Вот высунулось из воды лицо,

и на меня глянули сумасшедшие глаза

Друзья!
Из Сети

"Прибежали в избу дети,
Второпях зовут отца:
«Тятя! тятя! наши сета
Притащили мертвеца».
«Врите, врите, бесенята,
Заворчал на них отец: —
О, уж эти мне робята!
Будет вам ужо мертвец!
 Суд наедет, отвечай-ка;
С ним я ввек не разберусь;
Делать нечего; хозяйка,
Дай кафтан: уж поплетусь…
Где ж мертвец?» —
«Вон, тятя, э-вот»
В самом деле, при реке,
Где разостлан мокрый невод,
Мертвый виден на песке.
Безобразно труп ужасный
Посинел и весь распух.
Горемыка ли несчастный
Погубил свой грешный дух,
Рыболов ли взят волнамн,
Али хмельный молодец,
Аль ограбленный ворами
Недогадливый купец.
Мужику какое дело?
Озираясь, он спешит;
Он потопленное тело
В воду за ноги тащит,
И от берега крутого
Оттолкнул его веслом,
И мертвец вниз поплыл снова
За могилой и крестом.
Долго мертвый меж волнами
Плыл качаясь, как живой;
Проводив его глазами,
Наш мужик пошел домой.
«Вы, щенки! за мной ступайте!
Будет вам по калачу,
Да смотрите ж, не болтайте,
А не то поколочу»
В ночь погода зашумела,
Взволновалася река,
Уж лучина догорела
В дымной хате мужика,
Дети спят, хозяйка дремлет,
На полатях муж лежит,
Буря воет; вдруг он внемлет:
Кто-то там в окно стучит
«Кто там?» — «Эй, впусти, хозяин!»
«Ну, какая там беда?
Что ты ночью бродишь, Каин?
Черт занес тебя сюда;
Где возиться мне с тобою?
Дома тесно и темно».
И ленивою рукою
Подымает он окно.
Из-за туч луна катится —
Что же? голый перед ним:
С бороды вода струится,
Взор открыт и недвижим,
Все в нем страшно онемело,
Опустились руки вниз,
И в распухнувшее тело
Раки черные впились.ъ
И мужик окно захлопнул:
Гостя голого узнав,
Так и обмер: «Чтоб ты лопнул!»
Прошептал он, задрожав.
Страшно мысли в нем мешались,
Трясся ночь он напролет,
И до утра всё стучались
Под окном и у ворот
Есть в народе слух ужасный:
Говорят, что каждый год
С той поры мужик несчастный
В день урочный гостя ждет;
Уж с утра погода злится,
Ночью буря настает,
И утопленник стучится
Под окном и у ворот.
Александр Пушкин
1828 г.
https://vk.com/
...Други!
"Второго  июля 2025 года  в Нефтеюганске произошла трагедия, которая вновь напомнила о смертельной
опасности купания в необорудованных местах и необходимости неусыпного контроля за детьми
у воды. Трое ребят 2014 года рождения, оставшись без присмотра взрослых, купались в
протоке Юганская Обь.
Во время купания двое детей начали тонуть. Мимо проезжал неравнодушный очевидец в лодке.
Он мгновенно бросил спасательный круг одному из тонущих, а второго вытащил из воды и
немедленно начал оказывать первую помощь.
Несмотря на отчаянные усилия спасителя и прибывших медиков, одного из детей спасти не
удалось. Жизнь юного жителя Нефтеюганска трагически оборвалась.
Этот случай стал уже десятым происшествием на воде в Ханты-Мансийском автономном округе с
начала июня, и, к сожалению, восьмым смертельным. Всего с начала года в Югре зафиксировано
24 происшествия на воде, в которых погибли 19 человек".https://86.mchs.gov.ru/.
...Скорее всего, эти  юные утопленники не придут ни во сне, ни наяву  к своим  безалаберным матерям,отцам,а также и к солидным  дядям во власти, наплевательски отнесшимся к прямым обязанностям-обеспечить летом  полную безопасность детей на воде.
В.Н.
******************
1.Утопленник (страшная история)

