Как уходят друзья

«Эх, Вова, Вова, как же так...» — звучит у меня в голове. Во время просмотра фильма, прогулки, похода в магазин, чтения книги, приёма пищи, игры в компьютерную игру... Неожиданно, как бы из ниоткуда. Голос, который живёт внутри каждого из нас, с грустью произносит эту фразу и запускает слайд-шоу из памятных моментов. Мелькают улыбки, смех, объятия, квартиры, бары, обрывки фраз, слёзы, какие-то жесты, движения...

Иногда я отдаюсь этому калейдоскопу с головой, иногда гоню прочь, чтобы предаться воспоминаниям в более подходящее время. И вот я остаюсь один на один с собой. Закуриваю, закрываю глаза и погружаюсь в водоворот воспоминаний. Неприятно удивляюсь огромному количеству пробелов — память умеет незаметно подтирать то, что ей кажется неважным. К счастью, мы провели вместе много времени, и даже ей не под силу вытравить всё. Сигаретный пепел падает мимо пепельницы на стол — неважно, я занят прошлым.

Словно читаю книгу, пострадавшую в пожаре, — ворошу обгоревшие страницы, и чтобы всё связать воедино, приходится додумывать или уточнять у других: чужой мозг запоминает другие, порой совершенно неожиданные нюансы того же события, прекрасно дополняя, а иногда и вовсе открывая новые смыслы. Я этому рад. Каждый кусочек нашего общего прошлого — на вес золота, каждый повод поговорить о Бэсте — достойный.

Воистину удивителен человек. Пока Вова был жив, я мог не вспоминать о нём неделями — по самым разным причинам, главная из которых оказалась горьким заблуждением: «У нас ещё много времени впереди». Теперь редкий день проходит, чтобы я хоть мельком о нём не подумал. О нём, о моём папе, ещё о нескольких людях, покинувших нас. На самом деле, всё наше время осталось позади.

Отчего же так происходит? Почему так сложно ценить и оберегать людей, пока они живы? Не знаю, да и не очень-то у меня получается.

Мы с Вовой частенько зависали друг у друга. Какой-то период — каждые выходные. Особенно часто это происходило в первые годы после окончания школы. Ведь кто-то закончил её и забыл как страшный сон, кто-то переступил, думая о ней лишь как о ступеньке своей жизни, а мы, несмотря на всяческие «но», любили ту атмосферу. А так как вели весьма бурный образ жизни — вспомнить всегда находилось о чём.

Наши встречи начинались с улыбок, тёплых приветствий, переходящих в объятия. Следующий шаг — выбор выпивки и магазина. Интересное дело — мы никогда не подготавливали заранее приезд друг друга: организовывали алкоголь и снедь уже на месте. Сам процесс был как бы ритуалом. Редкие встречи обходились без повторного похода — за добавкой. Благо, ночники нам были хорошо известны, а харизмы и убедительности хватало, чтобы подтолкнуть продавца продать алкоголь вне положенного времени.

И всё время наших встреч мы без умолку говорили, говорили, говорили... О мелочах и о важном, о планах и уже свершившемся, о музыке, книгах, любовных неурядицах и победах... Хохмили на все лады, конечно. На фоне всегда играла музыка. Вкусы у нас во многом сходились — оба слушали рок и пользовались «правилом одной песни»: ставили музыку по очереди. Всегда было о чём поговорить, что обсудить, над чем посмеяться. Со временем появились и те, о ком с грустью помолчать.

Ближе к обеду, когда мы просыпались, становилось очевидно наше серьёзное различие. Я с похмелья страдаю по полной программе — не двигаюсь, пью воду литрами, обещаю всем богам завязать, лишь бы отпустило. Боги, как водится, молчат. А Вовчик, наоборот, вскакивал с кровати, умывался, приглаживал мокрыми ладонями волосы и уже пританцовывая что-то напевал или отпускал какую-нибудь шутку. Я смотрел на него с удивлением и лёгкой завистью: откуда у него силы, как будто мы вчера не вместе сидели. Он мог легко позвонить из центра вечером того же дня, встретившись уже с кем-то другим, и звать присоединиться, а я только-только начинал приходить в себя — и сама мысль о поездках куда-либо вызывала у меня лишь гримасу боли. Он был мотором — вытаскивал из рутины, заряжал, организовывал, находил повод, собирал всех вместе… и именно за это его и любили.

И вот наступило сегодня. Очередной год без Вовы. Я — тридцатисемилетний дядя, слушаю шестую симфонию Малера и пишу о нашей дружбе. Играю словами, словно они способны повернуть время вспять.

Внешность обманчива — в своём стареющем теле я с переменным успехом стараюсь сохранить невинного ребёнка, коим когда-то был. Непростая задача в мире, полном цинизма и лицемерия. Своей непосредственностью Вова в этом мне очень помогал.

И пусть прозвучит наивно, может, даже по-детски глупо, но если есть хотя бы один шанс на миллиард, что своими текстами я сумею увековечить память о друге — значит, они стоили того, чтобы быть написанными.