Инструмент Творца, главы 24, 25, 26

Глава 24. Павел Денисович Молохов.

Утренний прохладный влажный воздух наполнил комнату Маргариты через приоткрытую створку окна. Дождь, передохнув в ранние часы, с новыми силами принялся барабанить по подоконнику, добавляя размытых красок в последний, перед пробуждением, сон. Маргарита проснулась. Она продолжала лежать с закрытыми глазами, вслушиваясь в шум падающих капель за окном. Что-то необычное было в этом звуке: не хватало чего-то привычного, обыденного. Сон полностью улетучился, и она поняла – она не слышит в шуме дождя голоса современной жизни: город, огромный многомиллионный город, молчал.
Маргарита открыла глаза и огляделась. Комнату ночью она практически не осматривала: усталость свалила ее на кровать и она тут же уснула. Скромность и простота присутствовала в общем убранстве и в каждом предмете по отдельности, создавая ощущение пребывания в уединении монаха-отшельника. Слева от окна, задернутого на половину темными шторами, над небольшим столом с церковными книгами и свечами, стояла на полочке икона Спасителя. Маргарита поднялась с кровати и приблизилась к красному углу.
— «Православный Молитвослов», — прочитала она название на лежащей отдельно от остальных, церковных, книге.
Взяв тяжелый старый  том в руки и открыв на странице с кем-то вложенным ястребиным пером в качестве закладки, тихо продолжила: 
— «Молитва Оптинских Старцев».
Чтение молитвы много времени не заняло. В конце Маргарита перекрестилась.
 — «Руководи моею волею и научи меня молиться, верить, надеяться, терпеть, прощать и любить», — повторила она последние слова, и, закрыв Молитвослов, задержалась у окна, наблюдая за редкими прохожими, проходящими мимо по тротуару на противоположной стороне улицы.
После пробуждения, сборов и быстрого завтрака, группа, состоящая из астронома, отца Василия и отца Трифона, направилась к охраняемой священнослужителями комнате незнакомца, а Маргарита с Байкалом тем временем вышли на прогулку. Незнакомец не спал: ему дали умыться, перевязали рану и накормили. Веревки с рук незнакомца сняли ночью, по указанию настоятеля, как только тот вполне успокоился и пообещал не причинять никакого вреда ни себе, ни другим, и смирно дожидаться приезда полиции. Однако, окно в комнате все же пришлось плотно закрыть и пожертвовать запирающей створку ручкой, сломав ее. Вещи и тяжелые предметы, посчитали нужным вынести. В общем, сделали всё возможное, дабы узник не сбежал и не натворил плохого.
Незнакомец полулежал на кровати, подсунув между стеной и спиной подушку и опустив ноги к полу. Руки он сложил на животе, в замок. Ниспадающие к плечам седеющие волосы частично прикрывали стареющее, начинающее высыхать лицо с впалыми глазами, узкой полоской бледных губ и бедной короткой бородой. Грязная куртка с разорванным окровавленным рукавом валялась у кровати.
— Доброе утро, — поздоровался за всех входящих отец Трифон, и, заметив куртку, повернулся к присутствующему у входа, снаружи, молодому священнику. – Почему не прибрали, батюшка Илья?
— Не отдавал, отец Трифон, — последовало размеренное объяснение.
— Следует забрать, постирать и починить. Батюшка Илья, попрошу, распорядись от моего имени.
Батюшка Илья зашел в комнату, забрал куртку, и удалился выполнять просьбу отца Тихона. Незнакомец продолжал молчать, лишь приоткрыв глаза, но голову к разговаривающим не поднял, оставаться в своих мыслях.
— Как ваше самочувствие? – теперь обратился к нему отец Трифон.
Взгляд незнакомца скользнул по полу, как бы ища ответа, поднялся по стене и замер на иконе Богородицы в углу у окна.
— Ночью я разрешил снять узы, на что вы пообещали не тревожиться и не причинять вреда. Вы обещание помните?
— Помню, — хрипло выдавил незнакомец.
