Восемнадцать дней и вся оставшаяся жизнь

               
Закончил в этом году работу над списками фронтовиков – земляков, участниках Великой войны. 142 фамилии на мраморных плитах памятника им, установленном в родном для них селе. Мы, ставшие теперь старшим поколением в нынешней России, дети фронтовиков, росли на фильмах и книгах о войне. У нас всегда вызывали восхищении и гордость подвиги фронтовиков, о которых писали в книгах и показывали в фильмах. «Горячий снег», «Они сражались за Родину», «Судьба человека», да много-много ещё было и фильмов, и книг. В поисках фронтовиков-земляков, мне пришлось поработать в архивах Министерства обороны, и каково же было моё удивление, как взлетела гордость моя от неожиданного открытия; земляки-то мои – те самые Герои, это о них и фильмы, и книги, на которых мы росли. Читая наградные листы земляков, я вновь и вновь убеждался в своём открытии. Материала накопилось столько, что хоть очерк огромный садись писать.


Но этот мой рассказ не о подвигах ратных, он о боли человеческой, о силе духа человеческого. Вся горечь войны, весь её ужас – в госпиталях, и рассказ мой о человеке, который прошёл и боли нечеловеческие, и силу духа приобрёл, показал высочайшую.

В мае 1943 года на 25-ом километре железной дороги Оренбург – Орск, в посёлок Известковый завод прибыл санитарный поезд из Свердловска, его загнали в тупик, и простоял он там четыре часа. Долго не могли найти родных раненого фронтовика: заранее никого не предупредили о прибытии поезда. Нашли старшего сына и жену, санитары спрашивают их: «Вы такого будете забирать?» «Какого такого?» Завели в вагон, их там много. «Вот ваш», - показывают на лежачего без обеих ног и левой руки человека. Это был Муртазин Абдрафик Газизович, красноармеец 1071 стрелкового полка, 311 стрелковой дивизии, Ленинградского фронта, получившего ранения в бою под Новгородом 13 марта 1942 года. Ошарашенные такой новостью жена и сын молчали. «Так будете забирать?» «Да, да, конечно же», - ответил старший сын Рашит. Четверо детей было в то время у красноармейца: три сына и дочь. Рашиту было 11 лет, Радику – 7, Фариту – 5, Роузе – 1, 5 года.

 
Не должны были мобилизовать Муртазина в феврале 1942 года, и повестка на Известковый завод выписана была другому человеку. Директор завода, да это уж слишком звучит «завода» - заводика (там и сотни рабочих не было), вместо того, на кого была повестка выписана, каким-то образом сумел отправить на фронт многодетного отца Муртазина. Знаю я фамилии и директора заводика, и того, на кого пришла повестка, но написать не решаюсь; налицо подлость, ими совершённая, а живы их дети, внуки, им-то за что позор этот. Тот, на кого изначально была выписана повестка, на войну так и не попал, на заводике остался на все её годы.


 А Абдрафик Газизович 22-ого февраля 1942 года был уже на фронте. «Одна винтовка на пятерых, ждёшь, когда придёт твоя очередь, то есть – пока кого-то не убьют. На моих глазах убило земляка моего, вместе работали на Известковом заводе, Шафеева, вот его винтовка мне и досталась. Дали команду: «Вперёд! Из окопа в наступление, когда бежал, меня подкинуло взрывом, в горячке вскочил на ноги, хотел дальше бежать, и отключился», - это сын Рафаэль подслушал слова отца, спустя много-много лет за рюмкой чая сказанные отцом гостю-фронтовику. «Очнулся в поле, санитары на собачьих упряжках подбирают раненых. Его не подобрали, посчитали убитым. Он схватился правой рукой за мимо проезжавшие санки и так, волочась по снегу, добрался до блиндажа медсанбата. Обморожение обеих ступней, осколком мины оторвало левую верхнюю конечность в области предплечья. В этом же блиндаже ему и ампутировали обе ступни и руку, без наркоза. Сутки от боли без сознания. Когда очнулся, поднялась температура – началась гангрена. И уже в Свердловском госпитале 3864 третьего января 1943 года ему повторно ампутировали обе ноги почти до колен. Теперь уже с наркозом», - это уже Рафаиль мне рассказывает.