Каждое лето я приезжаю в деревню. Папа отвозит меня к бабушке с дедушкой
сразу, как начинаются каникулы. Это мое самое любимое время. Время, когда
можно отдохнуть от школы, ну и от строгих родителей, конечно же.
Это случилось пару лет назад, когда мне было двенадцать.
В том году папа как обычно привез меня в деревню. Тут у меня есть друг Вова.
Он живет как раз в соседнем доме. Целыми днями мы с ним гуляем по деревне.
Но вот проблема была в том, что она была для нас совсем маленькой, мы тут
уже и по всем заброшенным домам полазили, и на речку ходили. В общем, все
здесь мы знали, как свои пять пальцев. И в один прекрасный день нам просто
стало скучно.
Сидели мы во дворе и думали, чем же сегодня заняться. Погода была солнечная,
жаркая. Делать что-либо было лень. Сидели мы и молчали, потому что идеи уже
давно закончились.
И тут вдруг Вова говорит:
- А давай пойдем на озеро.
Я удивился. В нашей деревне не было озер, и в соседних тоже. Об этом я и
спросил друга.
- Я слышал от брата, что за лесом есть озеро. Тут не далеко. Даже дорога есть.
- А почему тогда мы раньше туда не ходили? – спросил я.
- Да туда никто не ходит. Брат сказал, что там, вроде бы, утонул кто-то. Так что
теперь все боятся.
Мы, конечно, не верили ни в призраков, ни в живых мертвецов, поэтому просто
посмеялись над этим и решили сходить туда. Новое место все-таки. Было
интересно. А раз там нет никого, так еще лучше. Это казалось идеальным
приключением для нас.
Мы не стали никому говорить, куда идем, а то еще дома оставят. А может,
вообще больше не выпустят. Я знал, что мои бабушка и дедушка слишком
сильно верят во всякую там нечисть. И мы, взяв с собой что-то перекусить,
отправились в путь.
Мы вышли из деревни, и Вова повел меня по дороге, которая вскоре привела
нас в лес. Минут двадцать мы шли вперед, но вдруг Вова остановился.
Я спросил, что не так. И тот, подумав, ответил:
- Кажется, тут нужно свернуть. Да, вроде он говорил, что озеро в той стороне. –
он показал куда-то влево, на лес. – Нужно свернуть с дороги.
Я согласился, Вова всегда хорошо ориентировался. Поэтому мы свернули в
сторону и, пробравшись через высокую траву, вышли к березовой роще.
Сквозь листву пробивался солнечный свет, его было так много, что я закрыл
глаза, а когда открыл, увидел, что вдалеке что-то блестит.
Это была вода. Озеро.
Мы скорее побежали вперед и остановились на берегу, любуясь красотой этого
места.
- И чего все боятся сюда ходить? - снова засмеялся Вова.
Место было тихое, только березы шелестели листвой. Бояться совершенно
нечего.
Мы залезли в воду. Она была прохладная - то, что нужно в жаркий день. Я
хорошо плавал, но все же не решился плыть до другого берега, как это сделал
Вова. Я вылез из воды и смотрел на то, как он доплыл, а потом развернулся и
поплыл обратно. Но вдруг, уже подплывая к берегу, на котором я ждал его, он
неожиданно закричал и стал дергаться, будто его кто-то за ноги схватил.
Я испугался и побежал к нему, крича и пытаясь понять, что с ним случилось.
- Там кто-то есть! - закричал он. - Меня что-то тронуло под водой! - и внезапно
он начал уходить под воду.
Я уже собирался нырять за ним, но он вдруг сам вынырнул и вышел на берег,
смеясь.
- Да шучу я, а ты и правда подумал, что здесь живой мертвец есть, да?
- Иди ты со своими шутками! - рассердился я. - Если в следующий раз будешь
тонуть, даже если по-настоящему, и не подумаю тебя спасать!
- Я слишком хорошо плаваю, чтобы тонуть. - самоуверенно ответил он.
Мы немного полежали на солнышке, потом поели. Это был отличный день.
Когда солнце уже начало садиться, мы решили, что пора домой, пока нас не
потеряли. Мы пошли обратно по своим следам, чтобы не заблудиться. Прошли
березовую рощу, лес стал сгущаться.
- Почти пришли. - сказал Вова. - Скоро будет дорога.
Но прошло еще минут десять, а мы так и не вышли из леса. Тропинка,
протоптанная нами, виляла впереди, между деревьев, и не заканчивалась. Но
поначалу я не волновался. Я знал, что дорога назад всегда кажется длиннее. Но
все же я не думал, что настолько.
Темнело быстро. Мы начинали волноваться. Но ведь мы шли только прямо и
никуда не сворачивали! Мы должны были уже давно выйти прямо к дороге!
И вдруг случилось то, чего мы никак не ожидали.
Следы оборвались. Прямо посреди леса.
- Чего? Как это? - сказал Вова, который шел впереди меня.
- Что там? - спросил я, отталкивая друга.
- Да вот... - растерянно говорил он. - Тропинка. Она... закончилась. Я не знаю,
как это, но... Ты же видишь.
И я видел. Видел, что мы потерялись в лесу.
- И что нам теперь делать? - спросил я, но ответа не получил.
Мы поговорили, и в итоге было решено продолжить идти вперед. Мы
надеялись, что рано или поздно выйдем куда-нибудь.
Минут через пятнадцать Вова ускорил шаг. Нас обоих пугало то, что мы вполне
могли остаться в лесу на всю ночь. А возможно, и не только на ночь.
В голову лезли разные мысли о том, что еды нет, телефонов нет, а если бы и
