В поисках Реальности

В Южной Америке я оказался почти случайно. Почему-то в этом году мне захотелось провести свой отпуск, не валяясь на пляже, как молочный поросенок, медленно поворачивающийся на вертеле, от чего образуется равномерная румяная хрустящая корочка загара. Захотелось вдруг воздуха. А тут национальный авиаперевозчик вдруг разродился небывалой щедростью – объявил огромные скидки на прямые перелеты. Одним из направлений была точка в Южной Америке. Решение было принято в два счета: там не было в нужное мне время зноя и преобладающим языком общения был испанский (спасибо мужчине-учителю испанского, умудрившемуся за те несколько месяцев, что он у нас преподавал, привить интерес к языку, который впоследствии не смогли вытравить все сменяющие одну за одной учителя-женщины).

***
Утром пятницы я встретился с проводником, взявшимся доставить меня в деревню, расположенную в предгорье на расстоянии полдня от отеля, в котором я остановился на несколько дней. Вечером мы должны были вернуться обратно с мальчишкой, который привозит сыры на утреннюю субботнюю ярмарку. Выбор мною именно этой деревни сильно удивил хозяина отеля. Когда я расспрашивал его о местных достопримечательностях, эта деревня значилась в его списке, как «не представляющая из себя никакого интереса». И мне чертовски захотелось увидеть не затоптанное туристами, не испорченное, в угоду тем же туристам, местными жителями естество.

Моим твердым условием было добраться до деревни пешком. Меня совсем не пугали пол дня пути и, напротив, совсем не обрадовали моего проводника. Проводник – полный мужчина, весельчак, одетый с местным колоритом. После длительной тирады неизвестных мне испанских слов, однако звучавших в его исполнении весьма притягательно и даже мелодично, с искренней улыбкой открыл передо мной дверь отеля.

Через час пути мы свернули с двухполосной асфальтированной дороги и пошли по гравейке, вившейся, насколько было видно, среди холмов, местами поросших кустарником и редкими перелесками. Холмы имели хотя не большой, но чувствительный уклон вверх, подпирая как-бы собой возвышавшиеся за ними горы. Где-то там, в предгорье среди леса и находилась та деревня.
Мой проводник ни на минуту не замолкал. Даже на мои просьбы дать мне послушать пение птиц, его искреннего удивления, выражавшегося в громком сопении носом и изменении цвета лица из румяного в пунцово-красный, хватало минуты на две-три, после чего крышка с его кипящего чайника срывалась и слова с неимоверной скоростью начинали вылетать объясняя кто поет, о чем поет, когда и зачем, хотя его никто об этом не спрашивал.

Мы уже прошли, наверное, половину пути, когда мой проводник вдруг внезапно замолчал, начал сильно прихрамывать на правую ногу и через минуту совсем остановился. Он стоял с красным лицом уперевшись руками в бока глядя на ногу. У меня создалось впечатление, что он разговаривает со своей ногой, которая так бессовестно его подвела. Видимо, выяснив отношения со своей непослушной конечностью он заявил мне, что дальше ему идти никак. Перспектива тащить его на себе обратно в город меня совсем не обрадовала. Не знаю почему, но я даже разозлился на него, хотя и понимал, что в общем-то вины за ним никакой не было. Однако досада ненадолго накрыла меня с головой. И если еще утром мне просто хотелось побывать в деревне, на природе, на свежем воздухе, то сейчас во мне вдруг возникло необъяснимое маниакальное желание туда попасть. Видимо клокотавшие эмоции было легко прочитать на моем лице, потому что проводник вдруг сказал, что если мне так хочется, то я и сам могу туда добраться, что путь в принципе не сложный и даже почти безопасный, если прийти засветло. И, не делая паузы, он рассказал, как добраться до деревни. Его наставления происходили на фоне моего постепенного остывания, окрашиваясь, как потом выяснилось, оттенками неточностей. Когда он закончил, я спросил зачем он мне все это говорит? Не будет же он сидеть здесь до вечера, пока мы с мальчиком, везущим сыры в город, не заберем его. В ответ на мой вопрос проводник указал на кустарник, росший метрах в ста от того места, где мы остановились и попросил принести оттуда… велосипед. Его просьба была настолько шокирующей, что я выполнил ее без малейшего вопроса или возражения. Усевшись на велосипед, с грустной улыбкой проводник, видимо на местном диалекте, вполголоса прочитал короткий стишок, а может поговорку, попрощался со мной и медленно поехал в сторону города.

Постояв немного на одном месте, я повернулся и зашагал в сторону предгорья. Мысли, если в этот момент и были в моей голове, носили отстраненный характер. Во всяком случае, когда мои ноги остановились перед развилкой, вдруг встал во всей своей отрезвляющей красе вопрос «Куда идти?». Лишь сейчас я понял, что практически все наставления моего проводника пролетели мимо моих ушей, оставив лишь несколько незначительных следов, таких как, например, «…безопасный, если прийти засветло…». Еще в городе, рассказывая про эту деревню, хозяин отеля в общих чертах описал ее место расположения. И вот сейчас, стоя на развилке, я стал изучать окружавшую меня местность, находя, к своей радости, знакомые мне приметы. Полагая, что дорога, ведущая в сторону нужного мне направления, должна быть кратчайшим путем к пункту назначения, я свернул на развилке направо. Спустя два часа пути меня начало гложить сомнение вперемешку с разочарованием. По всем расчетам я должен был уже добраться до деревни. Однако, выбранная мной дорога двигалась как-бы параллельно линии, разделявшей предгорье и начинающиеся горы, не приближая меня к этой условной линии. И хотя я продолжал наблюдать переданные мне ориентиры (плюс гор – они видны хорошо и издалека), я не решился идти напрямик. Возвращение к развилке и дальнейший путь до деревни уже не доставили мне удовольствия. И дело не в усталости, хотя она и задавала определенный фон мыслям. Меня одолевали досада за собственную невнимательность, неудачу в выборе направления, все еще не прошла обида на проводника.

До деревни я добрался с вечерними сумерками. Я еще не видел домов, однако по дороге, проходившей теперь через лес, по ее обочине, можно было судить о том, что я практически у цели. В голове начали вдруг всплывать слова проводника. Среди прочих, в том числе, о том, что в деревне негде переночевать и, что в местном баре, кроме выпивки не стоит ни на что рассчитывать. Всплывшие из памяти слова заставили меня остановиться и начать оглядывать местность в поисках места для ночлега. Ночи здесь в это время года были теплыми, температура не опускалась ниже 15-16 градусов. Так что идея провести ночь на природе у костра мне казалась весьма привлекательной. Я обошел придорожные кусты и немного углубился в лес. В одном месте деревья, росшие достаточно густо, как-бы расступились, образовав небольшую поляну, густо поросшую травой. Натаскав в центр поляны мелкого сухого валежника, а также мха, обильно росшего во влажной тени деревьев, я развел костер и соорудил из травы и мха подстилку. Небольшой перекус, взятый с собой с учетом того, что «в баре п;ют, но не кормят» сейчас пришелся очень кстати. Я даже удивился, что, оказывается, за весь день я практически ничего не ел, так мои мысли были заняты досадой, какими-то рассуждениями и необъяснимым стремлением попасть в эту деревню. И вот сейчас, быстро прикончив всю имевшуюся еду, вытянув в сторону огня гудящие от усталости ноги, откинувшись на мягкую, пахнущую травой и влагой подстилку, я смотрел на темнеющее небо.

Сон не шел. Ни от страха быть ночью в лесу, ни от мысли о том, что необходимо поддерживать горящим огонь, ни от мыслей, весь день захватывавших сознание - просто не хотелось спать. Свинцовость тела, сковывавшая меня с вечера, ближе к полуночи вдруг растворилась. Я подумал, что это лесные травы на меня так подействовали и от этой мысли стало очень приятно. Я все лежал и смотрел в небо. Оно стало абсолютно черным, настолько, что даже перестали быть различимыми ветки деревьев, образовывавших с вечера своего рода окно в небо. Костер притух. Мне с одной стороны было лень вставать для его поддержания, так приятна была та нега, растекшаяся по всему телу, а с другой стороны теперь он не мешал своими сполохами наблюдать за звездами. Мелькнула мысль о том, что я, пожалуй, не позавидовал бы сейчас звездочету, решившему их все сосчитать - столько их было в том небольшом, доступном мне для обозрения кусочке ночного неба.

