Анатолий. Открывает шестое поколение. Отрочество 1

Анатолий – представитель шестого поколения вятского рода Нестеровых. Школьные годы после 12 лет  и пятый самый трудный класс

Анатолий появился  в поселке ТЭЦ-3 в конце августа 1950 года. Жизнь в многоместной  квартире и в двенадцати метровой комнатушке сразу ему не понравилась после просторного деревенского дома бабушки.  Кроме того, его постоянно мучила проблема, как он назовет мамой женщину, которая является для него мачехой. Еще его пугала новая двухэтажная школа, в которой большинство учеников будут не деревенскими, а городскими. Поскольку он рос очень стеснительным мальчиком, то его угнетала сама мысль, как он будет выступать в классе, в котором, как им сказали с Генкой, будет тридцать пять учеников. Как показали первые дни учебы в поселковой школе, опасения Толика  оказались вполне реальными. И хотя Ивакинскую начальную школу он закончил с Похвальной грамотой, но здесь многое для него оказалось непонятным. Например, он  никак не мог понять, как решать задачи по программе арифметики пятого класса. Правда, и для его сводного брата Генки арифметика так же оказалась не по «зубам».  Учительница арифметики, хотя и объясняла, как решать задачи, но для них - это был «темный лес». Во-первых, объясняла она как-то скороговоркой. Во-вторых, класс был переполнен учениками, поэтому было шумно и нельзя было разобрать даже всех слов учительницы. В результате Толик с Генкой, что называется, с первых же дней «поплыли» с домашними заданиями по арифметике. Волею судеб они оказались оба в одном классе «Е». Одних пятых классов в новой школе двенадцать, потому что последний оканчивался на букву «М». То есть школа была явно переполненной. Учителя говорили, что в новой части поселка строится точно такая же школа. Поэтому, мол, в новом учебном году кому-то из школьников придется ходить в эту строящуюся школу № 2. Понятно, зная расстояние примерно в три километра между старой и новой частью поселка, никто не горел желанием оказаться в новой школе.
Для Толика, как и для Генки, все в этой поселковой школе № 1 было необычным. Во-первых, каждый предмет вел отдельный учитель. Во-вторых, в школе они узнали об огромном количестве предметов, которые предстояло изучить. В-третьих, как уже отмечалось, в школе была очень плохая дисциплина. Возможно потому, что в классе «Е» собрались школьники, почти не знакомые между собой, поэтому каждому из них надо было чем-то отличиться и выделиться. Многие выделялись именно как раз нарушением учебной дисциплины. А многие учителя никак не могли наладить дисциплину в классе. Толику  казалось странным, почему у одного преподавателя класс буквально молчал, а у другого – нельзя было как-то приструнить, заставить замолчать и не нарушать дисциплину. Тогда еще он не знал ничего об энергетике воздействия на учеников. И, видимо, у кого эта энергетика отсутствовала, то у данного учителя и не получалось наладить дисциплину в классе.

Но надо учесть и то, что Толька надеялся на брата, хотя и неродного, а брата все-таки. Все-таки Генка окончил поселковую начальную школу и тоже с Похвальной грамотой. И Толику казалось, что брату легче было привыкать к новой школе и к такому шумному классу, тем более что у него здесь было большое количество друзей. Но как оказалось, что и боевитость Генки пока что не помогала и ему в учебе. Кроме того, прежде чем заниматься домашними заданиями дома, им необходимо было закупить, как минимум, три буханки хлеба, за которым стояли в то время огромные очереди. Так что все трое – Генка, Толик и Колька (родной его брат, уже взятый из детдома два года назад)  - околачивались в очередях за хлебом не меньше трех часов. Больше одной буханки в одни руки продавцы не продавали. Хлеб доставляли с хлебозавода конной возкой. На одну поездку на хлебозавод и обратно до магазина уходило у извозчика больше одного часа. А привезенного хлеба хватало на продажу не больше чем на полчаса. Поэтому изгибающаяся очередь не убывала вплоть до закрытия хлебного магазина. Толику запомнилась эта очередь на всю оставшуюся жизнь. Очередь ребят подходила где-то только в районе семнадцати-восемнадцати часов. К тому времени или чуть позже появлялись после работы отец, мачеха и Клава (родная сестра Генки)