— И сдержите себя?
— Сдержу.
— Как к вам обращаться?
— Павел…, — кашель вырвался из груди незнакомца. – Павел Денисович Молохов.
— Павел Денисович, в вашем праве дождаться полиции. Решайте сами. Но, с вашего позволения, спрошу – зачем вы напали на отца Василия? На ваш разум повлияли известные события, а отец Виктор стал случайной жертвой? Тогда мы вас ни в чем не обвиняем. Это так?
Незнакомец, назвавший свое имя, но до сих пор остававшийся тайной, приподнялся и посмотрел на отца Трифона, а затем, переведя взгляд, впился глазами в протоиерея Василия, стоящего по правую руку от настоятеля.
— Ты виноват! – скулы на лице ночного узника напряглись. – Ты тогда все испортил, ты отговорил его; он уничтожил все наши труды, все наши  надежды, из-за тебя Ты наше будущее уничтожил его руками! А сейчас опять хочешь своими богоугодными сказками остановить начатое. Н-е-е-е-е-е-т. Я тебе не позволю! Второй раз! Даже и не мечтай! Не суйтесь со своим выдуманным богом в науку!!! Не пытайтесь бога оправдать, найдя ему место в идеально написанных уравнениях. Ни одна формула ни доказала его существование и никогда не докажет! Ваша религия – лженаука, самообман, и более ничего!
Безумие сверкало в глазах приподнявшегося на кровати Молохова: пот выступил на лбу, вены на висках вздулись.
— Я вас всех предупреждаю – не пытайтесь изменить то, чему быть, и быть непременно! Законы, рожденные вместе с нашим миром, невозможно переправить!
— Кто вы? – отец Трифон не изменился ни в выражении лица, ни в голосе,  продолжая вдумчиво и не спеша сложный разговор. 
— Я работал с профессором Лирским. Младший научный сотрудник. Профессор во многом доверял мне…, — голос Молохова запнулся, на лице появилась болезненная гримаса. — Если бы не… не ваши проповеди, он бы жил… Эксперимент… Мы довели … до конца. Почти до конца… Оставалось совсем чуть-чуть… Проклятый…
Продолжительный кашель в очередной раз прервал разговор. Прокашлявшись, Молохов продолжил осипшим голосом и спокойнее.
— Я слышал про письмо. Оно у вас? Да, о чем я спрашиваю? —  конечно, оно у вас… Сожгите, разорвите, любым способом, но уничтожьте измаранную сумасшедшим бумагу. В ней затаилось зло — предательство против науки, против человечества и прогресса!
— Бес в вас. Прости, Господи, душу заблудшую, — отец Тифон перекрестился. – Вы говорите, что религия – не наука. Во многом соглашусь. Но переверните слова. Что получилось? Не наука – религия! Наука – религия тех, кто стоит на пути прогресса и познания, и бесспорное благо для людей. У науки есть свои священнослужители – ученые, профессора, академики, доктора наук; есть свои таинства – эксперименты, опыты, научные конференции; есть свои писания – формулы, теоремы, доказательства. И, как и любая религия, ваша наука по своему объясняет ее Бога – единый всего сущего физический закон, объединяющая формула, а в самой природе отрицания веры в любого другого Бога, самые убежденные ученики науки ни в чем не отличаются от последователей других религий. Даже у атеистов есть свой Бог. Их Бог – безбожие, в которое они желают верить. Вера – и есть доказательство существования Бога, а то, каким мы его себе представляем, не в коем не может служить доказательством обратного.
— Складно… Этим вы его и переманили… Я на ваши речи не поддамся. Научились более чем за две тысячи лет людям головы морочить. Храмов понастроили. Но вашей власти приходит конец, конец скорый и неотвратимый. А доказательства сами увидите.
— Погубить жизнь ради доказательств? Кто же потом воспользуется знаниями?
— Ученые! Они выживут! Этого достаточно.
— Вы сильно больны.
— Оставьте меня! Оставьте, иначе я не сдержу данного слова!
