Как били отца

Отца били два парня соседней с Орловкой деревни Петино. В деревне жили не дождавшиеся мужчин с войны одинокие женщины с повзрослевшими детьми довоенного рождения, озлобленными не расходуемой силой. Парни бузили, ожидая призыва на службу в армию, и по окончанию службы в деревню не возвращались. Электричества в деревне не было, а в нищем колхозе работали лишь состарившиеся матери бузотеров, молодые девки по окончанию семилетки шли работать санитарками в больницу Орловки и, отработав год-другой, уезжали учиться в Воронеж, в училище, готовившее медицинских сестер.
Проселочная дорога между Петино и Орловкой проходила через лес, и посередине пути, в глубине леса, на полянке с подступающими молодыми дубками, на Троицу приезжал грузовик с деревянными бочками пива, ящиками с бутылками Ситро, коробками сладостей и продавщицей Галей, опирающейся на кабину и распевавшей песни, захлебываясь встречным ветром. Галя, взвизгивая, прыгала в объятия мужиков, затолпившихся у остановившейся полуторки и, оправив платье, приподнятое ветром и наглыми руками, воспользовавшимися временной беспомощностью девушки, командовала добровольными помощниками, разворачивая буфет: откидывались борта, сдвигалась к краю кузова бочка, устанавливался прилавок—перевернутые дном вверх пустые ящики, на которые Галя, не дозволяя добровольцам, ставила механические весы с двумя гирями разного веса, настроенные точь - в - точь, как в аптеке, и начинала торговлю. Пьяный заведующий сельпо, разбуженный гулом собравшихся, вываливался из кабины полуторки, объявлял, что совокуплялся с безымянной матерью, и засыпал под ближайшим к машине кустом, прижимая к груди потертой кожи портфель с накладными на товар, и не просыпался от крика баб, призывающих начальство вмешаться в работу подчиненной продавщицы, которую сволочные бабы облыжно обвиняли в недовесе «печеньев», а мужики льстиво торопили пивом.
Кучковались на поляне группками, раскладывали на пеньках, пустых ящиках, газетах, расстилаемых на примятую траву, закуску с водкой, принесенной с собой разумно-бережливыми гражданами, ибо Галина в выездном буфете продавала водку в розницу с буфетной наценкой, наливая двести грамм водки в сто семидесятиграммовый граненный стакан: «нет у меня мерного стакана, не ресторан, чай, в лесу торгуем».
Полчаса торговли хватало на расслоение общества на денежных и безденежных «алкоголиков», «малолетних преступников», норовивших всучить доверчивой продавщице пустую бутылку с заклеенным сургучом сколом на ободке горлышка, и опьяневших баб, покупкой слипшихся карамелек пытающихся замириться со всемогущей продавщицей сельпо: «к которой они еще придут за товаром и будут клянчить, а Галина припомнит, но добрая душа, простит». Отца Саши Галя считала безденежным алкоголиком, который пил за чужой счет, фальшиво играя никем неузнаваемую, вероятно придуманную им самим, мелодию, на немецкой гармони, единственной трофейной вещи, вывезенной им при демобилизации из Пруссии в 1946 году, которую мать не продавала, а отец не учился выжимать из гармони известные мелодии.
Со свадеб и похорон отца гнали, предпочитая признанных гармонистов, а пьяные компании, соображавшие «на троих», расплачивались с музыкантом пустой бутылкой или двадцатью граммами водки. По прошествии многих лет Александр Иванович понимал, что отец его побирался, оправдывая милостыню стонами несчастной в неумелых руках гармони.
