Инструмент Творца, главы 21, 22, 23

Глава 21. В церкви.

Чтобы добраться до станции «Рижская», астроном с Маргаритой вернулись на третье транспортное кольцо; центр города был полностью закрыт: пропускали только по специальным пропускам и только горожан, имеющих в охраняемой зоне прописку, или место постоянной работы. Пасмурный день окончательно сменился темной сырой ночью. Они ехали по кольцевой дороге, встречая на своем маршруте редкие патрульные машины с включенными проблесковыми маячками.
— Милиция почти вся в центре, — по привычке назвал полицию старым наименованием астроном, — на весь город не хватает… Устала? Поменяемся?
— Доеду… Ее, ты сказал, матушка Матрена зовут?
— Да.
— Откуда она узнала, что ты ищешь отца Василия?
— Она стояла недалеко и слышала весь наш разговор с инспектором.
— Ты говорил ему о священнике?
— Не помню, — астроном замолчал, восстанавливая в памяти встречу с инспектором и монахиней, но скоро продолжил. – Нет, не говорил: объяснил, что иду в храм помолиться за нас всех, за наш мир, не более. Разве, дополнительно спросил, кем работаю и чем занимаюсь? Я ответил. Вот и всё.
— Да, странно.
Маргарита повернула с транспортного кольца: до станции «Рижская» и, соответственно, Крестовоздвиженской Церкви оставалось проехать совсем немного. На некоторых перекрестках пришлось нарушить дорожные правила, чтобы сократить время на объезды.
— Мы на месте.
В свете искусственного освещения из темноты закрытой территории храмового комплекса показалась кирпичного цвета церковь, стоящая первой по ходу их съезда с дорожной развязки. Маргарита остановила машину за пешеходным переходом в специальном парковочном кармане, и они, перейдя на противоположную сторону дороги, оказались перед арочным входом с закрытыми коваными створками. С внутренней стороны на петлях висел замок.
— Закрыто, — с досады дернул за створку астроном. – Поищем другой вход. Как бы через забор не пришлось перелазить?
— Подожди: посмотри, вроде, замок приоткрылся, — Маргарита заметила, что от встряски створок на навесном замке дужка выскочила из механизма запора.
— Действительно, — пригляделся астроном и, просунув руку между прутьев, освободил петли. – И корпус поврежден: вроде как специально сломали, чтобы на территорию проникнуть, а затем обратно, повесили.
— Кому только в голову пришло ломать замок и проникать в храмовый комплекс? Наверное, обезумевший.
— Нет, не похоже… Пойдем, у нас своя цель.
По дорожке, ведущей мимо закладного камня «Крестовская застава», они вышли к крыльцу. На стук в дверь послышался знакомый голос, затем скрип засова, открылась дверь, и перед ними появился знакомый им отец Василий. Байкал, стоящий позади, фыркнул носом, поймав вылетевший церковный воздух, пропитанный дымом свеч и благовоний.
— Доброй ночи, дети мои. С вами, вижу, новый попутчик. Заходите, я вас давно жду.
— С Байкалом? – забеспокоилась за пса Маргарита.
— Хоть Церковь и запрещает, но, думаю, у вас особый случай: вы пришли с благими намереньями.
Мерцающий свет от свечей, горевших у икон и черного тяжелого креста в центре, около которого утром стоял и просил воды инженер, быстро рассеивался в темноте, от чего на иконах дальше, в глубине, виднелись отдельные светлые лики, навевая на слишком поздних прихожан ощущение причастности к таинству.
— Собаку у входа оставьте, на коврике, — закрывая дверь на засов, предупредил протоиерей. Как кличут?
— Байкал. По пути сюда подобрали, спасая от стаи сородичей. Хозяин его недавно погиб.
— Ты пес хороший, Байкал, но по церкви гулять не следует. Подожди у входа.
Байкал не сразу понял, что от него хотят, но после того, как астроном указал на предложенное священником место, нехотя лег, куда просили, смирившись с непонятными ему правилами религиозной жизни.
— Пройдемте сюда, дети мои, — священник указал на ту же скамью, предложенную ранее утреннему гостю. – Почему Александр не приехал?
