Аравийский оазис. Роман

Глава 1

ДА БУДУ ТВОЕЙ ЖЕРТВОЙ.

«Лучшая женщина та,
которая радует глаз».
Пророк Мухаммед.

Её интерпретация событий всегда носила в себе совершенно оригинальную окраску. Она умела добавлять в свой пересказ некоторую долю соли и перца.  Словно не вспоминала старину, а готовила изысканное блюдо. Слушать её доставляло наслаждение, ибо изумительная речь превращалась в красочную картину. Эта картина восхищала, очаровывала и воссоздавала целые пласты истории. Трудно было поверить, что в свои девяносто лет эта женщина сумела сохранить ясность ума и логическую последовательность.

Муж-старик, лежавший на смертном одре, смотрел вдаль, будто воочию видел всё, о чём они вместе рассуждают возможно в последний раз: «Ведь я до сих пор помню, как ты согласилась выйти за меня замуж только после того, как я поклялся на священном Коране».

Она взяла в руки потрёпанный переплёт, поцеловала его и преподнесла к его губам: «Надеюсь, ты помнишь, о чём была твоя клятва». Он усмехнулся: «Какое это теперь имеет значение. Ведь мы оба находились в юном возрасте. Это был наш период «джахиллии», так называемого «невежества» и «необтёсанности». Хотя честно говоря, я был бы не против променять сегодняшний день на ту необразованность».

Она откинулась в кресле и укрылась пледом: «Да, согласна. Твоя юность мне напоминает период Истории, который предшествовал Исламу. Мы совершали столько вольностей и шалостей, что этому можно только удивляться.»

В его глазах появились искорки: «Ты очень кстати напомнила мне об Исламе. Мне кажется, настало время покаяться и предстать перед Всевышним с добрыми мыслями в голове. И лучше тебя никто в мире не может пересказать священный Коран своими словами.» Ей понравился комплимент, но она решила немного пококетничать: «Ты это слышал не раз. Но если я смогу облегчить твой путь в Рай, то пожалуй, помогу. Правда, даже не знаю с чего начать».

Он повернул голову в её сторону: «Многим до сих пор неизвестны обстоятельства в той части мира, когда Пророк ещё не успел родиться. Как мужчины относились к женщинам, каковы были обычаи и традиции в эпоху «джахиллии». Только женщина может обрисовать участь женщин до возникновения Ислама».

Она прикрыла веки и начала свой последний пересказ для тех, кто достиг разума. Он слушал её словно впервые. В его глазах блестели миллиарды песчинок аравийских дюнов. В зрачках можно было заметить голубизну оазиса, утопающего в пальмах.

«Начало того лета было особенно засушливым в Мекке. Год вошёл в календарь под именем Слона. Хотя, христиане почитали тот год по своему: 570-ым от рождения Иисуса, распятого на кресте.

Поток паломников  нисколько не сокращался, а наоборот – рос с каждой неделей. Сюда спешили люди всех сословий, религий и цвета кожи. Вереницы людской толпы обходили святыню семь раз, некоторые входили в храм, находили идолы своего поклонения, оставляли денежный обет, а затем шли в Мекку.

Всем нужна была свежая и дозволенная богами еда, прохладная питьевая вода,  надёжная крыша над головой и доступные по цене наложницы на ночь.Да, да. Женщины на ночь были такой же потребностью, как пища, влага, большая и малая нужда.

Купцы и перекупщики оставляли довольно солидные суммы за еду, воду и крышу над головой. Но как правило, были скупыми, когда расплачивались за любовь. Это была целая индустрия обслуживания паломников. Со всем этим  прекрасно справлялась большая семья, главой которой был  Шейба ибн Хашим.  Все его знали, как Абд аль-Муталлиба.

В свои семьдесят три аль-Муталлиб выглядел всё ещё крепким и привлекательным. Женщины по-прежнему густо краснели при встрече с ним. Рассказывали легенды о его неукротимой страсти. Слухи передавались из уст в уста с такими подробностями, что у многих даже замужних женщин возникали греховные мысли.  Почти каждая втайне была бы счастлива оказаться в числе его жён или наложниц.

Высокий, статный, широкоплечий, белокожий, он тщательно следил за своим одеянием, длинными локонами,  чёрной бородой, рассеченной изумительной красоты седой полоской. Его властный взгляд был способен укротить мужчин и смутить женщин.

Он был сыном Хашима ибн Абд Манафа и Сальмы бинт Амр из еврейского рода Бану Хаджраз. Именно так. Хотя многие богословы скрывают этот факт от нынешних последователей Ислама.  История их знакомства была настолько необычна, что передавалась из колена в колено, как мистическая легенда.

Сальма бинт Амр  была настолько богата, красива и независима, что могла позволить себе несколько раз приобретать мужей, рожать от них детей, а затем разводиться с ними. О ней ходили слухи, как о женщине с особыми капризами. Был случай, когда она развелась с мужем через две ночи, не найдя в нём то, чего искала. Есть женщины, которые мирятся с этим недостатком всю жизнь. Но Сальма была иного калибра!

Увидев её однажды на рынке, Хашим ибн абд Манаф влюбился в неё, словно юнец. Несколько раз пытался склонить её к замужеству после её очередного развода. Но Сальма долго отказывала ему. В конце концов, она не устояла. Но согласилась лишь при одном условии: после брака она остаётся в своём доме и сохраняет свою независимость. Абд Манаф был бесконечно счастлив. Про их брак писали многие поэты того времени. И судя по длительности их союза, Сальма нашла в нём то, что даёт удовлетворение даже самой любвеобильной женщине. 

Таким образом, что бы не говорили некоторые муллы, но по линии матери аль Муталлиб  был иудеем. После смерти отца, а затем и дяди,  он воглавил клан хашемитов. Разветвлённое племя состояло из его семи жён и множества детей от каждой из них. Кроме того, его ублажали ( и не только по ночам) пять наложниц, от которых родились ещё полтора десятка девочек и мальчиков. Выросшие сыновья и дочери обзавелись своими жёнами, наложницами, мужьями и детьми.

Среди жён аль-Муталлиб особо выделял Фатиму бинт Амр. В отличие от других, она была влиятельна и белоснежна. Но важнее всего:  приходилась.... младшей сестрой его матери, Сальмы бинт Амр. И по всей вероятности , гены сыграли свою роль.  Правда, выйдя замуж Фатима, сменила веру, стала поклоняться по примеру мужа Богине Аль- Узза.

В первую же брачную ночь Фатима ублажала мужа до первых петухов, пока не убедилась, что  понесла от него. Наутро шепнула ему на ухо: «У тебя будет десять сыновей от многих женщин.  Но один из них удивит весь мир. Он выйдет из того чрева, который ты несколько раз очень щедро осеменил этой ночью. Не зови меня к себе ровно месяц, я хочу убедиться в своей правоте.»  Спустя месяц она сообщила ему радостную весть.

Услышав это, аль-Муталлиб дал обет Богине Аль-Уззе: «Если мои семена дадут десять мужских плодов, то одного из них принесу в жертву Тебе и Твоим святым дочерям – Аллат и Манат.» Десятый сын родился от Муманна бинт Амр, сводной сестры Фатимы.

Счастливый отец в тот же день и час выбрал среди сыновей третьего по возрасту, но самого красивого и похожего на самого себя. Это был Абдуллах, рождённый от Фатимы бинт Амр. Велел тщательно помыть малыша, проверил, хорошо ли наточен сирийский меч, который преподнесла ему наложница,  вышел к колодцу и произнёс слова молитвы.

Двухлетний малыш смотрел на него с невинной улыбкой на лице. Отец замахнулся над его головой, но рука вдруг дрогнула: он увидел, как с противоположной стороны к нему идёт полностью обнажённая Фатима. Весь клан повернулся лицом к ней, восхищаясь красотой её нагого тела. Она вела перед собой ягнёнка: «Да будем твоей жертвой, мой Хозяин. Или я, или ягнёнок!  Но отпусти моего сына. Абдуллах  осчастливит весь мир, когда достигнет зрелости.»

Аль-Муталлиб растерялся. Затем укрыл супругу покрывалом и...  выбрал ягнёнка.

Прошли годы.  Фатима состарилась.  К Году Слона уже перешагнула за сорок. Но  по-прежнему умела изысканно будить супруга по утрам, с кем бы из жён он не провёл ту ночь. Она одна должна была кормить его из рук, омывать перед сном и перед каждым соитием с другими. Правда, ей самой уже не приходилось делить с ним постель: в сорок лет она уже не могла возбудить в нём самца,  он потерял к ней нюх и нуждался в наслаждениях  с другими.

В то утро Фатима вошла в опочивальню супруга, ведя за собой юную Зухру, недавно взятую в наложницы сыном Абдуллах: «Мой властелин, это та самая сучка, которая пришлась тебе по душе, когда  вчера ты заметил её верхом на верблюдице. Но тебе надо знать: Абдуллах ещё не приблизил её к себе, и разумеется, не ведает о твоём желании вкусить её целомудрие первым.  Я не смогла найти сына, чтобы получить его согласие.»

Аль-Муталлиб привстал в постели и подогнул ноги под себя: «Я отправил его разузнать новости о намерениях христианского царя Абраха аль-Ашрам. Но ты напрасно беспокоишься: отец не должен испрашивать позволения сына, чтобы сближаться с наложницами в собственном клане. Мне здесь принадлежит всё и каждый.  Он не прикоснулся к этой красавице по собственной глупости. И тем не менее,  его дважды видели выходящим по утрам из опочивальни твоей сводной сестры Муманны! А ведь она приходится мне женой!»

Фатима ничего не оставалось, как улыбнуться: «Ему уже двадцать четыре, мой властелин. В его годы ты готов был сношаться даже с ослицами. Тебе следует его женить, если не хочешь получить детей от его близости с  другой твоей супругой.  Сумра бинт Джундаб стала часто поглядывать на Абдуллах. Если женщина хочет, то её не остановит даже шайтан.»

Она поднесла ему кашу из свежей свеклы и гранатовый сок, приправленный имбирём: «Тебе понадобится укрепить свой корень жизни, чтобы эта девочка по имени Зухра осталась довольна твоей мужской силой.» Приняв пищу и напиток, не вставая с постели,  Аль-Муталлиб кивнул: «Ты права по поводу Абдулах. Надо бы присмотреть достойную жену для него. Ты случайно никого не имеешь на примете?» Фатима усмехнулась: «Боюсь даже назвать её  имя: ты захочешь войти в неё первым, старый развратник!»

Аль-Муталлиб подмигнул ей и тут же перевёл разговор: «А кто эта новорожденная луна, которую ты привела ко мне? От неё пахнет материнским молоком, и она напоминает мне того ягнёнка, которого ты насадила на мой клинок много лет назад.» 

Фатима подвела девочку и велела ей встать на колени: «Это девица из знатного рода, она племянница Шахини Персии. О том, как она оказалась в гареме твоего сына, лучше спросить у него.» Затем подошла поближе и добавила: «Ещё не достигла половой зрелости. И к тому же почти не владеет пока нашим языком. Если хочешь, останусь и помогу, я ведь владею немного фарси.»

Аль-Муталлиб улыбнулся: «Ты только помешаешь. Разве для утоления страсти нужно владеть языком? Важно владеть душой и телом.»  Он взглядом отпустил Фатиму и обратился к Зухре: «Скажи мне, солнцеликая, какому божеству ты поклоняешься?»

Девочка, видимо, кое-что стала уже понимать по-арабски. Она  испуганно заморгала длинными ресницами и достала из груди золотую цепь с крестом. Он взял в руки и внимательно  его рассмотрел: «Ты поклоняешься Пророку Исе. Это похвально. Я наслышан и начитан о нём. Правда, он ставит слишком много условий для близости с женщиной.»

Он поднялся и снял со стены небольшой идол: «Мы в Мекке признаём множество богов. Но главной Богиней для меня и остальных мекканцев является Аль-Узза. У неё есть две дочери – Аллат и Манат. Они для меня означают и женскую страсть, и мужскую силу. Чем раньше ты  постигнешь мужскую силу, тем лучше  овладеешь наукой страсти. Разденься и приляг рядом со мной.»

Зухра слушала его внимательно, будто боялась чего-то не понять. Но судя по взгляду, уже была подготовлена Фатимой. Она смотрела на аль-Муталлиба, как паломница смотрит на Бога любви:  перед ней возвышался статный старик, который даже не счёл нужным прикрыть своё обнажённое и твёрдоё желание.

Она послушно сняла с себя одежду и вскоре  уже стояла перед ним в одной  рубашке. Глаза аль Муталлиба горели огнём, который не мог бы погасить целый гарем. Он поднял руки кверху, трижды провёл по лицу, прикрыл веки  и произнёс первые слова молитвы, предназначенной для близости: «О Аль-Узза! Хвала твоей милости ко мне. Такого сокровища не удостоится даже персидский царь Хосров! Позволь, Богиня, оседлать её с наслаждением.»

Но в ту же минуту двери шумно раскрылись нараспашку. Без стука к нему мог войти только сын, да и то лишь в случае войны. В дверях действительно стоял Абдуллах: «Отец, собирайся, как можно скорее! Сюда стремится армия слонов во главе с проклятым Абраха! Наши всадники не сумели остановить эти полчища. Боюсь, что через несколько часов они выполнят грозное обещание и разрушат святую Каабу! Мои переговоры с ним не произвели на него впечатления.»

Аль-Муталлиб считался не только уважаемым вождём большого племени, но и самым состоятельным мекканцем.  К его слову относились, как к окончательному вердикту и редко кто мог позволить себе подвергнуть это  сомнению. Отказ эфиопского царя принять дары и сменить гнев на милость означал лишь одно: Абраха готов уничтожить не только святыню, но и свергнуть власть племени курайши, а  вождя аль-Муталлиба – казнить.

Семья успела найти убежище высоко в горах. Устроив женщин в  пещерах, отец с сыном разожгли костёр. Аль-Муталлиб выглядел поникшим и усталым. За один день он превратился в глубокого старика. Отпил горячего верблюжьего молока и задумчиво произнёс: «Если Богиня Аль-Узза протянет нам руку спасения, я хочу принести в жертву твою новую наложницу Зухру.»

Абдуллах покачал головой: «Она не заслужила такой участи, отец.» Затем он обнял его за плечи: «Однажды ты обещал принести в жертву меня, но мать предложила  себя, или ягнёнка. Богиня Аль-Узза приняла  твою жертву. Это означает, что уже нельзя приносить в жертву людей. Смени свой обет.»

Аль-Муталлиб вопросительно посмотрел на него. И в ответ услышал: «Отдаю тебе свою наложницу. Буду готов жениться на той, кого ты укажешь и подарю тебе достойного внука, который прославит наш род.  А после этого, да буду я той жертвой, которую примет Богиня Аль Узза.»

Наступила тишина. Слышен был лишь издалека раздающийся гул от топота слонов. И вдруг неожиданно, в этой тишине раздался шум, похожий на град. Они оба подняли свои взоры к небесам. Небо покрылось густыми тучами и неисчислимыми  чёрными птицами. Каждая из них несла на клюве камень. От этих камней на земле не могли укрыться даже животные. Вырастали целые глыбы. Отец с сыном едва успели скрыться в пещере.

Спустя некоторое время кошмар развеялся. Вновь засияло солнце. Ураган стих. Вскоре их нашли уцелевшие всадники племени курайши. Один из них, упав на колени сообщил: «В это трудно поверить, властелин. Но небеса вдруг поразили наших врагов: все эфиопы и их слоны мертвы!  Царь Абраха сбежал! Мы стали свидетелями великого спасения!»

Аль-Муталлиб вознёс руки к небесам: «О Великая Аль- Узза! Благодарю твою милость, силу и мудрость.» Затем повернулся к сыну: «Завтра же подготовь свиту. Мы едем сватать за тебя дочь Вахба ибн Абд Манафа». За спиной отца Абдаллах увидел сияющее лицо Фатимы.

 Глава 2.

ЗАЧАТИЕ.

«Аллах сотворил пару – мужчину
 и женщину из капли, которая
извергается"
Пророк Мухаммед
 
Старик выглядел достаточно бодрым. На его щеках появился лёгкий румянец. Врач, совсем ещё молоденькая дама, удивилась: «Ваше давление заметно стабилизировалось. Вы внушаете надежду на то, что мы выкарабкаемся. Интересно, с чем связан подьём Вашего тонуса?»

Он покосился на супругу и подмигнул: «Она не даст мне умереть. Её голос и рассказ могут воскресить даже покойника. А я, как мне кажется, ещё не совсем покойник.» Врач переглянулась с его супругой. Та непринуждённо держала в руках чашку с горячим кофе: «Он, как всегда, преувеличивает. Я всего лишь пересказываю события возрастом в полтора тысячелетия. Это вряд ли возбудит мальчишку... в девяносто три года.  Скорее всего, он эрегирует от заботы такого симпатичного доктора. Уж я-то его знаю, как облупленного!»

Затем с улыбкой добавила: «Но если Вы, доктор,  хотите проследить за давлением в том месте, которое  я имею ввиду, то налейте себе кофе и присядьте. Дальше будет ещё интересней».

...В те далёкие времена во всём мире  царили разнузданные  страсти, обычаи и традиции. К концу 6-го века, или ко времени рождения Пророка Мухаммеда,  даже в христианской Европе считалось нормальным обращаться с женщинами, как с предметом, предназначенным лишь для удовлетворения плотских наслаждений. При этом, мало кто «грузил» себя понятиями высокой морали. Вся мораль в те времена легко умещалась в нижней части туловища европейцев, и не только.

Сексуальные связи между близкими родственниками не считались чем-то предосудительным. Возраст и половая зрелость практически не имели значения. Традции гомосексуализма, лесбийской любви и необузданного инцеста, заложенные в Древних Греции и Риме,  успешно продолжались в раннем средневековье. Разврат в нашем сегодняшнем понимании был повседневностью среди франков, германцев, викингов, славян,  монголов и всех прочих обитателей евроазии.

К примеру, в сердце Европы, там где мы привыкли видеть современную Францию, располагались несколько королевств. Их правители находились в близком родстве друг с другом. А кто не успел породниться, обязательно просто переспал.

В северо-восточной Франкии трон принадлежал некоему Сигиберту. В отличие от своих королевских братьев, которые неразборчиво женились на служанках и наложницах, Сигиберт решил сосватать Брунгильду, дочь Короля вестготов,  Атанагильда.

Тот вначале категорически отказывал ему, ссылаясь на различие в вероисповедании. Хотя и жених и невеста поколонялись Христу, но в разных испостасях.  Зато весь двор прекрасно знал истиную причину: Король лишил дочь невинности, когда ей исполнилось одиннадцать, и с тех пор души не чаял в своей...юной любовнице. Тем не менее, по настоянию ревнивой супруги, Королевы Гоисвинты свадьба всё же состоялась. Первая брачная ночь досталась Атанагильду. Муж встретил свою супругу с первыми лучами солнца из рук папаши.

От этого извращённого брака родились две дочери. И во избежании излишних рисков, родители поспешно выдали их замуж в одиннадцать и двенадцать лет.

Историки утверждают, что неукротимая Брунгильда дала жизнь ещё как минимум трём отпрыскам: Бальдерику, Бова и Анхиз. Но ни один из них не был признан Королём, ибо скорее всего были рождены от любовников Королевы.

Одним из придворных сердцеедов был брат самого Короля, Хильперик.  А другим – епископ королевства Григорий Турский. Второго Брингильда укладывала в постель даже при живом муже. Порой – по очереди.

Ничем в лучшую сторону не отличался от Европы  и Ближний Восток. Там практически не было никаких нравственных тормозов.  Аравийский полуостров, как известно в тот период не имел единого правления,  был разделён на племена и кланы. Одни находились под властным влиянием Персии, другие – Византии. Одни поклонялись Богу огня, другие – распятому Иисусу. Были и третьи. Они предпочитали жить по заветам Моисея.

Во всех странах и у всех этносов всё ещё сохранились элементы первобытных, племенных взаимоотношений.  В Персии, Византии, Ассирии, Эфиопии, у Сасанидов , Гассанидов,  бедуинов,  среди огнепоклонников и язычников считалось вполне нормальным половая близость внутри клана и семьи.

Матери рожали от сыновей, отцы не гнушались спать с дочерьми, братья лишали целомудрия своих сестёр. О тётях и дядях даже не стоит упоминать: как говорят – сам Бог велел. О таких «шалостях» писались оды, передавались сплетни и создавались полотна.

Вольности допускались даже у иудеев и христиан, хотя в этих общинах, вроде бы давно уже укреплялись  единобожие и строгие правила в сексуальных общениях.  Но с Природой и естесственными желаниями  невозможно сражаться по заветам Моисея, или призывам Иисуса.  Супружеские союзы между парами, состоящими в близком родстве,  считались скорее нормой, нежели исключением.

Смена партнёров после захода солнца могла происходить чаще, чем мы можем себе представить. В царских и соседних с ними покоях совокуплялись с малолетними детьми, как мужского, так и женского пола.

Царедворцы, купцы, торговцы, ремесленники, полководцы и прочая знать,  как правило, вступали в отношения с любой красавицей, которая пришлась по душе. Речь могла идти лишь о цене вопроса.  Старики  вступали в брак с девочками, не достигшими зрелости.  Считалось, что такой брак добавляет стойкости их «корню жизни».

Но надо сказать, далеко не все женщины были беззащитны. Редко, но встречались такие, которые добивались богатства, власти и влияния. И в этом случае, среди них появлялись искусные любительницы доминировать.

История Востока знает множество примеров, когда сами женщины, достигшие так называемой вершины в обществе, растлевали юных и молодых «жеребцов», исходя из собственных потребностей. Сексуальное рабство у женщин порой было опаснее, чем среди мужчин. Женщины не только изобретательнее, но и настойчивей большинства мужчин.

Середина лета 570-го года, или скажем август по современному для нас летоисчислению, была  не только жаркой, но и засушливой. Температура в Мекке спадала, да и то незначительно,  лишь после заката. И потому, окна и двери  из-за жары не запирались, по ночам отовсюду были слышны всем хорошо знакомые звуки любви и страсти.

Но тем не менее, в политическом  воздухе этой части Земли витал запах большой войны между Персией и Византией. Царь Хосров Первый уже начал прибирать к рукам сасанидские армянские княжества, установил марзпанство над грузинской Кахетией.

Цель заключалась не только во власти над территориями. Чаще всего царём двигали плотские влечения. Армянские и грузинские женщины считались украшением персидских гаремов.

Кахетинцы сумели найти общий язык с Хосровом Первым. Он окружил себя красавицами, которые освежили кровь династии.  А вот с  армянскими вождями дело оказалось сложнее. Они сразу перешли на сторону византийского императора Юстина Второго. С его помощью планировалось восстание против персидского наместничества.

Марзпан (наместник) Сурен, возглавивший восстание, принадлежал к династии Вардана Мамикона, который уже однажды поднимал армян против сасанидов. Собрав на сей раз армию в 15 тысяч всадников, он прекрасно знал, что царь Хосров Ануширван выступит с войском в 20 тысяч. Решил обезопасить свой тыл, и в первую очередь – близких членов семьи.

Гарем из четырёх жён и десяти наложниц он отправил к императору Византии окружным путём. А вот младшую жену, красавицу Сати в сопровождении всадников послал тайно в Мекку. Прощаясь с ней, он вручил фаворитке, которая приходилась ему и племянницей,  письмо своему давнему торговому партнёру в Мекке, с просьбой сберечь Сати до завершения его военной кампании.

Прячась от пресследований, армянская княжна из рода Вардана Мамикона, нашла приют у одного из влиятельных родственников главы курашитов,  аль Муталлиба -  торговца шёлком и шерстью Вахба ибн абд Манафа. Она была ровесницей младшей дочери Вахба, и они очень быстро сумели подружиться.

Вахб, заметив красоту княжны, решил дождаться подавления восстания. Был уверен, что небольшое княжество не справится с великой Персией. И вслед за поражением,  вступить с ней в брачный союз. Но Вахбу не суждено было насладиться этим: он вскоре скончался, не дождавшись даже рождения внука от дочери Амины.

Тем не менее, в этом семействе привыкли ждать сватов в любое время года.  Их четырёх дочерей, лишь  Амина всё ещё оставалась целомудренной. Старшие давно обзавелись мужьями и детворой. Одна из них, Хумар бинт Вахб была замужем даже во второй раз.  И как-то по секрету поделилась с армянской княжной: «Я бы не против повторить и в третий раз. Они все такие разные!» Сати заинтересовалась этой греховной мыслью.

Вскоре их стали замечать в тайных ночных походах на конюшню в доме Вахба: там за лошадьми присматривал ассирийский раб Гиваргис. Он отличался не только красотой, но и пылкой страстью. И надо сказать, знал толк не только в боевых конях, но и пылких кобылицах.

Амина бинт Вахб тоже могла бы давно испытать мужское семя. Её  начали сватать буквально с детства. Первым её стал домогаться дядя,  брат отца Вухайб ибн абд Манаф, когда ей не исполнилось даже шести лет. Мать  была категорически против.

Дело в том, что деверь часто приставал к ней самой с  откровенными намёками. Неоднократно пытался уложить Барру в свою постель. Это повторялось  в те  дни,  когда Вахб уезжал по торговым делам в Сирию. Но она никак не могла позволить себе такую роскошь: за ней строго присматривал конюх Гиваргис и докладывал хозяину.

Вскоре Амина выросла и  заблистала красотой и умом. Барра поняла, что в любой день дочь может потерять целомудрие: мужчины ей не давали проходу. Втайне от мужа отправила сообщение супруге вождя племени аль-Муталлиба, Фатиме: «Не пожалеешь, если сосватаешь мою Амину за сына. Приданое за ней хоть и небольшое, но зато она подарит тебе достойного внука. Это мне предсказала Богиня Аллат в моём сновидении.»

Отец Амины Вахб ибн абд Манаф, хоть и был влиятельным мекканцем, но особого богатства у него не было. За каждую дочь, выданную замуж, он сумел отдать лишь по пять верблюдов в качестве приданного. Из оставшихся пяти верблюдов, предназначенных для будущего супруга Амины, он ожидал прибавки: верблюдица была беременна и роды ожидались через пару месяцев.

Но Вахб скончался при более, чем странных обстоятельствах,  сидя в гостях у брата. Похороны были слишком пышными и чересчур скорыми. Брат покойного, Вухайб ибн абд Манаф не выглядел особо траурным. Его взгляд в сторону вдовы ясно показывал, кто теперь хозяин в доме. Барра догадывалась, кто отравил её мужа и каковы будут последствия для неё.

Спустя неделю после погребения,  она сама постучалась в двери деверя уже после заката, когда тот готовился ко сну. Она  покорно и добровольно перешагнула порог его опочивальни и закрыла за собой двери: «Знаю, чего ты ждёшь от меня. По законам клана Бану Зухра моим новым повелителем и опекуном стал ты, досточтимый Вухайб. Я готова стать твоей четвёртой супругой и подчиниться воле  Богини Аль-Узза.»

Вухайб выслушал её, не перебивая. Затем подозвал к себе: «Не будем спешить, досточтимая Барра. У меня в планах вначале сосватать твою дочь Амину. А что касается тебя, то ты станешь моей наложницей. У тебя очень своенравный характер, и мне надо тебя испытать.» Барра поняла, что ей понадобятся особые усердия, чтобы изменить его планы.

Она согласно кивнула головой: «Как скажешь, деверь, не будем спешить. Мне кажется, ты изменишь своё мнение обо мне очень скоро. Твой покойный брат получал от меня по ночам то, чего не может дать тебе ни одна из твоих жён».

Глаза Вухайба были готовы выскочить из орбит. Он был явно заинтригован: «Поделись своей тайной. Может быть, и сумеешь меня переубедить». Она присела к нему на колено, обдала жаром своей ладони его «жеребца»  и прошептала на ухо: «Моё «седло» примет твоего «всадника» с двух сторон. Но и это ещё не всё. Твой «жеребец» упокоится, когда я его привяжу к райскому стойлу на своих губах».

Такого Вухайб ещё не пробовал. Правда, по Мекке ходили разные слухи о греховных традициях, распространённых  у персов и византийцев. Но среди аравийской знати все эти «шалости» считались запретными: «Если ты говоришь о том, как это делается в Персии и Риме, то мы с тобой завтра же заключим брак в Каабе.»Следующее утро Барра встретила в его неостывших обьятиях: «Проси, о чём пожелаешь».

Когда большая свита во главе с аль Муталлибом приехала к его дому, чтобы сосватать Амину за Абдуллах, их встретил новый хозяин клана Вухайб ибн абд Манаф: «Дорогой аль Муталлиб. Для нашего племени это высокая честь ещё раз породниться с тобой. Как тебе известно, теперь я распоряжаюсь судьбой Амины. И я готов дать своё согласие».

За его спиной стояла смазливая девочка лет пятнадцати. Аль Муталлиб спросил: «Не это ли Амина? В таком случае, я сам готов заключить с ней брак. А мой сын подождёт своей очереди». Вухайб улыбнулся: «Нет-нет, досточтимый аль-Муталлиб, это моя дочь Хала. И если она приглянулась тебе, то я готов дать согласие на ваш брак. Ты получишь за неё полсотни верблюдов в приданое!»

Аль-Муталлиб протянул руку , чтобы скрепить договор: «А что если через неделю мы сыграем сразу две свадьбы. Одну для моего сына Абдуллах, который женится на Амине бинт Вахб. И вторую для меня и твоей дочери, очаровательной Хала бинт Вухайб!»

Договор был подкреплён щедрым застольем. Неделя пролетела быстро.  Аль Муталлиб и его сын Абдуллах поженились в одну и ту же ночь на двоюродных сёстрах.

Абдуллах провёл с Аминой три ночи подряд в доме Вухайба. По обычаям, больше трёх ночей с мужем под чужой крышей считалось неприличным. Но эти три ночи принесли Амине божественный дар. Она переехала в дом Абдуллах уже с ношей под сердцем, которая очень скоро изменит весь мир.

