Йозеф фон Эйхендорф Мраморное изваяние

Новелла

Мраморное изваяние
             Был прекрасный летний вечер, когда Флорио, молодой дворянин, медленно ехал к воротам Лукки, наслаждаясь тонким ароматом, который витал над прекрасным пейзажем, башнями и крышами города, а также над красочными процессиями изящных дам и господ, которые с наслаждением прогуливались по обеим сторонам каштановых аллей.
        Затем по той же дороге на грациозной лошади к нему присоединился другой всадник в красочном костюме, с золотой цепью на шее и в бархатном берете с перьями на темно-каштановых кудрях, и дружески поприветствовал его. Они ехали бок о бок в вечернем сумраке и вскоре разговорились, и юный Флорио нашел стройную фигуру незнакомца, его свежие, смелые манеры и даже его веселый голос настолько очаровательными, что не захотел расставаться с ним.
      - Какое дело привело Вас в Лукку? - спросил, наконец, незнакомец
      - Собственно говоря, у меня вообще нет никаких дел. – слегка смущаясь, ответил Флорио.
        - Никаких дел? Ну, тогда Вы точно поэт! – весело улыбнулся всадник.
        - Нет, не угадали! – возразил Флорио все больше и больше краснея. - Я действительно время от времени пробовал свои силы в искусстве веселого сочинительства, но, когда я затем снова прочел великих старых мастеров, то понял, что все, чего я иногда только тайно желал и подозревал, уже действительно существует и живет, и тогда я почувствовал себя слабым голоском жаворонка, унесенным ветром под необъятный купол небес.
    - Каждый хвалит Господа Бога на свой манер, - ответил спутник. – Но все голоса вместе творят весну. При этом его большие, проницательные глаза с явным удовольствием смотрели на красивого юношу, который так невинно смотрел в сумеречный мир, который раскрывался перед ним.
- Теперь я, — продолжал он, став смелее и увереннее, — выбрал путешествие и чувствую себя словно освобожденным из тюрьмы; все мои старые желания и радости теперь внезапно обрели свободу.  Ведь я вырос в тихой сельской местности, как долго я с тоской смотрел в даль на сияние гор, когда весна гуляла по нашему саду, словно волшебный менестрель, заманчиво напевая о прекрасной дали и великой, не соизмеримой ни с чем радости.
      После этих слов незнакомец погрузился в глубокие размышления
- Вы когда-нибудь слышали- спросил он слегка расстроенно, но абсолютно серьезно, -  о том удивительном музыканте, который своей игрой завлекает юношей на заколдованную гору, откуда никто больше не возвращался? Берегитесь!
    Флорио не знал, что ему и думать после этих слов незнакомца, но не стал его об этом расспрашивать, ибо они только что, вместо того чтобы направиться к воротам, следуя незамеченными за процессией гуляющих, вышли на широкую зеленую площадь, где царила веселая музыка, где были разбиты разноцветные палатки, всадники и просто гуляющие, переливались как разноцветные волны в последних вечерних лучах.
     «Неплохое место для отдыха, — весело сказал незнакомец, раскачивая палатку, — до скорой встречи!» И с этими словами он быстро скрылся в толпе. 
         Флорио на мгновение замер в радостном изумлении перед неожиданной перспективой. Затем он последовал примеру покинувшего его спутника, передал лошадь слуге и смешался с оживленной толпой.   
          То и дело из цветущих кустов раздавались песни и музыка, обыкновенные женщины прохаживались взад и вперед под высокими деревьями, их прекрасные глаза осматривали сияющий луг, они смеялись, болтали и красочные перья на их шляпах казались в теплом вечернем золоте, словно цветочные клумбы, качающиеся на ветру. Чуть дальше, на ярко-зеленом поле, несколько девочек весело играли в волан. Разноцветные перьевые шары порхали, словно бабочки, описывая сверкающие дуги в голубом воздухе, а образы девушек, парящих в зелени, представляли собой интереснейшее зрелище. Одна из них особенно привлекла внимание Флорио своей изящной, почти детской фигурой и грацией движений. На ее головке был венок из цветов, и она была подобна радостному образу весны, когда она то легко пролетала над лужайкой, то кланялась, то грациозно поднималась в прозрачный воздух.
      Из-за оплошности соперницы ее воланчик полетел в неправильном направлении и приземлился прямо перед Флорио. Он поднял его и передал девочке в веночке, прибежавшей за ним. Она остановилась, явно растерявшись, и молча смотрела на него своими красивыми большими глазами. Затем она поклонилась, покраснела и поспешила обратно к своим подружкам по играм.
          Большой, сверкающий поток экипажей и всадников, медленно и величественно двигавшийся по главной улице, отвлек внимание Флорио от очаровательной игры, и он около часа бродил в одиночестве среди постоянно меняющихся пейзажей.
      «Это певец Фортунато!» услышал он вдруг восклицание нескольких женщин и рыцарей. Он быстро оглянулся туда, куда они указывали, и, к своему великому изумлению, увидел изящного незнакомца, который сопровождал его сюда еще несколько минут назад. Прислонившись к дереву на краю луга, он стоял в окружении женщин и рыцарей, которые слушали его пение, которому время от времени любезно подпевали несколько голосов из собравшихся на лужайке гостей. Среди них Флорио снова заметил прекрасную девушку с воланом, которая с тихой радостью, широко открыв глаза, вслушивалась в музыку.
              Порядком испугавшись, Флорио вспомнил, как недавно он беспечно болтал со знаменитым певцом, которого он знал по слухам и которым давно восхищался, но продолжал застенчиво держаться в стороне, прислушиваясь к спору. Ему хотелось бы простоять там всю ночь, эти звуки действовали на него настолько воодушевляюще, что он очень рассердился, когда Фортунато быстро закончил беседу, и вся компания покинула лужайку.
    Затем певец увидел вдалеке молодого человека и тут же направился к нему. Он любезно взял его за обе руки и, несмотря на все возражения, повел несмышленыша, как милого пленника, в ближайшую открытую палатку, где уже собралась компания и даже приготовила веселый ужин. Все приветствовали Фортунато, как старого знакомого, множество прекрасных глаз с радостным удивлением остановилось на молодой, цветущей фигуре спутника.
       После множества забавных приветствий все вскоре собрались вокруг круглого стола в центре палатки. Освежающие фрукты и вино в прозрачных граненых бокалах сверкали на ослепительно-белом фоне сервировки стола, большие букеты цветов благоухали в серебряных сосудах, между которыми грациозно выглядывали лица прекрасных девушек; снаружи последние вечерние огни играли золотым светом на лужайке и реке, которая скользила перед палаткой, гладкая, как стекло. Флорио почти невольно присоединился к симпатичной девочке. Она сразу узнала его и сидела тихо и застенчиво, но ее длинные, робкие ресницы не могли скрыть ее темного, сияющего взгляда. 
       
    Было решено, что каждый из собравшихся за столом должен будет поздравить свою возлюбленную с помощью небольшой импровизированной песни. Легкая песня, которая лишь касалась поверхности жизни, как весенний ветерок, но не затапливала ее, радостно кружила по столу венком веселых образов. Флорио был совершенно счастлив в душе, все его глупые тревоги отступили, и он мечтательно, все еще со счастливыми мыслями, разглядывал среди огней и цветов прекрасный пейзаж, раскинувшийся перед ним, который медленно тонул в вечернем сиянии. И, когда пришла его очередь произнести тост, он поднял бокал и спел:
Каждый грезит о своем,
Я стою особняком,
Кто бы ни спросил, о чем,
Непонятно, речь о ком?
Я же должен, как волна в потоке пенном
Тихо шелестеть в преддверии весеннем.
Его прелестная соседка смотрела лукаво на него исподлобья и снова опускала головку, когда встречалась с ним взглядом. Но он пел с таким искренним чувством и потом так настойчиво склонился над ней, обволакивая своим прекрасным умоляющим взглядом, что она охотно позволила ему быстро поцеловать себя в алые, горячие губки. «Браво, браво!» — закричали несколько мужчин, за столом раздался озорной, но невинный смех. Флорио торопливо и смущенно осушил свой бокал, прекрасная девушка, которую он поцеловал, опустила глаза, сильно покраснела, и выглядела неописуемо очаровательной в пышном цветочном венке.
           Итак, каждый из счастливчиков с радостью выбрал себе возлюбленную. Только Фортунато принадлежал либо всем, либо никому и казался почти одиноким в этом изящном пестром окружении. Он был невероятно весел, и многие назвали бы его самоуверенным за то, что он позволял себе бурно переключаться с остроумия на серьезность или шутку, если бы у него не было такого чудесного, благонравного выражения лица и ясных, смиренных глаз. Флорио твердо решил выразить ему за столом любовь и уважение, которые он давно к нему питал. Но сегодня это не сработало; все попытки успокоиться были сведены на «нет» хрупкой жизнерадостностью певца. Он вообще не мог его понять. Тем временем снаружи пейзаж стал тише и торжественнее; между верхушками темнеющих деревьев появились отдельные звезды; река шумела все громче в освежающем прохладном воздухе. Наконец настала очередь Фортунато спеть. Он быстро встал, взял гитару и запел:
Что так звучит прелестно
Волнуя душу мне?
    Влечет в чертог небесный
В воздушной глубине?

Я словно с возвышенья
   Смотрю на мир, что люб,
И строки восхищенья
С моих слетают губ.

