рабочему месту. Он даже немного поработал на своём компьютере, и испытал от этого не просто огромное наслаждение — он испытал настоящее блаженство! Можно было даже сказать, что сегодня был его первый рабочий день на прежнем рабочем месте после трёхмесячного перерыва.
          Когда Василий Порфирьевич дежурил, у него произошёл сдвиг в пространстве: он сидел в нескольких метрах от своего прежнего рабочего места и видел его со стороны. Вернувшись на своё рабочее место, он испытал огромное удовольствие, восторг, необыкновенный прилив положительных эмоций. Это было похоже на возвращение к жизни из небытия.
          А на столе Пешкина теперь образовалась настоящая свалка: компьютер Ильюшина, компьютер Пешкина, бумаги, документы и канцелярские принадлежности Пешкина. И Василию Порфирьевичу эта свалка очень понравилась… Очень-очень понравилась! Так понравилась, что он сам себя не узнавал!
          Сделав доброе дело самому себе, Василий Порфирьевич решил сделать доброе дело Самокурову… На прощание… Самокуров продолжал пользоваться старым монитором с электронно-лучевой трубкой, в то время как у него в шкафу пылился жидкокристаллический монитор, который ему дали строители заказов.
          - Почему Вы не пользуетесь жидкокристаллическим монитором? - спросил Василий Порфирьевич. - Он же гораздо полезнее для зрения.
          - Такая мысль возникает у меня каждое утро, когда я натыкаюсь на него в шкафу... Но она тут же пропадает, - признался Самокуров.
          - Давайте, я помогу Вам подключить монитор, - предложил Василий Порфирьевич
          - Давайте! - быстро согласился Самокуров.
          Василий Порфирьевич подключил монитор, Самокуров сразу увидел, что он гораздо лучше прежнего, и был очень доволен.
          Василий Порфирьевич сделал доброе дело… Но его так и подмывало каждый день напоминать Самокурову о своей услуге: «Ну, как, лучше стало? А я Вам что говорил? То-то же!» И тут Василий Порфирьевич понял, что Королёва так и делала бы. И она точно так же ведёт себя с Пешкиным, только в более грубой форме... И этим она закрыла себе путь к духовному росту. Но Василий Порфирьевич знал, что так вести себя нельзя. Помог человеку - и тут же постарайся забыть об этом! А если не получается забыть, то надо сделать над собой усилие, чтобы забыть… Иначе, если не сумеешь забыть, что сделал человеку доброе дело — то это уже не доброе дело. Доброе дело превращается в злопамятность.
          Когда суетливый рабочий день закончился, и все разошлись, Василий Порфирьевич остался один и подвёл итог своему трёхмесячному дежурству. 18 сентября, выйдя на первое дежурство, он тоже остался один во всём заводоуправлении, и это дало ему возможность ощутить покой... Но теперь, когда его дежурство закончилось, он понял, что в диспетчерской уже никогда не сможет ощутить покой в душе, потому что его покой разрушает Самокуров.
          В сентябре, когда он стал ночным дежурным, его сослуживцы подумали, что он ушёл навсегда... Но он вернулся, потому что научился не сжигать за собой мосты. Умение не сжигать за собой мосты означает, что он вернул своё прошлое, которое считал безвозвратно утраченным. 

          * * *
          10 декабря Василий Порфирьевич вышел на работу, сразу подошёл к Гайдамаке, и он сказал:
          - Работайте пока, я схожу на развод, потом вас соберу, и мы подумаем, как это сделать.
          Вернувшись с развода, Гайдамака вызвал Морякова и Старшинова и поручил им заняться совместным планированием формирования корпуса фрегата.
          - Я же должен присутствовать на совещаниях корпусной группы цехов? - спросил Василий Порфирьевич.
          - Да, конечно! - уверенно ответил Гайдамака. - Теперь ты ходишь на все совещания.
          А это уже была реальная работа.
          Как и предполагал Василий Порфирьевич, Пешкин пришёл в 8.20 и сразу закрыл окно - чтобы не заморозить цветы, которые развела Королёва. Если бы Василий Порфирьевич не перенёс свой компьютер в субботу, ему пришлось бы униженно ждать, когда «светлоголовый» придёт на работу и соизволит освободить его стол. Может быть, он даже специально опоздал сегодня, чтобы позлить Василия Порфирьевича. Поэтому Морякову было приятно наблюдать, как разозлился Пешкин, увидев на своём столе настоящую свалку. Василию Порфирьевичу было вдвойне приятно от того, что он заранее знал, что Пешкин разозлится, увидев свалку на своём столе: «А чего злиться-то? Ведь он сам любит устраивать свинарник в комнате, и я просто сделал ему подарок… От чистого сердца».
          Королёва пришла в 9.15 и сразу задала деловой тон:
          - Так, мне некогда, меня не отвлекать! Миша, свари мне кофе! - приказала она Пешкину и сразу позвонила Слизкину: - Я к тебе сейчас подойду, у меня в голове всё сложилось. Я придумала, как будет называться эта должность: уполномоченное лицо, поддерживаемое Генеральным директором!
          С первых слов Королёвой Василий Порфирьевич убедился в том, что в его отсутствие здесь всё осталось по-старому, что Королёва нисколько не изменилась, что она по-прежнему мечтает стать самой главной на заводе, и уже придумала, как будет называться её должность… Зато Василий Порфирьевич изменился.
          - Как проходит внедрение программы 1С? - спросил Василий Порфирьевич, чтобы позлить ещё и Королёву, и она ответила без энтузиазма:
          - Этот процесс взял в свои руки Главный инженер. По его распоряжению наш завод будет обследовать фирма «Галактика». Филиппова и сотрудников его бюро переселили в маленькую комнату, где раньше сидели сотрудники фирмы 1С, а фирма 1С теперь сидит в огромной комнате бывшего бюро Филиппова.
          - О, у вас тут перемены, пока меня не было! - удивился Василий Порфирьевич.
          - Фрейман так обработал Гайдамаку, что он уже на всё готов, - сказала Королёва и, отвечая на вопрос Василия Порфирьевича, она мгновенно возбудилась, вскочила и стала нервно ходить по комнате. – Ничего-ничего, Василий Порфирьевич построит технологическую модель, Мишка будет её поддерживать в ручном режиме, и мы заживём припеваючи...