были, все равно нет связи . И самое страшное: нас не найдут. Никто не знает, где
мы.
Но мои мысли резко оборвались.
Мы услышали треск веток прямо позади нас. Обернувшись в ту же секунду, мы
ничего не увидели и замерли, прислушиваясь и стараясь даже не дышать.
- Вов, а тут медведи водятся? - шепотом спросил я друга, стараясь сдержать
приступ паники.
- Не должны вроде. - ответил он дрожащим голосом.
По звукам я бы сказал, что это было что-то большое. Как раз как медведь.
Друг потянул меня за рукав.
- Быстрее, пошли, пока он не вернулся.
Мы пошли, но теперь все время молчали и напряженно вслушивались. Звуки
больше не повторялись, но от этого не становилось легче.
Стало совсем темно, и теперь мы пробирались почти наощупь, часто запинаясь
об корни и цепляясь за ветки.
Сердце стучало у меня где-то в горле, а по коже бегали мурашки, не знаю, от
вечернего холода, или от страха.
И вдруг деревья начали расступаться. В моей душе зародилась надежда, а Вова
облегченно выдохнул. Но радоваться было рано.
Мы вышли в березовую рощу, и я до последнего надеялся, что это совсем
другая роща. Надеялся до тех пор, пока мы не увидели черную гладь воды,
блестящую в свете луны.
Мы так и замерли.
- Что? - спросил Вова. - Мы же... Прямо шли. Как мы тут оказались?
Я молчал. У меня слов не было. Как мы прошли круг? Почему не вышли на
дорогу? Почему оборвалась тропинка?
Мы не знали, что делать. Несколько минут прошли в тишине, но потом Вова
сказал:
- А это точно то самое озеро? Может, их тут несколько.
- Ты помнишь место, где мы костер жгли? - спросил я. - Если найдем его, то
поймем, где мы.
Мы пошли по берегу. Атмосфера здесь была жуткая. Вот вы бывали когда-
нибудь ночью на озере? Черная вода. Мертвая тишина. Есть в этом нечто
пугающее и загадочное.
Когда мы заметили черное пятно на траве, сомнений не осталось - это было то
самое озеро, на котором мы провели весь день.
- Этого не может быть! - воскликнул Вова. - Просто не может быть! Как мы опять
тут оказались?
- Да какая разница? - ответил ему я. - Пошли обратно.
- Слушай, я не хочу больше идти в лес, мы там только заблудимся. Ничего не
видно же.
- Ты что, предлагаешь здесь остаться?!
- Ну да, утром быстрее дорогу найдем.
- Нет-нет-нет, я тут не останусь! - ответил я.
- Значит, ты все-таки веришь в живых мертвецов? - с насмешкой спросил Вова.
- Да при чем тут это? Нас же убьют, если мы только завтра вернемся!
Я хотел привести еще пару аргументов, но внезапный звук заставил меня
замолчать.
Это был всплеск воды. Он был довольно громким, его нельзя было не услышать
или решить, что нам показалось.
Мы с другом замерли, обернувшись к тому месту, где, предположительно, был
источник звука.
- Рыба, наверно. - наконец сказал Вова, отходя от шока.
Но всплеск повторился. В темноте я заметил, как дергается гладь воды.
- Что это, блин, такое? - прошептал я и сразу получил ответ на свой вопрос.
Из воды показалась голова. Черные волосы рассыпались по воде. Я не видел
лица, но заметил мертвые глаза, смотрящие в нашу сторону.
Снова раздался всплеск, и утопленник приблизился к нам. На мгновение из
воды показались его руки. На нескольких пальцах не было кожи, и торчали
кости. В нос мне ударил резкий запах гнили.
В тот момент мне показалось, что мое сердце остановилось. Вова схватил меня
за руку и потащил в сторону, но я не мог отвести глаз от того, что вылезало из
воды.
Я видел, как он хватался руками за траву и, держась за нее медленно выползал
на берег. Когда он встал на землю и направился в нашу сторону, я отвернулся и
побежал. Но до сих пор не могу забыть его силуэт в свете луны, как с него
ручьями стекала вода. И тот запах.
Бежали мы долго, не разбирая дороги, и цепляясь одеждой за ветки. Бежали
вперед, просто вперед. Подальше от этого кошмара. Мы молились, чтобы он не
догнал нас.
Но в темноте я не заметил одну корягу, торчащую из земли, и, запнувшись об
нее, полетел на землю.
- Вставай! - закричал Вова прямо мне в ухо. - Вот дорога! Смотри!
Мы действительно выбежали на дорогу. Это казалось каким-то чудом после
того, как мы несколько часов бродили по лесу.
Вова помог мне встать. И в тот момент я обернулся назад, туда, откуда мы
выбежали. Там стоял он. Утопленник. Он смотрел на нас мутными глазами. Лицо
его давно сгнило, и в некоторых местах не было кожи. Он ничего не делал, не
шел ближе. Просто стоял и смотрел.
Я не помню всю дорогу до дома, лишь один момент, когда я обернулся.
Обернулся и с удивлением обнаружил, что дорога пуста.
Дома, конечно, нам сильно влетело, но это было лучше, чем если бы он догнал
нас. Мы так никому и не сказали, где мы были, и что с нами произошло.
С тех пор прошло много времени, и мы уже начали забывать обо всем. Правда,
ни на озеро, ни даже на речку мы больше не ходим.
И я бы и не вспомнил о том случае, если бы совсем недавно в нашем доме не
начали появляться мокрые следы и тот самый запах гнили.
https://dzen.ru/wendigo_horror_stories
**************
2.Борис Степанович Житков

