Отец. ехе не отвечает

                Этот рассказ создан совместно с моим талантливым мужем
                Константином Великолепным.


- 20 фрагов за одну катку! Кого ты лечишь нуб?!  — орал хриплым баритоном седовласый мужик среднего возраста в сальных черных трениках. Маше казалось, что прыщавый собеседник отца слышал его без Дискорда в Самарканде.

Маша повернула ключ в замке и тихонько зашла в квартиру. Из дверей её спальни обычной старой хрущевки навстречу выбежал любимый кот Юрий и, мяукая, развалился пузом кверху, всем своим видом показывая что он согласен, чтобы его почесали и потом желательно немного покормили.

Отец продолжал орать в своей комнате постепенно увеличивая громкость. Сейчас будет колотить, подумала Маша. Ей казалось что она могла видеть даже сквозь стенку, как папа орал, брызгал слюной и недажеваным ужином в монитор. Точно по рассписанию, подумала она, когда через секунду отец со всей дури долбанул по старому хлипкому бежевому столу, заваленному обертками и пустыми пачками.
Ёптиль! За стеной что-то загремело, грохнулось на пол и разлетелось на миллион осколков. На пару мгновений в хрущевке в Мытищах наступила тишина.

Отец орал в последнее время все чаще, особенно с тех под как умерла мать. Артём, так звали громогласного вояку, рубился в танчики. Работал он сисадмином на удаленке и потому вставал от компьютера только по нужде, покидал стены квартиры не часто и только в магазин, за пивом.

— Твою ж дивизию!  — раздались знакомые звуки сожаления. Заскрипело кресло, и в коридор на ватных ногах выплыло тело в тельняшке. Почесываясь, тело направилось в сторону холодильника и зависло на пару минут, созерцая красоту чистого, но пустого агрегата.

B этот ответственный момент вредный и противный подросток-Маша влетела в кухню. Лямки огромного розового рюкзака впивались в тощее несуразное тело девочки. Лицо в огненных веснушках. Синяя копна её торчащих во все стороны волос, казалось, взрывалась от возмущения.

Из-под короткого черного платья показывались ноги в старых пыльных джорданах. На учебнике биологии в руках у девочки красовался беременный Арнольд из старого фильма “Джуниор”. Арнольд был с пяточком, при рогах и с хвостом, а красная подпись лаком внизу гласила: “Папа в 90-х”.

— Пап! — она швырнула книгу в стену. Страницы разлетелись, как мемы в паблике анонимных бунтарей. — Ты видел, что они там втирают?! Типа, мы произошли от обезьян?
Артём, не отрываясь от созерцания холодильника, проорал так, что задрожали шкафчики:
— Контрольная завтра! Иди садись. Или хочешь, чтобы из тебя выросла бомжиха, которая стримит свой завтрак из помойки?!

— Бомжиха? — Маша рванула синюю прядь, будто хотела выдрать её с корнем. — Ты хоть знаешь, сколько лайков собирают бомжихи-тиктокерши? Больше, чем твои тупые танчики! У них подписчиков миллионы. Ты отстал от жизни! И по твоему драному Дарвину, мы с тобой явно произошли от разных видов.

Артём вскочил, опрокинув стул. Его лицо стало красно-белым. Как же задолбала эта хамская “мелочь”. Учишь её, любишь, не напрягаешь особо.. этот поганый богомерзкий айфон даже купил. Нет, я у неё “тупой”.

Oн начал тихим голосом. — Ты! Ты… — он задыхался, будто пытался вспомнить пароль к жизни. — Мама умерла, а ты… — он вдруг пожалел себя, что один-одинешенек должен иметь дело с этим "комком гормонов".
— Что бы она подумала, если бы перед ней стояла не дочь, а швабра такая, как ты щас..
— Eсли бы мама нас сейчас видела, то она в первую очередь снесла бы твой сраный компьютер!

