Пришествие 9. 24 июля 2001 г

9. 24 июля 2001 г.
  Отец благочиный и косматый медведь пошли прямиком в алтарь, а я двинулся к выходу из собора. Наблюдать за работой мастера у сверлильного станка мне сегодня чего-то не захотелось, какое-то чувство мне подсказывало, что нечто новое и оригинальное я не услышу и не увижу.
  В притворе я встретил Петровича, мы обнялись, поприветствовали друг-друга, а потом Петрович сказал мне, что у него есть для меня некий сюрпризик, блин. Но сюрпризик находится в его комнатушке. Посему мы направили наши стопы во Второй корпус, ибо эта его комнатушка находилась именно там. Петрович был старшим по должности среди охранников собора и свою комнатушка называл никак не иначе как рабочим кабинетом. Он был душевный мужик и дружелюбный субъект, считал себя настоящим уральским казаком. В монастыре он работал ещё с советских времён, когда монастырь монастырём ещё не был, а являлся приходом. Он многое помнил, о многом мог рассказать, он был живым свидетелем того, как в перестроечные времена Русская Православная Церковь начинала выходить из подполья, как первое время ринулись в неё потоки огромной людской массы, как она стала меняться, шагая со временем и в духе этого времени, как... В общем, многое мог порассказать Петрович. И в первую очередь - всякие разные байки про попов советской закалки. Иногда я просто обалдевал от услышанного, а потом спустя какое-то время говорил самому себе, что Петрович, как всякий человек, может и приврать. Будучи юнцом, а потом и молодым парнем, Петрович служил здесь алтарником, а уже потом (выйдя на пенсии) перевёлся в охранники. Именно это и было причиной того, что Петрович мог позволить себе в монастыре многое: брать без спроса продукты и деньги с панихиды, хамить отцу благочинному, гонять пожилых свечниц, и так далее. В монастыре у него была этакая своя зона дозволенности, посягательства на которую он яростно пресекал. Лично я на себе это испытал. С первых дней моей жизни в монастыре у нас с Петровичем установились дружественные отношения, инициатором которых он был сам. Потом меня взяли в братию, выдали подрясник, я начал важничать и задирать нос, принялся покрикивать на мирян, пытался командовать. Я и сам не заметил, как однажды сделал Петровичу замечание. Он нахмурился, но промолчал. Потом ещё одно. И он перестал со мной здороваться. А на третье моё замечание он разразился медвежьим рыком:
 - Не надо со мной так разговаривать, мозгляк! Ты! Я тебя пришибу, если ещё раз так сделаешь!
  От неожиданности я не испугался, а просто удивился. Я наивно полагал, что у меня (монастырского послушника!) есть священное право указывать всяким там охранникам, прихожанам и прочему мирскому люду. Стоявший поблизости иеродиакон Антоний поспешно подошёл к нам и принялся успокаивать Петровича. Конечно, очень скоро я стал сильно жалеть о содеянном, Петрович отныне вёл себя грубо, яростно игнорировал все мои попытки с ним помириться. Простил он меня только спустя год на Пасху. Я получил очень хороший урок для себя, теперь я не спешил так опрометчиво не узнав как следует человека включать начальника.
  Петрович достал из под полы невзрачную стеклянную бутылочку без этикетки. Он мне заговорщески подмигнул и сказал, что это - чача из Грузии, друзья привезли. Он налил мне одну стопку. Я выпил и закусил шоколадкой. Потом Петрович налил ещё стопку. Стало хорошо. Принялись шутить и посмеиваться. Потом он налил третью стопку. Душевно. Хотя и странно. А странно то, что уже третий месяц Петрович раза два в неделю взял за правило водить меня в свой кабинет и угощать крепкими спиртными напитками. Я не отказывался. Тем более, напитки эти были в самом деле отменные.
  Четвёртая стопка была последняя.  Мы по-дружески обнялись, похлопали друг друга по спине, и я пошёл. Выйдя из корпуса, я увидел иеромонаха Тихона, который шёл в сторону собора, но, увидев меня, остановился и направился ко мне.
 - Вот что, Витя, идём ко мне, - сказал отец Тихон после того, как благословил меня. - Расписаться надо тебе.