 Глава 3.

ПОХОТЬ.

«Рай находится у ног матерей».
Пророк Мухаммед .

«Аравийские племена были разбросаны в непосредственной близости от Великой Персии и Византии. Всё что происходило у огнепоколонников справа и христиан слева, оказывало огромное влияние на образ жизни бедуинов, скотоводов, купцов и паломников. Хотя в большинстве своём они оставались язычниками.

О Византии расскажу позже. А вот Персией к моменту рождения Пророка вот уже около сорока лет правил Хосров Первый. Его имя в переводе с пехлевенского означает «имеющий добрую славу». И как мы теперь знаем, это близко к истине. Хотя стоит послушать и о его предшественнике.

Его отцом был Кавад Первый, один из наиболее извращённых монархов в мировой Истории. Персия и до его правления не отличалась особой нравственностью своих порядков. Как и по всему миру, народ здесь не ограничивал себя тем, что мы называем скромностью и стыдливостью.

Родственная близость, половая незрелость, возрастные пределы практически не имели значения для вступления в брак, да и во внебрачных связях. Древнейшая религиозная философия, известная как зороастризм, была вполне лояльна к сексуальным развлечениям среди мужчин и женщин, они удовлетворяли свои нужды, не стесняя ни себя,  не упрекая других.

Но падишах Кавад Первый прославился тем, что зашёл слишком далеко. Приблизив к себе священнослужителя по имени Маздак, он по сути вступил с ним в физическую близость. Воздвиг его репутацию выше собственного! Он позволял Маздаку вступать в близость со всеми своими жёнами. Находясь под его колдовским влиянием, издал указ, согласно которому все женщины стали общим достоянием.

«Маздакизм», как секта зороастризма, стала набирать популярность. Простой люд воспринял это с ликованием. Хотя бы потому, что секта провозгалашала равноправие в имуществах, доходах и женщинах. Теперь любой босяк мог запросто переспать с женщинами из высшего света. Нам это знакомо по периоду раннего большевизма, когда «кто был никем, тот стал всем». Когда коммунизм обещал всем по способностям, и каждому – по потребности. А потребности у нас у всех несоизмеримы, как известно.

Богатая знать, купцы и торговцы, чиновники и воины Персии были возмущены. Ибо очень скоро стало традицией делиться жёнами, матерями, дочерьми и сёстрами. Скажем, если к тебе в гости приходят двадцать гостей-мужчин, то каждый из них имеет право, утолив голод и жажду, провести с  женщинами хозяина дома минуты, или даже часы физической близости. Чем не рай на земле?

Но долго это продолжаться не могло: шахиншах Кавад был свергнут и чуть было не лишился головы.  Но выручила одна из его жён, юная красавица Кюбра. Она с разрешения супруга предложила себя Верховному судье. Получив то, чем её щедро одарила Природа, судья  на  утро распорядился, чтобы  царь был помещён в тюремную крепость, где начальником был племянник судьи Могрул.

Он предоставил Каваду темницу со всеми удобствами и даже позволил Кюбре беспрепятственно посещать мужа. Но при условии: она теперь удовлетворяла желания Могрула. Причём,  с разрешения мужа-царя. Спустя некоторое время стороннники падишаха  уговорили Кюбру обменяться одеждой с мужем и остаться вместо него в темнице.

Переодевшись в платье своей жены, Кавад сумел сбежать и,  пройдя через весь Азербайджан, найти убежище у царя эвталитов Хашнаваза. Хашнаваз женил его на своей дочери, которая уже была беременна от собственного отца. Эвталиты снарядили войско и помогли Каваду вернуть свой трон. Шахиня подарила мужу сына, зачатого в отцовской постели. Его назвали Хосровом Первым, он стал следующим шахиншахом Ирана.

Придя к власти после загадочной смерти отца, Хосров Первый поспешил отменить оскорбительный с его точки зрения указ об общности персиянок. Но беда заключается в том, что указы не могут отменить дурных привычек. Особенно, если эти привычки растут ниже пупка. Разврат и беспредел в Персии уже перестал удивлять даже самых скромных персиянок. И постепенно распространился по виляйетам Великой Персии.

В 570 году, когда Амина бинт Вахб зачала великого сына от Абдуллах ибн абд Муталлиба,  началась большая война между Византией и Персией. Хосров Первый захватил соседний Йемен. Оттуда до Мекки было рукой подать. Любимая жена Хосрова, армянка Сирин вспомнила о своей пленённой племяннице: «Зухра – это единственная память о моём покойном брате. Насколько мне известно, она стала наложницей в семье курайшистких язычников. Ты просто обязан вернуть её домой.»

Хосров знал о существовании племянницы, и даже как-то застал её купающуюся в бассейне. Он тут же снарядил особый отряд всадников, поручил разыскать Зухру, наказать племя курайши и казнить аль-Муталиба. Мир тесен, известие об этом дошло до ушей аль-Муталлиба через саму...Зухру: «Я не хочу возвращаться в Иран. Спрячь меня понадёжней.»
 
К тому времени она  всё ещё оставалась наложницей в доме главы племени курайши. Абдуллах и раньше не проявлял к ней особого интереса, а после брака с Аминой перестал замечать. Он прекрасно помнил свой обет передать наложницу под опеку отца.  Аль-Муталлиб,  разумеется,  провёл с Зухрой не одну страстную ночь. Но с тех пор, как в доме появилась новобрачная невестка Амина, внимание старого развратника стало принимать извращённые формы.

Аль-Муталлиб стал видеть в своей невестке то же самое, что и в любой другой посторонней женщине: соблазн раздеть и удовлетворить свою похоть немедленно. В те дикие времена не было принято скрывать свои потайные нужды. Он их и не скрывал.  Его старшая жена Фатима, зная неукротимый нрав мужа, пыталась остановить его.  Как-то отчитала достаточно громко, чтобы услышал сын: «Это тебе не наложница Зухра. Ты не посмеешь дотронуться до жены моего сына! Сначала придётся убить меня!»

Аль- Муталлиб усмехнулся про себя и подозвал сына:«Абдаллах,  на следующей неделе готовься в путь. Отправишься в Сирию. Закупишь муки, одежды и продовольствия: запасы  на исходе.» После паузы добавил: «По пути задержись в Ясрибе (Медине). Помолись за меня на  могиле моей матери и своей бабушки Сальмы бинт Амр.»

Затем как бы невзначай строго приказал: «Возьми с собой  Зухру, пусть она чуточку развеется.И не спеши возвращаться: я здесь позабочусь о твоей супруге. Ты же знаешь, по правилам общины, в отсутствии мужа опекуном его жены становится вождь племени.» Говоря это, он бросил взгляд в сторону невестки: «Твоя жена ведь тоже знает порядки, не так ли?»

Амина слушала, затаив дыхание. Теперь она уже не сомневалась в том, с какой целью тесть выпроваживает мужа из Мекки. Его взгляды не оставляли сомнения в этом. Амина бинт Вахб происходила из знатного рода, и была не только умна , но и достаточно независима. Она прекрасно знала традиции племени курайши. Знала даже, что с позволения отца  её муж Абдаллах частенько проводит  ночи со второй женой аль-Муталлиба. То есть, со своей мачехой.

К тому времени прошли два месяца со дня свадьбы, и она успела поделиться с мужем: «У нас будет ребёнок. Мне приснилось, что это будет сын. Я бы хотела назвать его Мухаммедом. Как ты считаешь?» Абдаллах задумался: «Это означает «достойный хвалы». «Восхавляемый». Мне тоже предсказывали, что от моего семени родится сын, воспеваемый племенем.»

Перед его отьездом в Сирию, они  вместе посетили Каабу. Среди более чем 360 идолов, разложенных в помещении,  Амина остановилась у Богини Аль-Уззы: «Меня известила о сыне именно она . Хочу  помолиться, чтобы ты поскорее вернулся из Сирии. Обещай принести в жертву овцу в день возвращения.»

Абдаллах вознёс руки к небесам: «Клянусь Богине Аль-Узза.» Амина добавила: «А теперь обещай не сближаться с наложницей Зухра, пока я не разрешусь от бремени». Тут Абдуллах ничего не ответил: знал, что не сможет исполнить просьбу.

Выйдя из Каабы, Амина взяла его за руку: «Ещё одна просьба: хочу, чтобы за день до своего отьезда, ты отвёз меня в мой отцовский дом. Заберёшь  после возвращения.» Абдуллах удивился: «Но твой отец умер, и теперь глава клана  Вухайд. Я ему не очень доверяю, и не хочу, чтобы он опекал тебя в моё отсутствие.» Амина попыталась обьяснить: «С дядей я сумею справиться, а вот с настойчивостью твоего отца, аль-Муталлиба мне будет сложнее: он сильней меня. И даже сильней тебя.»

Через неделю Абдаллах во главе небольшого каравана отправился в сторону Дамаска, оставив беременную супругу в доме её покойного отца.  В пути его сопровождали три раба, конюх-ассириец Гиваргис, доставшийся в наследство Амине, и наложница Зухра.

К тому времени всадники, отправленные падишахом Хосровом на поиски Зухры,  как раз дошли до Ясриба (Медины) на следующий день после прибытия туда каравана во главе с Абдаллах.

Расположившись в ближайшем караван-сарае, Абдаллах отправился в дом своей бабушки, покойной Сальмы бинт Амр. Просторный дом находился в еврейском квартале Медины. После смерти Сальмы дом перешёл в наследство её внучки Мелисы. Это была неописуемой внешности иудейка лет пятнадцати.

Она унаследовала от бабушки не только красоту, но и деловую хватку. Успела утроить состояние отца, дважды выйти замуж, не разводясь ни с одним из них: «Зачем от них избавляться? Они оба исправно исполняют мои желания! Думаю, мне не помешает даже третий муж: иногда хочется  ночного разнообразия.» - обьяснила троюродному брату, показывая ему гостевую комнату.

Абдаллах собирался уже лечь и отдохнуть с дороги, когда Мелиса игриво попрощалась: «Спокойной ночи, брат. Ты всегда можешь заглянуть ко мне. И не обязательно меня предупреждать заранее.»

На Абдаллах нахлынули воспоминания  матери, Фатимы бинт Амр, которая приходилась сводной сестрой Сальме. «Она выбирала мужей, строго по своим не совсем приличным правилам: измеряла  члены, прежде чем лечь в постель. Она долго отказывала твоему деду, покойному Хашиму ибн абд Манафу. И согласилась лишь после того, как у неё исчезли сомнения в выборе.» Затем Фатима добавила:  «Но только не подумай, что все иудейки такие, сынок. Это могли себе позволить только такие влиятельные, как Сальма. Её боялись даже матёрые купцы!»

Наутро они вместе с Мелисой посетили кладбище. Абдаллах выполнил поручение отца и помолился на могиле бабушки Сальмы бинт Амр. Затем Мелиса познакомила его с двумя длинными торговыми рядами в центре Медины: «Здесь я провожу много времени обычно. Но как видишь, даже когда меня нет, торговля здесь кипит. У меня в этом городе пять таких мест. Если захочешь остаться со мной, не пожалеешь.»

Но Абдаллах спешил в Сирию: «Сейчас не могу. Но на обратном пути мы можем обсудить это. У меня скоро родится дитя. И я смогу навещать тебя два-три раза в месяц.» Мелиса подошла к нему вплотную и рукой проверила его готовность: «Ты мне подоходишь. Но учти:  будешь третьим.»

К сожалению, или может к счастью, мечтам не суждено было сбыться. Вернувшись в каравансарай, Абдаллах не застал Зухру. Её увезли обратно в Персию.  В комнате для слуг ему показали уже охладевший труп конюха Гиваргиса. Между зубов торчал внушительный половой орган. Так персы поступали с рабами, которых заставали со своими женщинами.

Хозяин каравансарая оказался любезным иудеем по имени Ибрахим. Он принёс еды и гранатового напитка: «За это ты не обязан платить». Но то ли еда, то ли сок были отравлены. На следующее утро Мелисе сообщили, что Абдаллах ибн абд аль Муталлиб скончался от неизвестной болезни.

Амина открыла двери младшему брату Абдаллах. Абу Талиб даже не успел раскрыть рта, когда услышал вопли невестки. Она уже знала: ей приснился ещё один вещий сон. Сквозь пальцы рук, которыми она прикрывала лицо, она увидела за спиной деверя величественный взгляд тестя. Правда, его глаза были полны слёз. Но почему-то Амине показалось, что это были слёзы торжества победы и похоти.

Она прекратила рыдания, посмотрела на аль-Муталлиба покорными глазами: «Ты вступил в права опекуна. Но клянусь всеми божествами, никогда не вступишь в права моего хозяина и мужчины.»

ГЛАВА 4.

ХАНИФ.
«Я направлен для того, чтобы довести мир до совершенства.»
Пророк Мухаммед.


«Итак, другими ближайшими соседями арабов были византийцы. И это очень заманчиво.
Юстин Флавий был когда-то любимым племянником Императора Юстиниана Великого. Того самого, чьё сомнительное происхождение до сих пор вызывает бесконечные споры. Его мать Бигленица, сестра тогдашнего Императора, как-то призналась: «Я родила сына не от мужа Савватия, а от незнакомого мне самца с огромным членом. Он скорее был демоном, чем обычным мужчиной.»

Впоследствие, её не раз заставали с подросшим сыном в одной постели. Она родила ему сестру, в которую он затем был безумно влюблён. Результатом этой любви стал Юстин, так называемый племянник Юстиниана Великого. Именно поэтому он называл себя Флавием, в честь биологического отца, а не Савватия.

Вигиланция блестяще справлялась с ролью не только сестры и дочери Императора. Она частенько заменяла в царской постели и свою мать. Именно в одну из таких ночных оргий  Император неожиданно умер, не успев назначить себе преемника.

Смерть императора сумели скрыть даже от придворных. Обьявили об этом лишь во время коронации любимого племянника. К тому времени, его успели женить на племяннице империатрицы Феодоры. Это произошло в ноябре 565 года.

Арабы называли византийцев «румийцами». Собственно говоря, сами жители гордились тем, что являются поддаными Восточной Римской Империи. На первый взгляд, устои в Византии резко отличались от языческих обычаев и обрядов. Правосланая Церковь здесь пользовалась не только высшим авторитетом, но и семейным почитанием.

Балкарцы, славяне, армяне, сербы, кельты, евреи, сирийцы и даже арабы отличались набожностью. Их женщины хоть и были бесправны, но скрывали лица свои от посторонних, не выходили из специальных женских горниц, если в доме были посторонние мужчины.

Считалось грехом, если в брачную ночь обнаруживалось, что невеста, уже оказывается, лишена девственности. За это могли жестоко покарать. В определённых спорных ситуациях, первозданность  невесты проверялась лично священником. Причём, не только традиционное целомудрие, но и анальное. Как это проверялось, не знает никто, даже современные проктологи.

Под запретом было и  многожёнство. Но чисто условно. У богатых вельмож было достаточно рабынь, которые и днём и ночью могли заменять  им жён. Необузданностью нрава отличался и сам Император Юстин Второй.  Помимо собственной матери и сестры, он не пропускал случая, чтобы не уложить в постель близких родственников. Как своих, так и придворных, полководцев, чиновников всех рангов.

Он соорудил известные бани Тавра, названные в честь жены Софии. Не столько для очищения, сколько для удовольствий. Он устраивал там шумные оргии с участием не только жены, её и своей матери, сестёр, но и приглашал на них обычных проституток всех мыслимых и немыслимых возрастов.

Если быть честным, Древний Рим в сравнении с Византией выглядел образцом благодетели.  О знаменитых римских оргиях, вакханалиях и всяческих извращениях, здесь вспоминали, как о сказках для детей.

К 571 году, когда появился на свет Пророк Мухаммед, Юстин Второй успел потерять внушительную часть своей Империи. Его последней надеждой в бесконечных войнах с Персией оставалась Армения. После неоднократного поражения своих войск от персов, Юстин решил поднять армян против Хосрова Первого. Наместник Мамикон был рад такому совпадению интересов, и отправил к Императору Юстину Второму весь свой гарем, состоящий из четырёх жён и десяти наложниц.

В обмен на это армянское восстание получило подмогу в 10 тысяч всадников под командованием Тиберия, бывшего конюха, а затем любовника Империатрицы Софии. Восстание было подавлено, а Тиберий едва избежал плена. Но тем не менее, был встречен Империатрицей ласками и любовью. К тому времени, Юстин Второй заметно подоравл своё здоровье. И даже свихнулся. Его стали замечать сношающимся с козой, и даже львицей.

Софии пришлось уговорить царствующего супруга посадить на трон своего великолепного «жеребца». Тиберий, имеющий богатый опыт обьезжать кобылиц, стал следующим Императором Восточной Римской Империи. Но это произошло уже позже.

Позволь мне вернуться к главному. К тому времени города и поселения Византии всегда были полны арабскими торговцами, перекупщиками, кочевниками и паломниками. Некоторым из них импонировало единобожие, которое уже давно здесь практиковалось большинством населения. В отличие от Мекки и Медины, народ здесь не поклонялся идолам. Многие носили на себе кресты, многократно на дню молились, называли Христа своим единственным Богом.

Нашлись среди арабов такие, кто после общения с византийцами, добровольно приняли единобожие. Более того, призывали к этому и своих соплеменников. Правда, этому новому движению в Мекке и Медине не нашлось достойной поддержки. Поклонники единобожия стали именовать Всевышнего арабским словом «Аллах», а себя самих - «ханифами».

Постепенно «ханифизм» стал расширяться. Толкователи этой философии приводили в пример Пророка Ибрахима, который одним из первых признал Аллаха единственным  Творцом мироздания. Их противники до хрипоты доказывали, что нельзя доверять Ибрахиму, который был рождён иудеем. Между тем,  принадлежность Авраама к еврейству была истиной! Хотя это трудно обьяснить муллам сегодня.

Вернёмся однако в Мекку, где произошло одно из таинств в Истории человечества. Этот месяц много лет спустя на Востоке станут именовать Раби аль-авваль. То было двенадцатое утро обычного весеннего месяца 571 года. Заметь:  от рождения Христа. По нашему – 22 апреля. Обрати внимание: в апреле рождаются либо гении, либо демоны. Я до сих пор так и не поняла: ты гений, или мой вечный демон!

В ночь перед этим Амина проснулась от ощущения, что в доме есть посторонний человек. Зажгла свечу у кровати и ...испугалась. Напротив неё в правом углу, подогнув под себя ноги, сидел глубокий старик. Издалека, в полумраке, ей показалось, что это её ненавистный тесть. Амина уже было собралась звать на помощь, но старик поднял руку с посохом.

Теперь он стал напоминать ей шейха племени бедуинов: «Не бойся меня, я не из тех, кто нарушает волю Аллаха. Я – ханиф, и нахожусь здесь только потому, что ты скоро разрешишься от бремени. И это будет во славу Аллаха. Ибо Всевышний наделил тебя чадом, который принесёт нам рэхм (милосердие).»

Амина слышала о философском движении «ханифов». Последователей этой религии было немного. Им мало, кто доверял. Ибо они признавали  единого Бога и отвергали многобожие и идолов. Согласно их вере, мужчины совершали обряд обрезания, женщины оберегали целомудрие до брака, у них был запрет на прелюбодеяния и они соблюдали приличия. Именно поэтому большинство племён не допускали их до своих домов.

Они молча смотрели друг другу в глаза. Амина даже не посмела спросить, как он проник в её дом. Но ханиф, словно читал её мысли: «Я вошёл также, как и исчезну – незаметно для тебя. Хочу лишь сообщить: ты освободишься от бремени без трудностей. Рассвет принесёт облегчение не только тебе, но и всему безбожному миру. А вслед за  курайши и остальные племена будут вспоминать о тебе добрым словом, ты станешь матерью всех мусульман.»

После этих слов,  неожиданно в комнату сквозь толщу стен  проник ярко-жёлтый ослепляющий свет. Старик поднял руку и поток сузился до  луча и остановился у постели Амины. Его голос, напоминающий звук аль-уда (музыкальный инструмент), обьяснил: «Знаешь ли ты? В этот миг в  далёкой Персии, в святилище у поклонников Бога Заратуштра  погас огонь, горевший там тысячу лет.»

Лучик света поднялся к ногам Амины и остановился у пупка. Старик продолжил:  «Этот  луч света означает, что у Царя Хосрова на руках кровь  наложницы твоего покойного супруга».

Она поняла, что Царь Хосров убил Зухру, племянницу своей жены, после того, как его  всадники застали её опороченной в постели с рабом. Вслед за этим старик промолвил:  «В Руме (Византии) Император Юстин лишился рассудка. Говорят, даже он стал сношаться с собственной кобылой.  Его заменят на конюха.»

Она боялась прервать, хотя жаждала узнать его имя. Старик вновь услышал её вопрос, словно она спросила его вслух: «Я - Пророк Ибрахим. Некоторые зовут меня Авраамом, другие - Ханифом. Для тебя я всего лишь Посланник Аллаха. Явился, чтобы сообщить о рождении посланника,  Расул-Аллах. Береги честь и достоинство, тебе предстоит услышать много предложений от мужчин, которые тебя окружают. И честных, и сомнительных. Держись подальше от соблазнов. Не забудь побывать на могиле Абдаллах, перед тем как увидишься с ним в Раю.»

Затем старик встал, опираясь на свой посох:« Роды твои не будут болезненными. Я уже оповестил всех женщин, которые будут тебе прислуживать.  Посланника примет рабыня по имени Шифа. Она скоро будет здесь.»

Его рука опустилась на её живот, затем поднялась к своему лицу, и она услышала два слова «Аллаху акбар.» И он исчез также бесшумно, как появился. За окном Амина увидела первые солнечные лучи. Раскрыв свои отяжелевшие веки, она вдруг увидела вокруг себя много женщин. Её губы были высохшими,  мучала жажда. Сестра матери Сафия протянула ей прохладный шербет.

Почувствовала облегчение, будто некая птица обдала её своим крылом. Она даже не поняла, как родила. Лишь услышала звук младенца. Он уже был на руках Шифа. Новорожденный был полусогнут, словно совершал земной поклон. На его спине была заметна родинка чуть ниже шеи, ближе к левому плечу. Это была  Печать Пророка.

Взяв его на руки, к ней с удивлением обратилась Сафия: «В это трудно поверить! Но Он родился уже обрезанным!»  Женщины замерли с нескрываемым восхищением: о таком чуде никто из них даже не слышал.

ГЛАВА 5.

ВСЕДОЗВОЛЕННОСТЬ.
«Когда прекратится разврат, тогда вернётся вера.»
Пророк Мухаммед.

«Империатрица София с опасением наблюдала за ухудшающимся с каждым днём состоянием супруга. Политическая недальновидность, физическая слабость, ментальные отклонения вели Византию к распаду. Этим могли воспользоваться для смещения его с трона.  Ей сообщали, что двоюродный брат Императора, сын его дяди Германа, готовит дворцовый переворот.

После недолгих размышлений она пришла к заключению, что должна позаботиться о собственном будущем.  Давно обратила внимание на высокого и статного мужлана Тиберия, служившего старшим конюхом, ответственным за размножение скакунов Императора. Он специально закупал у арабов породистых жеребцов для спаривания их с арагунскими кобылицами. Империатрице говорили о нём, как смышлённом молодом человеке.

Империатрица София вошла в загон в самый неудобный момент, когда пара лошадей готовилась к спарке. Когда раздалось характерное  ржание у трёхлетнего жеребца, и он сумел покрыть очаровательную двухлетнюю кобылицу, София вскрикнула от удивления, обратив внимание на длину «копья» скакуна. Тиберий вовремя заметил Империатрицу и успел подхватить на руки, чтобы она не упала на кучу навоза.

София побледнела от глубокого впечатления: «Никогда не могла бы представить себе такое!». Он заботливо вывел Империатрицу на лужайку и усадил на горку чистого сена: «Ваше Величество, не следует так близко воспринимать происшедшее: это всего лишь рядовое событие.»

Уже забывшая про любовные игры Империатрица посмотрела на него взглядом одичавшей самки: «Мне скоро сорок, Тиберий, но я должна тебе признаться: что не могу поверить в то, что увидела! Его «копьё» не может не внушать уважения .... Никогда не испытывала на себе такой мощной страсти. Мой царственный супруг давно остыл ко мне. Он более внимателен  теперь к козам и ослицам, нежели ко мне.»

Тиберия не надо было долго убеждать в такого рода потребности. Там же на сеновале состоялось их близкое знакомство, перешедшее в довольно прочную дружбу. Во всяком случае в самом начале романа.  Империатрица ещё долго оставалась довольна размером «копья» своего конюха.  Через неделю она по достоинству оценила его талант: легко получив согласие Юстина Второго, поручила Тиберию возглавить личную охрану Императора.

Для того чтобы он мог успешно справляться с прямыми обязанностями, София выделила ему роскошный будуар по соседству со своей опочивальней. При этом, велела ему отправить жену и двух дочерей подальше от дворца.

Как обычно происходит, аппетиты у любовника растут быстрее и шире, чем его мужское достоинство: Тиберий вскоре возглавил армию Византии. И первые же походы показали: в военных делах он был ораздо слабее, чем в искусстве любви. По его милости,  Византия очень быстро лишилась многих своих вассальных областей. Особенно чувствительными были потери Армении и Кахетии, перешедшие под влияние Великой Персии.

Софии пришлось отправить с Тиберием тайное послание к Царю Хосрову Первому. Содержание письма так и осталось неизвестным никому, в том числе и Тиберию. Между тем, в нём София просила о перемирии, а взамен обещала прислать царю в подарок  свою дочь «на пару персидских ночей». Хотя дочь была обещана Тиберию в жёны.

На обратном пути Тиберий провёл несколько дней в Мекке, представившись вождю курайши аль Муталлибу, как приёмный сын Императора Юстина и его царственной супруги. Его приняли с большими почестями.  Но то, что он увидел в этом благословенном городе так поразило его, что он оставался под впечатлением увиденного всю свою оставшуюся жизнь. 

Сегодня вряд ли кто-то из истиных мусульман представляет себе, как выглядел образ жизни в Мекке и Медине в период до Ислама. Есть десятки свидетельств того, что и городские жители, и кочевники того времени не очень ограничивали себя в повседневной жизни. Здесь в буквальном смысле, дозволялось всё, что доступно, всё что доставляет удовольствие, всё что приносит пользу и достаток. И это касалось всего движимого и недвижимого имущества.

Начнём с того, что среди язычников считалось вполне нормальным повседневное пьянство. Вино и пиво разливалось с самого утра. И утреннее опьянение обозначалось словом «сабух». Завершалась пьянка  поздней ночью. После заката эти удовольствия назывались иначе -  «габух». Но суть не менялась.

Надо сказать, женская половина отдавалась спиртному раньше, чем мужчины: с самого раннего детства. А что касается замужних и пожилых,  то потребление алкоголя очень часто сопровождалось сексуальным развратом. Причём, на виду у всех остальных членов семьи, или даже клана.

Самым невинным развлечением считались азартные игры - «аль-майсир». Первые «казино» зародились среди арабов.  Большого разнообразия не было: обычные игральные кости, нарды, шахматы,  скачки верблюдов и коней, петушиные и псиные бои. Всё зависело от ваших предпочтений и социальной лестницы.

Особой популярностью пользовались кости. Их бросаали в надежде на удачу взрослые и дети, мужчины и женщины, купцы и ремесленники, пастухи и поэты. Ставки начинались с динара и могли завершиться человеческим телом. Причём, в последнем случае оговаривались даже предпочтительные позы.

Особым рвением отличались одурманенные винными парами женщины. Проигрывались не только целые стада верблюдов, пастбища и оазисы,  жилища и имущества. Могли выставить на кон и самих себя, своих невольников и невольниц. Встречались и такие, кто проигрывал мужей и сыновей, жён и дочерей  на одну или несколько ночей.

Азартные игры сопровождались беспредельным пьянством и  завершались прелюбодеянием. Зачастую, прилюдным. У многих влиятельных купцов и ростовщиков гаремы служили предметом расплаты за проигрыш вместо наличных.

В повседневном общении между членами семьи и клана, родственниками и приятелями, гостями и при сделках в обиходе была совершенно свободная лексика, допускались откровенно непотребные слова.  Даже в присутствии детей обоих полов и всех возрастов.  Самым популярным выражением гнева служила угроза совершить половой акт с вашей матерью, женой и дочерью.

Собственно говоря, эти выражения сохранились и по сей день. Но в отличие от современных непотребностей, наши арабские предки могли вкладывать в эти выражения и противоположный смысл: это могло звучать и как комплимент, или грубая лесть. В поэзии, которая почиталась среди арабов,  сексуальные домогательства отражались, как своего рода мечта побывать в той или иной части тела ваших ближайших родственников женского пола.

Были развлечения и другого свойства. В определённые дни неподалёку от Каабы разгорались костры, над ними возвышались огромные котлы, в которых варилась пища. Тут же рядом резали верблюдов, овец и другую живность. Еда, вино и пиво лились рекой и раздавались бесплатно, в виде благотворительности. Племена и кланы соревновались в богатстве, пытались удивить друг друга щедростью и размахом.

От избытка алкоголя, звука свирелей, бубен и свистов паломники и паломницы постепенно входили в некий экстаз. Пляски и призывы к божествам незаметно приводили к возбуждению толпы. И вскоре многократный обход вокруг чёрного камня приобретал откровенно эротический характер. Народ готовился к разврату. Толпа начинала призывать к Аллаху: «Я здесь, перед тобой!». Считалось, что человек должен предстать таким, каким он появился на свет: нагим.

Первыми избавлялись от одежды убелённые сединой старики. Вслед за ними обнажались мужчины и юноши. Не заставяли себя долго ждать и женщины. Начиная от пожилых, но всё ещё привлекательных, заканчивая совсем ещё юными девочками, все скидывали с себя покрывала и шаровары. Их танцующие обнажённые формы возбуждали идущих рядом незнакомых мужчин, у большинства начиналась эрекция.

