Кольцо Саладина, ч. 4 Последнее воскресенье, 58

И снова заговорил низкий голос. Мне показалось, сказали: «Золотого тара…» или «Золотая тара»?
Опять непонятное.
Видела сына? Чьего сына? У неё есть сын? С которым она увиделась здесь, в Москве?
Или мне всё это померещилось? И откуда мужчина? Тоже померещился? И почему, чёрт побери, я вообще всё это слышу так, словно стою рядом, прислонив ухо к дверям номера?
Когда-то уже это было, было… Я не должен был слышать, но почему-то слышал...
Вспомнил! Во сне это было. Телега, старуха рядом, Турилов. Нет, Турилов остался тогда на хуторе, Василий с нами ехал, правил… И второй мужик, как же его звали… ладно, неважно. Главное, что, сидя с ними в телеге, я внезапно услышал разговор Белки с Богорадой. А потом оказалось, что этот разговор был на самом деле.
Но это было во сне, а сейчас я ведь не сплю…
Я услышал шаги по коридору от лифта, быстро затянулся в последний раз, искоса, воровато оглянулся – и остолбенел. Из глубины коридора шла по направлению ко мне Дануца. Она шла спокойно, неторопливо, в руках её был какой-то узкий распахнутый блокнот, и на ходу она его листала. Как? Она же только что разговаривала в номере! Или я что, спал сейчас тут?!
Мне глупо захотелось вжаться в кресло, хотя было ясно, что нужно проявить вежливость и встать. И я неловко встал, сознавая, что выгляжу, как школьник, застигнутый в туалете с сигаретой.
Дануца подошла, захлопнула свою книжечку, посмотрела спокойно и мягко.
- Что вы здесь делаете?
- Я здесь… думаю, - сказал я первое, что пришло в голову.
- Здесь нельзя курить, - помедлив, сказала она. Взяла из моих рук окурок и бросила в урну.
- Ну, и о чём же вы думали? – спросила она, в глазах её блеснул юмор.
- Не помню, - сказал я почти дерзко, наверное, от неловкости. – Но вот сейчас я думаю, почему вы здесь. Вы были в номере. Оттуда никто не выходил.
- Я просто вышла через другую дверь, - сказала Дануца спокойно. – Там есть второй выход.
- Но там кто-то был, - я решил не сдаваться. - У вас в номере. Там были люди.
- Горничная, наверное.
- Но разговаривали двое. Я слышал ваш голос.
- Вам показалось.
- Но там был мужчина!
- Возможно, стюард. Вы хотите меня в чём-то уличить?
Я замолчал. За такой короткий срок она вышла, спустилась вниз, потом вернулась на лифте?  Хотя почему вниз, может быть вверх? Чёрт зачем я об этом думаю – я же всё равно ничего не узнаю! Это какой-то бред!
- Вы хотите что-то ещё спросить?
- Да, - сказал я хмуро. – Там, в семнадцатом веке… я… я мог быть князем? Моя девушка зовёт меня так шутливо.
- Нет, - сказала она сразу. – Вы не были князем. Но вы были приближены к влиятельным людям. Вы были облечены их доверием. Как это сказать… правой рукой.  Верным человеком. Князем – нет. Возможно, были в войске властного человека. Могучего.
- Шляхтич? – помолчав, спросил я.
- Да. Видимо.
- Я… убивал кого-то?
- Да. Вам это важно?
- Не знаю, - сказал я. – Просто… меня хотели убить… у меня был враг. Там. И такое чувство, что здесь он тоже есть.
- Он хочет вас убить? – спросила Дануца.
- Н-нет, кажется, - сказал я неуверенно.
- Лучшее, что вы можете сделать в этой жизни – не быть ему врагом.
- А если он претендует на мою девушку? – быстро спросил я, сощурившись.
- Он ваш соперник? – спросила Дануца, поднимая брови.
- Мне кажется, да.
- Но вы же не будете его убивать, - улыбнулась Дануца.
Я помолчал, глядя в сторону.
- Почему? Иногда хочется, - буркнул я мрачно.
Она засмеялась. Очень звонко, по-молодому. И смех её был знакомым. Такое ощущение бывает, когда вдруг мелькнёт в голове кусочек сна – и тут же исчезнет.
- Я вот что скажу, - Дануца отсмеялась и стала серьёзной. – Выбирает женщина. При условии, что нет насилия. Вам не надо ожесточаться. Если вы суждены друг другу, она выберет вас.
- А если он ей суждён, - упрямо спросил я.
- Бывает и так, - сказала Дануца. - Это когда всем троим надо помучиться. Попортить кровь, - она опять засмеялась. – Но нет никакого смысла идти против воли женщины. Завоёвывать есть смысл. Идти против её выбора – нет.
- Хорошо, - сказал я. – Простите, что я вас задержал. Ещё можно вопрос?
- Да, - она мельком посмотрела на часы.
- Что такое «дезир»? – спросил я, упрямо прищурившись. Я понимал, что веду себя глупо, дерзко, по-детски, но не смог удержаться.
- Дезир? – она взглянула с любопытством. - Не знаю. Где вы слышали?
- Так, - я махнул рукой. – Случайное слово. Вы так много знаете, я подумал… в общем, спасибо, я не буду вас задерживать.
Я пошёл было, но не улёгшееся чувство досады, чувство, что тебя одурачивают, что на тебя смотрят сверху, как на малыша, заставило-таки меня развернуться. Я понял, что не могу уйти просто так.
- Дануца – я мысленно собрал волю в кулак и посмотрел прямо ей в глаза. – Скажите. Вы меня знаете?
Она смотрела на меня молча и долго. Глаза её светлели всё больше и больше, и я вдруг испугался, что опять улечу в них и потеряю равновесие. Мне уже хотелось зажмуриться или вообще закрыть глаза – да, лучше всего было сейчас лечь спать.
- Ты тоже меня знаешь, - очень тихо сказала она и вдруг протянула руку и дотронулась тёплыми пальцами до моего лба. – Ясень ясный…
Я не мог поклясться, что услышал последние слова. Но руку я узнал! Чёрт, я узнал эту руку! Только думать об этом было решительно невозможно, мне дико захотелось спать, - хотя бы просто посидеть немножко. Ноги вдруг стали слабыми, и я осел в то самое кресло, с которого встал.

