Оборванная любовь

  Бывает, так с тобою жизнь пошутит, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Хорошие планы на свою судьбу иногда строишь. Ан нет. У судьбы свои законы для тебя расписаны. И не обойти ни объехать ты ее никак не сможешь.

 
 Это случилось со мной в зените юности, когда пушок едва тронул щеки, и душа просила героических поступков на свою пятую точку. Да, точно! В середине шестидесятых. Обрушился, как гром среди ясного неба, наш комсомольско-молодежный десант из самого Донецка в ту чертову «благословенную» таежную глушь, где, мошкары полным - полно, где, словно сказочный истукан, росла Усть-Илимская ГЭС на наших мозолях до крови.

Жили мы, словно вольные кочевники, в просторных брезентовых, именуемые нами - шатрах. Разделенных, чтоб не искушать судьбу, на мужскую и женскую половины. А на нейтральной территории не разгуляешься и не расцелуешься из – за мошкары. Молодость бурлила через край, работа спорилась, и каждый из нас, не жалея сил, зарабатывал целых триста кровных рублей в месяц – деньги немыслимые в то время для Союза!

Но, конечно, не в этом суть.
Вечера тянулись, словно тягучая - вонючая патока, и от избытка вечернего времени мы облизывались, как герои древних трагедий рядом с забаррикадировшимися девками. И вот, озарило же нас нелегкая: вдохнуть жизнь в местный очаг культуры, старый клуб, что сиротливо примостился на горе, отголосок «счастливой» лагерной эпохи ГУЛАГа. Стены шептали, что в этом клубе сама, да-да, сама Лидия Русланова, словно дивная стреноженная птица, одаривала своим пением сибирскую тайгу, распевая любимую песню товарища Сталина знаменитое: «Валенки, валенки. Эх, да не подшиты стареньки».

Представляете, такие дела! Сидела и пела, как ни в чем не бывало, за лишнюю пайку хлеба! Ей, словно королеве, прямо из лагерей, по этапу, поставляли аккомпаниаторов – талантливейших музыкантов, закаленных суровыми морозными буднями, и она, словно смертельно раненая фея, дарила концерты для благодарного надзирателя - персонала и, конечно, для самых взыскательных слушателей – заключенных, давно не слышавших человеческого доброго слова.

Заслушаешься просто! Правда, артисты на одном месте не задерживались, гастролировали под строгим надзором, по «злачным» местам в арестантских робах. Лагерей в округе было, как звезд на небе, а она, словно луч света в темном царстве, одна на всех.

Но, как вы понимаете, не в этом мое было дело.
 Отреставрировали мы этот клуб – любо-дорого смотреть! Поставили печку-буржуйку, чтобы сибирские морозы не мешали нам предаваться культурному досугу. Дизель-генератор, словно манну небесную, списали мастера, а мы притащили ее на сколоченных санках, прямо на кудыкину гору, чтобы свет в окнах горел, как в лучших домах Парижа.

 Огромную радиолу с пластинками, словно сокровище, привезли аж из самого Железногорска-Илимского, получив прогул с предупреждением. А из – под прилавка, за отдельную взятку, нет плату, пластинки – заслушаешься! Все хиты, сливки тогдашней эстрады. Муслим Магомаев, только-только восходивший на Олимп: «По переулку бродит лето. Солнце льется прямо в пыль. В потоке солнечного света у киоска ты стоишь». Хиль, Кристалинская, Ненашева, Мондрус, Миансарова – всех и не перечислить.

 Или вальсы, от которых сердце, словно птица, взлетало в небеса: «Любовь - кольцо, а у кольца нет начала и конца. Любовь – кольцо», «Свердловский вальс», «Сто раз пройду через ручей. По тоненькой жердиночке. Чтоб вздрогнуть от твоих речей. На самой серединочке». Песни нашей прекрасной и светлой молодости. Ностальгия по тем временам, когда деревья были выше, а трава зеленее, и мошкара злее.

Но, как вы уже догадались, не в этом суть.
 И стали мы каждый вечер, словно одержимые, устраивать в этом храме культуры танцы и поцелуи, с предварительным прощупыванием, до упаду. Разумеется, в клубе была и скромная подсобка с длинным столом, уставленным деликатесами, с избытком поставляемые на ударную стройку. Вот мы отрывались,закусывая, душой и телом. Поначалу красавиц было немного, Все третий сорт, но вскоре из Тайшета, словно по волшебству, прибыл отряд маляров-штукатуров из ГПТУ для подстанции, построенной нами неподалеку. И среди них, словно Венера из пены морской, явилась мне Царица - Тамара – кровь с молоком, статная, глаз не отвести.