О, Вакх! Тебя я вижу,
Прекрасный Бог вина,
             Ты к нам сейчас всех ближе,
Сияешь, как луна,

Украшенный цветами
Твой образ молодой,
В глазах сияет пламя,
Как солнышко весной.

        Каким живешь служеньем?
Где правда, а где ложь?
В весеннем ли цветенье
Ты счастье обретешь?

Венеры власть святая -
Любовных чувств венец,
В лучах зари пылает
Твой сказочный дворец

       В кольце холмов небесных.
  Мальчонка озорной,
   Крылатый и прелестный,
   Он верный спутник твой.

И тайный шепот слышен
Про золотые сны,
Они висят на крышах,
На веточках сосны.

А рыцари гуляют
По красочным лугам,
Усердно собирая
      Цветы для нежных дам.

        И каждый ждет награды,
Так испокон веков…
    Преодолев преграды,
Воюют за любовь.
Тут он несколько изменил манеру исполнения и продолжил петь:

  Но звуки затихают,
Тускнеет трав наряд
Все женщины мечтают,
                А рыцари молчат.

Тоска унылой песней
Сквозь небеса плывет,
Сад и равнина вместе
    Земной слезой блеснет.

      В разгар веселья встретил
   Я чей-то кроткий взгляд,
   Он тих, пригож и светел,
   Как днем весенним сад.

    В лилейном обрамленье,
    По центру – яркий мак,
В таком венке виденье
Я встретил средь гуляк.

Для поцелуев вешних,
            Для всех, в ком пламень пел,
           Он с горних мест нездешних
Как вестник прилетел.

И с факелом горящим
Обходит всех кругом:
«Ужель никто не хочет
         Подняться в горний дом?»
,
И, факел свой вращая,
От встреч и до разлук,
Он медленно шагает,
Описывая круг.

«Все то, что расцветает,
Здесь радовать на миг,
Там наверху сверкает,
      Как звезд алмазных лик.

             О, Ангел мой, Престольный,
Ну как же ты хорош!
      Я мир покину дольный,
        В котором правит ложь!

     Раз небеса открылись
    Меня Ты, вознеси!
               Ах, Отче, дай мне крылья,
     Ты всех сильней еси!

    Фортунато умолк, молчали и все остальные, потому что звуки снаружи действительно стихли, а музыка, суета и вся иллюзорная магия постепенно растворились перед необъятным звездным небом и могучим воцарением ночи. Затем в шатер вошел высокий, стройный рыцарь в богато украшенных доспехах, отбрасывавших зеленовато-золотистый свет среди мерцающих на ветру огней. Его взгляд из глубоких глазниц был неестественно пламенным, его лицо было красивым, но бледным и одиноким. При его внезапном появлении все невольно вздрогнули и вспомнили молчаливого гостя из песни Фортунато. Но, быстро поклонившись компании, он направился к буфету хозяина палатки и торопливо, большими глотками, отхлебнул бледными губами темно-красное вино.
Флорио подпрыгнул, когда незнакомец повернулся к нему на глазах у всех и приветствовал его как бывшего знакомого по Лукке. Удивленный и задумчивый, он оглядел его с ног до головы, но так как не мог вспомнить, видел ли он его когда-либо раньше. Но рыцарь был исключительно красноречив и много рассказывал о различных событиях из ранней жизни Флорио. Он также был настолько хорошо знаком с окрестностями его родины, садом и всеми тайными местами, которые Флорио любил с раннего детства, что тот вскоре начал примиряться с этой темной фигурой.
Однако Донати, как называл себя рыцарь, казалось, не вписывался в остальное общество. Повсюду ощущалось тревожное беспокойство, причину которого никто не мог объяснить. И так как уже совсем наступила ночь, все вскоре стали расходиться по домам.
Тут же началось странное скопление экипажей, лошадей, слуг и высоких фонарей, которые бросали странные отсветы на близлежащую воду, между деревьями и прекрасными, смущенными фигурами вокруг. В ярком свете Донати казался еще бледнее и ужаснее, чем прежде. Прекрасная молодая дама с цветочным венком постоянно смотрела на него со стороны с тайным страхом. Теперь, когда он приблизился к ней, чтобы с рыцарской вежливостью помочь ей сесть на лошадь, она робко прижалась к Флорио, который стоял позади, и тот с колотящимся сердцем помог прекрасной девушке сесть в седло. Между тем все было готово к путешествию; она еще раз дружелюбно кивнула ему со своего изящного сиденья, и вскоре вся мерцающая процессия исчезла в ночи.
    Флорио почувствовал себя довольно странно, когда внезапно оказался наедине с Донати и певцом на широкой пустой площади. С гитарой в руках последний ходил взад и вперед по берегу реки перед палаткой и, казалось, обдумывал новые стихи, в то время как отдельные звуки новых мелодий, которые успокаивающе плыли по тихому лугу, он схватывал прямо налету. Затем он внезапно остановился. Странное выражение сочувствия, казалось, промелькнуло на его обычно ясном лице, и он нетерпеливо потребовал уехать с этого места.
     Поэтому все трое сели на коней и вместе направились в близлежащий город. Фортунато не произнес ни слова по дороге, а Донати наоборот изливался в хорошо подобранных, изящных речах; Флорио, все еще пребывая под воздействием волшебного воздуха, молча ехал между ними, словно мечтательная девушка.
          Когда они подъехали к воротам, конь Донати, который и так чурался многих прохожих, внезапно встал почти на дыбы и не хотел идти дальше. Вспышка гнева мелькнула на лице всадника, почти исказив его, и дикое, наполовину высказанное проклятие сорвалось с его дрожащих губ, что немало удивило Флорио, так как ему показалось, что такое поведение совершенно не соответствует утонченным и благоразумным манерам рыцаря. Но вскоре тот поправился:
- Я хотел проводить вас до гостиницы, — сказал он, улыбаясь и обращаясь к Флорио с присущей ему грацией, — но моя лошадь хочет другого, как вы видите. Я живу в загородном доме здесь, за городом, и надеюсь увидеть вас у себя очень скоро». И с этими словами он поклонился, и лошадь в непостижимой спешке и страхе, которые она едва могла контролировать, полетела вместе с ним в темноту со скоростью стрелы, аж только ветер свистел за спиной.
     «Слава Богу!» - воскликнул Фортунато, -  «что ночь снова поглотила его! Он действительно показался мне одним из тех бледных, уродливых мотыльков, которые, словно вырвавшись из фантастического сна, порхают в сумерках шевеля своими длинными кошачьими усами и, вращая отвратительно большими глазами, и при этом хотят иметь надлежащее лицо». Флорио, который довольно быстро подружился с Донати, выразил свое удивление по поводу столь сурового суждения. Но певец, все больше и больше распаляясь от такой удивительной кротости Флорио, продолжал весело ругать рыцаря, к тайному неудовольствию Флорио, называя рыцаря то охотником за лунным светом, то томным петухом, то хвастливым меланхоликом.
        Занятые подобными разговорами, они, наконец прибыли в гостиницу, и вскоре каждый направился в отведенные ему покои.
   Флорио прямо в одежде бросился на кровать, но еще долго не мог уснуть.
      В его душе, взволнованной образами этого дня, оно все еще бурлило, отзывалось эхом и пело. И по мере того, как двери в доме открывались и закрывались все реже и реже, и лишь изредка раздавались голоса, пока, наконец, дом, город и поле не погрузились в глубокую тишину. Ему казалось, будто он плывет один по лунному морю под белыми парусами. Волны мягко ударяли о корабль, на воде появлялись звезды, и все это напоминало прекрасную девушку с цветочным венком, которая была вчера вечером. Она пела так красиво, печально и бесконечно нежно, словно вот-вот погибнет от тоски. Корабль незаметно накренился и медленно стал погружаться все глубже и глубже. Затем Флорио в ужасе проснулся. Он вскочил с кровати и открыл окно. Дом стоял на окраине города, откуда открывался вид на широкий, тихий круг холмов, садов и долин, ярко освещенных луной. Даже там, повсюду, среди деревьев и ручьев, все еще слышались отголоски былой неги, как будто вся округа тихо пела, словно сирены, которых он слышал во сне. Он не смог устоять перед искушением и взял гитару, которую Фортунато оставил, вышел из комнаты и тихо пошел по тихому дому. Дверь внизу была приоткрыта, на пороге спал слуга. Поэтому он вышел незамеченным и радостно пошел между виноградниками, по пустым аллеям, мимо спящих домиков, удаляясь все дальше и дальше. Между виноградниками он увидел реку. Множество сияющих белых замков, разбросанных тут и там, расположились внизу, словно спящие лебеди, в море тишины. Затем он запел веселым голосом:
В прохладе ночью прогуляться
Приятно с цитрою в руках,
С холма землей полюбоваться               
И звездным храмом в небесах.

Как сразу все преобразилось,
Светло в долине, тишина,
А лунный свет, как Божья милость,
 К земле стремится как волна.

И виноделов ликованье,
И пестрой жизни бойкий ход …
Все стихло, только вод мерцанье
Серебряной волной мелькнет.

Лишь соловьи не спят ночами,
Повсюду слышны трели их,
И шепот между деревами
Отчетливей в лесах ночных.

Не может радость дня исчезнуть,
Скользя с ним вместе в никуда…
Она во мне прекрасной песней
Теперь пребудет навсегда.