Пока взрослые собирали и варили что-то на ужин, ребята отдыхали после стоянок в очередях и готовились к ужину. После ужина Клава уходила в вечернюю школу, а они садились за домашние уроки. Начинали всегда с решения задач по арифметике. А они, как назло, никак не хотели решаться. Но они надеялись на спасительницу Клаву (она училась в девятом классе вечерней школы).  Та приходила, быстро решала их задачи и без всякого объяснения быстро шла спать. А они, переписав решение задач в тетради, уже где-то ближе к одиннадцати часам вечера, с заспанными глазами, тоже ложились спать. А рано утром к первой смене спешили в школу. Но ведь надо было объяснить всему переполненному классу и учительнице и то, как получен нужный результат (ответ) в задачах. У Генки это иногда получалось, а у Толика получалось гораздо реже. Кроме того, из-за задач они не успевали дома подготовиться и к другим предметам. В результате «пошли» тройки, а чаще двойки, и они – оба отличника - попали в разряд отстающих учеников. В результате примерно раз в две недели стала приходить к ним домой классный руководитель, учительница русского языка и литературы . Она приходила и жаловалась на них матери (мачехе) за то, что ее ребята стали двоечниками.
- Да как же так, ведь они были отличниками – парировала ей мать.
- Значит, они у Вас ничего не учат. Даже по литературе и то с трудом им ставлю тройки – отвечала жестко матери учительница.
- Да как же не учат, когда сходят, постоят за хлебом и дальше целый вечер решают задачи? – со злостью в голосе говорила ей мать.
- Но ведь кроме арифметики и литературы есть еще и другие предметы, где их успехи тоже не блестящие – пыталась вразумить Нюру классный руководитель.
И так «перепалка» продолжалась полчаса, а иногда и больше. После ухода учительницы они оправдывались перед матерью в том, что из-за решения задач им некогда учить и другие предметы. И это была сущая правда.
- Да как же так, вон Николай нормально учится, а вы стали двоечниками. Берите пример с него.
- Но ведь у него нет пока арифметики пятого класса – пытался возражать ее любимый Генка. Толька с покрасневшим лицом молчал, стараясь не расстраивать еще больше мачеху.   

Поэтому пятый класс вспоминается им, как кошмарный сон, особенно Толику. К тому же, может быть, у них с Генкой  наступал переходный возраст. Им исполнилось в пятидесятом году по двенадцать лет. Они начали уже  активно интересоваться школьницами, поэтому иногда вместо монолога учительницы мысли витали где-то далеко в сравнении достоинств одной школьницы перед другой. Например, в пятом классе Толику больше других нравилась Валя Одинцова, Леньке – еще кто-то. Короче говоря, у подростков начала наблюдаться что-то вроде средней и даже высокой эмоциональной потребности в противоположном поле.  Поэтому в голову почти ничего не лезло, хотя усилия для этого предпринимались очень значительные. Им обоим очень не хотелось получать двойки, особенно, Толику. Ему в отдельные дни даже не хотелось жить, в голове маячили мысли о том, чтобы сбежать от родителей и вернуться в сельскую школу. Ему никак не давался и немецкий язык. Большинство парней прямо заявляли учительнице:
- Зачем нам учить язык фашистов, наших врагов, из-за которых мы остались без отцов?
Учительница, как могла, разубеждала их, но в классе создалась целая группа парней, которые сбегали с уроков немецкого языка, откровенно нарушали дисциплину, доводя учительницу до слез. К этой группе во многом примыкал и Генка, помня, что его отец погиб на войне, развязанной фашистами. Хотя на уроках он вслух об этом не высказывался. Но, будучи дома, поддерживал эту немецкую антиподгруппу. Толик понимал, что немецкий язык – это язык целого народа немцев, а не только фашистский язык. Пытался учить его, но учительница часто, видимо, и не слышала, как читал текст, или рассказывал правила, и ставила в журнале тройки, наверное, за дисциплинированное их поведение, потому что в классе было на уроках шумно.

