Леший

Ночь была пасмурной, немного моросило. Из-за этого тонкие чуткие пальцы скользили по гладкому металлу, не имея возможности как следует за него ухватиться. Пришлось ощупывать пластинку за пластинкой, чтобы найти подходящую. Правый угол одной пластинки у самого основания купола немного поддался: видимо, плохо был приклеен. Дальше пошла отходить и вся пластинка. Для последнего рывка пришлось дожидаться проходящего троллейбуса, заглушившего треск отрывающегося металла от деревянного основания купола. Положив добычу в пакет, человек так же незаметно исчез с территории стройки церкви, как и проник на нее.

***
— Хорош гнать фуфло! — молодой мужчина невысокого роста, крепкого телосложения развалился в кресле. — Что ты строишь из себя Робин Гуда?
— Зачем Робин Гуда? Мне все равно, кто передо мной, нищий или мешок с деньгами. Если у него есть что взять, я возьму, — мужчина среднего роста, лет сорока, с тонкими чертами лица, такими же тонкими, можно сказать, изящными пальцами рук теребил воротник сорочки, внимательно глядя на собеседника.
— Не лепи мне горбатого! Ты две минуты назад о чем тут расписывал?
— Слушай, Фомка, я тебя просил, при мне на фене не разговаривать.
У молодого мужчины невысокого роста была кличка Фомка. При низком росте в его теле и особенно в руках была собрана физическая сила неимоверной величины. Там, где другим требовался инструмент, Фомка справлялся голыми руками. Отсюда и кличка. Фомка был домушником. Парень совсем не отличался умом, однако госпожа Фортуна явно была на его стороне. Парень ни разу не попался, хотя на дело ходил с завидной периодичностью.
— Для особо внимательных могу повторить с пояснениями, — собеседник Фомки сел на диван, положив ногу на ногу. — Робин Гуд грабил богатых и помогал бедным. Я же, во-первых, не граблю, а во-вторых, я податей и милостыни не подаю. Мне абсолютно без разницы, у кого забрать: у матери-одиночки или у цыганского барона. Процент в общак я отдаю, но больше у меня не выпросите ни цента.
— Подожди, — перебил собеседника Фомка, — ты же мне о каких-то там принципах втирал.
— О принципах я тебе не говорил, это ты сам себе надумал. Я говорил о другом. Я не просто беру у человека. Я беру то, что ему не нужно.
— Ага, кошелек у студента вытянуть или пакетик с пенсией у бабули срезать — это им совсем не надо…
— Если человек не прикладывает усилий, чтобы сберечь, смотрит тупо по сторонам вместо того, чтобы четко понимать, где он находится и что с ним, спит на ходу или весь на эмоциях, значит ему его деньги и вещи сейчас не нужны. Зато потом, когда этот человек обнаружит, что его деньги уже не его, он излечится от всех этих болезней.
— Ненадолго.
— Ну что же, тем хуже для него и лучше для меня. У меня будет возможность повторить сеанс терапии.
— Слушай, а это не ты часом на той неделе облупил купол на одной церквушке, — Фомка хитро прищурился, — в терапевтических, так сказать, целях?
— О чем ты?
— Ты же знаешь, Леший, я постоянно слушаю ментов. На днях прошла инфа, что кто-то спер одну пластинку с недоделанного купола одной недостроенной церквушки.
Мужчину с тонкими чертами лица те немногие, с кем он был знаком лично, звали Леший. Эту кличку он носил уже очень давно, и дана она ему была за способность мгновенно растворяться в толпе, за умение увидеть в бесконечном людском потоке человека, имеющего при себе значительную сумму денег, и за то, как Леший завладевал этой суммой денег. Как сказочный лесной персонаж, умел закрутить, заблудить путника в лесу, так и этот щипач, сопровождая свою жертву, не ждал момента, а создавал ситуации, в которых ни о чем не подозревающий человек лишался принадлежавшего ему имущества.
— И при чем тут я? — на лице Лешего не дрогнул ни один мускул.
— Тонко сработано, и всего одна пластинка. Очень похоже на твою эту медицину.
— Терапию, — поправил Леший.
— Точно! Терапию. Там ведь много этих пластинок, достать легко, купол у самого забора, охраны никакой, только камеры.
— А ты, я смотрю, всерьез заинтересовался церковным золотом.
— Да откуда там золото?! Липа для лохов.
Оторвавшийся было от спинки кресла Фомка отвалился назад и рыгнул. Леший поморщился.
— Так я-то причем? — вновь спросил Леший.
— Это очень похоже на твое это желание лечить или учить, или что там у тебя. Если подумать, что там есть золото, то эти церковники вообще не парятся о его сохранности.
— Или думают, что находятся под надежной охраной.
— Чьей?
— Бога.
Леший прикрыл глаза и глубоко вздохнул.
— Почему ты не думаешь, что это сделал кто-то из рабочих? На сувенир, например, взял.
— Н-е-е-е,  — протянул Фомка. — Я думаю, что на такую работу залетных, непроверенных мастеров не берут. Они же там все двинутые, в смысле честные, справедливые, что там у них еще…
Настала небольшая пауза. Ее нарушил Леший.
— Насчет золота ты зря так. Его там немного, но есть. Я знаю, про какую церковь ты говоришь. Я заходил в нее, там висит объявление.
— Ты что двинулся, Леший? Там же сейчас везде камеры. Гонишь! — Фомка ухмыльнулся, чувствуя, что подловил собеседника.
— Да, там стоят камеры, но ты же знаешь, я для них невидим, — глаза и губы Лешего тонко улыбнулись.
— Реально, как тебе это удается? — в голосе Фомки прозвучала зависть.
— Секрет профессии, — ответ Лешего сквозил превосходством и высокомерием.
— Так что, твоих рук дело? — Фомка встал с кресла. — Не боишься, что их Бог тебя накажет?
Два немигающих взгляда вонзились друг в друга. Один, подозревающий, все пытался увидеть хоть малейший намек на подтверждение своего предположения. Второй, непроницаемый, как стена, холодно и безучастно говорил о бесполезности любых попыток что-либо рассмотреть.
— В любом случае я думаю, что Бог не поощряет беспечность. Нет, я этого не делал. Зачем мне это? Опять-таки, кто знает, на чьи деньги эта церквушка построена, — Леший оставался сидеть на диване в то время, как Фомка направился к выходу.
— Все так и живешь один?
Ответом на вопрос Фомки была утверждающая тишина. Фомка, не сказав больше ни слова, вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.