Паломничество сопровождалось телодвижениями, изображающими различные позы интимной близости. Находились и те, кто от изображений переходили к исполнению актов соития, с  демонстрацией всех нюансов, включая громкие оргазмы.  В это трудно поверить, но прилюдный секс  во время праздничного паломничества считался ко всему прочему богоугодным делом.

В один из таких празднеств, Хадиджа вместе с родственницами расположились возле котла с горячей пищей, которой угощал толпу её богатый и влиятельный отец, Хувайлид ибн Асад. День только ещё начинался, но её подружки уже успели вкусить вина и утолить голод. Одна из них, миловидная Фатима шепнула Хадидже: «Мне нравится тот пожилой мужчина, который только что присоединился к паломникам. Интересно, кто он?»

«Пожилым мужчиной» оказался младший сын аль-Муталлиба,  тридцатитрёхлетний Абу Талиб. Хадиджа его знала: «Он хоть не богат, как его отец, но говорят, умён и добр.  Кстати, я слышала после смерти брата он хотел жениться на его вдове, но Амина отказала ему. Может ты попробуешь его соблазнить?» Подружка прикусила палец: «Если это Абу Талиб, то он приходится мне троюродным братом. Слышала,  наши деды были родные братья!»

Хадиджа шлёпнула её по заду: «В таком случае, я бы посоветовала тебе не присоединяться сегодня к паломникам, не снимать с себя одежды,  а просто проследи за ним, за его повадками. Если он решит раздеться, то можешь убедиться в его мужских достоинствах. Считай, что тебе повезло.»

В это время из толпы вышел довольно старый, согнутый пополам и еле передвигающийся монах. Он медленно подошёл к девушкам и попросил еды и вина. Усевшись неподалёку, он долго разглядывал Хадиджу. После того, как наелся и напился, монах, одетый в длинный потёртый халат с крестом на груди, спросил её: «Не ты ли дочь Хувайлида ибн Асад и его второй жены Фатимы бинт Зайид?»

Хадиджа удивлённо кивнула. Он задал ещё один странный вопрос: «Ты уже достигла зрелости? Ведь тебе уже 15, не так ли?» Девушка улыбнулась: «Пока ещё только 14, но уже готова стать матерью.» Старик повернулся, чтобы уйти, но потом вдруг вернулся: «Тебе предстоит три раза иметь брачную ночь. Двое из мужей покинут этот мир раньше, чем должны. А вот твой третий муж ещё только родился на свет. Он осчастливит не только тебя и твоё потомство, но и возвеличит умму, а затем - полмира.»

Спустя десятилетия после этого Хадиджа вспомнит об этих словах монаха, покидая этот мир на руках любящего её Мухаммеда.


 ГЛАВА 6.
ЖЕНЩИНЫ.

«Любая женщина, которой остался доволен муж, попадает в рай.»
Пророк Мухаммед.



"Одни богословы утверждают, что у Пророка было 23 жены. Другие уверены, что это преувеличение, и Мухаммед женился всего 13 раз. Но судя по тому, что многие арабские племена претендовали на близкое родство с Пророком, Мухаммед в действительности был способен осчастливить более сорока женщин. Правда среди них были те, которых он приблизил к себе не только физически, но и духовно.

И первой в этом коротком списке была Хадиджа бин Хувайлид. По воспоминаниям самого Пророка и его женщин, Хадиджа отличалась особой привлекательностью. Её женственность, умение держаться достойно и избегать сплетен была известна ещё с юности. Дом её отца Хувайлида ибн Асада осаждался сватами по достижению Хадиджы десяти-двеннадцати лет.

В отличие от своих сверстниц, большинство из которых слепо подчинялись воле родителей, Хадиджа добилась того, что её родители спрашивали её, прежде чем ответить сватам. В списке отверженных ею насчитывались две дюжины известных в Мекке и Медине крупных торговцев, богатых купцов и даже приближённые из царского двора Персидского шахиншаха. Помимо всего прочего, Хадиджа обладала талантом видеть в женихах те недостатки, которых многие не замечали.

Но когда юная Хадиджа увидела купца Усайик ибн Абида, она отозвала своего отца и шепнула ему: «Я готова лишиться девственности с этим мужчиной.» Ей в те дни исполнилось пятнадцать. Первая же брачная ночь доказала Хадидже, что она не ошиблась в выборе мужа. Усаййик лишал её целомудрия не спеша, с нежностью и заботливостью. Он оказался достойным, правда слабым в постели мужчиной.

Она лишилась целомудрия лишь на третью ночь, и по совпадению  в то самое утро, когда Амина разрешилась от бремени, подарив аль-Муталлибу внука Мухаммеда. Хадидже сообщили о том, что у неё родился ещё один внучатый кузен, когда она осчастливила супруга признанием: «Ты наконец, овладел мной. Теперь я женщина.»

Когда Хадиджа обьявила Усаййик о своей первой беременности, Мухаммед был неожиданно оторван от материнской груди.  Амине пришлось это сделать не по собственной воле. Не проходило дня, чтобы её свёкр и опекун аль-Муталлиб не наносил визит к ней, зная точное время кормлений. К тому времени, он уже порядком ослаб, как мужчина, да и Амина по-прежнему была категорически против близости со свёкром.

Но как это обычно происходит со стариками, он не мог наесться «глазами»: издали наслаждался  картиной кормления. Усаживался прямо напротив, подогнув под себя ноги, и пожирал глазами белую пышную грудь Амины.  И всякий раз, дождавшись конца кормления,  повторял пуская слюну: «Твоя грудь слишком хороша, чтобы самой кормить его. Пусть Мухаммед сосёт грудь кормилицы.» Поразмыслив, Амина нашла в этом удобный повод, чтобы избавиться от назойливого развратника.

У Мухаммеда появилось сразу несколько кандидаток в кормилицы. Но первый выбор дедушки остановился  на наложнице Сувайбе. Белокожая, как иней,  горячая словно домашняя лепёшка, Сувайба слыла женщиной, о которой мечтают многие. Она вскормила ещё первого внука хозяина,  Абдаль-Узза по кличке Абу Лахаб. Ей тогда было всего двеннадцать.

С тех пор аль-Муталлиб следил за тем, чтобы Сувайба регулярно вынашивала в чреве дитя, чтобы сохранять способность к кормлению. К старости, уже не обладая нужными для этого силами, аль-Муталлиб спаривал её с эфиопским рабом. Это происходило примерно так,  как это обычно делают с верблюдицами и кобылицами.

Молока у Сувайбы всегда было с избытком. Мухаммеда она стала кормить, уже в возрасте тридцати с небольшим. Мухаммед не только привык к ней, но и запомнил на всю жизнь. В его памяти особенно сохранился её запах и улыбка на лице. Правда, было и то, чего не хотелось вспоминать: зачастую дед среди ночи заставлял её  раздеваться догола и вступать в близость с эфиопским невольником. А сам при этом, усевшись в углу,  находил удовлетворение.

Узнав каким-то образом об этом, Амина забрала сына к себе, и с тех пор никуда уже его не отпускала. Однажды когда Мухаммеду исполнилось шесть, матери приснился покойный муж, Абдаллах: «Ты так и не показала мне моего сына.» Амина наспех собрала всё необходимое и вместе с сыном и рабыней  по имени Барака отправилась навестить могилу супруга в Медине.

Это путешествие оказалось с трагическим концом: на обратном пути Амина загадочным образом серьёзно заболела и скоропостижно скончалась в возрасте 28 лет в местечке Аль-Абва, между Меккой и Мединой . Вслед за этим умер и дед, аль-Муталлиб. И с того дня Мухаммед рос круглым сиротой под опекой своего дяди Абу Талиба.

К тому времени Хадиджа бинт Хувайлид успела родить в браке сына и дочь. Её супруг Усаййик был намного старше Хадиджы. Уже будучи достаточно пожилым,  продолжал много путешествовать. Особенно ему приглянулась Персия и её новые  законы и традиции.

Его как-то пригласил в гости фаворит падишаха,  главный священнослужитель Ирана философ Маздак. В Персии как мы уже знаем, шах Кавад Первый приблизил к трону своего любовника Маздака. По слухам этот Маздак обладал не только уникальным мужским достоинством, но и харизматическим талантом убеждать людей. Этот матёрый развратник умудрялся укладывать в свою постель не только шахиншаха, не только его любимую красавицу жену, но и практически весь гарем.

Ко всему прочему, он владел  искусством проповедовать, насаждать философию и распространять влияние. Это Маздак сумел талантливо «окрасить» учение зороастризма элементами  «общего равноправия». С его помощью в Персии началось движение впоследствие известное, как «маздакизм». Это обновленная философия огнепоклонников провозглашала свободу нравственности, принцип совместного владения недвижимостью, доходами и имуществом.

Ему удалось произвести в Персии «революцию». За короткий срок при полной поддержке шаха, который не чаял в нём души,  его учение привлекло симпатии сотен тысяч простых граждан, обедневших слоев. Они вдруг обнаружили равные права с богатыми купцами, чиновниками, военноначальниками и царедворцами. «Маздакизм» обьявлял, что имущества любого перса в равной степени принадлежат всем и каждому.

Но вишенкой на торте было утверждение о том, что все женщины являются общим достоянием, и невправе отказать в любви и сожительстве любому возжелавшему. Вскоре во многих домах стало «модным» приглашать друзей и приятелей на оргии. Щедрые пиршества и обильная выпивка сопровождалась прелюбодеянием с женщинами хозяина дома: не только с наложницами и рабынями, но и жёнами!

Увидев вокруг себя огромное число персидских, грузинских и армянских красавиц, Усаййик буквально спустил на них половину своего состояния. В одну из ночей, вернувшийся домой Усаййик не выдержал ночи любви со своей наложницей.

Он скончался на руках у юной персиянки по имени Талэх, что в переводе «судьба».  По распоряжению Маздака его тело захоронили там же во дворе дома. Хадиджа хоронила супруга без особых сожалений. Но при этом в один час удвоила своё состояние и взялась за управление его торговым делом.

В поминальные дни среди близких родствеников дом Хадиджы посетил и юный Мухаммед. Это была их первая встреча. Когда он выразив соболезнования, хотел покинуть дом, Хадиджа попросила его остаться. Уже тогда обладая загадочным талантом познавать мужчин, она решила распросить дальнего кузена о новостях из Персии:

«Говорят,  традиция делиться женщинами стала очень  популярной. Мужчинам в Иране это по вкусу. Особенно среди нижних этажей общества и со средним достатком. Многим доставляет наслаждение возможность попробовать «с чужого стола». Что ты думаешь, это может угрожать женщинам Мекки и Медины?»

Глаза Мухаммеда, яркие как звёзды, вдруг потухли: «К сожалению, это так. Многим даже здесь у нас нравится напившись допьяна,  наблюдать, как сосед оседлал его собственную жену. Обычно это происходит с теми, кто уже остыл к своей женщине. Многие рогоносцы признаются, что бывают удивлены избытком страсти у собственных жён, после соития с посторонним. Ведь давно известно: самый вкусный финик растёт в в штанах у соседа».

Хадидже понравились мысли совсем ещё юного Мухаммеда: «Опасность в том, что примеры «дружеского» разврата стали подавать в самых именитых домах, начиная с царского дворца. По городам и сёлам стали распространяться истории, от которых вянут уши у незамужних, возбуждаются самые порядочные и удивляются самые извращённые».

Мухаммед задумался, а затем с сожалением в голосе добавил: «Постепенно эти «нравы» могут преодолеть границы Ирана. Нам с тобой хорошо известно, что Мекка и Медина давно живут на грани приличия. Наши порядки уже мало, чем отличаются от персидских. Я слышал, что даже небольшие Армения и Гурджистан,  которые давно приняли христианство, уже погрязли в разврате и пороках. И этот беспредел несомненно достигнет и нашего клана курайши.»

После этой беседы Хадиджа долго размышляла о своей судьбе. Уговоры родителей вновь выйти  замуж она отвергла: «Мне нужен тот, который не будет мечтать о второй и третьей жене. А таких женихов практически нет.» Но оказалось, ей предстояло  ошибиться снова.

В Медине проживала богатая семья из влиятельной еврейской общины. Обладатель баснословного состояния ювелир в четвёртом поколении Абу Хала ибн Малик был всё ещё холост, несмотря на свои пятьдесят с хвостиком. Причина была проста: его уже многие годы обкрутила родная тётя Рахиль, младшая сестра покойной матери. Рахиль мечтала женить его на себе. Но этому противился старейшина племени: Тора запрещала брак между близкими родственниками.

Узнав о том, что её дальняя родня, Хаджиджа благополучно овдовела, Рахиль решила женить племянника, чтобы был всегда под рукой. Она с нетерпением ждала возвращения племянника из далёкого путешествия. Между тем, Абу Хала надолго задержался при дворе грузинского царя.

Последний грузинский царь Бакур Третьий был человеком недалёким. Привёл страну к полному развалу. Он не только сам погряз в пьянстве, разврате и долгах, но и позволил христианской стране открыто «флиртовать» с дурным персидским влиянием. При Бакуре Грузия постепенно теряла даже честь.

Завышенные налоги привели к разрухе в землепашестве. Землевладельцы не имели достаточных доходов, чтобы прокормить семьи. Набеги кочевников из племени аланов оставляли после себя опустошённые дома, разграбленные виноградники, изнасилованных женщин и изуродованных стариков.

Юношей уводили в рабство, девушек продавали в гаремы. Пытаясь избежать этой участи, некогда гордые грузинки были готовы на самые сомнительные связи с состоятельными иноземцами, которые умело насаждали  ценности «маздакизма». Или, говоря попроще извращения.

Народ постепенно терял достоинство. Очень скоро формально независимая Иберия превратилась в вассальную область эротической Персии. Дворец царя имел плачевный вид. Последняя жена Бакура Третьего, на руках которой он и скончался, шестнадцатилетняя Мзевинар из рода Гуриэли к тому времени уже успела сблизиться с ювелиром  из Медины Абу Хала ибн Малик. Они сошлись в её опочивальне ещё при жизни Бакура. И вскоре это уже не стало тайной для царя.

Еврей из Медины был высоким и статным. Обладал самой разветвлённой сетью, торгующей ювелирными изделиями от Византии до Кавказской Албании. Мзевинар сумела покорить его сердце не только своей изумительной красотой, но и гибким умом. После царских похорон она со спокойной совестью  присоединилась к каравану Абу Хала и направилась в Медину. Там первым делом ювелир быстро оформил свои отношения с юной красавицей из Грузии.

Рахиль была ошеломлена новым увлечением племянника. Пригрозила ему разоблачениями о нарушениях Торы. Испугавшийся Абу Хала скрыл от Рахиль свой брак, удалил Мзевинар подальше от Медины и согласился сосватать кузину Рахиль, Хадиджу из Мекки.

Увидев жениха и зная о его финансовом состоянии, Хадиджа уговорила отца дать согласие на замужество. Их первая брачная ночь не была уж очень волнительной. Муженёк оказался с достоинством ниже среднего. И если Мзевинар терпела это по известным причинам, то Хадиджа старалась держать его подальше от супружеской постели.

Тем не менее, как это обычно бывает, неизвестно как и каким образом Хадиджа вскоре подарила мужу сына, а затем и дочь. И только спустя годы после его смерти, Хадиджа узнала, что одновременно с ней дважды рожала и грузинская царица Мзевинар.

Спустя лет пять после двух свадеб, Абу Хала успешно скончался в постели родной тёти Рахиль,  оставив огромное наследство лишь для одной из трёх женщин. Это была   Хадиджа бинт Хувайлид.

Шёл 596-й  год  от рождества Христова, и Мухаммеду, который давно ей приглянулся,  исполнилось двадцать пять.


 ГЛАВА 7.

ПЕРВАЯ БЛИЗОСТЬ.
«Аллах сотворил женщин для успокоения, любви и милосердия.»
Пророк Мухаммед.

«Принято считать, что Хадиджа была первой женщиной, которая овладела сердцем Мухаммеда. Но это не так. Да, она была его первой и до самой её смерти единственной женой. Но не первой любовью. Была в его жизни та, которая не только познала его раньше, но оставила глубокую память о её этносе.

Благословенна была та ночь любви, которую они провели в обьятиях друг друга. Двадцатилетний Мухаммед и тринадцатилетняя Бюравет бинт Вахб. Она была дочерью армянской княжны Сати и Вахба ибн Манафа, родного отца Амины, матери Мухаммеда. Получается, она приходилась ему сводной тётей.

По наследству, доставшемуся от матери, а затем и дедушки, Сати с дочерью оказались  в собственности Мухаммеда.  Очаровательная армянка из рода Мамиконян,  муж которой был известным нахараром (феодальным дворянином) Сурен Мамиконян, ещё в юном возрасте, совершая паломничество в Мекку, была захвачена в наложницы, и попала в семью деда Мухаммеда Вахба ибн абд Манафа. После рождения дочери, Вахб решил узаконить свои отношения с Сати.

Став самостоятельным хозяином дома, молодой Мухаммед предложил ей полную свободу: «Ты служила роду курайши достойно и благочестиво. Знаю, что всё ещё сохранила свою веру в Иисуса. Это говорит о твоей последовательности. Если ты всё ещё хотела бы вернуться в родные края, я могу предоставить тебе полную свободу. Можешь расчитывать на четверть моего не столь богатого состояния.»

Сати,  уже достигшая пятидесяти лет, ответила ему со всем уважением: «Вряд ли в Армении меня  ожидают приятные новости. Ведь для моих родичей я давно обесчещена иноверцами,  и прощения мне нет. Другое дело моя единственная дочь, которая и тебе приходится не чужой. Она целомудрена и не в ответе за мои грехи. Бюравет прослышала о твоих планах совершить торговую сделку в Персии. Не соблаговолишь ли взять её с собой. Пусть увидит землю, откуда мы родом.»

Торговый караван Мухаммеда достиг Исфахана не скоро и в не самые благополучные времена. По пути они останавливались на ночлег во многих больших и малых городах. Мухаммед старался оберегать Бюравет от неудобств и приключений. Она была удивлена, что за все две недели пути он ни разу не вошёл в её опочивальню и не попытался с ней сблизиться. Даже подумала, что Мухаммед равнодушен к ней.

Тем не менее, они вошли в персидскую Армению в тот самый день, когда марзпан Мушег Второй праздновал приезд в Двин известного полководца Бахрама. К тому времени персидско-византийские войны разрушили многие города и сёла Армении.

Некогда единая страна была разделена на несколько частей. Иранская часть находились под властью Мушега. Однако над ним властвовал назначенный шахом Бахрам.  Он насильственно насаждал среди армян-христиан зораострийскую веру. Не было ни одной мало-мальски привлекательной армянки, понравившейся Бахраму, чтобы он не заполучил её хотя бы на одну ночь.

Разврат и коррумпированность персидской армии вызывала серьёзную непрязнь со стороны армянских дворянских семей. Нахарары, спарпеты, азаты и мелики пытались оградить своих женщин от откровенных разгулов и посягательств персов. Но их мелкие разрозненные отряды всадников не могли справиться с регулярной армией.

Не было особой защиты и со стороны христианского Восточного Рима. Императоры один за другим предавали армян, несмотря на щедрость подарков, включающих в том числе и красивых армянок. Гарем Императора регулярно обновлялся красавицами из Армении и Грузии.

Временное затишье наступило, когда его совсем не ждали. В 589-м году в Персию вторглась огромная армия тюрков во главе с полководцем Савэшахом. Это произошло столь молниеносно и коварно, что иранские войска вынуждены были спешно отступить.

Шахиншах Ормизд Четвёртый был окончательно растерян. Он не знал даже, на кого из военначальников возложить руководство своей армией. Ситуация осожнялась ещё и тем, что сам шах был сыном турчанки Факимы. А персы в большинстве своём считали, что тюрок не может править Ираном.

В одну из ночей к опечаленному шахиншаху вошла любимая им жена, дочь армянского марзпана Мушега Второго Мамиконяна, семнадцатилетняя Эрминэ: «Знаю, что гнетёт моего возлюбленного супруга. Прошлой ночью мне явилась святая Матерь Божья, чтобы назвать имя того полководца, который спасёт наш трон.»

Ормизд заметно ожил. Посадил её между своих колен, опустив ей голову: «Надеюсь, ты не шутишь, мой полумесяц. Мы находимся в слишком большой беде, чтобы насмехаться надо мной!» Эрминэ по обычаю слегка раздвинула его колени и пробралась к «ключу» его сердца, ощущая растущий  интерес. Знала не понаслышке о его строптивом характере, лучше чем кто-либо во дворце.

Ормизд прославился тем, что не задумываясь казнил двух родных братьев, опасаясь переворота. Несколько раз насиловал девочек из богатых семей, не достигших зрелости, а затем ставил клеймо на  их задницы в знак «собственного взятия этих крепостей». Однажды после ослепительной ночи любви с тремя наложницами из Азербайджана, он отравил всех троих, лишь за то, что они втайне от него уснувшего, занялись любовью между собой.

Эрминэ прекрасно понимала, что с таким грозным шахом шутить опасно. Когда она почувствовала, насколько её хочет падишах, прошептала еле слышно: «Я всего лишь пытаюсь помочь тебе, и могу назвать имя того, на кого указала Святая Мария, мать Иисуса.» Перекрестившись, она добавила:  «Это полководец Бахрам. Тот самый, которому ты сам поручил владеть всей Арменией и Азербайджаном.»

Услышав имя военноначальника своей армии, Ормизд расслабил свои руки на её локонах и приподнял к своим уже озверевшим глазам: «Ты не первая, кто предлагает мне Бахрама. Его имя среди прочих назвал вчера и мой советник Исфендияр.»

Затем он тяжело поднял изящную Эрминэ на своих руках и направился в сторону небольшого круглого бассейна, по пути сбрасывая с неё одежды. Когда он вошёл в неё, она впервые испугалась: его глаза наполнились кровью. Наутро шахиншах отдал распоряжение о назначении Бахрама главнокомандующим персидским войском.

При этом, он даже не подозревал, что его любимая Эрминэ уже полгода, как состояла в тайной близости с Бахрамом. Поководец очаровал шахиню своим высоким ростом и статностью, молодостью и амбициозностью. Не случайно Бахрама в народе нарекли кличкой «Чубин», что означает «копьё».

Попав под его мужские чары, Эрминэ убедилась в том, что его «копьё» способно взять любую царскую крепость. Они стали встречаться тайно и крайне редко, опасаясь вызвать подозрения. Вкусив единожды армянского фрукта с царского стола, полководец проникся искренней любовью к Эрминэ. В порыве страсти обещал даже на ней жениться, хотя тогда и не знал, насколько это возможно.

В тот вечер Бахрам был гостем марзпана Мушега Второго и ожидал свидания со своей возлюбленной. Доверенный всадник  уже привёз ему весточку от шахини Эрминэ: «Ты назначен главным в военном походе. Я буду в Двине у отца, чтобы получить свою награду.»

Между тем, Мушег Второй приходился также внучатым племянником той самой Сати, которая уже давно жила в  клане курайши в Мекке. Караван Мухаммеда с шелками из Сирии, медью из Месопотамии, десятком рабынь из Эфиопии вошёл в столицу Двин ближе к вечеру. И уже спустя час епископ Саркис доложил марзпану  о том, что вместе с караваном из Мекки прибыла дальняя родственница Мушега, княжна из рода Мамиконян, Бюравет бинт Вахб.

Марзпан Мушег в это время принимал у себя Бахрама «Чубина». Застолье было в самом разгаре, когда им сообщили о караване из Мекки. Мушег рапорядился, чтобы хозяина каравана и его спутницу срочно доставили во дворец, и обратился к Бахраму: «Если это действительно дочь Сати, то должна быть неописуемой красоты.» Бахрам в ответ покачал головой: «Только не для меня. У меня назначена тайная встреча с другой красавицей. И тебе это хорошо известно.»

Мушег разумеется, знал, о ком идёт речь. Ведь именно в его доме шахиня Эрминэ, его любимая дочь впервые увидела Бахрама и влюбилась в него. Мушег до сих пор помнит слёзы на её глазах и слова: «Даже если Ормизд меня казнит, я всё равно отдамся ему.» И отдалась в доме отца.

Мухаммеда разыскали ближе к полуночи, когда он уже собирался спать. К нему постучалась Бюравет: «Прости меня, но нас кажется хотят арестовать. Тут двое стражников, которые знают меня по имени.» Мухаммед успокоил её: «Нет причин беспокоиться. Купцов не принято арестовывать. Судя по всему, тебя разыскивает твой родич, которого оповестили о нашем приезде. Значит, он хозяин этих земель, если имеет такую власть.»

Марзпан встретил их в тронном зале с улыбкой на лице: «Я видел твою мать Сати ещё будучи совсем подростком. Ты очень похожа на свою мать.» Он посадил Бюравет справа от себя и велел угостить её едой и шербетом. Затем обратился к Мухаммеду: «Хоть ты и молод, но на твоём лице я вижу глубокий ум и великое будущее. Мне кажется, ты из тех молодых людей, кто много видит, но мало говорит. Поделись со мной, что у тебя на уме, и я поделюсь с тобой своим кошельком.»

Мухаммед поблагодарил марзпана: «Пусть Всевышний Аллах воздаст тебе за доброту. А поделиться с тобой я могу вот чем: лучший из нас тот, кто лучше относится к семье. Ты не забыл о своей семье, живущей на чужбине, насмотря на свой высокий чин. Это говорит о чистоте твоих помыслов.» Он провёл рукой по черной, как смоль бороде и добавил: «Твоя дочь станет дважды царицей, она прославит твой род. И она сейчас слышит нас с тобой.»

В ту же минуту за спиной марзпана медленно и со скрипом открылась тяжёлая потайная дверь. В зал вошёл высокий мужчина, вслед за ним мелькнуло лицо красивой молодой женщины. Это был Бахрам, встретившийся со своей возлюбленной Эрминэ. Он не спеша подсел поближе к Мухаммеду: «Скажи, благородный юноша, что ты имел ввиду, когда дважды возвёл дочь Мушега в царицы?»

Мухаммед прикрыл веки, воздел руки перед собой с открытыми ладонями и с минуту молча помолился. Затем вновь провёл рукой по лицу сверху вниз: «Я всего лишь прислушиваюсь к гласу Аллаха. А Он возведёт тебя на трон. Таким образом,  дочь марзпана во второй раз станет шахиней.»

Их беседу прервал марзпан Мушег: «Я не ошибся в твоей прозорливости и божественности. Скажи мне, во что ты оцениваешь весь свой товар, предназначенный для продажи? Я предлагаю тебе двойную цену. И ты будешь моим личным гостем, на срок, который определишь ты сам.»

Утомлённый гостеприимством Мушега Второго, Мухаммед обрадовался возможности отдохнуть в одном из удобных комнат дворца. Он успел лишь произнести ночную молитву, как услышал лёгкий стук в дверь. Это была Бюравет. Её лицо излучало любовь и страсть. От неё веяло свежескошенной травой и летними цветами. Её руки тянулись к нему с благовением и мольбой. Он впервые услышал призыв ангела: «Хочу в твои обьятия, Мухаммед. Овладей мной, иначе Всевышний нас не простит.» Эта ночь снилась ему потом многие годы. Эту волшебную ночь он имел ввиду, когда уже в 626-м году издал Указ, гласивший: "Нельзя убивать, грабить и насиловать христиан-армян".

Когда они вернулись в Мекку, в Персии произошли события, которые удивили весь мир. Бахрам одержал блестящую победу над Савэшахом. После этого он поднял успешно завершившийся мятеж против Ормизда. В 590-м году короновался шахиншахом Бахрамом Четвёртым. Женился на Эрминэ, которая вновь став шахиней,  родила ему сына.

Правда его царство долго не продержалось. По иронии судьбы его предали армянские войска, нанятые Хосровом, сыном Ормизда. Бахрам бежал к тюркам. Его жена-красавица была пленена Хосровом, изнасилована и казнена. Но сын Эрминэ и Бахрама по имени Михран остался жив и позже прославился в битве с арабами уже при шахе Йердигерде Третьем.

ГЛАВА 8.
БЮРАВЕТ БИНТ ВАХБ.

«Аллах завещает вам относиться к женщинам хорошо».
Пророк Мухаммед.


«Многие мусульмане уверены в том, что Хадиджа познакомилась с Мухаммедом в тот самый день и час, когда она вручила ему достаточно большую сумму для торговой сделки. Это вовсе не так. Хотя бы потому, что они были родственниками. Не раз, видимо, сталкивались в небольшой Мекке на торжествах и поминках.

Мухаммеда знали многие, ибо он был правнуком великого Хашима ибн абд Манафа, основателя рода хашимитов.  Хадиджа была известна тем, что уже подростком была информирована о всех знатных семьях Мекки. Она с юности умела распоряжаться крупным состоянием семьи и налаживать связи.

Кроме того, Абд Манаф ибн Кусай аль-Курайши,  сын которого Хашим ибн Манаф, прадед Мухаммеда, влюбился и женился на еврейке Сальме бинт Амир, был родным братом Абд аль Узза ибн Кусай Курайши. А он в свою очередь приходился прадедом Хадидже бинт Хувайлид. Понимаю, что для многих из нас это чрезвычайно сложная родственная связь, но для клана курайши того времени это была прямая линия родства. Они прекрасно знали друг друга и тесно общались.

До того, как предоставить Мухаммеду солидную сумму денег для торговой операции, произошло немало встреч между ними. К тому времени у Хадиджи уже сложилось о нём довольно интригующее мнение. Она, как знающая себе цену женщина, явно старалась привлечь  его внимание. Так поступают властные и привлекательные, у которых намечена конкретная цель.