И я по струнам ударяю,
Ты меня слышишь за рекой,
Ты знаешь – это я играю,
Ведь ты узнала голос мой!

Он посмеялся над собой, потому что, в конце концов, он так и не понял, кому он посвятил это время. Потому что очаровательная маленькая девочка с цветочным венком уже не была той, кого он на самом деле имел в виду. Музыка в шатрах, сон в его комнате и его сердце, мечтавшее об этих звуках, о сне и о нежном облике девушки, незаметно и чудесным образом преобразили ее образ в нечто гораздо более прекрасное, большее и притягательное, чем все, что он когда-либо видел прежде.
      Погруженный в эти мысли он прошел дальше, пока случайно не очутился перед большим прудом, окруженным высокими деревьями. Луна, которая едва показалась над верхушками деревьев, четко осветила мраморную фигуру Венеры, которая возвышалась прямо у берега на каменном постаменте, как будто богиня и впрямь только вышла из воды и теперь, завороженная, смотрела на отражение своей красоты в опьяненном зеркале водной глади между тихо расцветающими со дна звездами. Несколько лебедей молча описывали свои однообразные круги по картине, между деревьями вокруг слышался слабый шелест.
        Флорио остановился как вкопанный при виде этого зрелища. Этот образ показался ему знакомым, возникшим из прежних грез, теперь он внезапно предстал перед ним, как возлюбленная, как чудо-цветок, выросший из весенних сумерек и мечтательной тишины первой юности. Чем дольше он смотрел, тем больше ему казалось, что одухотворенные глаза медленно открываются, что губы шевелятся в приветствии, что жизнь расцветает сквозь прекрасные члены, словно сладкая песня, согревая их. Он долго держал закрытыми глаза, которые были полны внутреннего сияния, меланхолии и восторга. Когда он снова поднял глаза, все внезапно изменилось. Луна странно выглядывала из-за облаков, сильный ветер вздымал пруд мутными волнами; образ Венеры, такой страшно-белый и неподвижный, почти испуганно смотрел на него своими каменными глазницами из безграничной тишины. Ужас, какого никогда прежде не было, охватил молодого человека. Он быстро покинул это место и, не останавливаясь, все быстрее поспешил через сады и виноградники обратно в тихий город, ибо даже шелест деревьев теперь казался ему разумным, слышимым шепотом, а длинные, призрачные тополя, казалось, тянулись за ним своими далеко простирающимися тенями...
    Он прибыл в гостиницу явно встревоженным. Спящий слуга лежал на пороге и встревоженно вскочил, когда Флорио прошел мимо него. Но Флорио быстро закрыл за собой дверь и вздохнул с облегчением только тогда, когда вошел в свою комнату, которая располагалась наверху. Здесь он долго ходил взад и вперед, прежде чем успокоился. Затем он бросился на кровать и наконец уснул под впечатлением странных ночных видений.
               
                ***
На следующее утро Флорио и Фортунато сидели вместе за завтраком под высокими деревьями, сверкающими на утреннем солнце, перед гостиницей. Флорио хотя и был бледнее обычного, но выглядел приятно.
- С добрым утром! – весело поздоровался Фортунато, - «Оно, действительно, доброе, дико красивое существо, как оно парит с самых высоких гор в спящем мире, сотрясая и стряхивая слезы с цветов и деревьев, и шумит, и поет. Оно не привносит много нежных ощущений, но хладнокровно хватает за все конечности и смеется в ваше вытянутое лицо, когда вы выходите перед ним, такой зажатый и все еще полностью залитый лунным светом». Флорио теперь стыдился что-либо сказать певцу о прекрасном образе Венеры, как он изначально намеревался, и смущенно молчал. Однако его ночная прогулка была замечена и, вероятно, выдана слугой у входной двери, и Фортунато продолжал смеяться: «Ну, если вы не верите, попробуйте хотя бы раз, встаньте здесь и скажите, например: «О прекрасная, милая душа, о лунный свет, ты пыльца нежных сердец и т. д., разве это не было бы довольно смешно?! И все же я уверен, что вы часто говорили подобные вещи, и, конечно, выглядели при этом весьма серьезно».
          Флорио всегда представлял себе Фортунато таким тихим и кротким, но теперь дерзкая веселость его любимого менестреля глубоко ранила его. Он торопливо заговорил, так что слезы навернулись на его глаза: «Вы, конечно, говорите не так, как чувствуете сами, и Вам никогда больше не следует этого делать. Но я не позволю Вам ввести меня в заблуждение; есть еще нежные и возвышенные чувства, которые, конечно, скромны, но не должны этого стыдиться, и есть тихое счастье, которое замыкается в себе от шумного дневного света и открывает свою священную чашу только звездному небу, как цветок, в котором обитает ангел». Фортунато с удивлением посмотрел на юношу, а затем воскликнул: «Ну, право, ты явно влюбился!»
         Тем временем Фортунато, желавшему прогуляться верхом, подвели лошадь. Он нежно погладил изогнутую шею изящной маленькой лошадки, которая с веселым нетерпением била копытом по траве. Затем он снова повернулся к Флорио и с добродушной улыбкой протянул ему руку. «Мне жаль тебя», — сказал он, — «слишком много на свете нежных, добрых, особенно влюбленных молодых людей, которые совершенно одержимы несчастьем. Оставь это, меланхолию, лунный свет и всю эту ерунду, даже если иногда все совсем плохо, просто выйди утром и встряхнись, молясь от всего сердца — и было бы поистине злом, если бы ты не стал после этого по-настоящему радостным и сильным!» - И с этими словами он быстро вскочил на коня и поскакал между виноградниками и цветущими садами в красочную, пронизанную звуками страну, и сам он был столь же красочен и радостен на вид, как и распахнутое перед ним утро.
            Флорио долго смотрел ему вслед, пока сверкающие воздушные волны не разбились о необъятное небесное море. Затем он быстро зашагал взад и вперед между деревьями. Глубокая, неопределенная тоска осталась в его душе от видений ночи. С другой стороны, слова Фортунато странным образом встревожили и смутили его. Он уже не знал, чего хочет, словно лунатик, которого внезапно окликнул кто-то по имени. Он часто останавливался, размышляя, глядя на прекрасный вид, который открывался сверху на долину, как будто хотел получить ответы на свои вопросы от радостных, могущественных сил извне. Но утро играло над ним лишь одинокими волшебными огнями, просвечивая сквозь деревья над ним, и переливалось огнями в его мечтательно сверкающем сердце, которое все еще находилось под иной властью. Ибо внутри все еще чертили свои магические круги звезды, между которыми прекрасная мраморная статуя смотрела вверх с новой, непреодолимой силой.
            Наконец, он решился снова отыскать пруд и быстро пошел по тропинке, по которой шел ночью. Но как же все вокруг изменилось! Счастливые люди деловито бродили по виноградникам, садам и аллеям, дети мирно играли на солнечных лужайках перед домами, которые по ночам под мечтательными деревьями часто пугали их, как спящие сфинксы, луна стояла далекая и бледная на ясном небе, бесчисленные птицы весело пели в лесу. Он не мог понять, как такой странный страх мог овладеть им тогда. Однако вскоре он заметил, что, задумавшись, сбился с правильного пути. Он внимательно осматривал все места и с сомнением ходил то назад, то вперед, но тщетно; чем усерднее он искал, тем более незнакомым и другим все казалось ему. Он бродил таким образом уже долгое время. Птицы уже умолкли, круг холмов постепенно становился все тише и тише, лучи полуденного солнца паляще мерцали по всей округе, которая, казалось, дремала и грезила, словно от марева. Затем он неожиданно подошел к воротам с железной решеткой, сквозь изящно позолоченные прутья которой можно было заглянуть в широкий, великолепный сад для отдыха. Оттуда исходил поток прохлады и благоухания, освежая уставшего человека. Ворота не были заперты, он тихонько открыл их и вошел внутрь.
  Высокие буковые деревья приветствовали его своими торжественными тенями, между которыми то тут, то там порхали  птицы с золотым опереньем , словно сорванные лепестки цветов, в то время как большие, странные цветы, которые Флорио никогда не доводилось прежде видеть, мечтательно покачивали своими желтыми и красными колокольчиками от легкого дуновения ветерка. Бесчисленные фонтаны, играя позолоченными брызгами, как шарами, однообразно плескались в великом одиночестве. Между деревьями виднелся великолепный дворец с высокими, стройными колоннами, мерцавшими вдалеке. Вокруг не было видно ни души, повсюду царила глубокая тишина. Лишь изредка просыпался соловей и пел, почти всхлипывая, словно во сне. Флорио с удивлением смотрел на деревья, фонтаны и цветы, ибо ему казалось, что все это давно поглотило время, лишь над ним светлыми, чистыми волнами струился поток дней, внизу лежал только сад, застывший и зачарованный, мечтающий о прошлой жизни. Он не успел отойти далеко, как вдруг он услышал звуки лютни, которые были то громче, то тише при шуме фонтанов. Он остановился и прислушался, звуки становились все ближе и ближе, и вдруг из-под безмолвной арки из-за деревьев вышла высокая, стройная дама дивной красоты. Она шла медленно, не поднимая глаз. В руке она держала великолепную лютню, украшенную золотыми узорами, из которой она извлекала отдельные аккорды, словно погруженная в глубокие раздумья. Ее длинные золотистые волосы ниспадали густыми локонами на обнаженные, ослепительно белые плечи и спину; длинные, широкие рукава, словно сотканные из снега, скреплялись тонкими золотыми застежками; прекрасное тело скрывало небесно-голубое одеяние, расшитое по краям ярким, чудесно переплетенным цветочным орнаментом. Яркий луч солнечного света, пробившийся сквозь отверстие в арке, скользнул по цветущей фигуре, резко осветив ее. Флорио внутренне содрогнулся — несомненно, это были черты и фигура прекрасной статуи Венеры, которую он видел сегодня утром у пруда. – Однако, она пела, не замечая незнакомца:
                Зачем, весна, меня ты разбудила?
                Былые все желанья воскрешая,
                Ты, все вокруг собою украшая,
                Вошла свободно, ярко, легкокрыло.