 - Где?
 - Кортиков утром приходил. Бумажку принёс. Ты, я, Панкрат, Анна Петровна и Ольга Ивановна проходим как свидетели по делу о трупе.
 - Каком ещё трупе? - после чачи я стал тормозить. Больно тепло стало внутри.
 - Как каком? Который вчера в гостинице нашли.
  - Ааа... - понятливо протянул я.
  Тут ноздри носа отца Тихона пришли в движение.
 - Ты где это успел? - осведомился он, многозначительно приподняв брови.
 - Да Петрович угостил. Чача. Друзья из Грузии привезли.
 - Ах, чача, - усмехнулся отец Тихон. - Друзья из Грузии привезли...
  Внезапно он сделался очень серьёзным. Тон его голоса стал резким.
 - Тебе известно, что Петрович стабильно сдаёт тебя Панкрату? Регулярно.
  Я аж поразился. Ни хрена себе!
 - Зачем? - недоуменно выразился я. - Как это "сдаёт"? Он же сам мне наливает!
 - А ты сможешь это доказать? Петрович говорит, что это ты постоянно просишь налить ему. И это длится третий месяц. Я сам это слышал.
 - Зараза... - еле слышно произнёс я. - Как вы думаете, отец Панкратий сказал настоятелю? Или ещё нет?
  - Я думаю, что эту информацию он держит в запасе, - сказал отец Тихон и стал говорить дальше так, будто провёл некую дистанцию между нами. - Количество собранных вами камней достигло критической отметки, Виктор Александрович. О ваших прогулках по Невскому проспекту и пристрастию к алкоголю настоятелю рассказывает не только один отец эконом. Другие персоны из числа монастырской братии тоже активно информируют архимандрита Нектария на этот счёт. Эконом, подобно пауку, терпеливо выжидает, когда вы окончательно запутаетесь в паутине собственного легкомыслия и безрассудства. Когда-нибудь эти камни полетят на вашу голову, Виктор Александрович, когда-нибудь терпение настоятеля лопнет и вот тут эконом тотчас незамедлительно ударит. Добавит масло в огонь, так сказать. Весьма сильным козырем послужит полученная от Петровича информация. И эту карту невозможно будет побить. Я не смогу вас спасти, Виктор Александрович, как тогда, помните? Вы ведь уже умудрились себя дискредитировать.
  Я очень хорошо помнил, как иеромонах Тихон (по его собственному выражению) "спас" меня. Очень даже.
  Одно событие порождает другое, одно тянет за собой другое, всему есть причина, после начала последует конец. Иначе как объяснить, почему эконом стал присматриваться ко мне с первых же месяцев моего пребывания в монастыре. Конечно, он расспрашивал обо мне, и ему рассказывали обо мне, в том числе, и о том, как неоднократно трудника Виктора видели вечерами гуляющего по проспектам города-героя Санкт-Петербург с банкой пива в руке. Далеко не всякого отец эконом мог сделать своим порученцем - где-то раз в месяц покупать ему пиво, банок пятнадцать-двадцать. Нет, он такого кандидата прощупает, прозондирует, выяснит, что к чему. И если такой кандидат нуждается в деньгах и сам любит пиво, то только тогда эконом выберет его. А трудник Виктор подходил как нельзя лучше - нуждается в деньгах и от выпивки не отказывается. И трудник Виктор, то есть я, не отказался быть порученцем. Тем более, что эконом говорил, что пиво это не для него, а для одного священника из монастырской братии, имя которого из-за уважения к нему называть некорректно. У этого священника больные почки и врач порекомендовал ему употреблять пиво в умеренных дозах. Мне стало понятно сразу, что это враньё, уж очень фальшиво звучал голос эконома.
