Профессор и актриса

               
   Валентин Леонидович не хотел ехать в этот санаторий. Дочка настояла:
  - Пап, ну что ты сидишь дома?  Съезди, проветрись. Может познакомишься с кем-нибудь, пообщаешься с людьми, развеешься. В Литве прекрасная погода, а воздух в Друскининкае – просто лечебный! Тебе надо немного своим позвоночником заняться, ведь давно мучаешься от боли! А там – процедуры!
    Валентин Леонидович вяло сопротивлялся этому натиску, отнекиваясь необходимостью сделать ремонт в квартире, деньжищами, которые надо отвалить за эту поездку.
    - Процедуры…Мы могли бы и здесь эти процедуры устроить. За меньшие деньги. И кто знает, говорят ли там по-русски. Он вздохнул. В его представлении вся Литва – обиженный фрагмент распавшегося государства, с недоброй памятью и с новым языком, который, казалось расправляется с русской речью как с больным зубом – рвет без обезболивания.
   - Да что ты такое говоришь, папа! - с досадой перебила дочка. - В Друскининкае все охотно говорят по-русски. Это ты новости смотришь слишком часто. И народ там очень доброжелательный.
   Убедила. Взял путевку со стандартным набором медицинских процедур и оказался в санатории. Он не хотел никаких соседей по комнате и его номер был небольшим аккуратным и чистым. Весь персонал был очень вежливым и доброжелательным и Валентин Леонидович, ожидавший совсем другой встречи, расслабился.
   Доктор Моника – женщина с ровным пробором в халате с логотипом санатория, разговаривающая с ним с симпатичным акцентом, перечислила процедуры: минеральная вода, вытяжение и гимнастика в бассейне и массаж. Она щелкала «р» и касалась его запястья с такой механической вежливостью, что он невольно представил, как она делает то же самое двадцать раз за день – с тем же лицом, как актриса третьего плана. Она продолжала щелкать русскими словами как орешками:
  - Давление у Вас профессор, как у юноши, а вот спина… А спина просит, чтобы ее тянули и гладили. Мы постараемся Вам помочь, Вы только расслабьтесь.
    Он, конечно, не расслабился. Привычка держать все под контролем - даже мысль, даже воспоминание - не уходила. 
    Так прошел первый день в санатории, так как уже наступил вечер. Вкусно поужинав, Валентин Леонидович отправился на прогулку.
   Недалеко от гостиницы стоял перевернутый на покатую крышу дом. Он вначале подумал, что это последствия урагана, но увидев табличку с расписанием и расценками понял, что это аттракцион.
   - Ну для чего? Что за глупость такая? Тоже мне – искусство - Валентин Леонидович чуть ли не вслух возмущался. Он вспомнил, как Наташа не любила, когда он бурчал. Всегда говорила: «Ты бурчишь, потому что тебе нравится бурчать».
   Зато неподалеку был музыкальный фонтан, где звуки Шопена вырастали из воды, обнимая воздух нежными аккордами.
    Валентин Леонидович сел на свободное место и любовался игрой цвета и звуками знакомых мелодий. Смотрел и слушал, чувствовал, как под тонкой тканью рубашки дрожит грудная клетка. Словно сердце за долгие месяцы одиночества снова вспомнило, что оно может не только болеть, но и отзываться.  Просидев около получаса, он решил продолжить прогулку, но вечерняя прохлада и злющие комары заставили его вернуться в номер.
    Утром проснувшись, он отправился на процедуры. Пройдя мимо павильона с лечебной водой Валентин Леонидович прошел в бассейн, где в теплой воде на его шее закрепили поплавок и отправили в свободное плавание, предварительно порекомендовав максимально расслабиться. Это называлось вертикальным вытяжением позвоночника. Поплавав так минут 20, он перешел в группу упражнений в воде вместе со своими коллегами по вертикальному вытяжению.
   Симпатичная высокая блондинка в обтягивающем ее великолепную фигуру спортивном костюме с неподражаемым прибалтийским акцентом объясняла упражнения и ее: «Шииирие ноги!» в попытке разъяснить пожилым людям, звучало как песня.
