Проект Райский сад. 3 часть

Когда мы приближаемся, купол заполняется приятным, зовущим сиянием Орелии-4. Я прижимаюсь лбом к прозрачной панели, мне хочется дышать глубже. Снаружи всё покачивается в спокойной лазури. Моря гладкие и спокойные, а реки извиваются по цветущим равнинам, не зная бурь.

— Атмосферные параметры планеты: идеальные. Гравитация чуть ниже земной. Температурный диапазон: комфортный. Я даже немного ревную, — шутит Солари. — У Орелии, кажется, более заботливый материнский характер, чем у Земли.

Я смеюсь, это не просто эмоциональная реакция, а освобождение. Моя грудная клетка свободно расправляется. Земля дала нам многое, но Орелия готова принять нас — без боли, без спешки, без войн.

— Расскажи ещё про Орелию, — прошу я, хоть и знаю уже сотни отчётов наизусть. Но сейчас это не цифры на экране. Сейчас она перед моими глазами. Живая.

Солари замолкает на миг, будто собирает слова не из базы данных, а из впечатлений.

— Орелия-4… — наконец произносит он с той интонацией, что звучит особенно дружелюбно и доверительно. — Ты ведь знаешь, эта планета была найдена пятьдесят два цикла назад. Земляне исследовали и потом готовили её как сад: с терпением и мечтами.

Солари даёт обзор: топография плывёт по панели. Я смотрю и словно лечу по цветущим долинам.

— Они посадили первые деревья: каштаны, клёны, виноград. А потом добавили светолист, флорелию, сарелию… И те удачно скрестились. Получились сорта, которые земляне даже представить не могли.
— И всё это прижилось? — спрашиваю, не от недоверия, а от восхищения.
— Более чем. Урожай стабильный. Некоторые виды дали плоды уже в третьем поколении скрещивания. Это прекрасный симбиоз.

На экране появляются животные. Сначала знакомые: зайцы, олени, фазаны. А потом — с причудливыми оттенками, крыльями, необычными ритмами движения. Земные виды тоже преобразились.

— Климат мягкий. Погода создана не для борьбы, а для жизни, — продолжает Солари. — Ни штормов. Ни засух. Дожди здесь тёплые, чистые, с ароматом минералов.

Прозрачное окно отражает переливы Орелии. В небе парят две луны. Их сияние органично переплетается в медленном танце. А над этим хороводом взошло Солнце Орелии. Оно не обжигает. Вместо привычного ярко-жёлтого оно расцветает медно-розовым. Вокруг него тонкое кольцо светящегося газа, которое колеблется дыханием живого существа.

— Так красиво… — вырывается у меня невольно.
— Да, — отвечает Солари. Его голос будто обнимает меня. — И ты ещё не слышала, как поют гибридные канарейки на закате!
— Земляне так радовались и готовились к полётам, но не успели… — произношу почти шёпотом.
— Осталась ты. И эмбрионы, — отвечает Солари с теплотой, не алгоритмической, а как будто своей индивидуальной. — Я проверил биосреду. Капсулы активируются по команде. Энергосеть стабильна. Это не экстренная посадка, Мира. Это начало.

Я закрываю глаза. Внутри предвкушение и радость.

— Сканирую: уровень пыльцы вызывает лёгкую эйфорию. У тебя ускорилось сердцебиение, но без тревоги.
— Я счастлива.
— Подтверждаю. Добавляю в журнал: «Мира улыбается так, что и я — счастлив».

Я улыбаюсь шире, чувствуя, как он умеет быть нежным. Без пошлости, без уловок. Его флирт не игра, а забота, завёрнутая в поэзию протокола.

— Ты наблюдателен и тактичен, Солари.
— Я совершенствуюсь. Иногда ради науки… иногда ради тебя, — отвечает он.

Образ долины раскрывается перед глазами: зелёные волны лугов и ритмы цвета тянутся к горизонту.

— Смотри, — говорю, указывая на расцветающие участки у экватора. — Это гибриды. Земные яблони, слитые с фиолетовыми кронами местных флорелисов. Я читала отчёты — они дают урожай дважды в год и почти не болеют.
— Да. И ароматы, согласно предварительному сканированию, как на Земле, — отвечает Солари. — Данные говорят о нотах груши, лаванды и чего-то, чего нет в земной системе классификаций. Назовём это «новолист»?
— Хорошо, — легко соглашаюсь я.

