Сулейман

СУЛЕЙМАН

Его фамилию я не запомнил. А может быть, никогда и не слышал. Сулейман работал токарем на консервном заводе, в механическом цехе, где стоял единственный уцелевший от войны и расхищения имущества токарно-винторезный станок. Сбоку, правда, притулился ещё небольшой сверлильный станочек, но свёрл к нему не было, как, впрочем,  и  резцов для токарного. Сулейман работал своим личным, сработавшимся донельзя инструментом, и, надо сказать, творил им чудеса. Невысокий, худощавый, с густой шапкой черных волос, в кирзачах с отвернутыми голенищами, он всегда встречал наше появление в цехе неизменной широкой улыбкой. Рабочие-азербайджанцы любили русских. Большинство из них получили рабочую специальность и трудовую квалификацию в России - кто во время службы в армии, кто на далёких вахтах, а кто… в тюрьме.
Когда-то и Сулейман вахтовал на далёких комсомольских стройках, и иногда, достав во время перекура почерневшими от окалины и смазки пальцами из помятой в кармане пачки бакинской «Астры» сигарету и прикурив, делился с нами, командированными инженерами и монтажниками, своими воспоминаниями о тех днях.
Звучали рассказы вроде такого:
«Однажды я по ошибке выпил растворитель. После работы, усталый, зашёл в барак, а там на столе стояла банка с жидкостью, а рядом - ведро с водой.. Жарко было, я, не глядя, схватил банку, думал, что там вода, да и глотнул… Моментально всё понял, сразу схватил ведро с водой и всё его выпил следом, а после - вызвал рвоту. Потом ещё долго лечился молоком… Ничего, живой...»
На работе Сулейман выполнял индивидуальные заказы - точил штучные детали для ремонта изношенного заводского оборудования. Иногда что-то просили сделать военные - техника ломалась и у них, а хорошего токаря, как известно, найти непросто везде, а тем паче - в прифронтовом городе в военное время, когда в цехе, наподобие сгружаемых где-то в отдалении больших листов железа, слышна была артиллерийская  канонада, а инструмент и сварочное оборудование, включая электроды, нам приходилось привозить с собой из Питера.
«Лёня! Ну как можно работать таким резцом?» - со слезами обращался Сулейман к моему товарищу, какое-то время работавшему мастером на заводе и соображавшему в производстве.
Но именно Сулейман заботливо сохранил в своей личной бытовке ценнейшую эксплуатационную документацию - паспорта и формуляры на клапаны и другое оборудование, подготовкой и монтажом которого нам предстояло заниматься.
В перерывах между «прачечными сессиями» - мы промывали детали разобранных клапанов системы асептического хранения разведенной кальцинированной содой- Сулейман охотно давал нам уроки азербайджанского языка. «Сулейман! А как по-азербайджански «свинья»? - спрашивал кто-нибудь во время наступившего мусульманского поста, зная, что свинину правоверные мусульмане не употребляют. «Тонгус», - охотно откликался токарь, подошедший к нашему обеденному костерку с сигаретой. «А ж…?» - неожиданно вклинивался в разговор какой-нибудь монтажник. «Гёт». - живо отвечал Сулейман. «Значит по-азербайджански «тонгус гёт - это свиная…» «Ж…» - торжествующе по-русским завершал диалог наш азербайджанский друг и удалялся к себе в бытовку переодеваться - начиная работать раньше нас, он и заканчивал раньше.
«Сулейман!» - неслось ему вдогонку, - вот, говорят, сейчас пост, а как вы с женой живёте?» «А никак - спокойно отвечал слесарь - между мной и женой в постели стоит ребром дюймовая доска». Под дружный смех наш обед завершался. Подобные вопросы не звучали, как издевательские - постоянное напряжение от опасности ожидаемого обстрела или прорыва обороны требовало и духовной, и психологической разрядки, местные обычаи действительно интересовали гостей из России. Увы - уже гостей, хотя все мы имели в карманах старые паспорта Союза Советских Социалистических Республик и расплачивались в местных магазинах российскими рублями. Шёл 1993-й год - третий год Первой Карабахской войны, расколовшей Закавказье и всю Россию.
От Сулеймана я услышал и имя советского классика азербайджанской литературы - Самеда Вургуна.
Больше тридцати лет прошло с той поры. По фамилиям на заводе называли только президентов России, Азербайджана и Армении, да ещё - депутата Старовойтову, известную своими малоуспешными попытками решить Карабахский кризис.
Ещё по фамилиям называли наезжавшее из Питера начальство. А все остальные - азербайджанцы и русские,  включая директора и всё руководство завода общались между собой просто по именам, не разбирая - православные они или мусульманские. По человеческим именам.
И теперь, когда мне в алтаре во время чтения поданных записок иногда попадаются мусульманские имена, я, повозмущавшись для вида, поминаю их в русской церкви, как участников великой битвы за Россию, отделившиеся более тридцати лет назад части которой дрейфуют «по волнам моей памяти», да и, видимо, не только моей - если чья-то рука настойчиво объединяет в молитвенном помяннике людей не по религиозному, а по человеческому признаку.
И звучит в голове фраза, рождённая однажды моим товарищем, инженером группы авторского надзора Анатолием Дмитриевым во время очередного артиллерийского «концерта»: «О, майн гёт!!»

ХАЛТУР-БАЛАГУР

03.07.2025