  Валентин Леонидович старательно выполнял упражнения, хотя из-за своего природного скептицизма не очень верил в эффективность этих упражнений.
  После процедур он немного поплавал в большом бассейне и с чувством выполненного долга отправился в свой номер, облачившись в белый санаторный халат, чтобы переодеться к завтраку.
   В столовой санатория царила суета. Отдыхающие с тарелками старались побыстрее и раньше всех обеспечить себя едой, стремясь перепробовать максимальное количество блюд.  У стойки с творогом, сметаной и вареньями господствовало яркое оживление – люди вдохновенно украшали свои холмы из творога и сметаны орехами, изюмом и вареньями, явно наслаждаясь процессом творчества.
   Валентин Леонидович взял себе омлет с помидорами и удивившись замечательному вкусу литовского хлеба, также изготовил на тарелке небольшую горку из творога, добавив изюм и немного меда. По вкусу творог очень напоминал тот, из детства и он даже немного взгрустнул по безвозвратно ушедшим детству и юности. Допив свой кофе, он встал, но в эту минуту женщина за соседним столиком тоже поднялась со своего места, и они столкнулись. Во время взаимных извинений Валентин Леонидович посмотрел на женщину и увидел перед собой брюнетку лет шестидесяти с короткой стрижкой, темными выразительными глазами и очень скромным макияжем.  Немного смутившись, он еще раз извинился и жестом предложил женщине пройти первой. Невольно Валентин Леонидович посмотрел ей вслед, отметив прямую спину и красивую походку.
     В регистратуре он получил номер кабинета, где должен был быть массаж спины. Подойдя к кабинету, он увидел даму, с которой столкнулся в столовой. Она стояла у двери соседнего кабинета в тонком сером кардигане, с книжкой в руках – не читала, просто держала. ожидающую очереди в соседний кабинет. Он кивнул ей будто они давно знакомы, может быть однокурсник или соседи по даче. Она тоже кивнула – легко, чуть рассеяно. И улыбнулась. Улыбка у нее была … нет, не актрисы, не «на публику». А будто она всю жизнь училась не улыбаться, а тут вдруг решила: ну пусть, можно только разочек. И вот – получилось.
     Через несколько минут он попал в умелые руки массажистки, которая работала над его постоянно напоминающей о себе спиной с нежностью и силой настоящего профессионала. Валентин Леонидович расслабится и вдруг почувствовал, что боль, ставшая его постоянным спутником, отступила. Нет, пропала совсем, не исчезла, а просто вдруг ослабла. Очень захотелось подремать в этом новом состоянии, и он осуществил желание, направившись в свой номер сразу после процедуры. Он расслаблено подремал около часа и почувствовал, что очень хочется пройтись немного. Валентин Леонидович пошел вдоль реки, вдыхая воздух, насыщенный сосновым ароматом.  Глядя на Неман, текущий внизу, он вспомнил, как они с Наташей ездили в Вильнюс и Валентин Леонидович доказывал ей, что река, на которой стоит Вильнюс – это Неман.
     Он начал вспоминать свою жизнь, которая большей частью, была связана с Наташей. Их поездки, семейные вечера и детей. Они с Наташей были вместе еще со студенческих лет и когда, четыре года назад ей объявили этот страшный диагноз, мир рухнул и разбился на миллион осколков. Почти полтора года борьбы – химиотерапия, операция в Германии, облучения. Они не видели просвета, а когда она ушла в мир иной, Валентин Леонидович решил, что уйдет следом. Дети догадались и не на минуту не оставляли его одного. Так и удержали. Постепенно он смирился с тем что случилось, но когда друзья пытались познакомить его с какой-нибудь женщиной, он вежливо, но жестко отметал все их попытки, предпочитая жить в своем мире, где оставалась память о Наташе, ее любимые вещи, да и сам порядок в доме был тем, который создала она.