Утопленник

И утопленник стучится

Под окном и у ворот...

А.С.Пушкин

Усталый, плыл я к нашей купальне в порту. Вдруг слышу, на пристани кричат; поглядел: разряженные дамы махали зонтиками, мужчины показывали в воду котелками, тросточками. А ну их, они пришли пароход встречать! Я хотел повернуться и поплыть на боку, но они взревели еще громче, тревожней. Я огляделся: вон из воды показались руки. Пропали. Вот голова - и опять нырнула в воду. И я разобрал, что кричат: "Тонет, тонет!" Откуда силы взялись! Я мигом подплыл.

Вот высунулось из воды лицо, и на меня глянули сумасшедшие глаза. Я поймал его руку. И в тот же миг он прижался ко мне, обвил ногами, впился ногтями в мою руку. Мы тихо пошли ко дну. И тут я, не помня себя, рванулся. Я не заметил тогда, что в кровь разодрал он мне руку: у меня и сейчас на руке его отметины. Я выскочил, дохнул. Но вот он тут и сейчас опять схватит меня. Я отскочил, подплыл сзади. Я схватил его за волосы и ткнул под воду. Он попытался выплыть, но я ткнул его снова. Он затих и медленно пошел ко дну. Тогда я поймал его за руку, легко поднял, повернул и толкнул его под мышки - он продвинулся вперед, весь обвисший, как мешок. Я толкал его рывками прямо к берегу. Я ждал, вот сейчас дадут шлюпку - и мы спасены. Но шлюпки не было... Я боялся, что у меня не хватит сил, и глянул на пристань.

Шикарная, праздничная публика стояла плотной стеной у края пристани. Они смотрели, как на цирковой номер. Махали мне и кричали: "Сюда! Скорей!" Теперь мне оставалось саженей десять. Я задыхался.

Фу, вот я у свай! Осклизлые сваи стоят прямой стеной, а подо мной двадцать футов воды. А сверху сыплется песок из-под чьих-то ног, и я слышу: "Слушайте, куда вы меня толкаете, ведь я упаду в воду сейчас! Не вам одному хочется... Ах, какой ужас, он его утопил! Но все-таки, славу богу!"

Я не мог больше, я хотел бросить утопленника, пусть достают баграми, чем хотят. Я искал, за что зацепиться. Я глядел вверх, а там - полные оживления, любопытные лица. Ой, вот костыль! Костыль забит в сваю. Фу ты! Не достать его, четверть аршина не достать! Я набрался последнего духу, толкнул утопленника вниз, сам подскочил вверх и повис на двух пальцах на костыле. В правой руке под водой был утонувший.

Наверху разноцветные зонтики и вскрики:

- Ах, ужас! Он висит! Пусть он лезет! Сюда! Сюда! Он ничего не слышит. Крикнуть ему!