Природа сменила свой репертуар. Вечернее сонное жужжание, стрекот вперемешку с уже редкими птичьими голосами сменились на совершенно иную мелодию ночного леса. Осознавая, что за каждым звуком стоит жизнь, становилось захватывающе поразительно, насколько богата и активна она ночью. Наслаждаясь этой мелодией ночи, не испытывая ни капли страха, я все смотрел на звездное небо. В какой-то момент мне показалось, что я, как в медитации, начал растворяться в этом бесконечном мерцании звезд. Звуки ночи вдруг перестали быть слышны. А может их просто не стало. Будто какая-то неведомая, невидимая сила заставила все в лесу замолчать.  В это время мое внимание привлекли две звездочки, находившиеся у самого края доступного мне для обозрения кусочка неба. Они были расположены близко друг к другу и светились одинаковым необычным зеленовато-голубым цветом, иногда практически синхронно мигая. Мне показалось, что я даже слышу дыхание этих звезд. Вдруг среди всей этой завораживающей, затягивающей в себя ночной тишины раздался очень резкий, грубый каркающий возглас. Именно так! Мне даже показалось, что это кто-то «говорит по вороньи». От этого возгласа лес как проснулся, все пространство вокруг заполнилось тревожными звуками. В ушах от этой внезапности больно зазвенело. По спине пробежал неприятный холодок. Меня охватило беспокойство и даже страх. Перед тем, как кинуться скорее раздувать потухший костер я успел заметить, что мои беспокойство и страх носят необъяснимый, животный характер.

Когда языки яркого пламени подсветили кроны деревьев стало немного спокойнее. Я огляделся по сторонам, вновь посмотрел на небо. Звезды все также светили алмазной россыпью на выделенном мне деревьями кусочке неба. Однако завораживающий эффект пропал. Красиво. Просто красиво. Я попытался отыскать поразившие меня две зеленовато-голубые звезды, однако все попытки оказались тщетными. Ближе к утру, видимо окончательно устав, я уснул, повернувшись к костру спиной.

Пробуждение было внезапным. Я вдруг понял, что сплю в диком лесу! Почему-то вспомнились слова проводника, что местность здесь безопасная, если добраться до деревни засветло. Что случается в этом лесу ночью он не рассказывал. В общем, нужды в том, чтобы привести себя в тонус не было. Небо через деревья выглядело уже достаточно светлым. Проснувшаяся природа оглушала своими звуками. Затушив угли костра, оглядевшись я направился в сторону дороги. Буквально вывалившись на дорогу, я начал поправлять свою одежду, растрепавшуюся о кусты, сквозь которые я продирался, когда услышал писк тормоза и шуршание шин по гравию дороги. Разогнувшись, я увидел молодого мужчину на велосипеде, стоявшего посреди дороги. Его лицо, изуродованное шрамом, выражало целую гамму эмоций: удивление вперемешку с ужасом, полным недоумением и счастьем одновременно.

— Это вы, сеньор!? Но что вы здесь делаете? Неужели вы ночевали в лесу? Дон Пабло говорил мне о вас! Ведь это вы должны были прийти к нам в деревню вчера днем, а я должен был подвезти вас обратно в город? Где вы все это время были? Неужели вы заблудились и ночевали в лесу!? А ворон возле вас не каркал? – последний его вопрос заставил меня сильно вздрогнуть, а моя реакция заставила его замолчать. Оказывается, этот молодой мужчина и был тот «мальчик», который, по словам проводника, должен был вернуть нас в город.

- Да, ворон каркал, - также не поздоровавшись сказал я в ответ. Лицо собеседника побледнело, он невольно коснулся рукой своего шрама на лице.
- Вы везунчик!
- Отчего?
- А что, дон Пабло не рассказывал вам, что означает, когда в нашем лесу ночью над вами вдруг начинает каркать ворон?
- Нет. Он многое говорил, но про ворона ни слова, - с некоторым раздражением в голосе ответил я.
- Если вдруг по какой-то причине вы оказались ночью в наших краях и поблизости от вас закаркал ворон, это значит, что ваша смерть близка. Она невидимой тенью подкрадется к вам и шанса выжить у вас не будет, - при этих словах молодой мужчина достаточно поспешно оглянулся себе за спину. – Однажды вечером я возвращался из города, немного задержался там у приятеля. Ворон сидел на ветке дерева над дорогой. Я видел его и мне показалось, что он тоже смотрит на меня. Он не каркал, но его взгляд как будто проник ко мне прямо в грудь и достиг самого сердца. Ледяными пальцами он сжал мое сердце и не отпускал пока я не закричал от боли. Хватка ослабла и в этот момент из лесу на меня набросилась она – смерть, - мужчина снова оглянулся, в этот раз посмотрев и на ветки деревьев. – Черная пантера. Мне повезло. Прыгая, она задела гудок моего велосипеда, - с этими словами мужчина сжал грушу гудка на руле велосипеда. Раздался резкий, режущий слух звук рожка футбольного болельщика. – Оставила мне лишь свою отметину на лице, - мужчина провел пальцем вдоль всего шрама. – А в прошлом году в лесу, неподалеку от нашей деревни, нашли три растерзанных трупа. Накануне их видели направлявшимися вечером в сторону леса.

Я вдруг вспомнил две необычные синхронно мигающие зеленовато-голубые звездочки на ночном небе, а также звук, показавшийся мне дыханием этих звезд. Мне стало не по себе. Мои ноги вдруг стали ватными, появилось желание оглянуться. Понимая мое состояние, молодой мужчина предложил поскорее добраться до деревни.

Когда мы вышли из леса нашему взору открылся вид на деревню. Начинаясь практически у самой кромки леса, она тянулась двумя рядами домов вдоль одной единственной улицы, петлявшей между огромными валунами, когда-то видимо прикатившимися сюда со стороны гор. Делая небольшую петлю, в центре которой стояла церквушка, деревня уходила в сторону большого холма, у подножия которого и заканчивалась. В месте пересечения деревенской «петли», напротив церквушки, стояло здание бара. Туда мы и направились.

Несмотря на еще достаточно раннее утро столики уже стояли на веранде бара. Хотя, возможно, их никогда не убирали, но мне это показалось немного необычным. Без лишних церемоний молодой мужчина, встретивший меня в лесу, толкнул ногой дверь бара и пригласил меня следовать за ним. Мы оказались в неосвещенном полутемном помещении. Восемь-десять небольших деревянных столов были еще загромождены перевернутыми вверх ножками стульями. Молодой мужчина подошел к одному из столов в центре помещения, снял с него стулья и предложил мне подождать. На мой немой вопрос он ответил, что отсюда лучше всего будет видно, что происходит снаружи. Потом повернулся в сторону барной стойки и прокричал:

- Эй! Дон Санчес! Ты что, спишь еще!? – с этими словами он исчез за дверью справа от барной стойки. За дверью послышался невнятный разговор вперемешку с, видимо, бранью на местном диалекте, после чего молодой мужчина вернулся ко мне, а его собеседник остановился за барной стойкой. Если столик, за которым я сидел, можно сказать был хорошо освещен тусклым светом от не протертых от пыли окон, то барная стойка была поглощена мраком. Силуэт полного мужчины за барной стойкой казался каким-то таинственным, однако не пугающим. При движении виднелись его всклокоченные волосы и борода, голос был глубоким, слегка охрипшим.

- Хуанито сказал, что вы этой ночью смотрели смерти прямо в глаза, когда она нависла над вами. Это несказанная удача, что вы сейчас здесь и мы разговариваем. Предлагаю выпить по такому случаю! Это совсем не в моих правилах, но в этот раз я вас угощаю, - с этими словами, не дождавшись моего ответа, хозяин бара поставил на стойку два стакана и налил в них из большой квадратной бутылки.

- Признаться в такое раннее время я не пью, мне бы кофе или хотя бы воды.
- Как знаешь, а я выпью за тебя, - с этими словами хозяин бара опрокинул в себя содержимое своего стакана. – Подожди немного, сейчас что-нибудь соображу для тебя. А ты не лезь с утра в бутылку! – эти слова были адресованы Хуанито, потянувшемуся за оставшимся на стойке стаканом. – Пошли со мной, поможешь.

Через некоторое время Хуанито принес мне на подносе кусок разогретого мяса, подпаленное жареное яйцо и также подпаленные жареные овощи. Чашка свежесваренного кофе своим струящимся вверх крепким ароматом пьянила не хуже алкоголя. Хуанито вернулся к барной стойке и принес мой стакан. Наклонившись, он прошептал, что не стоит отказывать хозяину бара в его любезности. Я в ответ пообещал, что постараюсь проявить уважение к дону Санчесу, но чуть позже.

- Эй, Хуанито, козы сами себя не выпасут! Мне не нужны выяснения отношений с твоим отцом.
- Сегодня суббота! – недовольно буркнул в ответ Хуанито.
- Это ты иди голодным козам скажи. Марш отсюда!
Хуанито двинул ногой стул и направился к выходу. И, хотя всем своим видом он демонстрировал раздражение, мне показалось, что в нем при этом не было ни капли злости или обиды. Просто так надо было. Для приличия.