Разговор прервался. Молохов, развернувшись на кровати, лежал, переложив под голову подушку, и, отвернувшись от всех и упершись, согнутыми в коленях, ногами в стену. Астроном и отец Василий первыми вышли из комнаты, так и не проронив ни слова при встрече. Настоятель, задержавшись на несколько секунд, вышел следом, попросив возвратившегося отца Илью закрыть обратно на замок дверь и не прекращать наблюдение.
   
Глава 25. Возвращение в Университет.

 Утренняя прогулка с собакой закончилась быстро: ненастная погода торопила поскорее вернуться обратно. Мокрый Байкал забежал в комнату, оставив следы лап на полу, и, получив указание сидеть на месте и не топтаться, довольный улегся у кровати. Маргарита раскрыла набравший влаги зонт и поставила в свободном углу комнаты обсыхать. Почти сразу, после визита к Молохову, зашел астроном и сел на стул у стола с разложенной православной литературой.
— От него. Оказывается, с твоим отцом работал: Молохов, Павел Денисович. Обвиняет нашего священника в том, что отговорил профессора продолжать эксперименты и убедил сжечь лабораторию.
— Какая глупость… Как же он нашел его и так совпало, что именно нынешней ночью?
— Следил. Впрочем, мало что услышали. Согласен, странное совпадение — встретиться ночью у священника. Но, кажется, он был чуть пораньше: помнишь замок?
— Помню.
— Похоже, его рук дело.
— Что же он не побоялся напасть на священника, зная, что мы с ним?
— Отчаянье и безумие. Зная о письме, он подумал, что убив его, лишит и нас шанса что-то исправить.
Байкал встал и подошел к астроному, предлагая погладить себя. На полу осталось мокрое пятно от сырой шерсти.
— Нагулялся, Байка, — потеребил собаку по голове астроном. – У, какой довольный.
— Погода совершенно не желает меняться. Ближайшую неделю дожди с редкими просветами. Серое небо, серые дома, всё серое. Мне кажется, что дождь не прекратиться никогда, и мы медленно утонем в сером холодно изливающемся море.
— Ты сейчас напоминаешь ребенка, Рита, — астроном откинулся на спинку старого стула, скрипнувшего в ответ, и поднял голову, изучая иконы.
— Иногда, чтобы что-то понять, необходимо оставаться чуточку ребенком с наивным взглядом на мир, видеть его таким, какой он есть, без контекстов. Самые простые и наивные объяснения тогда покажутся сущей правдой, и в нем не будет ничего невозможного. Да, с приобретение новых знаний границы нашего мира расширяются, и в последнее время довольно стремительно. Но ведь мы сами чертим эти границы. Раньше мир для нас был безграничен.
— Научные статьи заменили нам мифы, — улыбнулся астроном. – Строим сами себе стены, ломаем их, и строим новые, подальше от прежнего места, отвоевывая постепенно пространство. Так мы устроены, так заложено в нашем сознании, так прогрессирует жизнь. Главное — цель и борьба за нее, а остальное как получиться.
Астроном обернулся к столу. Молитвослов, который утром смотрела Маргарита, по-прежнему лежал отдельно от остальных книг. Он взял его в руки, задумался.
— Как обстановка на улицах? – перелистывая книгу, поинтересовался он.
— Мы рядом гуляли: редкие машины, редкие прохожие, да собаки потерявшиеся бегают – жалко смотреть. И необычная пугающая тишина. Город будто затих в ожидании неизбежности. Неужели на всей планете вот так? Мне страшно. Мне даже страшней, чем вчера, когда неуправляемые безумные толпы людей бродили по улицам. Нехорошая тишина – она предвестник беды.
Два телефона, Маргариты и астронома, зазвучали практически одновременно.
— Это Александр. Я в коридоре поговорю, чтобы тебе не мешать, — астроном нажал на телефоне «ответить» и прикрыл за собой дверь. Через пару минут, как закончил разговаривать, он вернулся. Маргарита также отложила телефон и, сидя на кровати, расчесывала волосы.