  Конечно, это было очень рискованно - в больших количествах закупать алкоголь в супермаркете, который находился напротив монастыря, прямо через дорогу. И ещё очень рискованно нести такое количество в монастырь. Банки укладывались в два непрозрачных пакета и всё равно тара, как мне казалось, выглядела подозрительно. Говорят, у страха глаза велики, но проблемы могли возникнуть у меня самые серьёзные. Я понимал, что играюсь с огнём, что я обязательно попадусь, ведь святая евангельская истина столько раз показывала на практике, что нет ничего тайного, которое не стало явным. И это случилось. Пока я был трудником я исправно примерно раз в месяц исполнял такие вот "поручения" иеромонаха Панкратия. И всё шло ровно, без сучка и задоринки, я не попался за это время ни разу. Я уже перестал и бояться (ведь привыкаешь ко всему, и, к тому же, денежные вознаграждения с каждым разом притупляли чувство страха), но тайное стало явным месяц спустя после того, как меня приняли в братию. Представляете? Ровно месяц спустя. И застиг меня на месте преступления не кто иной как иеромонах Тихон, который исполнял на тот момент обязанности монастырского эконома, который хвалил меня в разговорах с настоятелем, продвигал в братию. Это был кошмар и стыд!
  Я упаковывал пивные банки в пакеты на ленте у кассы, когда услышал внезапно так рядом столь знакомый мне голос, который вкрадчиво и задушевно так произнёс:
 - Ба! Какая встреча!
  Я узнал голос мгновенно. Я повернул голову. Я начал тонуть в вязком компоте из страха и ужаса. Отец Тихон, одетый в гражданское (брючки, пиджачок, белая рубашка, галстук, сияющие черные туфли), держа в руках бутылку коньяка, продолжил:
 - Добрый вечер, Виктор Александрович.
 - Д-добрый, - запинаясь, пролепетал я. Крендец! Мне полный крендец, думал я. Что со мной будет? Ах, я кретин!
 - А вам не многовато ли будет, милостивый государь? - кивнул мой благодетель на мои покупки, которые я теперь уже деревянными руками рассовывал по пакетам. Лицо отца Тихона было непроницаемо. От этого мне становилось ещё плохо.
  Конечно, посторонний наблюдатель может поинтересоваться самочувствием самого иеромонаха Тихона. Ведь сам-то он тоже, так сказать, "застигнут" на месте преступления: одет в мирскую одежду, находится в магазине, только что купил коньяк. Но отец Тихон в этой ситуации никак не мог чувствовать себя плохо. Ибо в церковном сообществе РПЦ тоже применялось на практике крылатое выражение: "То, что дозволено Юпитеру, не дозволено быку".
  Я покраснел, как варёный рак. Ответа отец Тихон дожидаться не стал. Он направился к выходу. Я, пребывая в тумане из собственных чувств и эмоций, упаковал треклятые пивные банки и... Отец Тихон опять "застиг", вынырнул из под земли, как будто:
 - И, пожалуйста, скажите тем, с кем будете распивать эти злачные напитки, что я всё видел и обо всём уже знаю.
  Тут я понял, что надо спасать свою задницу. И очень скоро.
 - Это не мне, - выдавил я из себя.
 - А кому? - отец Тихон задал вопрос тихо, тоном засевшего в засаде охотника.
 - Отец Панкратий попросил.
 - Ах, вот оно что... - отец Тихон явно обрадовался полученной информации. И, ничего не сказав, скрылся.
  Я постоял несколько секунд на месте, а потом двинулся к выходу.
  Настроение было испорчено напрочь. Нет, отец Тихон меня не сдаст. Отнюдь. Но точно что-то грянет неприятное. Я не мог предугадать, что именно, но предчувствие было - не ахти. Вдобавок, прямо у монастырских ворот я повстречал иеродиакона Гавриила, одетого в мирскую одежду и направляющегося куда-то в город.
 - С вечернего променада? - был его вопрос. Но глаза его смотрели на пакет. Они пытались как будто сканировать его содержимое.
  Настроению моему опять поднесли под нос ведро с дерьмом. Что за день-то такой! Столько времени всё проходило гладко, а тут - два раза за полчаса. Отец Гавриил как личность для меня был весьма гнусный субъект, он был из той категории людей, от которых при одном только взгляде не стоило ждать добра или участия. Все в монастыре знали, что он второй (после иеромонаха Панкратия) стукач отца настоятеля. Принадлежность к одной и той же "профессии" вовсе не делала их союзниками и сообщниками, они активно враждовали между собой.
 - Да, - ответил я дрожащим голосом. - Подышал свежим воздухом.
  Поганые глаза отца иеродиакона не отрывались от пакета.