***
После обеда следующего дня все местные новостные каналы начали свои выпуски видеокадрами со стройки небольшой церкви. Там, через дыру в ограждении, был виден будущий главный купол. Как будто механическая лапа размером с человека проделала дыру в заборе и сомкнулась на куполе, грубо содрав с него часть золочения. Кое-где по площади этой зияющей на куполе дыры и по ее краям оставались искореженные пластинки, видимо, не поддавшиеся грабителю.
Репортажи были наполнены человеческими эмоциями: плачем женщин-прихожанок, проклятиями в адрес того, кто это сделал. Редакторы, видимо, не успевали править материал, потому что в эфир проскальзывали в том числе обвинения в адрес арабов, евреев и всех возможных религиозных конфессий.
— Теперь понятно, как начинались крестовые походы. Фомка, идиот, чтоб тебя! — с глубокой досадой и злостью в голосе сквозь зубы процедил Леший.
Еще немного посмотрев репортажи и убедившись, что его работа осталась незамеченной, Леший выключил телевизор.
Он подошел к шкафу со стеклянными дверцами, стоявшему у глухой стены. Аккуратным движением, не оставляя никаких следов на поверхности, он нажал на невидимую панель или кнопку в нише шкафа. Вниз опустилась потайная совсем не глубокая полка. Леший достал из нее плоскую пластинку желтого металла в форме ромба и вернул полку обратно. Только сейчас, спустя неделю, он внимательно рассматривал пластинку. Надо было избавляться от этой теперь ставшей очень опасной вещи. Взгляд скользил по гладкому металлу, замечая все мельчайшие царапинки, и вдруг замер, увидев то, чего раньше не замечал. В углу пластинки была нанесена тонкая гравировка: Максим и Ольга. Руки Лешего опустились. В голове у него вдруг всплыли давно забытые воспоминания.