— Александр сказал, что к нему приходили. Эксперименты запретили, а оборудование опечатали. Попросил не приезжать. Встретимся у причала на Воробьевых горах ближе к вечеру. Он домой поехал.
— Мне с работы позвонили, — голос Маргариты был подавленным. – Они едут за мной.
— Зачем?! – сообщение Маргариты стало полной неожиданностью.
— Я им нужна, срочно. Таблетки, лекарство… Из-за него.
— Нельзя отказаться?
— Нет. Они запускают массовое производство, для людей, для их спасения. Что-то не получается… Не знаю… Что-то не идет. Мы всё проверяли у себя в лаборатории. Всё! Все компоненты, объемы, клинику… Отличные результаты! Я не понимаю! Должна работать вся цепочка!
Глаза Маргариты стали влажными от слез, но она сдерживала себя.
— Судьба вновь испытывает нас, Рита.
Астроном тихо сел рядом и обнял ее. Сердце стучало. Маргарита прижалась к его груди и закрыла глаза. Слова были лишними в эту минуту.
В дверь постучали. Байкал, вернувшийся к кровати, продолжил лежать, лишь фыркнув носом.
— Войдите, — отпустив астронома и протирая глаза ладонью, позвала Маргарита.
В дверях показался отец Василий.
— Дети мои, не помешаю?
— Нет, нет, отец Василий, мы вам всегда рады. Проходите, присаживайтесь.
Священник сделал несколько шагов в комнату и остановился перед Байкалом.
— А мой спаситель как? Отдохнул? – он наклонился и погладил пса, завилявшего хвостом и вытянувшего к нему голову. – Лапы то заживают.
— Раны глубокие, но мы постоянно меняем повязки. Прихрамывает, но думаю, что заживет. Он сильный.
— Покормили?
— После прогулки. Местный служитель дал ему еды.
— Молодец, Байкал. Хороший пес. От меня обязательно вкусный подарок получишь. Закончим с делом, сразу в магазин. А сами, дети мои, поди не завтракали? Собирайтесь, отец Трифон ждет к столу.
— Спасибо, отец Василий, в тягость мы вам, — попробовала отказаться Маргарита.
— Эка странная. Разве добродетель тяготит? Она как воздух, как вода, как земля и свет божий жизнь нашу питает. Собираемся.
Астроном подошел к окну. Вода скапливалась снаружи на стекле в тонкие струйки и стекала на подоконник.
— Позвонил Александр. Он предупредил, чтобы мы не приезжали в лабораторию: скорее всего, следят. Договорились встретиться позже, у причала на Воробьевых горах. Там объяснит. Самое же неясное то, что Маргариту срочно затребовали на работу и отправили за ней машину, а когда отпустят, не предсказать.
— Ох, и не хорошо. Затягивается дело. Как же письмо вам передать и клятву не нарушить: я ее перед иконой Спаса давал.
— Отец Василий, остается только ждать, пока я и Маргарита с  инженером не встретимся. Как проясниться, сразу оповестим. Вы автомобиль водите?
— Вожу, сын мой. Редко, правда.
— Возьмите, ключи от моего автомобиля. Он припаркован у южного входа. Я покажу.
— Запутывается клубок, — вздохнул священник.— Скоро за тобой приедут, дитя мое?
— Около часа. Недавно выехали.
— Успеем позавтракать. Идемте, отец Трифон заждался.
Байкал, как они ушли, тут же свернулся клубком и уснул.
Машина за Маргаритой подъехала, как и предполагалось, через час, что позволило спокойно позавтракать и в сопровождении настоятеля протоиерея Трифона прогуляться по храмовому комплексу. Утренние слова Молоховым при встрече, отцу Трифону вполне объяснил отец Василий еще на завтраке, тем самым разрешив недопонимание настоятеля в произошедших событиях.