- Как справишься приходи, угощу чем-нибудь, раз уж сегодня суббота, - эти слова дона Санчеса догнали Хуанито уже в дверях. Молодой мужчина резко развернулся, широко улыбаясь махнул приветственно рукой, и, пообещав принести сыра, выбежал на улицу.

- Он рос практически без матери, а его отец еще тот женоненавистник, - вдруг заговорил своим густым голосом хозяин бара. – Вот парень и болтается между козами и городом.

Я понял, что в лице этого дона Санчеса я вдруг приобрел возможность узнать историю всей деревни. Моя задача лишь подольше задержаться в баре. Я попросил у него еще кофе. На что получил ответ, что ему совсем не жалко для меня кофе, но он считает идиотами людей, пьющих сразу несколько чашек. С его точки зрения гораздо полезнее выпить лишнюю рюмку текилы, чем чашку кофе. С этими словами он снова налил себе в стакан, предложил мне выпить за мою встречу со смертью и получив с моей стороны отказ махом вылил содержимое в себя. Утер рукой усы и бороду. Его лица я по-прежнему не мог рассмотреть. Полумрак все также поглощал барную стойку.
Дон Санчес скрылся за дверью, а я с жадностью набросился на еду. Наверное, это был самый вкусный подпаленный завтрак в моей жизни. В конце завтрака я взял стакан с угощением от дона Санчеса. Поднеся к лицу, я почувствовал едкий запах крепчайшего самогона. От одного вздоха у меня закружилась голова. Я решил не рисковать. 

Когда хозяин бара вернулся, я решил его немного порасспрашивать.

- Хуанито рассказал мне о черной пантере, которая напала на него и оставила на его теле шрамы. Но почему вы все называете этого зверя смертью?
- А как его еще называть? Огромная черная кошка, идеально видящая ночью, обладающая звериной силой и ловкостью.
- Неужели, если она так опасна, если она нападает на людей, ее нельзя поймать или застрелить? И, кстати, это выдумка Хуанито или правда, что пантеру сопровождает ворон?
- Это не выдумка Хуанито. Уж не знаю по какой причине, но пантеру всегда сопровождает черный ворон. Он как судья, оглашает приговор.
- Это как?
- А так. Может каркнуть, мол смертный тебе приговор. И тогда только чудо тебя спасет. А может, как в твоем случае, отпугнуть саму смерть своим голосом, мол невиновен. Я считаю за это стоит выпить, - уже даже не делая предложения в мою сторону дон Санчес налил в свой стакан и выпил. Это уже был третий выпитый им стакан крепчайшего самогона, однако ни в его словах, ни в движениях этого не было заметно.
- Ну и саму смерть он, это я про ворона, оберегает. Сколько люди не пытались подстеречь пантеру, ворон всегда предупреждал ее об их приближении. Хотели и самого ворона подстрелить, но до сих пор этого никому не удалось.

В бар вбежал Хуанито, приветственно помахал мне рукой, подбежал к барной стойке и с грохотом водрузил на нее целый круг сыра.

- Дон Санчес, отец передал тебе поздравление с субботой и этот сыр. Сказал, что после обеда обязательно зайдет.
- Хорошо, спасибо я ему сам передам, - убирая сыр ответил хозяин бара.
- Я помогу, - и Хуанито по-хозяйски отправился снимать со столов стулья, стирая при этом собравшуюся за ночь пыль. Я вызвался ему помочь. Последним движением в действиях Хуанито было распахивание дверей бара. Это было сделано немного театрально, оттого выглядело символично и даже торжественно. В помещение бара вместе с утренним солнцем ворвался и свежий, немного влажный бодрящий воздух. Я оглянулся в надежде наконец рассмотреть лицо дона Санчеса, и был предельно удивлен, увидев, что конструкция барной стойки и свисавшего над ней своеобразного козырька по-прежнему создавали непроницаемый полумрак, скрывая своего хозяина.

Меня все не отпускала мысль о моем ночном приключении. Я спросил, обращаясь одновременно к присутствующим и, как бы ни к кому конкретно:

- Если она такая свирепая и встреча с ней означает однозначный твой конец, то почему я остался жив? Ведь она находилась очень близко ко мне. Я думаю, настолько близко, что было слышно ее дыхание. Во всяком случае мне сейчас так кажется. – При последних моих словах Хуанито сильно побледнел. Дон Санчес ответил ровным, даже немного безразличным тоном:

- Не знаю, приятель. Может от тебя воняло.
- Что значит воняло? Я, конечно, сутки был без душа, но не думаю, что этот естественный запах человеческого тела отпугнет голодное животное. Скорее наоборот.
- Думаю потому, что от тебя воняло цивилизацией.
- В смысле чем-то химическим?
- Я сказал, как сказал, - подвел черту этому нашему разговору дон Санчес.
- И все же для меня это как-то странно, что у вас в лесу живет зверь-людоед, и никто не может с ним справиться, - высказал я вслух свои сомнения. – И много людей пострадало от этой пантеры? Хуанито рассказывал еще о трех погибших.
- И не только эти трое. Были еще.., - Хуанито не смог договорить свою фразу.
– Хуанито, черт тебя побери, ты за своей болтовней будешь заставлять всех себя ждать?! Ты что не видишь, что донна Розита уже ждет свой кофе?!

Я посмотрел в сторону открытых дверей бара. На веранде за столиком сидела молодая женщина. Она сидела в пол-оборота и смотрела на горы. Легкая улыбка отражалась на ее чувственных губах. Ее природная красота была подчеркнута тонким, еле заметным макияжем. Огромные серьги в ушах не утяжеляли, но напротив, придавали воздушности ее образу. Легкое платье, подчеркивающее стройность фигуры, струилось вдоль линии тела удлиняя силуэт. Изящная шляпка придавала пикантности ее образу. Когда она повернулась в мою сторону на ее лице отразилась тень недоверия. Однако, при этом донна Розита легким движением поприветствовала меня. Мне же в ответ захотелось даже привстать. Легкий ветерок еле заметно шевелил ее волосы. Я поймал себя на мысли, что на какое-то мгновение забыл обо всем на свете. И о том, где я нахожусь, и о том, какой сегодня день, который час и даже о том, что случилось этой ночью. Все мое внимание было приковано к этому, как мне сейчас казалось, эталону женской красоты. Из этого сладкого транса меня выдернул Хуанито. Он принес молодой женщине дымящийся кофе и сахар. Она очень ласково поблагодарила, коснувшись своей тонкой рукой его щеки. От прикосновения лицо Хуанито буквально вспыхнуло взрывом краски. Он некоторое время постоял возле ее столика. Они поговорили. Раздался ставший уже приятным для меня голос дона Санчеса:

- Донна Розита родом из нашей деревни. Ее талант и красота покорили в свое время многих и покоряют до сих пор. Она живет в столице. Но иногда вот так просто приезжает в нашу деревню, побыть дома, выпить моего утреннего кофе, отдохнуть от суеты.

Я слушал дона Санчеса и не мог отвести взгляда от молодой женщины. Хуанито уже вернулся в бар, а она взяла свою чашку кофе. Я никогда не думал, что можно пить кофе настолько возбуждающе привлекательно! Каждое ее движение было пронизано эстетической грацией и волнительной красотой.

Неожиданно, как будто из ниоткуда, на веранде бара появился какой-то мужчина. Он подошел к столику, за которым сидела донна Розита. Она встала ему навстречу и жарко обняла. Глядя на это приветствие, во мне вдруг взыграла ревность, чувство, которое, как мне казалось, совершенно мне не свойственно. Немного придя в себя, я подумал, что такие чувства, пожалуй, испытывают все мужчины, которые когда-либо ее видели.

- Такого приятного приветствия удостоен только он, - на этот раз комментарий происходящего звучал из уст Хуанито. В его голосе слышались нотки зависти вперемешку с пронесшейся сквозь меня и потому теперь знакомой мне ревностью.

- Чем же он заслужил такую привилегию?
- Он спас ее от смерти, той самой.

Я с удивлением посмотрел на Хуанито.

- Я подробностей не знаю, но, когда смерть, в смысле пантера, как-то вечером напала на донну Розиту этот мужчина, его зовут дон Хуан, оказался поблизости и вступил с ней в схватку. Он смог прогнать черную бестию, однако теперь и он носит на себе ее отметины в виде шрамов.

Я посмотрел в сторону веранды. Донна Розита вновь сидела в кресле с чашкой кофе в руке, а дон Хуан стоял в дверях бара и выглядел при скудном освещении весьма загадочно. Дон Санчес поприветствовал его своим глубоким хрипловатым голосом:

- Приветствую тебя, дон Хуан. Прости, твое место сегодня занято новым посетителем. Он гость нашей деревни. Так что выбери любой другой столик.

