Цирковой лев

Зверь потянулся, глубоко прогнув спину. Огромные лапы с выпущенными спиленными когтями подались вперед, дотянулись до дверцы и невольно толкнули ее. Зверь замер. Он множество раз совершал такого рода переезды и предпочитал во время них спать. Он знал, что после того, как ящик перестанет шататься и затихнут суетливые звуки, пройдет еще немного времени и дверь после характерного щелчка откроется для того, чтобы он мог войти в новую клетку, которую, судя по запахам, до него занимали какие-то другие, не знакомые ему звери. И всегда было именно так. Поэтому сейчас, когда деревянная дверца вдруг приоткрылась от толчка его лапы, зверь насторожился. Ящик перестал шататься уже давно, и тогда же затихли все эти знакомые звуки. Наступившая тишина радовала и убаюкивала. Поэтому зверь и пропустил звук щелчка. Хотя, возможно, он пропустил его потому, что после щелчка не была открыта дверца. Через узкую щель пробивался яркий свет. Но яркий свет всегда сопровождался большим шумом. А сейчас был только свет. И тишина. Зверь потянул воздух, прислушался. Вместо жуткой смеси спертого воздуха, запахов навоза, плесени, опилок и разных зверей ничем не пахло.  Точнее сказать чем-то пахло. Но еле уловимым, ускользающим. И звуки. Они тоже были, но, как и запахи, еле уловимые, ускользающие. Вдыхаемый воздух почему-то щекотал ноздри. Зверь фыркнул, сел на задние лапы, посмотрел еще раз на полоску света и толкнул лапой дверцу. Яркий солнечный свет ударил по глазам. Зверь невольно подался назад, вглубь ящика. Затем, еще раз принюхавшись, очень медленно, пригнув голову, вышел наружу.

Вместо привычной шаткой твердости деревянного настила лапы опустились на что-то приятно упругое, все покрытое тем, чем, судя по запаху, кормили лошадей. Это нечто проникало между пальцами, приятно щекоча подушечки. Понюхав землю, зверь поднял голову, осмотрелся. Насколько хватало взгляда, кругом простиралась эта упругая поверхность. Местами из нее что-то торчало, увенчанное по цвету таким же лошадиным кормом. Вдали, с одной стороны, возвышалась серая неровная стена. Внезапно где-то очень близко над головой раздался резкий звук. От неожиданности зверь, прижав уши, бросился прямо по направлению взгляда и в три прыжка преодолел расстояние метров в двадцать. Видимо немного оправившись, зверь остановился часто дыша. Он крутил головой по сторонам, пытаясь определить с какой стороны ему стоит ожидать нападения. Но вокруг не было ничего и никого, что могло представлять опасность. Зверь начал успокаиваться. Чтобы лучше осмотреть все, что его теперь окружало, он поднял голову и навострил уши.

Посреди саванны стоял огромный лев. Легкий ветерок ласково шевелил его гриву, а яркое дневное солнце, казалось, заплетало в нее свои лучи. От этого грива светилась, придавая своему носителю особенный вид, вид царя зверей. Отдышавшись после быстрого бега и не чувствуя, теперь, непосредственной опасности, он медленно поворачивал голову изучая новое пространство вокруг себя. Его глаза и слух постепенно привыкали к окружающей непривычной бесконечности. Его взгляд остановился на большом деревянном ящике, в котором его привезли сюда.
Солнце нещадно палило, начала донимать мошкара. Еще немного постояв на одном месте, лев направился к ящику. Обойдя его вокруг, он остановился у распахнутой дверцы. Все вокруг было новым, неизвестным, пугающим. Ящик же все еще имел знакомый запах, у него были стенки и крыша. В конце концов он давал тень. Лев забрался в ящик.

Оставшуюся часть дня он провел в своем ящике не выходя наружу. И даже ночью, когда дневной зной сменился прохладой, Лев не покинул своего убежища. Он лежал, высоко держа голову, пристально глядя сквозь дверной проем. Всю ночь в его глазах отражался тусклый свет звезд. Весь последующий день и наступившую за ним ночь лев не выходил из ящика. Он все ждал. Ждал того, что всегда происходило с ним до недавнего времени. Происходило каждый день.