Надо знать, что Хадиджа приходилась Мухаммеду внучатой тётей. В тот поминальный день после похорон первого мужа состоялась примечательная встреча и краткая беседа между ними. Она уже тогда была цветущей тридцатитрёхлетней сочной вдовой, жаждущей любви. Мухаммед был  юным, но уже возмужавшим харизматичным племянником.

Они обменялись вежливым приветствием, принятым по традициям того времени. И уже тогда она обратила внимание на его загадочный взгляд, внушительную осанку и самое главное – чарующий голос. Лёгкое заикание делало Мухаммеда неповторимым.

Беседа шла вокруг распространявшегося всё больше и больше разврата, идущего из Персии. Хадиджа, как мы уже знаем, тогда услышала его мнение об опасности распущенности для мекканских семей. Ей понравилось, что Мухаммед в отличие от многих даже убелённых сединой старейшин был категорически против обращения с женщинами, как с товаром для купли, продажи, проигрыша в азартных играх, публичных развлечениях.

Когда Мухаммед и остальные гости разошлись, Хадиджа никак не могла забыть его речь, его мысли, его глаза.  Она буквально не находила себе места. Не знала, кому выплеснуть чувства, переполнявшие её сердце. Он будто заколдовал её.

Она провела всю ночь в откровенной беседе со своей лучшей подругой Нафисой бинт Умаййа. Впервые призналась, что Мухаммед словно вошёл в её душу навсегда: «Кажется, я влюбилась. И нет снадобья от этой болезни. Боюсь, что он вошёл в меня так глубоко, что я могу потерять покой.  Хочу близости с ним, хочу стать его женой.»

Нафиса, зная Хадиджу с детства, испугалась за неё, решила не оставлять её одну.  Попыталась отвлечь: «Может быть,  тебе стоит обратить внимание на военначальника из Ясриба Ауф ибн Абдулла. Он всё ещё молод, всего 46, вдовец с хорошей родословной.» Даже добавила шёпотом, чтоб не услышал молодой раб-ассириец, готовящий всё необходимое для ночного омовения: «Его наложница из Рума как-то поделилась со мной: этот мужчина достоин всяческих похвал в постели. Не сходит с  неё до самого утра! Успокаивается лишь после третьего совокупления.»

Хадиджа скинула с себя  одежды и вошла в небольшой водоём с горячей водой вслед за невольником Ахмедом, который уже стоял во весь рост, едва прикрывшись тонким набедренником,  в ожидании хозяйки. Хадиджа томно повела глазами в сторону внушительного достоинства раба: «Если бы меня интересовал размер хобота, то я бы вышла замуж за слона.» Затем подставив спину Ахмеду,  усмехнулась: «Ясриб Ауф ибн Абдулла сватался через моего отца. Я отказала: твой полководец  слишком высокомерен и самодоволен».

Ахмед закончив омовение,  ополоснул Хадиджу свежей водой из огромного кофша и заботливо укутал в покрывало. Хадиджа присела на край постели, предоставив Ахмеду расчесать роскошные локоны. Затем с тяжёлым вздохом добавила:  «Мне вовсе не нужен самец, который подминает самку под себя на всю ночь. Я люблю сама седлать своего «скакуна». Но мой «скакун» должен нести галопом только меня, и никого больше!»

Нафиса раскрыла рот, чтобы предложить кого-то ещё, но Хадиджа остановила её: «Замолчи! Если хочешь мне помочь, ты лучше найди способ узнать подробности о Мухаммеде. Говорят, он влюблён в юную газель по имени Бюравет. Молюсь, чтоб это было ненадолго.» Это означало, что подруга может уйти. Уже у дверей Нафиса краем глаз заметила, что Ахмед стал развязывать свой набедренник.

На следующее утро Нафиса нашла совсем ещё юную Бюравет на рынке за покупками свежих овощей. Разговорить её не стоило большого труда: девочка была в меру болтлива: «Оооо! Он силён как лев, нежен как котёнок и умён как сотня мудрецов. Легко читает чужие мысли и предвещает события. Это просто невероятно!» Она подробно рассказала, как марзпан персидской Армении, услышав его предсказания, выложил двойную цену за весь товар Мухаммеда.

Нафиса спросила: «Неужели в этом человеке нет недостатков? Я слышала, что он совершенно не умеет ни читать, ни писать.» Бюравет покраснела, а затем шепнула: «Да, это именно так. И потому меня пугает его осведомлённость. Мне кажется, он отмечен богами.» Нафиса посмотрела на неё вопрошающе: «Что ты имеешь ввиду?»

Бюравет осмотрелась, а потом доверительно продолжила: «На той неделе посреди любовной ночи, когда я уже была готова улететь на небеса, он вдруг опрокинулся на спину, скрутился в клубок, начал дрожать, словно от холода. Я позвала мать, и мы вдвоём согрели его своим теплом, пока он не пришёл в себя. Но произошло нечто, от чего ни я, ни мать не могли уснуть до утра: все четыре угла комнаты осветились ярким светом, в каждом углу мы видели по два ангела.»

Нафиса слушала с растущим интересом, боясь прервать. Но затем не выдержала и спросила: «А твоя мать тоже... с ним близка?» Бюравет помотала головой: «Вот это  меня и удивляет. Он считает великим грехом входить одновременно в дочь и мать. Это так не похоже на наши мекканские обычаи! Ведь наши мужчины не привыкли ограничивать себя.»

Их разговор был неожиданно прерван высоким молодым всадником с доспехами: «Я не из ваших краёв, красавицы. Подскажите, по какому пути я могу добраться до Рума?»  Нафиса, будучи замужней, постаралась уйти от разговора,  сделала вид, что занята выбором фруктов. Но при этом, прислушалась к беседе.

Бюравет с улыбкой рассматривала симпатичного великана: «Я бы могла показать дорогу.» Всадник ловко подхватил её и усадил на коня перед собой: «Меня зовут Смбат, я князь из рода Багратуни. Как мне тебя называть, солнцеликая?» Когда он узнал, что девочка принадлежит к роду Мамиконян, у Смбата изменились планы: «Кто твой хозяин? Я хочу предложить ему щедрый выкуп за тебе, и увезти с собой.»

Бюравет густо покраснела от удовольствия: «Моего хозяина зовут Мухаммед. Но я  соглашусь ехать с тобой только, если стану законной женой.» Он молча ускакал вместе с ней в сторону поселения Мекки под названием Ши’б абу Талиб.

Мухаммед молился ,  подогнув ноги , сидя спиной к входной двери, лицом, направленным в сторону Каабы. Его веки были прикрыты, голова покрыта, а руки согнуты в локте и протянуты перед собой. Его мысли были далеко от Мекки. Он был весь в молитвах. Вначале благодарил Аллаха за опеку, затем просил Его о райском блаженстве для матери и отца. Долго испрашивал о путях, которыми предстоит идти.

Но неожиданно мысли были прерваны стуком копыт, раздавшимся со двора. Не открывая век и не поворачивая головы,  Мухаммед обратился к Бюравет: «Пригласи гостя сесть, напои его  и дай мне завершить молитву.» Спустя несколько минут, он провёл правой рукой со лба до подбородка, повернулся к гостю и спросил: «Утолил ты жажду, чужестранец? Знаю, ты держись путь не близкий. А заглянул ко мне, чтобы просить об одолжении.»

Перед Смбатом, который с наслаждением выпил прохладную родниковую воду, сидел юноша с благородными чертами лица, с многозначительной улыбкой. Он хотел было обьяснить цель своего визита, но Мухаммед опередил его: «Тебе приглянулась моя Бюравет, и ты хочешь выкупить её? Она бесценна для меня. Но весь выкуп, предназначенный мне, я заранее дарую ей и её матери Сати. Ты овладеешь её телом, но постарайся овладеть и душой. Её судьба в руках Аллаха. Он предопределил ей жить в царском дворце.»

Глаза Бюравет заблестели от счастья: «Но как же мне быть?  Князь уже предложил мне стать его супругой.» Гость подтвердил её слова: «После путешествия в Византию, я поселюсь вместе со своей женой Бюравет в персидской Армении.»

Мухаммед задумался, и после небольшой паузы еле слышно прошептал: «Постарайся уберечь её. Ибо тебя ожидают тяжёлые испытания в Руме. Ты удивишь самого себя, если останешься в живых. Но после возвращения в Персию, тебя ожидают царские почести, благодаря пленительной красоте твоей супруги.»

Последущие события показали, что Смбат Багратуни действительно прославился.  Этот  предприимчивый воин  пытался служить одновременно двум государям – Императору Византии Маврикию и шахиншаху Персии Хосрову Второму . Когда его уличили в двойной политической игре, он был схвачен и доставлен во дворец римского Императора.

Маврикий был готов тут же казнить изменника. Но увидев его юную супругу, решил растянуть мученическую смерть на её глазах. Его раздели догола и опустили в кинегий на растерзание зверей. С высоты арены за этим наблюдал не только Маврикий и его супруга , дочь предыдущешго Императора Тиберия, белокурая красавица Константина. У их ног посадили испуганную насмерть Бюравет бинт Вахб, недавно ставшую женой Смбата.

Загорелое тело великана , его высокий рост, широкие плечи и  внушительное мужское достоинство сразу же покорили сердце Империатрицы. Ещё бы! Рядом с ней восседал тщедушный и плешивый старый Маврикий, которого она давно уже прогнала из своей постели.

Константина почувствовала прилив крови по всему телу и в морозный день размахалась веером от избытка похоти. Её взгляд перекрестился с взглядом юной Бюравет. Две женщины были готовы перегрызть друг друга на глазах у всех.

Вначале на Смбата спустили голодного медведя. Смбат выждал момент, когда медведь медленно направится к нему вплотную. В тот самый миг, когда ракрылась его пасть, он с размаху попал кулачищем в лоб между глаз.   В полной тишине все услышали глухое рычание медведя, который еле унёс ноги. Взгляд Империатрицы переместился со смертельно раненного медведя на спину и мускулистый зад Смбата.

Убрав медведя, слуги запустили разьярённого трёхгодовалого быка. Быка, которого последние полгода содержали в изоляции для будущей случки. Возбуждённое животное было готово войти в Смбата своим небольшим, но прочным «копьём», как в желанную самку. Но всадник резко увернулся от удара, сам оседлал быка, овладев рогами и выколов глаза стволом от дерева. Когда бык зарычал и поплёлся к выходу, Империатрица почувствовала требовательные позывы ниже пупка.

Между тем, невольники уже готовили вместо быка, разьярённую матёрую львицу. Империатрица Константина с волнением в голосе шепнула царственному супругу: «Если он одолеет и львицу, я хочу, чтобы ты сохранил ему жизнь.»

Император Маврикий знал свою жену с детства: она добивалась своих желаний даже от собственного грозного отца-тирана. Он понимающе кивнул и подозвал охрану: «Надеюсь, львица его растерзает. Но если я ошибусь, приведите этого сукиного сына к моей неутомимой жене. Она-то его скрутит в бараний рог!»

Львица оказалась старой, пятнадцатилетней ленивой самкой. Она расчитывала на лёгкую победу, и не предусмотрела рисков. Смбату вначале удалось откусить ей ухо, затем он уселся на её спину и двумя руками придавил горло.

Когда львица послушно легла на правый бок, воин пристроился к ней со спины и как ни в чём не бывало,  водрузил свой возбуждённый «флаг» в  её «гнездо». Придворные повскакивали со своих мест, арена наполнилась свистом и гвалтом. Все подняли большой палец, требуя от Императора помиловать всадника.

Империатрица не могла оторвать свой взгляд от тела Смбата. По велению Маврикия, рабы подняли его на руки и понесли по кругу арены. Император поймал взгляд супруги, неотрывно следящий за размахивающимся от движения неутомлённым «флагом» победителя. Он выглядел так, будто получил три оргазма и всё ещё не насытился. Бюравет рыдала от счастья.

Победителя отвели в баню, затем одели и торжественно ввели в опочивальню Империатрицы. Она встретила его в своём изысканном будуаре. В том самом, который видел немало любовников, как именитых, так и никому неизвестных. Когда он скинул с себя одежды, Константина задала ему всего один, но важный вопрос: «Сможешь ли ты удивить византийскую тигрицу, которая вот уже полгода не знает покоя?»

Наутро провожая Смбата, Империатрица наградила его тугим кошельком и царским поцелуем: «Я давно не наедалась так досыта. Но больше не попадайся мне на глаза: могу спустить на твою жену голодного слона!»

Предсказания Мухаммеда полностью сбылись и после их возвращения в Персию. Шахиншах Хосров Второй влюбился с первого взгляда в красавицу Бюравет. Смбат Багратуни получил высокую должность марзпана Армении. А спустя девять месяцев у него родился преемник Варазтироц. По утверждению дворцовых сплетников, Бюравет и сама не знала, почему её сын так похож на падишаха. 

ГЛАВА 9.
ХАДИДЖА.

«Впусти в Рай через дверь, в которую вошла бы ты сама.»
Пророк Мухаммед.


«Учёные-теологи стали называть «джахиллией» («невежеством») доисламский период значительно позже. Сами жители, разумеется, никоим образом не считали себя несведующими, а тем более невежественными. Скорее, наоборот: они были уверены, что таковы требования богов, которые им завещаны отцами и дедами.

Практически неограниченное удовлетворение любых естесственных потребностей у мужчин, не вызывало споров и сомнений...даже у женщин. Самцы следовали своим инстинктам и зову природы, вступая в близость с каждой самкой, которая живёт в его доме, под одной с ним  крышей, под его покровительством, кормится из его очага.

Интимная близость подразумевала не только половое удовлетворение, но и рождаемость. Причём, желательно мужского потомства. Ибо самец – это ещё один производитель.

Для многих сегодня может звучать дико, но в те далёкие времена у жителей Аравии была своего рода «аллергия» на новорожденных девочек: нередко их просто закапывали живыми. Особенно, если девочек рожали слишком часто, много и с физическими недостатками. Учитывая постоянное кровосмешение, многие дети умирали в детстве, или рождались инвалидами.

Услышав о рождении дочери, многие мужчины приходили в ярость. Бывало умерщвляли не только новорожденных, но и рожениц. Таким образом, соотношение мужского населения к женскому в Аравии было далеко не в пользу последних.

Это создавало ситуацию, когда многие девушки, достигшие зрелого возраста, успевали побывать замужем несколько раз. Причём, заключение брака с вдовами и разведёнными женщинами не считалось зазорным. Ибо все знали о дефиците самок. Из множества жён самого Мухаммеда, только одна – Аиша – была девственна, остальные были вдовами, или состояли в разводе.

Первой его супругой стала сорокалетняя Хадиджа бинт Хувайлид, познавшая к тому времени двух мужей. Хотя помимо мужей, в жизни у состоятельной Хадиджы было в избытке и невольников, и слуг. И на этой части её биографии надо бы  остановиться несколько подробней.

Её отец Хувайлид ибн Асад был из влиятельного курайшитского рода Абдаль ибн Кусая. Он очень любил свою сводную младшую сестрёнку Зайнаб. Пухленькая и не по годам зрелая, она осталась круглой сиротой в пять лет, и с тех пор была под его опекой. Он обожал её так крепко, что вскоре это перешло в... интимную близость.

Хувайлид совсем не был удивлён, когда однажды заметил, что Зайнаб беременна. К тому времени Хувайлид, пользующийся уважением в Мекке,  уже был женат и слыл состоятельным торговцем шерсти. Соблюдение некоторых приличий требовало срочно выдать сестру замуж.

Зайдя как-то в стойло, он заметил юного раба, купленного по случаю  в Персии. Высокий и стройный Зайид приглянулся ему своей услужливостью. Хозяин неожиданно предложил ему свободу  в обмен на брак с Зайнаб. Зайид был безумно счастлив, хотя и догадывался о близости хозяина с сестрой. Но соблазн был очевиден.

Спустя некоторое время Зейнаб родила мальчика. А на следующий год вновь забеременела, но уже от  Зайида. Девочка родилась такой же красивой, как мать. Хувайлид не сдержался и на этот раз: обесчестил девочку в семь лет. Правда, в двеннадцать – сделал её своей второй женой.

После возвращения из очередного торгового путешествия, Хувайлид неожиданно узнал, что его Фатима бинт Зайид родила ему дочь. Это его немного расстроило: чадо появилось на свет на пару месяцев раньше срока.

Первой мыслью было закопать девочку: скорее всего станет обузой. Но мать сумела упросить его сохранить ей жизнь. Она назвала дочь  Хадиджей, что означает «недоношенная», или «преждевременная».

Однако Хувайлид вскоре стал называть её Ал Кубра, или «Великая». Это пришло ему в голову, когда девочка заговорила ясно и чётко  в полгода! И первым словом было имя отца: Хувайлид. С того самого дня Хадиджа  стала всеобщей любимицей. Отец сдувал с неё пылинки. К тринадцати годам не по возрасту умная девочка практически безупречно вела торговые дела отца, когда он был вне Мекки.

О Хадидже в Исламе принято говорить и писать только высокопарно и только положительно. И действительно, названная уже позже «матерью правоверных», она по свидетельству многих знавших её была не только обворожительна, стройна и остроумна,  но судя по многим обстоятельствам биографии, весьма страстная и знающая себе цену.

Не следует забывать, в какой атмосфере всеобщего разврата она родилась и выросла. Мекка соединяла главные торговые пути с Востока на Запад и с Севера на Юг. Паломники и подавляющее большинство жителей были язычниками. Они сотворили себе  сотни богов на каждый случай жизни и любое явление природы. Правила в быту, традиции в клане и семье определялись вождями.

Иудеи, жившие в основном в Йасрибе (Медине) придерживались законов Торы. Относительно недавно принявшее христианство небольшое население Мекки и Медины пыталось следовать заветам Христа. Но влияние извращённой Персии и равнодушие Византии были сильнее. Разврат и прелюбодеяние в той, или иной степени прикасались и этих кланов.

Как мы уже знаем, инцест, семейный разврат, вседозволенность в сексе, неограниченное многожёнство, домашний гарем, мошенничество, грабежи, изнасилования, азартные игры, в которых проигрывались не только денежные средства, недвижимость, животные, но и женщины – всё это являлось скорее нормой, чем исключением. Не только  приветствовалось вождями и старейшинами, но и восхвалялось мужским населением, независимо от религии, цвета кожи и профессии.

Разумеется, в средних сословиях и влиятельных семьях главы семейств и кланов старались ограждать своих женщин от публичной огласки домашнего беспредела. Жёны, матери, сёстры и дочери за пределами хозяйств носили покрывала и  выглядели вполне уважаемыми дамами. Но это были те самые женщины и девочки, которые  с самого детства были непосредственными свидетельницами и участницами домашней порнографии, прелюбодеяний и извращений.

Жить в разврате и оставаться чистым удавалось лишь немногим женщинам. Тем в основном, которые были непривлекательны и не способные уже соблазнять. Многие девушки и женщины, видя такой беспредел вокруг себя, и сами были не прочь пошалить, чаще втайне. Соблазн был слишком велик и очевиден.

Отец Хадиджи, имевший немало наложниц и рабынь, не ограничивал свои интимные потребности, даже в присутствии жён и дочерей. Она с детства познала тайну такой близости задолго до замужества, когда ей было десять. Это был сын её сводного брата,  Хаким ибн Хизам. Он был старше неё всего лишь на три года.

Смазливый и ловкий, он легко сумел вскружить голову своей... тёте. Она рано побровала мужскую страсть. Но при этом благоразумно сохранила  девственность. Ибо уже тогда знала, что в первую брачную ночь кто-нибудь из женщин со стороны жениха будет поджидать в соседней комнате, чтобы удостовериться в целомудрии невесты.

Первый брак оставил у неё неизгладимое впечатление. Хадиджа вышла замуж за Усаййика ибн Абида, который был намного старше. Первые же ночи показали, что Хадиджа останется разочарованной.  В пятнадцать лет требуется достаточно много усилий, чтобы супруга осталась довольна. Усаййик сдавался слишком быстро и надолго. Он сумел лишить её целомудрия лишь на третью ночь.

Вскоре, как результат глубоких разочарований, к Хадидже  в гости стал часто заглядывать давно испытанный племянник Хаким. Усаййику, который часто путешествовал, это явно не понравилось. В один прекрасный день он преподнёс супруге подарок - раба: «Я приобрёл его задаром, всего за двадцать пять дирхемов. Хочу, чтобы он прислуживал тебе и днём и ночью, когда меня нет с тобой. Пусть он будет напоминать тебе о моей любви.»

Так в доме появился Ахмед. Он происходил из древнего ассирийского рода Сурьяни. В двадцать лет, сражаясь в рядах византийцев, попал в плен к персам. Персидский купец приревновал его к своей наложнице и решил избавиться, продав на рынке.

Перед Хадиджей стоял молодой плечитый и загорелый раб с косым шрамом на всё лицо. Их взгляды пересеклись. Она слегка поморщилась: «Супруг мой, а тебе не пришло в голову вначале отправить этого грязного раба помыться? От него пахнет гнилыми овощами.»

При этом Хадиджа сразу догадалась о замысле супруга: он привёл в дом соглядатая. Значит, стал ревновать и подозревать. На следующее утро она отправила с подругой Нафиссой сообщение племяннику Хакиму: «Ни в коем случае не приходи, когда мужа дома нет.» После этого началась тайная игра, о которой Усаййик так и не узнал до самой своей неожиданной смерти.

Выполняя приказ мужа, она стала приучать Ахмеда помогать ей по дому. Он буквально следовал за ней по пятам, выполняя её поручения. В конце дня, перед самым сном приказывала наполнять водоём горячей водой, раздевалась и велела Ахмеду обмыть ей спину.

Стала при нём переодеваться, постепенно соблазняя его. Её взгляд с любопытством наблюдал, как Ахмед возбуждается, его мужское достоинство вытягивается в набедреннике до пупка, его глаза наливаются кровью, его дыхание становится частым и горячим.

Спустя месяц, Ахмед не выдержал: он пал жертвой неотразимых чар белоснежной юной красавицы. Он стал наркоманом её чар, с нетерпением ожидал ночных омовений, её соблазнов в волшебных позах. Но она не спешила тащить его в постель. Терпеливо ждала, когда Ахмед превратится в послушную игрушку. Она медленно сводила его с ума, словно поджаривала на огне.

Ещё задолго до первой близости с Ахмедом, Хадиджа уже знала, какой будет разница между «хоботом слона» и укусом супружеского комара. Она лицезрела и предвкушала эту разницу, наблюдая за «поджаркой» голодного невольника.

В то день Усаййик вернулся из Рума раньше срока. Войдя в комнату супруги, он увидел, как Ахмед усердно расчёсывает локоны Хадиджы, которая сидела на постели в одной тонкой сорочке. Его ярость была готова сорваться на невольнике. Он подошёл к нему, размахнулся короткой саблей над его головой.  Но в это время рука Хадиджы остановила его: «Ты не в праве наказывать раба у моей постели: вся Мекка будет называть тебя рогоносцем. Разделаешься с ним завтра, за пределами города.»

Усаййик вышел из комнаты разярённым, строго предупредив: «Я не буду с ним церемониться: кастрирую и отправлю в персидский притон». Ахмед стоял растерянный и испуганный до смерти. Хадиджа строго спросила: «За какой проступок персидский купец продал тебя моему мужу?» Ахмед упал ей в ноги: «Он застал меня со своей наложницей.»

После паузы она предположила: «Боюсь, мой муж не станет тебя щадить, он разрубит тебя на куски.» Её взгляд упал на тонкий набедренник Ахмеда. От испуга его достоинство сникло. Но даже теперь он внушал ей уважение. Ахмед заметил её взгляд: «Спаси меня, и делай со мной, что тебе угодно! Я готов тебя ублажать, как животное.»

Хадиджа медленно встала. Повернулась к окну и прошептала: «Твой хозяин сейчас развлекается со своей наложницей-персиянкой Талех. Хотела бы утром обнаружить их ещё тёплыми». Ахмед не сказал ни слова и вышел из комнаты. Наутро по Мекке распространилась траурная весть: «Усаййик ибн Абид был задушен собственной наложницей по причине ревности».

Будучи проницательной и умной женщиной, Хадиджа впервые задумалась о силе красоты и ума. Она поняла, что при определённых обстоятельствах и разумных поступках кланом может управлять и женщина. Но прекрасно понимала, что вожди, состоящие из мужчин никогда не позволят прийти к власти даже самой обворожительной и рассудительной. Обществом управляют мужчины.

Значит, необходимо найти такого мужа, которым можно управлять.

ГЛАВА 10.

СОВПАДЕНИЕ ВЗГЛЯДОВ.
«Не оставайтесь наедине с женщиной, ибо шайтан будет третьим.»
Пророк Мухаммед.


«Нафиса бинт Муннаби принадлежала к одной из наиболее знатных семей Мекки и с детства была лучшей подругой Хадиджы бинт Хувайлид.  Её выдали замуж в двеннадцать лет за богатого торговца.

Ибрагим ибн Салех,  родом из Дамаска, был почти втрое старше жены. Любил путешествовать. Особенно часто торговал в Руме. Будучи ревнивым, он никогда не оставлял жену в Мекке. Не доверял её охрану невольникам, зная о соблазнах. Уже к старости приставил к супруге своего племянника Билала.

Как это обычно происходит, молодые люди слишком часто оставались наедине. Это общение не могло долго быть невинным. Так случилось, что двое дочерей Нафисы были подозрительно похожи на молодого Билала. Но стареющий муж по-прежнему души не чаял в супруге, и баловал, как мог.

Возвращаясь из очередной поездки в Византию, Нафиса упросила мужа высадить её у дома Хадиджи: «Я так соскучилась по ней, позволь мне поделиться  новостями из Рума. Ведь она опять в трауре по второму мужу, я хочу приободрить её.»

Хадидже со вторым мужем также не повезло, как и с первым. Ювелир из иудейской общины Ясриба (Медина), Абу Хала ибн Малик едва успевал уделять внимание и заботу двум своим жёнам и родной тёте, с которой был близок с с юности. Не дожив до шестидесяти умер в её постели. Лишь тогда Хадиджа узнала о том, что это была, оказывается,  его первая любовь.

Похороны не были пышными. Хадиджа, заключившая с ним выгодный брак, получила  крупное наследство.  Держала траур по нему всего лишь неделю. Как-то рассматривая себя в зеркале, заметила несколько морщинок под глазами. Не сильно удивилась: ей было уже под сорок. Хотя она по-прежнему выглядела намного моложе своих лет. Юные невольники засматривались на неё с откровенным вожделением.

Упругое тело всё ещё нуждалось в мужской ласке. И Хадиджа с удовлетворением восприняла, когда сразу после окончания срока, отведённого для вдов, к ней начали снова свататься. Но в этот раз она вовсе не собиралась опрометчиво броситься в обьятия первого же дряхлого ловеласа. Твёрдо решила овладеть сердцем племянника Мухаммеда, о необычных речах которого уже шли настойчивые слухи по всей Мекке.

Она встретила Нафису с радостью: «А где твой любимый Билал?» Нафиса устало махнула рукой: «Ты же знаешь по себе, как с возрастом нуждаешься в новизне. Я так завидую тебе, ты вновь обрела свободу. Мой старый осёл всё ещё дышит в свои восемьдесят лет. А Билал стал слишком слащавым и приторным. Велела ему ждать меня у верблюда.»

Подруги уселись возле накрытой на полу скатерти с фруктами. Хадиджа понимающе кивнула: «Расскажи лучше, какие новости в Руме?» Нафиса только и ждала этого вопроса: «Ты даже не представляешь, какой свободой там пользуются женщины. Причём, не только в знатных семьях, но и в самом императорском дворце.»

Как известно, Феодора, выросшая в цирке зверей и к десяти годам успевшая переспать с дюжиной мужчин, позже сумела очаровать своей красотой будущего Императора, сорокалетнего Юстиниана. Ради брака с ней ему пришлось изменить закон, запрещавший патрициям жениться на уличных девках.

Хадиджа слушала подругу с замиранием сердца. «Представь себе, эта сучка уже в 527 году короновалась Империатрицей. Уже с того периода она прославилась тем, что подбирала себе рабов по размеру их мужского достоинства.

Она правила Византией 22 года практически самостоятельно. Назначала и увольняла, укладывала в постель и казнила многих вельмож и полководцев. Принимала послов и переписывалась с государями других стран. Гордился личной дружбой с ней шахиншах Персии Хосров: «Эта женщина достойна править миром!»

Хадиджу бросило в жар. Она схватила веер и начала обмахиваться. Нафиса поняла, какие мысли её обуревают: «Нам в Мекке не хватает такой женщины, как Феодора. И мне почему-то кажется, ты с этим справилась бы.» Хадиджа тяжело вздохнула: «Наши старейшины настолько самовлюблённы, настолько погрязли в разврате и подлости, что погубят такую женщину и пустят по кругу.»

В это время вошёл совсем ещё юный невольник в одном лишь набедреннике. Он аккуратно разлил женщинам прохладное пиво, разжёг в углу несколько ароматных свечей. Слегка задержался у ног хозяйки в ожидании поручений. Хадиджа отпила пива и еле слышно приказала: «Зайдёшь попозже, Юсуф, ты мне будешь нужен.»

Затем неожиданно попросила Нафису: «Постарайся разузнать новости из семейства покойного аль Муталлиба. Его сын Абу Талиб по наследству стал править кланом.»Нафиса была хорошо осведомлена о сплетнях, в том числе и про правящий клан. Тут же поделилась последними сведениями: «Двое сыновей, Абу Талиб и Абу Лахаб никак не могут поделить власть над Каабой. Как тебе известно, кто правит Чёрным камнем, тот правит Меккой.»

Хадиджа знала об этом из первых рук: её отец в своё время упустил шанс войти в совет старейшин: «Что за кошка пробежала  между ними? Неужели замешана женщина?»

Нафиса проводила горящим взглядом высокого и худощавого Юсуфа. Тем не менее, продолжила разговор: «Ты попала в точку. Перед своим отьездом в Рум, я слышала, что жена Абу Лахаба уговорила мужа завлечь Абу Талиба в азартную игру. Споив и блудливо заигрывая, помогла мужу обыграть его. В ту ночь он проиграл не только две трети своего имущества, но и младшую дочь Зумруд. Я пока не знаю, чем это закончилось.»