Мужчина вошел в помещение, и я смог его разглядеть. Это был индеец уже солидных лет. Во всяком случае мне так показалось. Морщинистая обветренная кожа на его лице была красноватого цвета. Одетый в кожаную куртку и потертые кожаные штаны, он выглядел очень импозантно и даже брутально. Его длинные по большей части седые волосы были собраны на затылке. Не хватало только орлиного пера, чтобы получился устоявшийся в наших европейских головах образ. Глядя на его лицо, создавалось впечатление, что передо мной старик, которому далеко за семьдесят. Однако при этом его движения были очень легкими, плавными и четкими, будто он в точности контролировал каждое из них, ничего не упуская из виду. От индейца исходили глубокое спокойствие и уверенность. Я сказал, что совершенно не против, если дон Хуан сядет за мой столик и готов даже, если надо, пересесть за любой другой. Дон Хуан сел на стул за мой столик так, что его взгляд был направлен на распахнутую входную дверь и жестом предложил мне сделать тоже самое, указав на место возле себя. Пока я пересаживался, Хуанито принес индейцу чашку кофе. Вдруг Хуанито наклонился к моему уху и спросил, может ли он рассказать дону Хуано про мою встречу с пантерой этой ночью. Я в ответ сказал, что это не факт, учитывая, что все говорят про этого зверя, но в итоге возражать не стал. Хуанито быстро обошел столик и почему-то вновь шепотом на ухо стал рассказывать индейцу о моих ночных приключениях в лесу. Признаюсь, я ждал реакцию на рассказ. Мне было чертовски интересно, что скажет старый индеец, какой будет его реакция. Ни один мускул за все время рассказа не дрогнул на обветренном лице. Лишь в конце рассказа индеец закрыл глаза. Наконец открыв их, он пристально посмотрел на меня. Казалось, он заглянул прямо в мою душу. Вдруг индеец поднял вверх руку с тремя растопыренными пальцами.

- Я понял тебя, старый друг, — это дон Санчес с большим оживлением отреагировал на жест индейца.
- А почему только три? – неожиданно возмутился Хуанито.
- А ты что, встречался со смертью? – спросил дон Санчес.
- Конечно, вот, - и Хуанито показал на свой шрам на лице.
- Это ты можешь рассказывать приезжим туристам, а сеньору расскажи правду о том за что тебе этот шрам оставил дон Лагарто. А еще покажи шрам на своей заднице, который в назидание после того случая тебе оставил твой отец.
- Дон Лагарто? Свирепый ящер? Вот так имя, - удивился я вслух.
- Ну не такой уж и свирепый, но та еще змеюка, - ответил за всех дон Санчес. – Ну так что, расскажешь?
- Ничего не было. Нечего тут рассказывать, - поникающим голосом ответил Хуанито.
- Дон Лагарто местный лавочник.., - начал было рассказывать дон Санчес, но индеец прервал его рассказ резким жестом. – Да, что это я, - хозяин бара кашлянул. С сильным звуком он поставил на стойку три стакана и наполнил их до середины все из той же квадратной бутылки. Хуанито взял два из них и принес к нашему столику. Я хотел было начать возражать, показывая всем своим видом, что не хочу сейчас выпивать и, что вообще то у меня есть уже стакан с самогоном. На последнее мое возражение Хуанито бесцеремонно отодвинул мой первый стакан в сторону.

Старый индеец, все это время терпеливо ждавший, развязал свои собранные волосы и вырвал один из них. Затем он взял мою правую руку, положил ее на стол и завязал волос на моем указательном пальце. Второй конец волоса он завязал за трещину на краю столешницы. Мой немой вопрос, направленный в сторону Хуанито, остался без ответа – молодой мужчина завороженными глазами наблюдал за действиями старого индейца. Дон Хуан молча поднял свой стакан и посмотрел мне в глаза.

- Что будет, если я выпью твоего самогона? – обратился я к дону Санчесу, не отводя взгляда от индейца. – Я не скажу, что мне страшно, но я не понимаю, что происходит.
- Можешь считать это ритуалом посвящения, - без усмешки в голосе ответил дон Санчес.
- Посвящения во что?
- Ты всегда задаешь столько вопросов? - вопросом на вопрос ответил хозяин бара.
- Я не прочь выпить за знакомство, но меня никогда для этого не привязывали.
- Ты ведь пробовал мой напиток на запах. От него можно улететь, - и снова в его голосе не было усмешки. – Ты больше не нюхай, пей залпом.

«Да что я тут ломаюсь», - подумал я. – «Что может случиться от рюмки пусть даже крепкого алкоголя? Ну пронесет немного в худшем случае, а так будет что вспомнить. В конце концов я же в Южной Америке, краю легенд и мифов! А, была ни была!» - Я поднял свой стакан. Индеец немигающим взглядом продолжал смотреть на меня. Его лицо ничего не выражало, но говорило о полной собранности. Мы выпили все втроем, как мне показалось, абсолютно синхронно. Резко, до дна.

Первым впечатлением было удивление – выпитый напиток мало того, что не был противным, его теперешний вкус никак не был похож на тот запах, который я ранее от него почувствовал. Я готов был поклясться, что это была та самая бутылка. Пораженный, я почему-то посмотрел в сторону выхода. Прекрасное лицо донны Розиты было повернуто в нашу сторону. Она с интересом наблюдала за нами. И тут дон Хуан, я точно заметил его короткое движение, хлопнул меня ладонью по затылку. На мгновение вокруг меня все замерло. Я оказался, как в безвоздушном пространстве, как в вакууме, где нет ни материи, ни звуков, ни света. Ничего! И в следующий же миг все ветры и ураганы земли обрушились на меня. Гудящим потоком неимоверной силы понесли они мое тело. И я бы наверняка улетел, влекомый этой стихией, если бы не светящаяся серебром нить, протянувшаяся от моего указательного пальца. Нить уходила в непроглядную кромешность. Меня трясло и полоскало, словно сорванный с мачты парус. Нить больно врезалась мне в палец, настолько больно, что в один момент это стало практически невыносимо. Я готов уже был развязать узел, только бы не терпеть эту адскую боль. Но тут в моем практически потухшем сознании мелькнула неожиданная мысль, а вернее вопрос. «Как человеческий волос, завязанный «на бантик», может выдержать мой вес и такой напор ветра?» Поразительно, но с течением того, как эта мысль все больше и больше утверждалась в моем сознании, сила ветра становилась все меньше и меньше. Мне казалось, я закрыл глаза и впервые с начала этой «бури» смог сделать вдох. Потом еще один и еще. Мое дыхание постепенно успокоилось. Я вновь почувствовал под собой стул. Это было очень мягкое «приземление». Я открыл глаза… и не узнал помещения бара. Некогда серые невзрачные, ничем не украшенные стены, теперь были расцвечены в яркие разноцветные цвета и краски. Пестрыми кругами они переливались, завораживая взгляд. Они полностью захватили мое внимание. Из восторженного созерцания меня выдернули чьи-то слова:

- Ну что, теперь понял, почему я не украшаю стены своего бара? – это был голос дона Санчеса. Я повернулся на голос и… увидел его! Это был широкоплечий мужчина еще непреклонного возраста. Его густая борода и аккуратные густые усы украшали широкое доброе загорелое лицо. Волосы, большей частью уже седые, были аккуратно собраны на макушке головы. Свободная светлая одежда, перехваченная на талии тонким шнурком, в совокупности с остальным внешним видом создавало образ этакого мудреца, но никак не бармена, выпивающего с утра. Дон Санчес широко улыбался.
- Это что, галлюцинация? – спросил я.
- Ты о чем?
- О том, что я сейчас вижу, - я закрыл глаза, тряхнул головой. Вновь открыл. Сияющая картинка переливающихся кругов на стенах осталась.
- Ну как, помогло? – с улыбкой в голосе спросил дон Санчес.
- Что вы тут пьете? – я не чувствовал опьянения, не ощущал какой-то эйфории. Не было никаких ощущений, которые говорили бы о том, что я нахожусь под действием какого-то наркотика. Я просто видел ярко-красочные стены и дона Санчеса. В надежде на помощь и, признаться, с некоторым возмущением, ведь я не просил меня никуда отправлять, я обернулся в сторону дона Хуана и оторопел. Передо мной сидел… молодой дон Хуан. Его лицо и мощный обнаженный торс были покрыты витиеватыми татуировками. Некоторые из них наводили откровенный страх своим видом. На «прежнем» доне Хуане я не заметил ни одной. Взгляд его немигающих темно-карих глаз как бы спрашивал меня «Что ты видишь».  Мои глаза скользили по телу индейца. Смысла большинства татуировок я не мог понять. Некоторые, как мне показалось, говорили о событиях из жизни своего носителя. У меня мелькнула мысль, что если этот индеец на самом деле находится в той физической форме как мне сейчас видится, то становится совершенно понятным то, с какой легкостью и уверенностью он двигался, будучи внешне похожим на пожилого человека. Почему-то сейчас эта мысль не показалась мне абсурдной. Кажется, немигающий взгляд дона Хуана остался доволен увиденным, потому что индеец перестал на меня смотреть и перевел свой взгляд на выход из бара.