 - Так-так... - сказал поганым голосом отец иеродиакон.
  И мы пошли каждый своей дорогой.
  Предчувствию - пятёрку за прогноз. На следующий день после поздней литургии я зарулил на Невский проспект, захотелось поглядеть на городские пейзажи и ландшафты. Я вдоволь нагулялся, даже пару банок коктейля выпил для настроения. Вчерашнее стало забываться, и очень даже легко стало забываться. Мне стало казаться, что ничего и не произошло страшного такого. Всё канет в Лету. Через часика три я вернулся в монастырь и, едва войдя в корпус, услышал от дежурного:
 - Послушник Виктор, срочно зайдите к отцу Панкратию!
  Я всполошился. Радостное настроение и питерское наваждение мигом улетучились. Какая-то гадость на горизонте нарисовалась.
 - А что случилось? Зачем? - поинтересовался я фальшивым голосом
 - А это вы должны знать, что случилось, а не я. Вас же он зовёт к себе, - резонно и коварно проговорил дежурный. Козёл хренов, посмотрел гадко.
  Готовясь внутри себя к самому страшному и плохому, я поднялся на второй этаж, дошёл до кельи иеромонаха Панкратия и постучал в дверь.
 - Кто там? - спросил раздраженный голос отца Панкратия.
 - Благословите, отче, - ответил я.
  Через пару секунд дверь открылась. Сердитая свинья стояла на пороге и смотрела на меня, как смотрят на лютого врага.
 - Ты один? - вопрос мне.
 - Один, - мой ответ.
  Мы зашли. Он закрыл дверь. Ноздри его зашевелились.
 - Ты что, выпил?
 - Коктейль. Совсем немного.
  Отец Панкратий напоминал вулкан. Извергался и трясся. Напоминал паровоз. Дым и пар валили из его ушей.
 - Что это ты себе позволяешь, Виктор?! - сердитая свинья завизжала. Как будто режут её. - Гавриил рассказал настоятелю, как вчера увидел тебя с пакетом, полным пива и водки! Он что, и вправду видел тебя вчера?
 - Да. У ворот монастыря. На пакет очень подозрительно смотрел.
 - Ты что, сказал ему, что для меня покупал алкоголь?
 - Нет.
 - Точно?
 - Ничего такого я не говорил.
 - Странно, - сердитая свинья явно была озадачена. - Настоятель отругал меня так! За то, что заставляю послушников покупать алкоголь! Представляешь? Ты точно не говорил Гавриилу про меня?
 - Да точно. Точно.
 - Вот что, - извержение закончилось, отец Панкратий задумался, потом сказал мне: - Иди сейчас к настоятелю. Прямо сейчас. Слышишь? Иди. И скажи, что ничего мне не покупал. Ни водки, ни пива. А то Гавриил растрендел об этом всей братии. Слышишь? Иди к настоятелю и скажи ему это.
  Я всё понял. Не Гавриил рассказал настоятелю, что я вчера купил и кому купил. Он даже точно знать не мог содержимое пакета. Рассказал другой человек.
 - Нет, - сказал я. - Я не пойду.
  Вулкан опять стал извергаться. Я, конечно, не стал говорить про отца Тихона. Сердитой свинье знать про это не надо. Но от этого незнания сердитая свинья ещё больше недоумевала, почему я не хотел идти к настоятелю. Ведь я понимал, что идти к архимандриту Нектарию и врать ему - просто глупо. Отец Панкратий стал нервничать и грозить.
 - Ты что, думаешь, что я один пил это пиво? Если меня накажет настоятель, то я сдам всех, с кем пил. И твоего любимого благочинного отца Никона. И игумена Сергия. И самое главное - иеромонаха Тихона! Я их сдам тоже! Я один терпеть не буду! Мы все пили это пиво! Если их накажут вместе со мной, каково тебе будет, Витя? Как ты будешь смотреть им в глаза?
  Иеромонах Панкратий нёс околесицу. Наверное, от страха. Про отца Тихона он точно блефовал. Чтобы хоть немного успокоить его, я пообещал, что сейчас пойду к отцу настоятелю.