                Тебя встречают тысячи мелодий,
                А ты идешь в наряде подвенечном.
                Леса тебя приветствуют сердечно,
                Наяды плещутся в прохладном половодье.

                Бутоны роз готовы распуститься,
                Воздушная волна, как опахало,
                Колышется над полыхнувшей далью,

                Что гонит меня снова в путь пуститься,
                И отчего так сердцу больно стало
                Меж ароматов, звуков и печалью.

Распевая так, она пошла дальше, то исчезая в зелени, то появляясь снова, все дальше и дальше, пока, наконец, совсем не затерялась в окрестностях дворца. И вот снова внезапно стало тихо, только деревья и водоемы шумели, как прежде. Флорио стоял, погруженный в разноцветные мечты; ему казалось, что он давно знал прекрасную лютнистку, но только забыл и потерял ее в суете жизни, а теперь она как будто утопала в меланхолии среди журчащих источников и непрестанно звала его следовать за собой. Глубоко тронутый, он поспешил в сад к тому месту, где она исчезла. Там, под древними деревьями, он подошел к разрушенной стене, на которой кое-где еще можно было различить прекрасные фрески. Под стеной, на битых мраморных камнях и вершинах колонн, между которыми пышно росли высокая трава и цветы, лежал спящий человек. Пораженный Флорио узнал рыцаря Донати. Но выражение его лица, казалось, странно изменилось во сне; он выглядел почти как мертвец. При виде этого Флорио пробрала тайная дрожь. Он яростно встряхнул спящего человека. Донати медленно открыл глаза, и его первый взгляд был таким странным, упрямым и диким, что Флорио по-настоящему испытал чувство ужаса. Находясь между сном и явью, Донати пробормотал какие-то непонятные слова, которые Флорио не понял. Когда он наконец пришел в себя, то быстро вскочил и посмотрел на Флорио, по-видимому, с большим удивлением.
 - Где я, - поспешно воскликнул Флорио, - кто эта благородная дама, живущая в этом прекрасном саду?
 - Как вы, - очень серьезно спросил Донати, - попали в этот сад?
Флорио кратко пересказал события, которые заставили рыцаря глубоко задуматься. Мальчик тут же настойчиво повторил свои предыдущие вопросы, и Донати рассеянно ответил: «Эта дама — моя родственница, богатая и могущественная, ее владения разбросаны по всей стране — вы найдете ее то здесь, то там — иногда она бывает и в городе Лукка». Вскользь брошенные слова больно отозвались в душе Флорио, ибо ему стало еще яснее то, что раньше приходило ему в голову лишь на мгновение, а именно, что он видел эту даму где-то в юности, но никак не мог вспомнить отчетливо где.
     Тем временем, быстро шагая, они незаметно достигли позолоченных ворот сада. Это был не тот вход, через который Флорио вошел раньше. Он с удивлением оглядел незнакомую местность; далеко за полями возвышались башни города, освещенные ярким солнцем. Лошадь Донати была привязана к забору, фыркала и рыла копытом землю. Флорио застенчиво выразил желание снова увидеть прекрасную хозяйку сада в будущем. Донати, который до сих пор был погружен в себя, только теперь, казалось, внезапно очнулся.
— Дама, — сказал он с присущей ему осторожной вежливостью, — будет рада познакомиться с вами. Однако сегодня мы не станем ее тревожить, да и меня неотложные дела зовут домой. Может быть, я смогу забрать Вас завтра». И затем, он изысканно простился с юношей, сел на коня и вскоре исчез за холмами.
 Флорио долго смотрел ему вслед, потом, словно пьяный, поспешил в сторону города. Духота, которая царила в городе, заставляла все живое прятаться в домах за закрытыми темными жалюзи окнами. Все площади и улицы были безлюдными. Фортунато тоже еще не вернулся. Счастливому юноше было здесь как будто тесно в этом печальном одиночестве. Он снова оседлал коня и отправился прочь из города.
         «Завтра! Завтра!» это постоянно отдавалось эхом в его душе. Ему было неописуемо хорошо - прекрасная мраморная статуя ожила и сошла со своего каменного пьедестала прямо в весну; тихий пруд внезапно превратился в необъятный ландшафт, звезды в нем - в цветы, а вся весна - в картину красоты.  И так он долго бродил по прекрасным долинам вокруг Лукки, проходя мимо великолепных загородных домов, каскадов и гротов, пока волны заката не поглотили радостного человека. 
        Когда он медленно шел по тихим улочкам к своей гостинице, на небе уже ясно светили звезды. На одной из одиноких площадей стоял большой красивый дом, ярко освещенный луной. Наверху было открыто окно, где он заметил две женские фигуры среди искусственно выращенных цветов, которые, казалось, были поглощены оживленной беседой. С удивлением он услышал, как его имя отчетливо произнесли несколько раз. Ему также показалось, что он узнал голос замечательной певицы в отдельных, отрывочных словах, которые доносились до него в воздухе. Но он не мог ничего ясно различить на фоне листьев и цветов, дрожащих в лунном свете. Он остановился, чтобы послушать больше. Тут обе дамы заметили его, и вдруг наверху стало тихо... Неудовлетворенный этим Флорио поехал дальше, но, завернув за угол улицы, он увидел, как одна из дам высунулась из-за цветов, еще раз посмотрела ему вслед, а затем быстро закрыла окно.   
         