А женщина, которая называла себя Дануцей, вошла в свой роскошный номер, убранный живыми цветами, плотно притянула дверь. Села на диван и раскрыла книжечку, которую держала в своих руках. Чиркнула по ней пальцем и сказала устало:
- Дезире? Я закончила сессию, спасибо, закрывай портал.

                *    *    *
Ладонь на моём лице из тёплой стала горячей. И становилась всё горячей и горячей и в конце концов стала мне мешать. Я сморщился, завертел головой – яркий свет брызнул мне в глаза. Солнце. Никакая не рука. Просто солнце. Чириканье птиц…
- Молодой человек, - раздалось рядом со мной. – Вам чем-нибудь помочь?
Я повернул голову. Бабулька в зелёном летнем платье с кружевным воротничком.  Какая-то знакомая бабулька. А, так это ж она кормила голубей здесь, в сквере. Я проходил мимо неё. Когда… когда… когда шёл в Метрополь. А зачем я туда шёл? К Норе?
Зачем-то я туда шёл… Я оглянулся, чтобы удостовериться, что я, действительно, входил в двери гостиницы… от резкого движения голова закружилась, я застонал и схватился за голову руками. Да, входил. Я даже вспомнил запах – какой-то мягкий, женский – запах пудры какой-то…
- Вы такой молодой ещё, вам ещё столько жить, - заговорила опять моя соседка с выражением. - Вам радоваться жизни надо. Радоваться вашей молодости. И того, что нет войны. А вы напиваетесь белым днём. Разве можно так относиться к жизни?
- Что?
Я постарался повернуться плавно, чтобы меня опять не закружило. Получилось. Я посмотрел на бабульку снизу.
- Скажите, я давно здесь сижу? – спросил я с трудом.
- Десять минут, - с готовностью отозвалась старушка. – Вы пришли невероятно пьяным. Как можно напиваться в культурном центре Москвы?
Я опустил голову на руку, чтобы расслабить шею. Десять минут. Десять минут я сидел на скамейке, а до этого я был… в номере. Рисовал дерево. Она угадала Веронику… Она угадала Веруську, пани…Чёрт, как она это сделала?.. Там были просто листочки, птички. Видимо, они что-то значат… Интересно кино… Она сказала: стоит на носочках. Где у меня нам на рисунке кто-то стоял на носочках?.. Дичь какая-то. Но ведь угадала! А ещё она сказала: вам нужно учиться. Так это понятно. Даже такому дураку, как я. Что дальше… Дальше я, кажется, ей нахамил. Зря. Она не обязана была со мной возиться. Дурень. Даже не попрощался по-людски. Надо извиниться. Вернуться? Вернуться под предлогом извиниться и спросить что-то ещё? Она сказала ещё что-то важное. Что? Из-за чего я взбрыкнул? Дурак, остолоп. Но что-то я не вытерпел...
Я поднялся, учтиво сказал бабульке «До свидания». Она скорбно кивнула мне. Не верила она в мою кристальную трезвость. Я сам в неё не верил…
Первым делом я двинулся к фонтану. Вот почему мне мерещились птицы. Не птицы – это фонтан журчал. Я хорошенько набрызгал на себя водой и даже напился на всякий случай. Что теперь делать - бежать отсюда в свою жизнь или возвращаться? Но что, что меня так задело… И вдруг - словно молния сверкнула! Кольцо!
Как я мог забыть самое главное! Кольцо же!
Она сказала: не ищите его. Вот что меня взбесило. Ну, все знают, что мне надо делать и что не надо. В первый раз видят и прямо сразу всем ясно. И все вокруг, понимаешь, знают про кольцо.
Нет уж, извините, господа хорошие! Я сам буду решать, что мне надо.
Я ещё раз хорошенько протёр физиономию и голову, которая начала уже приятно колоться. И отправился обратно – к помпезному зеву Метрополя.