- Ты не добьешься от него слов. Он не разговорчив, особенно с чужаками. Но ты можешь гордиться собой, он признал тебя, - прокомментировал наш немой диалог с индейцем из-за своей стойки хозяин бара.

Признаюсь, я с опаской последовал глазами за взглядом дона Хуана. Я боялся увидеть донну Розиту какой-то иной. Старше, моложе, толще или наоборот. Однако то, что открылось моему взору оказалось за пределами моих страхов. Донна Розита сидела и стыдливо прикрывала, как только могла, собирая руками обрывки платья, свое истерзанное тело. Мне показалось, что на нем нет ни сантиметра живого места. Лишь лицо оставалось нетронутым. Однако и на нем грубой печатью отражались все те страдания, которые пришлось перетерпеть несчастной женщине. У меня перехватило дыхание, а руки невольно до хруста в суставах сжались в кулаки.

- Трое из них уже получили по заслугам, - раздался грустный голос дона Санчеса. – История о троих найденных в лесу, которую поведал тебе Хуанито, правдивая, но не полная. Донна Розита живет в столице и пользуется там успехом. К сожалению, на ее пути встречаются и откровенные негодяи. Одному из них она отказала во взаимности. Видимо он не привык, когда ему во внимании отказывает женщина. В один субботний вечер этот человек приехал в нашу деревню с двумя дружками и похитил донну Розиту. Они отвезли ее в лес. О том, что случилось узнал дон Хуан. Он направился в лес. Через некоторое время дон Хуан и донна Розита вернулись. У них были свежие шрамы на теле. А через несколько дней в лесу нашли растерзанные тела тех троих. Все тогда решили, что это сделала черная пантера. – Тяжелое молчание повисло в баре. Оно разительно контрастировало с яркими кругами на стенах. Я с огромной благодарностью посмотрел на дона Хуана. Меня совершенно не интересовали сейчас никакие подробности произошедшего. Я просто был ему благодарен. Индеец же все также неподвижно сидел, и взгляд его пронизывал пространство, уходя куда-то в бесконечность.

Я обернулся в поисках Хуанито. Почему-то молодого мужчины ни в баре, ни на веранде не было.

- Что это, дон Санчес? Что это за состояние? Я понимаю, что сейчас я вижу не настоящих дона Хуана и донну Розиту, а как бы их внутренние образы или что-то в этом роде.
- Почему не настоящих? Скажи мне, а что для тебя настоящее? С чего ты взял, что стены моего бара на самом деле серого цвета? Ты привык считать настоящим то, что видят большинство. И это большинство видят стены серого цвета. Разве не приятнее наблюдать их переливающееся многоцветие? Я понимаю тебя, мой друг. Видеть как все намного спокойнее. Но что это большинство видит? Что оно вообще видит? Сегодня ночью ты смотрел в глаза смерти. Ее страж – черный ворон, не каркнул коротко над твоей головой. Тебе дали шанс, понимаешь? Шанс что-то еще увидеть в своей жизни. Поэтому не стоит так скептически относится к тому, что с тобой происходит. Представь себе, что сейчас ты видишь ни какие-то, как ты сказал, внутренние образы. Представь, что ты сейчас видишь души этих людей. – От слов дона Санчеса у меня внутри больно заныло. Я не мог заставить себя повернуться в сторону выхода, туда, где сидела на веранде донна Розита. Мое тело оцепенело, а на глазах начали наворачиваться слезы. Из этого транса меня вывел внезапный шлепок. Это дон Хуан подошел сзади и отвесил мне хороший подзатыльник. Старый индеец мотнул головой в сторону выхода, приглашая идти за ним.

- А что, по-другому он общаться не умеет? – спросил я у дона Санчеса, направляясь за индейцем. Повторный подзатыльник, кажется, частично выключил мое новое зрение. Выйдя на веранду, я вновь мог созерцать сидящую там прекрасную донну Розиту, которая нежно улыбалась нам. У меня успел даже мелькнуть вопрос: «Не будет ли подзатыльник дона Хуана единственным выключателем, дающим возможность включать этот особый взгляд на окружающие вещи и людей?».

Мы обогнули бар и пошли по узкой тропинке, виляющей между камней и мелких кустарников. На мой вопрос куда мы направляемся, дон Хуан махнул рукой в сторону гор. Следуя за старым индейцем, я наблюдал за протекающими в моей голове мыслями. Голос разума всячески пытался взять верх, предупреждая о возможных опасностях и последствиях такого «безрассудного поступка». Однако, сегодня был явно не его день. Каким-то неизвестным мне до сих пор арбитром, он был поставлен в один ряд с другими голосами, от чего злился и проклинал всех вокруг, пугая фантастически жуткими картинками из такого же фантастического, известного почему-то только ему, будущего.

Дорога длиной в час оказалась утомительной. Двигаясь все время на подъем, мы обогнули небольшую гору и оказались у ущелья. Тропинка уходила налево вдоль края ущелья, огибала его у основания следующей горы и продолжала петлять уже с обратной стороны уходя на этот раз прямо в горы. Ущелье было достаточно глубоким. Его, видимо, промыло водой во время дождей. Мы остановились. Не понимая цели нашего путешествия, я, однако, оценил, что обход ущелья займет у нас не меньше получаса и, что хорошо было бы передохнуть. Тем более, что тропа стала каменистой с разбросанными там и тут осколками скалистой породы, от чего идти становилось все труднее. Я уже открыл рот, чтобы высказать свое предложение о привале, когда дон Хуан практически без разбега прыгнул и оказался на противоположной стороне ущелья. Я так и остался стоять с открытым ртом. С грациозной легкостью молодого атлета этот седовласый старик перелетел несколько метров пропасти. Затем, выбрав камень поудобнее, он уселся и всем своим беззаботным видом показал, что готов меня подождать на той стороне.

Придя в себя, я начал оценивать сложившуюся ситуацию. От отдыхающего на камне индейца меня отделяли либо полчаса пути по шаткой горной тропе, либо «всего» пара-тройка метров ущелья в ширину (глубину разделяющей нас пропасти для большего собственного спокойствия я решил не оценивать). Голос разума сотрясал, стонал и плакал. Он умолял повернуть назад, вернуться в бар и вообще убраться из этой жуткой деревни. Он говорил, что, возможно, там уже за мной приехал дон Пабло и готов отвезти в отель. Взгляд же переходил от ущелья на безмятежно сидящего на камне дона Хуана и обратно. В итоге расстояние для прыжка показалось мне реальным, а путь в обход неприемлемо утомительным. И я принял решение. Как только оно было принято, все голоса, до этого раздиравшие сознание, вдруг замолчали, видимо поняв, что являются частью одного целого и, что теперь не до споров. Надо помолчать. Вот только голоса осторожности и внимательности тоже замолчали. Я как следует не проверил место, от которого собирался оттолкнуться. Поэтому, когда я разбежался и прыгнул, в месте толчка у меня из-под ноги выскочили маленькие камешки, от чего я немного поскользнулся. В итоге я не приземлился как дон Хуан на противоположной стороне ущелья, а повис над ним, уцепившись за выступающий на краю камень. Пытаясь подтянуться, я все время соскальзывал. Ногам не было возможности во что-то упереться. Когда я подтягивался на руках, я видел… «молодого» дона Хуана. Он сидел с закрытыми глазами и издавал какой-то странный свистящий звук. Сорвавшись после очередной попытки выбраться, я почувствовал на своей, уже порядком уставшей руке, чьи-то когти. Огромная черная лапа придавила больно мою руку к камню. Я от страха рванулся, что немного меня приподняло. В следующий миг сила неимоверной мощи схватила меня за воротник и выбросила наверх прямо к ногам дона Хуана. Все произошло очень быстро. Я сидел на земле и ошалелыми глазами смотрел на огромную черную кошку. Пантера стояла на краю ущелья опустив немного голову между передних лап периодически раскрывая свою пасть и издавая низкий гортанный рык. Мне показалось, что она готова вот-вот прыгнуть на меня. В надежде на защиту я посмотрел на индейца. Надо мной возвышался «обычный» дон Хуан. Его холодный взгляд пронзил меня. Мне вдруг вспомнились те трое. «В какую историю, в какой местный ритуал я попал!? А я наивный европеец во всё верил». Вдруг где-то над головой раздался короткий каркающий возглас. «А вот и судья с приговором». От последней мысли стало вдруг спокойно. Сил справиться с ними у меня точно не хватит. Какой смысл сейчас в бесполезных доводах, увещеваниях или мольбах? Все, что могло и должно было случиться – случилось. Прав я или виновен – это уже не важно. Я такой какой есть и я с этим останусь. Вот только негоже встречать судьбу сидя в дорожной пыли. Я встал на ноги. Сделал шаг назад. Я вдруг увидел всех троих: обвинитель – молодой крепкий индеец в боевой раскраске и татуировках; судья – большой иссиня-черный ворон, со взглядом черных глаз как у человека; палач – черная пантера, огромную красную пасть которой можно было сравнить сейчас с бездной. Пантера медленно направилась в мою сторону. Расстояние между нами неумолимо таяло. Черная кошка подобрала под себя задние лапы готовясь к последнему прыжку. Вдруг «молодой» дон Хуан внезапно вскочил на ноги и с резким возгласом сделал порывистый жест рукой. Зверь остановился и после небольшой паузы, как-бы нехотя, повернул в сторону, а затем в пару прыжков скрылся в ближайшем кустарнике.