— Он не мог оставить лабораторию, — астроном сел рядом с Маргаритой. — Руководство велело дожидаться сотрудников ФСБ на месте: служба безопасности проводит проверки всех научных центров в связи с нынешними событиями.
—  Зачем же вы тогда приехали? После проверки вместе были бы здесь. К сожалению, письмо передам только с ним.
— Мы знаем, батюшка: вы нам говорили, но в связи со своим скверным состоянием утром, он почти полностью забыл дорогу, по которой пришел к вам. Даже название вашей церкви не вспомнил, а только лишь, что она расположена рядом с какой-то станцией метро.
— О том я не подумал, что при его болезни память к внешнему миру плоха. Он появился с тяжелой душевной мукой, попросил воды. Я дал напиться, и борьба в душе притихла. Но, видно, болезнь очень сильна.
— Болезнь?
— Душевная: чувства, мысли, желания разделяются внутри на противоположные две личности, разрывая и принося мучительную боль, сопровождающуюся галлюцинациями… Вам приехать вместе положено, но я вас понимаю в том, что решили не затягивать, и найти и скорее предупредить меня. А Александр звонил?
— Нет, — только сейчас сообразил астроном, что инженеру следовало бы давно сообщить о себе.
Телефон быстро оказался в руке.
— Не отвечает? – тревожно спросила Маргарита.
— Тишина.
— Зря мы оставили одного.
— Подождем, и позвоним повторно. Пока не будем о плохом — всякое бывает. Я приготовлю вам чаю, дети мои.
Маргарита держала теплую кружку с чаем в руках. Несмотря на приближение лета, в церкви сохранялась прохлада. Протоиерей тихо молился у маленькой иконы, подвешенной на стене чуть в стороне от остальных. Астроном, отказавшись от чая, крутил в руках телефон и о чем-то думал. Дочитав молитву, священник перекрестился и вернулся к ночным гостям.
— Ваш отец, Маргарита, он был умным и честным человеком. Мы с ним часто общались. Ты помнишь ту старую церковь, недалеко от родительского дома?
— Я никогда не забуду про нее. В ней меня крестили.
— Ты была совсем юна. Бойкая девочка. Отец всегда гордился тобой. А крестил тебя я.
— Вы? 
— С тех пор я изменился: постарел, бороду длинную отпустил — конечно, ты не узнала меня при встрече.
Священник замолчал. Годы брали свое, и он сделал паузу, прежде чем продолжил общаться дальше.
— Твой отец однажды пришел ко мне, и, не промолвив ни слова, встал около иконы Христа, от которой я только что отошел. Он молился так долго, как не молился никогда. Закончив, какое-то время, молча и склонив голову, постоял у лика, а затем обратился ко мне. Тот взгляд не забыть: страдание, боль, безнадежность и бесконечная безжизненная пугающая пустота. Еще живое лицо, но со смертью в глазах. Вчера я увидел смерть снова, посмотрев в глаза Александру: как и тогда, мне стало страшно. Приняв на вооружение знания Церкви, коими обладал, в бесконечных молитвах пред Крестом Божием, просил я Господа изгнать Беса из Михаила и спасти его душу. Борьба была долгой: он, то говорил о спасении мира, то о том, что мир не стоит спасать, и лучше ему исчезнуть, а вместо появиться новому. В горячке, лежа с закрытыми глазами на двух скамьях, составленных мной плотно вместе, когда ему стало совсем плохо, ближе к рассвету, бредил он о чудных мирах, присутствующих одновременно, и о хрупкости Мироздания. «Разрушиться один – разрушаться остальные», — повторялись слова. Я, честно, подумал, что он обезумел. Иногда у него появлялись галлюцинации: перед ним возникали люди, которых давно нет в живых. Михаил разговаривал с ними, вспоминая прошлое. Но было и другое: собеседником вдруг оказывался кто-то из еще не наступившего времени. С одним из них он общался о грядущем, сравнивая видения с прочтением книг…
Отец Василий вновь притих и перекрестился. Простояв на ногах, пока вел рассказ, и почувствовав сильную усталость, он сел рядом с астрономом и Маргаритой. Со стороны входных дверей послышалась возня и фырканье Байкала, который уже несколько раз пытался присоединиться к остальным, но возвращался астрономом назад.   