          Василий Порфирьевич однозначно расценил её слова, как нескрываемое презрение к нему, как очередную хамскую выходку в его адрес, и это произошло потому, что Королёва не просто была недовольна его возвращением — она была в бешенстве и не могла сдержать свои эмоции. И Василий Порфирьевич решил больше не прятать голову в песок, как это было раньше, и ответил в тон Королёвой:
          - И Василий Порфирьевич построит технологическую модель, Вы даже не сомневайтесь, Диана Ефимовна! - сказал он так уверенно, что даже сам удивился своей уверенности.
          Королёва после его слов совсем скисла и пошла на попятную:
          - Работать хочется! – сказала она трагическим голосом, картинно заламывая руки. - А начальник уже в течение двух недель меня не вызывает. У нас столько умных людей, горы можно свернуть! А приходится заниматься всякой ерундой!
          Но Василий Порфирьевич уже не верил в этот махровый популизм, он прекрасно понимал, что это было неприкрытое лукавство. Подобными хитростями можно было одурачить Пешкина или Ильюшина, но только не его. Василий Порфирьевич совершенно неожиданно вспомнил, что видел в метро рекламу дезодорантов, девизом которой являлся слоган: «Заметили, что вас начали избегать ваши знакомые?» Эта реклама стала хорошим примером того, как человек, фактически ничего не делая, может вторгаться в чужую жизнь. Правда, сам он при этом он должен превратиться в нечто совершенно омерзительное, от чего другие содрогнутся… Например, в дурно пахнущего бомжа.
          Однажды Василий Порфирьевич в своём дворе стал свидетелем сцены, когда молодая семья садилась в свою машину. Пока муж открывал свою дверь, жена и ребёнок стояли на пешеходной дорожке в ожидании, когда он откроет их дверь, но стояли они так, что по тротуару нельзя было пройти, надо было остановиться и ждать, когда они сядут в машину. Всем своим видом они показывали, что заняты очень важным делом, что все должны проникнуться этой важностью и, в ущерб себе, ждать, когда они завершат торжественную посадку в машину, и пока они не сядут в машину, жизнь вокруг них должна остановиться. Это была демонстрация собственной важности – и одновременно демонстрация иждивенчества. Королёва своим поведением тоже давала всем понять, что она, в отличие от других, занята очень важным делом, и все остальные должны уступать ей место.
          Василий Порфирьевич вспомнил, как Королёва впервые по-хамски наорала на него при Жеребцове... Как давно это было!.. И вдруг он понял, что это был один из её приемов подавления воли своих оппонентов. Она пошла ва-банк, чтобы понять, чего он стоит. Она, конечно, рисковала, зато выиграла: от её крика у Василия Порфирьевича душа ушла в пятки, его руки затряслись, потому что ему почудилось, будто это его мать кричит на него, и что она вот-вот начнёт его бить, как это было в детстве. Всё, что делала Королёва – это был холодный расчёт, в её действиях не было никаких эмоций. И её слезы при Гайдамаке - это тоже холодный расчёт, мастерски отработанный трюк. Женщине заплакать так же легко, как мужчине высморкаться или плюнуть на пол. Всё это Королёва наглядно демонстрировала на Пешкине. А поскольку в первый же «рабочий день» Василия Порфирьевича Королёва позволила себе очень злобный выпад против него, то он заранее решил, что на её день рождения точно не пойдёт. Это будет через месяц… Но, как говорят итальянские мафиози: «Месть – это блюдо, которое лучше подавать холодным». Приговор был окончательный и обжалованию не подлежал.
          Василий Порфирьевич снова вынужден общаться с Королёвой, и в первый же день этого общения он понял, что такое состояние, как одиночество, имеет разные оттенки: одиночество и тюрьма. До дежурства он находился в тюрьме, в которую его заточила бешеная энергия Королёвой. Дежурство помогло ему выйти из состояния ощущения тюрьмы, и сейчас он находился в состоянии одиночества.
          Получив оплеуху от Василия Порфирьевича, Королёва тут же отыгралась на Пешкине:
          - А моя дочь едет отдыхать в Куршевель, - сообщила она ему радостную новость. - Чтоб ты знал, Мишка, это самый дорогой курорт в Европе! А ты способен позволить себе такой отдых? Можешь на отвечать!
          Василий Порфирьевич с удивлением отметил, что у дочки Королёвой амбиции оказались больше, чем у мамы: если уж отдыхать, то на самом знаменитом и богатом курорте Европы. Но это было вполне объяснимо: дочка Королёвой стала успешной бизнес-леди, и её новое состояние усилило её амбиции. Но подобное удовольствие ему показалось сомнительным: «Интересно, каково чувствовать себя самым бедным среди самых богатых людей планеты?»
          Амбиции и способности – это разные качества. Амбиции мешают развитию способностей. Люди склонны выдавать свои амбиции за способности, но амбиции не могут заменить способности. Запредельные амбиции у людей, не имеющих способностей для их реализации, могут принимать самые неприятные формы. В этом Василий Порфирьевич однажды убедился в Казанском соборе. Там стало меньше стульев, и найти свободные места, чтобы посидеть в тишине и покое, было труднее, но Василию Порфирьевичу и Анне Андреевне повезло, и они сели на освободившиеся стулья. Появилась полная пожилая женщина, увидела, что сесть негде, и громко сказала недовольным голосом:
          - Все места заняты! Буду стоять, пока не освободят!
          Она подошла к пожилой женщине, сидевшей рядом с Василием Порфирьевичем и Анной Андреевной, и та сказала ей:
          - Сбоку есть место...
          - Нет, мне там не нравится! – капризно заявила женщина. – Я хочу сидеть так, чтобы видеть иконостас!
          - Ну, давайте я Вам уступлю место, - нерешительно сказала женщина и встала. Она была гораздо старше подошедшей женщины, но та, нисколько не смутившись, тут же села на её место. Через несколько секунд Василия Порфирьевича и Анну Андреевну обдало резким запахом мочи, исходившим от этой женщины, и они вынуждены были уйти. С тех пор у Василия Порфирьевича создалось стойкое убеждение, что непомерные амбиции человека, не подкреплённые его способностями, подобны резкому запаху мочи, исходящему от этого человека.