Мне вдруг захотелось заглянуть в ущелье, понять какой оно глубины. Подойдя к краю, я уставился на дно ущелья. Его глубины вполне хватило бы для того, чтобы в случае неосторожности или как в моем – безрассудства, переломать себе кости об острые торчащие камни. С мыслями о такой возможности я повернулся к индейцу. «Старый» дон Хуан сидел на том же камне и смотрел на меня.

- Что это было, дон Хуан?
- Вы познакомились, – это были первые слова, прозвучавшие из уст дона Хуана.
- Дон Хуан, ты управляешь этим зверем? – после произошедшего, казалось, испарились многие условности, такие как, например, обращение на вы.
- Разве можно управлять смертью?
- Но ведь он тебя послушал.
- Разве? Все, что мы можем – это знать законы, по которым живут и действуют силы природы и, соответственно, пытаться действовать в рамках этих законов в своих интересах.
- А какие твои интересы?
- Знать законы этого мира и жить в соответствии с ними, познавая всю его бесконечную мудрость. Давай обойдем это ущелье, я не хочу, чтобы ты невзначай разбился в нем, - с этими словами дон Хуан поднялся и зашагал вдоль ущелья в противоположную от тропы сторону. Я, оглянувшись на кусты, в которых скрылась пантера, пошел за ним. Мы обогнули большой выступ и, пройдя метров сто по небольшому плато, вышли на широкую тропу. По этой тропе всего через десять минут мы вышли на знакомую мне тропу, по которой мы поднимались к ущелью. Пораженный я остановился.

- Дон Хуан! То есть получается… Подожди, то есть мы могли… Что это было, дон Хуан? – возмущение просто распирало мою грудь от осознания случившегося и особенно от вариантов того, что могло бы случиться. В ответ он сделал жест, который можно было понять как «Чего ты от меня хочешь? Я просто старый чудаковатый индеец». С этим немым ответом он развернулся и достаточно бодро направился вниз по тропе. Как бы сильно не клокотала во мне обида, я решил, что лучше добраться с ним до деревни, чем остаться одному в горах.
Когда я поравнялся с доном Хуаном и заглянул ему в лицо, то увидел улыбку в его глазах.

- Случается с нами то, что случается. Не более того. Нет никакого смысла рисовать у себя в голове другие варианты, - от этих его слов я немного отшатнулся с мыслью «Они что, все здесь читают мысли? Может это еще один побочный эффект напитка из квадратной бутылки? Надо будет еще попробовать». – Ты почти сорвался в пропасть. Опасный дикий зверь, вместо того чтобы дождаться твоего падения и потом спокойно спустившись добить тебя и съесть, почему-то вытащил тебя. Вытащил и ушел. Этому можно пытаться найти объяснения, приняв как данность, но не более того.

- А у тебя есть этому объяснение?
- Полагаю, тебе еще не время умирать.
- Что это значит?
- А что, по-твоему, это может еще значить?

Всю оставшуюся дорогу до деревни мы провели в разговоре. Дон Хуан с удовольствием рассказывал о местной природе, истории своего народа, когда-то являвшегося полноправным хозяином этих мест. Чуть с меньшим интересом он отвечал на вопросы о людях, населявших деревню. И совсем сухо, порой просто оставляя без внимания мой вопрос, о черной пантере. Уже перед самой деревней я сделал последнюю попытку что-то узнать о связи индейца с этим зверем:

- И все-таки, дон Хуан, что тебя связывает с черной пантерой?
Старый индеец остановился.
- У каждого из нас свой танец со смертью. Сегодня я лишь познакомил вас. Дальше у тебя с ней будет свой танец. Никто не знает каким он будет. Я же свой танец стараюсь проводить в соответствии с законами, о которых я тебе говорил. Но даже это не дает мне возможности определять, в какую сторону пойдет этот танец. Я лишь смотрю, слушаю, думаю и встраиваюсь в его ритм.
- Ты всегда так делал?
- Нет. В молодости я жил совсем иначе и это отразилось большим количеством глубоких шрамов на моем теле. Ты можешь приобрести свой личный опыт, а можешь воспользоваться моим. Он не спасет тебя от ошибок, которые должен совершить. Однако шрамы от них могут быть гораздо менее болезненны.
С этими словами дон Хуан ссутулился и поковылял вперед. Теперь его походка полностью соответствовала возрасту его лица и совершенно не была похожа на ту, которой я удивлялся в горах. «Хороший актер» подумал я про себя.

Вернувшись в деревню, мы сразу зашли в бар. Дон Санчес будто ждал нас.
- Ну как прошло путешествие? – зычным голосом спросил он меня. – Ну-ка покажи свою руку.

Я за разговором с доном Хуаном даже забыл о следах когтей, оставленных мне пантерой.

- Поцарапался, в горах такое случается, - нарочито громким голосом и показывая взглядом на посетителей бара, которых за столиками было человек шесть, сказал он. Я положил руку на стойку бара. Ничего не говоря, дон Санчес вдруг плеснул из своей квадратной бутылки мне прямо на следы, оставленные зверем. Это вызвало сильное жжение в ранах. Немного скривившись от боли, я спросил:

- У тебя что, дон Санчес, в этой бутылке средство на все случаи жизни?
- Удобно, правда? – его широчайшая улыбка обнажила два ряда ровных, сияюще-белых зубов. – Думаю тебе надо немного прийти в себя. Присядь, я сварю тебе кофе, ты, кажется, любишь его больше, чем нормальные напитки.

Я поблагодарил и ушел за дальний столик в углу бара.

Перекинувшись с доном Санчесом несколькими фразами, дон Хуан вышел из бара. Донны Розиты и Хуанито не было видно. Мужчины, сидевшие за столиками бара, ничем особенным не отличались. Я заметил их косые недоверчивые взгляды, когда мы еще входили с доном Хуаном. Сейчас же они приглушенно переговаривались между собой изредка поглядывая в мою сторону. Кажется, в этой деревне все жители недоверчиво относились к чужакам. Дон Санчес принес мне кофе и мой, как оказалось ждавший еще с утра, стакан с напитком, обладающий запахом самогона. Я взял свои стакан и чашку кофе, и вышел на веранду. Немного кружилась голова. Не знаю, было ли это последствием сегодняшнего происшествия в горах, обилием свежего воздуха, последствиями выпитого из квадратной бутылки напитка, а может всего вместе взятого. Я решил присесть и понаблюдать за местными жителями. В это время со стороны леса послышался звук приближающегося автомобиля. Оказалось, это дон Пабло – мой вчерашний проводник, приехал меня искать вместе с хозяином отеля. Увидев меня на веранде бара, они сильно обрадовались. Мы крепко обнялись. Дон Пабло побледнел, казалось, до кончиков волос, когда услышал от меня о том, что я провел всю ночь в лесу и что надо мной каркал ворон. Он буквально свалился в кресло, схватил мой стакан с выпивкой и жадными глотками осушил до дна. Крепость алкоголя оказалась чрезмерной для дона Пабло, от чего он сильно сморщился, затаив дыхание. Хозяин отеля тем временем подошел к дверям бара и рассматривал через них внутреннее убранство. Видно было, что он все это видит в первый раз. Брезгливая усмешка отразилась на его лице.