— С первыми лучами солнца он успокоился и уснул, прямо здесь, — прикоснулся ладонью к скамье священник. – Спал после недолго, часа два, или три, проснувшись исцеленным; в его глазах, как и раньше, отразился огонь церковных свечей. Позже, он снова зашел ко мне. Мы разговорились: Михаил много благодарил, хотя я не соглашался, говоря, что моя помощь была невелика, а главное сделал он сам. Тогда я узнал про эксперименты, Поле, четвертое измерение, и как он решил при помощи изобретенного им оборудования поставить себя рядом с Богом на равных. Он вовремя остановился в тот день, а оборудование было им уничтожено после. Уходя, он отдал письмо. Его последние слова, примерно, были такими: «Отец Василий, это очень важно! Возьмите письмо и сохраните у себя, но пообещайте мне, что отдадите человеку, который много лет спустя, как я недавно, зайдет в церковь и попросит помощи. По его взгляду вы всё поймете. Но сразу письмо не отдавайте — он должен вернуться с моей дочерью и тем, кого она полюбила навсегда. Только когда они вместе! Так останется гарантия того, что письмо вскроют в нужный момент. В нем тяжелейшее мое решение. Но по-другому нельзя, иначе то, что не случилось сейчас, произойдет годы спустя. И… и попросите у дочери прощения от меня… И что я ее сильно люблю».
Иеромонах растянуто выдохнул: воспоминания встревожили сердце.
— Я дал ему обещание. Он вышел. Больше мы не увиделись.
Вернулась тишина. На глазах Маргариты блеснули слезы.
— Ты плачешь, дитя мое? Прости, что пришлось расстроить.
— Тяжело, — сдерживалась Маргарита.
— Память оживляет тех, кого с нами нет. Тебе необходимо готовиться к суровым испытаниям.

Глава 22. Одержимый.

Инженер лежал на диване, подложив под голову одну из подушек, подаренных женой. На спинке стула висел промокший белый халат, и, около того же стула, стояли скинутые сырые кроссовки.
«Михаил? Откуда он знает о письме? О нем знают четыре человека: я, Маргарита, священник и астроном. Пятым был сам автор письма. Он?! Но он же умер! Я разговаривал с призраком? Работает недалеко. Призрак работает! Даже смешно… Переутомление, вот и ответ, а он сотрудник специальных служб… Но письмо? Я не… не… думал, что Поле…»
Мир, мгновенно родившись из пустоты, разрастался, делился и превращался в гигантскую трехмерную паутину – пространство с текущим по ее нитям, как по сосудам, временем.  Инженер видел ее одновременно и изнутри — тогда она казалась беспорядочной, хаотичной, с набухающими в различных местах сплетениями нитей, и видел всю сразу, со стороны, как бы присутствуя отдельно от нее, и это была невероятная по красоте, завораживающая картина Мироздания из множества симметричных вселенных. От нитей ощущалась ровная, без резких колебаний, вибрация, и лишь изредка устоявшаяся гармония нарушалась, и тогда вся единая система немедленно реагировала: притормаживала, останавливала, или, даже, оборачивала вспять взбунтовавшиеся Миры, пока вновь их нити-струны не звучали в унисон со всеми остальными. Но вот один из Миров, выпадая из ритма, перестал поддаваться настройке. Он бесконтрольно продолжал разрастаться, нарушая общую симметрию и заражая, как раковая опухоль, живой организм Мироздания. Инженеру предстояло решить: купировать взбунтовавшийся Мир от общей паутины, и затем на его месте создать новый, или выбрать более рискованный вариант и дать ему шанс вернуться во времени назад, когда симметрия еще не нарушилась, и повторно наблюдать за эволюцией Миров. Но что должно заставить его принять второй вариант и просто не уничтожить непослушный Мир? Кто даст ему веру в свой выбор?  Стоит ли верить тому, кто не верит в тебя? И если кто-то перестает верить, – он — в продолжение жизни, или жизнь — в существование его, — тонкая связующая нить разрушается и всё исчезает.
Сознание вернулось. Он медленно приподнялся в полусонном состоянии и  сел на диване, прокручивая в голове обрывки недавнего сна.
