Алткреведение. Гришаев. Достоевский на Алтае02

3

А теперь расскажем о другом человеке, еще более крепко, чем Врангель, вошедшего в сердце ссыльного солдата Достоевского. Звали ее Мария Дмитриевна Исаева. Это ей написал он однажды: "Если б вас не было, я бы, может быть, одеревенел окончательно".

Она была уроженкой Астрахани, по деду француженка. Муж ее мелкий чиновник, за пьянство был переведен в Семипалатинск. Но и здесь долго не продержался. Должно быть. Достоевского поразил контраст между нищетой и унижением, в которых жила Мария Дмитриевна, и духовным богатством ее натуры.

О ней лестно отзывались Семенов-Тян-Шанский. Врангель. Вот отзыв Врангеля: "Она была начитана, довольно образованна, любознательна, добра и необыкновенно жива и впечатлительна... В Федоре Михайловиче она приняла горячее участие. Не думаю, чтобы глубоко оценила его, скорее пожалела несчастного, забитого судьбою человека. Возможно, даже привязалась к нему, но влюблена в него ничуть не была. Она знала, что у него падучая болезнь, что у него нужда в средствах крайняя, да и человек он "без будущности", говорила она. Федор же Михайлович чувство жалости и сострадания принял за любовь и влюбился со всем пылом молодости".

Это была его первая любовь за 33 года жизни. Но на пути к счастью стоял муж. Этот смирный чахоточный человек по-своему любил жену и семилетнего сына и, когда не был пьян, горько раскаивался перед ними в своих поступках. Он послужил потом Достоевскому прототипом чиновника Мармеладова в романе "Преступление и наказание".

Вернуться в литературу и соединиться с любимой женщиной -- эти две мечты слились теперь для Достоевского в одну.

В мае 1855 года Исаев, после двухлетней отставки, получил место "заседателя по корчемной части" (по управлению трактирами) в далеком и глухом Кузнецке.

Расставание с Марией Дмитриевной Достоевский перенес очень тяжело. "Он рыдал... как ребенок", -- писал Врангель. Между Марией Дмитриевной и Федором Михайловичем завязалась переписка. В июне они договорились встретиться в Змеиногорске. Но в Семипалатинске ожидали приезда генерал-губернатора Западной Сибири и батальон усиленно муштровали к предстоящему смотру. Получить в таких условиях отпуск солдату Достоевскому было немыслимо. Тогда Врангель пустил слух, что он опасно заболел и лежит у него на квартире. Врач Ламотт, поляк, вовлеченный в сговор, выдал справку о болезни, и ночью друзья помчались в Змеиногорск, за 160 верст! Но там их ждала лишь записка от Марии Дмитриевны. Она сообщала, что приехать не может: муж опасно болен.

В начале августа они вновь договорились встретиться. На сей раз Достоевскому, по ходатайству Врангеля, разрешили отпуск. Выехали друзья снова вдвоем.

"Проведя день на Локтевском заводе, -- пишет Врангель, -- двинулись дальше. Мы прогостили в Змиеве (Змеиногорске -- В.Г.) пять дней. Согласно обычаю, нам отвели квартиру у богатого купца. Радушно встретило нас горное начальство; не знали уж, как нас развлечь -- и обеды, и пикники, а вечером даже и танцы. У полковника Полетики, управляющего заводом, был хор музыкантов, организованный из служащих завода. Все были так непринужденно веселы, просты и любезны, что Достоевский повеселел, хотя, Мария Дмитриевна и на этот раз не приехала и даже письма не прислала..."

Врангель неверно называет здесь должность и звание Полетики Василия Аполлоновича. На самом деле он был подполковником и управляющим рудниками и заводом Змеиногорского края (чаще говорили: управляющий Змеиногорским краем). На этом посту он сменил полковника Гернгросса. В 1856 году Полетика был переведен на должность управляющего Барнаульской Главной лабораторией. П.П. Семенов-Тян-Шанский в первый свой приезд в Барнаул, в июне 1856 года, останавливался у Полетики, по его настойчивому приглашению. В своих мемуарах, отмечая его гостеприимство, он, тем не менее, называет его барнаульским Алкивиадом. Прозвище не очень лестное. Алкивиад -- политический деятель в древних Афинах, отличавшийся беспринципностью и крайней неустойчивостью взглядов.

Вполне возможно, что Достоевский также встречался в Барнауле с Полетикой.

4

В Семипалатинске Достоевского ждало письмо от Марии Дмитриевны. Она сообщала, что умер от чахотки муж и теперь у нее с сыном нет никаких средств к существованию.

"И осталась она после него в уезде далеком и зверском, и осталась в такой нищете безнадежной, что я хотя и много видал приключений разных, но даже и описать не в состоянии", -- сообщал Достоевский Врангелю, выехавшему по служебным делам в Барнаул и Бийск. Он умоляет его срочно выслать Марии Дмитриевне хотя бы 50 рублей и считать этот долг за ним. В письмах он всячески утешает и ободряет любимую женщину.

В ноябре 1855 года новым царем Александром II "во внимание к хорошему поведению и усердной службе" Достоевский был всемилостивейше произведен в унтер-офицеры. Но этот чин, заработанный титаническими усилиями, мало что изменил в его подневольной жизни. Помочь делу могло лишь производство в офицеры.

Добиваясь этого, Достоевский в то же время не теряет надежды и на переход в статскую службу... А почему бы и нет? Разрешили же выйти в статскую товарищу по кружку петрашевцев и омской каторге С.Ф. Дурову!