- Очень практичный дизайн, не правда ли? Не надо тратиться на частые ремонты, — это дон Санчес прокомментировал надменную улыбку нового гостя. – Может хотите что-либо выпить?
- Нет, я за рулем, - достаточно сухо ответил хозяин отеля. – Однако, хороший бизнес с такими стенами не сделаешь. Хотя, пожалуй, в таком месте это вообще нереально. Да, и кстати, вас совсем не видно. Могли бы свет включить.
- Зачем тратить электричество. Мои посетители знают, чего хотят, а мне, чтобы налить, свет не нужен. Да и не темно тут, - абсолютно доброжелательным тоном ответил дон Санчес на колкие замечания.

Хозяин отеля вернулся на веранду. Не прошло и пяти минут, а дон Пабло уже от опьянения потерял способность самостоятельно передвигаться. Я на немой вопрос хозяина отеля лишь развел руками, так как сам был поражен скорости его реакции на алкоголь.

Немного поговорив, мы взяли под руки дона Пабло и погрузили его на заднее сиденье машины. Хозяин отеля еще раз спросил не передумал ли я остаться. На мой окончательный ответ, что я собираюсь завтра вернуться пешком он произнес фразу, которую можно было кратко перевести как «сумасшедшие русские туристы».
Когда машина уехала я вернулся за свой столик на веранде. Спустя пару часов, вполне отдохнув от утреннего похода, я зашел в бар. Стены по-прежнему светились яркими кругами.

- Дон Санчес. Я понаблюдал за твоими посетителями и за их реакциями на выпивку. Ты ведь практически всем наливаешь из своей квадратной бутылки. Кому-то хватило одного глотка, чтобы свалиться под стол, у другого я видел слезы, третьего осенила идея выигрыша в лотерею, мое состояние... Что у тебя в бутылке?
В ответ на мой вопрос хозяин бара хитро прищурил глаза.
- Скажу так, в этой бутылке ответ на желание. Каждый получает то, чего он хочет. Ты хотел воздуха и ясного взгляда, ты их получил. Кому-то надо просто забыться или погрустить, прийти в себя или решить проблему – отсюда разный вкус и разное действие.
- То есть, ты хочешь сказать, я могу захотеть и получить, например, бессмертие, выпив из твоей квадратной бутылки?
- А ты действительно этого ХОЧЕШЬ?

Возникла неловкая пауза.

- Хорошо. Вопрос попроще. Если я захочу крепкого кофе я смогу получить его вкус и бодрость?
- Для этого у меня есть кофемашина и отменный колумбийский кофе, - с ухмылкой ответил дон Санчес.

В предгорье вечер наступает внезапно. В моем случае это получилось так, будто кто-то выключил свет. Изрядно насмотревшись на местных жителей, по большей части мужчин, шатко выходящих из дверей бара, мне захотелось просто послушать звуки деревни. Я закрыл глаза. Так посидеть у меня получилось совсем не долго. Голос Хуанито заставил меня открыть глаза и первое, что меня поразило, это то, что вдруг наступили густые сумерки. Закрывая глаза при еще достаточно светлом времени, я вдруг очутился в темном времени суток.

- Какие у вас планы, сеньор?  Ведь за вами приезжал дон Пабло. Почему вы не уехали?
- Я решил еще немного побыть в вашей деревне. Наверное, суета города мне слишком надоела. Я хочу попросить у дона Санчеса разрешить мне остаться на ночь на его веранде.
- Не самая лучшая идея, - Хуанито покосился на мою исцарапанную руку. – По ночам в деревню иногда из леса заходят дикие звери.
- Я попрошу у дона Санчеса побольше свечей и не буду их тушить.
- У него можно попросить еще плед.
- Спасибо, Хуанито.

Я попросил Хуанито продать мне сыра, чтобы не сидеть ночью с пустым животом. В ответ он принес мне целый ужин и толстый шерстяной плед. Я поблагодарил, и мы расстались. Дон Санчес по моей просьбе принес свечи. Только я их не зажигал.

Спустя час после того, как последние посетители покинули бар, вокруг установилась оглушающая тишина. Цивилизация заткнулась. Даже петухи в курятниках прекратили свою вечернюю перекличку. Звуки леса еле доносились до моего слуха. Облака, еще с вечера затянувшие небо, не пропускали ни искринки звезд. Темнота казалась кромешной. В какой-то момент перестал дуть ветер. Сидеть, закутавшись в толстый плед, было уютно. Кресло с широкой спинкой как бы обнимало своего седока. Сон вновь не шел. Вспомнилась предыдущая ночь с ее звуками, запахами и звездами. Я еще раз посмотрел вверх. Только черная бесконечность. Опустив глаза от неба, я увидел… две знакомые зеленовато-голубые звездочки. Равномерно раскачиваясь, они приближались. Где-то над головой раздался и совсем рядом прекратился звук жестких птичьих крыльев, рассекающих воздух. Мое сердце бешено забилось в груди. Мне захотелось спрятаться с головой в плед, стать невидимым. Разум бешено искал выход. «Что делать, куда бежать? Звать на помощь, может услышит дон Санчес. Где же дон Хуан? Он обязан здесь быть. Где-то поблизости. Он сейчас издаст свой дикий крик и все прекратиться». Ответом была лишь тишина и вдруг появившиеся в голове многочисленные «Почему». Почему дон Хуан должен здесь быть, почему я опять остался ночью один, почему опять не послушал Хуанито, почему я поехал в отпуск не как обычно и еще с десяток разных «Почему» и, наконец,.. почему ворон сидит где-то у меня прямо над головой и молчит? Мне стало откровенно горячо. Не просто жарко в теплом пледе, а невыносимо горячо. Я сбросил плед и сел ровно в своем кресле. Глаза-звездочки уже были совсем рядом. Я услышал частое дыхание зверя. Ворон издал звук. Я бы назвал его утробным. Это было похоже на попытку каркнуть, не раскрывая клюв. Пантера подошла вплотную. Я чувствовал ее дыхание на своей исцарапанной руке. Моя спина вытянулась в струну. Жизнь, казалось, застыла. Не было ни ожиданий, ни страха, ни надежды. Наверное, я даже не дышал. Вдруг я начал различать силуэт. Вначале нечеткий, он становился все более и более ярким, создавая как бы границу между внутренней и окружающей темнотой. Перекатываясь волнами, бесчисленное количество мельчайших серебристых огоньков, зажегшихся, пожалуй, на кончике каждого волоска шерсти пантеры, формировали теперь ее образ. Кошка стояла вплотную. Мне показалось, что в этот момент мое сердце тоже остановилось. От открывшегося зрелища невозможно было оторваться. Это было одновременно и неописуемо красиво, и ошеломительно парализующе. Ворон еще раз издал свой утробный звук. От этого первым из оцепенения вышло и вновь бешено заколотилось мое сердце. Вернулось дыхание. Следующее действие кошки было неожиданным, хотя никаких ожиданий не было. Она вдруг легла рядом с моим креслом, лизнула переднюю лапу и стала смотреть куда-то в ночь. Выйдя из оцепенения, я не мог поверить в свое внезапное желание – погладить пантеру. В голове один за одним всплывали рассказы о смерти, рыскающей по ночному лесу, за ними всплыла картинка оскалившейся красной пасти у края ущелья, а рука все тянулась к зверю, будто подчинялась чьей-то чужой воле. Я коснулся сверкающей шерсти. От прикосновения огоньки вспыхнули еще более ярким светом. Пантера лишь повела ухом в мою сторону. Я погрузил руку в шерсть и провел по ее спине. Меня поразило пришедшее ощущение. Это можно было сравнить с прикосновением к женскому телу, одетому в тонко выделанную меховую накидку.

- Дон Хуан сказал, что у нас с тобой должен случиться танец. Я бы хотел, чтобы он был красивым. Но я не знаю движений. Я не знаю твоих законов. Там, откуда я родом, принято, что в танце ведет партнер, а партнерша украшает его своими движениями. Если то, что я сейчас почувствовал правда, а не моя фантазия, то я не знаю… как мне вести в этом танце. У тебя есть свои законы, об этом говорил дон Хуан и я теперь это чувствую, но я с ними не знаком. Однако, мне не страшно. Я понимаю, что ценой ошибки в танце с тобой может быть моя жизнь. Но сейчас это понимание меня не пугает. Я хочу станцевать этот танец.

Я вернул свою руку на спинку кресла. Черная пантера немного наклонила голову вперед и еле заметно повернула в мою сторону. Мы не встретились глазами, но я знал, что она меня видит. Бесшумно поднявшись, она неслышной походкой направилась в сторону леса. Ее сверкающий силуэт постепенно удалялся, растворяясь в темноте. Раздался все тот же утробный звук, и свист вороньих крыльев затих, направляясь вслед за большой кошкой. Вновь стало абсолютно темно. Не было никакой разницы открыты твои глаза или плотно зажмурены. Я продолжал сидеть с вытянутой спиной пока не заныли мышцы. Только это телесное ощущение, кажется, начало возвращать меня из того транса, в котором находились мое тело и сознание. Появились чувство холода и усталости. С ногами взгромоздившись на кресло и накрывшись пледом с головой я без сна просидел до первых проблесков начинавшегося воскресенья.