«— Мама, ты вообще о чем? Какая вера? Какое благочестие? Посмотри на себя. Все, что ты носишь, все, чем вы пользуетесь, — это же все краденое! Да вы с отцом на свободе только потому, что ваш адвокат такой же жулик, как и вы.
— Да, ты прав. Но тогда на суде что-то произошло. Нас не должны… не могли тогда оправдать. Аргументы против нас были, откровенно говоря, прямыми. Но нас оправдали. Я даже не хочу здесь использовать слово «чудо». Это было нереально! Когда мы вышли из здания суда - мы с твоим отцом, мы вдруг остановились и посмотрели друг на друга. Наш адвокат что-то говорил нам, наверное, поздравлял, а может, что-то еще, а мы — стояли и смотрели друг на друга. И я тогда поняла, что такие события в жизни случаются один раз. Случаются не потому что, а для того чтобы. Понимаешь? И на свободе мы остались для того, чтобы как минимум что-то понять. Я только после суда впервые в своей жизни задумалась, зачем я живу. Кто я? И я хочу, чтобы ты не доходил до края, чтобы тоже задумался и, может быть, вместе с нами…
— Оставь свои проповеди. Я вообще удивлен, что я у вас появился.
— Ну что ж. Твое удивление не беспочвенно. Когда я узнала, что залетела… что ты можешь родиться, это не было для меня радостным известием. Я даже всерьез подумывала сделать аборт. Твой отец настоял, чтобы оставить тебя. Он был тогда на кураже, очень хорошо поднялся на одном деле и хотел для себя еще и подарок. Потом, правда, когда понял, что такой подарок требует постоянного ухода, был сильно разочарован. 
— Прекрати. Мне не интересны твои откровения. Я все и так знаю.
— Откуда?
— Чувствую.»

Леший смотрел на свое отражение в выключенном телевизоре. Даже в темном экране было видно его бледное лицо. Тот разговор состоялся более двадцати лет назад. Максим и Ольга. Так звали его родителей.

***
— Товарищ генерал! — следователь встал из-за своего заваленного бумагами стола.
— Садись, капитан. Расскажи, что у нас с делом о церковном золоте, которое с купола сорвали.
Генерал сел на стул за соседним столом.
— Мне беспокойные прихожане и не только каждый божий день звонят… хотя я слышал, что вроде как все даже вернули.
— Так точно! Все пластинки, которые были сорваны с купола, найдены. Они были подброшены в разные церкви по городу. Вначале в эту церковь подбросили одну целую пластинку, а позже в три или четыре места остальные. Эти остальные были все повреждены.
— Есть информация по тому, кто это сделал, кто снимал и кто возвращал?
— К сожалению, каких-либо более-менее стоящих зацепок нет. Кража была совершена двумя людьми или группой людей. Первый действовал очень аккуратно, тонко, если можно так сказать. Он довольствовался лишь одной пластинкой у основания купола. Второй или вторые действовали грубо. Они сорвали и повредили почти двадцать пластинок.
— Насколько я помню, сейчас везде стоят камеры, даже в храмах. И что, нет ничего на видео… или вы плохо смотрели? — интонация генерала была назидательно угрожающей.
— Так точно, товарищ генерал! В этом и состоит основная для меня загадка. Мы просмотрели все видеоматериалы с камер наблюдения, где появлялись пластинки. Они как будто возникали из ниоткуда. Сбоя в работе камер замечено тоже не было. Однако факт остается фактом. У нас нет записи с подозреваемым.  Позволю себе один момент. Один мой информатор как-то рассказывал, что в городе есть карманник по кличке Леший. Со слов информатора, его никто не знает в лицо и якобы этого Лешего не видят камеры наблюдения.
— Капитан, мы с тобой не первый день на службе, так что давай обойдемся без сказок. Ты не хуже меня знаешь, как уголовники любят создавать вокруг себя ауру мистицизма.
— Да, но ситуация с этими пластинками.., — у капитана не получилось договорить.
— Вот и не ведись на эти байки! — в голосе генерала сквозило раздражение. — Дай задание своим шестеркам, пусть узнают, что это за лесной зверь. А нет, так мы подожжем этот лес, чтобы все зверье повылезло. Знаешь ли, мне надоело уже оправдываться, а вопросов, как ни странно, по этому делу сыплется много.
С этими словами генерал встал из-за стола и направился к выходу.
— Если вспоминать сказки, то лешие — это хозяева леса. Они его оберегают…
Капитан не смог договорить. Дверь в кабинет с громким стуком закрылась за генералом.
Следователь подошел к окну и открыл форточку. С улицы потянуло сыростью. За окном огнем осенних желтых листьев горел клен. Его крона, слегка раскачиваясь на ветру, напоминала огромный костер, который вот-вот грозил опалить своим пламенем стоящие рядом еще зеленые березы.
— А если лес гибнет, то они гибнут вместе с ним, — глядя в окно, тихим, почти беззвучным голосом закончил прерванную фразу капитан.