Оставив Байкала на попечение отцу Василию, чему сам священник обрадовался и с удовольствием принял возложенные на него обязанности, Маргарита с астрономом, который, представившись членом рабочей группы и показав документ, получил разрешение проследовать вместе с ней, сели в черный автомобиль с абсолютно черными же стеклами и проблесковым маячком синего цвета, и через пару минут мчались в сторону Университета. Москва, оставшаяся после вчерашних беспорядков с многочисленными ранами в виде изувеченных строений, мостовых, памятников и всего того, что, несомненно, и украшает и делает ее одним из лучших и красивейших городов в мире, как и сказала Маргарита, затихла. Машин и прохожих прибавилось, но в основном были те, на чьих плечах лежала тяжелая ноша ответственности за обеспечение бесперебойной работы жизненно важных объектов города и, в целом, страны. Два сотрудника ФСБ, один за рулем, и, второй, на переднем пассажирском сидении, молчали, лишь изредка отвечая короткими фразами по гарнитуре с наушником.
— Вы не против одного вопроса? – нарушила долгое молчание Маргарита, обратившись к сидящему спереди на пассажирском сидении сотруднику службы безопасности.
— Задавайте, — последовал ответ, больше похожий на команду.
— У вас есть объяснение происходящему в мире?
— Маргарита Михайловна, откровенно, у меня лично полного понимания обстановки нет. Думаю, его нет пока ни у кого, но наша служба предпринимает все силы и некоторые результаты есть. Моя же задача доставить вас, как ценного специалиста, в Университет, и обеспечить безопасность. Вы последние остались. Остальные из вашей научной группы ждут на месте. Главная задача заключается в скорейшем налаживании промышленного производства созданного вами препарата. Как решение появится, больше не задержим.
— Я понимаю, — Маргарита посмотрела в окно на город, кажущийся из-за затемненного стекла совсем мрачным. – Удивительно, как у вас получилось справиться со всем этим безумием, творившимся ночью?
— Нет, Маргарита Михайловна, здесь есть некоторое везение. МВД, наша служба, военные, МЧС, прочие охранные организации лишь старались не допустить проникновение к особо важным, критически важным, объектам. В редких случаях хватало сил на то, чтобы вытеснить, или разогнать, спонтанно собравшуюся и разбушевавшуюся толпу. Но те, кто был призван охранять порядок, живые люди. Да, мы раньше узнали и стали принимать соответствующие профилактические меры. Раньше… Вы не представляете себе, какой неожиданностью, страшной и часто заканчивающейся трагедией, оказались первые часы аномалии. Погибли многие… Очень много…
Сотрудник затих. Маргарита заметила, как напряжено было лицо и как на сморщенном лбу выступили капельки пота.
— Мы приступили к своим основным задачам, — вновь заговорил сотрудник, по-видимому, приведя чувства в равновесие, что люди его профессии вполне хорошо умеют делать, но, притом, не нарушая установленные правила не говорить лишнего с гражданскими лицами. – Глубокой ночью, в оцеплении… Просто невероятно смотреть на медленно ползущую к тебе лаву из живых людей, поднявших вверх руки с зажженными факелами и, как единый организм, пожирающую всё на своем пути. Оставались считанные метры между нашим заслоном у Дома Правительства и огненным потоком. Стрелять? Разве пулей напугаешь безумие? Мы приготовились к смерти… Вдруг вся эта масса обезумивших людей разом встала. Просто застыла на месте: ни звука с ее стороны. Я даже сначала подумал, что меня оглушили, или хуже. Но время шло, и осознание резкой перемены постепенно приходило к нам. Город молчал: полицейские машины давно не включали звуковые сигналы, да и вообще те, кто справился с воздействием аномалии, старались не шуметь: громкие звуки слишком привлекают «подверженных». А лица! Я отчетливо видел их лица в играющем свете огня. Вы увидите похожее выражение недоумения, бессмысленности и растерянности, резко подняв глубоко спавшего человека, причем уснувшего не у себя в постели, а совсем в чужом месте. А затем тишина стала наполняться робкими голосами, постепенно сливающихся в один монотонный гул, очнувшихся от безумия людей; факелы, брошенные на землю, потухли, толпа разошлась и, при практически полном отсутствии искусственного освещения, которое было по большей части побито, а в остальных случаях намеренно выключено, дабы не привлекать внимание безумцев и не быть нарушенным, наступила темнота. Москва впервые за много лет увидела настоящую ночь… Да, странно, но почему безумцы не полюбили искусственный свет, а признавали только свет пламени, природный? Странно… По последним расчетам основной пик магнитной аномалии прогнозируется на эту ночь. К сожалению, раньше, чем рассчитывали. Надежда на ваши таблетки. На всех не наготовить, но хотя бы обеспечить самых необходимых…
Впереди показался Университет.