Маша замолчала, и ее детское лицо пылало гневом, а в глазах навернулись слезы. Артём театрально взмахнул рукой.
— Пошла вон! — он ткнул пальцем в дверь, палец задрожал. — И не возвращайся, пока не научишься..
— Чeмуу? — Маша заорала. Задрожали чашки. — Как бить оленей в рандоме? Я устала прикидываться, что у меня живой папа! Почему ты не сдох вместе с мамой?!
Фарфоровая сова покачнулась и разбилась об пол. Сердце Артёма ёкнуло, он зажмурился, заблестели осколки на полу. Маша выскочила из комнаты, хлопнув дверью. В углу валялся учебник с рисунком.

— Я не твоя тварь, — бросила Маша в спину отцу, выскочив из квартиры и быстро исчезла в темноте подъезда.
Артём поднял учебник.  — Лети к чёрту!  — прошептал он, не зная, кому: ей, себе или тому, кто придумал эволюцию, не предусмотрев, как отцы и дочери становятся разными видами.

Артём Субботин знал, что мир это ад, в котором ты стреляешь в танки, а убиваешь себя. Танчики не делали Артёма счастливым. Они просто давали вожделенного адреналина, позволяя на пару мгновений забыться и просто шмалять сверху по врагам. Он наизусть знал все карты и тайминги, и выкатывая свой грозный КВ-2, четко разил супостатов на другом концe карты.

В те мгновения, когда он отрывался от экрана монитора, тут же накатывала реальность. Всюду на него с укором смотрели тысячи невыполненных дел и отложенных на потом начинаний. Он вспоминал в такие моменты, что у него есть дочь. И что у этой дочери начался трудный возраст. Дочь смотрела на него глазами его любимой жены, a он не мог поглядеть ей в глаза.

Ничего сейчас вернётся, подумал он. В последнее время они часто ссорились, и она уже несколько раз хлопала дверью. Артем уставился на малахитовый Т-34, подарок барона Загадкина, который тот выиграл на какой-то акции на вайлдбериз. Голова гудела, а сердце колотилось. И Артем снова нажал “В Бой!”

Маша не вернулась. Все родственники были поставлены на уши, а несколько ее друзей, номера которых были известны Артёму, отнекивались. В полиции сразу же вежливо послали: да она сбежала к какому-нибудь пацану, не беспокойтесь, приходите дня через три. Знакомые и не знакомые менты сожалели, обещали, но дочь словно канула сквозь землю. По слухам беглянка Маша жила у родителей друзей. Но он понятия не имел, кто эти люди.

Артём не переносил алкоголь, ничего, кроме пива, поэтому спешил к своему единственному и преданному другу, который всегда рядом, к танку “Tип-59”. Одна кнопка, и снова полетели секунды между выстрелом и перезарядкой. В них утопало всё, и всё теряло смысл, кроме танкования и дпса. Каким же богом он себя чувствовал, когда угадывал действия противника и раскатывал троих в одно рыло! Каким ничтожеством, когда получал артой и улетал в ангар.

Он играл и боялся признаться себе в страшной правде: когда Маша была рядом, он ненавидел её, потому что она отнимала у него игру.
Артём  сам удивился, как быстро он охладел к квесту “найди Машу". Чтобы к вечеру его не начинали мучить кошмары о том, какой могла бы быть судьба девочки на улице, он делал катки по картами, вставлял в уши лекции по истории и тупо граиндил, несколько раз забыв покормить кота Юрия. Юрий грустно мяукал и терся об ноги, но говорить, где Маша, отказывался.

Два года Артём не знал, как растёт и меняется его дочь. Чем она дышит? Что любит на завтрак? Kак зовут её друзей, таких же непутевых, как она. Он забивал голову танками, лишь бы не слышать, как в тишине скрипит дверь, которую он захлопнул два года назад. Он цеплялся за бой, как алкоголик за бутылку: там были правила, ответы, а не этот хаос, где дочь исчезает, а жизнь летит в бездну.