          Королёва и Пешкин, как всегда, очень громко обсуждали «судьбоносные» для завода вопросы, Пешкин, как обычно, стал орать громче Королёвой, и она возмутилась:
          - Миша, почему ты так кричишь? Я попрошу Василия Порфирьевича, чтобы в следующий раз, когда мы начнём разговаривать слишком громко, он не терпел, а сделал нам замечание!
          В такие моменты Василий Порфирьевич уже не пытался понять, что означает подобная выходка, для своего же спокойствия он сразу квалифицировал это как очередную хамскую выходку в его адрес: ведь Королёва, вместо пафосных слов, могла бы просто перестать орать вместе с Пешкиным. Но вместо этого она устраивала целое лицедейство.

          * * *
          Но не только Королёва позволяла себе хамские выходки против Василия Порфирьевича в его первый рабочий день. В конце дня пришёл Булыгин и - не без удовольствия! - рассказал:
          - Во вторник было совещание, на котором Гайдамака, разозлившись, стал кричать на Старшинова, тот стал оправдываться, и Гайдамака сказал ему: «Ах, ты не справляешься? Я завтра же направлю тебе в помощники Морякова!» - Сообщив это, Булыгин выложил главное, ради чего он пришёл: - Я, например, не представляю, как начальника бюро можно направить в помощники ведущему инженеру.
          Общение Василия Порфирьевича начало расширяться. Он стал участником всех совещаний корпусных цехов, которые проводил Гайдамака в своём кабинете, и если возникали вопросы, он их решал. Так он несколько раз решал вопросы с Филипповым. Несколько раз корпусообрабатывающий цех поднимал вопрос оформления карты разрешения на замену необходимого по спецификации, но отсутствующего на складе, полособульба на другой, аналогичный ему.
          - Что с полособульбом? - в очередной раз спросил Гайдамака.
          - Отдел снабжения оформляет карту разрешения на замену одного типа полособульба на другой, - в очередной раз ответил заместитель начальника корпусообрабатывающего цеха.
          - И когда карта разрешения будет оформлена? - спросил Гайдамака.
          - Отдел снабжения пока молчит.
          Поскольку этот вопрос возникал на каждом совещании, Василий Порфирьевич решил узнать, в каком состоянии находится карта разрешения на замену полособульба. Он поднялся на третий этаж, в бюро чёрных металлов Отдела снабжения, и молоденькая начальница бюро Юлия на его вопрос ответила:
          - Карта разрешения находится в Отделе Главного Конструктора, они должны дать своё заключение на замену полособульба.
          - И когда будет решён этот вопрос? - спросил Василий Порфирьевич.
          - Я не знаю, - ответила Юлия.
          А у Василия Порфирьевича после её ответа возникло ощущение, что перед этой молоденькой начальницей бюро в этом вопросе возникла глухая стена, которую она не в состоянии преодолеть в силу каких-то своих черт характера. Он вспомнил, как на совещании Гайдамака возмущался: «Где карта разрешения? Кто-нибудь может мне сказать?» - и решил преодолеть эту стену вместо Юлии. Василий Порфирьевич поднялся на четвёртый этаж, к секретарю Главного Конструктора, объяснил ей ситуацию, она отправила его к исполнителю, и тот при нём нашёл и подписал карту разрешения… Почти не глядя… Потому что вопрос замены одной марки полособульба на другую, аналогичную ей, не стоит и выеденного яйца. Перед Василием Порфирьевичем больше не было никакой стены, всё стало просто и понятно.
          В этом Василию Порфирьевичу помогло то, что он в последнее время постоянно разрушал стереотипы, ограничивающие его мышление. Стереотип — это такая же стена, которая только что нерушимо стояла перед Юлией, и которую он разрушил в течение нескольких минут. Но перед Юлией эта стена так и осталась нерушимой. Общаясь со снабженкой Юлией, не способной узнать, где находится карта разрешения, Василий Порфирьевич понял, чем ещё опасен стереотип. Внешнее равно внутреннему. Если Василий Порфирьевич с чем-то себя отождествляет, то это мешает ему реально воспринимать самого себя, а, значит, он и других людей с чем-то отождествляет, и это мешает ему воспринимать их реально.
          Василий Порфирьевич зашёл к Директору по информационным технологиям Никонову, чтобы узнать, как обстоят дела с внедрением программы 1С, и застал этого «менеджера успеха» читающим художественную книгу. Чтобы он воспринял его как своего союзника, Василий Порфирьевич сказал:
          - Виктор Валентинович, как Вы знаете, я три месяца был ночным дежурным, а теперь вернулся к своим обязанностям.
          - И что? – безразлично спросил Никонов.
          - Мне снова приходится работать в программе DRAKAR.
          - Так, - насторожился Никонов, - и что?
          - А то, что я не в восторге от программы DRAKAR!
          Никонов успокоился и разъяснил Василию Порфирьевичу, что его фактически отстранили от внедрения программы 1С, и вопросами информационных технологий сейчас занимается Главный инженер. Он также доходчиво объяснил Василию Порфирьевичу и недостатки программы DRAKAR, с которыми он был абсолютно согласен.
          Василий Порфирьевич пошёл обедать в столовую, увидел там Начальника бюро внешних заказов Дьячкова и Начальника бюро СТО Смирнова, и подсел за их столик. Они стали разговаривать, и Смирнов сказал с обидой в голосе:
          - В этом месяце Гайдамака понизил зарплату мне, Дьячкову и Личинкиной на 5 000 рублей каждому.
          - А мне Гайдамака уже целый год платит меньше на 5 000 рублей в месяц, - ответил Василий Порфирьевич.
          Дьячков и Смирнов не могли скрыть своего удивления.

          * * *
          Приближался Новый год, Пешкин начал развешивать на стенах новогоднюю мишуру. Василий Порфирьевич сказал ему, чтобы он не вешал мишуру над его головой, но Пешкин молча проигнорировал его слова и продолжил развешивать.