 Да еще и из Бирюсинки, как в песне у Кобзона: «Там, где речка, речка Бирюса, Ломая лед, шумит – поет на голоса, - Там ждет меня таежная, тревожная краса…» И закрутилось у нас с Тамарой, словно в бразильском мыльном сериале, любовь нешуточная. Мечтали даже уехать после окончания стройки ко мне в Донецк: «То ль ее везти мне в город, То ль в тайге остаться мне…» Ага, размечталась! Да в Донецке у меня своя зазноба была, которая не обещала дождаться, но дождалась.

Но, как вы, наверное, уже поняли, не в этом дело.
 Вдруг случилось у нас форс-мажорное обстоятельство. Невдалеке от нашего лагеря медведь-шатун, словно из страшной сказки, задрал на зимовье бывалого охотника. Все стройотряды, работавшие по трассе, были в панике и предупреждены. И теперь, собираясь вечером на танцы, мы поднимались на гору, словно на войну, всей толпой, в сопровождении трех бравых мужиков, вооруженных тремя винтовками. А вот и Новый год 1965-й на носу.

 Елку нарядили и в клубе, и возле, игрушек прикупили, а вот шампанского – увы и ах. Какое шампанское и водка, если на дворе минус сорок четыре градуса по Цельсию? Спирт, и только спирт, согревал наши души в ту незабываемую ночь. Ох и здорово он нас подогрел, словами не передать!

Но, как вы, конечно же, уже догадались, дело совершенно не в этом.
 Захотелось мне на свежий воздух выйти, словом, глотнуть свежего ветра ночной свободы. До Нового года оставалось каких-то десять - пятнадцать минут. И решил я встретить этот волшебный момент налегке. Зашел за сарайчики, присел отдохнуть, да помечтать о том о сём. Тишина вокруг, в тайге деревья от мороза потрескивают, звезды над головой – рукой подать.

 Сижу в темноте, словно мышь в норе, никого не трогаю. Вдруг из-за поворота послышались торопливые шаги. Чувствую, как девушка приближается ко мне, не подозревая о моем присутствии. И, недолго думая, уселась аккурат передо мной, словно на трон. Ну, я, спиртом подогретый, решил пошутить. Снизу так, легонько, похлопал ее ладонью по гладкой, теплой попочке.

 Эх, как подскочила она! Подпрыгнула неестественно, словно ужаленная, а потом как выпрямит ноги! Прямо мне в лицо ударили струей ее нешуточные газы. И с криками: «Медведь! Медведь!» – рванула в клуб, словно торпеда. Я опешил от такой бурной реакции, не знаю, что и делать. А из клуба уже слышны дружные выстрелы, словно на параде. Я за портки, толком не надетые, отступать некуда, только одна дорога вперед, уже перекрыта выстрелами, а сзади обрыв, вот я кубарем с горы, как колобок из сказки.

 Качусь клубком, весь в снегу, а вдогонку пули пьяные свистят, словно пчелы летом. Оклемался лишь в вагончике, хромая на обе ноги, из-за шиворота и пазухи снег вытряхивая. Нежданно-негаданно, здравствуй, попа, Новый год! Встретили мы елку! На второй день, к обеду, проснулся палаточный лагерь похмеляться.

 Спрашивают меня: «Ты где был? Твою Тамарку чуть медведь вчера не задрал!»

– Где был, где был! Да от ваших пуль уворачиваясь, матом вас крыл, да Новый год под горой встречал!
 Хохоту на весь палаточный лагерь в праздник всем хватило. Потом пили за мое второе рождение, за уцелевшую Тамарину задницу. Что интересно, пошел я свою утерянную шапку на горе искать и обнаружил невдалеке медвежьи следы. Кто его знает, когда он здесь был, но только не в эту ночь. В прошедшую ночь на этой горе мой бенефис был!

И все! Оборвалась моя любовь на взлете, словно крыло подстреленной птицы. Стала моя оборванная любовь меня избегать, как от чумы. При встрече нечаянной отворачивалась, краснея, словно маков цвет. Да и мне прямо в нос ее точные выстрелы уж больно запомнились, как дурной сон.

 А вскоре и девчата, закончив свою работу, назад в Тайшет укатили, как перелетные птицы. Медведя охотники через неделю выследили и застрелили, словно злого духа.
Вот теперь я об этом. Застрелили и мою ностальгическую любовь, как ненужную вещь. Видать, не судьба. А может, и судьба такая? Кто его знает? Но: «Не березку, не осинку, не кедровую тайгу, а девчонку-бирюсинку позабыть я не могу». Может, в медведя выстрел метил, а ударил газом он в меня?