  Но пошёл я не к отцу настоятелю. Пошёл я прямиком в кабинет отца Тихона. Его там застал с молотком в руке и гвоздями во рту. Он был занят трудом праведным: чинил и латал книжную полку.
 - Благословите, отец Тихон.
 - Бог благословит. Заходи, Витя.
  Я так и сделал. Потом прямо так сходу всё и рассказал ему. Отец Тихон слушал меня, ничуть не отвлекаясь от своего занятия. Кажется, гвозди он забивал молотком с большим вниманием и усердием, нежели слушал меня.
 - Мне кажется, что именно вы рассказали отцу настоятелю про меня и эти пивные банки, а вовсе не отец Гавриил, - подытожил я. Я очень старался контролировать свой тон, чтобы он не показался обвиняющим.
 - Всё верно, - не отрицал отец Тихон, - отцу настоятелю рассказал я. Гавриил просто рядом в тот момент стоял и всё слышал. И подтвердил, что видел тебя вчера у ворот с подозрительным пакетом.
 - Но зачем вы сделали это?
 - А что, по-вашему, милостивый государь, должен сделать священник, увидев, как новоиспечённого послушника с истинного пути сбивает другой священник, которому откровенно наплевать на этот истинный путь? Покрыть своей братской любовью? Но кого именно? Вас? Возможно. Но стоит ли? Может быть, лучше будет для вас же, если вы напугаетесь и после будете вести себя более осмотрительно, дабы не вляпаться в ещё большое дерьмо. Я склоняюсь к этому выводу. Покрыть Панкратия? Но стоит ли он этой братской любви? Плевать он хотел на эту братскую любовь, точно так же, как и на путь истинный. С другой стороны, если когда-нибудь отец настоятель узнает, что я видел вас, сударь, в магазине покупающим алкоголь, и не донёс до его сведения, как вы думаете, чья братская любовь защитит меня от его гнева? Может быть, ваша? Или Панкратия? Очень сомневаюсь.
 - Но что мне теперь делать?
 - Иди к отцу архимандриту.
 - То же самое мне сказал Панкратий.
 - Да. Но сказать настоятелю ты должен правду, а не врать перед ним, как то пытается вынудить тебя Панкратий.
  Я отчаянно покачал головой. Идти к настоятелю? Ни в коем случае! Я просто обосрусь, когда он начнёт стыдить меня и упрекать. Самым натуральным образом. Обосрусь.
 - Я не могу.
 - Почему?
 - Боюсь.
  Отец Тихон печально вздохнул. Взял трубку телефона и набрал номер.
 - Алло, Андрюша, настоятель рядышком? Если он не занят, позови его, будь добреньким, - говорил в трубку отец Тихон. - Да. Скажи, что я прошу. Очень.
  Молчание. Пауза. Где-то с полминуты.
Потом:
 - Благословите, отец Нектарий. Я по поводу той ситуации. Да. С послушником Виктором. Похоже, Панкратий решил разыграть второй акт печальной драмы. Да. Да он боится к вам идти. Стоит в моём кабинете. Наложил полные штаны. Ни жив - ни мёртв. Да, отец Нектарий, я понял. Понял. Хорошо. Благословите!
  Отец Тихон положил трубку. И выжидающе на меня уставился. Загадочно.
 - Что? - испугался я.
 - Ничего.
 - Что мне делать?
 - Рекомендую молиться, милостивый государь, дражайший Виктор Александрович, и уповать на Господа Бога.
  Я понял, что ничего больше от него не узнаю и не добьюсь. Я вышел из кабинета.
  Ситуация стала проясняться. Отец Тихон стукнул настоятелю, иеродиакон Гавриил присутствовал, слышал, а потом стал трезвонить об этом. Настоятель надавал как следует по жирной балде Панкратию. Панкратий не знает, что вломил его отец Тихон, но думает на иеродиакона, ибо до него дошло, как тот трезвонил об этом. Клубок, блин! Поганых гадюк. И я угодил всем им на обед.
  Я направил свои стопы в келью отца Панкратия. Там меня ждал сюрприз. Он был в келье не один. Ещё там присутствовал отец благочиный.