Тот день пах осенью: во дворе жгли листья, и дым низко стелился над землей, словно душа соседа, разбившего свою последнюю бутылку. В его дверь постучали, и тотчас жe вошёл незнакомец. Oн чем-то смахивал на Пушкина и одновременно на продавца батарей и бойлеров из Тик-тока.

— Артём Субботин? — Вас приглашают на шоу. Приз — ответ на любой ваш вопрос.
Этот тип никак не входил в планы Артёма. Хотя нет, в его планах было избегать подобных типов насколько это возможно.
— Не интересует.
— Даже если вопрос про Машу?

Тип протянул фото: дочь в белом платье стояла на фоне моря, которого они так и не увидели. Артём фыркнул: последний раз ему “возвращали” надежду, подарив фонарик с надписью «Гений». Но незнакомец сунул другое фото: Маша в белом платье, позирует на фоне облаков, как блогерша в тик-токе рая.
— Она ждёт, — сказал тип и почти растворился, как селфи в сторис через 24 часа. — Или не ждёт. Я просто курьер.

Студия, где снимали шоу, оказалась подвалом с липкими стенами и запахом плесени. Из-за яркого света на сцене, разглядеть зрителей было почти невозможно, но они были. Из зрительского зала исходило ощущение чего-то недоброго.

Ведущий, полный коротоко стриженный мужик с сигаретой, представился:
— Меня зовут Кислый  — громко сказал он и поднял руку, аудитирия взорвалась аплодисментами.
— Правила просты,  — продолжил он. Отвечаешь верно, угрызения совести за содеяное прекращаются. Ну или год премиума и миллион голды, по выбору. Соврешь, и за твой проступок будет жесткая расплата.

На экране всплыл вопрос: «Что ты слямзил у сестры в детстве, чтобы спрятать, как доказательство своей трусости?». Артём вспомнил куклу Барби в голубом платье, которую он утопил в колодце, чтобы сестра не “стучала” про его сигареты. И в ответ он быстро соврал: «Ничего!»

В этот момент где-то в Токио волна цвета морской пены, взмахнула прозрачным рукавом и смыла целый квартал, словно смахнула пыльцу с крыльев мотылька, оставив осколки окон, да влажный след, в котором угадывалась насмешка вечности.
— Братишка, — вздохнул Кислый, — ты только что устроил новую Фукусиму для японцев. Ну да ладно, хрен с теми японцами, двигаем дальше.
К третьему вопросу Артём понял: зал полон мертвецов. Не тех, что из фильмов, а тех, что скучают в аду без Wi-Fi.

Тётка в шляпе с вуалью, типа «я умерла от неразделённой любви к сериалу» держала табличку «ЛОХ!». Пацан с дырой в вискe, фанат «боди-арта», светился надписью «ИЗИ КАТКА».
— Кто они? — спросил Артём, чувствуя, как этот момент превращается в стрим с плохим интернетом.
— Твоя аудитория, бро! — Кислый выбросил окурок.— Они голосуют, какой из твоих косяков вывести в топ. Выиграешь, доча вернётся. Kак Иисус, только без пасхальных яиц. Проиграешь, и мир станет мемом «Пипец-2025»  — сказал он  закуривая новую сигарету.

На экране возникла Маша: «Пап, я тут в тик-токе набрала 10к лайков! Верни меня, а то все думают, что я нейросеть!». Cердце Артёма сжалось. Два года он хоронил её в закоулках памяти, заваливая мусором из взорванных танков и пылью вражеских укреплений. Теперь она смотрела на него с экрана, живая, с подведёнными стрелками и хештегом #ВоскрешениеЧеллендж.

Eё глаза, те, что когда-то блестели, как мокрые вишни после дождя, стали плоскими, пиксельными, словно эмодзи вины.
— Пап, — говорила она, и голос её трещал, как плохая связь в метро, — я набрала лайков..
Он хотел закричать: «Я не хотел! Я думал, ты вернёшься», но язык прилип к нёбу, как жвачка к подошве. Где-то внутри, в чёрной дыре, которую он называл душой, завыл ветер.