Хадиджа прервала её: «А ты сходи к Абу Талибу. Скажи, пусть встретится со мной. Я предложу ему сделку, чтобы он расплатился с братом.» Нафиса удивлённо спросила: «Неужели задумала завлечь его в постель?» Хадиджа покачала головой: «Я ещё в здравом уме. Он и в молодости не справлялся с женой Аминой. А сейчас, когда ему под шестьдесят, развалится пополам в первую же ночь. У меня под рукой есть кое-что помоложе.»

Когда Нафиса уже собиралась покинуть подругу, Юсуф присел возле ног хозяйки. Нафиса видела его пару раз в прошлом году, когда он выгонял стадо овец и коз. Это был смазливый малый лет пятнадцати-шестнадцати, не больше! Нафиса с улыбкой спросила подругу: «А куда делся твой верный Ахмед?»

Хадиджа уже сбрасывала с себя одежды, чтобы прилечь в постель: «Я продала его Рахиль, тёте Абу Хала за 50 дерхамов. Той самой сучке, в постели которой его и нашли мёртвым. Думаю, она будет благодарна мне до самой смерти.»

Нафиса чуть задержалась возле двери, а затем решилась спросить: «Сколько ты хочешь за этого мальчика?» Хадиджа усмехнулась: «Устроишь мне встречу с Абу Талибом, мы с тобой договоримся.»

Абу Талиб навестил Хадиджу на следующий вечер сразу после наступления сумерек. Его глаза горели словно два факела, лицо светилось от радости: «Пусть боги хранят тебя ещё сотню лет. Клянусь могилой отца, будь я моложе лет на десять, посватался бы за тебя, даже не задумываясь.»

Хадиджа с улыбкой кивнула в знак благодарности: «Даже не сомневаюсь. Но ты прекрасно знаешь, что я с детства дружу с твоей женой Фатимой, и вряд ли согласилась бы делить тебя с ней.» Она угостила его холодным шербетом: «Я слышала о твоих недавних трудностях. Твоей младшей дочери ещё нет десяти лет. Неужели Абу Лахаб способен на такое, лишит её целомудрия?»

Взгляд Абу Талиба потух, голос перешёл на шёпот: «Надеюсь, Мухаммеду удастся уговорить Абу Лахаба отказаться от этого. Он собирается предложить ему  пасти его стадо два месяца бесплатно.» Хадиджа медленно встала и положила перед ним туго набитый кошелёк: «Здесь достаточно, чтобы твой брат купил пять девочек. Передай эти деньги Абу Лахабу»

Абу Талиб не мог поверить своим глазам и ушам: «Пусть тебя возблагодарят боги. Но как я смогу вернуть тебе такой долг?» Хадиджа покачала головой:  «О возвращении долга не думай, как-нибудь расчитаешься в будущем. Но мне нужна твоя помощь в другом. Мне становится трудно одной совершать выгодные сделки. Говорят, твой племянник Мухаммед довольно смекалистый юноша. Уговори его послужить мне.»

Абу Талиб улыбнулся: «Ты мне напомнила старую притчу про вдову, которая из молодого верблюда за ночь сотворила красивого принца.» Глаза Хадиджы заблестели огнём: «Ты почти угадал мои намерения. Но не спеши делиться с этим раньше времени. Мне нужно узнать побольше о Мухаммеде. Буду признательна тебе, если расскажешь о нём немного.»

Абу Талиб глубоко вздохнул: «Одно могу тебе сказать сразу: он в свои двадцать пять мудрее, чем сотни старцев, повидаших жизнь. И это меня очень пугает. Дело в том, что его стали побаиваться и недолюбливать старейшины клана курайши. Он слишком откровенен с ними по поводу обычаев и традиций, которые нам завещали прадеды. Он слишком часто уединяется в пещере, якобы общаясь с Аллахом. Многие, в том числе Абу Лахаб, считают его умалишённым.»

Клан курайшитов овладел Каабой уже к середине 5-го века. Основатель клана, могущественный шейх Фикр ибн Малик оставил после себя разветвлённое потомство. Нибольшую известность приобрёл его внук Хашим. После смерти Хашима вождём стал его сын Абд аль-Муталлиб, то есть дед Мухаммеда.

К тому времени Мекка уже была торговым центром, а Кааба – местом паломничества арабов. Кто правил Каабой и Меккой, тот держал в руках огромные потоки финансов, товаров, рабов, караванов и всякого рода услуг. Дед Мухаммеда обладал несметным по тем временам богатством и практически неограниченной властью.

После смерти его полномочия вроде бы должны были перейти  по наследству ко второму после отца Мухаммеда Абдаллы сыну, Абу Талибу. Но тот оказался весьма слабым политиком. Его ловко обошёл в борьбе за власть младший брат Абд аль-Узза, прославившийся, как Абу Лахаб. Его не случайно наградили этим именем, которое означает «обитатель ада».

Жена Абу Лахаба, довольно привлекательная Арва сумела легко вскружить голову Абу Талибу. Однажды пользуясь отсутствием в Мекке мужа, пригласила к себе Абу Талиба после сумерёк. В определённый час в дом ворвался брат Арвы известный бунтарь Аль Суфьян. Мужчины были готовы перерезать друг друга, но вмешалась Арва.

После этого случая Абу Талиб полностью оказался под властью обхитрившей его жены своего брата. Постепенно вся власть перешла в руки Абу Лахаба. Дело дошло даже до того, что Абу Талиб не мог ввести в состав правителей уммы своего племянника Мухаммеда, которому к тому времени было уже двадцать пять.

Спустя неделю Нафиса по просьбе Хадиджы постучалась в дом Абу Талиба, где одну из комнат занимал Мухаммед. Он встретил её с улыбкой на лице: «Проходи садись, уважаемая Нафиса. Знаю, что ты принесла с собой весточку от моей тёти. Я всегда вспоминаю её в своих молитвах.»

Нафиса почувствовала, что может с ним говорить без предисловий. На его лице читались...её собственные мысли: «Скажи мне, Мухаммед, почему ты не женишься. В твои годы мужчины имеют нескольких жён и наложниц. Неужели тебя не интересуют женщины?»

Ответ Мухаммеда не удивил Нафису: «Я не настолько богат, чтобы осчастливить жену. Ведь Всевышний велит нам не только кормить, поить и одевать своих женщин. Он велит исполнять их желания. Ибо женщина, не получающая желаемое от мужа, получает это на стороне.»

Нафиса улыбнулась: «Но ведь есть богатые и красивые женщины, которые сами могут сделать тебя счастливым и состоятельным.» Мухаммед провёл рукой вдоль своего лица и произнёс: «Не о Хадидже  ли дочери Хувайлида  ты ведёшь речь, Нафиса?» Она кивнула головой.

Мухаммед взял паузу и задумался. Затем спросил: «Но ведь у неё наверняка есть условия для заключения брака со мной. Насколько я слышал, к ней сватаются именитые и богатые мужчины, которым она отказывает.»

Нафиса пригнулась к нему и шёпотом ответила: «У неё есть два условия. Первое, чтобы её будущий муж не женился пока она жива.» Брови Мухаммеда выразили вопрос. Нафиса тут же ответила: «Невольницы и наложницы не в счёт. И второе условие: она хочет сама править своим «скакуном», а не наоборот.» На лице Мухаммеда была чарующая улыбка: «Аллах наградил женщин правами. Но мужчин определил главенствующими. Так и передай Хадидже.»

Получив его согласие, Нафиса поспешила к Хадидже. Она уже предвкушала близость обещанной ей награды: юного Юсуфа, о впечатляющем таланте которого она уже была наслышана со слов своей лучшей подруги.

ГЛАВА 11.

ИСПЫТАНИЕ.
«Не женитесь лишь из-за красоты и богатства. Это погубит брак и сделает жену непокорной ».
Пророк Мухаммед.

«Конец шестого века был богат на исторические события на Востоке. Завершалась эпоха правления Тиберия Второго  в  Римской Империи.  На трон взошёл уже император Маврикий. Он сумел вначале завоевать сердце империатрицы Феодоры, жены Юстиниана, и стремительно пошёл вверх по карьерной лестнице. Затем легко уложил в постель и супругу следующего императора Тиберия Второго, Элию Анастасию. Обе женщины играли важную роль в вопросах войны и мира, подавлении восстаний, казни непослушных вельмож.

Отравленный собственной женой, Тиберий  по её же настоятельной просьбе успел перед кончиной возвести Маврикия, который открыто ночевал с ней, в статус своего преемника. При этом неожиданно разрушил планы империатрицы выйти замуж за Маврикия после его смерти: обвенчал его с их дочерью Константиной. Некоторое время новоиспеченный император удовлетворял похоть обеих женщин. Порой в одной постели.

Приход к власти Маврикия ознаменовал собой и несколько громких побед на поле боя: персидская армия вынуждена была вернуть некоторые области, включая Армению. И тем не менее, Маврикий столкнулся с экономическим банкротством страны.  И неизвестно, как он сумел бы выбраться из этого, если бы не серия переворотов, совершённых уже в Персии. Извечный враг ослабевал на глазах.

Свергнутый шахиншах Ирана Ормузд Четвёртый был жестоко казнён. После нескольких лет неопределённости с помощью того же Маврикия на шахский престол был возведён сын Ормузда, Хосров Второй, прозванный Первизом, или «непобедимым».  Но для получения благосклонности  Императора Византии Хосрову пришлось жениться на его прелестной дочери Марии. Венчание прошло по христианским обрядам.

Когда Хосрову удалось несколько стабилизировать обстановку в стране, он вспомнил о своей первой юношеской любви: бедной девушке из Ардебагана (нынешний Азербайджан) по имени Ширин.  Она стала второй женой шахиншаха. Это была наполовину армянка и на другую половину- арамейка родишаяся опять же  в христианской вере .

С тех самых пор, оказавшись под двойным влиянием Пророка Исы (Иисуса),  Хосров Второй и сам помышлял о принятии христианства. Его останавливал от этого шага лишь риск ещё одного переворота: персы были без ума от вероучения единого Бога Ахуры Мазды. Зораорстризм в отличие от учения Христа позволял неограниченные свободы мужчин над женщинами.

Между тем, Аравия находилась как раз по соседству с этими двумя мощными цивилизациями. Вести о событиях в Византии и Персии быстро распространялись купцами и паломниками среди населения. Сравнение было далеко не в пользу арабов.  Главное различие было очевидным для многих: жители Мекки и Медины не обладали никакими символами государственности.

У них не было ни центра политического управления, ни денежной единицы, ни общих для всех законов, ни обьединённой армии.  Арабская письменность  начала только распростаняться и всё ещё была недоступна для подавляющего большинства. Но что важнее всего: женщины Аравии были покрыты мужчинами не только в буквальном смысле. Они не могли участвовать в борьбе за власть, принимать решения и вершить правосудие.

Именно на это впервые обратила своё внимание величайшая из женщин Востока, Хадиджа бинт Хувайлид из племени курайши. Само время и обстоятельства привели к тому, что в Мекке в закулисную борьбу за власть вступила первая женщина. Хадиджа задумала изменить кое-что, сама оседлав своего «скакуна».

Процедура сватовства в доисламской Аравии была не простой и различалась в зависимости от многих обстоятельств. Мухаммед был не только беден и гораздо моложе своей невесты. В Аравии, да и не только здесь, не так уж много нашлось бы здоровых юношей, готовых жениться на женщинах, годящихся им в матери.

Мухаммед лишь успел появиться на свет, когда Хадиджа уже родила своего первенца. На Востоке девушки рано взрослеют. В двадцать  – они уже многодетные дамы. А в тридцать – зрелые бабушки. Возможно, некоторые всё ещё привлекательны. Но всего лишь для флирта, тайного соития, инцеста. О мужьях юного возраста даже не  мечтают. Они подыскивают их для дочерей и внучек. И у Хадиджы в доме уже были две взрослые дочери от двух предыдущих браков.

Мухаммед хоть и был беден, но тем не менее считался завидным женихом. Курайшит, он роисходил из знатного рода «хашимитов», управлявших всей Меккой. Он был высок, статен, отличался светлой кожей, привлекательной внешностью. От него были без ума многие юные девочки-подростки. Да и невольницы в доме у его дяди Абу Талиба считали за честь провести ночь в его постели. И всегда под утро уходили вполне довольными и в приподнятом духе.

Да, о нём судачили. Злые языки утверждали, что с ним происходят странные вещи. Он мог часами сидеть в полумраке с прикрытыми веками и шептать молитвы, забыв о том, что рядом лежит прекрасное голое создание. Женщины, с которыми он был близок, не всегда понимали, с кем он общается, иногда даже не приступив к интимной близости.

Редко, но некоторые из них были свидетелями неожиданных обмороков. Великолепно сложенное тело вдруг сжималось и дрожало, он испытывал чувство страха. Но очень скоро, переборов себя,  он возвращался в своё обычное состояние, его лицо светилось прежней улыбкой, будто ему сообщили приятную весть. Мухаммед прослыл неким таинством, дарованным ему богами.

Между тем, Хадиджа уже приближалась к возрасту, когда мекканским  женщинам оставалось заботиться о хозяйстве, детях и внуках. Принято считать, что даже после кончины второго мужа Хадиджа якобы всё ещё была в центре внимания многих мужчин. Возможно, это и так. Хотя бы потому, что  речь идёт о влиятельной и богатой женщине.

Доподлинно известно, что незадолго до её интереса к Мухаммеду к Хадидже сватался богатый и влиятельный Амр ибн Хишам, молодой племянник её усопшего первого супруга, Усаййика. Амр был ровесником Мухаммеда. Они хорошо знали друг друга. Ещё при жизни своего дяди, женатого на Хадидже, Амр не раз пытался флиртовать с ней, не скрывал своей страсти. Однажды через Нафису, лучшую подругу Хадиджы,  даже пытался добиться её благосклонности.

Хадиджа ответила ему отказом. На то была важная причина: один из рабов сообщил Хадидже, что Амр ибн Хашим с особой симпатией относится к мальчикам-подросткам, и даже содержит небольшой гарем. Получив от Хадиджы отказ, Амр с того самого дня глубоко возненавидел Мухаммеда и поклялся наказать его.

Против брака с Мухаммедом вначале высказался и оставшийся за старейшину в семье Хадиджы её дядя по отцу Амр ибн Асад. Он это сказал прямо,  посмотрев ей в глаза: « Зная тебя с детства, уверен в том, что Мухаммед может быть и способен управлять твоим телом, ибо молод и статен. Но не забывай: став его владельцем лишь по ночам, ты вряд ли  приберёшь его к рукам по утрам.  Всё, чего ты достигла за эти годы, может улетучиться за короткий срок.»

Наступила тяжёлая тишина. Увидев молчание Хадиджы,  дядя несколько смягчил свой тон: «Послушай, неужели ты не можешь побаловать себя доступным рабом. Я слышал,  тебя утешают. Если твой раб уже надоел, выбери любого из моего «стада самцов». Возьму с тебя недорого. Твой покойный отец, мой старший брат (да пребудет он в Раю) завещал оберегать тебя.»

Она опустилась лицом к его ногам и поцеловала промеж колен: «Да продлится твоя жизнь на сотню лет, дядя. Никогда не забывала и не забуду твои уроки. Хорошо помню совет: управлять телом мужа, начиная с его головы. Можешь поверить мне: позабочусь о том, чтобы слепить из Мухаммеда не только послушного мужа, достойного отца своих детей, но и вождя, способного управлять нашей уммой. Он достигнет великой славы.»

Амр ибн Асад удивлённо спросил: «Откуда у тебя такая уверенность?» Хадиджа доверительно поделилась:  «Однажды мне встретился монах из числа тех, кто поклоняется Пророку Исе (Иисусу). Он предрёк это отчётливо. Так и заявил: «Твой третий муж изменит многое в этом мире и прославит род курайши.»

Амр был одним из тех, кто тайно относился с уважением к христианству. Всерьёз раздумывал вместе с сыном принять эту веру. Он достал из под рубахи маленькую икону, висевшую на груди. Это была святая Богородица. Перекрестился и тихо сказал: «Строго между нами, Хадиджа. Я кажется знаю того монаха. Его отличают мудрость и загадочная осведомлённость. Можешь продолжать.»

Хадиджа обрадовалась: «Если  это означает твоё согласие, то мой брачный договор завтра же будет у тебя. Я попрошу тебя стать моим свидетелем.» Амр ибн Асад кивнул, а затем подвёл черту: «Так и быть, я выдам тебя за него. Но при одном условии. Ты должна испытать его. Не сама, а через надёжного соглядатая. Пусть проследит за ним и днём, и самое главное , ночью. Ты понимаешь, о чём я говорю?»

Хадиджа вопросительно взглянула на дядю. Тот подтвердил: «Иной раз тетива лука недостаточно тугая, чтобы стрела всадника взлетела на нужную высоту. Я бы не хотел, чтобы наутро после свадьбы ты бы выглядела невзятой крепостью .»

Она сразу уловила смысл мудрого совета. Но она была категорически против участия посредницы. При  этом процедура сватовства не позволяла ей лично встретиться с Мухаммедом. Это считалось... неприличным даже в извращённом обществе. Сплетни могли разрушить намеченные планы. Таким образом, она не могла пригласить его к себе. В то же время, никто из них двоих не  владел грамотой, чтобы воспользоваться тайной перепиской. Хадиджа могла довериться только Нафисе: «Предложи ему тайно встретиться со мной. Желательно, после сумерек и на окраине Мекки».

Это был скромный глиняный домик, принадлежавший бывшей рабыне Амаль, которая была бесконечно благодарна Хадидже за предоставленную ей свободу. Хадиджа, укутанная с головы до ног сошла с верблюда и быстро юркнула в дверь за несколько минут до заката солнца. Мухаммед уже ждал её, усевшись между двух свеч.

Она присела напротив. Хозяйка Амаль разлила им шербет: «Пусть ваша встреча будет слаще этого напитка.». Мухаммед прошептал молитву, отпил глоток и заметил: «Ты также хороша, как в тот день, когда мы виделись в день поминок Усаййика (Да пребудет он в Раю).»

Хадиджа с трудом скрыла своё смущение: «Ты всего лишь смотришь на цветок, который давно расцвёл. Готов ли ты сорвать, чтобы выронить из рук, или хочешь насладиться ароматом, пока он окончательно не отсохнет?»  Мухаммед протянул свою руку: «Да отсохнет рука, которая решится сорвать бутон ради потехи. Всевышний мой свидетель: я возьму тебя, если ты соблаговолишь стать моей супругой. И ты станешь самой известной супругой во всей умме.»

Тетива лука оказалась тугой и надёжной. Стрела успешно достигла цели.

 ГЛАВА 12.

НОЧЬ ЛЮБВИ.
«Мужчина может созерцать женщину с целью жениться, и это не грех.»
Пророк Мухаммед.

«Хадиджа спешила, чтобы успеть домой до утреннего рассвета. Это была их вторая тайная встреча. Она проснулась первой, словно от дуновения ветра. Мухаммед лежал с прикрытыми веками, и было непонятно, он всё ещё спит, или дремлет. Но это не имело значения: она окончательно поняла, что  в предыдущих двух браках её «крепость» так и оставалась запертой изнутри.

С прежними мужьями она пыталась сама их «обьезжать», как приобретённых «скакунов». При этом, оставалась ненасытившейся «наездницей». Ни разу не испытала глубокого удовлетворения.  Не было полноценного исцеления от страсти и с невольниками. Это были всего лишь лёгкие победы без помпезности и фанфар.

С Мухаммедом всё обстояло иначе. На сей раз её благодатную почву «вспахали» вдоль и поперёк. Заботливо и с любовью. Она впервые обнаружила себя желанной и необходимой. Ощутила  крепкие мужские обьятия. Он  взрывался вулканом, затем вновь возвращался с прежней страстью. Прислушиваясь к стонам, она не верила своим ушам: с его губ срывались фразы, похожие на пение. Мухаммед был бесподобен.

За всю ночь она не сомкнула глаз. Он услышал её шёпот: «Меня словно напоили после долгой и мучительной жажды. Впервые стала женщиной, женой, наложницей, рабыней и властительницей одновременно. Теперь я готова принять тебя в свой дом. И не просто мужем, а хозяином.» Он приоткрыл веки и молчал. Его лицо озаряла улыбка.

Она почувствовала, что он ждёт продолжения: «Нафиса сказала мне про твои сомнения. Ваш с ней разговор о твоих финансовых трудностях мне более, чем понятен. Для того чтобы исключить унизительные сплетни, я хочу оснастить торговый караван, с которым ты отправишься в Шам. Все расходы беру на себя. Доход будет твоим. Это позволит тебе после возвращения преподнести  мне свадебный дар «махр», достойный твоего имени и нашего рода курайши.»

Он повернулся к ней: «Я не уверен, что Совет старейшин одобрит нашу помолвку и позволит мне возглавить торговый караван? Они скажут тебе, что у меня нет опыта в торговле.  Среди них много моих влиятельных врагов. Им не по нраву мои проповеди о чести и достоинстве.»

Хадиджа поняла, что в его словах есть истина. Поднялась, чтобы одеться и  привести себя в порядок: «Не беспокойся. Я сумею договориться с теми из них, кто ещё не забыл моих благодеяний. Это, конечно же,  может занять некоторое время.  Но ты меня плохо знаешь:  я из тех, кто умеет добиваться своих целей.»

Мухаммед кивнул головой: «Не сомневаюсь в этом. Но мир вокруг нас слишком сложен. Гнусные обычаи и традиции  остаются теми же, что завещал наш с тобой  прадед Кусай ибн Киляб много лет назад. Те, кто правит Каабой, не захотят, чтобы я приобрёл богатство и вслед за этим власть.» Хадиджа взяла его за руку: «Именно поэтому возлагаю большие надежды на тебя,  Мухаммед. Если они остерегаются тебя, значит понимают свою слабость.»

Затем Хадиджа добавила: «Много лет назад, когда я ещё была целомудрена, среди паломников был  монах. Он обратился ко мне, хотя я стояла в кругу нескольких подруг. Среди них была и Фатима бинт Асад, позже ставшая женой твоего дяди Абу Талиба. Так вот все они опешили, когда старик предрёк, что мой третий муж прославит род курайши. Ты тогда ещё даже не родился. Старик известен тем, что его предсказания всегда сбываются.»

Взгляд Мухаммеда был устремлён куда-то вдаль...сквозь неё. Ей показалось, что он даже не слышал её слов. Но низкий тембр голоса заставил Хадиджу вздрогнуть: «Помню того монаха. Он как-то встретился, когда мне было лет двеннадцать. Абу Талиб тогда взял меня с собой по торговым делам. Он был удивлён и встревожен тем, что незнакомец назвал меня... «посланником».

Хадиджа замерла. Затем предположила: «Выходит, мы с тобой были обречены встретиться. Это воля Всевышнего.» Мухаммед остановил её: «Но это вовсе не значит, что наш путь усеян цветами. Пока мы с тобой здесь предполагаем, там в Каабе располагают. В Мекке творятся сплошное распутство, прелюбодеяния, азартные игры, соития, убийства и насилия. Люди давно потеряли чувство стыда и покорности. Мы с тобой столкнёмся с бесстыдством, развратом и несправедливостью. Нас могут предать самые близкие нам люди.»

В ту минуту Хадиджа не могла предположить, насколько он близок к истине. Вернувшись к себе, она неожиданно для себя застала Нафису и своего раба Юсуфа в откровенной позе. Было нетрудно догадаться, чем занята рука подруги. Увидев хозяйку, Юсуф первым отшатнулся.

Нафиса, как ни в чём не бывало, обняла подругу: «Ты расцвела, словно девственница, познавшая тайны соития! Хочу узнать подробности, солнцеликая. Надеюсь,  ты не ошиблась в выборе «всадника. А я, как видишь, спешила разделить с тобой счастье. Мой супруг в отьезде, и вернётся лишь через пару дней.»

Хадиджа не могла скрыть своей сконфуженности: «Боги  вознаградили меня за все мои прошлые разочарования. Мне досталось сокровище, которого лишены многие. И должна тебе признаться: в моём счастье есть и твоя заслуга.» Юсуф хотел было удалиться, но хозяйка его остановила: «Не уходи.» Затем повернулась к Нафисе: «Ты знаешь, как я ценю нашу с тобой дружбу. Хочу щедро отблагодарить тебя. С сегодняшнего дня Юсуф переходит в твоё владение. Можешь сообщить в Каабу о новом приобретении и  распоряжаться им по своему вкусу, Нафиса.»

Подруга бросилась к ней в обьятия: «Это поистине щедрый подарок, милая. Теперь я вдвойне обязана: готова исполнить в будущем любой твой каприз. Сейчас же поеду к Чёрному камню, чтобы совершить «таваф» и сообщить старейшинам о новом приобретении.»

Согласно преданию, Чёрный камень, или «хаджар аль асвад» был установлен в Каабе самим Пророком Ибрахимом (Авраамом). И первым, кто совершил таваф (ритуальный обход вокруг) был именно он. Но последующие поколения семитов, рождённых от Исмаила, предали забвению главный постулат Ибрахима - единобожие. Они разместили в Каабе идолы 360 богов. Правда, во главе с основным из них - Хубалом.

Паломничество в святое место совершалось с незапамятных времён. Но истиный расцвет наступил с обнаружением поблизости от Каабы источника воды под названием Замзам. Колодец был открыт и раскопан дедом Мухаммеда , Абд аль Муталлибом.  С тех самых пор Кааба, да и вся Мекка, стала управляться родом курайшитов. Правда, не единолично.

К центру принятия решений со временем были подключены представители двеннадцати арабских племён. Каждый из них имел свои полномочия. Одни отвечали за содержание Каабы, допуск паломников. Другие обеспечивали их пищей и водой. Третьи следили за порядком и безопасностью. Четвёртые распоряжались торговыми караванами. Пятые – контролировали куплю-продажу, приобретение и казнь невольников.

Самым напряжённым был период хаджа. Его, как правило, совершали ближе к весне. Обязанность встречать паломников была возложена на племя Бану Кинан. Ключи от Каабы и от места заседания Совета старейшин хранились в племени Абдуддар.

Перед началом хаджа паломники обязаны были находиться в состояние «ихрама». Это означало физическую и духовную чистоту в течение примерно сорока дней. Никакой близости, интимных отношений, азартных игр, употребления наркотиков и алкоголя. Тотальное воздержание выдерживали далеко не все. Но за соблюдением этого правила следили со всей строгостью.

И вот в таком состоянии голода и жажды,  в процессе хаджа сбрасывалась вся одежда, и паломники нагишом, прихлопывая и восхваляя Хубала совершали семь ритуальных обходов вокруг Чёрного камня.

Мужчины и женщины, молодые и старые в своеобразном экстазе шли сотрясая своим формами, подбадривая друг друга. Они возбуждались от самого процесса. Мужчины от соседства с женскими телами. Женщины от слишком очевидного соблазна. После длительного и тотального воздержания.

В тот злосчастный день Совет старейшин был вдруг встревожен сообщением о необычном происшествии. Достопочтимый Ибрагим ибн Салех, вернувшийся из торговой экпедиции раньше срока, застал свою супругу Нафису в обьятиях невольника. Со слов хозяйки, раб пытался изнасиловать её. Но якобы не успел, ибо Ибрагим, слава Хубалу, подоспел вовремя.

Тем не менее, потерпевший решил обьявить о разводе: «Мне необходимо очистить свое доброе имя!»  Один из наиболее уважаемых старейшин Абу Бакр задал ему несколько странный вопрос: «Какова же была причина твоего возвращения домой раньше срока?»

Ибрагим огляделся по сторонам, словно разыскивая кого-то. Из самого тёмного угла помещения за ним внимательно наблюдал Абу Суфьян. Потерпевший понял, что должен рассказать, как есть: «В Медине меня нашёл уважаемый Абу Суфьян. Он сообщил, что по роду службы узнал о  приобретении моей супругой в качестве подарка невольника по имени Юсуф. Он как-то слышал, что его прежняя хозяйка часто пользовалась этим рабом для интимных утех. Это и заставило меня поспешить в Мекку.»

Между тем, перед старейшинами стоял совершенно обнажённый обвиняемый -  раб по имени Юсуф. Его приволокли на судилище, вытащив прямо из супружеской постели потерпевшего, даже не позволив надеть набедренник. На все вопросы раб отвечал однообразно: «Признаюсь в совершении греха. Я пытался изнасиловать госпожу, пользуясь отсутствием хозяина.» На вопрос, совершал ли он такой же грех с предыдущей хозяйкой, Хадиджей, невольник ответил отрицательно.

В наступившей тишине поднялся молодой Амр ибн Хишам. Тот самый, который безуспешно пытался сосватать вдову своего дяди, Хадиджу бинт Хувайлид: «Уважаемые, дайте мне остаться наедине с этим преступником, и мы узнаем правду.» Все переглянулись. Слово взял дядя Хадиджы, Амр ибн Асад: «Не думаю, что это уместно. Ведь Амр ибн Хишам получил отказ от Хадиджы, и вполне может поступить опрометчиво из мести.»

Абу Бакр подвёл итог: «Нам надо решить главный вопрос и обьявить о разводе потерпевшего со своей супругой. Что касается невольника, то он по праву принадлежит Насифе бинт Муннаби. Пусть она и решает, как с ним поступить.»

На следующий день к новому двухэтажному дому Хадиджы бинт Хувайлид прискакал молодой наездник на изящном белом верблюде. Это был всегда довольный собой и упрямый племянник её покойного мужа Амр ибн Хишам.  Хозяйка поняла, что Мухаммед был прав: ей предстоит тяжёлый разговор.


ГЛАВА 13.
НИЧЕГО ЛИШНЕГО.