— Не заметил, как задремал. Умыться бы.
Вставать не хотелось: общая слабость не отступала и с каждым движением начинала кружиться голова. Посидев и смирившись с необходимостью встать, инженер, пересилив свои внутренние, отвергающие что-либо делать чувства, поднялся на ноги и побрел к уборной, но сделав несколько шагов, остановился: прозвучал оповещающий о получении сообщения сигнал телефона.
— Тебя еще забыл посмотреть, — вырвалось сквозь зубы. — Потеряли, поди.
Вернувшись и взяв телефон со стола, он просмотрел пропущенные звонки вместе с сообщениями, написал на некоторые из них короткие ответы и пошел умываться. В зеркале, над умывальником, отразилось заметно изменившиеся за последние дни лицо: осунувшиеся небритые щеки, впавшие болезненные глаза с побледневшей кожей под ними, появившиеся седые волосы, большей частью на висках, опустившиеся уголки рта и чуть заметное редкое подергивание нижней губы. Инженер набрал холодной воды в ладони, наклонился к раковине и умылся. После  вновь посмотрел на себя в зеркало, но сразу отвернулся, вытерся полотенцем и вышел в лабораторию.
«Проспать и не слышать ни стуков, ни звонков! Значит, не спецслужбы меня посетили. Они приходили, когда я спал, судя по сообщениям от руководства. Странно, не вскрыли замок? Тога кто? Профессор?! Или… Проверю утром. Утром? Из Института написали, что сотрудники ФСБ намерены вернуться сегодня пораньше — в первой половине дня. Придется объяснять, что устал и незаметно уснул. Проклятье! Группу предупредить, чтобы рано не приезжали и ждали звонка».
Ответ астронома на звонок последовал моментально.
— Алло. Да, Александр. С тобой все хорошо? Я звонил тебе.
— Я проспал. Прилег отдохнуть… В общем, даже не услышал, когда ко мне пришли и стучались в дверь, а телефон, как обычно, на беззвучном стоял. Они завтра до обеда обещали. Пока не сообщу, не приезжайте. У вас как дела?
— Мы нашли отца Василия. Сейчас находимся в церкви. Думали, приедешь, как договаривались, но теперь встреча опять отодвигается.
— К сожалению, да. Как вариант, чтобы выиграть время, вам вместе приехать ко мне.
— Но без письма? – не сразу сообразил астроном, с кем вместе.
— Переговори с отцом Василием. Он поймет, он отдаст письмо в лаборатории. Выезжайте утром, как проснетесь, а я попробую выяснить про приход спецслужб. Только, прежде чем заходить на территорию Центра, позвоните.
— Постараюсь выполнить твою просьбу. Держи рядом телефон и меньше выходи из здания: на улицах становится опасно находиться.
Астроном обернулся: Маргарита и священник слушали рядом.
— Слава Богу, что позвонил Александр. И не беспокойтесь, я поеду с вами, дети мои. А сейчас нам всем давно пора отдыхать. Идите за мной.
Священник направился к выходу, где в притворе ожидал Байкал.   
— Вы бывали в нашем храме ранее?
— Нет, — ответил шедший за священником астроном.
— И я не была. Редко в этой части города бываю. Большой у вас храм, отец Василий?
— Целый комплекс. Со старины намоленное место. В последние годы, после реставрации, расцвел. Ночью всего не увидите, но завтра, при божьем свете, вам откроется вся наружная и внешняя красота.
Отец Василий потянулся к засову отпереть дверь, но тут Байкал, суетившийся рядом с ним, замер и, оскалив зубы, зарычал. Протоиерей озадаченно посмотрел на собаку.
— Что с ним? – отдернулась рука от засова. — Напугал, Байкал. Мы с тобой познакомились, не шуми, тихо, нельзя в божьем храме шуметь, а рычать тем более, — и он, наклонившись, погладил пса.
Пес замолчал, но, почти сразу, вновь принялся рычать на дверь.
— Байкал, да что с тобой, — вмешался астроном. – Смирно сидел, а как нам уходить, выпускать не хочешь. Тебя ведь сюда самого заводить нельзя было, а отец Василий сжалился. Тихо, Байкал, ти-хо. Нас из-за тебя на улицу выгонят за забор. Где ночевать будем?