          А Василий Порфирьевич стал думать, как ему поступить в этой ситуации. Сорвать мишуру? Ему и самому было понятно, что это было бы глупо: их комнату украшают, а он не только сам ничего не делает, но ещё и пытается запретить это делать Пешкину. Василий Порфирьевич даже представил себя со стороны как тупого, закостеневшего придурка – точь-в-точь как придурок с газетой в электричке. Было очевидно, что сейчас он ведёт себя неадекватно. Но ведь и Пешкин тоже был неправ. Услышав запрет Начальника БАП, он должен был попытаться убедить Василия Порфирьевича в своей правоте…Но Пешкин молча продолжил делать своё дело, словно вместо Василия Порфирьевича было пустое место. Справедливости ради, Василию Порфирьевичу пришлось признать, что Пешкин всё-таки подчинился... Но по-своему: не дотянул гирлянду до последнего гвоздика, а оставил болтаться самый крайний кусок – как раз над тем местом, где сидел Василий Порфирьевич.
          Войдя в комнату следующим утром, Василий Порфирьевич увидел, что вчера Пешкин все-таки повесил гирлянду на последний гвоздик. Его это устраивало… Так почему же вчера он пытался сопротивляться? Ведь украшение помещения перед Новым годом имеет очень мощную энергетику, сопротивляться которой опасно. Значит, Василий Порфирьевич был неправ?
          Но обстоятельства сложились так, что Пешкин был наказан за неповиновение своему начальнику. Поскольку Королёва развела на подоконнике целую оранжерею цветов, она запретила Пешкину открывать окно. Но Пешкин, несмотря на запрет, каждое утро, пока не было Королёвой, слегка приоткрывал окно, потому что не мог смириться с мыслью, что оно закрыто. Но сегодня он был, как говорится, «пойман на месте преступления»: когда он выходил из комнаты, окно распахнулось от возникшего сквозняка. На улице был сильный мороз, но Василий Порфирьевич, увидев, что сквозняк распахнул окно, не стал его закрывать с целью спасти цветы Королёвой, а с чистой совестью вышел из комнаты вслед за Пешкиным: это было «семейное» развлечение Королёвой и Пешкина, и он предоставил им самим между собой разбираться. Цветы были благополучно заморожены, и в обед Королёва плакала, обидевшись на Пешкина за то, что по его вине погибли цветы, которые она так заботливо растила. После обеда она, вся обиженная, ушла к Слизкину, а Пешкин с потерянным видом периодически подходил к окну и смотрел, что он натворил.
          Королёва вернулась в 16 часов и стала смотреть видео об Экхарте Толле, которое ей скачал Ильюшин, и при этом она блаженно улыбалась. Видно было, что ей нравится, что говорил этот знаменитый психолог, но Василий Порфирьевич был уверен, что он никак не поможет ей измениться. Она слушала — но не слышала. Она смотрела — но не видела.

          * * *
          28 декабря в 12.30 сотрудники ПДО сели за Новогодний стол. На корпоратив не пришли: Жеребцов, Дьячков и Смирнов. Королёва в это время, конечно же, была у Слизкина. Пешкин вышел в коридор, позвонил ей, и через несколько минут она прибежала, запыхавшись. Все места были заняты, и «хозяин помещения» Грохольский усадил её рядом с Гайдамакой. Начальник сидел, отвернувшись от Королёвой, и весь его вид говорил о том, что он вынужден терпеть её присутствие.
Корпоратив получился довольно скучным, и когда «веселье» закончилось, Рогуленко сказала Василию Порфирьевичу… «в шутку»:
          - Ты выпил всю бутылку Мартини, которая была куплена для женщин! А я покупала её, между прочим, на свои деньги!
          После таких слов Василий Порфирьевич окончательно убедился в том, что принял верное решение - не участвовать в корпоративах… Временно: «Если сослуживцы злятся на меня, то через месяц всё должно забыть­ся. Время - это такая субстанция, в которой растворяется любая злоба. А если время не может растворить злобу, то это уже болезнь».
          Новогодний корпоратив был исключением из его правила, потому что это была «обязательная программа». В отличие от прежних празднований Нового года, после которых его переполняли позитивные эмоции, которые он долго не мог успокоить, сегодня он был спокоен. Он шёл отмечать праздник, заведомо зная, что люди, с которыми он будет выпивать, ненавидят его по каким-то своим соображениям, поэтому не сделал ни единого движения, чтобы повеселить их. Он даже свой тост «благородно» пропустил. Но это вовсе не помешало Василию Порфирьевичу пребывать в хорошем настроении, поскольку он пил Мартини и вкусно закусывал. Он затратил ровно столько эмоций, сколько ему понадобилось для поддержания собственного праздничного настроения.
          На следующий день, в обед, вчерашний корпоратив продолжился, все желающие выпить ушли в БОП, а Василий Порфирьевич остался сидеть в комнате, рассказывая всем интересующимся, что у него поднялось давление. Это была новая реальность, которая наступила после замещения Суханова: он уже не скрывал своё повышенное давление, и это помогало ему снять с себя сверхнапряжение и часть его переложить на плечи своих сослуживцев.
          Пока сослуживцы пьянствовали, Василий Порфирьевич очень хорошо поработал, напуганный нагоняем Гайдамаки, который тот устроил ему и Старшинову из-за неудовлетворительной установки труб в секции. И он знал, что 9 января 2013 года, когда он придёт на работу после Новогодних каникул, у него будет полно работы.
          Если в жизни человека происходят негативные события или испытания, он должен помнить, что они не могут продолжаться бесконечно. Если он это понимает, то они уходят из его жизни. Если он боится их, то они остаются с ним навсегда.
          Василию Порфирьевичу не было скучно, его душу согревала последняя новость: суд выдал ордер на арест бывшего владельца завода олигарха Сергея Пугачева.
          Филиппов тоже выпивал в БОП и сильно напился. Королёва, которая пила с ним, видела, в каком он был состоянии, но бросила своего друга на произвол судьбы, сославшись на то, что ей очень надо было куда-то спешить. Василий Порфирьевич подождал, когда на пути к метро Филиппов уйдёт подальше вперёд, и тоже пошёл домой. Каково же было его удивление, когда впереди он снова увидел огромную фигуру Филиппова. Он сильно качался, часто останавливался, потому что был сильно пьян, и морозный воздух его не отрезвлял. Таким пьяным Василий Порфирьевич никогда не видел Филиппова. Он мог бы помочь ему дойти до метро… Но вовремя вспомнил хамскую бестактность, допущенную Филипповым на днях в его адрес, и решил: «Сам напивался – сам и добирайся домой!» Василий Порфирьевич дождался, когда Филиппов скроется с его глаз, и, не спеша, пошёл к метро.