   На обеде он вновь оказался соседом брюнетки и вежливо ее поприветствовал, затем занялся своим супом. Он понял, что она, как и он консервативны в выборе места. Покончив с супом, Валентин Леонидович стал рассматривать, по возможности незаметно, своих коллег по излечению.  Большей частью это были пары уже немолодых людей, приехавших из разных стран и некоторые уже не первый раз. Были и дамы, приехавшие без спутников и, вероятно, надеявшиеся устроить свою жизнь.  Пара довольно громогласных людей – она в странном платье, а он в футболке с надписью на иврите, были явно из Израиля. Муж старательно выбирал блюда, стараясь брать только отварную говядину, она была менее разборчива. Они общались еще с несколькими парами, из чего Валентин Леонидович сделал вывод, что те тоже из Израиля.
     За столиком напротив сидели две пары, явно давным-давно знавшие друг друга и тихо переговаривающиеся между собой. За другим столиком сидели муж и жена. Она со скобкой постриженных коротко волос, зеленовато-голубыми глазами и слегка вздернутой верхней губой, что делало ее неотразимой в собственных глазах. Но ее время уже прошло. Возраст, проступающий морщинами на шее, руки со следами изменений в суставах, целлюлитные бугры на бедрах, несмотря на усиленные тренировки в спортзале и спортивную одежду, выдавали ее с головой, а попытки играть королеву, властительницу сердец, вызывали улыбку. Единственным подданым в ее королевстве был муж, совсем не напоминающий Сталлоне времен «Рембо». Он был невысоким, чуть лысоватым мужчиной с умным взглядом из-под массивных очков, так до конца не поверивший в свою счастливую удачу завоевания такой неприступной крепости, которую изображала жена. За многие годы совместного сосуществования он научился снисходительно принимать как данное все капризы дражайшей половины и тихо гнуть свою линию, предпочитая книги походам в спортзал.
     Среди прочих отдыхающих Валентин Леонидович заметил группу из Германии и среди них несколько выходцев из СССР, которые чувствовали себя как дома и помогали своим соотечественникам в выборе блюд.
      Внезапно Валентин Леонидович встретился взглядом с уже знакомой брюнеткой и оба тут же отвели глаза как школьники, пойманные за чем-то не совсем приличным. Он понял, что поймал ее за тем же занятием, чем занимался сам. 
      На выходе из столовой продавались билеты на спектакль московского театра, афиши о гастролях которого были расклеены по городу. Валентин Леонидович купил билет и в зале оказалось, что его соседкой через кресло оказалась уже знакомая брюнетка, которую он про себя назвал Ириной из-за некоторой схожести с актрисой из фильма его юности. Он вновь поприветствовал ее кивком головы и стал смотреть спектакль, время от времени поглядывая на соседку, поскольку его интересовала ее реакция.
    Спектакль актеры отыграли великолепно и находясь под впечатлением от увиденного, Валентин Леонидович решил немного прогуляться. Когда он вернулся после прогулки, в холле он увидел «Ирину», сидящую в окружении актеров, которые играли в спектакле и еще нескольких человек, лица которых были ему знакомы по фильмам и ранее увиденным спектаклям. Они оживленно разговаривали и смеялись.
   -  Да, она и вправду актриса, подумал он.
    Утром у кабинета массажа он увидел знакомую брюнетку и осмелился обратиться к ней:
  -  Я видел Вас вчера в холле с труппой театра. Вы актриса?
  - Я была актрисой, а теперь уже много лет я преподаю сценическую речь в театральном училище. Многие из этих актеров – мои бывшие студенты.
   - Вы преподаете? Мы с Вами в некотором смысле коллеги. Я преподаю физику в университете.
   - Я сразу поняла, что Вы профессор по манере держаться и выполнять указания инструкторов.
      Они оба улыбнулись и продолжили разговор как уже знакомые люди.
    - Валентин Леонидович – представился он
    - Меня зовут Ирина Сергеевна, в свою очередь ответила брюнетка.
    - Удивительно, не выдержал Валентин Леонидович – я про себя дал Вам имя «Ирина» и это оказалось Вашим настоящим именем!
    - Наверное, это имя мне подходит! – она улыбнулась. Правда родители хотели назвать меня Натальей, но потом папа решил, что я буду Ириной.