— Подъезжаем…
Машина беспрепятственно преодолела оцепление Университета и остановилась перед центральным входом в главное здание. Темные сырые стены имели на себе многочисленные следы ночного буйства, а обезображенная прилегающая территория с валяющимся на ней мусором и различным хламом, размокающим под дождем, дополняла общую картину последствия бессмысленной агрессии, выплеснувшейся наружу из затуманенного сознания каждого отдельного человека. В сердце Маргариты кольнуло, в ногах появилась слабость. Она на секунду закрыла глаза.
«Что с нами?! Мог ли один человек, сумевший преодолеть пространство и время, и, сам не осознавая того, нарушить тонкий механизм Бытия, тем самым пробудить в людях самые низшие качества, качества деструктивные, разрушающие и ведущие к неминуемой гибели? Да, есть и противоположные случаи; вчера мы встретили пару людей. Но это не правило: неужели агрессии  в человеке заложено несравнимо больше…»
Скрипнула входная дверь. Маргарита поймала себя на мысли, что не хочет входить вовнутрь.
— Заходите, мы затягиваем, — раздался командный голос сотрудника службы безопасности.
Астроном, постоянно державшийся рядом с Маргаритой, взял ее под руку.
— Пойдем, Марго. Я знаю, тебе тяжело видеть.
Ужасный погром присутствовал повсюду. Спотыкаясь об валявшийся мусор, и с трудом преодолевая в коридорах завалы из различной мебели и прочего, что можно было перетащить, сдвинуть, уронить, отломать или отодрать от стены, они добрались до кабинета Маргариты с изрядно испорченной дверью.
— Ваш кабинет тоже не пощадили, — заметил сотрудник ФСБ.
Маргарита глубоко вздохнула и шагнула первой.
— Кто-то успел немного прибраться. Маргарита Михайловна, возьмите, что вам необходимо в работе и поспешим в лабораторию. У нас не остается времени.
Рядом с отдельной тумбочкой, стоявшей в дальнем правом углу кабинета, на полу лежал перевернутый кверху дверцей массивный сейф. Дверца, несмотря на очевидные следы попыток взломать ее, с успехом выполнила свое предназначение и осталась закрытой. Маргарита подошла. Ключ всегда оставался с ней, на общей связке, вместе с ключами от квартиры.
— Только бы открылся, — присаживаясь на корточки, засомневалась она, заметив искореженное отверстие замочной скважины.
— Подожди, Рита, давай поставим, — астроном присел и, приложив значительное усилие, вернул сейф в нормальное положение.
— Теперь пробуй.
Маргарита быстро набрала код и, вставив ключ, с первого раза открыла дверцу.
— Слушается хозяйку, — пошутил сотрудник ФСБ.
Из сейфа была извлечена толстая папка с документами, внешний цифровой накопитель и несколько пластиковых контейнеров, разделенных внутри на отдельные секции с хранящимися в них промаркированными плотными пакетиками.
— Сергей, подержи, — подала она все астроному. – Осторожней с контейнерами: в них лучшие образцы препарата. Они нужны при определении пропорций действующих веществ.
Немного подумав, Маргарита снова заглянула в сейф и, порывшись, достала старые советские механические часы «Полет» с хронометром и покрытыми фосфором стрелками.
— Отца. Наградили, в восьмидесятых, за достижения в области естественных наук. Он их в шутку «Штурманские» называл, и смеялся, что сам как штурман, определяющий положение нашего Мира на цветке Мироздания.