          Гипертония заставила Василия Порфирьевича совершать пробежки, днём 31 декабря была прекрасная погода, и он пошёл на пробежку вдоль берега Невы. На дороге его обогнал другой бегун, но гораздо моложе его. Посреди заснеженной улицы шёл, качаясь, очень пьяный мужчина, который, как видно, уже начал праздновать Новый год, и когда молодой бегун пробежал мимо него, мужчина остановился и стал озираться. А когда мимо него пробежал Василий Порфирьевич, мужчина, увидев его, удивлённо воскликнул:
          - Куда вы все бежите?
          Вечером Василий Порфирьевич и Анна Андреевна приготовили праздничный ужин и сели провожать старый год и встречать Новый год. У них получился настоящий семейный праздник… В отличие от встречи Нового года с сослуживцами.

          * * *
          В Новогодние каникулы Василий Порфирьевич наслаждался отдыхом, потому что знал, что после каникул его ждёт реальная работа, а не пустая болтовня. Он представил, как, начиная с 9 января 2013 года, будет приходить домой с работы, ужинать, смотреть новости, читать и заниматься другими домашними делами... И у него в груди возникло щемящее чувство нежности. Он в очередной раз убедился в том, что ему очень дороги и эта работа, и это общение, и этот режим: режим дня, режим недели и режим его жизни. Это и есть его плоть. При мысли о недавней работе в качестве ночного дежурного у Василия Порфирьевича никаких эмоций не возникло.
          Идя на работу после Новогодних и Рождественских каникул, Василий Порфирьевич чувствовал себя довольно напряжённо, потому что в каникулы его соседи по комнате должны были работать, и он ожидал от них подвоха. Войдя в комнату, он увидел на своём столе полнейший беспорядок: ручка лежала не на месте, монитор не был выключен, стол был завален компьютерными колонками Ильюшина. Василия Порфирьевича взбесило беспардонное поведение Ильюшина.
          В это время вернулся из туалета Пешкин, протянул ему мокрую руку, Василий Порфирьевич машинально пожал её – и, глядя на свою мокрую руку, уже не стал себя сдерживать:
          - Миша, какого хрена ты протягиваешь мне мокрую руку? Мне что же, после тебя ещё и руку вытирать?
          Вошёл Ильюшин, и Василий Порфирьевич накинулся на него:
          - Андрей, мне что же, снова убирать за тобой?
          - Да! - нагло ответил этот «святоша», поклонник Сахаджа Йоги.
          - Мне совсем не нравится такая привычка! - не унимался Василий Порфирьевич… Но уже через несколько минут его напряжение стало слабее, видимо, ему помогло то, что он не стал держать негативные эмоции в себе и выплеснул их на тех, кто стал причиной этих эмоций. А вскоре он совсем успокоился… И вместо возмущения у него появилось удивление от очевидного факта: сегодня Ильюшин вёл себя непривычно нагло. И вообще, с каждым днём он вёл себя с Василием Порфирьевичем всё наглее и наглее, и Морякову было удивительно наблюдать хамство в поведении человека, который старался приобщиться к индийской культуре, основанной на принципах ненасилия. В Интернете Василий Порфирьевич прочитал: «Сахаджа Йога — духовное, этическое учение, имеющее древние индийские корни. Сахаджа Йога является процессом пробуждения Кундалини, при котором человек получает самореализацию. Это проявляется в достижении состояния безмысленного осознания, ментальной тишины, нирвичара-самадхи. Основа образа жизни сахаджа-йога — непрестанная практика духовного восхождения. При этом сахаджа-йог является активным членом общества, который в любой ситуации остаётся спокойным, уравновешенным и с любовью относится к людям и миру». И что же Василий Порфирьевич видел на самом деле? Человек, который стремился достичь состояния нирвичара-самадхи, который «с любовью относится к людям и миру», с необыкновенной лёгкостью позволял себе банальное хамство по отношению к Василию Порфирьевичу. Кроме того, оскорбляя Василия Порфирьевича, пожилого мужчину, Ильюшин потенциально оскорблял и своего отца. Чудеса — да и только!
          Перед Василием Порфирьевичем возникла проблема: получалось, что неагрессивный человек вполне может совершать агрессивные поступки? Всё выглядело именно так. Ильюшин попользовался столом и компьютером Василия Порфирьевича, но навести после себя порядок на его столе демонстративно отказался. Или же поведение Ильюшина говорило о том, что он всё-таки агрессивный человек? Скорее всего, так и есть. А если допустить, что сегодняшнее хамство Ильюшина — это его месть за то, что несколько дней назад Василию Порфирьевичу пришлось выгнать его с кресла дежурного, потому что он мешал ему исполнять свои служебные обязанности, то, как ни крути, а получалось, что йог Ильюшин был очень злопамятным и мстительным человеком! Для Василия Порфирьевича это было очень странно: человек годами изучал Сахаджа Йогу, предназначенную для духовного совершенствования… Чтобы в итоге стать очень злопамятным и мстительным!
          У Василия Порфирьевича возникла другая ассоциация. Если Ильюшин мстит ему, потому что считает, что Василий Порфирьевич чем-то обидел его, хотя у него не было намерения умышленно обидеть его... То Грохольский старался обидеть Ильюшина постоянно и совершенно умышленно, кривляясь и передразнивая его: «Харе Кришна! Харе Рама! Харе Харе!»  Но у Ильюшина почему-то не возникало желание отомстить Грохольскому. В чём же разница? Может быть, Ильюшин на самом деле хотел бы отомстить Грохольскому, но понимал, что для этого у него, как говорится, руки коротки, поэтому он неосознанно выбрал более лёгкую жертву, чтобы, отомстив ей, при этом остаться безнаказанным?
          Когда на работу пришла Королёва, в комнате сразу воцарился шум, крик: Королёва и Пешкин стали делиться впечатлениями от Новогодних каникул, и им было чем поделиться: Пешкин ездил в Финляндию, Швецию и Норвегию, поэтому он не мог не кричать. А после обеда Королёва снова принялась воспитывать Пешкина:
          - В том, что я назвала тебя деточкой, нет ничего противоестественного. Вот если бы я Василия Порфирьевича назвала деточкой, это было бы противоестественно. - Упомянув всуе имя Василия Порфирьевича, Королёва продолжила вдалбливать в голову Пешкина, почему она имеет право называть его деточкой, и снова упомянула всуе имя Василия Порфирьевича: - Вот если бы я Василия Порфирьевича назвала деточкой, это было бы неправильно.