Когда наступало утро в его клетке на железной палке появлялся кусок мяса. Затем, спустя некоторое время его клетка начинала трястись и двигаться. После остановки открывалась дверца и раздавались определенные звуки. Эти звуки означали, что надо выходить из клетки. Если выходить не хотелось, следовали болезненные уколы острой железной палкой через прутья клетки. Выход из клетки всегда заканчивался большим круглым помещением с высоким потолком. В кругу всегда кроме него были другие львы и тигры. С последними практически каждый раз случались стычки. Тигры всегда нападали со спины, и почти всегда без причины. В ход вновь шли железные палки с острыми наконечниками. Доставалось всем. После окончания стычек надо было сидеть, прыгать, ходить, рычать. Когда все заканчивалось, открывалась одна железная дверца, через которую можно было попасть в свою клетку. Затем можно было поспать. Проходило немного времени и вновь раздавались звуки, означавшие, что надо выходить из клетки. Только на этот раз большое круглое помещение почти до самого потолка было заполнено людьми. Было много шума и яркого света. И опять надо было сидеть, прыгать, ходить, рычать. А потом, когда вновь оказывался в своей клетке, наступала вдруг полная тишина и на железной палке появлялся кусок мяса.

Двое суток лев ждал, что раздастся голос, появится кусок мяса на длинной железной палке или случиться еще что-то знакомое. Но ничего не происходило. Яркий горячий день сменялся темной прохладной ночью. Незнакомые звуки и запахи следовали за ними, сменяя друг друга. Деревянный ящик начал терять привычный запах. На третий день голод, наконец, выгнал льва наружу. Медленно двигаясь, он побрел по саванне. Стадо зебр, оказавшихся неподалеку, даже не заинтересовало льва. А его попытки сбить летящую птицу выпрыгнув на нее из травы выглядели по крайней мере нелепо. Тем более, что птица дразнила огромную кошку, видя ее неопытность.

Зебры убежали, завидев хищника и даже не поняв, что он и не рассматривал их как потенциальную жертву. Птица, натешившись, улетела. Другая живность, если не считать ящериц и мелких грызунов, в этот день ему не повстречались. Закончив очередной круг радиусом метров сто, лев вернулся в свой ящик. Всю ночь из ящика доносился рев голодного зверя.

Утром следующего дня случилось драматическое событие. Из саванны к деревянному ящику пришли два молодых льва. Учуяв конкурента, они подошли к ящику и всем своим видом пытались выманить обитателя ящика наружу. Не получив желаемого результата, они приблизились к ящику вплотную и через некоторое время один из них осмелился сунуться внутрь. Завязалась ожесточенная схватка. Начавшись в ящике, она продолжилась снаружи. Два молодых льва сильно уступали в размерах конкуренту. Однако действовали слаженно и когти у них были острыми. Но и хозяин ящика не уступал им в ловкости – ежедневные стычки на арене с тиграми оказались хорошей школой. Схватка была жаркой, как и день, в который она происходила. Настолько жаркой, что на ближайшее дерево опустились грифы, видимо в надежде поживиться падшей жертвой. В итоге молодые львы предпочли убраться, оставив голодного льва зализывать раны. Видимо вкус настоящей схватки и крови противника что-то пробудили во льве. Потому, что на заходе солнца он вышел из своего ящика и пошел по саванне, но теперь уже не по спирали вокруг своего убежища, а по прямой от него.

Утром лев вернулся. Вся его морда и местами грива были измазаны в чью-то кровь, а брюхо свисало вниз от тяжести содержимого. Лев, выглядевший теперь сытым и явно довольным, подошел к ящику, но не стал залазить внутрь, а устроился в его тени, и принялся неспешно приводить себя в порядок после ночной охоты. А затем он весь день спал, лишь иногда поднимаясь, чтобы перейти вслед за тенью. И всю последующую ночь он проспал возле ящика. Возможно, что и последующий день мог пройти в ленивом передвижении вслед за тенью. Однако, с самого утра льва начали беспокоить какие-то запахи. Он очень сосредоточенно внюхивался в свежий утренний воздух, издавая при этом странные гортанные звуки. А потом он встал и ушел в сторону гор.