22 февраля прибыл на фронт, а 13 марта уже ранен тяжело. Всего 18 дней на фронте.
Я вспомнил сцену из фильма «Вечный зов», как Анфиса встречала Кирьяна на станции сибирской, поделился воспоминанием этим с Рафаилем и спросил его: «А что сказала жена Абдрафика Газизовича, Гулькай Саляходиновна, тогда, в мае 1943 года?» «Так у Кирьяна-то только ног не было, руки-то целые, а мама потом вспоминала, что сомнений забирать - не забирать не было, конечно же забирать, но только запомнила одну тогдашнюю мысль свою: «Как же я одна всех вас прокормлю?»


В детстве пугала меня бабушка Фрося: «Будешь фулюганить – Бахит тебя уташшит». Я почему-то считал, что Бахит это и есть дедушка Муртазин. Вопросы без ответа: «Где же и кто же это так покалечил дедушку, оставив без ног и руки», страх того, что если он уташшит, то та же участь настигнет и тебя, заставляли так думать, но жалость к нему, сочувствие и сострадание к такой беде противились таким мыслям.
Спросил Рафаиля: «А Бахит это его кличка?» «Не было у него клички, Иван Фёдорович, а вот Бахит в посёлке был – Бахит Абдулин, он часто в гребенской сельмаг ходил, а ходил он как медведь, в развалку, ранен в ногу был и при ходьбе приволакивал её за собой». «Вот те раз, а почему же им пугали нас в детстве?» «Да он вечно обросший, неряшливый, и правда, страшным был, в щелках казахских глаз ни мысли, ни намерения увидеть-угадать невозможно, вот и боялись его люди».
У меня отлегло от сердца – правильно душа моя противилась тогда бабушкиной страшилке, вернее, моей уверенности в том, что Бахит – дедушка Муртазин. А Рафаиль так красочно и живо рассказал о Бахите, что я его вспомнил, и сейчас, когда пишу, он как живой стоит перед глазами.


Впервые протезы примерил Абдрафик Газизович в 1944 году.  Не стану я слов тратить чтобы описать то, что испытал тогда фронтовик, какие муки и боли перенёс, не хватит их у меня, слов-то, да и чувств таких не осилю – обычно чувства героя, о котором пишу, - и мои чувства, я их так же испытываю. Но перенёс Абдрафик Газизович и эти муки, мало-помалу начал ходить. 16 килограмм 300 грамм каждый протез весил, на руку протез не делали, он культю постоянно закрывал рукавом фуфайки, специально сшитым для этого.


 Смотрю я сейчас, как проходят реабилитацию раненые бойцы СВО, какие протезы изготавливают для них, и всегда вспоминаю Абдрафика Газизовича, перед глазами его протезы: светло-коричневая кожа и какие-то стальные из нержавейки или никелированные пластины. Какая помощь моральная, материальная оказывается ребятам правительством, какой заботой они окружены! И с горечью мысль возникает, вот наших бы родителей окружили такой заботой и вниманием. Получал Абдрафик Газизович пенсию, сначала 36 рублей, позже 56 рублей. Инвалидность надо было подтверждать каждый год, ездить на комиссию ВТЭК, врачи которой добросовестно измеряли обе культи линейкой, и аккуратно, каждый год, записывали результаты измерений в карточку медицинскую. Не сдержался Абдрафик Газизович, спросил однажды: «Ну как? Не выросли ещё?» Врач виновато, молча опустил голову. Это ещё врач такой совестливый попался, другой бы нахамил, отругал по полной. Но горечь моя постепенно утихает от понимания того, что «времена не выбирают, в них живут и умирают».

Смешанные чувства о той власти возникают у меня в данном случае. Первое – восхищение от чётко сделанной работы в 1943 году; целый санитарный поезд с паровозом простоял четыре часа на Богом забытом полустанке в тупике под Оренбургом только для того, чтобы спросить: «Такого брать будите?» Второе – горечь вместе с проклятиями за все послевоенные мытарства инвалидов-фронтовиков, которыми власть осыпала их в изобилии. Материм все Ельцина, а это он прекратил все эти издевательства, присвоив инвалидности бессрочные фронтовикам, наградив всех орденом Отечественной войны первой степени. Ну хоть за это – спасибо. Хотя, запоздалое это было решение; многие фронтовики его не дождались, как не дождался его и Абдрафик Газизович. Шестьдесят шесть лет прожил фронтовик.