Достоевский на сей случай (опять же вдвоем с Врангелем) уже и город облюбовал в Сибири. (О дозволении жить в каком-либо из городов Европейской России пока не следовало и заикаться.) "Надумали мы с Федором Михайловичем, -- пишет Врангель, -- что я устроюсь на службу в Барнаул, туда же мечтал по своем освобождении перебраться и Достоевский..."

Своими планами Достоевский делится и кое с кем из алтайских знакомых. "Начальник Алтайских заводов полковник Гернросс, -- пишет он брату, -- очень желает, чтобы я перешел служить к нему и готов дать мне место с некоторым жалованьем в Барнауле. Я об этом думаю".

Но он не только думает.

В январе 1856 года Врангель уехал в Петербург. Разлука с ним очень огорчила Достоевского, но он надеется, что в столице верный друг может больше сделать для облегчения его участи. Уже в марте он просит Врангеля передать письмо Тотлебену, герою Севастопольской обороны, любимцу царя. С младшим его братом Достоевский учился в военно-инженерном училище. Он подробно инструктирует Врангеля, как передать письмо Тотлебену и что сказать при этом. Кое-что в этом инструктаже для нас, жителей Алтая, особенно интересно.

"Если будет возможность говорить и хлопотать о переводе моем в статскую службу именно в Барнаул (подчеркнуто Достоевским -- В.Г.), то ради Бога, не оставляйте без внимания. Если возможно говорить об этом с Гасфортом (генерал-губернатор Западной Сибири -- В.Г.), то ради Бога, поговорите, а если можно не только говорить, но и делать, то не упускайте случая и похлопочите о моем переводе в Барнаул в статскую службу". И дальше: "Неужели нельзя мне перейти из военной службы в статскую и перейти в Барнаул, если ничего не будет другого по Манифесту?" (В связи с предстоящей коронацией ожидался манифест об амнистии политическим ссыльным.)

В другом письме: "Если действительно есть надежда произвесть меня в офицеры, то нельзя ли устроить, чтобы именно в Барнаул?.."

Словом, еще не повидав Барнаул, он уже явно предпочитает его Семипалатинску. На первый взгляд, казалось бы, все дело в том, что ссыльный писатель рвется в город, о котором шла слава как об одном из культурнейших городов Сибири. Там были и библиотека, и театр, и музей, наконец, общество образованных и гостеприимных горных инженеров.

Но все же главная, а может, и единственная причина стремления Достоевского в Барнаул была, думается мне, в другом. Дело в том, что в период, когда писались вышеприведенные письма (март-апрель 1856 года), Мария Дмитриевна, оставшись, как известно, без средств к существованию да еще с малым ребенком на руках, решала вопрос: возвращаться ей к отцу в Астрахань или переезжать в Барнаул. К отцу ей не очень хотелось: у того на руках было еще трое незамужних дочерей, а жил он на одно жалованье (теперь мы говорим: зарплату). Вдруг с ним что случится?..

Но и в Барнаул она ехать страшилась.

"Говорит, что дорого переезд стоит, что примут ее там как просительницу: неохотно и гордо, -- сообщает Достоевский Врангелю. -- Если б хоть Гернгросс принял участие..."

Он просит Врангеля помочь уговорить Марию Дмитриевну переехать в Барнаул. Этот город в два раза ближе к Семипалатинску, чем Кузнецк. Легче будет встречаться, помогать. А может, удастся и самому перевестись в Барнаул на службу -- статскую или, на худой конец, военную.

В мае Мария Дмитриевна окончательно отказалась переезжать в Барнаул. Сразу меняются и планы Достоевского. Узнав, что Врангель хлопочет о его переводе в 10-й Сибирский линейный батальон, находившийся в Барнауле, он пишет ему: "Ради всего, что для вас свято, не переводите меня раньше офицерства (если Бог пошлёт его). Это будет смерть моя. Во-первых, Ее там уже не будет. Во-вторых, каково привыкать к другим людям, к другому начальству. Здесь я от караулов избавлен, там нет. Начальство батальонное плохое. И зачем? Для чего? Чтобы жить вместе? А она будет, может быть, в Омске. Ради Бога, оставьте эту идею. Она меня приводит в отчаяние..."

Забегая вперед, скажем, что, став офицером и женившись, Достоевский уже не возобновлял попыток перевестись в Барнаул.

А пока он хлопочет не только об улучшении своего служебного положения. Главное, чего он добивается, это возможности печататься. "Могу ли я печатать -- вопрос для меня самый главный!" -- пишет он Врангелю.

И в письме Тотлебену говорит о том же: "Не службу считаю я главною целью жизни моей. Когда-то я был обнадежен благосклонным приемом публики на литературном пути. Я желал бы иметь позволение печатать. Звание писателя я всегда считал благороднейшим, полезнейшим званием. Есть у меня убеждение, что только на этом пути я мог бы истинно быть полезным".

Можно добавить, что только литературным трудом он надеялся материально обеспечить себя и будущую семью.

Вскоре Врангель сообщил, что благодаря Тотлебену дело пошло на лад. Но медленно, страшно медленно крутилась царская бюрократическая машина. Месяц проходил за месяцем, а из столицы -- ни звука.....

Мучительно складывались в это время и отношения с Марией Дмитриевной. Жалобы на бедность, тоску, развивающуюся чахотку -- еще полбеды. В одном из писем она сообщила, что у нее появился поклонник, молодой учитель Вергунов, и спрашивала, как поступить, если он сделает ей предложение.

"Ей Богу, хоть в воду, хоть вино начать пить", -- жалуется Достоевский Врангелю.