  Иеромонах Панкратий сразу сходу принялся играть:
 - Вот, посмотрите, отец Никон, на нашего нового послушника! Вчера купил в магазине алкоголь, был пойман Гавриилом, а настоятель ругает меня. Мол, это я будто бы послал его за пивом! Что ты молчишь, Витя? Ты был у отца архимандрита? Ты сказал ему, что я тут ни при чём?
  Отец Никон, заложив руки за спину, не отрываясь, смотрел на меня.
 - Это не Гавриил меня поймал, - устало сказал я. - Это отец Тихон меня поймал. Прямо в магазине. И рассказал настоятелю.
  Отец Панкратий побледнел. Он сел на стул. Это был как удар. Нокаут. Его можно было положить на носилки и уносить.
 - Как Тихон..? - он совсем этого не ожидал. - Почему ты сразу мне не сказал?
 - Я не думал, что он расскажет настоятелю, - ответил я, стараясь не смотреть на отца Панкратия.
  Тут заговорил отец благочиный, обращаясь непосредственно ко мне:
 - З-зачем ты пошёл в эт-тот супермаркет? Прямо напротив монастыря через д-дорогу! Ты же там как на ладони. Туда же вся епархия ходит. В другие надо ходить магазинчики, подальше, в переулках, где меньше народу. А ты пошёл прямо в самое видное место.
  Я поразился до глубины души. По какой-то причине отец благочинный мне выговаривал не за то, что я (монастырский послушник!) купил алкоголь, а за то, что я пошёл покупать этот алкоголь в "неправильный" магазин. Оказывается, я (монастырский послушник!) должен покупать алкоголь в магазинчиках неприметных, спрятанных от глаз основной массы народонаселения, в таких местах, где гораздо меньше шансов попасться. Честно говоря, я ждал, что меня благочинный будет колесовать и четвертовать, бросать в котёл с раскалённым маслом и шинковать на мелкие кусочки. Но нет, не случилось этого. И причину этого я начал медленно понимать после, несколько минут понадобилось для этого. Скорее всего, отец благочиный квасил вчера вечером с иеромонахом Прокопием это злосчастное пиво. Возможно, целая компания была. Значит, отец Панкратий далеко не околесицу нёс тогда. Ах ты, ешкин кот... поганых гадюк клубок.
  Иеромонах Панкратий принялся ахать и охать, на меня он не смотрел, то ли не мог, то ли просто не хотел. Благочинный отец Никон как-то задумчиво протянул:
 - Надо же... Тихон, оказывается... А ведь мог бы и промолчать...
  Очень скоро меня выгнали из кельи и я до самой вечерней службы маялся на кровати в своей комнате. Мне было не по себе. Я уже готовился к отъезду, представлял, как прихожу со своими пожитками к Игнату, прошусь пожить у него пару деньков, вижу скорченное и недовольное личико Тани... На вечернею службу я пришёл совсем плохим, без настроения и вдохновения, так сказать, но заявился отец Никон и поведал мне, что отец настоятель вызвал отца Панкратия к себе в кабинет буквально пять минут назад по времени. Я представил, как несладко сейчас приходится жирной свинье, и мне стало полегче. Когда же я читал канон на утрене, отец Никон заявился опять. Он мне кивнул, мол, всё на мази, ничего не бойся, всё обошлось. Я очень удивился такому развитию событий. Как я узнал позднее, отцу Панкратию отец архимандрит очень жёстко намылил шею и громогласно заявил ему: "Если хочешь купить бухло - иди и покупай сам! Нехрен послушников посылать!". Свидетелем сей трепки опять-таки стал иеродиакон Гавриил (к своему великому удовольствию, это уж точно!). Рассказал всей братии, всем кому смог растрезвонить, всем-всем-всем. А мне сказал такие слова:
 - А ты, Витя, здорово выкрутился! Тебе повезло. Но смотри - Панкрат всё запомнил и тебе отомстит. Уж будь уверен.
  От его этих слов я поежился, звучали они реально зловеще.
  Вот таким образом отец Тихон тогда меня "спас". Именно в кавычках. Мне до сих пор кажется, что никакого "спасения" не было. Я просто послужил в некотором роде пулей, которую пустил в иеромонаха Панкратия иеромонах Тихон. Как из пистолета. Неприязнь, интриги и вражда между этими двумя подвижниками благочестия православной веры имеют глубокие корни, проникающие в неведомые мне древние глубины и допотопные недра.