А тогда, в 43-ем, Абдрафик Газизович решил -  надо жить: жене одной не поднять детей. И он жил! Научился косить сено, купил лошадь, научился запрягать её одной рукой. Многому научился. Сразу же после возвращения домой после реабилитации зашёл он в «гости» к директору заводика, прям в кабинете шарахнул его тростью несколько раз по башке, «отблагодарил», директор оправился и …попросил прощения.  После войны в семье Муртазиных родились ещё пять детей – три девочки и два мальчика: Райля, Найля, Гульнур, Фарых и Рафаиль. Всех супруги Муртазины подняли на ноги. Дети ходили сначала в заводской детский садик, потом все закончили школу, получили профессии. Самому Абдрафику Газизовичу поучиться в школе не пришлось, трудно жилось многодетной семье Муртазина-отца в Татарской Каргале, мальчика пришлось забрать с первого класса ещё в 1914 году.  Пахал землю на быках, косил сено, ухаживал за скотиной маленький Абдрафик. Подрос, окреп, семьёй обзавёлся и в 1939 году в поисках постоянного заработка устроился работать на Известковый завод.

 Гулькай Саляходиновне присвоили звание «Мать героиня» и вручили медаль 1-ой степени. Это сейчас отцов тоже награждают, а в те годы отцы в тени были, хотя, такому отцу, как Абдрафик Газизович, непременно положена медаль – за одну только смелость и решительность в этом деле.

 «Он никогда не сидел без работы», - рассказывает Рафаиль. «Мы его и в лес не пускали, говорили, что сами всё сделаем, а он всё равно запрягал лошадь и ехал в лес. «Я там отдыхаю, сынок, да и лошадь всегда сытая». Один раз привёз дрова, сыновья вдвоём поднять не могут одно бревно, спрашивают отца, как же это он умудрился один его загрузить? Хитро улыбнувшись, отец сказал, чтобы сами подумали и догадались, как. Не догадались. Тогда он им пояснил, что к телеге прислонил две жерди, распряг лошадь, обвязал толстенное бревно верёвками, и по жердям лошадь затащила его на телегу.

«Наказывал вас за проделки отец?» - спрашиваю Рафаиля. «Бывало. Ему мотоколяску выделили, такую же почти, как у Моргунова в «Кавказской пленнице», только у киношной мотоколяски руль, а у отцовской рычаг был, прям как в самолёте. Мы с ребятами ночью на танцы и уехали на ней на 201-ый, а тут менты, документов нет у нас, коляску отобрали. Я утром домой и тихонько в гараж, за документами, дверь открываю, а там батя меня ждёт с дрыном. Ну, огрел палкой по ногам, а я уж в армии отслужил тогда. Вернул я коляску в тот же день. Сам отец на ней не ездил».
«Всевышний меня спас, сынок», - пояснял он Рафаилю по пути в мечеть Татарской Каргалы. Отец постоянна на религиозные праздники брал сына с собой на службы. Сокрушался всю жизнь: «Очень много крови мне влили в госпитале, боюсь, что у безбожников брали».

В современной нашей жизни происходят невероятные события. Представители всей западной, или как её ещё называют, глобалистской, цивилизации переписывают историю, про вторую Великую войну всё уже переврали; и Советский Союз у них не внёс решающий вклад в Победу, да и уже до того договорились, что СССР развязал ту войну. Да ладно бы и чёрт с ними, их побили тогда крепко, но они к нам уже лезут с этим враньём, нас заставляют так думать. Не получится! Как заставить так думать всех Муртазиных? Ещё два старших брата Абдрафика Газизовича погибли в годы той войны, а младший вернулся, дойдя до самого Берлина, вернулся целёхоньким – ни ранения, ни контузии за всю его войну. У Абдрафика Газизовича девять детей, 15 внуков было при его жизни, представляете, сколько сейчас Муртазиных! Они забудут родных своих павших героев? Забудут израненного отца, деда, прадеда, забудут победителя, дошедшего до Берлина? Нет – не забудут! Они ими гордиться будут! Гордиться и добивать потомков нацистов, которых деды пощадили из жалости и миролюбия. Уже добивают – воюют Муртазины на СВО.