В зимние каникулы Толик решил съездить в деревню к бабушке. Там он начал убеждать бабушку, что в поселке, особенно из-за школы ему не хочется даже жить. Поэтому просил ее остаться в Пантылке. Она уговаривала его  терпеть и доказывать своей учебой, что он не зря занимает место в городской школе.
Бабушке тоже было жалко отпускать внука, ну что сделаешь, когда жизнь берет свое. Может и ей, скоро нужно будет определяться, к кому из своих детей переселяться. Эти мысли ее не отпускали и постоянно мучили, особенно по вечерам и ночами. Она собрала гостинцы для сына и внуков, ему дала пять рублей денег  на дорогу и в одно не очень холодное утро отправила его обратно в поселок.

Дня через два началась третья четверть в школе. Дела с учебой постепенно начали налаживаться, хотя задачи по арифметике продолжали их с Генкой по-прежнему мучить. Но поправились дела по русскому языку и литературе, по немецкому языку, по истории древнего мира, по физической культуре. Но до пятерок и здесь было пока далеко. Толик по-прежнему бросал свои взгляды на Одинцову, но та делала вид, что этого не замечает.
 
В марте пятьдесят первого отец получил в  поселке новое жилье на улице Кирова в одноэтажном бараке, который находился рядом с лесозаводом, где отец работал столяром. Жилье было больше той комнаты , в которой они жили раньше и состояло фактически из двух комнат. Одна из них была квадратной, метров двадцать, другая примерно квадратных метров двенадцать. Это была кухня, так как там стояла кирпично-чугунная плита, которая предназначалась для печного отопления, для «готовки» пищи, для согревания воды на стирку и т.д. Воду приходилось таскать из уличной колонки, туалет находился в конце общего коридора  для всех семей барака, хорошо еще то, что он был отдельным для мужчин и женщин. Но и здесь в этом жилье для шести человек было тесновато, так как в большой комнате, по-прежнему стояли две кровати, одну из которых занимал Генка, а другую его сестра Клава. Третья койка была на кухне, где спали отец с мачехой. Посредине возле окна стоял большой стол в основном для занятий ребят, на кухне - второй стол поменьше для приема еды. Для Толика и Кольки отец соорудил полати прямо над входной дверью. И тем самым как бы отгородил от большой комнаты еще и прихожую под полатями.
Квартира выходила окнами на юг, поэтому в ней было много солнца. Не смущало их и то, что эти окна выходили на дымящуюся трубу ТЭЦ-3. Тогда дымы и грохот были нормой жизни и даже модой. Поэтому каких-либо экологических проблем они просто не замечали.
Таким образом, жизнь постепенно налаживалась, вторая половина учебы для ребят в пятом классе прошла более или менее удачно. Николай  закончил четвертый класс круглым отличником, то есть с Похвальной Грамотой. Отец и мачеха ставили его в пример Толику и Генке. Те, в свою очередь, оправдываясь, утверждали:
- Пусть он покажет отличные знания в пятом классе. Если ему это удастся, тогда он действительно молодец.

Трудный пятый класс наконец-то был окончен. Летом пятьдесят первого года Толик собрался снова к бабушке, Кольке и Генке дали путевку в пионерский лагерь. Сразу после окончания смены в пионерском лагере и они появились в Пантылке. Ребят очень забавляла маленькая собачка по кличке Мошка. Ее где-то  поселке нашел Генка, несмотря на недовольство его мамы. Мошку страшно пугали деревенские коровы. Они принимали ее то ли за волчонка, то ли за волка. И как только увидят Мошку в деревне,  сразу поднимали головы, начинали мычать и кидались все сразу друг за другом в сторону Мошки. Она, понятно, убегала от них и пряталась от них в ограде бабушкиного дома. И дальше, Мошка усвоила этот урок, поэтому перед приходом коров в деревню, заранее залазила через подворотню в ограду, прыгала на крыльцо и пряталась в сенях, считая дом бабушки и своим домом. И только убедившись, что бабушкина корова загнана во двор, Мошка оживала и начинала снова радовать ребят своим лаем, а те в ответ на это угощали ее хлебом.
    