                ***
На следующее утро, когда Флорио только что стряхнул с себя сон и с удовольствием смотрел в окно на башни и купола города, сверкающие в лучах утреннего солнца, в комнату неожиданно вошел рыцарь Донати. Он был одет во все черное и выглядел сегодня необычно мрачным, торопливым и почти диким. Флорио был весьма удивлен и обрадован, увидев его, так как сразу же подумал о прекрасной женщине. «Могу ли я ее увидеть?» - быстро произнес он. Донати отрицательно покачал головой и сказал, грустно опустив глаза: «Сегодня воскресенье». Затем он быстро и смело продолжил: «Но я хотел бы взять тебя на охоту». - «На охоту?»  спросил удивленно Флорио: «Сегодня, в Святой день?» «Ну, право, — прервал его рыцарь с мрачным, отвратительным смехом, — неужели вы хотите пойти в церковь с блудницей под ручку, встать на колени в углу на скамеечку для ног и набожно сказать: «Господи! Помоги!», когда тетушка чихнет». «Я не понимаю, что Вы имеете в виду», — сказал Флорио, — «и Вы всегда можете смеяться надо мной, но я не смогу сегодня охотиться. Сегодня никто не работает, и как украшены леса и поля во славу Божью, как будто ангелы пролетают над ними по голубому небу — так тихо, так торжественно и благодатно это время!» Донати стоял у окна, погруженный в свои мысли, и Флорио показалось, что он заметил, как тот втайне содрогался, глядя на воскресную тишину полей.
    Тем временем с городских башен донесся звон колоколов, разносившийся в чистом воздухе словно молитва. Донати, казалось, испугался, он схватил свою шляпу и почти с тревогой уговаривал Флорио пойти с ним, но Флорио упрямо отказывался. «Прочь, вон!» — наконец вполголоса крикнул рыцарь и, словно из глубины груди, пожал руку изумленному юноше и выбежал из дома.
    Флорио почувствовал себя легко, когда в его комнату, словно посланник мира, вошел свежий, чистый певец Фортунато. Он привез приглашение на завтрашний вечер в загородный дом. «Просто приготовьтесь», — добавил он, — «вы встретите там старую знакомую!» Флорио был весьма удивлен и поспешно спросил: «Кого?» Но Фортунато лукаво улыбнулся, и, ничего не объясняя, удалился. «А вдруг это будет прекрасная певица?» - подумал Флорио, и сердце его забилось сильнее.
     Затем он пошел в церковь, но не смог сосредоточиться на молитве, так как был слишком рассеян и радостен. Он лениво прогуливался по переулкам. Все выглядело таким чистым и праздничным, красиво одетые мужчины и женщины радостные и сияющие шли в церковь. Но, увы! самой красивой среди них не было! - Он вспомнил свое вчерашнее приключение по дороге домой. Он обыскал переулки и вскоре снова нашел большой, красивый дом; но странно, дверь и все окна были плотно закрыты, казалось, там никто вообще не жил. Весь следующий день он тщетно бродил по окрестностям, пытаясь раздобыть побольше информации о неизвестной возлюбленной или, может быть, даже увидеть ее снова. Ее дворец и сад, которые он случайно нашел в тот полуденный час, словно затонули, и Донати нигде не было видно. Поэтому его сердце нетерпеливо билось от радости и предвкушения, когда вечером он наконец выехал из ворот загородного дома вместе с Фортунато, который продолжал исполнять таинственную роль.
         Когда они прибыли к месту назначения, было уже совсем темно. Посреди того, что казалось садом, стояла изящная вилла с изящными колоннами, над которой с зубчатых стен поднимался еще один сад с апельсиновыми деревьями и разнообразными цветами. Вокруг росли высокие каштаны, освещенные искусственным светом, который струился из богато освещенных окон, гигантские ветви, как руки простирались над всем этим великолепием прямо в ночь. Хозяин дома, красивый, жизнерадостный мужчина средних лет, которого Флорио, насколько он помнил, никогда прежде не видел, радушно встретил певца и его друга на пороге дома и проводил их по широкой лестнице в зал.
        Навстречу им звучала веселая танцевальная музыка, большая группа людей красочно и грациозно двигалась в сиянии бесчисленных огней, которые парили, словно круги звезд в хрустальных люстрах, над веселой толпой. Некоторые танцевали, другие вели оживленную беседу, многие были в масках и своим странным видом невольно придавали изящной пьесе глубокий, почти жуткий смысл. Флорио все еще стоял неподвижно, ослепленный, словно изящная статуя, среди прекрасных, блуждающих образов. Затем к нему подошла грациозная девушка, одетая в легкую греческую одежду, ее прекрасные волосы были вплетены в искусственные венки. Маска скрыла половину лица, отчего нижняя часть стала выглядеть еще более розовой и очаровательной. Она поздоровалась легким поклоном, протянула ему розу и быстро снова затерялась в толпе. В тот же момент он заметил, что хозяин дома стоит рядом с ним и внимательно на него смотрит, но тут же отворачивается, когда Флорио заметил его. Последний теперь в изумлении пробирался сквозь шумную толпу. То, на что он тайно надеялся, он нигде не нашел и почти упрекал себя за то, что так неосторожно последовал за веселым Фортунато в это море наслаждений, которое теперь, казалось, уводило его все дальше и дальше от этой одинокой высокой фигуры. Между тем, свободные волны небрежно омывали задумчивого человека, льстиво поддразнивая его и незаметно обмениваясь с ним мыслями. Танцевальная музыка, даже если она не потрясает и не переворачивает нашу внутреннюю суть, тихо и мощно накатывает на нас, как весна, звуки магически проникают в глубины, как первые проблески лета, и пробуждают все песни, что дремали в глубине, и источники, и цветы, и древние воспоминания, и вся замерзшая, тяжелая, застоявшаяся жизнь вдруг становится легким, чистым потоком, по которому сердце, с развевающимися вымпелами, возвращается к своим некогда покинутым желаниям.
          Поэтому всеобщая радость вскоре передалась и Флорио; ему стало легко на душе, как будто все загадки, которые так угнетали его, должны были вскоре разрешиться. Любопытно, что теперь он снова обратился к этой милой гречанке. Он застал ее за оживленной беседой с другими масками, но заметил, что ее глаза тоже пытливо блуждали в середине разговора, и уже издалека заметили его. Он пригласил ее на танец. Она любезно поклонилась, но ее искрометная жизненная сила, казалось, исчезла, когда он коснулся ее руки. Она молча последовала за ним, опустив голову, и нельзя было понять, кокетство или грусть были на ее лице. Заиграла музыка, и он не мог оторвать глаз от очаровательной притворщицы, которая кружила вокруг него, словно волшебная фигура на старых сказочных картинах. «Ты меня знаешь», — прошептала она ему еле слышно, когда их губы едва не соприкоснулись во время танца. Танец наконец закончился, музыка внезапно смолкла; Флорио показалось, что он снова увидел свою прекрасную танцовщицу в другом конце зала — тот же костюм, те же цвета хитона, то же украшение для волос. Прекрасный образ, казалось, пристально смотрел на него и все время стоял неподвижно среди роя танцоров, которые теперь были разбросаны повсюду, как веселая звездочка, которая то заходит, то сладко появляется среди легких, летящих облаков. Миниатюрная гречанка, казалось, не заметила появления или, по крайней мере, не обратила на него никакого внимания, но, не сказав ни слова, поспешно покинула своего танцора, нежно и мимолетно пожав ему руку. Тем временем зал совсем опустел. Все устремились в сад, чтобы насладиться свежим воздухом; даже это странное «двойное изображение» исчезло. Флорио последовал за процессией, задумчиво прогуливаясь между высоких аркад. Множество огней создавали волшебное сияние между дрожащими листьями. Блуждающие маски с их измененными, пронзительными голосами и чудесными нарядами казались еще более странными и почти призрачными при фантастическом освещении.
      Только что он, невольно выбрав одинокую тропу, немного отклонился от компании, как услышал сладкий голос, поющий среди кустов:
      
                Как вершины гор сияют,
                Словно кто-то шлет приветы,
                Ветви дерева сплетают,
                Листья шепчутся со светом.

                «Как прекрасен Милосердный!» 
                Слышится в тиши ночной!
                Пенье льется и, безмерно               
                Я так счастлив под луной.

                Не журчите громогласно
                Воды, утро знать не властно,
                Что сейчас волнам прекрасным
                Я вверяю грусть и счастье.
               

   Флорио пошел на звук голоса и вышел на открытую круглую лужайку, в центре которой весело играл фонтан, отражая искорки лунного света. «Гречанка» сидела, словно прекрасная наяда, на каменном постаменте фонтана. Она сняла маску и задумчиво стала играть с розой, окуная ее в мерцающую воду. Лунный свет ласково скользил вверх и вниз по ее ослепительно белой шее; он не мог видеть ее лица, так как она сидела к нему спиной. Услышав шелест веток, прекрасная миниатюра быстро вскочила, спрятала личико под маской, и, как испуганная лань, побежала обратно к компании.
      Флорио снова смешался с разноцветными рядами гуляющих. Множество нежных слов тихо витали в теплом воздухе, лунный свет своими невидимыми нитями опутал все образы, словно золотой сетью любви, в которой только маски с их пародиями на людей раскрывали некоторые комические пробелы. В частности, Фортунато несколько раз в тот вечер переодевался и постоянно действовал странно и изобретательно, всегда новый и неузнанный, и часто сам удивлявшийся смелости и глубокому значению этой игры, так что иногда он вдруг замолкал от тоски, когда другие готовы были покатываться со смеху. Однако прекрасной «гречанки» нигде не было видно; казалось, она намеренно избегала новой встречи с Флорио. С другой стороны, хозяин дома полностью завладел его вниманием. Он искусно и подробно расспрашивал его о прошлой жизни, путешествиях и планах на будущее. Флорио был все время начеку, потому что Пьетро, так его звали, всегда выглядел таким наблюдательным, словно за всеми его высказываниями скрывалось какое -то особое нападение. Напрасно Флорио размышлял, пытаясь понять причину этого навязчивого любопытства.
     Он только что оторвался от него, как, обернувшись к выходу из переулка, столкнулся с несколькими масками, среди которых неожиданно снова увидел „гречанку“.  Маски говорили много и странным, бессвязным голосом; один из голосов показался ему знакомым, но он не мог его четко вспомнить. Вскоре после этого одна за другой фигуры стали исчезать, пока, прежде чем опомниться, он оказался наедине с девушкой. Она нерешительно остановилась и несколько мгновений молча смотрела на него. Маски на ней не было, но маленькое личико покрывала короткая белоснежная вуаль, украшенная всевозможными странными вышитыми золотом фигурками. Он был удивлен, что застенчивая девушка теперь осталась наедине с ним.
           «Вы слышали, как я пела» - промолвила она дружелюбно. Это были первые слова, которые он от нее услышал. Завораживающая мелодия ее голоса проникла ему прямо в душу. Она словно напоминала ему обо всей любви, красоте и радости, которые он испытал в жизни. Он извинилcя за свою дерзость и с недоумением заговорил об одиночестве, которое его искушало, о своей рассеянности, о шуме фонтанов. - Тем временем к площади приближались какие-то голоса. Девушка застенчиво огляделась и быстро ушла вглубь ночи. Ей, похоже, понравилось, что Флорио последовал за ней.
    Теперь он смелее и доверительнее попросил ее больше не скрываться, а назвать свое имя, чтобы ее прекрасный облик больше не затерялся для него среди тысячи запутанных образов этого дня. «Оставь это, — мечтательно ответила она, — принимай цветы жизни радостно, какими их дарит момент, и не ищи корней в глубине, ибо там, внизу, безрадостно и тихо». Флорио посмотрел на нее с удивлением; Он не понимал, как такие загадочные слова слетели с уст веселой девушки. Лунный свет падал на ее фигуру, скользящую между деревьями. Тогда ему тоже так показалось; как будто она стала несколько выше, стройнее и благороднее, чем прежде, на танцах и у фонтана.
     Тем временем они достигли выхода из сада. Здесь больше не было света, лишь изредка можно было услышать затихающие вдалеке голоса. Снаружи обширное пространство молчаливо и торжественно покоилось в великолепном лунном свете. На лугу, который раскинулся перед ними, Флорио заметил беспорядочное скопление лошадей и людей, едва различимых в сумерках.
           Тут его спутница внезапно остановилась. «Мне было бы приятно», - сказала она, - «видеть Вас в моем доме. Наш друг будет сопровождать Вас. Всего хорошего». С этими словами она откинула вуаль и Флорио охватил страх: это была та самая красавица, пенье которой он услышал вчера в полдневном саду. Но ее лицо, освещенное ярким месяцем, показалось ему бледным и неподвижным, почти таким, каким он видел лицо мраморной Венеры у пруда.
        Теперь он видел, как она идет по лугу, ее встречают богато одетые слуги, и она садится верхом на белоснежную лошадь, а на ней блестящее охотничье платье. Словно охваченный удивлением, радостью и тайной дрожью, он стоял там до тех пор, пока лошади, всадники и все странное видение не исчезли в ночи. Наконец, зов из сада пробудил его от грез. Он узнал голос Фортунато и поспешил к своему другу, который давно уже скучал по нему и тщетно искал его. Едва он заметил его, как тот уже встретил его песней:

В воздухе тихом
Родится,
От ароматов кружится,   
В небо стремится
Крылата, как птица,
Любовью зовется
 Влюбленных зовет,
 По воздуху мчится
 До звездных высот,
 Вздыхает, страдает,
 От ревности тает,
Ароматом луны овевает,
Как в воздухе воздух
Любовь остается, и любимая в нем не стареет!