У меня пальцы, как отрезанные, сейчас пущу. И слышу:

- Га! Бак бана...*

______________

* По-турецки: "Ой, посмотри на меня..."

Я вскинул голову: сносчик-турок разматывает свой пояс. Я разжал пальцы. А вот уж и пояс, тканый, широкий, как шарф, и на конце приготовлена петля. Я сунул в нее руку утонувшего и затянул петлю. Не помню, как я доплыл до своей купальни. Я еле вылез и упал на пол. Не мог отдышаться. Кровь стучала в висках, в глазах - красные круги. Но я опять стал слышать, как гомонит и подвизгивает народ - это публика над утопленником. Тьфу, начнут еще на бочке катать или на рогоже подбрасывать - погубят моего утопленника. Я вскочил на ноги и как был, голый, выскочил из купальни. Толпа стояла плотным кругом. Зонтики качались, как цветные пузыри, над этим гомоном.

Я расталкивал толпу, не глядя, не жалея. Вот он лежит навзничь на мостовой, мой утопленник. Какой здоровый парень, плотный; я не думал, что такой большой он. И лица я не узнал: спокойное красивое лицо, русые волосы прилипли ко лбу.

Я стал на колени, повернул его ничком.

- Да подержи голову! - заорал я на какого-то франта. Он попятился. Я искал глазами турка. Нет турка. Стой, вот мальчишка, наш, гаванский.

- Держи голову.

Теперь дело пошло. Я давил утопленнику живот. Ого! Здорово много вытекло воды! Нет, больше не идет.

Теперь надо на спину его, вытянуть язык и делать искусственное дыхание. Скользкий язык не удержать.

- Дайте платок, носовой платок! - крикнул я зрителям.

Они дали бы фокуснику, честное слово, дюжина платков протянулась бы, но тут только спрашивали задних:

- У вас есть платок? Ну, какой! Ну, какой! Ну, носовой, обыкновенный!

Я не вытерпел: вскочил, присунулся к какому-то котелку и замахнулся:

- Давай платок!

И как он живо полез в карман, и какой глаженый платочек вынул!

Теперь мальчишка держал обернутый в платок язык утопленника, а я оттягивал ему руки и пригибал к груди.

Мне показалось, что первый раз в жизни я дохнул - это вот с ним вместе, с его первым вздохом.

Мальчишка уже тер своей курткой ноги и бока этому парню. Тер уж от всего сердца, раз дело шло на лад. Утопленник-то! Ого! Он уж у меня руки вырывает, глаза открыл. Публика загудела громче.

Утопленник приподнялся на локте, икнул, и его стало рвать. С меня катил пот. Я встал и пошел сквозь толпу к купальне.

Дамы закрывались зонтиками и говорили:

- Я думала, что они бледнеют, а глядите, какой он красный! Да посмотрите!

Они меня принимали за утопленника.

Одежду мою украсть не успели.

Через полчаса я отлежался, оделся и вышел. Никого уже не было. Пришел пароход, и на нем мыли палубу.

Дома я завязал руку.

А через три дня перестал даже злиться на зонтики. И забыл про утопленника: много всякого дела летело через мою голову.

Да вот тоже с утопленниками. Уходил пароход с новобранцами. Мы с приятелем Гришкой на шлюпке вертелись тут же. Пароход отвалил, грянула музыка. И вдруг с пристани одна девица крикнула пронзительно:

- Сеня! Не забывай! - и прыг в воду.

- И меня тоже!

Глядим, и другая летит следом. И барахтаются тут же, под сваями. Мы с Гришкой мигом на шлюпке туда. Одну выхватили из воды, а она кричит:

- А шляпку! Шляпку-то!

Но мы скорей к другой, вытащили на борт и другую. Пока шляпку ловили, они уже переругались:

- Тебя зачем туда понесло?

А другая говорит:

- А ты думала, ты одна отчаянно любишь?

Гришка говорит:

- Да он и не видал.

Та шляпку вытряхивает, ворчит:

- Люди видали, напишут.

Нет, это не дело, и стали мы сетки налаживать: ждали скумбрию с моря и все готовились. Возились мы до позднего вечера.

Раз прихожу домой. Мне говорят, что ждет меня человек, часа уж три сидит.

Вошел к себе. Вижу - верно: сидит кто-то. Я чиркнул спичку: парень русый, в пиджачке, в косоворотке. Встал передо мной, как солдат.

- Вы, - говорит, - такой-то?

По имени, отчеству и по фамилии меня называет. Я даже струхнул. "Каково? - думаю. - Начинается!" И все грехи спешно вспомнил: очень уж серьезно приступает к делу.

