Сказание о трех водах

Близ деревни Дор, средь лесных услад,
Раскинулось, как чаша великана,
Второе в Вадье озеро подряд,
Чей лик подёрнут дымкою тумана.

Здесь в глади вод небесный свод почил,
Где сосны-стражи смотрят величаво,
И ворон чёрный крылья распустил,
Храня лесов суровую державу.

Плывут по озеру, как облака,
Семейства лебедей в наряде белом,
Идёт медведица издалека
Отведать ягод, что созрели телом.

Но берег плотен, сосны гнут свой стан,
А дно из ила — тайна вековая.
Иссохнет летом водный истукан,
В кисель густой себя преображая.

Отсюда имя — Кислица-вода,
Что в знойный час густеет год от года.
И из него, неспешно, как всегда,
Сукондовский ручей берёт начало рода.

Его названье — древнерусский сказ,
Где «сухо» — нрав его в жару и в лето,
А «конда» — сосен вековой указ,
Что крепкой хвоей всё вокруг одето.

Весною бурный, он спешит на зов,
Наполненный водой озёрной кислой,
А летом тих, средь мшистых берегов,
Едва заметной ленточкой повислой.

В Волошку-реку воды он несёт,
Свой скромный дар вливая в мощь потока,
И лес окрестный влагою живёт,
Храня заветы древнего пророка.

Ещё предание в народе есть
Про лягу Кислую в трясинной хмари,
Что в Волошском болоте затаилась здесь,
В глухом, укрытом от людей угаре.

Она росла, как озерцо в трясине,
И зарастала тиной год за годом,
Став, как кисель, в болотной пахлатине,
И схожесть с озером дала названье родом.

Хоть «ляга» — лужа, но молва гласит,
Что глубь её была страшна, безмерна.
Но ныне след её травой покрыт,
И память о воде почти что эфемерна.

Так три стихии сплелись в один рассказ:
Озеро, ручей и ляга в чаще тёмной.
Их быль живёт в преданьях и сейчас,
Как отзвук старины, большой, огромной.