          Василий Порфирьевич понял, что Королёва очень хотела вызвать его гнев: первый раз она куснула его осторожно, но, поскольку он не отреагировал, она решила ни в чём себе не отказывать – и грызнула его уже всей пастью. Василий Порфирьевич так и не понял, зачем Королёвой понадобилось кусать его, он не давал ей ни малейшего повода, потому что сегодня вообще не разговаривал с ней. Он мог бы дать ей совет словами легендарного премьер-министра Виктора Степановича Черномырдина: «У кого руки чешутся – чешите в другом месте». Но она всё-таки его укусила, и он понял, что на людей с психическими расстройствами нормальные человеческие увещевания не действуют, поэтому решил поступить с ней по законам итальянской мафии: «Месть — это блюдо, которое лучше подавать холодным». А это значит, что сегодня он стерпит укусы Королёвой, а завтра - с огромным удовольствием! - больно куснёт саму Королёву, проигнорировав её день рождения. И это вернёт ему нарушенное сегодня душевное равновесие. Это решение он принял месяц назад, за месяц Королёва имела возможность исправиться, но этого не произошло, и Василий Порфирьевич укрепился в своём решении. Может быть, кто-то считает, что мстить – это неблагородно… Но Ницше утверждал: «Маленькое мщение более человечно, чем отсутствие всякой мести» - а Василий Порфирьевич хотел оставаться человечным.
          Покончив с Пешкиным, Королёва стала «разговаривать» с Ильюшиным: она сидела в своём углу, и ей пришлось кричать через всю комнату Ильюшину, который сидел в своём углу. Пешкин тоже орал, стараясь участвовать в их разговоре... Но здесь невозможно было что-либо исправить: просить Пешкина разговаривать нормальным голосом — это то же самое, что просить ничтожество мгновенно обрести достоинство. Даже если человек начинает понимать, что ведёт себя недостойно, ему не всегда удаётся обрести достоинство. Это Василий Порфирьевич знал из собственного опыта. Конечно, он уже старик… Но его жизнь ещё не закончилась, и он не терял надежды обрести чувство собственного достоинства, которого в детстве его лишили родители, причём, из самых лучших побуждений.
          Василий Порфирьевич получил расчётный листок, Гайдамака начислил ему 45 732 рублей, чистыми он получит 39 329 рублей. Это была хорошая новость.
          А Королёва пожаловалась:
          - Моя зарплата всё ниже и ниже!
          Пешкин и Ильюшин тоже были недовольны своими зарплатами. Отношение Гайдамаки к своим подчинённым было похоже на весы: они качались то в одну сторону, то в другую. Но и в других подразделениях дела были не лучше. Старый знакомый Василия Порфирьевича из отдела Главного Технолога, с которым он утром шёл на работу, пожаловался:
          - На заводе бардак! Работал за двоих, а заплатили всего лишь 30 000 рублей!
          Друг Пешкина, который работает в СПКБ (Северное проектно-конструкторское бюро), пожаловался, что с Нового года всем конструкторам платят по 10 000 рублей…
          Василий Порфирьевич понял, что он ещё хорошо устроился.

          * * *
          Грохольский привёл в комнату 220 для знакомства нового сотрудника своего бюро, высокого молодого человека, которого Гайдамака взял вместо Антона:
          - Знакомьтесь, наш новый сотрудник, - представил его Грохольский. - Его зовут Сергей Гниломедов.
          - Мы так понимаем, что он должен усилить корпусную группу? - спросила Королёва и посмотрела на Василия Порфирьевича.
          - Да, - ответил Грохольский.
          - Ясно. Сейчас все силы начальник бросил на усиление корпусной группы, а я в корпусном производстве ничего не понимаю. Всё, я беру Сергея на воспитание, потому что у меня всё равно нет работы, и мне нечего делать! - заявила Королёва.
          - А при чём тут корпусная группа? - уточнил Василий Порфирьевич у Грохольского. - Если его взяли вместо Антона, значит, он, по идее, должен заниматься трубами?
          - Нет, - ответил Грохольский. - Начальник и сам ещё не знает, чем будет заниматься Сергей, поэтому, как всегда, свалил всё в кучу.
          Василий Порфирьевич вполне мог представить состояние Гниломедова, потому что сам пережил похожее состояние, когда на «усиление» БАП Гайдамака взял Королёву и Пешкина. Не дай Бог кому-нибудь другому пережить такое «усиление».
          На следующем совещании по корпусному производству Гайдамака объявил всем, что Сергей Гниломедов будет заниматься гальваническим, трубомедницким и малярным цехами.
          10 января Королёва пришла очень рано - в 8.25, поздоровалась со всеми, мужчины тоже с ней поздоровались. Она побродила по комнате и начала брюзжать:
          - Почему меня никто не поздравил с днём рождения? Поздороваться с утра - это одно, а сразу поздравить с днём рождения - это совсем другое настроение.
          Пешкин тут же вскочил, поздравил её с днём рождения и вручил свой подарок. Ильюшин отозвался из своего угла:
          - Диана Ефимовна, с днём рождения! - но вставать не стал.
          А Василий Порфирьевич никак не отреагировал, потому что в 9 часов весь отдел придёт в комнату 220 поздравлять Королёву. И в 9 часов все сотрудники ПДО во главе с Жеребцовым пришли поздравить Королёву... Кроме самого главного - Гайдамаки.
          Выслушав поздравления Королёва сказала:
          - Хоть бы кто-нибудь пожелал мне, чтобы я хоть раз ошиблась! Я была уверена на 99, 9% в том, что Гайдамака не придёт меня поздравлять, и, как всегда, не ошиблась. Но он меня не знает! Я заставлю его поздравить меня!
          И всё утро своего дня рождения Королёва потратила на то, чтобы попасть на прием к Гайдамаке и выяснить с ним отношения. Перед обедом она стала накрывать праздничный стол в БОП и с радостью заявила Василию Порфирьевичу:
          - Вот как я вас люблю, Василий Порфирьевич: даже стол арендовала в БОП, чтобы вас не беспокоить!