- Да, - говорю, - это я самый.

И парень мой как будто в церкви: становится на колени и бух лбом об пол. Я тут и опомниться не успел - отец мой со свечкой в дверях:

- Это что за представление?

Парень мой вскочил. Отец присунул свечу к его лицу.

- Что это за балаган, я спрашиваю? - крикнул отец.

Парень смотрел потерянно и лепетал:

- Я Федя. Они меня из воды вынули. Мамаша велела в ножки.

- Что-о? - отец со свечой ко мне. - Ты что же, Николая-угодника здесь разыгрываешь? А?

Я уже догадался, что это тот самый паренек, которого я с месяц назад выволок из воды. Я не знал, как отцу сразу все объяснить, но тут Федя уже тверже сказал:

- Честное слово, будьте любезны. Это я был утопленник, а они меня спасли. Благодарность обещаю...

- Никаких мне утопленников здесь! - и отец так махнул свечой, что она погасла. - Вон!! - и ногами затопал.

Федя попятился.

- Ну, уж я как-нибудь... - бормотал Федя с порога.

А отец не слушал, кричал в темноте:

- Двугривенные бакшиши собирать! Мерзость какая! Вон!

Но тут и я улизнул из темной комнаты. За шапку - и к Гришке.

Ну, как мне было Федю узнать? Из воды он глядел на меня, как сумасшедший из форточки. А тут на тебе: молодец молодцом, с прической на пробор, пиджачок, да и в сумерках-то. Кто его разберет! И вот оскандалил, хоть домой теперь не иди.

Уже все легли, когда я вернулся. Наутро объяснил матери, как было дело; пусть уговорит отца. А она посмеялась, однако обещала.

Вечером иду домой. И вот только я в ворота - тут, как из стенки, вышел Федя.

- Мы очень вами благодарны. Мы бы на другой день, тогда же, явились. Ноги, простите, так были растерты. И вот бока, руки только раскоряченными держать можно: до чего разодрал, дай бог ему здоровья, мальчик этот, Пантюша. Мамаша маслом на ночь мне мажут третью неделю. Такой маленький, скажите, мальчик, а как здоров-то! Ах, спасибо!

Это он скороговоркой спешил сказать, а я уж брался за двери:

- Ну, ладно. Заживет. Прощайте!

Но Федя взял меня за руки:

- Нет, я не войду, не бойтесь. Папаша ваш чересчур серьезный. А я благодарность вашей девушке передал.

- Стой! - сказал я и толкнул Федю в дверь. Я позвал нашу девчонку и в сенях втихомолку велел принести сюда Федину благодарность. Дверь я держал, чтобы Федя не выскочил.

Девчонка приволокла голову сахару, а потом пудовый мешочек муки "четыре нуля" и, смотрю, еще тащит - мыла фунтов десять, два бруска.

- Забирай! - шепотом закричал я в ухо Феде.

- Дорогой, милый мой человек! - Федя чуть не плакал, но тоже шепотом (оба мы боялись моего отца). - Золотой ты мой! Мамаша мне наказала, чтобы вручить. Говорит, коли не отблагодаришь, так ты у меня сызнова потонешь. Да это хоть кого спроси. Я же в лабазе работаю, на Сретенской, у Сотова. Ты возьми это, дорогой, и квиты будем. А мамаша каждый день за тебя богу все равно молит. Борисом ведь звать? Возьми, дорогой. Как же я домой пойду? Мамаша...

- А я как? - и я кивнул на дверь. - Папаша!

- Как же мы теперь с тобой будем, друг ты мой милый?

Но тут я услыхал, как под отцовскими шагами скрипят ступеньки нашей лестницы.

- А ну, гони отсюда ходом, - шепнул я Феде и пошел в дом.

Наутро я узнал, что гаванский Пантюшка вчера угощал всех папиросами "Цыганка" первого сорта, а сейчас лежит больной, - определили, что от мороженого.

Я пошел к Пантюшке.

Как только все вышли, я спросил:

- Пантик, откуда папиросы?

- А оттуда. Федя дает. Ну да, не знаешь? Федя-утопленник. Я его натер, он теперь аж до той пасхи помнить будет.

Я пообещал Пантюшке оторвать оба уха.

- А что? Я же не прошу, он сам дает.

- Меня тоже не надо просить, я сам дам! - и я погрозил Пантюшке кулаком.

Теперь уж, шел ли я домой или из дому, всегда поглядывал, не караулит ли где Федя.

Девчонка наша сказала мне, что в воскресенье Федя час, если не два, ходил под окнами.