Жизнь и цивилизация начинали просыпаться. Заорали петухи о том, что скоро утро. Им вторили на разные лады лесные пернатые исполнители. Воздух наполнился влажными утренними ароматами. Чертовски захотелось кофе. У дона Санчеса действительно был отменный кофе. Его крепкий аромат немного дурманил, растекаясь теплой негой по всему телу. После первого глотка уже не хотелось никуда бежать. Тело само начинало искать как бы поудобнее устроиться, чтобы никакое напряжение не отвлекало от состояния приятной неспешности.

Из приятных мечтаний об утреннем кофе меня выдернул Хуанито. Он вновь принес еду. Вместо горячего напитка у меня на столе оказался кусок холодного жареного мяса, краюха почерствевшего хлеба и кусок козьего сыра.

- Доброе утро, сеньор! Вы что не спали?..
- Ворон не каркал, - предупредив его следующий вопрос соврал я. Хуанито на минуту задумался. Видимо мой ответ немного не ложился на ход его собственной истории обо мне. – Ночь прошла спокойно. Мне было очень хорошо. Благодарю за плед.
Мне показалось молодой мужчина ощущал сейчас большое разочарование. Во всяком случае, посидев еще пару минут, он, сославшись на дела, забрал плед и побежал домой.

Я сидел и смотрел на принесенную еду. На самом деле я люблю и жареное мясо, и сыр, и хлеб. Но сейчас я смотрел на эти три глыбы, возвышавшиеся на моем столике и мне совсем не хотелось, чтобы они оказались внутри меня. И тут случилось чудо. Это было как в замедленном кино. Дверь бара распахнулась и оттуда, держа в своей большой руке маленькую белую дымящуюся чашечку выплыл, именно так, мне показалось, что он не шел, а плыл по воздуху, дон Санчес. Мне сложно было понять его взгляд, тем более что мое внимание было приковано большим счетом к маленькой дымящейся чашечке в его руке, которую он, однако, не торопился поставить на мой столик.

- Как ты себя чувствуешь, мой друг? Я смотрю сегодня ночью у тебя вновь случилась встреча. Как на этот раз вела себя эта дама? Хуанито уже успел наследить здесь, - дон Санчес пристально смотрел на то место, где ночью лежала пантера. Нервно сглатывая сухую слюну, я заметил:
- Дон Санчес, ты вообще обо всем знаешь, что происходит в этой местности?
- Мой бар стоит в самом центре, так что волей-неволей все новости стекаются ко мне, - уклончиво ответил он.
- А разве не церковь стоит в центре вашей деревни? – уточнил я, поглядывая на вожделенную чашечку в его руке.
- Если бы ты умел летать и сейчас поднялся ввысь, туда, где летают не вороны, но орлы, то увидел бы, что именно мой бар находится, как правильно вначале ты сказал, в центре этой местности. Судя по наличию тебя здесь, она была не голодна. Ты, наверное, произвел на нее особое впечатление. Обычно она себя так не ведет. Бросок сзади на плечи – вот ее коронный выход. А что на этот раз говорил ее компаньон? Он был краток или красноречив?
- Скорее невнятен, - моя радость от предстоящего глотка бодрящего напитка начала постепенно угасать.
- Хм, такого за ним не водилось. Видимо твоя судьба еще не решена. Может быть, при третьей встрече они решат, что с тобой делать.
Последнюю фразу дон Санчес произнес, улыбаясь и весело щуря один глаз. Мне же от этой шутки и, пусть даже виртуальной возможности встречи с ночными гостями, стало не по себе. Даже закружилась голова.
- Ах да, я же принес тебе кофе, - с этими словами он наконец поставил чашечку на стол. Кофе уже не дымился. Однако я взял и выпил его одним глотком. Дон Санчес внимательно наблюдал за мной.
- Я же говорил, что мой напиток лучше, - прокомментировал он мою реакцию на остывший кофе.
- А какой он будет сегодня на вкус? – с вызовом и надеждой в голосе спросил я.
- Разве я определяю его вкус? Мне кажется, ты вчера понял это.
- Дон Санчес, мне необходимо задать вопрос дону Хуано. Вчера он быстро ушел и больше не появлялся. Он придет сегодня? Или, может, ты знаешь? Я хочу спросить,.. – хозяин бара не дал мне задать вопроса.
- На эти вопросы тебе сможет ответить только он. Я что-то знаю, но ведь это его подзатыльник отправил тебя вчера в полет. И это он водил тебя вчера в горы. Значит только у него сейчас могут быть правильные ответы на твои вопросы. Он придет позже. Сегодня воскресенье. Как и в субботу, по утрам в баре почти никого не бывает. Поэтому, он может спокойно погостить у меня. Жители деревни в своем большинстве недолюбливают индейцев, как и тех, кто с ними общается.
- А как же ты?
- Ко мне приходят все. Я наливаю всем, кто платит. А нашу с ним дружбу я не афиширую. Идем, подождешь его внутри.
Взяв принесенную Хуанито еду, я направился за хозяином бара. Остановившись на пороге бара, я затаил дыхание. Меня волновал вопрос, что я сегодня увижу внутри, какими будут стены. Я чувствовал, что мне будет уже практически невыносимым видеть серый цвет стен, не видеть дона Санчеса за барной стойкой и общаться лишь с его взъерошенным силуэтом. Сделав глубокие вдох и выдох я шагнул… в сумрак плохо освещенного помещения. Все было как вчера ранним утром.

- Дон Санчес, налей мне из своей квадратной бутылки, - практически прокричал я.
- Так ведь ты не пьешь с утра.
- Сегодня я изменю этому правилу. Да и нет никакого правила.
- Без правила плохо, - как-то безучастно ответил он. Пауза затянулась.
- Дон Санчес, я заплачу!
- Хорошо, как скажете сеньор, - с этими словами он поставил на стойку стакан и наполнил его до половины.

Меня удивило внезапное изменение в настроении хозяина бара. Однако, я подошел к стойке, взял налитый стакан и залпом выпил его содержимое. Крепкий спиртной напиток обжег мне горло и неприятно растекся по пустому желудку. Я в недоумении посмотрел на силуэт дона Санчеса.

- Рекомендую закусывать, у меня крепкий алкоголь. С вас два песо.
С трудом соображая я направился в дальний угол бара. Сняв один из четырех стульев, я рухнул за стол.

Мысли судорожно пульсировали в моей голове.

«Что произошло? Что происходит? Почему? Почему я больше ничего не вижу? Почему дон Санчес из «мой друг» стал барменом, наливающим только за деньги? Я что-то не то сказал? Почему напиток дона Санчеса стал самогоном? Разве я сейчас больше всего на свете хотел опалить себе пищевод и свалиться в пьяном угаре? Что на самом деле произошло сегодня ночью? Черт побери, алкоголь мешает думать. Мысли путаются, ускользают, как рыба из рук. А не сон ли это все было!» - последняя мысль заставила меня аж привстать. – «А ведь все, что со мной вчера происходило - индеец с его подзатыльником и все последующие видения и события – ведь это все случилось сразу после того, как я выпил этого чертового самогона! Это были галлюцинации!» - последнее открытие по своему эмоциональному окрасу было сравнимо, пожалуй, с эмоциями Ньютона, когда ему на голову упало яблоко.

- Ха! – я вскочил на ноги. Мой разоблачающий возглас был направлен одновременно ко всем участникам моей «галлюцинации».
- А шрамы на руке тоже галлюцинация? – вдруг раздался знакомый глубокий, хрипловатый голос дона Санчеса.

Я посмотрел на свою руку. Она действительно была исцарапана. Для большей верности я сковырнул самую большую пластинку запекшейся крови. Мое действие привело к ощущению достаточно сильной боли, из раны вновь начала сочиться кровь.

«Допустим, тело не обманешь. Но ведь все вчерашние происшествия тоже сопровождались болевыми и не только ощущениями. Вкус еды, кофе. Тепло пледа. Мягкость шерсти большой кошки, струящейся сквозь пальцы. Жжение алкоголя. Ха, так я просто не выходил из этого сна! Я продолжаю находиться внутри всей этой галлюцинации! От этого все настолько натурально, даже боль. Но как мне вернуться из нее? А как я в нее попал? Был «полет» после шлепка индейца. Видимо без моего согласия меня ввели в какой-то транс, и чтобы из него вернуться мне необходим тот, кто меня в него ввел. Мне нужен этот чертов старый индеец! Мне нужен дон Хуан!»