          «Если уж ты решила меня не беспокоить, то и я тебя не побеспокою своим присутствием!» - не без злорадства подумал Василий Порфирьевич, предвкушая свою месть… И тут же поймал себя на мысли: «Оказывается, я тоже злопамятный и мстительный? Ну и дела! С кем поведёшься…»
          В обед Василий Порфирьевич, как и решил, вместо корпоратива по случаю дня рождения Королёвой пошёл в столовую. К нему подсел Самокуров и стал рассказывать:
          - Утром я пошёл с докладом к начальнику и увидел в приёмной Вашу Королёву. Я спросил, что она тут делает в свой день рождения, и она сказала мне: «Я хочу попасть на приём к начальнику и поругаться с ним, потому что он не поздравил меня с днём рождения!» Я еле отговорил вашу фурию от этого и буквально вытолкал её из приемной!
          Рассказ Самокурова нисколько не удивил Василия Порфирьевича, потому что он прекрасно знал, на что способна Королёва. Если она считает ничтожествами Василия Порфирьевича и всех остальных сослуживцев, это ещё куда ни шло. В этом вопросе он понимал её мотив. Как говорил Заратустра: «Нищих надо бы совсем уничтожить! Поистине, сердишься, что даёшь им, и сердишься, когда не даёшь им». Но считать ничтожеством своего начальника, который дорос до Директора по производству огромного завода - это уж слишком!
          Пешкин очень уважительно, даже можно сказать, любовно, относился к Королёвой, готов был выполнить любое её желание. И чем уважительнее он относился к Королёвой, тем высокомернее сам Пешкин стал относиться ко всем остальным сослуживцам: он стал хватать мокрыми руками дверные ручки, громко зевать и икать, пить банальный чай со стоном, как при оргазме... У Василия Порфирьевича создалось впечатление, что Королёва присвоила себе всё уважение, которое Пешкин способен был иметь к людям, не оставив ничего другим. У Ильюшина в последнее время тоже стали проявляться подобные черты.
          В 14 часов Королёва вернулась из БОП, торопливо, не глядя в сторону Василия Порфирьевича, оделась и буквально выбежала из комнаты. Василий Порфирьевич был доволен: сегодня он и Гайдамака, не сговариваясь, сильно разозлили Королёву. Она угадала, что Гайдамака не придёт поздравлять её - честь и хвала ей за это… Но она не сообразила, что тишайший Василий Порфирьевич может не простить ей хамские выходки последних дней и не прийти на её день рождения.
          Пришёл Смирнов и, посмотрев на пустой стол Королёвой, спросил:
          - А где Диана Ефимовна? Там? - и кивнул в сторону технического корпуса.
          Василий Порфирьевич кивнул ему в ответ. Все уже знали, что Королёва львиную часть рабочего времени проводит там.

          * * *
          На следующий день, когда Василий Порфирьевич ехал на работу, на одной из станций метро в электричку вошёл уже знакомый ему придурок с газетой. Василий Порфирьевич заранее решил: если придурок станет напротив него, то он положит ногу на ногу. Придурок с газетой нерешительно потоптался на месте и развернулся в сторону Василия Порфирьевича, хотя места было достаточно везде. Василий Порфирьевич тут же положил ногу на ногу и для надёжности обхватил её обеими руками. Придурок развернул свою газету и стал приближаться к Василию Порфирьевичу... Но неожиданно наткнулся на его ногу, которая оказалась прямо между ног придурка.
          - Уберите ногу! - потребовал придурок.
          - А ты убери свою газету!
          - Куда же я её уберу? - спросил придурок, который решил прикинуться ещё более придурковатым придурком, так сказать, придурком в квадрате… Или даже придурком в кубе. Когда Василий Порфирьевич положил ногу на ногу, то его немного мучила совесть за то, что он так поступил, кроме того, его мучила совесть ещё и за то, что он в душе называл этого мужчину придурком… Но после последней фразы своего оппонента совесть окончательно перестала мучить Василия Порфирьевича, и он уже не мог называть этого человека иначе: теперь для Василия Порфирьевича этот человек существовал только под одним именем – Придурок.
          - А куда хочешь! - безразлично ответил Василий Порфирьевич.
          Придурок внимательно посмотрел на ногу Василия Порфирьевича между своих ног, Василий Порфирьевич, для активизации аналитических способностей Придурка, стал медленно приближать носок своей ноги к его промежности, и он удивлённо спросил:
          - Это нормально?
          Но Василий Порфирьевич решил, что больше ничего не должен говорить ему, всё и так было предельно ясно. Придурок в квадрате – или в кубе - развернул газету, стараясь её краем достать до лица Василия Порфирьевича - а лучше всего до глаз - как это было раньше... Но нога Василия Порфирьевича держала его на расстоянии, и желаемый результат не был достигнут. Василий Порфирьевич видел осуждающие взгляды людей, устремлённые на него, но выдержал характер: для него сейчас самое главное было в том, чтобы сохранить душевное равновесие в ситуации, когда против него совершалась явная агрессия. Нарушенное равновесие и неспособность отвечать на проявляемую против него агрессию были причинами, из-за которых у него было повышенное давление.
          На следующей станции Придурок отвернулся от Василия Порфирьевича и отошёл в сторону вместе со своей газетой. На его место устремились нормальные люди, и Василий Порфирьевич убрал ногу. Он одержал победу над Придурком.
          Но когда он вышел из электрички на своей станции метро, у него неожиданно возник страх снова встретить в электричке этого Придурка с газетой, и этот страх возник от понимания того, что Придурок потому и является Придурком, что ничего не способен понять из возникшей ситуации, и в следующий раз снова подойдёт не к кому-то другому, а именно к нему со своей газетой и будет стараться попасть ему в глаза. И Василию Порфирьевичу снова придётся класть ногу на ногу. Василий Порфирьевич вспомнил наивный вопрос придурка: «Это нормально?» - и понял: «Нет, это ненормально!» Он понял, что ему не хочется этого делать, потому что в этом случае он становится таким же придурком, как тот – с газетой! Но как избавиться от этой ситуации?