— Мир и Мироздание? Разве не одно и то же? Хотя, я уже отстал от современных познаний, и вы теперь думаете обо мне примерно, как если бы я сообщил, что наш Мир покоиться на трех слонах, — продолжал легким шутливым тоном понемногу снижать напряжение у Маргариты сопровождающий.
— Есть теория… Мой отец потратил бесконечное количество часов в лаборатории, чтобы доказать ее. Он сравнивал Мироздание с распушившимся цветком — одуванчиком, а его ворсинки с семенами называл Мирами. Мироздание существует, пока созревают семена – Миры, но как только они созрели, ветер времен срывает их с родного растения и разносит по бесконечному плодородному Полю, где из них вновь появляются ростки. Мой отец объяснил в теории всё, кроме одного – как появляется «ветер»?
Маргарита завела механизм и застегнула большие мужские часы на свою нежную руку.
— Я готова, — закрыв сейф и приподымаясь, сообщила она.

Глава 26. В лаборатории Университета.

Учебный корпус, на территории которого, помимо аудиторий для теоретических занятий, находилась и научно-исследовательская лаборатория, стоял в стороне от главного здания, и, чтобы в него попасть, необходимо было выйти на улицу, пройти через обширную площадь и обойти мимо нескольких других корпусов. Лаборатория не являлась единственной, но из всех, пожалуй, была одной из передовых по своему оснащению, и занимала добрую треть первого этажа. Настоящее же чудо в том, что корпус и, соответственно, лаборатория пострадали незначительно.
Маргарита сидела за своим рабочим столом и пила воду из поданного сотрудником ФСБ стакана. По пути из главного здания она почувствовала тошноту и сильную слабость – организм начал сдаваться.
— Выпейте, — подал пару таблеток сотрудник. – Восстановитесь; нам специальные выдают.
— Простите меня, я всех задерживаю, — Маргарита положила в рот таблетки, показавшимися чересчур горькими на вкус, и запила водой.
— Не стоит извиняться, Рита. Ты крепкая, но у каждого есть свой предел. Сейчас ты посидишь, и силы вернуться к тебе, — подбодрил астроном.
Через десять минут Маргарита почувствовала улучшения.
— Начнем. Как наше оборудование? – она встала и, обращаясь к своим коллегам, сняла со спинки стула белый халат, накинула на плечи.
— Обнаружили незначительные повреждения, но мы их быстро устранили. Сложнее с компьютерами – в рабочее состояние вернули только два, — отчитался один из сослуживцев Маргариты.
— Нам хватит. Программа запускается?
— Да. Благодаря программистам из спецслужб, получилось восстановить информацию с поврежденных компьютеров, запустить рабочие алгоритмы производства и испытания препарата.
— Хорошо, значит получиться сравнить полученные результаты с теми, что хранились у меня. Объясните мне, пожалуйста, проблему.
— Проблема в том, что в малых порциях получаемое лекарство достаточно эффективно справляется со своей задачей, но как только мы увеличиваем объемы получаемой смеси, результативность препарата резко падает, вплоть до нулевых показателей.
— Что предпринимали? – продолжала короткими вопросами выяснять все обстоятельства Маргарита.
— Меняли процентное содержание различных компонентов, последовательность смешивания, время выдержки. Пожалуй, всё перепробовали, а результат нулевой.
— Давайте повторим. За эталон возьмем мои образцы.
Маргарита принесла один из пластиковых контейнеров, хранившихся в ее сейфе, и работа, малопонятная стороннему несведущему наблюдателю, закипела.
— Вы рассказывали, что ночью стояли лицом к лицу с разъяренной толпой, — вспомнил разговор в машине астроном. – Всё-таки, почему вы не применяли оружие? Ведь чистая случайность, совпадение спасло вас от гибели. Вам повезло, что действие магнитной аномалии ослабло. Вам дали определенную установку?