— Мне кажется, что там кто-то есть, — насторожилась Маргарита. – Он не просто лает. Там точно кто-то!
— Разве, служители проходят мимо. На ближайших улицах спокойно: мы сами видели, когда подъезжали. Байкал, тихо!
Пес, повинуясь настойчивым командам успокоиться, прекратил скалить зубы, но остался на прежнем месте. Священник шагнул к двери и открыл ее. Прохладный сырой воздух ворвался в притвор, встревожив горевшие свечи. Священник вышел, и, спустившись с крыльца и повернувшись лицом к церкви, наклонил голову, чтобы перекреститься. Капли дождя окропили его.  Неожиданно, из-за красной стены, освещаемой размытыми бледными лучами уличных фонарей, выскочила темная фигура и накинулась на него, сильно ударив чем-то тяжелым по голове. Отец Василий вскрикнул и схватился за ушибленное место. Незнакомец тем временем замахнулся повторить удар, но не успел – Байкал вцепился ему во вторую, опущенную, руку мертвой хваткой, чем спровоцировал удар по себе, но челюсти не разжал. Астроном, замешкавшийся при выходе около ящика для подаяния в поиске денег по карманам,  услышал шум, и, выскочив из церкви, сходу бросился на помощь священнику, схватив за руку незнакомца. После быстрой борьбы, незнакомец лежал на земле, рядом с толстой обломанной веткой дерева, удерживаемый астрономом и не унимающимся Байкалом.
— Рита, веревку!!! Что-нибудь, чем связать!
— Сразу после притвора лавка, в ней есть. Свечи связываем, — с трудом проговорил отец Василий, продолжая держаться за ушибленное место.
Маргарита мгновенно исчезла в дверях и, почти сразу, выбежала обратно, неся церковные ленты и попутно связывая их между собой, чтобы удлинить.
Руки спутали быстро, и незнакомец лежал на сыром газоне и стонал. По разодранным лохмотьям рукава куртки сочилась кровь. На лай Байкала сбежались служители храмового комплекса, и, выслушав краткое объяснение отца Василия, приступили оказывать помощь как ему самому, так и напавшему незнакомцу.
— В полицию позвонить надобно,— распорядился настоятель протоирей Тифон, появившийся на месте одним из первых. – Пускай решают с ним. Рану обработали и повязку наложили, но необходима квалифицированная медицинская помощь и тщательный осмотр.
Незнакомец продолжал лежать. Он теперь не стонал, а только хрипел.
— Поднимите, мучается. Беспокойная ночь. Пройдемте сюда, в здание, устроим всех. Отдохнете, успокоитесь, да и обезумевшему обезболивающих дать побыстрее нужно.
Всех разместили по комнатам гостевого корпуса: отец Василий и астроном получили одну комнату на двоих, а Маргариту и незнакомца устроили в отдельных, при этом за незнакомцем оставили наблюдающего.
— Полиция утром прибудет, — заглянул протоирей Тихон в комнату к отцу Василию, где, помимо него, находился астроном с Байкалом и Маргарита, зашедшая ранее пожелать спокойной ночи. – Не хватает сотрудников. Дали инструкции по дальнейшим действиям и положили трубку. Теперь нам всю ночь охранять. Скорая помощь приехать также отказалась, за неимением свободных машин. Предложили привезти самим, или дождаться до утра.
— Значит Господу угодно, чтобы он с нами эту ночь пробыл, — тяжело произнес отец Василий. Может, руки пора развязать. Жалко заблудшего.
— Подождем: взгляд больно безумный, вон как тебя по голове палкой ударил; а на крыльце мы нож охотничий нашли. Судя по всему, он им ударить собирался, да не успел – собака подоспела и за руку схватила. Уберег он тебя, отец Васили, с Божьей помощью. Как зовут пса?
— Байкал, — расправляя постель, ответил астроном.
— Храни тебя Господь, Байкал! Бог есть в каждом живом существе. Начинается рассвет нового дня. Спокойного вам сна, — и протоирей, перекрестившись, вышел.
— И я спать. Просто с ног валюсь, — сонным голосом пробормотала Маргарита, поцеловала астронома, и, пожелав всем спокойного сна, ушла.