          Василий Порфирьевич много думал над тем, как вести себя в подобной ситуации… И настал момент, когда он задался вопросом: «А я уверен, что место, на котором я люблю сидеть и которое так привлекает Придурка с газетой - хорошее? Если Придурка — то есть человека с очень грязной энергией — всегда, как магнитом, притягивает именно к этому месту, значит, это место обладает грязной энергией, и мне лучше его покинуть!» Он обрёл новое знание, которое гласило: «Место в пространстве, которое притягивает многих людей, заведомо обладает грязной энергией. Значит, и должность Начальника БАП заведомо обладает грязной энергией, поэтому на неё претендуют люди, которых даже Гайдамак называет полусумасшедшими». И Василий Порфирьевич решил вообще не садиться в электричке. Сумки у него не было, спать в электричке он не мог, к тому же ему уже давно не нравилось, что он, мужчина, без сумки, сидел, а рядом с ним стояли женщины с тяжёлыми сумками.
          Королёва, придя на работу, на Василия Порфирьевича не смотрела и с ним не разговаривала, Ильюшина в этот день не было, поэтому всё своё общение она обрушила на довольного Пешкина. Впрочем, такой стиль общения в их комнате установился уже давно, и ничего необычного для Василия Порфирьевича в этом не было. Это значит, что вчера Василий Порфирьевич совершил поступок, который, по большому счёту, ничего не изменил в их отношениях: они как были врагами до дня рождения Королёвой, так и остались ими после него, они лишь на некоторое время перестали участвовать в лицедействе под названием «Нормальные человеческие отношения». В 10 часов Королёва, как обычно, ушла к Слизкину.
          Глядя на Королёву, Василий Порфирьевич не переставал удивляться: эта женщина – очень неглупая женщина! - дожила до пенсионного возраста, но ей так и не хватило ума понять свою проблему. Но ведь если она два года находится рядом с ним, значит, своим присутствием она даёт ему понять, что он тоже никак не может осознать какую-то свою детскую проблему. Из этого выходило, что им предстоит ещё поработать вместе.
          Когда Королёва вернулась, позвонил Гайдамака, она взяла трубку, и начальник спросил:
          - Ильюшин?
          Королёва почему-то решила, что это звонит сам Ильюшин, и, поскольку была не в духе, грубо ответила:
          - Хватит придуриваться! - и только потом, услышав в ответ молчание, поняла, что это Гайдамака спрашивает Ильюшина.
          Сегодня Василий Порфирьевич осуществил ещё одно своё давнишнее намерение. Когда он вошёл в комнату и направился к своему столу, Королёва, сидевшая в кресле напротив стола Пешкина, «увлечённая беседой» с начальником сборочно-сварочного цеха Елистратовым и положившая ногу на ногу, не убрала ногу с его пути, и Василию Порфирьевичу пришлось пройти – вернее, протиснуться между её ногой и столом - один раз... Потом он повторил эксперимент и протиснулся второй раз… Никакой реакции! Она вела себя так, словно Василий Порфирьевич был бесплотным духом. Он был поражён: это же как надо презирать человека, чтобы вообразить, будто его вообще не существует на свете! Королёва вела себя точно так же, как Придурок с газетой в метро. На третий раз Василий Порфирьевич решил, что теперь уже настала его очередь вести себя так, словно передним не Королёва, а бесплотный дух - и он пошёл, не останавливаясь, и буквально снёс ногу Королёвой, преграждавшую ему путь. Он был уверен, что для женщины, требующей от всех мужчин преувеличенного внимания к своей персоне, это был очень сильный знак, который убедительнее любых слов.
          Могла ли Королёва чувствовать себя высокомерно рядом с Василием Порфирьевичем, если бы у неё не было ресурса в лице Пешкина и Ильюшина, не говоря уже о Слизкине? Нет! Ильюшина она приблизила к себе только потому, что ей не хватало одного Пешкина, чтобы чувствовать себя уверенно рядом с Моряковым. И чем громче кричала Королёва, разговаривая с Пешкиным, тем сильнее был её страх перед Моряковым.
          Поэтому Василий Порфирьевич пытался понять: в чём причина страха Королёвой перед ним? Это можно было объяснить на примере сотрудников БОП. Они были так злы на него, что даже не могли скрыть свою злость, и всё потому, что считали его виновным во всём том, что происходило в ущерб их интересам. Они были настолько стереотипны в своём мышлении, что не могли понять, что всё происходящее с ними – это интриги Гайдамаки, который панически боится лишиться своей должности. А поскольку его интриги были рассчитаны именно на таких стереотипно мыслящих людей, то у него всё получалось: сотрудники БОП считали именно Морякова виновником всех своих бед. Но самого Василия Порфирьевича интриги Гайдамаки не могли направить по ложному следу, он прекрасно видел, что весь хаос создаётся по воле Гайдамаки, поэтому не считал своими врагами ни сотрудников БОП, ни других своих сослуживцев… Если, конечно, они его не обижали. Гайдамака видел, что Василий Порфирьевич не поддаётся на его провокации, поэтому боялся его. И Королёва его тоже боялась, потому что Василий Порфирьевич видел, как она дрессирует Пешкина и Ильюшина, но сам не поддавался её дрессировке. Если у человека есть оружие, и он вдруг понимает, что оно его не защищает, то он чувствует себя безоружным. Королёва чувствовала себя безоружной рядом с Василием Порфирьевичем, который не поддавался её магии.
          Василий Порфирьевич пошёл в туалет, помыл руки, стал сушить их электросушилом... И увидел, что на нём лежит кошелёк. Он исследовал его содержимое и обнаружил в нём купюру в 50 рублей и немного мелочи. Он хотел было совершить доброе дело - отнести его в диспетчерскую... И тут его осенило: а вдруг он не первый нашёл его? И если там было больше денег, то, значит, тот, кто нашёл кошелёк до него, взял эти деньги? Тогда добрый поступок Василия Порфирьевича обернётся против него: если там было больше денег, то его хозяин, если он объявится, может подумать, что это Василий Порфирьевич взял деньги. А если в кошельке было на самом деле 50 рублей, то это невелика потеря для его хозяина. И Василий Порфирьевич оставил кошелёк на месте и быстро вышел из туалета. Когда он в следующий раз пошёл в туалет, то увидел, что кто-то положил кошелёк на ёмкость с жидким мылом, висящим на стене. Но в диспетчерскую кошелёк никто не отнес, как это хотел сделать Василий Порфирьевич… И он понял, что желание отнести кошелёк в диспетчерскую выдавало его неосознанное стремление прославиться, показать всем, какой он хороший. И результат этого порыва был бы плачевным.