Странно, что в первый раз я практически не обратил внимания на интерьер и убранство - видимо был захвачен предстоящим. Не увидел ни грандиозной люстры, сверкающей над головой, ни царственного мрамора – всего этого великолепия, что воспето многими посетителями. Я немного оробел от роскоши, смутно ощущая, что вижу всё в первый раз.
Красивая девушка за стойкой на мою просьбу вздела удивлённо бровь.
- Такого номера у нас нет.
- Как нет? – я остолбенел.
- Пятьсот двадцать два, у нас не может быть номеров такого вида. У нас первая цифра не может быть больше трёх, - объяснила девушка. – Может быть, триста двадцать два?
- Н-нет, - я всё ещё пребывал в изумлении.
- У вас, может быть, где-то записан номер? – девушка явно прониклась сочувствием ко мне.
Номер у меня нигде не был записан, я его запомнил сразу. И ещё подумал – как легко запомнить: лучшее отметка в школе плюс мой возраст.
- Нет, - сказал я. – Мне продиктовали его по телефону. И я его точно запомнил. И я в нём был, в этом номере. Полчаса назад.
- Полчаса назад? – недоверчиво переспросила девушка. – Вы были полчаса назад в номере пятьсот двадцать два?
- Да, - сказал я. – И просидел в нём час.
- На каком этаже?
- Не знаю, - сказал я честно. – Я не запомнил, но…
- Вас сопровождали до номера?
- Да, - обрадовался я. – Девушка меня проводила и ушла.
- И вы видели номер на двери?
Я смешался. Я не помнил. Я даже не помнил, была ли на двери табличка.
- Может быть, это всё-таки был сто двадцать второй или двести двадцать второй?
- Нет, - я покачал головой. – Понимаете, сто двадцать два легко запомнить, а двести двадцать два невозможно перепутать: три двойки.
- Да, пожалуй, - согласилась девушка. Она мне всё большое нравилась – смышлёная и услужливая.
- Вы запомнили вашу сопровождающую?
- Как вы понимаете, это были не вы, - я грустно улыбнулся.
- Значит, Наташа.
Она окликнула вторую девушку, та подняла склонённую над столом голову – совершенно незнакомое лицо. Я покачал головой.
- Может быть, вы зашли с другого входа? – спросила девушка.
Нет, положительно она умница.
- А я мог? – с надеждой спросил я. – Есть другой вход?
- Здесь не один вход, - сказала девушка. – Но это сейчас неважно. Даже если бы вы зашли с другого входа, вы всё равно не могли находиться в номере пятьсот двадцать два. У нас просто его нет. Может быть, всё-таки, триста двадцать два?
- А кто проживает в номере триста двадцать два?
- Секунду! Наташа, посмотри триста двадцать два.
Наташа нырнула опять в тетради, а девушка обратилась ко мне:
- Вы регистрировались? Можно паспорт?
Я отдал паспорт и замер, страшно заинтересованный.
- У нас нет такого посетителя, - сказала девушка, полистав свои талмуды. – Во сколько вы пришли?
Я не успел ответить – Наташа повернулась к нам:
- Номер триста двадцать два. Полномочный посол республики Бангладеш с супругой с кратковременным дружественным визитом.
- Это они? – учтиво спросила у меня девушка.
Я вздохнул.
- Спасибо, - сказал я. – Наверное, я всё-таки, перепутал.

У первого же автомата я выпил три стакана газировки – один с сиропом, два без. Голове стало лучше. На душе – хуже. В такие моменты лучше всего заняться работой. Тупой такой, нетворческой. Наколоть дров, например. Вагон разгрузить. Два вагона. Или хотя бы в спортзал до упаду.
И в метро я уже категорически решил найти Эдика и рвануть с ним в спортзал, а потом в бассейн. И, может, быть ему что-то рассказать. Потому что уже ну не было сил жить в этой фантасмагории.
Но не успел я войти к нам в кабинет, как Вероника поднялась мне навстречу из-за стола.
- Ну где тебя опять черти носят!?
Она даже кулаком по столу пристукнула сердито, и это было так непохоже на неё, что я замер в дверях.
- Что-то случилось?
- Случилось, сядь!
Она тоже села, достала какие-то листочки и подняла на меня глаза.
- Тебя посылают на учёбу. В Чехословакию. Три недели танцевальных классов.
------------------------------------
На фото - Театральная площадь в Москве. Слева - колонны Большого театра. Справа - углом выдающееся здание многострадального "Метрополя". Кудрявая зелень - тот самый скверик, где бабулька на скамеечке воспитывала князя. Именно в этом месте князю назначала свидание девушка в синем платье.