«Докажи измену жены. Иначе наказание падёт на твою спину.»
Пророк Мухаммед.

«Хадиджа в окно увидела выражение лица Амра ибн Хишама. Сразу сообразила: ничего хорошего ожидать от его визита ей не следует. Он шёл вразвалку, широко размахивая своими ручищами.

Хадиджа вдруг вспомнила его подростком, когда он неожиданно ворвался к ней среди ночи. Его дядя Усаййик находился в Руме. Амр застал её в неприглядном виде: они с Нафисой совершенно раздетые нежились в постели. Мальчишка долго стоял и молча созерцал, пока не был замечен Нафисой: «Хаджиджа, мы вроде бы не одни!»

В ту ночь ей удалось окриком прогнать Амра из своей супружеской опочивальни. Нафиса позже предложила удовлетворить его любопытство, но Хадиджа была категорически против: «Он не насытиться, а скорее привыкнет и потребует продолжения.»

С тех самых пор племянник Усаййика перестал скрывать своих твёрдых намерений. Она чувствовала на себе его взгляды повсюду.  Он даже стал подглядывать во время редких супружеских соитий. Ей приходилось скрывать от мужа шалости его племянника. Иначе муж мог узнать об интимной связи с подругой.

Амр вошёл развязаной походкой и остановился в проёме дверей, вскинув на хозяйку тяжёлый взгляд. Хадиджа решила удивить его: встретила с роскошной улыбкой на лице: «Как я рада видеть любимого племянника моего покойного мужа. Располагайся поудобнее и позволь мне угостить тебя всем, чем бог послал.» Она хлопнула в ладоши и в комнату вошла луноликая невольница лет пятнадцати. Она несла огромный поднос с едой и кувшином прохладного шербета.

Амр растерялся. Он не ожидал такого тёплого гостеприимства. Наоборот, был готов к холодному презрению, как в прошлом году на поминках дяди. В тот день он всего лишь намекнул Хадидже: «Хочу заглянуть к тебе с предложением». Хадиджа резко прервала его: «Мне вряд ли понравится любое твое предложение».

Сегодня всё было совершенно иначе. Огромные карие глаза Хадиджы излучали радость и удовольствие.  Её роскошные волосы, обычно укрытые платком, были распущены по плечам. Амр сделал над собой усилие: «Позволь мне выразить свой восхищение твоей красотой, дорогая вдова моего дяди. Мне достаточно выпить глоток воды из чаши, которую подашь мне, чтобы утолить многолетнюю жажду. Надеюсь, не помешал тебе в этот ранний час.»

Хадиджа бросила невольнице: «Зулейха, позаботься, чтобы мой желанный гость остался доволен.»  Не успел он присесть и согнуть ноги в коленях, как со спины почувствовал дыхание юной красавицы Зулейхи. Она налила в чашу вина и прижалась своей упругой грудью. Хадиджа спросила Амра: «Чему я обязана такому приятному случаю? Я не видела тебя целый год. Ты возмужал и окреп. Кажется, тебе уже двадцать два? Но насколько мне известно, ты до сих пор ещё не женат, не так ли?»

Амр отпил вина из рук Зулейхи и провёл рукой по бороде с красивой проседью: «Я родился перед годом Слона, и мне исполнится скоро двадцать пять. Ты права: я всё ещё в поисках той женщины-мечты, которая не даёт мне покоя с тех пор, как я стал мужчиной.»

Хадиджа смущённо опустила свои глаза: «Кажется, я знаю ту женщину, которая свела тебя с ума много лет назад.» На лице Амра появилась улыбка и он несколько осмелел: «Ты была божественно хороша в ту ночь, Хадиджа.»

Она покраснела и приложила палец к губам: «Не продолжай, ты меня смущаешь. Я ведь тогда не сообразила, что ты достиг зрелости.»  После небольшой паузы добавила:  «Многое с тех пор изменилось. Тебе хорошо известно, что готовится моя помолвка с кузеном Мухаммедом ибн Абдаллах.»

Амр тут же вскочил, как будто его ужалила змея: «Ты не можешь выйти замуж за этого... полоумного! Он не способен дать тебе то, что есть у меня, и то что ты заслуживаешь». Она одарила его взглядом послушной и доступной женщины. Он повиновался и тут же присел рядом с ней:  «Я готов преподнести тебе такой махр, о котором никто в Мекке и не мечтает. Пятьсот верблюдов, две сотни овец и пятдесят скакунов, двадцать тысяч дерхемов золотом....Только будь моей женой.»

Хадиджа прервала его: «Даже не сомневаюсь в твоей щедрости. Твой род известен не только богатством, но и весомой властью. Но позволь мне подумать о твоём предложении. Мне нужно время, чтобы принять верное решение.»

Их взгляды встретились. Её рука коснулась его пальцев. Взгляд приобрёл томный оттенок: «Я и сама очень часто вспоминаю, с какой страстью ты домогался меня даже при жизни своего дяди (Да пребудет он в Раю). Поверь, меня останавливала от измены мужу лишь большая разница в возрасте. Не забывай: ведь мне скоро будет сорок. Ты потеряешь интерес ко мне через несколько лет.»

Он воспрял духом: "Нет, это не так! Для меня ты моложе, чем невольница, которая сидит за моей спиной. Я буду тебя лелеять и беречь до конца дней своих. Дай мне своё согласие! Или мне придётся убить Мухаммеда и добиться тебя через его труп!»

Хадиджа поняла, что ситуация может выйти из под её контроля. Она обратилась к невольнице: «Оставь нас, Зулейха.» Подождав пока она покинет комнату, Хадиджа взяла Амра за руку и положила к себе на колено: «Я тебе обещаю повременить с бракосочетанием с Мухаммедом. Но ты должен мне в этом помочь. Я подготовлю небольшой караван с товарами и отправлю его с Мухаммедом в Шам. Это займёт не меньше двух-трёх месяцев времени. И Мухаммед вряд ли справится с такой трудной задачей. У меня появится повод разорвать помолвку с ним.»

Глаза Амра оживились, его рука пробралась значительно выше от колена: «В чём я могу тебе помочь? И могу ли я надеется на одну тайную встречу с  тобой в его отсутствие?» Хадиджа испытала чувство брезгливости, но сумела овладеть собой: «Твой отец, досточтимый Хишам ибн Мосул решает, чей караван и когда может покинуть Мекку. Уговори его, чтобы не чинил препятствий.» После паузы шёпотом добавила: «О тайной встрече мы можем поговорить, когда Мухаммед покинет Мекку.»

Через несколько дней караван из двеннадцати верблюдов, нагруженных разнообразным товаром, был готов покинуть город. Невольница Зулейха  передала Мухаммеду тысячу дерхемов: «Это вчетверо больше обычной ссуды, которой моя хозяйка снабжает других купцов. И она просит не стеснять себя в расходах. Если понадобится больше, займи у ростовщика в Шаме, сколько понадобится.»

За её спиной стоял крепко слаженный раб-эфиоп: «Это Майсара. Он давно служит Хадидже, и теперь будет твоим личным слугой в поездке.» Мухаммед поблагодарил невольницу: «Передай хозяйке, что я постараюсь успешно продать товары и вернуться в Мекку, как можно скорее.» Но Зулейха покачала головой: «Прости меня, мой господин. Но хозяйка велела и мне следовать с тобой. Начиная с сегодняшней ночи я перешла в твоё полное распоряжение. Овладей мной и приказывай.»

Майсара подошёл ближе и помог Мухаммеду оседлать коня: «Хозяин, Хадиджа велела тебе передать на словах: «Зулейха только на днях достигла женской зрелости, чиста и целомудренна. Она должна служить тебе, как хотела бы служить сама хозяйка.»

Мухаммед уселся удобно, откусил яблоко протянул его невольнице, прижавшейся к его спине : «Да исполнится воля Аллаха.  Нам с тобой предстоит разделить тяготы и отдых путешествия, как этот красный плод.»

Между тем, окружающий мир мало чем отличался от размеренности Аравийского полуострова. Очередная война Византии против Персии уже шла чуть меньше двадцати лет.

К середине 589 года Император Маврикий по собственной вине потерял стратегически важную крепость Мартирополь. Это послужило поводом для семейного скандала, и его супруга Констатнтина взяла бразды правления в свои руки. Она назначила командовать армией своего любовника,  прославленного полководца Джамшида. В своё время он служил персидскому шаху, но затем переметнулся к византийцам.

Благодаря ему, войско вышло победителем в битве за Армению. Видя ослабившуюся Персию, тюркские войска тут же атаковали шахиншаха с севера.  Хормизд Четвёртый задавленный Византией и преданный собственным военначальником Бахрамом Чубином, был свергнут. Вскоре его ослепили и казнили. Были схвачены весь его гарем и дети. Сумел сбежать лишь старший сын, наследник престола Хосров.

Оставшийся в живых принц тщетно пытался найти компромис с Бахрамом, но был отвергнут и вынужден бежать в Азербайджан. Но и там он не мог долго укрываться от преследований. С большими приключениями он еле добрался до Византии.

Обездоленный, надломленный и в окружении всего лишь дюжины всадников, он вошёл во дворец императора Маврикия, готовый упасть ему в ноги: «Помощи твоей прошу, я -  наследник царя Персии, сын свергнутого Хормузда Четвёртого.»

Маврикий осторожно посмотрел в сторону тяжёлой портьеры. Он знал, что оттуда внимательно следит властная супруга Константина. Вскоре Хосров почувствовал аромат женского благоухания у своего плеча. Он робко поднял свой взор. Перед ним стояла известная своей красотой и любовными утехами, империатрица Константина.

Она встала лицом к лицу и внимательно рассмотрела стоящего, согнув колено, юношу. Наступила тишина. Её нарушил голос, способный воскресить даже мертвеца: «Я наслышана о  старшем сыне шаха Хормузда. Но реальность превосходит все мои ожидания. Скажи мне, принц, сколько тебе лет?»

Он ответил ей охрипшим голосом: «Через неделю мне исполнится 25 год, Ваше Величество.»  Перед ней стоял широкоплечий  воин в полном боевом доспехе, с еле заметным шрамом на левой щеке.  Роскошные волосы, горящий взор, высокий рост и восточное очарование не могли пройти мимо внимания Империатрицы. Её рука слегка коснулась шрама: «Ты уже успел набраться военного опыта, не так ли?» Он смущённо отвернулся: «Эту рану я получил, защищая честь женщины.»

Маврикий наблюдал за ними молча. Он уже давно привык к любовным играм неутомимой супруги. Собственно говоря, благодаря женским интригам её матери, он оказался на троне. Ему теперь лишь было интересно узнать, как дорого ему обойдётся новое увлечение. Констатнтина уже блестяще овладела искусством управления не только мужем, но и всей Империей. Маврикий давно не принимал важных решений без её участия.

Шёл 595-й год нашей эры.

ГЛАВА 14.
ДВОРЦОВЫЕ ТАЙНЫ.

«Аллах любит тех женщин, что верны мужьям и неприступны для других мужчин.»
Пророк Мухаммед.


«С наступлением сумерек караван достиг Медины. Сгущались тучи, и погода не обещала быть дружелюбной. Мухаммед остановил коня у небольшой таверны с именем хозяина над дверью «У Саймона» Это был известный многим купцам еврей-ростовщик. Он сидел за очагом не один. Слева от него восседал старый монах, чьё лицо показалось Мухаммеду знакомым.

Хозяин вежливо приветствовал и пригласил присесть: «Чем могу помочь, уважаемый путник?» Мухаммед уселся на одну из подушек: «Мой караван держит путь в Сирию, досточтимый Саймон. Хочу переночевать здесь. Со мной дюжина верблюдов, две лошади, трое погонщиков, мой слуга и моя невольница. Найдётся ли у тебя крыша для нас?»

Хозяин тут же встал: «Пойду распоряжусь, чтобы подготовили комнаты для вас и стойла для животных.» Монах протянул Мухаммеду чашу с прохладным настоем из фиников и изюма: «Мне кажется, я знаю тебя. Не ты ли был со своим дядей Абу Талибом лет десять назад, когда мы повстречались в Шаме?» Мухаммед тоже распознал старика: «Да это было двенадцать лет назад. И кажется, тебя все называют Отец Серафим?»

Монах кивнул с улыбкой: «Обычно я провожу это время года в Медине. Но меня вызвала Империатрица Константина, и я направляюсь в сторону Рума.»

Вошёл хозяин: «Достопочтимый путник, твоя невольница уже расположилась на ночь. И ты тоже можешь присоединиться к ней.» Уже стоя у двери Мухаммед вдруг повернулся к монаху: «Береги себя святой отец. Тебя поджидают скверные события. Я говорю тебе это с большим сожалением.» Монах покачал головой: «Что может со мной произойти? Империатрица Константина нуждается в моём благословении, не более того.»

На следующий день в Руме Император Маврикий молча потягивал молодое вино из золотого кубка, прикрыв свои веки. Он слушал воркование супруги, которая с чисто женским любопытством распрашивала наследника персидского престола об обычаях в его стране. «Говорят, восставший против твоего отца Бахрам овладел твоими сёстрами и матерью. Неужели ты простишь ему такое оскорбление?» - спросила Империатрица.

Лицо Хосрова вспыхнуло от ненависти и бессилия: «Моё сердце кровоточит от одной мысли о насилии над ними! Но именно поэтому я здесь, у Ваших ног, Ваше величество, чтобы заполучить поддержку. Готов ради такой поддержки заключить с Византией взаимовыгодный договор.»

Костантина величественно протянула к его губам свою белоснежную руку: «Ты мне внушаешь доверие. Но одних слов мне недостаточно. Понадобится нечто большее, чем просто доверие, чтобы помочь вернуть тебя на законный престол. И это нечто я надеюсь получить очень скоро.»  В её взгляде была написана вся гамма желаний.

Хосрову было нетрудно прочесть её откровенные мысли. Он с опаской повернулся лицом к монарху. Маврикий вроде дремал, отложив в сторону кубок с вином. Империатрица с улыбкой подмигнула: «Мне почему-то кажется, что мы с тобой достаточно хорошо понимаем друг друга, милый юноша.» Затем кивнув в сторону Императора, добавила:  «Его величество всегда поддержит моё решение. В отличие от Персии здесь нет гарема, и я его любимая и единственная супруга.»

Хосров целовал её руку достаточно долго и страстно, не отрывая взгляда.  Империатрица томно повела глазами и разбудила Маврикия: «Если ты не возражаешь, мой государь, всю тяжесть этой ноши я возьму на себя. Сейчас уже поздно принимать важные решения.  Позволь мне устроить достойный отдых нашему гостю, а завтра после полудня, мы с тобой обсудим необходимые шаги.»

Маврикий открыл тяжёлые веки и слегка кивнул головой: «Ты права, государыня. Оставляю гостя на твоё попечение. Мне сейчас необходима помощь лекаря: опять разболелась голова.» Перед тем, как удалиться в свои покои, Маврикий вызвал Нерсеса к себе. Это был многолетний цирюльник и лекарь Императора.

Вскоре карета Империатрицы, запряжённая  четвёркой арабских скакунов, выехала из дворца и направилась в сторону северной окраины. Наблюдавший за этим из окна своих покоев Маврикий, подозвал к себе Нерсеса: «Разбуди мою дочь Марию и приведи её ко мне.»

Нерсес, читающий мысли Императора, как раскрытую книгу, тихо пробормотал: «Мудрое решение, мой Властелин. Персидского принца надо связать брачными узами с принцессой, а не любовными утехами стареющей Империатрицы.»

Через полчаса карета с Империатрицей и её гостем остановилась у ворот недавно возведённой по её просьбе  арабской бани. В роскошном хаммаме их поджидал евнух Георгий. Хосров уже достаточно давно находился в бегах и был ужасно голоден. Он хотел было броситься на блюда, разложенные на длинном столе, как голодный волк.

Но Империатрица потянула его за руку: «Вначале я хочу  утолить свой собственный голод. А затем накормлю тебя.» Войдя в узкий проём, они оказались в помещении наполненном густым паром. Откуда-то возникший чернокожий мужчина в одном лишь набедреннике подошёл к Империатрице со спины и помог ей избавиться от одежды.

Хосров почувствовал, как чьи-то нежные руки сняли доспехи с него и раздели догола. Империатрица оценивающе оглядела гостя с ног до головы. Оставшись довольной, взяла его за руку и повела в сторону небольшого бассейна, наполненного горячей водой. Началось безумие, которое Хосрову показалось одной из тех персидских сказок, которые ему рассказывала в детстве кормилица.

Утехи длились довольно долго, пока Константина не взвыла от усталости: «Сойди с меня! Я уже без сил! Ты просто восхитителен! Вот теперь самое время нам с тобой подкрепиться.»

Как только они укрывшись покрывалами сели за ужин, в дверях показался старый монах: «Государыня, я здесь, как ты велела.».  Она кивнула ему и представила Хосрову: «Это мой духовник, отец Серафим. Я пригласила его для исповеди. Но теперь решила: уж раз он здесь, то пусть нас тайно обвенчает. Это необходимо, чтобы укрепить союз между Персией и Византией на тот случай, если ты с нашей помощью воцаришься на троне.»

Отец Серафим попытался возразить: «Но позволь мне напомнить, владычица: ты уже обвенчана с нашим монархом. Церковь не благоволит такому разврату.» Империатрица одним махом опрокинула чашу с вином, откусила грудинку поросёнка и усмехнулась: «Не лги мне в глаза, отец Серафим. Только в прошлом году,  получив полсотни золотых монет ты обвенчал купца Теодора с тремя иудейками из Медины.»

Серафим чуть не поперхнулся костью от жареной рыбы: «Откуда тебе стало известно об этом? И потом, двое из молодок были из Сирии. Прости меня великодушно, государыня. Как прикажешь, так и сделаю.»

Не успел он закончить, как в дверях появился высокий и широкоплечий мужчина. Это был глава императорской охраны: «Государыня, Император велел арестовать монаха Серафима и твоего гостя из Персии. Ему доложили, что готовится дворцовый переворот.»

Константина допила свой кубок и успела шепнуть Хосрову: «Не бойся. Я знаю, как помочь тебе.» И проводила своим гневным взглядом нескольких стражников, взявших старого монаха и юного наследника шахского престола. Глава охраны услышал как отец Серафим молится: «О господи! Воздай Мухаммеду за его пророчество, а мне – за доверчивость!»

В караван-сарае в Медине в это время наступила полночь. Зулейха уже в третий раз вытерла пот с лица своего властелина и спросила: «Могу ли я помыться, хозяин? Или ты меня хочешь взять ещё раз?» Мухаммед будто не слышал её. Его взгляд блуждал по темной комнате, словно в поисках пропавшей вещи. Его голос вдруг задрожал: «О нет! Такого быть не может! Неужто такова воля Аллаха?»

Зулейха испугалась: «Может быть я сделала что-то не так? Подскажи мне, мой властелин. Я ведь до тебя не знала мужчин.» Мухаммед повернул лицо к ней и успокоил: «Дело не в тебе. Ты прекрасна в своём целомудрии. Но скажи-ка мне, не заметила ли ты близости своей прежней хозяйки с Амром ибн Хишамом?»

Зулейха побледнела: «Каким образом это стало тебе известно? Ведь кроме нас троих там не было других свидетелей!» По выражению её лица, Мухаммед понял, что ей есть, о чём поведать.

ГЛАВА 15.
ПРЕЛЮБОДЕЯНИЕ.

«Ваши женщины – покрытие для вас, а вы – покрытие для ваших женщин»
Пророк Мухаммед.


«В конце небольшой арены в высокой стене было видно окно с решётками. Эта была темница, в которой содержался персидский наследник. Он с ужасом наблюдал, как старому монаху развязали руки и под свист толпы прогнали вокруг площади. После третьего круга, когда он уже стал задыхаться, почти ползал, его вытолкали за широко открывшиеся ворота.

Отец Серафим ещё легко отделался. Он обвинялся в тяжёлом преступлении: за большую мзду заключал незаконные браки. В трёх случаях супругам не было даже 8 лет от роду. Одну лишили чести в пятилетнем возрасте.

Согласно закону Юстиниана священник подлежал порке и ослеплению. Но Константине удалось уговорить Императора Маврикия ограничиться лишь высылкой из страны. Двое всадников вывели старого монаха за черту города и бросили на обочине дороги. Отец Серафим пешком пополз в сторону Хиджаза.

С другого конца  пустынной дороги в направлении Рума шла небольшая группа путников. Это была Хадиджа. Она покинула Мекку с тяжёлым сердцем в ночных сумерках. Старый бедуин Таалэт ибн Зохраб за хорошее вознаграждение согласился сопровождать её вместе с племянником. Они направлялись в Рум.

Именно там была назначена тайная встреча, о которой не должен был узнать Мухаммед. Хадиджа не могла отказать Амру ибн Хишаму в близости с ним. Такова была их договорённость, скреплённая в Каабе. Благодаря поручительству Амра, ей тогда удалось добиться разрешения на торговую миссию Мухаммеда. И взамен этого Амр требовал всего лишь одной ночи. Он мечтал достичь цели, к которой он стремился с юности.

Все эти годы красота Хадиджы не давала ему покоя. После той ночи, когда ещё подростком он неожиданно застал жену своего дяди обнажённую в обьятиях подруги Нафисы, Амр поклялся, что будет обладать этой женщиной. Он преследовал Хадиджу ещё при жизни родного дяди Усаййика. Но постоянно получал твёрдый отказ.

Не помог даже шантаж: как-то Амр в сердцах пригрозил рассказать Усаййику о любви Хадиджы к другой женщине. Тогда Хадиджа предупредила его: «Ещё один намёк обойдётся тебе очень дорого! Я скорее повешусь, чем отдамся тебе!»

Но прошли годы, Усаййик скончался, Хадиджа стала вдовой. Амр вновь сделал ей предложение, и вновь получил отказ. Но его по-настоящему взбесило известие о том, что Хадиджа сама избрала Мухаммеда и предложила ему себя.  Вскоре её подругу Нафису муж застал в постели с юным невольником. Выяснилось, что раб до этого принадлежал Хадидже, которая подарила его своей подруге за сватовство.

После того скандала Амр решил, что настал его звёздный час.  Теперь он пригрозил Хадидже, что  сообщит Мухаммеду  страшную тайну: невольник Юсуф довольно долго  делил постель и с Хадиджей. В те годы, названные невежественными, связь с невольницами и невольниками не считалась чем-то необычным. Но не одобрялась в случае с замужними женщинами и даже вдовами. Хадидже пришлось договориться с Амром о тайном свидании.

Путники добрались до Рума с рассветом. Скачущий впереди бедуин вдруг заметил сидящего на обочине старца. Он протянул руку, прося подаяния. Таалэт был готов проскакать мимо, но шедшая вслед за ним Хадиджа остановила  коня и сошла к старцу. Хадидже показалось, что она знает его откуда-то. Подала ему кошелёк со своими инициалами: «Как тебя звать, отец?»

Монах спрятал кошелёк и улыбнулся ей: «Мы виделись с тобой очень давно, когда тебе ещё не было четырнадцати лет. Ты всё такая же красивая! Помню,  тогда я предрёк тебе, что выйдешь замуж за мудреца.» Хадиджа вспомнила  разговор с монахом, происшедший без малого четверть века назад. Она обратилась к Таалэту: «Идите в ближайшую таверну, закажите крышу и еду, я вас догоню.»

Она присела на камень рядом со старцем: «Я помолвлена с молодым мужчиной, и скоро должна состояться наша свадьба. Правда, я не уверена в том, что мой будущий муж изменит наш мир, как ты предрёк однажды.»

Отец Серафим задумчиво посмотрел ей в глаза: «Я расскажу тебе притчу, дочь моя. А выводы делай сама. Как-то Сатана призвал к себе трёх своих прислужников и обьявил: кто из вас троих сумеет разлучить двух любящих мужчину и женщину, тому я обещаю несметные богатства.

Прислужники разошлись по миру. Проходит время, и они возвращаются к Сатане. Первый прислужник сообщает, что ему удалось развести мужа и жену, проживших вместе десять лет. Для этого стоило лишь убедить жену в измене мужа с её матерью.  Сатана выслушал и говорит: «Мать и дочь всегда найдут способ разделить мужчину. Жена давно простила и мать, и мужа.»

Второй прислужник вышел вперёд: «Мне удалось заставить жену богатого купца обокрасть его на больщую сумму. Он бросил её.» Сатана покачал головой: «Купец простил пропажу после ночи любви, проведённой с её сестрой.»

Тут настал черёд третьего прислужника: «Мне удалось уложить новобрачную невесту в постель к рабу и показать это новоиспечённому жениху.» Выслушав третьего прислужника, Сатана провозгласил: «Вот кто достоин моей награды. Ибо нет в мире большей обиды для мужа, чем измена его жены с его рабом в первую брачную ночь.»

Наступила пауза. Отец Серафим молча посмотрел на Хадиджу. Она опустила глаза. Старый монах спросил: «Не задумала ли ты прелюбодеяние, дочь моя?» Хадиджа густо покраснела: «Да, это так. Мой преследователь не оставил мне выбора, святой отец. Подскажи, как мне быть?»

Монах задумался. Затем спросил: «Тайная встреча предначертана на эту ночь в той таверне, куда отправились твои путники?» Хадиджа  кивнула головой. Старец подвёл черту: «Ничего не меняй. Всё будет так, как пожелает Господь! Но знай, дочь моя: о намерениях твоих твой жених уже знает.»

Между тем, сын казнённого персидского шахиншаха Хосров, увидев участь отца Серафима, приготовился к худшему. Ибо его могли обвинить в оскорблении чести и достоинства императорской пары, в попытке склонить Империатрицу к супружеской измене. А это преступление каралось смертной казнью. Он будет либо повешан, либо четвертован.

Закованного в кандалы, Хосрова привели в тронный зал. Стражники бросили его к ногам Маврикия и покинули помещение. Наступила тишина. Хосров стоял на коленях, не решаясь поднять голову. Раздался тихий голос царя, обращённый к супруге: «Так что ты решила сделать с негодяем, который посмел взглянуть на тебя глазами самца? Который посмел возжелать тебя? Ты уверена в том, что наша честь была спасена? И ты была нетронута им?»

Константина тут же подхватила мысль: «Разумеется, мой государь. Но теперь, если ты его казнишь, тем самым убедишь весь мир и в том числе меня в том, что он овладел мной. Тем самым ты обрушишь на свою голову клеймо... рогоносца.» Маврикий заёрзал на троне. В беседу вмешалась их дочь, юная Мария: «Так разьясни нам, государыня: откусила ли ты запретного плода, или нет? Мне самой важно об этом знать. Я желаю принять окончательное решение о его судьбе.»

Константина злобно фыркнула: «Какая невоспитанность! С каких это пор в румийском дворце Империатрица должна отчитываться перед сопливой дочерью? Вкусила яблока, или нет, запомни: это яблоко не по твоим зубам! Ты – низкая шлюха! Тебя уже в который раз видели выходящей рано утром из опочивальни Императора! За прелюбодеяние с родным отцом ты заслуживаешь четвертования по закону моего отца покойного Тиберия Второго! Его ещё никто не отменял!»

Хосров не мог поверить своим ушам и не знал, как ему поступить. Но помог Маврикий.  Он обратился к Хосрову: «Знаешь ли ты, в каком преступлении я тебя обвиняю?» Хосров понял, что наступил миг, который надо ловить как удачу. Поднял голову, чтобы встретиться взглядом с Империатрицей. Константина игриво подмигнула ему и слегка наклонила голову. Это означало, что  «он всё знает».

Юный шахиншах приблизился к трону и приложился губами к пыльным ногам Императора: «В чём бы меня не обвиняли  Ваше Величество, я готов понести наказание. Готов поклясться, что целомудрие Империатрицы было сохранено! Мне не позволили даже помочь ей искупаться.»

Наступила тишина. Затем Маврикий услышал то, ради чего был устроен весь этот балаган. Хосров попросил: «Но прежде чем ты меня казнишь, позволь мне просить руки твоей дочери и стать её мужем.... хотя бы на одну ночь.»

На лице Маврикия появилась улыбка. Он посмотрел в сторону Марии. Она вся светилась, словно луна посреди ночного неба. Её лицо покрылось краской,  и она вскочив со своего места, ответила вместо отца: «Я готова стать его  женой. Хотя бы на несколько ночей. Но только при одном условии: по христианским обрядам!»

Константина от неожиданности побледнела и встала. Бросив испепеляющий взгляд на супруга, она  быстрым шагом вышла вон из тронного зала. Дочь проводила её взглядом самки, выигравшей сражение. Маврикий подозвал к себе дворцового шута: «Обьяви всем, что моя дочь Мария решила помиловать принца и выходит за него замуж».

Затем он обратился к Хосрову: «Давадцать тысяч моих всадников, а также пять тысяч армянских наёмников будут готовы выступить через неделю, чтобы усадить тебя на персидский трон твоего отца. Но взамен я получу Армению и несколько соседних областей Персии.»

С наступлением той же ночи в таверне на окраине Рума Хадиджа с душевным волнением ожидала тайного гостя – Амра ибн Хашима.

 ГЛАВА 16.
ТАЙНАЯ ВСТРЕЧА.

«Муса велел не совершать прелюбодеяний. Иса просил не говорить о них. Но я скажу: лучше об этом даже не размышлять.»
Пророк Мухаммед.

«Сумерки постепенно накрыли шумный рынок на площади Юстиниана возле караван-сарая. Народ ещё не расходился. Но торговки уже складывали скоропортящиеся продукты, обмениваясь шутками в адрес красочно разодетых потаскух, предлагающих своё тело. Наступал, как обычно, час торговли любовью, и шлюхи стали разгуливать по торговым рядам, беззастенчиво зазывая купцов, ремесленников и просто ротозеев.

В окне караван-сарая на втором этаже стояла одинокая женщина в черном с грустным взглядом. Это была Хадиджа. Пыталась рассмотреть в толпе того, кто должен был этой ночью тайно её навестить. Её взор был направлен в сторону дороги ведущей из Рума в Мекку. Амр ибн Хишам должен появиться именно там.