«Но где же тебя так долго носило?», смеясь, заключил Фортунато. - Флорио ни за что бы не мог раскрыть свой секрет. "Долго?" он просто ответил, и сам изумился, ибо на самом деле сад совершенно опустел, все огни почти погасли, только несколько лампочек все еще неуверенно мерцали, словно блуждающие огоньки на ветру. Фортунато не стал больше давить на молодого человека, и они молча поднялись по ступеням теперь уже безмолвного дома. «Теперь я сдержу свое слово», — сказал Фортунато, когда они вышли на террасу над крышей виллы, где под ясным звездным небом все еще находилась небольшая группа людей. Флорио сразу узнал несколько лиц, которых он видел в тот первый счастливый вечер возле палаток, — среди них он снова увидел и свою прекрасную соседку. Но сегодня в ее волосах не было весеннего цветочного венка; Без лент и украшений прекрасные локоны струились вокруг ее головки и нежной шеи. Он был почти потрясен увиденным. Воспоминание о том вечере нахлынуло на него с какой-то странной меланхолической силой. Ему казалось, что это произошло очень давно, но с тех пор все изменилось.
         Молодую девушку звали Бьянка, и она была представлена ему как племянница Пьетро. Когда он приблизился к ней, она, казалось, была весьма напугана и едва осмелилась поднять на него глаза. Он удивился, что не увидел ее в тот вечер. «Ты часто меня видел», — тихо сказала она, и ему показалось, что он узнал этот шепот. Между тем она заметила на его груди розу, которую он получил от гречанки, покраснела и опустила глаза. Флорио это заметил, и ему пришло в голову, что он видел гречанку дважды после танцев — «Боже мой!» он подумал про себя, сбитый с толку: «Кто это был?»
           «Довольно странно, — прервала она, нарушая тишину, — так внезапно выйти из шумного воздуха в необъятную ночь. Облака часто движутся по небу так устрашающе, что можно сойти с ума, если долго на них смотреть; иногда они похожи на чудовищные лунные горы с головокружительными пропастями и страшными вершинами, аккуратными, как лица, иногда на драконов, часто внезапно вытягивающих свои длинные шеи, а внизу река скрытно пронзает тьму, как золотая змея; белый дом вон там кажется молчаливой мраморной статуей». - "Где?" При этих словах Флорио очнулся от своих мыслей в великой тревоге. Девушка удивленно посмотрела на него, и оба несколько мгновений молчали. - «Вы уезжаете из Лукки?» спросила она наконец нерешительно и тихо, словно боясь ответа: «Нет, — рассеянно ответил Флорио, — да, да, скоро, очень скоро!» Она, казалось, хотела сказать что-то еще, но вдруг обернулась, сдерживая слова, и ее лицо скрыла темнота. Наконец, он не смог больше выдерживать это давление. Его сердце было таким полным и тяжелым, и в то же время таким блаженным. Он быстро попрощался, поспешил вниз и поехал обратно в город без Фортунато и всех его спутников.
    .         Окно в его комнате было открыто. Он мимоходом выглянул наружу.
Пейзаж снаружи был неузнаваемым и безмолвным, словно чудесно переплетенный иероглиф в волшебном лунном свете. Он почувствовал необъяснимую тревогу, закрыл окно и бросился на кровать, где погрузился в самые странные лихорадочные сны.
          Но Бьянка еще долго сидела на террасе. Все остальные отправились отдыхать, время от времени просыпался жаворонок, летавший высоко в неподвижном воздухе с непонятной песней; верхушки деревьев внизу зашевелились, тусклые утренние лучи попеременно пролетали над ее лицом, небрежно развеваясь в распущенных локонах. Говорят, что если девушка уснет в венке, сплетенном из девяти разных цветов, то ее будущий жених явится ей во сне. Заснув тем вечером в палатке, Бьянка увидела во сне Флорио. Теперь все это было ложью, он был таким рассеянным, таким холодным и странным. Она расплела обманувший венок, который хранила до сих пор, словно свадебный залог. Затем она прислонилась лбом к холодным перилам и горько заплакала.      