Звуки стихли. Байкал отдыхал на постеленном коврике около кровати астронома. Все спали, и только в главном храме с первыми лучами восходящего солнца молился отец Тифон, молился за спасение душ, молился за каждого человека. Ведь каждый человек несет свой собственный крест по дороге жизни, но не каждому хватает сил пройти с ним, не бросив, до конца.   

Глава 23. Встреча инженера с ФСБ.

Оставшуюся часть ночи инженер проворочался на диване, стараясь уснуть, но задремал лишь под утро, и то ненадолго — около часа, не более. Еще перед тем, как лечь спать, он всем отписался, объяснив причину молчания. Пора было собираться. Инженер не спеша поднялся и, включив чайник, оделся в высохшую за ночь одежду. Кроссовки просохнуть не успели, и при первых же шагах ноги ощутили неприятную холодную влагу. 
— Стельки забыл достать — вот и ходи теперь с сырыми ногами, — разозлился он на себя.
  Чайник заворчал; заварив и выпив крепкого чаю вприкуску с оставшимся на столе и успевшим полностью засохнуть печеньем, принесенным Мариной три дня назад, инженер, накинув курточку, вышел на улицу, чтобы пройтись и взбодриться. Дождь временно прекратился, но тяжелые свинцовые тучи по-прежнему нависали, угрожая обрушиться на землю в очередной раз. Крикливая компания галок облюбовала свежевыкошенный газон справа от здания лаборатории, и каждая птица, порывшись в траве клювом на одном месте, важно переходила на другое с очевидным, как ей, наверное, казалось, превосходством перед остальными своими товарками.         
Отмахиваясь от вездесущих комаров и перепрыгивая разлившиеся лужи, инженер зашагал к столовой.
— Без вас никак, — убив на руке присевшего укусить очередного комара, выругался инженер. — Четыреста метров по дорожке вправо от столовой.
Он принялся в уме считать сделанные шаги, высматривая впереди постройки за деревьями.
— Четыреста, — закончил инженер счет и остановился.
Никакого здания он на месте не обнаружил, лишь немного впереди виднелся не занятый деревьями и кустарником пустырь, с аккуратно подстриженной травой и с очередной семьей скандальных вездесущих галок. Инженер приблизился: ожидаемого он так и не нашел, кроме двух скамеек, стоявших на обочине дорожки и предлагавших уставшим путникам присесть и отдохнуть.
— Обманул, значит, «профессор». Подслушали, как мы про письмо разговаривали, а теперь комедию играют со мной. Дикость какая-то! Поди, следят, смеются. Вопрос только, зачем? Психику на прочность у меня проверяют, а следом допрос с пристрастием.
Посидев на одной из скамеек, успевших обветрится от дождя, инженер медленно пошел обратно. У столовой встретился знакомый ученый.
— Доброе утро, Артем Александрович.
— И вам доброе, Александр Владимирович. Давненько не встречались. Вы ведь тоже на работе ночевали?
— Пришлось. Ждал гостей, да уснул богатырским сном. Говорят, приходили, стучали, а я не слышал.
— Да, пошумели вечером: спрашивали, искали. Ключей от вашей лаборатории ни у кого не оказалось, а ломать замок по каким-то причинам передумали и решили сегодня прийти. Правильно, значит, решили – вы живы и здоровы. Дверь бы испортили зазря… А вы что-то рано? Вчера выспались? – улыбнулся ученый.
— Вы правы, выспался, а оставшуюся ночь ворочался. Подождите, вы ведь давно в Центре? 
— Лет пятьдесят, не меньше.
— Ко мне вчера в лабораторию заходил ученый, профессор. Представился Михаилом. Ростом и годами мы с ним примерно одинаковы. Он говорил о странных вещах, говорил, что пишет книжки времени, или о времени — я плохо понимал — в которых записывает будущее. Вы знаете такого?
— Михаил? Хм… Пишет книги о времени? Нет, не припомню. В какой группе ученых?
— Один, недалеко отсюда. Как он объяснил, его здание-лаборатория находится по дорожке от столовой, метров четыреста. Я прошелся, но никаких лабораторий не обнаружил: поляна и две скамейки.
Лицо ученого приняло серьезный вид.