Так прошел месяц. Я уходил за рыбой в море и редко бывал дома. Потом как-то, в праздник, я оделся в чистое и пошел в город. Я уж поднялся на спуск, как тут заметил, что за мной все время кто-то идет. Оглянулся Федя-утопленник. Он сейчас же нагнал меня:

- Милость мне сделайте и уважение старой женщине, тут недалеко, зайдите! Живой рукой. Мамаша, не поверите, высохли вовсе.

Он так просил, что я решился: зайду и объясню, чтоб больше не приставали и чтоб никаких мне больше утопленников!

Жили они в комнатушке с кухней. Чистенько, и все бумажками устлано: и плита и полочки. "Старуха" была крепкая, лет сорока пяти.

Она мне и в пояс поклонилась, хотя я не старше был ее Федьки. А потом глянула на меня очень крепенько.

- Что ж это вы, - говорит, - молодой человек, как бы сказать, чванитесь? Вам господь послал человеку жизнь спасти, слов нет - спасибо, она снова поклонилась, на этот раз уж не очень. - А что же выходит? Вы благодарность нашу ногой швыряете, а сами должны понимать, вы не мальчик: он у меня один, смерть за ним ходила, слава Христе, - она твердо перекрестилась, - смерть не вышла ему, и должны мы это дело искупить. А если мы это указание оставим без внимания, то, значит, снова нас оно мучить будет, и тогда уж ему... - она огляделась, - тогда ему уж прямо в ведре утонуть может случиться. На это вы его навести хотите, молодой человек? Да? - и уж такими она на меня злыми глазами глядела, так бы вот и прошпилила насквозь. - Молчите? А то, что мать сохнет, что я его каждый день точу: возблагодарил? А то, что я листом осиновым дрожу, думаю: как же это он останется в воде неплаченный. А? Это вам нипочем? В баню пойдет, так я как на угольях, пока воротится.

- Так что же вы хотите? - я уж стал пятиться к двери.

- Что хотим? - закричала мне в лицо эта мамаша. - Да ты-то что, ирод, хочешь? Бочку золота хочешь? Нет у нас бочек! С огурцами у нас кадушка, с огурцами! Так какого тебе рожна еще подать, чтоб ты взял, креста на тебе нет! На, на самовар, - она схватила с полки медный самовар и тыкала им мне в живот. - Подушку? Федор, подавай подушки!

Она поставила самовар мне под ноги, бросилась к кровати, - там, как надутые, лежали пузырями две громадные подушки. С этими подушками она пошла на меня.

Я бросился к дверям. Ах, ты, дьявол! Когда их успел запереть Федька?

- Мадам, успокойтесь! - сказал я. - Вы просто дайте мне копеечку на счастье, и будем квиты.

- Это за кошку дают! - закричала мамаша. - За кошку выкуп! Так вот как? Тебе что Федя мой, что котенок - одна цена? А я за тебя три молебна служила.

- Ладно, - говорю, - ладно; пусть завтра Федя приходит, я скажу, мы порядим и будем квиты.

- Ступайте, молодой человек, только вижу я, что вы за гусь! Завтра так завтра. Ишь ведь, и цены себе не сложит! Проводи, Федор!

Я уж за дверью слыхал, как она сказала:

- Послал господь!

Мы вышли с Федей.

- Ну и мамаша, - говорю, - у тебя: коловорот!

- Да не покрепче вашего папаши будет. Тот раз думал: порешат они меня подсвечником. Как ноги только унес!

- Слушай, Федор. Ну их, с родителями! Давай сами поладим. Возьми ты у мамаши своей, что она там, голову сахару, что ли, или мыло "благодарность", одним словом, и занеси ты ее, благодарность эту, куда-нибудь к чертям в болото. Ну, старухам в богадельню какую-нибудь. Или хочешь: продай да пропей. Понял? И квиты.

Я зашагал, Федя за мной.

- Никак этого невозможно. Как же я перед мамашей-то солгу? Видали сами: они на три аршина в землю видят, мамаша. Обманите, если умеете, вы своего родителя, скажите: вроде купили.

- Иди ты! - и я выругался. - И чтоб тебя не видал никогда. Сунься ты к нам в гавань, - вот истинный бог, скажу ребятам, они тебе нос утрут в лучшем виде.

Федя все что-то говорил, но я шагал во весь мах и повторял:

- Чтоб и ноги твоей... и духу твоего! Чтоб ни под окном, ни у ворот!..

Я завернул в какой-то двор. Федя отстал. Я выждал минут десять - и домой.