Отец, растягивая меха гармони, подошел к компании деревенских допризывников, развалившихся на траве среди полупустых кружек пива и опрокинутой опорожненной бутылки из-под водки, пьяно возбужденных подсчетом денег, собираемых для продолжения отдыха; едва не наступил на кружку с недопитым пивом парня по кличке Фриц, нагулянного в войну от немца, с приписанным в сельсовете годом рождения, исключающим подозрения в таком отцовстве. Фриц молча, он из всех деревенских был самый спокойный, подвинул кружку из-под ног отца, не отрываясь взглядом от собираемой мелочи. Гришка Заячья губа медленно поднялся, молча ударил отца кулаком в нос, возмещая разочарование от отсутствия спиртного победительной дракой с попрошайкой. Захлебнулась гармонь, упала, растянув мехи до отцовых колен, лямкой задержавшись на плече отца; отец ладонями прижал нос в попытке остановить обильную кровь, а поднявшийся Серега Петеля ударил отца справа в скулу, и отец упал под крик Гали:
— Прекратить!!! Милиция!
Отец сидел на траве, не пытаясь остановить кровь, обильно капающую на белую рубаху, держал на коленях гармонь и не помышлял о защите. Мужики, опасаясь мстительных малолеток, бывало, хватающихся и за ножи, отводили глаза, Галина остановила торговлю криком:
— Хрен вам а не водка, домой, сопля еб…я!— подошла к отцу, прижала к носу грязное вафельное полотенце, которым вытирала чашки весов, и, увидав испуганного, не решающегося подойти к отцу Сашку, сказала:
— За матерью сбегай, заберите отца.
Выпускники начальных школ деревень, ближайших к районному центру Гремячье, продолжали учебу в единственной на район семилетней школе, в которую зимой школьников из деревень возили на санях, запряженных лошадью, а весной и осенью они добирались попутными машинами или пешком. По окончанию седьмого класса Саша, вопреки несмелому сопротивлению матери, сдал экзамены в железнодорожный техникум Воронежа, поселился в общежитии техникума и за время учебы ни разу не приехал в Орловку, но мать, изредка навещавшую сына, привечал радостно. С сокурсниками Саша не подружился, некогда было дружить, подрабатывал на рынке, «подай-принеси» и учился, поддерживая рвение к наукам страхом лишиться стипендии. Техникум окончил на отлично, но, не отработав и дня по распределению, был призван на срочную службу в армию. Демобилизовался младшим сержантом и, поступившись сытой милицейской службой, уехал в Москву учиться на дневном отделении московского вуза. Привычный быт общежития, четыре человека в комнате, стипендия и зарплата дворника, подметал ближайший к институту рынок, и веселая студенческая жизнь пролетела, как и во время учебы в техникуме, в заботах о хлебе. По окончании четвертого курса женился на однокурснице из первой группы, которую углядел на общих лекциях курса. В общежитии получили комнату на двоих, семейную, Валентина, как и Саша, была из иногородних, приехала из города Канев. По окончании вуза молодожены получили распределение в номерное НИИ, образующее вокруг забора НИИ городок из группы вброшенных в лесной массив пятиэтажных домов в часе езды на автомобиле от Москвы, в Дмитровском районе. Распределение для иногородних было не из худших. Поселили их комнате семейного общежития.
За время учебы Орловку приезжал дважды, первый раз на каникулы, на третьем курсе, возвращаясь из студенческого стройотряда, заработав большие деньги, из которых сумму равную месячной зарплаты матери, отдал ей, а она не хотела брать, а он настаивал, и она приняла и не смогла удержать радостную гордость кормильцем-сыном, живущим в самой Москве, в которой даже главный врач больницы бывает не чаще одного раза в год, а остальные жители Орловки и вовсе не были. Жители, помнившие золотушного, привычного к тычкам Сашку, смотрели на него как на выигрывавшего лотерейный билет, приветливо-заискивающе здоровались. Уехал из Орловки с облегчением, отец спивался, но по просьбе матери главный врач больницы, который помнил мать по работе молодым специалистом в одном с ней отделении, разрешил оставить отца при гараже больницы, подметать двор и мыть машины.
……….
Отрывок из повести: Как стать свободным/Вячеслав Петрович.-Москва: Информационно-методический центр транспортной инфраструктуры, 2024.-134 стр. ISBN 978-5-6048020-0-7