— Он назвался Михаилом? – переспросил ученый.
— Да.
— Вы, Александр Владимирович, не могли с ним общаться. Пожалуй, вам это приснилось.
— Как приснилось? Я разговаривал с ним! Абсолютно реально, как вот сейчас, с вами.
— Дело в том, что, если это тот Михаил, о котором думаю, то он давно умер. Имя Михаил Владимирович Лирских вам о чем-то говорит?
Инженер молчал. После услышанного, он не знал, что и думать. Вчера, при разговоре с незнакомцем, у него промелькнула эта безумная мысль, но он прогнал ее – настолько она была невероятна.
— Вы слышали про Лирского, Александр Владимирович? – повторил ученый.
— Да… слышал… То есть, читал…
— Где вы недавно гуляли, находилось его лаборатория. После пожара, здание не стали восстанавливать и снесли, а сам ученый умер в больнице спустя два года. Хороший человек был, и семья у него хорошая. Помню, я их в новый дом перевозил, бывшую загородную дачу университета. Наши семьи дружили до… Жаль, в общем. Прощайте, Александр Владимирович.
Инженер также попрощался с ученым, и тот быстрыми шагами поспешил в сторону проходной, так как первые упавшие крупные капли дождя предвещали скорейший ливень.
Он не уходил. Намокающая одежда прилипла к телу. Время остановилось. Мимо проходили люди и здоровались, но он не замечал их. Капли дождя падали на обращенное к небу лицо, скатывались по щекам. Вспомнилось стихотворение Александра Блока, которое он тихо произнес, как молитву.

— Ночь, улица, фонарь, аптека,
  Бессмысленный и тусклый свет.
  Живи еще хоть четверть века —
  Все будет так. Исхода нет.
  Умрешь – начнешь опять сначала
  И повторится всё, как встарь:
  Ночь, ледяная рябь канала,
  Аптека, улица, фонарь.

— Александр Владимирович, — раздался голос недавнего собеседника.
Инженер не замечал происходящего вокруг.
—Умрешь, начнешь опять сначала…, — повторил он. – Все просто — открыть письмо перед началом…
— Александр Владимирович! – повторился голос, но уже более громко. – Вы ведь совсем промокли. Заболеете! Вам, хорошо бы, обсохнуть и согреться. Я обратно возвращаюсь, а вы на одном месте стоите, аки истукан. Вы в порядке?
Инженер провел ладонью по лицу, как бы умываясь, и обратился к подошедшему второй раз ученому,
— Спасибо, в порядке. Задумался. Со мной бывает, вы не беспокойтесь, а ваш совет прямо сейчас и исполню.
— Вид у вас болезненный. Сходите до медпункта, покажитесь.
— Да, пожалуй, схожу.
— Еще раз, до свидания.
— До свидания.
В старых джинсах, пылившихся в шкафчике, и рабочем лабораторном халате инженер сидел босой за рабочим столом. Промокшую одежду приходилось опять сушить. Он перелистывал на экране новостные страницы. Громкие заголовки мелькали перед глазами: «Повсеместно введен режим чрезвычайной ситуации», «Мир погрузился в Хаос», «Опасность Красных Зон», «Обстановка в Москве стабилизируется», «Ученые создали препарат от воздействия магнитного поля», «Пик аномалий прогнозируется со среды на четверг».
— «У нас есть день? Завтра не наступит?», — прочитал он вслух окончание статьи.
Из коридора послышался стук в дверь.
— Вот и «долгожданные» гости, — поднимаясь со стула, констатировал с иронией он факт услышанного стука, и, застегнув халат, спокойно пошел открывать.
— Александр Владимирович? – любезно поинтересовался один из двух стоящих на пороге и одетых в обычную гражданскую одежду мужчин.
— Я вас слушаю, — отвечая на любезность, сухим тоном подтвердил инженер.