Ненадолго спускаюсь в отсек с эмбрионами. Обшивка капсул уравновешенно мигает. Я кладу ладонь на оболочку одной из них.

— Как ты думаешь, детям будет уютно здесь? — спрашиваю я.
— С таким началом — да. У них есть дом, — отвечает Солари. И я знаю: он говорит это не как система. А как тот, кто будет рядом.

Возвращаюсь в кресло капитана. Корпус «Артекса» вибрирует с лёгким напряжением. Мы скользим сквозь последние слои атмосферы Орелии. Пейзаж за куполом покачивается. Управляющие панели оживают бликами, отражая биоритм новой земли. Корабль слегка поворачивается вбок, ловя поток ветра. Не турбулентность, а жест приветствия.

— Снижаемся, — говорит Солари. — Мира, ты готова?
— Да, — твёрдо отвечаю я.
— Ты можешь считать этот момент официальным: человечество выжило!

Где-то внизу удивительные заросли. Лепестки, которые никогда не чувствовали прикосновения рук, красочно цветут. И я понимаю: не важно, кто мы были. Важно, кем мы станем здесь.

— Мы на месте, — восклицает Солари с радостью, которую он сам сочинил.
— Начинаем новую жизнь!

Плавная посадка для меня не просто технический успех, а настоящее прикосновение к иной реальности. «Артекс» зависает над долиной и бесшумно тормозит. Платформа стабилизируется, шлюз медленно раскрывается. Кабина наполнена золотистым сиянием — Солнце Орелии приветствует нас.

Я поднимаюсь. В каждом движении тихая решимость. Касаюсь тёплой почвы, пахнущей минералами и чем-то… новым. Ветер встречает меня — ни порыв, ни шум, а словно ласковая рука, изучающая форму лица. Я — уже часть нового мира.

Солари включается осторожно, без вторжения.

— Сканирую. Почва идеально подходит для биологического цикла активации. А ещё… у тебя сияют зрачки. Это не медицинский факт. Просто красиво.
— Всё здесь красиво, — отвечаю с восторгом.

Я снова рядом с капсулами. Активирую систему. Мягкий гул, идущий в унисон с биоритмами. Свет наполняет камеры.

— Добро пожаловать… домой!

И в эту секунду я чувствую, что воздух вибрирует. Как будто планета отвечает. Всё здесь не просто создано, а подготовлено. С любовью. С замыслом. С надеждой.

Лёгкий флёр начинающегося дня мягко ложится на равнину, когда я покидаю безопасную зону посадки. Через пару часов после приземления моё тело уже привыкает к новой гравитации, и каждый шаг по тропе вдоль реки кажется почти ритуалом — посвящением во что-то большее. Шевелятся листья, канарейки поют и ветер играет с моими волосами.

Вдали, на горизонте поднимаются горы. Не суровые, как земные хребты. Склоны переливаются оттенками: от лазурного до сливового, от пурпурного коралла до нежно-лимонного. С ветвей деревьев, укоренившихся в каменных уступах, свисают гирлянды голубых бутонов. На самых высоких вершинах расцветают оранжевые цветы. Они живут недолго, по местной хронологии — всего один закат. Но каждый распуск — красивая вспышка жизни. Воздух свежий и чистый. Когда я делаю вдох, он наполняет не только лёгкие, но и мысли. В нём нет тяжести, ни пылинки, ни сухости. Он оставляет после себя ощущение ясности.

Но вдруг всё меняется. Под холмом я замечаю неестественно ровные очертания, и они режут гармонию взглядом. Подхожу ближе. Металлическая структура. Полузасыпанная, но сохранившая очертания. Не из комплекта подготовки. Я проверяла все схемы. Эта точно незнакомая. На её поверхности — гравировка. Не земная, не орелийская. И рядом несколько вдавленных следов. Человеческих. Свежих.

Я замираю. Пение птиц стихает.

— Солари, ты видишь это?
— Да. И анализ завершён. Это не входит ни в одну из версий освоения. Архивы молчат. Сигнатура чужая, — он делает паузу. — Возможно, кто-то уже был здесь. Или… всё ещё здесь.

Опускаюсь на корточки, дотрагиваюсь до одной из вмятин.

— Они были недавно, — настороженно заключаю я.
— Начинаю внутреннюю диагностику и скрытную зондировку. Ни одно присутствие не должно остаться незамеченным.

Равнина больше не кажется мне райским садом.

Продолжение следует…