— Подробности выдать не имею права, а то, что безумие пулей не остановить, уже говорил. Да, нам повезло: стоявшие в первых заградительных рядах вряд ли бы выжили. Что же касается дальнейшей судьбы людей в толпе, а я подчеркиваю, — это прежде всего люди! люди одурманенные не по своей воле, то на этот счет были и сохраняются соответствующие инструкции. Дальше нас они бы не прошли – остались бы на наших трупах.
— У вас сложная работа с большими рисками.
— Признаюсь, рискуем не часто.
— Бывает страшно?
— Всегда. Каждый человек ценит свою жизнь. Не боятся ничего с нарушенной психикой люди, и то в крайних случаях – как вчера, например. Дело не в страхе: страх – полезное чувство. Дело в его контроле и четком понимании того, когда им пренебречь, а когда подчиниться и сделать всё, чтобы спастись.
Легкая задумчивая улыбка появилась и тут же исчезла на губах сотрудника службы безопасности. Оба замолчали, погрузившись в свои размышления и параллельно наблюдая за слаженной работой научной группы Маргариты. Сотрудник ФСБ изредка выходил, разговаривал с кем-то по телефону, и, вернувшись обратно, задавал Маргарите одни и те же вопросы – получен результат или нет, и как скоро ждать? По ответному качанию головы Маргариты становилось понятно, что все попытки пока не увенчались успехом. На четвертом часу стараний получить действующий препарат Маргарита объявила перерыв. Она сложила руки на столе и опустила на них голову. Астроном подошел к ней.
— Я сделаю тебе чай или кофе?
— Не хочу, — досада, переходящая в обреченность, послышалась в ее уставшем голосе.
— Воды? Я переживаю за тебя.
 — Воды… Нет, не хочу! Я не понимаю! В малых объемах формула работает идеально, но лишь до тех пор, пока мы их не начинаем увеличивать. Я не знаю, что делать? Мы все перепробовали!
Маргарита подняла голову и посмотрела красными, влажными глазами на астронома; как часто теперь слезы появлялись на ее глазах.
— Я не смогу ничем помочь. Не смогу! Мои силы закончились.
— Вот вода, —  сотрудник ФСБ подал стакан астроному.
— Марго, выпей, станет легче.
Маргарита приняла стакан и сделала несколько маленьких глотков.
— Маргарита Михайловна, подойдите, пожалуйста, – обратился один из членов научной группы.
Маргарита смахнула накопившиеся слезы с глаз и подошла к зовущему ее молодому лаборанту с более чем современной внешностью. Завязался разговор: научный сотрудник что-то оживленно показывал на экране монитора. Быстро пообщавшись, Маргарита вернулась за компьютер и застучала пальцами по клавишам клавиатуры. Через пять минут ее было не узнать – лицо светилось.
— Артем – ты гений! Мы топтались вокруг простого и очевидного решения проблемы.
— Маргарита Михайловна, я тут практически не причем: всю основную работу проделали вы, я лишь посмотрел на вашу формулу чуточку под другим углом.
— В этом и заключается гениальность, Артем, – видеть и смотреть не как все. Но не будем принижать заслуги нашей группы: мы все делали свое дело профессионально и с полной самоотдачей. Успех – наше общее достижение.
— Извините, — вмешался сотрудник ФСБ. – Я правильно понимаю, что проблема решена?
— Да. Решение на экране. Вот оно, — она чуть повернула монитор, чтобы было видно.
— Пожалуйста, скопируйте на эту флэшку.
Маргарита вставила электронный носитель в компьютер и приступила к копированию информации.
— Только больше никуда! Полученные данные должны оставаться в пределах стен вашей лаборатории. Дальнейшая работа прекращается до особых указаний, а с вас всех я обязан взять письменное согласие о неразглашении государственной тайны.
Согласия были написаны, и, после того как все были распущенны по своим делам, сотрудник ФСБ опечатал входные двери помещения, дал необходимые указания охраняющим здание силовикам, и поспешно сел приехавший за ним служебный автомобиль, согласившись по пути подвезти Маргариту с астрономом.