Зачем я все это вам рассказываю? Дело в том, что я работаю смотрителем в заповеднике. В последнее время повелась такая практика – животных из зоопарков выпускать на волю. Особенно это стало касаться крупных хищников. И причина этого банальна – нехватка финансирования. Зоопаркам не на что стало их содержать. Буквально месяц назад одного такого льва привезли и выпустили в саванну. Бедняга через неделю сдох, не умея ни охотиться, ни постоять за себя. Не в пример ему был этот лев из ящика. Это был цирковой лев. Цирки, оказывается тоже разоряются, а, учитывая габариты зверя и текущую ситуацию, зоопарк отказался его принять. И было решено выпустить его у нас в заповеднике. Пока мы занимались его оформлением и перевозкой, дама, сопровождавшая ящик со львом, рассказала мне его историю.
Еще львенком, пьющим молоко, он появился в цирке. Вначале за ним присматривала девочка – дочка укротительницы. Поила его молоком, играла с ним, по-своему дрессировала. Спустя пару лет, когда львенок изрядно подрос, его начала дрессировать мать той девочки. И все последующие годы он не знал ничего кроме арены и людей, которые его дрессировали и кормили. А потом его выпустили…

С самого первого дня и до самого ухода я внимательно наблюдал за этим львом. Вначале я никак не мог понять, почему его судьба меня так волнует, почему я безотрывно слежу за ним? Ведь судьба того льва из зоопарка была намного драматичнее. Однако, его смерть никак меня не тронула. Наблюдая же за этим, я не мог уснуть ночью. И лишь когда он ушел, я понял, насколько наши с ним судьбы похожи. Все детство, юность и начало взрослой жизни я прожил с матерью. Она воспитывала меня как могла. Сейчас, оглядываясь на те годы, я понимаю, что это была у нее своего рода игра, игра во взрослого человека. А я был таким вот львенком, с которым надо было играть, которого надо было кормить, которого можно и нужно было дрессировать. По результату такого воспитания я вырос безвольным человеком. Поэтому, когда мама подобрала мне женщину, которая, с ее точки зрения, сможет достойно продолжить присматривать за мной, у меня не было ни возражений, ни желания возражать. И дрессура продолжилась. Жена определяла абсолютно все в моей жизни. Но, даже такое всепоглощающее владение, оказывается, может пресытить. В один день она заявила, что освобождает меня от себя и, что я могу идти куда захочу. Я до сих пор очень хорошо помню тот день и то ощущение, которое меня накрыло, когда за ней закрылась дверь. Я думал, что меня сразил паралич. Тотальный паралич. Мне казалось, что у меня парализовано не только тело, но даже мысли. Я не знал, что мне делать, о чем думать, продолжать стоять или присесть, смеяться, а может горько плакать – полное зависание. Хорошо, что процессы жизнедеятельности в нашем организме происходят сами по себе, без нашей воли. Мне захотелось в туалет, и я пошел туда. Так первые дни я и жил – в направлении физиологических потребностей моего тела.

Мне повезло. Шок, поразивший меня, полностью очистил мою голову от мыслей. Такой внутренней тишины я никогда не ощущал ранее. Второй удачей явилось то, что во всей этой внутренней пустоте или тишине первым вопросом, который возник в голове, был вопрос “почему так получилось”. Он прозвучал без эмоций, не привлекательно и не отталкивающе, что позволило запуститься какому-то внутреннему механизму, который начал доставать из памяти сухие факты, и, как бы, раскладывать их на приборном столе. События из памяти выстраивались в цепочки, круги, петли, узлы, другие фигуры, в зависимости от очередного возникающего вопроса. Так я смог пересмотреть всю свою жизнь, как беспристрастный исследователь. И у меня появились ответы. Ответы на вопросы «кто я», «почему я такой, а не какой-то другой», «как мне жить дальше», «куда мне идти» и на бесчисленное количество других вопросов, заданных себе самому.

Спустя неделю я уволился с работы. Просматривая газету с объявлениями, я наткнулся на приглашение на работу смотрителем в заповедник. Еще в школе меня очень привлекала зоология, что не поощрялось моей матерью. И я уехал в саванну.
Я очень надеюсь, что мне посчастливиться еще услышать громкий повелительный рык того свободного циркового льва.