  А слова отца Тихона о том, как "я дискредитировал себя" - тоже небольшая история из прошлого. И она тоже достойна увековечивания в анналах нашей святой обители. Где-то примерно полгода спустя после этого инцидента с пивом я умудрился здорово лохонуться. Тот день для меня начинался весьма прекрасным образом, практически идеально. После поздней литургии я отправился гулять по проспектам и мостовым города-героя Санкт-Петербург, отправился набираться впечатлений. Как глоток свободы и свежей жизни были для меня такие прогулки. Сам того не заметив, набрался я не только впечатлений. В часиков девять вечера вернулся я в монастырь, обильно распространяя вокруг себя алкогольные пары. Я очень хорошо и очень отчётливо видел (да и слышал, если на то уж пошло) по ту сторону железных прутьев монастырских ворот отдыхающих на скамейке у Первого корпуса - самого отца настоятеля, инока Даниила и Сидора. Но свои функции мой мозг на тот момент передал во временное пользование спиртному в моей голове. Спиртное в моей голове решило, что это (грозный отец настоятель святой монастырской обители) не слишком уж особенное препятствие, чтобы добраться до своей кельи и рухнуть на свою кровать. Конечно, просто так мимо настоятеля пройти было нельзя, не позволял монастырский этикет. Поэтому я подошёл к нему и попросил благословения. Сидящие на скамейке - отец Нектарий, Даниил и Сидор - разом прервали беседу, замолчали и уставились на меня. Разумеется, они в мгновение ока уловили алкогольный духан, исходивший от меня. Мне очень повезло. Сильно. Настоятель был в очень хорошем настроении. Может быть, за ужином он опрокинул пару рюмок коньяку или водки. Или же инок Даниил так развлекал его своим трепом. Отец Нектарий благословил меня и спросил (при этом в тоне его голоса было и веселье, и удивление, и взыскание):
 - А ты где это так набрался, а?
  Язык мой заплетался во рту, но я смог произнести:
 - В гостях был. На день рождении.
  Секунды две на меня молча смотрел настоятель. А потом сурово велел:
 - А ну-ка, иди спать!
  Ослушаться отца Нектария я, конечно, не посмел.
  Я тогда сильно переживал. Меня, конечно, не выгнали из монастыря, но зато появился огромный минус в моей репутации. Все знали, что я попиваю пивко и коктейли во время своих шатаний по Невскому, но в таком нетрезвом виде я засветился в первый раз. И перед кем засветился-то! Сидор молчал, никому не говорил. Даниил крепился, стиснув зубы, но потом не выдержал - растрезвонил.  Отец Панкратий узнал только через несколько дней, он очень сильно жалел, что не присутствовал в тот момент лично. С чувством великой досады он заявил мне:
 - Эх, меня тогда не было... Всё-таки, отец Нектарий очень добрый. Я на его месте с позором выгнал бы тебя из монастыря!
  ...Вот такие воспоминания проносились в моей голове, когда я шёл вслед за иеромонахом Тихоном в его кабинет. Как же так, Петрович, добрый и бесстрашный казак, неужели так затаил обиду на меня в сердце своём? Даже помирился со мной только для вида, чтобы обмануть. Просто мрак какой-то, гавно и мерзость, как же мне хочется быть подальше от всего этого...
  В кабинете отец Тихон опять меня удивил. Но уже совсем по другому поводу, совсем-совсем. После того, как я расписался в документе, отец Тихон положил на стол несколько листков.
 - Посмотри, - сказал он. - Тебе станет интересно.
 - Распечатал. Нашёл в интернете. Утром.