                ***
    С тех пор прошло несколько дней, и однажды днем Флорио оказался в гостях у Донати в его загородном доме. За столом, уставленным фруктами и прохладным вином, они провели знойные часы за приятной беседой, пока солнце не скрылось за горизонтом. Тем временем, слуга Донати, изумительно играя на гитаре, услаждал их слух своим искусством. Большие, широкие окна были открыты, и теплый вечерний ветерок распространял аромат многочисленных цветов, которыми были заставлены подоконники. Снаружи лежал в красочном благоухании между садами и виноградниками город, оттуда из окна можно было услышать доносившиеся из города веселые звуки. Флорио был несказанно доволен, ведь он все время был погружен в думы о прекрасной женщине. Тем временем откуда-то издалека послышались звуки валторн. То приближаясь, то удаляясь, они доносились со стороны зеленых гор. Донати подошел к окну. «Это та дама», — сказал он, — «которую Вы видели в прекрасном саду, она как раз возвращается с охоты в свой замок». Флорио взглянул в окно. И тут он увидел молодую даму, скачущую на прекрасной лошади по зеленому лугу. Сокол, прикрепленный к ее поясу золотым шнуром, сидел на ее руке, а драгоценный камень на ее груди отбрасывал длинные зеленовато-золотистые лучи на луг, сверкая в лучах вечернего солнца. Она дружелюбно кивнула ему. «Молодая дама редко бывает дома», — сказал Донати, — «но, если Вы не против, мы могли бы навестить ее сегодня». При этих словах Флорио мгновенно очнулся от дремотного состояния, в котором он до сих пор пребывал, и ему захотелось от радости броситься рыцарю на шею. Вскоре оба оседлали коней и отправились в путь. 
       Они проехали совсем недолго, как перед ними вырос дворец со светлыми колоннами, окруженный со всех сторон прекрасным садом, словно веселым венком из цветов. Время от времени струи воды из многочисленных фонтанов радостно покачивались над верхушками кустов, ярко сверкая в вечернем золоте. - Флорио задавался вопросом, почему он так и не смог снова найти этот сад. Его сердце громко забилось от восторга и предчувствия, когда они наконец прибыли в замок. Несколько слуг бросились к ним, чтобы забрать лошадей. Сам замок был построен полностью из мрамора и выглядел странно и необычно, почти как языческий храм. Прекрасная симметрия всех частей, стройные колонны, возвышающиеся, как юношеские мысли, лепные украшения, изображающие истории из некогда радостного, давно утраченного мира, и, наконец, прекрасные мраморные изображения богов, стоявшие повсюду в нишах, — все это восхищало душу и наполняло неописуемым спокойствием. Они вошли в просторный зал, тянущийся через весь замок. Между колоннами по-прежнему был виден и сиял благоухающий сад. Пройдя по широким, гладко отполированным ступеням, ведущим в сад, они наконец встретили прекрасную хозяйку дворца, которая любезно приветствовала их. Она отдыхала, полулежа, на кушетке из роскошных тканей. Она сменила охотничье платье на небесно-голубое одеяние, стянутое изящным поясом, которое облегало ее прекрасное тело. Девушка, стоявшая на коленях рядом с ней, держала в руках богато украшенное зеркало, в то время как несколько других были заняты украшением из роз для своей изящной хозяйки. У ее ног на траве сидели девушки, которые пели под лютню попеременно на разные голоса, то упоительно радостно, то тихо и жалобно, словно соловьи, поющие друг другу теплыми летними ночами.   
            В самом саду повсюду можно было наблюдать какое-то движение. Множество незнакомых господ и дам прогуливались между кустами роз и водоемами, ведя приятные беседы. Богато одетые пажи приносили в серебряных чашах, украшенных цветами, вино, апельсины и фрукты. Вдалеке, под звуки лютни скользили вечерние лучи по цветочным полям, а прекрасные девушки словно вырастали то тут, то там из цветов, словно пробуждаясь от полуденного сна, откидывали темные кудри со лба, омывали глаза в прозрачных фонтанах и затем смешивались с радостной толпой.
          Взгляд Флорио, словно ослепленный, блуждал по всем этим красочным картинкам, всякий раз возвращаясь с новым возбуждением к прекрасной хозяйке замка. Она не позволяла себе мешать заниматься своими маленькими, изящными делами. То поправляя что-нибудь в своих темных, душистых кудрях, то глядя на себя в зеркало, она беспрестанно говорила с молодым человеком, болтая о совершенно безразличных вещах в изящных выражениях. Иногда она вдруг оборачивалась и смотрела на него из-под розовых венков так неописуемо ласково, что она проникала в самое сердце.
           Между тем уже начало смеркаться между летящими вечерними огнями, веселые звуки в саду постепенно переходили в тихий шепот любви, лунный свет волшебно ложился на эти прекрасные картины. Затем дама поднялась со своего украшенного цветами сиденья, любезно взяла Флорио за руку и повела его во внутренние покои своего замка, о котором он отзывался с восхищением. За ними последовали и другие гости. Они поднимались и спускались по ступенькам вниз и вверх, и вся компания, смеясь и шутя, разошлась по многочисленным проходам. Донати тоже затерялся в толпе, и вскоре Флорио оказался наедине с дамой в одной из самых великолепных комнат дворца.
         Прекрасная дама опустилась на шелковые подушки, лежащие на полу. Она отбросила свою широкую, белоснежную вуаль изящным жестом, то открывая, то скрывая все более прекрасные формы. Флорио смотрел на нее горящими глазами. Вдруг в саду зазвучала прекрасная песня. Это была старая благочестивая песня, которую он часто слышал в детстве и которую с тех пор почти забыл из-за меняющихся образов во время путешествия. Он совсем растерялся, так как ему в то же время почудилось, будто это голос Фортунато. -"Вы знаете этого певца?"  быстро спросил он у дамы. Она была шокирована и в замешательстве отрицала. Затем она долго сидела молча, о чем-то размышляя. Тем временем у Флорио высвободилось время, чтобы внимательно рассмотреть странное убранство комнаты, которую тускло освещали лишь несколько свечей, которые держали две огромные руки, торчавшие из стены. Высокие заморские цветы, стоящие в искусственных кувшинах, распространяли опьяняющий аромат. Вдоль стены стоял ряд мраморных статуй, по очаровательным формам которых сладострастно скользили вверх и вниз покачивающиеся огни. Остальные стены были украшены изысканными гобеленами с изображениями исторических событий в натуральную величину, вытканных на шелке. Флорио с изумлением подумал, что во всех дамах, которых он видел на этих последних изображениях, он ясно узнал прекрасную хозяйку дома. И вот она появилась с соколом в руке, как он видел ее раньше, едущей с молодым рыцарем на охоту; теперь ее представляли в великолепном розовом саду, а у ее ног на коленях стоял еще один прекрасный паж.   
      И тут ему вдруг пришло в голову, словно по звукам песни снаружи, что он часто видел такую картину дома в раннем детстве: прекрасная дама в той же одежде, рыцарь у ее ног, а за ним — обширный сад со множеством фонтанов и искусственно подстриженными аллеями, точно такой же, каким раньше казался сад снаружи. Он также вспомнил, что видел там виды Лукки и других известных городов. Он весьма эмоционально сказал об этом даме. «Тогда», — сказал он, погрузившись в воспоминания, — «когда я стоял знойными днями в одиноком летнем домике в нашем саду перед старыми картинами, глядя на чудесные башни городов, мосты и аллеи, на то, как проезжали великолепные экипажи и разъезжали статные кавалеры, приветствуя дам в экипажах, — я никогда не думал, что все это когда-нибудь оживет. Мой отец часто приходил ко мне и рассказывал мне много забавных историй, которые произошли с ним во время его юношеских военных походов в один из городов, которые он зарисовывал. Затем он обычно долго и задумчиво шагал взад и вперед по тихому саду. Но я бросался в самую густую траву и часами наблюдал, как облака уплывали по знойному небосводу. Травы и цветы мягко покачивались взад и вперед надо мной, словно ткали странные сны, пчелы жужжали среди них так по-летнему и без конца — ах! все это было похоже на море тишины, в котором сердце хочет утонуть в меланхолии!» «Просто оставьте это в покое!» - сказала дама, словно отвлекшись, - все думают, что уже видели меня раньше, ибо мой образ возникает и расцветает во всех юношеских мечтах. - Она успокаивающе погладила каштановые кудри, ниспадающие с чистого лба прекрасного юноши. Но Флорио встал, его сердце было слишком полно и глубоко тронуто, он подошел к открытому окну. Деревья шумели, где-то пел соловей, а вдалеке время от времени сверкали зарницы. По тихому саду тоже непрерывно разносилось соловьиное пение, словно чистый, прохладный ручей, из которого выплывали старые мечты юности. Сила этих звуков погрузила всю его душу в глубокие раздумья; он вдруг почувствовал себя здесь таким чужим и заблудшим. Даже последние слова дамы, которые он не совсем понял, странно напугали его — тогда он тихо, из глубины души, сказал: «Господи Боже, не дай мне заблудиться в мире!» Не успел он мысленно произнести эти слова, как снаружи поднялся глухой ветер, словно от приближающейся грозы, и подул в его сторону, сбивая с толку. В то же время он заметил на подоконнике траву и отдельные пучки трав, какие бывают на старых руинах. Из нее с шипением вылезла змея и нырнула в бездну, извиваясь зеленовато-золотистым хвостом.
       Испугавшись, Флорио отошел от окна и вернулся к женщине. Она сидела неподвижно тихо, как будто прислушиваясь. Затем она быстро встала, подошла к окну и заговорила изящным голосом прямо в ночное пространство. Но Флорио ничего не мог понять, потому что буря тут же заглушала слова. - Между тем, гроза, казалось, была все ближе, а ветер, сквозь который отдельные ноты песни все еще вразнобой пронзительно долетали, свистел по всему дому и грозил потушить жутко мерцающие свечи. Длинная вспышка молнии резко осветила тусклые покои. Затем Флорио отступил на несколько шагов назад, так как ему показалось, что дама стоит перед ним неподвижно с неестественно бледным лицом и закрытыми глазами. - Однако с мимолетной вспышкой молнии ужасное лицо исчезло так же быстро, как и появилось. Прежние сумерки снова заполонили комнату, а дама снова смотрела на него, улыбаясь, как и прежде, но молча и тоскливо, словно еле сдерживая слезы. 
     Тем временем Флорио, очнувшись от шока, наткнулся на одно из каменных изображений, стоявших в простенках. В тот же момент оно пришло в движение, которое быстро распространилось на остальных, и вскоре все изваяния молча поднялись со своих мест. Флорио выхватил меч и бросил неуверенный взгляд на даму. Но когда он заметил, что цветы становятся все бледнее и бледнее, а звуки пения в саду становятся все сильнее, словно заходящее солнце, в котором наконец, казалось, тонут даже сладко играющие глаза звезд, его охватил смертельный ужас. Ибо даже высокие цветы в вазах начали ужасно извиваться друг вокруг друга, словно пестрые, извивающиеся змеи, все рыцари на гобеленах вдруг стали похожи на него и злобно смеялись над ним. Две руки, торчавшие из стены и державшие свечи, вытягивались и становились все длиннее, словно чудовищной силы человек пытался пробиться сквозь эту стену. Зал все больше заполнялся статуями, пламя молний сверкало между фигурами, сквозь толпу которых Флорио видел все новые каменные изваяния, напиравшие на него с такой силой, что у него волосы вставали дыбом! Неведомый доселе ужас охватил все его существо, и он в смятении бросился вон из дворца через безлюдные, гулкие покои и колоннады.
        Внизу в саду, в стороне, лежал тихий пруд, который он видел в первую ночь, с мраморной статуей Венеры. Певец Фортунато, как ему показалось, плыл посередине пруда, отвернувшись и стоя во весь рост, все еще извлекая отдельные аккорды на своей гитаре. Но Флорио принял это видение за сбивающую с толку иллюзию ночи и спешил все дальше и дальше прочь, не оглядываясь, пока пруд, сад и дворец не остались далеко позади него. Город покоился перед ним, ярко освещенный луной. Далеко на горизонте затихала только легкая гроза; была великолепно ясная летняя ночь. Когда он подошел к воротам города, отдельные полосы света уже сверкали в утреннем небе. Он с нетерпением искал жилье Донати, чтобы поговорить с ним о событиях той ночи. Загородный дом стоял на одном из самых высоких мест с видом на город и всю его окрестность. Наконец, он обнаружил это очаровательное место. Но вместо красивой виллы, в которой он был вчера, стояла лишь низкая хижина, полностью покрытая виноградными лозами и окруженная небольшим садом. Голуби, отражаясь в первых лучах утра, ворковали, расхаживая по крыше; глубокий, безмятежный мир царил повсюду. Человек с лопатой на плече только что вышел из дома, напевая:   

                Зловещий ночи мрак исчез,
                С ним морок, что наводит бес,
                К труду пресветлый день зовет,
                Вставайте, в ком Господь живет! 