Хадиджа не могла остановить нервную дрожь по всему телу. Через некоторое время её ждёт неприятный визит, который может сломать  её судьбу. Амр ибн Хишам поставил её перед трудным выбором: или она должна подчиниться его воле и подарить ему своё тело, или его влиятельный клан в Каабе запретит её брак с Мухаммедом. Но подчиняясь воле Амра, она тем самым совершила бы великий грех, изменив святому человеку, с которым уже была помолвлена.

Шум на площади продолжал раздаваться в её ушах. Но мысли были далеки от Рума. Она мысленно пребывала со своим возлюбленным Мухаммедом, который в эти дни и часы находился далеко в Сирии.  И тут её внимание привлекла  фигура всадника, приближающегося к рынку с противоположной  стороны.

Это был он, племянник её покойного мужа Усаййика, ненавистный ей Амр ибн Хишам. Было видно, что он спешит. И Хадиджа знала, что он спешит к ней. На его лице была написана уверенность. Уверенность в том, что на сей раз он овладеет, наконец, Хадиджей. Женщиной, которая сводила его с ума многие годы. Даже когда она всё ещё была женой его дяди Усаййика.

Сердце Хадиджы сжалось от мысли о соитии с этим наглецом, семья которого уже долгие годы правила Меккой. Она с омерзением представила его в собственной постели, его большие руки, скользящие по её телу, его откровенные фразы и стоны. Хадиджа была готова провалиться сквозь землю.

Она перевела взгляд на противоположный от рынка угол площади. Там в одночестве стоял ещё один всадник. Это был облачённый в доспехи легионер с рыжей бородой. Он был увлечён беседой с юной шлюхой, которая не обращая внимания на толпу зевак, откровенно демонстрировала легионеру свои прелести. Но по всей верятности, всаднику было не по карману плата за пару часов удовольствия. Он чесал затылок, пытаясь заигрывать с девочкой.

С противоположной стороны к его коню подошёл старец. Это был знакомый нам уже монах, которого изгнали из Рума за совершённые преступления. Отец Серафим прервал беседу юной шлюхи с легионером, протянув ему руку с плотным кошельком: «Досточтимый воин, здесь двадцать золотых, которые передаёт тебе моя хозяйка.»

Легионер прежде чем принять деньги, спросил: «Что твоя хозяйка хочет  получить от меня за это? Я думаю, чтобы провести с ней ночь,это  слишком щедро. Значит, она так стара, что с ней никто давно не хочет делить постель.»

Отец Серафим улыбнулся: «Разумеется, нет. Речь вовсе не идёт о такой сделке.  Моя хозяйка слишком знатная особа и  вряд ли доступна для тебя. Но на эти деньги ты сумеешь купить себе сотню шлюх, похожих вот на эту красавицу.» Лицо легионера осветилось улыбкой: «Ты меня заинтересовал, старик. Говори, что я должен сделать, пока эта кукла всё ещё готова лечь под меня.»

Монах подошёл к всаднику вплотную: «Ты получишь ровно столько же, если сумеешь изувечить вон того пришельца из Аравии. Этот наглец намеревается этой ночью очернить честь и достоинство моей хозяйки.» Легионер посмотрел в сторону торговых рядов и заметил высокого юношу, который спрашивал о чём-то продавца овощей и фруктов.

«Всего лишь изувечить? То есть, отрубить ему руку, или ногу? – спросил легионер. Старец ему подмигнул: «Именно это имела ввиду моя хозяйка.  Но позволь сказать тебе по секрету: если тебе придёт в голову отправить его на тот свет, то моя госпожа удвоит твоё вознаграждение.» После этих слов легионер нагнулся к нему и взял кошелёк: «Совсем другое дело!».

В кошельке действительно оказались двадцать золотых монет с изображением Императора Маврикия. Такого богатства опытный воин никогда в глаза не видел. Он вдруг представил себе сразу четыре таких вознаграждения: «Надеюсь, ты не врёшь, старик, насчёт удвоения. Иначе и тебе не снести своей головы!» Монах перекрестился: «Призываю Иисуса в свидетели!»

Легионер тронул коня и медленно двинулся в сторону юноши. Подойдя поближе, он зычным голосом позвал его: «Эй ты, не знающий имени своего отца. Ты только что задел хвостом своей лошади юную красавицу, которая обещала провести со мной эту волшебную ночь!» Что было явной ложью, ибо рядом с юношей не было ни одной шлюхи.

Но услышав оскорбление в свой адрес, юноша побледнел и тут же схватился за саблю: «Не знаю, кто ты такой и как звали твою продажную мать. Но за такие слова у нас в Мекке отрубают голову, даже не спросив имени!»

Они подскакали вплотную, испепеляя друг друга гевными взглядами. Толпа стала быстро расступаться, испугавшись предстоящей схватки двух всадников. Юная шлюха, всё ещё следовавшая за легионером, чуть отстала. Он подмигнул ей: «Не уходи далеко, красавица, жди меня возле таверны,  я мигом вернусь. Только дай мне наказать этого мерзавца и получить заслуженное вознаграждение.»  Юноша услышал и сразу понял: кто-то нанял убийцу!

Увидев освободившееся пространство, противники разьехались в разные стороны, чтобы на скорости наброситься друг на друга. Амр ибн Хашим высоко поднял над головой сверкающий клинок и с возгласом «Во имя Хубала!» вонзил шпоры в своего коня. С другой стороны раздался вопль легионера: «Во имя Иисуса, распятого за наши грехи!»

Хадиджа почувствовала сухость в горле и попросила юного племянника Таалэта, стоявшего рядом с ней, принести ей воды.  Хусейн, пожиравший глазами очаровательную и знатную хозяйку,  быстро исчез и вскоре вернулся с кувшином: «Только не надо плакать, Хадиджа. Всё будет хорошо. Я готов сделать для тебя, всё что прикажешь.»

Не успела Хадиджа в знак благодарности погладить его по щеке, которая ещё не познала щетины,  как тишина на площади прервалась грозным кличем легионера: «Я отправлю тебя прямо в ад, грязный арабский безбожник! Ты ещё не пробовал клинка славного легионера Максимиллиана!»

Когда они столкнулись и раздался скрежет металла, Хадиджа увидела, как с шеи Амра хлынула кровь. Она вздрогнула и вскрикнула: «О Всевышний! Только не убивай его! Он ещё так молод!» И тут же почувствовала на своих плечах руки Хусейна. Он прижался к ней сзади слишком близко. Даже до неприличия. Она своими ягодицами ощутила его юношескую страсть.

Слегка оттолкнула его: «Ты слишком нежен ко мне, Хусейн. И немного смущаешь меня. Ведь мы должны помнить: я помолвлена с Мухаммедом, который провёл много лет в семье твоего дяди. Там его до сих пор любят и высоко ценят. То что ты задумал – это большой грех.»

Хусейн с обидой убрал свои руки: «Но ты ведь неспроста следишь за Амром ибн Хишамом. Ведь именно его ты ожидаешь в гости этой ночью. Разве это не грех в отношении Мухаммеда?» Хадиджа повернулась и встала к нему лицом к лицу. Поняв, насколько прав Хусейн, она сменила тон: «Вот поэтому ты мне и будешь нужен. Вполне возможно, что мне понадобится твоя помощь. И всё, что я могу тебе обещать: ты станешь частью нашей семьи в моём новом доме.»

В это время с площади раздался крик толпы. Хадиджа бросилась к окну. Двое всадников, уже спешившись,  беспощадно сражались, выкрикивая уличную брань. Легионер чуть прихрамывал, была видна глубокая рана на правом колене. Амр тоже истекал кровью.  Он еле держался на ногах,  и в какой-то миг подскользнувшись, упал на спину.

Максимиллиан не упустил этой оплошности противника и закинул над ним правую руку с клинком. Казалось, арабу осталось лишь произнести молитву и приготовиться к смерти. Но в это время легионер неожиданно рухнул на землю рядом с ним. Из его груди торчала рукоятки короткого сирийского кинжала. Амр успел опередить соперника на долю секунды.

Увидев смерть легионера, Хадиджа застыла от неожиданности. Она повернула бледное лицо к Хусейну: «Спустись сейчас же вниз и помоги моему гостю, ведь он ранен. Приведи его ко мне!» В её взгляде теперь горел огонь женщины, готовой на всё.

Провожая взглядом юношу, она произнесла молитву: «О Всевышний! Сохрани мою честь и достоинство. И если это всё ещё возможно, скрой эту тайну от Мухаммеда.» Второпях помылась и сменила одежду. Встала спиной к двери  и стала усердно молиться, чувствуя, как бешенно колотится сердце.

Гулкие шаги на лестнице, ведущей к ней, раздались в ушах, как звуки молота, кующего саблю. Шаги приближались неумолимо. Хадиджа уже своей спиной ощутила мужскую похоть. Запах пота и страсти заполнили ноздри. Но она ожидала чего угодно, но только не этого!

Его лапища  резко задрали на ней одежду, пригнули её спиной вниз и в один миг разорвали на ней всё, что мешало его «клинку» на пути к победе. Она услышала слова, которые не оставляли никакой надежды: «Ты посмела подослать мне убийцу? Ну тогда так и знай: возьму тебя как уличную шлюху!».

Она почувствовала дикую боль и только потом поняла: он вошёл не там, где его хоть чуточку, но ждали. И входил жестоко, со всей злобой и правом самца. Её крик оглушил бы его самого, но его широкая ладонь прикрыла ей рот. Это продолжалось довольно долго. Она ещё никогда не испытывала столь железной мужской страсти. Она прикусила его ладонь, и когда он убрал свою руку, застонала: «Выйди из меня.... и войди снова, сын шалавы!»

Он понял вдруг, что она почти вошла во вкус. От этой мысли его «клинок» стал ещё твёрже. Он исполнил её волю. И уже входил не спеша, его руки стали нежней, дыхание размеренней, без чувства мести и даже заботливей. Взрыв его эмоций она встретила уже почти теряя сознание. Это было некое сочетание злобы, похоти и удовлетворения.

Она открыла глаза в кромешной тьме: уже наступила ночь. Насильника рядом в постели не было. С трудом собравшись сил, она зажгла свечу. Амр лежал на спине совершенно голым. Она впервые обратила внимание, что у него спящего много общего с её покойным мужем. Его шея была кое-как перевязана лоскутами от её разорванного нижнего белья. Она решила его укрыть, и была удивлена размером его достоинства.

И вдруг затылком почувствовала на себе чей-то взгляд. В чуть приоткрытых дверях она увидела пару встревоженных глаз. Это был подросток  Хусейн, который наверняка наблюдал всю сцену страсти от самого начала и до конца. Хадиджа слишком поздно поняла, что стоит в чём мать родила, и быстро захлопнула дверь.


ГЛАВА 17.
ПОТОМСТВО.

«У кого три дочери, и он к ним милосерден, Рай для него обязателен.»
Пророк Мухаммед.

«Майсар происходил из влиятельного йеменского рода. И его судьба могла бы сложиться иначе, не попади он в плен в год Слона. В тот злосчастный год Майсар ещё юношей служил при царе Абраха  аль-Ашрам, напавшим, как известно, на Мекку. Пробыв некоторое время в плену у мекканского всадника, он испытал самое  унизительное наказание для мужчины: его регулярно насиловали в извращённой форме.

Когда в конце концов, молодой хозяин удачно женился и почувствовал вкус к женщинам, он  решил продать раба-наложника. Так Майсар попал в семью известного торговца Хувайлида ибн Асада. Но к тому времени он успел изменится: ему нравились только мужчины.

Вся остальная его жизнь прошла в благополучном служении дочери купившего его нового хозяина – Хадидже.  Она не только была с ним ласкова, но и сумела приблизить к себе и доверяла ему во многом. Ко всему прочему, Майсар умел писать и читать, а Хадидже самой это было незнакомо.

После помолвки она поручила Майсару позаботиться о Мухаммеде во время его первого торгового путешествия. При этом Майсар хорошо запомнил её наставление: «Хочу чтобы ты был моими глазами, моими ушами. И даже если Мухаммеду это понадобится, ты должен лечь к нему в постель, как наложник.»

Майсар оказался не только исполнительным и аккуратным, но и общительным и наблюдательным слугой . За первые же дни путешествия он сумел так войти в доверие к новому хозяину, что Мухаммед как-то обратился к нему со словами: «Ты заслуживаешь большего, чем обычный слуга. С тобой можно общаться, как с равным. С сегодняшнего дня ты можешь входить ко мне без стука всегда, за исключением времени молитвы и сна.»

В один из дней поступило приглашение от известного бедуина, шейха племени Абдель Кадира.  Майсар вскрыл пергамент и прочёл, прежде чем сообщить об этом хозяину. Знал, что Мухаммед, как и Хадиджа,  не умеет ни читать, ни писать. По этой причине доходами и расходами  занимался Майсар.

Перед тем, как войти к Мухаммеду он обратил внимание на скачущие тени на стене шатра. Вне всяких сомнений женский силуэт принадлежал Зулейхе, подаренной Мухаммеду Хадиджей перед отьездом. Майсар растерялся: рано утром он уже видел их в соитии, а сейчас даже ещё не наступил полдень, а они вновь заняты любовью. Вспомнив о словах Хадиджы быть её ушами и глазами, Майсар приподнял вход и заглянул внутрь.

Действительно, Мухаммед с прикрытыми веками, словно молился, раскачиваясь с наложницей, которая восседала на нём с откинутой назад головой и распущенными локонами.  Не прошло и секунды, как хозяин тут же открыл веки и произнёс, прерывисто дыша: «Если нет ничего важного, то вернись попозже, Майсар. Аллах велик,и как видишь вновь придал мне силы.»

Слуга послушно вышел и встал у входа, внимательно прислушиваясь к звукам из шатра. Через некоторое время он услышал женский крик: «О Мухаммед! Да продлит Аллах твои мощи и подарит мне чадо от тебя!» Вслед за этим раздался и стон хозяина «Аллаху акбар!», возвестивший Майсара о том, что он может теперь войти.

Увидев Майсара вновь, Мухаммед улыбнулся, но обратился сначала к наложнице: «Зулейха, вернись ко мне после купания, мне надо кое о чем тебе сказать. А ты Майсар, можешь присесть. Я готов выслушать тебя.» Поклонившись хозяину, Майсар раскрыл свиток и передал его содержание: «Досточтимый шейх Абдель Кадир желает заключить торговую сделку и ждёт нас у себя после наступления сумерек.»

Мухаммед кивнул головой: «Ты принёс добрую весть. Отправь к нему гонца с сообщением о нашей благодарности. Путь не близкий, и думаю через пару часов нам надо собраться в дорогу.»  Затем добавил: «Но думаю, это не всё, что ты хотел мне сказать. Я слушаю.»

Майсар от удивления покраснел: «Да, действительно хозяин. Стоя в ожидании у входа в твой шатёр, я подумал о том, что именно подразумевал Всевышний, создавая мужчину для женщины и женщину для мужчин? Прожив в Мекке четверть века, я видел вокруг себя столько извращений. Но никогда не встречал среди мужчин такого как ты.»

Мухаммед провёл рукой по лицу и в задумчивости ответил: «К несчастью, Мекка превратилась в некое подобие царства Сатаны. Мужчины заботятся лишь о достижении своих соблазнов. Женщины спешат повторить за ними каждый их поступок. Но Великий Всевышний очень скоро ниспошлёт своего Посланника, который донесёт до мекканцев избавление от грехопадений.»

Майсар выслушал его внимательно и спросил: «Хозяин, откуда у тебя берутся силы? Ты этим утром уже был в близости с Зулейхой, а в полдень сумел вознести её до небес ещё раз. Многим мужчинам это не под силу даже раз в неделю.»

Мухаммед таинственно улыбнулся: «Ты прав. Я потому и попросил Зулейху вернуться после купания, чтобы предупредить: хочу войти в неё ещё раз перед сном. Такова потребность моего тела. Не воздав должное блаженству, я не могу управлять своим разумом. Всевышний создал мужчин для заботы о женщине, а женщин – для мужских ласк. Без этого мир был бы ещё более распутным, чем сейчас.»

Майсар поднял брови, чтобы спросить о чём-то, но Мухаммед его опередил: «По замыслам Всевышнего мужчина вправе входить лишь в своих жён и наложниц. Ни в коем случае не в матерей, дочерей и сестёр. Он держит под запретом и близость с матерями, сестрами и дочерьми своих жён. Именно это ты видел в Мекке с тех пор, как тебя пленили в год Слона, не правда ли?»

После небольшой паузы он добавил: «Великий Аллах запрещает нам совершать прелюбодеяния. Он позволяет иметь до четырёх жён. Разве этого не достаточно? Ведь достойный муж обязан входить в каждую из жён, не оставляя её надолго без внимания. В ином случае их жёнами займутся другие.»

Майсар поблагодарил хозяина: «Ты всегда так любезен со мной, как с равным себе. Пусть Аллах продлит твои годы. А теперь позволь мне седлать коней: нам пора двигаться в сторону племени шейха Абдель Кадира.» Мухаммед согласно кивнул головой и вновь удивил Майсара своим предвидением: «Главное, ничего не перепутай, когда будешь передавать суть нашей беседы своей хозяйке, моей будущей супруге Хадидже.» Слуга покраснел до ушей и молча вышел из шатра.

Шейх Абдель Кадир был главой большого семейства. Он гордился своим родством с пророком Исмаилом. Его семья располагалась в тридцати семи шатрах и относилась к клану калбитов. Он принял Мухаммеда в главном бейте, предназначенном в качестве его резиденции.

Пару дней назад ему сообщили, что караван с богатым выбором товаров из Мекки возглавляет юноша, прославляющий веру в единого Аллаха. Шейх много слышал о последователях единобожия, и решил познакомиться с Мухаммедом поближе: «Я не сомневаюсь, что мы сторгуемся с тобой по цене. Но позволь мне сначала поинтересоваться твоими проповедями. Говорят, в них есть некий скрытый смысл.»

Мухаммед провёл рукой по бороде и улыбнулся: «Я далеко не первый, и не единственный, кто утверждает, что наш мир создан и управляется единым Всевышним. Это было завещано нашими предками. В том числе и пророком Исмаилом, чьим прямым потомком считаешь себя и ты, досточтимый Абдель Кадир.»

Хозяин наполнил тарелку горячим рисом с жареной свининой и протянул гостю: «Угощайся: этого поросёнка я приказал зарезать в честь твоего визита. Твои речи похожи на истину. Но позволь тебя спросить. Что же произошло потом? Как и почему народы Аравии создали себе сотни различных богов? Неужели все они были обмануты?»

Мухаммед принял тарелку, но поставил её далеко от себя: «Прости, гостеприимный шейх, но Аллах запретил мне потреблять в пищу мясо свиньи. Ибо свинья – грязное животное и его мясо наносит ущерб человеку.» Абдель Кадир изменился в лице. Но затем подозвал слугу: «Зарежь ягнёнка, разделай его по правилам да поживее!» Повернулся к гостю: «Продолжай, я тебя слушаю.»

Но Мухаммед не успел ответить хозяину: в шатёр ворвался мужчина, чем-то похожий на Абдель Кадира. Как оказалось, это был его младший брат. Он почтительно обратился: «Высокочтимый брат мой! Твоя супруга Сусан только что разрешилась от бремени! Ты приказал сообщить тебе немедленно, что я и делаю.»

Глаза шейха округлились. Он почти шёпотом спросил: «Кто?» Его брат упал на колени и тихо произнёс: «Опять девочка, брат мой. Только не прими грозного решения, молю тебя Хубалом, Аллатом, аль-Уззатом,  Манатом и всеми богами. Сохрани ей жизнь!»

Наступила тишина. Абдель Кадир взял долгую паузу. Его взгляд был затуманен и устремлён в пустоту. После тягостных минут молчания, он обратился как бы к самому себе: «Мне уже почти полвека. От семи жён из разных племён родились пятнадцать дочерей, и ни одного сына! Последних девять дочерей я велел закопать заживо сразу после рождения. Как мне жить после этого? Ведь мне нужен наследник. Племени нужны воины!»

Брат его вновь зарыдал: «Милостиво прошу тебя: отдай мне новорожденную. Я даже готов взять в жёны её мать. Только сохрани им жизни.» Шейх резко оттолкнул его своей ногой: «Вон из моего шатра, Абдель Карим!  Ты давно положил глаз на моих жён, мечтаешь о моей смерти, чтобы овладеть армянкой! Я прикажу закопать заживо их обеих! Не позволю тебе наслаждаться её телом.»

Мухаммед выждал минуту, чтобы шейх успокоился. Затем тихо спросил: «Могу ли я предложить нечто иное?» Абдель Кадир поднял свой взгляд, словно увидел его впервые: «Ты стал свидетелем моего горя. Значит, ты вправе подсказать мудрый поступок. Говори, я готов  выслушать, прежде чем приму решение.»

Мухаммед поднял руки вверх с открытыми ладонями и шёпотом произнёс краткую молитву: «О Всевышний Аллах, вершитель наших судеб. Благодарю тебя за твои свершения и твои создания. Подай свой совет рабу своему, Абдель Кадиру. Он готов признать тебя и произнести "Аллах велик".»

Затем Мухаммед обратился к хозяину: «Ты совершил девять смертных грехов, закопав дочерей живыми в землю. Ты правильно отсчитал пятдесят лет своей жизни: ты теперь близок к смерти своей. Но можешь попасть в Рай, если искупишь свои грехи. Для этого ты обязан не только сохранить жизнь новорожденной девочке, но и позаботиться о ней. Только так ты способен надеяться на милосердие Аллаха после своей земной жизни. Аллах велит смотреть на дочерей также, как и на сыновей.»

Шейх возмущённо пробурчал: «Но твой Аллах не дал мне сыновей, чтобы я смотрел на них, как на дочерей!» Мухаммед поднял руку, чтобы остановить его: «У тебя есть наложница  по имени Лютфия?» Хозяин удивлённо кивнул: «Откуда это тебе известно?» Гость с улыбкой ответил: «Это неважно. Хорошая новость в том, что ближе к ночи она родит сына. И ты назовёшь его Мухаммедом.»

Шейх не мог поверить своим ушам: «Ты прав, Лютфия уже на сносях ещё со вчерашнего дня. Но я был уверен, что если мои семь жён не могли подарить мне сына, то десятилетняя наложница вряд ли способна на это.» На его лице появилась улыбка. Он велел позвать своего брата: «Абдель Карим, если подтвердится пророчество, я подарю тебе новорожденную вместе с матерью.»

Мухаммед возвращался к себе довольным: шейх приобрёл весь остаток товаров за двойную цену. Майсар воспользовавшись долгой дорогой, спросил хозяина: «Неужели действительно у шейха этой ночью родится наконец сын?» Мухаммед таинственно улыбался в темноте: «Мальчик обязательно родится, но отцом его является младший брат шейха. Уж так распорядился Аллах!»

 ГЛАВА 18.
БРАЧНЫЕ УЗЫ.

«Женщинам, на которых вы женитесь, воздайте достойный махр (вознаграждение)»
Пророк Мухаммед.


«Семидесятилетний Амир ибн Асад проснулся перед рассветом весь в поту с перекошенным лицом.  Он услышал собственный голос:  «Нет, шайтан! Оставь её в покое, она принадлежит мне по праву первого!»

Жена Сакина бинт Хусейн, уснувшая только пару часов назад, вскочила от испуга. Она была его старшей из восьми жён.Всю прошлую ночь он не сходил с неё, заставляя принимать самые непристойные позы, но так и не смог завершить начатое.  Она обняла его: «Кого ты видел во сне? Неужели меня с другим мужчиной? Успокойся: разве я могу променять тебя на кого-то?»

Старик окончательно проснулся и осмотрелся. В дальнем углу одиноко догорала свеча. Взгляд упал на голую грудь Сакины. Память унесла его в прошлое. Он  вспомнил её в юности. Тогда, её пятнадцатилетнюю девственницу выдали замуж за старого мясника татарина Ибрахима ибн Сулеймана.

Не войдя в свою жену, ещё до брачной ночи мясник привёл её в дом одного из своих богатых клиентов, ещё молодого тогда Амира ибн Асада: «Не откажи мне в просьбе, сосед. Я уже стар и немощен, но хочу иметь наследника из древнего племени курайши. Заключи с моей женой «мутьа» (временный брак «удовольствие»).  Как только понесёт от тебя, вернёшь вместе с наследником, или наследницей. Я в долгу не останусь.» И оставил задаток: небольшую сумму денег, в качестве «махра»- приданного.

Не откладывая в долгий ящик, Амир не только «раскрепостил» юную Сакину, но и оставил у себя до первых признаков беременности. Тогда,  четверть века назад Сакина выглядела, как маленькая богиня. Амир был без ума от неё, входил почти каждую ночь, даже перед самыми  родами. Когда она родила ему сына, он вернул татарину его «махр», добавил от себя  более, чем достаточно: «Найди себе другую жену, эта останется у меня.»

С тех пор прошло много времени. И этим утром Амир долго смотрел на Сакину, пока она стыдливо не прикрыла уже дряблую грудь: «Видать, тебе снился дурной сон. Лучше расскажи его сейчас. Иначе он сбудется на твою голову!» Она была испугана не на шутку. На прошлой неделе, когда она зашла в хлев, чтобы собрать молока, молодой пастух из йеменского племени Кадыр, ублажал себя, стоя в дальнем углу.

Сакина уже не помнила, как сама оказалась под ним и получила дикое удовольствие. И сейчас ей показалось, что муж мог видеть в своем сновидении её измену с пастухом. Она взяла Амира за руку: «Заклинаю тебя богами, расскажи чем тебя напугал твой сон.» И только сейчас заметила, что лицо мужа слегка перекошено.

Амиру совсем не хотелось делиться с ней содержанием сновидения. Ведь это был некий волшебный сон. Юная невольница  Хадиджы, та самая, которую она подарила своему избраннику Мухаммеду, ублажала Амира во сне самым греховным образом: своими губами.  И была с ним в высшей степени податлива и послушна.

Он чувствовал, что вот-вот достигнет вершины наслаждения, давно не испытывал такой готовности. Но вдруг откуда ни возьмись, его старший брат, отец Хадиджы, покойный Хувайлид оседлал Зулейху, войдя в неё сзади. Он начал бешенно скакать и с усмешкой заорал: «Скоро встретимся, старый осёл! И тебе осталось недолго жить!»  Именно тогда с его губ и сорвались слова про шайтана.

Осознав, что это был всего лишь кошмарный сон, Амир велел жене принести воды: «Ты, сучка,  измотала меня этой ночью, так и не дав мне закончить! Всякий раз,  когда я с тобой, ночь не приносит мне радости, но мне снятся кошмары! Оденься, я не могу смотреть на твой дряхлый зад!»

Сакина набросила на себя одежду и вскоре вернулась с кувшином, зачерпнутым из дворового колодца. Отпив несколько глотков, Амир шлёпнул её по заднице: «Двадцать пять лет назад я помню первую ночь с тобой после временного брака «мутьа». Ты была свежа и девственна. Но прошлой ночью я понял: мне надо было сразу вернуть тебя мяснику-татарину. Ты слишком быстро состарилась.»

Сакина присела на край постели и собрала свои седые локоны в пучок: «Вчера ты сам захотел провести ночь со мной. Хотя мог бы лечь в постель со своей малолетней супругой Бильгейс. Когда узнал, что у неё наступили плохие дни, ты раздел меня и не сходил с моего старого зада почти до утра.»

Он слушал молча, и Сакина решила продолжить: «Может дело не в твоей старости. Тебе нужна новая жена, или наложница. Если хочешь, моя младшая племянница подарит тебе свою девственность? Но ты должен быть осторожен:  помнишь, как  твой брат Хувайлид  (да благоволит ему Хубал) умер на юной потаскухе из борделя. Будучи пьяным, заключил с ней «нигях-шигар», самый подлый брак из всех возможных. Обменял свою новорожденную дочь от наложницы на уличную проститутку!»

Амир посмотрел на неё испытыющим взглядом и добавил: «Нашла, что вспомнить! Ты лучше сравнила бы  себя саму с его дочерью!  Хадиджа родилась в  тот же год, что и ты, дважды была замужем, родила четверых детей, а выглядит всё ещё молодой и  прекрасной, готовой вновь выйти замуж. Сумела околдовать молодого парня! А на тебя уже не заглядываются даже пастухи!»

Сакина вскочила с дьявольской улыбкой на лице: значит его сон не был о пастухе Кадыре, слава Всевышнему. Затем подошла к мужу вплотную и хотела сьязвить,  но не успела: во дворе залаяли псы. Амир поднял руку, давая понять, что беседа окончена: «Шевели задницей, старая развалина! Посмотри, кого принесло к нам с раннего утра.»

Через минуту Сакина вернулась: «Легка на помине! Так рано могла к тебе прийти только твоя любимая племянница. Может, мне её подмыть, раздеть и уложить к дяде в постель?» Услышав имя Хадиджы, Амир замер. Кошмарный  сон и неожиданно ранний приход дочери покойного брата были не случайны: неужели это сигнал от Всевышнего!

Хадиджа выглядела взволнованно: «Мне вчера слишком поздно сообщили, что сегодня собирается Совет старейшин Каабы. Мои враги попытаются запретить мой «нигях»  с Мухаммедом ибн Абдаллах. Хочу обговорить кое-что с тобой. У меня готово щедрое вознаграждение для тебя, если ты сумеешь защитить моё право выбора. Они ненавидят Мухаммеда за его нашумевшие проповеди. Но я хочу соединить свою судьбу с ним.»

Дядя пригласил её в соседнюю комнату, медленно опустился на мягкие подушки, растеленные на ковре, и взглядом пригласил племянницу сесть: «Да, я собираюсь в Каабу. Заню, что тебе там противостоят довольно важные люди. Врагов у Мухаммеда достаточно. Но одному из них ты даже сильно навредила, говорят. Якобы,  подкупила убийцу, чтобы с ним покончил.»