  Я взял листки в руки. Первым делом обратил внимание на фото. Это были лицо вчерашнего мертвеца в нашей гостинице. Потом стал читать: "Дело «Тамам Шуд» (англ. Tamam Shud Case) — уголовное дело, возбуждённое по факту обнаружения тела неизвестного мужчины 1 декабря 1948 года на пляже Сомертон австралийского города Аделаида и не раскрытое до настоящего времени. Происшествие стало также известно как дело человека из Сомертона (англ. Somerton Man). Случай считается одной из самых таинственных загадок в истории Австралии. Существует множество спекуляций на тему личности погибшего и факторов, приведших к его смерти. Интерес общества к данному происшествию остаётся весьма значительным в силу ряда деталей дела: к примеру, в ходе расследования всплывали некоторые факты, указывающие на возможную причастность спецслужб к инциденту. Кроме того, более чем за семьдесят с лишним лет следствию так и не удалось точно определить обстоятельства его смерти. Самый же большой резонанс вызвал обнаруженный при погибшем клочок бумаги, вырванный из экземпляра очень редкого издания Омара Хайяма, на котором было написано всего два слова — Tamam Shud («Тамам Шуд»)..."
  Я читал распечатки и от прочитанного протрезвел. Как будто я не пил чачу вовсе.
 - Ну что, интересно ? - усмехнулся отец Тихон. - Похож на фото?
 - Да, - я был потрясён. - Но что это... выходит? Как он у нас... и тогда в Австралии? И как вы догадались? Как поняли?
  Отец Тихон окинул меня укоризненным взором. И до меня дошло, что я задал глупый вопрос. Ведь отец Тихон вовсе не родился иеромонахом Тихоном. Папа и мама назвали его Сережой, он рос непоседливым и талантливым во многих областях. После армии он стал учиться на юриста, стал мечтать о карьере оперативника. Но после обучения, если выражаться словами отца благочинного Никона, "у него внутри что-то об-борвалось". Серёжа, нисколько не обращая внимание на гнев любимого отца и слёзы любимой мамы, пришёл в монастырь и поступил в семинарию.
 - В ранней молодости я сильно увлекался криминалистикой, - пояснил отец Тихон. - Коллекционировал известные и загадочные дела и происшествия. Мне ещё вчера лицо мертвеца показалось знакомым. Только я не мог толком вспомнить. А ночью вспомнил. И утром побежал интернет-кафе. Вот, распечатал. Как видишь - один в один.
  Поспорить с этим было трудно. И я стал думать вслух:
 - Что же получается? Кто это такие? Одного нашли в сорок восьмом году в Австралии, а другого вчера у нас в России... Близнецы?
  Отец Тихон ходил взад-вперед по кабинету, заложив руки за спину.
 - Не думаю, - сказал он.
 - Что?
 - Не думаю, что это два человека.
 - А кто это тогда?
 - Просто один человек. Но обнаруженный мёртвым в разные времена и в разных местах.
  Я прямо-таки остолбенел. Вот это версия!
 - Да как такое возможно?! - воскликнул я.
 - Возможно, кто-то или что-то экспериментирует в области параллельных пространств, - ответил спокойно отец Тихон.
  Когда такие ответы дают представители гражданских профессий (сантехники, учёные, прапорщики, футболисты, машинисты и пр.), полученный эффект при этом никоим образом нельзя сравнить с эффектом, полученным при подобных ответах, которые дают лица духовных званий и категорий. Как правило, от православного священника ждёшь, что он скажет: "мол, тут поработали бесовские силы, ежу понятно". Но когда православный священник вполне серьёзно отвечает точно так, как ответил мне отец Тихон, то это всегда звучит необычно и удивительно.
 - Отче, а вы верите в существование внеземной цивилизации? - сам не знаю почему, задал я вопрос отцу Тихону.
  Тот пожал плечами и протянул загадочно:
 - Дивны дела твои, Господи... Вот во что я верю, Виктор.
 - Я вчера видел НЛО.
 - И не только ты. Очень много людей имели такое счастье. И ваш покорный слуга тоже.
 - То есть, вы вчера тоже видели НЛО?
 - Ну да. Выглянул в окно. Объект пролетел над нашим монастырём.
  Мы немного помолчали. Я не чувствовал страха. Но было немного не по себе. Словно время остановилось... Я потряс головой, прогнал наваждение.
 - Отец Тихон, а как вообще такое возможно? Ну, НЛО и всё такое... Как?
 - Возможно, кто-то или что-то ставит эксперименты в области контакта между земной цивилизацией и внеземной.
 - Вы что такое хотите сказать? - вот тут я уже испугался.
 - Мне кажется, что очень скоро случится что-то такое, что навсегда изменит жизнь людей...