     Он внезапно оборвал свою песню, увидев несущегося мимо незнакомца, такого бледного и с растрепанными волосами. Совершенно сбитый с толку, Флорио спросил о Донати. Садовник, однако, не знал этого имени и, казалось, посчитал парня сумасшедшим. Его дочь сонно потягивалась на пороге, вдыхая свежий прохладный утренний воздух и смотрела на незнакомца, свежими и ясными, как день, большими удивленными глазами. «Боже мой! Где я был так долго!» — пробормотал Флорио себе под нос, поспешно выбежал обратно за ворота и поспешил по все еще пустынным улицам к гостинице. Здесь он заперся в своей комнате и полностью погрузился в созерцание. Неописуемая красота дамы, которая так медленно увядала перед ним, а ее изящные глаза тонули, оставили такую бесконечную меланхолию в глубине его сердца, что ему непреодолимо хотелось умереть. Он оставался под впечатлениями ночи в таком злосчастном раздумье и мечтаниях весь день напролет и всю следующую ночь.

                ***
Едва лишь проблеснул рассвет, Флорио был уже верхом у городских ворот. Неутомимые уговоры его верного слуги наконец убедили его покинуть этот край совсем. Медленно и полностью погруженный в свои думы, он теперь ехал по прекрасной дороге, которая вела из Лукки в сельскую местность, между темнеющими деревьями, где все еще спали птицы. Затем, недалеко от города, к нему присоединились еще три всадника. Не без тайного содрогания он узнал в одном из них певца Фортунато. Другой был дядей Бьянки, в загородном доме которого он танцевал в тот роковой вечер. Его сопровождал мальчик, который ехал молча, особо не поднимая глаз. Все трое решили вместе побродить по прекрасной Италии и любезно пригласили Флорио путешествовать с ними. Но он молча поклонился, не соглашаясь и не отказываясь, и продолжал принимать лишь незначительное участие в их разговорах. Тем временем рассвет вступал в свои права и становилось еще прохладнее. Тогда веселый Пьетро сказал Фортунато: «Только посмотри, как странно играют сумерки на скалах старых руин на этой горе! Как часто, будучи мальчиком, я лазил там с изумлением, любопытством и тайным благоговением! Ты знаешь столько легенд; не можешь ли ты рассказать нам о происхождении и упадке этого замка, о котором в стране ходят такие странные слухи?» Флорио бросил взгляд в сторону горы. В великом одиночестве лежали старые, полуразрушенные стены, прекрасные колонны, наполовину ушедшие в землю, и искусно обтесанные камни, все покрытые пышно-цветущими зелеными растениями, переплетенными виноградными лозами, изгородями из высоких сорняков. Рядом находился пруд, над которым возвышалась частично разбитая мраморная статуя, ярко светившаяся утром. Очевидно, это была та же местность, то же самое место, где он видел прекрасный сад и даму. Он внутренне содрогнулся от этого зрелища. Но Фортунато сказал: «Я знаю старую песню об этом, если вы отнесетесь к ней спокойно». И с этими словами, не колеблясь, он запел в яркий утренний воздух своим чистым, веселым голосом:

               
От образов чудесных
Остались тлен и прах,
Еще остались песни
И дикий сад в цветах.

Тень канувшего Рима
Лежит у ног сейчас,
Италия ей имя,
Она встречает нас.

     Когда потоком вешним
Повеет на поля,
                Воскреснет с силой прежней
И расцветет земля.

Как будто морок гневный,
Исчезнувших веков,
          Возникнет идол древний
Языческих богов.

             Здесь души в страхе млеют
     Среди могильных плит,
Природа цепенеет,
И лишь мечта летит.

Вуалью ароматной
         Весну встречая, всласть
                Вплетает в праздник знатный
           Волшебной ночи власть.

         Венера, словно слыша,
     Веселых пташек зов,
        Встает и бурно дышит
     Из зарослей цветов.

            Она свой замок помнит,
          Где с колоннадой вход,
         Тот уголок укромный,
           Где был фонтан и грот.

Но поросли травою
Развалины дворца,
  Гуляет под луною
     Лишь ветер без конца.

     А где ж ее подружки?
Диана спит в лесу.
         Нептун уснул в ракушке
   С трезубцем навесу.

         Сирены лишь, вздыхая,
       Всплывают на волнах,
И пеньем завлекая
          Вселяют грусть и страх.

Она сама застыла,
   В лучах весны горят
    Глаза, что опустила,
         На мраморный наряд.

          Ведь в небе появился,
Заполонив собой,
       И в радуге светился…
          Лик женщины другой.

     Прекрасное виденье
                С младенцем на руках,
                Небес благословенье
     Мерцает в облаках.

  От дивного сиянья
   Проснулся человек,
          Стряхнул тень изваянья,
     Как злые грезы с век.

            И будто певчей птицей
         Из клетки колдовской
        Душа его стремится,
                В небесный дом родной.

Все замолчали, слушая песню. - "Эти руины, - наконец сказал Пьетро, - были бывшим храмом Венеры, если я правильно тебя понял?" - "Конечно, - ответил Фортунато, - насколько можно судить по расположению всего и сохранившимся украшениям. Говорят, что дух прекрасной языческой богини не нашел покоя. Из ужасной тишины могилы память о земных наслаждениях призывает ее каждую весну подниматься в зеленое уединение ветхого дома и посредством дьявольских иллюзий практиковать старое обольщение на молодых, беззаботных умах, которые затем, отойдя от жизни и еще не принятые в покой мертвых, блуждают между дикой похотью и ужасными угрызениями совести, потерянные телом и душой, и поглощают себя в самом ужасном заблуждении. Очень часто, как говорят, искушения призраков ощущались в одном и том же месте, где появляется то прекрасная дама, то несколько красивых кавалеров, и ведут прохожих в сад и дворец, воображаемые перед глазами". - "Вы когда-нибудь были там наверху?" - быстро спросил Флорио, очнувшись от своих мыслей. - "Только позавчера вечером", - ответил Фортунато. - "И вы ничего страшного не увидели?" - "Ничего", - сказал певец, - "кроме тихого пруда и таинственных белых камней в лунном свете вокруг него и огромного, бесконечного звездного неба над ним. Я спел старую благочестивую песню, одну из тех первобытных песен, которые, как воспоминания и отголоски из домашнего мира, плывут по райскому саду нашего детства и являются истинным ориентиром, по которому все поэты узнают себя позже, в своей зрелой жизни. Поверьте мне, честный поэт может осмелиться на многое, ибо искусство, без гордыни и злобы, говорит с дикими духами земли, которые тянутся к нам из глубин, и укрощает их". 
         Все молчали. Солнце едва вставало перед ними, бросая свой сверкающий свет на землю. Тогда Флорио будто встрепенулся, быстро поскакал вперед и запел чистым голосом: 
               
Я здесь, Господь! Мне люб твой свет,
Что бьется мощным и прохладным
Потоком из безмолвья недр
Груди усталой в мир отрадный.

Свободен я, хоть слаб мой шаг,
Хоть я в себя прийти пытаюсь,
Отец, благослови сквозь мрак,
Вовек с тобой я не расстанусь.
После всех бурных эмоций, которые охватывают порой все наше существо, на душу нисходит тихая, ясная безмятежность, как на поля, которые зеленеют и вздыхают с облегчением после грозы. Флорио тоже почувствовал себя внутренне обновленным; он вновь почувствовал себя уверенным, огляделся и спокойно ждал своих спутников, которые, беседуя, медленно ехали за ним по зеленому полю. Изящный мальчик, сопровождавший Пьетро, тем временем тоже поднял голову, как цветок под первыми лучами рассвета. Флорио с удивлением узнал Бьянку. Он был потрясен, увидев, какой бледной она стала по сравнению с тем вечером, когда он впервые увидел ее в палатке, полную очаровательного озорства. Бедная девушка была застигнута врасплох силой первой любви, которая обрушилась на нее со всей жестокостью, когда она едва отошла от беззаботных детских игр. И когда ее любимый Флорио, покоренный темными силами, стал таким чужим и отдалился от нее, пока она, наконец, почти не отказалась от него, погрузившись в глубокую тоску, не открывая никому свою тайну. Но мудрый Пьетро хорошо это понял и решил увезти свою племянницу подальше и, если не излечить ее, то хотя бы развлечь и поддержать ее в чужих краях. Чтобы во время путешествия чувствовать себя свободнее и в то же время как бы сбросить с себя все прошлое, ей пришлось переодеться в мужское платье.
        Взгляд Флорио с восторгом остановился на прекрасной девушке. До сих пор странная необъяснимая страсть как будто застила волшебным туманом его глаза. Теперь же он был действительно поражен увидев, как она была красива! Он заговорил с ней с глубоким волнением и любовью. Она ехала молча рядом с ним, удивляясь своему неожиданному счастью, в радостном смирении, опустив глаза, как будто она не заслуживала такой благодати. Лишь изредка она поднимала на него взгляд из-под своих длинных черных ресниц; вся ее ясная душа была в этом взгляде, как будто она хотела с мольбою сказать: «Не обманывай меня больше!» Тем временем они поднялись на гору; позади них остался утопающий в цвету и аромате город Лукка с его темными башнями. Флорио посмотрел на Бьянку и произнес: «Я словно заново родился. Мне кажется, что с тех пор как я снова нашел тебя, все будет хорошо. Я бы никогда больше не хотел расставаться, если ты согласна». Вместо ответа Бьянка вопросительно посмотрела на него, неуверенно, едва сдерживая радость. Она была похожа на безмятежного Ангела на фоне полотна темно-синего утреннего неба. Утро освещало их длинными золотыми лучами. Деревья были яркими от света, бесчисленные жаворонки пели, взмывая в чистый воздух. А они, счастливые, радостные, по сверкающим лугам направлялись в цветущий Милан.