Хадиджа села напротив и скрестила ноги. Амир с вожделением окинул чарующие формы племянницы. Хадиджа заметила его перекошенное лицо и слюни, падающие с непослушной губы, но промолчала.

Вместо этого обьяснила ему: «Мерзавца, которого ты имеешь ввиду, зовут Амр ибн Хишам. Он насиловал меня самым непотребным образом! Это была самая длинная ночь в моей жизни, и я никогда не прощу ему этого. Но я пока держу это в тайне, потому что не хочу, чтобы Мухаммед узнал об этом до нашей свадьбы.»

Лицо Амира ещё больше исказилось. После паузы он добавил: «В таком случае,  может ты заключишь временный брак «мутьа», который так и называется в честь ночного удовольствия? Проведи с ним в постели пару ночей. Вполне возможно,насытишься и  после этого и не захочешь его видеть. В таком случае не понадобится обсуждать это в Совете старейшин. Да и свою тайну сможешь раскрыть, потребовать от Каабы справедливого суда.»

Хадиджа покачала головой: «Я решила выйти замуж на всю оставшуюся жизнь и рожать детей от Мухаммеда. Он именно тот мужчина, которым я довольна. Пришла к тебе, чтобы предложить выгодную сделку.»

Амир понял, что племянница уже успела «откусить» запретного плода до «нигяха».  Его глаза заблестели от слов «выгодная сделка»: «Надеюсь, ты не собираешься предложить мне деньги, или стадо верблюдов и ослов. Этого добра у меня достаточно.» Его взгляд скользнул по её упругой груди и опустился ниже, к тому месту, где женщины прячут самое ценное: «Я бы не отказался от пары ночей любви с тобой. Разумеется, втайне.  Я всё ещё помню тепло твоих ягодиц в твои тринадцать лет!»

Хадиджа густо покраснела, но удержалась от грубости: «Прошлого не вернуть, дорогой дядя. Тогда ты был моим наставником и первым учителем. Но согласись: теперь ты слишком стар, чтобы доставить мне былое наслаждение. Мне кажется, ты перенёс удар и выглядишь нездоровым.»

Амир изменился в лице, и хотел было прогнать её из своего дома. Но Хадиджа опередила его гнев: «Не спеши прощаться со мной. Ведь я знаю, что ты давно положил свой ненасытный глаз на одну из моих невольниц, Зулейху. Ей всего шестнадцать, и она ценится на рынке рабов вдвое дороже всех твоих рабынь вместе взятых.»

Тут Амиру вдруг показалось, что он всё ещё спит и видит продолжение своего сна. Его брови вскочили вверх при имени Зулейхи: «Неужели ты захочешь продать её мне? Я готов заплатить любую сумму хоть сейчас!» И сразу  услышал слова, в правдивость которых верилось с трудом: «Зачем мне продавать?  Я достаточно богата, чтобы подарить её тебе. Ты получишь Зулейху  от меня,  в том случае, если к твоим словам сегодня прислушаются в Совете старейшин.»

Главы кланов собирались медленно, обсуждая между собой последние сплетни. После недолгих распросов и ответов Совет старейшин всё ещё не дал свое согласие на бракосочетание Хадиджи бинт Хувайлид с Мухаммедом ибн Абдуллах.

Абу Лахаб так и сказал: «Где это видано, чтобы богатая вдова после двух мужей нашла себе мальчика почти вдвое моложе себя, да ещё и нищего голодранца. И к тому же своего дальнего племянника? Тут что-то не так. Надо выставить такое условие: размер «махра» должен быть гораздо выше! Мы должны знать, что он не задумал использовав брачные узы, ограбить уважаемое семейство Асад!»

Мухаммед, сидевший напротив Хадиджы, переглянулся с ней. Она незаметно кивнула длинными ресницами. Мухаммед взял слово: «Справедливое замечание. Моя невеста заслуживает самых дорогих «махров».  А я действительно беден. Но мой дядя, брат моего покойного отца обязуется внести ещё пять сотен золотом, добавить к семидесяти верблюдам и пятидесяти скакунам, ещё  сотню верблюдов и двадцать скакунов. Надеюсь, уважаемый Совет Каабы согласится одобрить наш выбор.»

После этого поднялся Амр ибн Хишам. Он злобно посмотрел в сторону Мухаммеда: «О какой свадьбе идёт речь, если жених читает проповеди о вреде  вина и пива! Публично отрицает право мужчин обладать женщинами, при соблюдении наших древних традиций?» Затем высокомерно повернул лицо в сторону Хадиджы:  «Неужели на вашем пиршестве гостей будут угощать лишь соком фиников и колодезной водой? А женщин укроют двойным верблюжьим мехом, чтобы никто не мог войти в них, особенно сзади?»

Хадиджу бросило в жар. Она резко подтолкнула локтем своего дядю, Амира ибн Асад: «Сейчас же встань и поддержи меня, если хочешь получить Зулейху в своей постели. Я преподнесу её тебе в дар только в мою собственную брачную ночь.» Старый Амир с перекошенным лицом спросил её шёпотом: «Надеюсь, Зулейха такая же проворная в любви, какой я помню тебя в юности? В таком случае, считай ты победила.»

В наступившей тишине раздался слабый голос Амира ибн Асада: «Братья и сыны мои. Мы все с вами принадлежим к славному клану курайши. Основателем его был покойный (да блгословит его память Великий Хубал) Абд Манаф. От его семени появились на свет и жених Мухаммед, и его невеста, моя племянница Хадиджа. Абд Манаф завещал нам много традиций. Одной из них была, если вы помните,  свобода в выборе женщин, и право женщины избрать себе мужа».

Раздался одобрительный шум и снова все стихли. Амир продолжил: «Наш предок и  сам, как известно, с трудом добился согласия  иудейки Сальмы бинт Амр. Эта достойная и богатая женщина меняла мужей, как мы меняем наложниц. После долгих уговоров она согласилась заключить «нигях» с Абд Манафом, хотя уже имела троих мужей, с которыми сохранила отношения.»

Молодые курайшиты удивлённо повскакали с мест. Но Амр рукой успокоил и посадил на место: «Такие были времена и традиции. Именно поэтому я не вижу причин для отказа Мухаммеду жениться на Хадидже. Я даю своё согласие на этот брак.  Но при условии: пиршество не должно нарушать наших обычаев и традций. Никто не может ограничить напитки и доступ к тем женщинам, которые согласны на временные браки во время пиршества. Мы не можем нарушать добрых традиций.»

Раздались одобрительные возгласы. Со своего места вновь поднялся Амр ибн Хишам: «Я присоединяюсь к твоему вердикту, досточтимый Ибн Асад. Но хочу добавить ещё одно условие: необходимо запретить Мухаммеду  проповедовать единобожие и свои правила в Каабе и поблизости от Чёрного камня. Наши паломники недовольны его речами. Он призывает Мекку к расколу. Мы не можем этого допустить.»

Тут взял слово дядя Мухаммеда, Абу Талиб. Он всё ещё пользовался достаточно большим влиянием после смерти своего отца Абд аль Мутталиба. Все повернули голову в его сторону, любопыствуя что он скажет в защиту племянника: «Я могу согласиться с досточтимым Амром ибн Хишамом в одном: речи Мухаммеда действительно собирают множество желающих внести разлад. Я и сам иной раз попадал под его влияние. Это на самом деле может привести к нежелательным последствиям. Считаю, действительно следует запретить Мухаммеду эти речи, хотя бы на 10-15 лет.»

Наступила пауза. Тишину нарушил вновь Абу Талиб. Он повернулся лицом к Хадидже: «Ты по-прежнему прекрасна,  как луна. Я хорошо понимаю, почему ты сумела покорить сердце Мухаммеда. Ведь в свое время я и сам был готов создать с тобой семью, но мне ты отказала. Я не держу обиду на тебя, но хочу посоветовать тебе кое что: теперь в твоих руках находится податливая глина. Ты сумеешь вылепить из неё нечто полезное для всех. Или превратить  Мекку в место вечного противостояния.»

Хадиджа задумалась, но ничего не ответила. Когда все стали расходиться, её взгляд перекрестился с победным взглядом Амра ибн Хишама. Он дождался, когда все, в том числе и Мухаммед,  покинут помещение и подошёл к Хадидже: «Надеюсь, я окажусь среди тех счастливцев, которых ты пригласишь на свадьбу?» Хадиджа ответила ему с чарующей улыбкой: «Ты будешь одним из самых любимых мной гостей, ибо мне так запомнилась та ночь. Я теперь многому научена, и горю желанием вкусить тебя вновь.»


 ГЛАВА 19.
ОПЬЯНЕНИЕ.

«Не приближайтесь к молитвам, когда вы пьяны, пока не поймёте собственную речь.»
Пророк Мухаммед.


«Хадиджа с интересом внимала рассказу купца Талаата ибн Сабах, только недавно вернувшегося из Персии. Она впервые слышала о дворцовом перевороте: «Что там произошло? Неужели восстание, о котором было слышно давно,  завершилось успехом?»

Купец  наклонил голову в знак подтверждения: «Хотя насколько мне известно, сын Ормизда Хосров заручился поддержкой византийского двора. Император Маврикий скорее всего женит его на своей беспутной дочери Марии, чтобы добиться от Хосрова некоторых уступок.» И затем шёпотом добавил: «С той самой дочерью, которую сам же обесчестил в десять лет.»

Между тем, ни купцу, ни Хаджидже не могло быть известно пока, что  Хосрову удалось разбить сердце не только дочери Императора Маврикия, но и увлечь её мать, Империатрицу Константину. Именно ей удалось убедить мужа выделить Хосрову много золота и войско во главе с известным армянским полководцем Нерсесом.

Наследнику персидского трона удалось разбить полчища бунтаря Вистахма, который приходился ему родным дядей, братом матери. Он сумел отвоевать принадлежащий ему по праву трон отца. Добившись возвращения во власть, Хосров Второй женился во второй раз. Его новой женой стала арамейка, родом из Азербайджана, девушка неописуемой красоты Ширин.

Хадиджа слушала рассказ с большим вниманием. И затем спросила: «Знаю, что персы в основном верят в Бога огня. Как уживается шахиншах с двумя жёнами-христианками?» Купец улыбнулся: «Говорят, в глубине души Хосров и сам склонен принять христианство. Его пищу каждый день благословляет епископ. Но опасается потерять доверие своих вельмож: ведь зороастризм слишком глубоко проник в Персию. Смена обычаев и традиций – дело рискованное.»

Свадебное пиршество началось в новом двухэтажном доме Хадиджы. Церемония была не только шумной, но и торжественной, даже несколько помпезной. Невеста в ослепительно белом наряде с кружевным платком на голове выглядела, словно ранняя заря. Пальцы рук, ладони, а также некоторые скрытые части тела были покрыты хной. Она заранее велела обьявить гостям, что торжество будет продолжаться три дня и три ночи.

Вначале, когда собрались лишь родственики с обеих сторон, священнослужитель из Каабы усадил её и Мухаммеда  и раскрыл свиток. Это был брачный договор. Мухаммед поставил под ним отпечаток пальца, хотя естесственно и не читал текста.  Подвинул договор к супруге. Хадиджа, также не обученная грамоте,  подозвала дядю и шепотом спросила его о чём-то. Амир ибн Асад в ответ покачал головой: «Я так и не увидел условия, которого потребовали мы с тобой.»

Хадиджа обратилась к служителю: «Досточтимый хранитель, я не могу выйти замуж за этого господина, если в договоре не будет написано, что он не может жениться на другой женщине при моей жизни в период брака со мной».  Хранитель повернулся лицом к Мухаммеду: «Даёшь ли ты согласие на то, чтобы я внёс это условие в договор ?»

Мухаммед сидел опустив свои глаза и молчал. Спустя минуту, воздел руки и устремил свой взгляд к небесам, словно вопрошая об этом Всевышнего. После небольшой паузы он  провёл обеими руками вдоль лица: «Аллаху акбар. Всевышний оставляет за мной право входить  в своих наложниц и невольниц. Но я при этом обязуюсь не заключать нигях при  жизни моей супруги, и прошу отметить это в договоре.»

Хадиджа вздохнула с облегчением. После того как хранитель внёс изменения, она оставила свой отпечаток пальца на свитке. Повернулась к Мухаммеду: «Я не против того, чтобы ты имел столько наложниц, сколько сумеешь осилить, мой повелитель. Но надеюсь, не забудешь о том, что я буду первой в твоих пожеланиях.»

Сразу после прозвучавших поздравлений со двора раздались звуки свирелей, барабанов, крики первых гостей. В нескольких местах зажглись костры.  Освящённые туши верблюдов, коз, овец, свиней и другой живности были разделаны и установлены над кострами. Длинные столы ломились от явств и крепких напитков. Гости стали наслаждаться танцами в исполнении приглашённых девиц и юношей, которые были совершенно обнажены.

Вино и пиво лились рекой. Хадиджа позаботилась, чтобы гости остались довольны изобилием. С наступлением сумерек зажглись факелы.  Силуэты полупьяной толпы плясали тенями на стенах величественного дома Хадиджы ибн Хувайлид. Среди обслуги было два десятка ярко разодетых женщин известной професии, приглашённых из двух дорогих публичных домов.

Сама хозяйка восседала на высоком пьедестале посреди главного зала. У её ног столпились гости. И дело было не столько в красоте самой невесты. Два популярных  поэта сражались традиционными четверостишиями, которые сочинялись тут же на месте. Причём, каждый по очереди пытался перещеголять другого в остроумии. Постепенно от вечной темы любви к женщинам, поэты переметнулись в искрящее юмором описание прелюбодеяний.

Каждая новая бранная фраза вызывала улюлюукание мужчин и развязанный хохот женщин. Поэт, что постарше явно запаздывал с реакцией. Его рифмы не очень-то ублажали слух. Гости сочными репликами подбадривали молодого поэта. Некоторые из женщин уже откровенно вешались ему на шею.  Это видимо стимулировало талантливого стихотворца: с  каждым новым четверостишием он вызывал визги восторгов в основном у поклонниц.

Одна из них по имени Ламия бинт Халид, из числа служительниц притона, вдруг обьявила, что в честь свадьбы Хадиджы, бросает профессию и готова заключить «мутьа» (брак) с дюжиной мужчин попеременно: «А если повезёт и я понесу дитя, то после родов назову имя предполагаемого отца!»

Наступила тишина. Даже поэты замолчали от неожиданности. В наступившей тишине один за другим стали слышны имена первых смельчаков, готовых заключить этот брак. Эта традиция существовала много веков, но каждый раз вызывала шумный интерес не только у мужчин, но и многих женщин.

Вдруг слух Хадиджы неприятно встревожило знакомое имя:  Амр ибн Хишам. Того самого наглеца, который не так давно надсмехался над ней в самой извращённой форме. Он стоял напротив, подбоченясь и вызывающе смотрел на невесту с надменной ухмылкой на лице.

Хадиджу бросило в жар. Она подозвала к себе Майсара: «Ты видишь молодого самца в правом углу?» Слуга был наслышан обо всём: «Так это же племянник твоего покойного мужа. Тот самый, который ...любит юношей чаще, чем девушек?» Он вспомнил, как его самого насиловали в юности в плену. С тех пор он перестал замечать женскую красоту.

Хадиджа брезгливо кивнула: «Да, это он. Сделай мне одолжение:  договорись с Ламия за любое вознаграждение, чтобы она сообщила мне о времени соития с ним. Вообще-то хотела бы, чтобы он утонул в её вместительном влагалище. Но у меня есть кое-какой план в отношении его мужского достоинства.» Майсар понимающе кивнул: «Я этого добьюсь, даже если мне самому придётся взойти на  его клинок!»

После этих слов Хадиджа царственно поднялась и  медленно направилась в заранее приготовленную опочивальню, подарив своему врагу изумительную улыбку. Раб Майсар последовал за ней в ожидании дальнейших указаний . Хадиджа велела потушить все свечи, кроме одной у той стороны постели, где ляжет муж: «Скажи-ка мне, Майсар, что предпочитал Мухаммед, оставаясь наедине с Зулейхой? Ты должен понимать, что меня интересует.»

Он сложил руки перед собой и низко пригнулся: «Понимаю наверняка, моя госпожа. Он предпочитал иметь её часто сидящей на себе. Иногда  в позе всадника, скачущего на её спине.» Хадиджа вопросительно посмотрела на него: «Неужели ни разу не испробовал то, что в своё время изменило твои вкусы? » Майсар кивнул головой: «Лишь однажды. Зулейха как-то предложила овладеть ею именно так. Но мой господин обьяснил ей, что этот путь считает греховным. Больше к этому они не возвращались. Во всяком случае при мне. Хотя мне кажется, Зулейха всё же добилась своего.»

Хадиджа задумалась, а затем велела: «Пригласи Мухмаммеда и запри за ним дверь. Проследи, чтобы нам никто не смел мешать.» Про себя вдруг подумала:  «Я так готова... согрешить, что меня не остановит даже сам Всевышний!»

Когда Мухаммед вошёл, он был приятно изумлён. В полумраке на растеленной новобрачной постели, игриво подбоченясь полулежала совершенно обнажённая Хадиджа, прикрытая лишь тонким прозрачным шёлком. Её белоснежное тело возбуждало глаза, разум и тело.

При свете единственной свечи она показалась ему ангелом, ниспосланным самим Всевышним. В тишине  услышал чарующий голос, от которого по всему телу прошла дрожь: «Эту ночь я ждала всю жизнь. Она была мне обещана святым отцом Серафимом в четырнадцать лет. Пришлось пройти долгий путь навстречу этой благословенной ночи. Пришлось преодолеть множесто тягот, истерпеть боль и страдание, унижения и даже оскорбления. Скажи мне, мой желанный супруг, мой повелитель!  Имею ли я право став твоей женой, почувствовать себя желанной женщиной?»

Мухаммед воздел руки к небесам и прикрыл свои веки. Он стоял в молитве несколько минут. Затем произнёс: «Призываю в свидетели Всевышнего, ты ни в чём не виновна перед Ним и передо мной. Осорбления и унижения, доставшиеся тебе на пути ко мне, нисполаны самим Всевышним, чтобы испытать нас обоих. Ты заслужила благословения на эту и на все оставшиеся ночи. Ты заслужила  стать счастливой наконец.»

Хадиджа словно ждала от него именно такого ответа: «Боюсь, что ты знаешь не всё, что должен знать о своей супруге. С тех пор, как ты овладел мной втайне, произошло многое. Ты был занят торговлей. Я готовила нашу помолвку. Нужно ли нам открыть друг другу все тайны и совершённые грехи?»

Мухаммед опустился на колени и встал лицом к Каабе: «Беда не в том, кто совершил грех, а в том, кто не испросил прощения у Всевышнего. Тот, кто совершил надругательство с намерением, тот совершил грех, который нельзя простить. Мы порой недостаточно сильны, чтобы сопротивляться насилию. Нам не в чём упрекать себя. Ты не обязана делиться со мной, раскрывая  чужое преступление. Твоя месть будет жестокой, но справедливой. Ты скоро облегчишь свою душу.»

Затем он прилёг рядом с супругой и тихо добавил: «Но если совершённый кем-то грех оставил зов в твоей плоти , и  если ты ощущаешь неодолимое влечение, то расстанься с сомнениями и скажи мне. В том нет греха, если на то есть воля Всевышнего.»

Хадиджа почувствовала, что её душат слёзы. Она собрала локоны и он увидел, как она беззвучно рыдает.Немного успокоившись, она шепнула ему: «Тогда войди же в меня желанным супругом. Я так соскучилась по твоим ласкам. Но прошу тебя....войди в меня не так, как ты входил в дни тайных встреч. Я хочу впервые принять тебя по-иному. Говорят, при этом мужчины испытывают особое наслаждение».

Мухаммед молчал. Его взгляд был устремлён в пространство, словно он пытался решить сложную задачу. Она спросила: «Ты понимаешь, о чём я тебя прошу? Я знаю, что  ты считаешь это грехом. Но я хочу, чтоб ты совершил этот грех со мной и только для меня. Попроси об этом своего Всевышнего. Он  ведь тебя слышит.»

Мухаммед замер. В тишине были слышны слова молитвы, обращённой к Аллаху. Он молился несколько минут. Неожиданно потухла единственная свеча и комната погрузилась в темноту.  Хадиджа отчётливо услышала протяжный гул, словно от этого свадебный шум исчез. Она вдруг ощутила руку на своей спине. Через минуту комната вновь осветилась: свеча будто и не потухала. Мухаммед сидел напротив. Значит это была не его рука на её спине.

Он с улыбкой спросил: «Кажется, ты получила благословение? Не так ли?» Он провёл руками вдоль лица: «Мы совершаем грехи каждый день. Кто-то большие, кто-то малые. Но нам следует научиться испрашивать волю у Аллаха. Он милосерден и милостив. Всё что мы обязаны запомнить, это всего лишь два волшебных слова «Аллаху акбар!» Вскоре они оба от наслаждения взлетели к небесам.

Когда в дверь постучали, Хадиджа уже успела привести себя в порядок. Майсар выглядел взволнованным: «К тебе просится Ламия бинт Халид.» Хадиджа вышла вместе с Майсаром, чтобы не разбудить уснувшего супруга. Раздавались звуки музыки и пьяные голоса. Ламия встретила её с улыбкой: «Мне передали твоё пожелание, досточтимая Хадиджа. Черёд господина ибн Хишама наступит сегодня в полночь. Майсар подобрал нам комнатку на втором этаже.»

Хадиджа подала ей тугой кошелёк: «Тут хватит тебе на безбедную жизнь. Но когда примешь его в гости, не запирай дверь.»


ГЛАВА 20.
МЕСТЬ.

«Воздайте равноценно тем, кто несправедливо вас наказал. Но кто терпит, тот будет вознаграждён Аллахом.»
Пророк Мухаммед.

«Хусейн, тот самый подросток,  который сопровождал Хадиджу в Рум и был невольным свидетелем сцены насилия над ней, удостоился чести тянуть жребий с номерами всех претендентов на мутьа с известной проституткой Ламией. Он  так ей понравился, что она шепнула ему на ухо: «Если справишься с работой, проведёшь со мной несколько сладких минут.» Хусейн от счастья был готов взорваться: «А можно я стану первым?»

Женщина рассмеялась: «Тебе наверное нет даже пятнадцати и ты уже такой шустрый! Как ты можешь стать первым? А  если я понесу от тебя? Не хочу, чтобы ты стал отцом моего чада.» Затем шёпотом добавила: «Я тебе позволю  нечто такое, что тебе понравится, крепыш.»

Когда Ламия призвала гостей к тишине,  Хусейн вытащил из кожаного мешка номер 13. Из толпы выделился высокий молодой человек внушительной внешности, который держал в руке этот номер. Он оказался первым. Ламия обьявила ему время: «Сегодня в полночь жду тебя, мой супруг.»

Амр ибн Хишам принадлежал к клану Бану Махзум. Ещё в детстве его отец Хишам ибн Али прозвал его «Абу аль-Хакам», или отец мудрости. Это произошло после того, как Амр заставил свою мать провести ночь с отцом вместе с новой женой отца.

Но однажды произошло событие, после которого ему дали новое имя. Она застал свою сводную сестру, едва достигшую зрелости в непотребной позе. Она твердила чьё-то имя, удовлетворяя себя руками. Когда Амр прислушался, то понял: она произносила имя Мухаммеда ибн Абдаллах.

Пользуясь тем, что никого не оказалось рядом, Амр там же изнасиловал её и заставил признаться: Саида дала обет принести свою девственность в жертву, отдавшись Мухаммеду. Она слишком часто слушала его проповеди в Каабе.

Когда одиннадцатилетнюю Саиду обнаружили буквально растерзанной, нашёлся свидетель, который указал на Амра. С того дня «мудреца» переименовали в «Абу Джахиль», или отца невежества. Про него стали распространяться слухи, как о нечестивце. Он лишал девственности не только юных рабов и рабынь, но и вступал в близость с ослицами и козами. Многие остерегались общения с ним.

Когда наступила полночь, Майсар поманил его пальцем: «Несравненная Ламия ждёт тебя в опочивальне на втором этаже». Когда он стал подниматься, ему показалось, что с другого конца второго этажа шла женская тень, похожая на хозяйку дома, Хадиджу. Но он решил, что это результат его сильного опьянения.

Ламия встретила его обнажённой и танцующей вокруг новобрачной постели. Она преподнесла ему чашу с вином. Его действительно мучила жажда, и он осушил чашу мгновенно. Уложив его в постель, Ламия стала медленно раздевать. Наконец Амр почувствовал её губы на своём безжизненном достоинстве.

Его клонило ко сну. Через некоторое время, он открыл глаза от дикой боли и собственного крика. Над его головой стояла Хадиджа с окровавленными руками. Она медленно всунула ему в губы нечто влажное и длинное. Он не сразу понял, что это его отрезанный острым ножом мужское достоинство.

Убедившись, что он её слышит и видит, она произнесла чётко и не спеша: «Уверена, что об этом позоре ты постараешься молчать до конца своей жизни. Ибо если в Мекке станет известно об отсутствии у тебя мужского достоинства, то с тобой перестанут даже здороваться. Я позаботилась о том, чтобы твоим лечением занялся лекарь, доставленный из Рума. Из того самого города, где ты насиловал меня всю ночь.»

Она оставила его скулящего в обществе румского лекаря, который пытался остановить кровотечение. Щедро отблагодарив Ламию вновь, она направилась в свою опочивальню, чтобы проведать своего вожделенного супруга. Но Мухаммеда в опочивальне не оказалось. И никто не видел, куда он исчез.

Между тем, Мухаммед проснулся среди ночи из-за телесных конвульсий. Он был весь в поту и не мог даже позвать на помощь. Его трясло несколько минут. И вдруг конвульсии прекратились. Во мраке ночи появилась тень девочки-подростка в белой одежде. Она приближалась к нему медленно, шепча своё имя.

Мухаммед долго не мог понять, кто это. Наконец, она уселась рядом и он услышал : «Меня зовут Саида бинт Хишам. Я часто слушала твои проповеди в Каабе. И твердо решила отдаться тебе, когда достигну зрелости. Но не успела. Меня растерзали и испачкали в грязи. Пойдём со мной, помоги мне вновь обрести невинность.» Она поднялась и рукой позвала за собой.

Они вышли из дома, в котором шумели гости, играла музыка и танцевали женщины. Шли долго, пока не показались контуры горы Джабаль ан-Нур. Она вела его за собой по тропинке, которая вела в пещеру Хира. В ней стояла абсолютная тишина. Она повернулась к нему лицом и пала на колени. Её руки были подняты к небу, а веки прикрыты. Он услышал её звонкий голос: «Аллах велик. Аллах един. Аллах милостив.»

Мухаммед поднял её с колен. Провёл рукой по локонам и спине. Повернулся лицом в сторону Каабы: «О Великий и Всевышний. Смилуйся над этой жертвой джахиллии. Верни ей целомудрие, жестоко отнятое у неё. Пусть она вновь обретёт то, чем ты наградил её при рождении.» В наступившей тишине они услышали нечто, похожее на шаги. В дальнем углу пещеры появилось изображение, похожее на человека.

Саида от испуга прижалась к Мухаммеду. Он её успокоил: «Не бойся, это ангел Джибриил. Его появление – это ответ Всевышнего на твою просьбу. Теперь ты чиста и целомудрена, как прежде. Ступай домой. А мне надо помолиться.»

Но девочка стояла на месте: «Я просто обязана исполнить обет, данный Аллаху. Моё целомудрие имеет смысл лишь для соития с  тобой. Если Всевышний вернул его мне сейчас, то это значит ты обязан осчастливить меня. Я уйду лишь после того, как ты войдёшь в меня.»

Мухаммед ещё раз попытался уговорить её: «Всевышний послал тебе знак того, что благоволит тебе, сочувствует твоей боли и страданиям. Я даже знаю теперь, что твой насильник, кем бы он ни был, будет достойно наказан. Может быть даже в эти самые минуты. Вернись к себе и сохрани своё целомудрие для человека, достойного тебя, дочери Хишама.»

Саида взяла его руку и припала к нему губами: «Разве есть в Мекке мужчина, более достойный моего тела, чем Аль Амин. Ведь именно так прозвали тебя за доверие к тебе. Я не прошу тебя взять меня замуж, ибо знаю условия твоего брака с Хадиджей. Она богата, умна и влиятельна. Мне ли тягаться с ней? Но брачный договор не запрещает тебе осчастливить меня своим семенем. Я не уйду из этого места, ставшего святым для меня, пока не исполню свой обет.»

Мухаммед воздел свои руки к небесам и прошептал слова молитвы, обращённой к Всевышнему. В наступившей тишине они услышали щебетание птиц, которых в пещере не было. Их не было и на той части неба, которая открывалась у входа в пещеру. Но тем не менее, они слышали пение птиц явственно и отчётливо. И вдруг Мухаммед заметил, как два голубя влетели в пещеру и стали кружить у головы Саиды.

Саида боялась пошевелиться. Голуби покружившись, расселись на её плечах с двух сторон. Мухаммед протянул к ним руку. Голуби пересели на его ладонь. И клювы соединились в поцелуе и после этого они упорхнули прочь. Взгляды Саиды и Мухаммеда встретились с пониманием. Их лица озарила улыбка. Она медленно сняла с себя одежду и улеглась на солому.

Мухаммед входил в неё с осторожностью, чтобы не причинить боли. Но Саида крепко ухватилась за его бёдра и прошептала: «Войди в меня сильней, ты не причинишь мне боли. Владеть твоим достоинством – это наслаждение от Всевышнего!» Он овладел ею трижды и упал без сил. Саида сняла с головы платок и прикрыла им его плоть. На белом платке появились пятна крови. Она поцеловала его плоть: «Я исполнила свой обет, и теперь счастлива.»