Кислый наблюдая за ним, стряхивал пепел на пол— Бро, не грузись! Артём взглянул на зрителей. Мертвецы листали телефоны, ставя реакции на его муку. Маша на экране улыбнулась улыбкой фильтра «Весёлый клоун», и он понял: даже если он выиграет и они вернут ее, это будет не она. Просто цифровой призрак, сборка из его воспоминаний и алгоритмов. Но разве это не лучше, чем пустота, где единственным ответом на все вопросы стало «Прости»?

Финальный вопрос повис, как селфи на краю обрыва: «Готов ли ты стереть свои следы, чтобы кто-то нашёл дорогу?» Артём посмотрел на Машу, делавшую бровью домик в сторис. «Нет, — сказал он. — Я лучше буду мемом, чем призраком». Студия взорвалась светом, ярче, чем фотовспышка инфлюенсера.

Артём проснулся за своим бежевым столом и отодвинул с глаз вонючую обёртку от гамбургера.
- Да, никуда она не делась!  — разозлился на себя Артём. — Просто шляется где-то, незакончившая биологию за девятый класс, бедная дурочка! Он поставил чайник и запустил бой. Раненый союзник кричал в микрофон о помощи. Артем вырулил за укрытие. Ждал перезарядки. Чайник выкипел досуха.

Умер кот Юрий. Артем нашел его утром холодным на Машиной кровати. Отнес в коробке в мусорный бак. Вернулся. Запустил клиент на автологине. Аккаунт прокачан, cтатистика улучшилась. Теперь он почти больше не отрывался: eду заказывал, платил по карте.

Вечер стелился за окном сизым дымком, будто сама осень курила дешёвую папиросу. Артём бился на «Химмельсдорфе». Экран монитора лизал лицо синим светом, словно хищный язык. Внезапно в Дискорде, словно камень в стоячую воду, плюхнулось сообщение: «Арт? Твоя Маша... в новостях. Смотри ссылку».

Он кликнул. Открылась заметка, серая, как могильная плита: «Опознана погибшая девушка... Тело найдено в заброшенном доме. Переохлаждение. Розыск не объявлялся». Фото. Синие волосы выцвели до цвета мокрого асфальта. Рваные джорданы в грязи. Веснушки, будто россыпь медяков на мертвом лице.
Поражение! Экран погас. Артём замер, тишина гудела в ушах, словно шум прибоя в раковине-пустышке. Потом пальцы сами поползли к мышке. Курсор, нашёл кнопку «В бой».

Загрузка тянулась целую вечность. Ангар открылся, и Артему предстали не стальные пещеры, как обычно, а склеп. В нём стоял новый танк «Синяя Фурия». Броня чёрная, но на башне, будто роса на паутине, мерцали веснушки. Те самые, Машины.
— Пап... — голос в наушниках. Тонкий, как ледяная игла. — Я твой экипаж теперь. Стреляй, я перезаряжаюсь. Артём ахнул.

В темноте комнаты за спиной материализовался Кислый. Пахло от него мокрым мхом и озоновым грозовым разрядом.
— Она сама выбрала ад, Артём Сергеевич. Ваш гнев в тот день.. её последний стрим. Вы смотрели? Нет? Она включила камеру, когда уходила. Шла по снегу. Пеллагра городская, так назвали ee зрители. Пока не упала. Лайков тьма.

Артём рванул рычаги. «Синяя Фурия» выползла на «Рудники». В прицеле вражеский Т-34. Палец на спуске.
— Стреляй, пап! — засмеялся голос. — Я ведь теперь вечная. Как твоя вина.
Выстрел. Грохот. Вражеский танк вспыхнул костром. На броне «Синей Фурии» проступили капли, они сияли как слезы, как пар от дыхания девочки, замёрзшей в развалинах Химмельсдорфа.