Днем вся троица занималась сгребанием сена, накошенного взрослыми, сложением его в копны, а вечерами, когда приезжала за сеном бабушка и увозила его, затаскивали сухое сено из ограды на сеновал.  После ужина шли на вечерку, где появлялся с гармошкой Лелька Танин (детский друг Тольки), его сестра Райка, его двоюродный брат Васька, двоюродные сестры Толика и Кольки Тамара, Ира, Люба и Зоя. Приезжала на лето к ним  погостить  Милка. Так же участницей вечерки  была Валентина, еще ровесница тети Анюты, которая старалась Лельку и Толика сделать быстрее мужчинами. Так как замуж она не вышла, не найдя себе мужа в это сложное послевоенное время. К участникам вечерки присоединялись Толик, Генка и Колька.   Так как молодых людей в летнее время стало достаточно, то вновь с прежней силой в Пантылке загремели, заигрались вечерки, тем более, что все их участники стали на год старше. В основном плясали деревенскую кадриль и топотуху.  Толику нравилась Милка. Как приятно ему было, когда он попадал на танцах в пару с Милкой. Его в ней привлекало все, это и красота ее лица, фигуры, очень мягкие, не натруженные руки, а также вечно улыбающееся лицо. Но как ей об этом все сказать, он не знал и думал: «Вот подрасту еще не много и скажу». В общем, время работало явно против молодых и красивых. Стоило, еще подождать год-два и твоя зазноба вдруг оказывалась уже у другого молодого человека, а иногда и замужем. Такова молодость, которая, к сожалению, не спрашивая нас, проходит достаточно быстро. Пятый класс заронил у Толика искру нахождения спутницы жизни. И тогда, не зная еще ничего о генетике, которая тогда считалась враждебной социализму, Анатолий с этим был категорически не согласен. Он думал про  себя, а как же у животных коров и лошадей родятся телята и жеребята, похожие на своих родителей, причем не только своей мастью, но и характером. Поэтому Толик рассуждая об этом, хотел бы в будущем иметь жену не троечницу по школе, а хотя бы хорошистку, а лучше отличницу. В этом случае у них ребята не подведут родителей, будут хорошо учиться и возможно, хорошо и работать.
 
За ужином бабушка  начала с сожалением говорить о том, что сдает здоровье, да и начальство пугает каким-то переселением. Не пойму, зачем всё это, но все-таки, видимо, придется оставить свои насиженные и обжитые места.
- Ну штё, приедешь ко мне, места всем хватит, дом большой, поможешь мне в воспитании детей – отвечала ей Анюта, приехавшая погостить у матери.
- Но у тебя же один пока еще ребенок, уж не ждешь ли второго? - поинтересовалась Евдокия.
- Бог даст, будет и второй.
- Меня в письмах больно сильно приглашает в Свердловск сын Митя. Не знаю, че делать?
- Но ты же, не попросишься в дом зятя Павла?
- Конешно жить туда не пойду, если меня даже будет уговаривать дочь Тоня. Зять-то ни разу в жизни не назвал меня мамой или мамашей. Если нужно обратиться ко мне, то обращается только по имени и то, как Авдотька, даже не Авдотья.
Оказывается, взрослые очень болезненно реагируют на то, что их не называют мамами. Но ведь и Толик тоже не называет мамой тетю Анну, - думал он, - наверное, ей это тоже не нравится. Но что делать, когда он не чувствует к себе от нее никаких материнских чувств?

Где-то в середине июля в Пантылке появилась мать Генки Нюра. Пришла с намерением помочь бабушке в сенокошении и за одним следить за поведением сына.  В начале августа ей пришло время возвращаться в поселок. Она решила забрать из Пантылки и Генку. Как он не сопротивлялся решению мамы, но пришлось ему отправиться вместе с мамой в поселок. Вместе с ними убежала и любимица ребят собачка Мошка.
Бабушка была довольна, что Анна помогла ей запастись сеном на всю  зиму. А Толику и Кольке было жаль расставаться с Генкой и с собачкой Мошкой. Но они не скучали в деревне, сходили в гости к тете Анюте и к тете Агриппине. В оставшиеся дни августа помогали по хозяйству бабушке, в частности, следили за пчелами, за цыплятами и их кормежкой. Ходили вместе с остальными ребятами  собирать в лесу малину и чернику. А вечерами опять ходили на вечерки, которые  пока еще продолжались вплоть почти до конца августа.  Где-то ближе к сентябрю распрощались  бабушкой и отправились по бабушкину маршруту через удмуртские деревни и через татарское село Карино обратно в поселок ТЭЦ-3.