Безмолвная любовь Эскулапа

Это случилось в древних Помпеях, в городе, где камни ещё помнили шаги богов, а воздух был густ от ароматов лавра и благовоний.
Среди узких улиц, пёстрых фресок и тенистых двориков жила девушка по имени Присцилла. Ей было шестнадцать, и красота её была как утренняя заря над Везувием - ясная, свежая, ещё не тронутая ни страстью, ни болью. У неё были густые светлые волосы, мягко завитые, словно солнечные нити, и ясные глаза, в которых отражалась одновременно чистота души и тихая решимость. Присцилла шагала легко, с грацией молодой лани, и в её улыбке была та нежность, что способна укротить даже ярость льва.
Каждое утро она поднималась по мраморным ступеням храма Аполлона  и приносила ему собранные с любовью цветы: свежие, с тонким ароматом. Она склонялась перед алтарём, касалась губами холодного камня и, закрыв глаза, шептала молитвы. Но Золотой Бог, затмевающий небо, не склонялся к ней в ответ. Лицо её любимого Бога было равнодушным, как замёрзшее озеро.

Однако не все небожители были глухи к её словам. Бог Эскулап , хранитель врачевания, однажды заметил Присциллу. Его взор, проникающий сквозь ткань реальности, остановился на её фигуре. Он наблюдал, как она ступает босиком по плитам, как развеваются складки её туники, как в тишине утра она возлагает цветы на алтарь.
Её молитвы не были ему предназначены, и, может быть, потому они тронули его сильнее. Он не спускался с небес, не являлся во снах. Он просто смотрел. Долго и молча. И в его сердце, давно привыкшем к стонам и просьбам, впервые затеплилось чувство.
Однажды на рассвете, когда лёгкий туман ещё стелился над колоннами храма, Эскулап заметил, что Присцилла не пришла. Ни её лёгких шагов, ни шелеста ткани, ни аромата лаванды и жасмина, что всегда предшествовал её появлению. Храм казался особенно пустым без неё. И молчание в нём стало невыносимым.
Прошёл день, другой. Но Присцилла не приходила. Бог, чьё сердце привыкло быть спокойным, вдруг почувствовал тревогу. Она нарастала, словно надвигающаяся буря. Тогда Эскулап решил спуститься не в облике громогласного божества, не с молниями и свитой, а тихо, как врач, что приходит к умирающему, когда прочие уже отвернулись.

Он узнал, что Присцилла - единственная дочь Марка Сервия, почтенного торговца тканями. Ему было около сорока, и годы только добавили благородства его облику. У него были выразительные глаза, полные скрытой усталости, и густые волосы с первой проседью. Человек, за плечами которого были и потери, и торжественные пиры, теперь стоял на пороге утраты самой дорогой своей радости.
Присцилла лежала в полутёмной комнате с ароматом трав и дыма. Лицо её стало бледным, губы потрескавшимися. Она металась в горячке, порой шептала бессвязные слова и снова затихала, будто сил не хватало даже на дыхание. Все лекари Помпей побывали у неё: кто-то прикладывал пиявок, кто-то окуривал ладаном, кто-то поил снадобьями. Но всё было напрасно. Девушка угасала, как свеча на ветру.
В бреду она снова и снова повторяла имя Аполлона. Звала его. Не с укором, а с той безнадёжной верой, с которой дети зовут отца в темноте. Но солнечный Бог оставался недосягаем. Ни знамения, ни света, ни ласкового тепла. Только холод мраморного лика и молчание.
А Эскулап смотрел на неё и чувствовал, как на дне его божественной сущности рождается гнев. Не ярость, не ревность, а боль от несправедливости. Он, кто знал, как сшивать плоть и изгонять яд, теперь впервые понял: есть болезни, с которыми не справиться только силой знания. И среди них - любовь без ответа.
Той же ночью, когда над Помпеями застыли звёзды и город замолк в преддверии беды, Эскулап поднялся в чертоги Олимпа. Он вошёл с достоинством врача, несущего весть.
Аполлон восседал среди золота и сияния, как сам рассвет. Его лик был прекрасен, но холоден. В чертах его не было ни жалости, ни участия. Сверху он взирал на мир, как художник на слишком большую картину: он видел замысел, но давно перестал различать отдельные мазки.
- Есть одна, - заговорил Эскулап, - Юная дева в Помпеях. Ты знаешь её. Она каждый день приносила тебе цветы. Она никогда не просила ничего, кроме твоего взгляда. Теперь она больна. Она умирает. И даже в бреду, когда разум покидает её, она шепчет лишь твоё имя.
Аполлон не сразу ответил. Он откинулся на спинку трона, словно устал от самой темы. Затем махнул рукой жестом ленивым, почти насмешливым.
- Таких, как она, миллионы, - сказал он. - Они приходят, склоняются, молят, влюбляются в мой свет. Это их природа - смотреть вверх и ждать. Но я не дождь, чтобы падать на каждую ладонь. Она капля. Одна из многих. Я не снисхожу к каждой капле.
Эскулап долго молчал. Он смотрел на Аполлона, и впервые в его взгляде была тень отстранения, как будто он увидел не свет, а пустоту, скрытую за ним.
- Бывает капля, - тихо сказал он, - в которой отражается весь океан.
Но Аполлон уже не слушал. Его глаза были устремлены к горизонту, туда, где восходило новое солнце.
Оставшись один, наедине с собственной болью и разочарованием, Эскулап принял решение: он спустится в Помпеи, оставив за спиной гордость богов и блеск Олимпа. Под покровом ночи, в облике обычного врача он вошёл в дом Марка Сервия.
Тишина царила в комнате, где лежала Присцилла. Её дыхание было прерывистым, тело горячим, а разум - пленённым туманом лихорадочных видений. Эскулап прикоснулся к её запястью, ощутив пульс, слабый, но упрямый, словно огонёк, не желающий гаснуть.
Он использовал всё своё знание: травы, масла, тайные приёмы врачевания, которые были ему подвластны. Дни и ночи сменялись, и постепенно состояние девушки улучшалось. Боль уступала место покою, а бредовые видения - свету разума.
В один из таких моментов Присцилла открыла глаза и увидела перед собой человека, чьё лицо казалось ей знакомым, почти божественным. В её измученной душе родилась уверенность: это был сам Аполлон, сошедший с небес, чтобы спасти её.
Когда силы вернулись, она тихо сказала отцу:
- Аполлон приходил ко мне. Это он спас меня.
Маркус, охваченный и благодарностью, и тревогой, слушал слова дочери, не в силах понять, была ли это истина или плод её больного воображения.
Присцилла снова начала своё утреннее паломничество к храму. Цветы в её руках казались ещё ярче, а улыбка светлее. Она шла туда с той же верой, что и прежде, не зная, что в полумраке, между колоннами и тенями скрывался другой наблюдатель, тихий и незримый, но неизменно преданный.
Эскулап оставался в стороне, не вмешиваясь в судьбу, лишь смотрел. Его сердце, наполненное заботой, билось в унисон с её дыханием, и в его взгляде отражалась нежность, которую он не мог выразить словами.

Ссылка для любителей аудиокниг: https://www.youtube.com/watch?v=DrmpckbxCUM&t=6s