    В эту минуту Ирину Сергеевну позвали в кабинет, а Валентин Леонидович остался один у своего кабинета. Правда, ненадолго. Через пару минут он оказался в волшебных сильных руках массажистки. Она выискивала боль в позвоночнике как грибник под листьями – терпеливо и методично. И боль сдалась. Она опять отступила, а он думал не о боли, а о том, что внутри что-то сжалось. От того, что с кем-то обменялся парой фраз и этот кто-то оказался женщиной, не раздражающей, не вызывающей скуки, а вызывающей что? Интерес?
     В столовой в этот день он снова оказался рядом с Ириной Сергеевной. Подождал, пока она возьмет суп, потом подошел. Не из ухаживаний, просто так.
    - Вы тоже предпочитаете борщ грибному супу? - сказал он, чуть улыбаясь.
    - Грибной - тяжелый, сказала она, а борщ – родной. Я люблю борщ.
    После обеда они разошлись в разные стороны. Она – в сторону лечебного корпуса, он к озеру. Шел и вспоминал ее голос. Не слова, а именно голос. В нем было что-то родственное, нет не по крови, а по возрасту, по типу боли. По тому, как человек говорит, когда научился не жаловаться. Достоинство – вот что было в ней. Не внешнее, не нарочитое и показное, а настоящее, как у тех, кто пережил что-то, но не растерял себя и не превратился в ворчливую тень.
   На следующий день все шло как обычно. На завтраке они сидели друг напротив друга и восхищались хлебом, который пах как в детстве – без новомодных семечек и отрубей, просто хлеб, простой и честный, говорили о твороге и погоде, будто между ними было что-то большее, чем санаторная столовая и общие процедуры.
   Они начали гулять, то вокруг озера с фонтаном посредине, то по набережной Немана, то по городку. Они говорили обо всем. О кино. О книгах. О родителях, которые ушли, оставив какие-то старые привычки, которые до сих пор живут в них.
   Рядом с костелом - статуя ангела. Валентин Леонидович, увидев ее первый раз не переставал восхищаться тем, что скульптору удалось передать ощущение того, что ангел летит. Каменный ангел - летит! Они с Ириной говорили и об этом, и о других прекрасных скульптурах, виденных в других городах.
   Незаметно, он рассказал о Наташе, осторожно, как в храме, где не уверен, можно ли говорить вслух. Она слушала без жалости и без поощрения, как может слушать только те, кто сам давно привык к тишине.
    - Я много лет не умел говорить. Только объяснял формулы, явления, уравнения. Когда Наташа ушла, будто весь язык ушел куда-то.
    - А теперь?
     Он посмотрел ей в глаза. В них было столько понимания, что он вдруг впервые за долгое время почувствовал: можно говорить без опаски и страха быть непонятым.
     - А теперь, - тихо сказал он, - язык вернулся. Кажется вместе с Вами.
     Санаторий – штука временная с заведомо известным финалом – чемодан, автобус, вокзал. У каждого свой, а у тех, кому чуть за шестьдесят чаще – навсегда.
      Валентин Леонидович ушел первым. Чемодан, документы, легкий шарф, который она сама накинула ему на шею, будто между делом
     - Утро прохладное, - Смотрите не простудитесь.,
       Он не нашел слов. Просто сжал ее ладонь обеими руками.
     - Спасибо!
     - За что?
        Он хотел сказать – за возвращение дыхания, за то, что память перестала быть тяжелой как камень, но сказал только:
     - За все. 
       Вечером того же дня она вернулась в номер. Впервые за два года после гибели мужа, она плакала. Плакала не о своем вдовстве, а о том…, впрочем, она и сама не знала, почему.
       Они переписывались, чаще очень короткими сообщениями. А потом он приехал. Без предупреждения.
       Позвонил из вестибюля театрального училища. Она узнала его голос сразу.
      - Профессор, Вы пришли на мой экзамен?
     А он ответил:
     - Нет. Я пришел … чтобы остаться.
   
 Июль 2025