Дома я матери рассказал, что нет никакого сладу с утопленником, что у него мамаша объявилась и чуть меня эта мамаша в самоваре не сварила, что если эта мамаша сохнет, то пусть она в порошок рассыплется - не чихну; туда ей, выжиге, и дорога.

Я долго ругался и махал руками.

Мать сказала мне, что не надо дураком быть, но я не дал ей больше говорить, а стал кричать, что у Пантюшки уже вся стенка в объявлениях: "Чай Высоцкого" и "Лучшая питательная овсянка "Геркулес" - и что от чернослива его скоро наизнанку вывернет.

Но мать махнула рукой и вышла из комнаты.

Однако же Федьку-утопленника, видно, проняло: вот уже две недели, а его как ветром сдуло. Пантюшка пробовал узнавать, где утопленник квартирует или в каком лабазе приказчиком. То-то, ага!

Но "ага" вышло вот какое. Собирался как-то отец на службу. Стоит в прихожей, чистится щеткой. Тут звонок. Я выхожу, а отец уж двери открыл, смотрю: батюшки! Федора мамаша. Желтая, злая. Так в отца глазами и вцепилась. Черная шерстяная шаль на ней и вся, как в крови, в красных букетах. И под платком что-то оттопыривается: прямо будто с топором пришла и сейчас кого первого по головке тяпнет. У меня душа в пятки.

Отец:

- Вам кого?

А эта глазами с отца на меня.

- Да уж кто поправославней, того бы мне.

- А здесь не святейший синод, сударыня, - и вижу: отец шагнул к ней со щеткой.

Тут, слышу, мать быстренько каблучками стукает - и сразу из дверей.

- Это ко мне. Проходите, пожалуйста.

И как-то ловко эту выжигу под локоть, и, пока отец поворачивался, она уже и дверь закрыла.

- Это что за сваха такая? - спросил отец. Но взглянул на часы и поспешил вон.

Я хотел было следом за ним: от греха. Но слышу, за дверью разговор идет тихий. Я немножко переждал и тихонько отворил дверь. Стал на пороге.

Ничего. Вижу: мать ее чаем угощает - еще чай со стола прибрать не успели. Та с блюдечка спокойно тянет и говорит:

- Да-с! А сынок ваш, сударыня, за моего Федю копейку спросил.

- Без запросу, - говорит мать и улыбается.

- То есть как? - и блюдечко на стол поставила. - Вот этот кавалер Федю моего в копейку ценит, - и тычет на меня пальцем.

Мать мне мигнула: молчи, дескать. А сама спрашивает:

- Ну, а ваша цена?

- Как, то есть, цена? - и вытаращила глаза на мою мать.

- Вот, говорите, копейку! Это он малую очень цену поставил, вы недовольны. Так ваша какая будет цена? Рубль? Два с полтиной? Красненькая?

Федина мамаша даже шаль с головы стянула и глазами заморгала.

- Что это? А ты своего во сколько? Вот этого?

- Да он не теленок, я им не торгую.

- А мой-то - гусь, что ли? - и привстала, к матери присунулась. Думал, вцепится.

А мать говорит:

- А коли не гусь, так за чем же дело стало? Нечего ни продавать, ни на сахар менять.

Та так и села. Глазами хлопает, молчит. Минуту добрую молчала, потом руки развела, опять свела.

- Милая, да как же это у нас вышло-то... что Федя - не гусь. Тьфу, что я... не тот... ну, как оно? Ох, да и грех! - рассмеялась. - Ох, милая, да и что ведь Федя надумал уже: "Дайте, - говорит, - мамаша, я его в воду невзначай спихну, да и сам сейчас прыгну и пока что вытащу. Это - чтоб на квит вышло". А я говорю: "Феденька, бойся ты теперь этой воды, сам, гляди, утонешь и, неровен час, он опять тебя же вытащит".

"Нет, - думаю я, - уж теперь не тащил бы: натерпелся я, уж пусть кто-нибудь, только боюсь я теперь утопленников".

Тут она стала мою мать целовать. Шаль накинула - и к дверям.

- Будем знакомы!

А мать:

- Сахар-то, сахар забыли.

Гляжу: верно, голова сахару осталась на полу.

Я подал.

А Федя стал к нам в гавань приходить рыбу ловить. Прозванье так за ним и осталось: Федя-утопленник. Давно это было. Теперь, пожалуй, в наших водах такого не выловишь.

 http://bookscafe.net
******************
Материалы из Сети подготовил Вл.Назаров
Нефтеюганск
4 июля 2025 года.