— Мы к вам вчера вечером приходили, но не достучались, — показывая инженеру развернутое удостоверение сотрудника ФСБ и проходя во внутрь со своим напарником, продолжил мужчина. — Хотели замок сломать, да только мимо проходящий ученый, Михаил, показал, что встретил вас на стоянке, когда вы домой срочно уезжали. Как ваша дочь, Александр Владимирович? Поправляется? Слава богу, что врачи успели сделать операцию. Иначе, страшно представить. Искренне желаю скорейшего выздоровления. Разумеется, мы не стали вас беспокоить, и оставили разговор до утра. Одно странно – некоторые сотрудники Центра убеждают, что вы никуда не уходили. Но мы проверили – ваш выход вечером и, затем, обратный вход поздно ночью зафиксирован на проходной. Да и в больнице подтвердили, что вы приезжали…
— Как подтвердили?! – не выдержал инженер.
— По телефону, — не совсем понял появившееся удивление на лице инженера сотрудник ФСБ. – Вижу, переживаете. Известно, что ваша дочь пришла в сознание, и угрозы жизни нет. Планируют в скорейшем времени выписать домой. Ваша жена с ней была и, думаю, объяснит лучше.
— Простите, эмоции, — вдруг сообразив, попытался успокоить свои нахлынувшие чувства инженер. – Я забыл, с кем вчера встретился на парковке перед проходной. Как, вы сказали, зовут?
— Михаил. Что-то у вас с ним определенно общее есть. Похожи вы друг на друга, только одет он старовато. Я так студентом ходил, в восьмидесятых. Да, ученые чудной народ. Простите, я в хорошем смысле. Присяду? – указал он на неприбранный диван, так как на стульях сушились сырые вещи, а свободный от одежды стул занял напарник.
— Простите за небольшой беспорядок, — поспешил убрать покрывало и подушки инженер. – Промок утром до нитки, при прогулке.
Разговор с сотрудниками спецслужбы продолжался около часа. Инженер, со всей убедительностью, доложил о научном эксперименте и его стадиях, показал оборудование. Сотрудники, в свою очередь, всё тщательно зафиксировали и скопировали информацию с камер видеонаблюдения.
— Что ж, Алексей Владимирович, спасибо вам за сотрудничество. Остальное мы посмотрим у себя. Вам же рекомендую до особых указаний оборудование не включать и не в коем случаи им не пользоваться. Ответственность вы знаете. Пожалуй, вход в эту вашу «Сферу» мы опечатаем до снятия особого режима. Да, вот что. Постарайтесь, пожалуйста, подробнее вспомнить время проведения экспериментов за последнюю неделю. Странно, что вы не фиксировали в своих рабочих документах данные факты. Вы ведь ученый! Впрочем, с камер мы должны установить.
— В наших экспериментах понятие времени теряет ту значимость, к которой привыкли все. Хронология нашего мира в них не совсем уместна. Достаточно зафиксировать даты.
— Понимаю, Эйнштейн, — улыбнулся сотрудник.
— Пусть Эйнштейн, — ответно улыбнулся инженер.
— А всё же плохо, что вы не записывали часы начала и завершения экспериментов. У нас есть четкие фиксации всех аномальных явлений в атмосфере Земли за прошлые дни. Они были вызваны искусственно — доказано. Осталось только найти, кто и чем? Область поисков сузилась до территории московского региона. Сравнение графика работы оборудования и цикличности аномалий дадут однозначный ответ. Но мы работаем и по другому пути, проверяя пики потребления электроэнергии по научным центрам и лабораториям. Вы, Александр Владимирович, подумайте. Есть что добавить?
— Нет, добавить нечего.
Сотрудник службы безопасности поднялся и протянул руку.
— До свидания, Александр Владимирович. Отдохните, как следует. Думаю, мы с вами еще не раз встретимся.
Молчаливый молодой напарник завершил опечатывание входа в блок «Б», и, после того, как он также попрощался, они удалились.
Пришлось одевать обратно сырую одежду.
«Черт бы их побрал, это КГБ, то есть ФСБ. Хотя, от того что название поменялось, суть прежняя. Разве что, раньше сразу под руки брали, а в нынче предпочитают прежде любезно поговорить, дать подумать, помучаться. Пока никаких экспериментов – опасно, слежка. Телефоны, скорее всего, прослушивают. Дождусь на стоянке Марину с Алексеем и с ними домой… Домой… Оля…»
Сильно хлопнув входной дверью и закрыв ключом, он поспешил к проходной. Судя из сообщения, Марина и Алексей подъезжали.