Дыхание осени

Ледяной ветер позднего ноября вгрызался в щели пальто Анастасии, когда она выходила из ярко освещенного здания танцевальной студии. За спиной оставался мир тепла, музыки и усталых улыбок. Впереди – пять кварталов до дома, сквозь лабиринт старых, уже спящих улиц. Город в этот час был пуст и безразличен. Фонари отбрасывали на мокрый асфальт длинные, искаженные тени голых деревьев. Она натянула капюшон, вставила наушники, завела любимый плейлист – привычный ритуал, чтобы заглушить тишину и холод.

Анастасия не заметила его сразу. Он был словно частью пейзажа поздней осени – тенью у газетного киоска, силуэтом в подворотне через дорогу. Мужчина лет сорока трех, в длинном, темном плаще, аккуратно застегнутом на все пуговицы. Из-под плаща виднелся воротник теплого, почти кроваво-красного свитера. Черные брюки с идеальной стрелкой, туфли, начищенные до зеркального блеска, в которых тускло отражались уличные огни. Очки в тонкой металлической оправе скрывали его взгляд. Он выглядел как бухгалтер, задержавшийся на работе, или учитель, возвращающийся домой после родительского собрания. Сама мысль об опасности рядом с таким человеком казалась абсурдной. «Мухи не обидит», – подумала бы любая прохожая.

Но за этой безупречной маской порядочности скрывалось нечто иное. Неудачный брак, оставивший после себя не пепел, а тлеющий уголек ненависти, раздуваемый годами в удушливом мирке его квартиры, где он жил с престарелой матерью. Злоба на женщин, на их свободу, смех, саму жизнь, которую он считал украденной у него, клокотала в нем, требуя выхода. И выход он нашел в темных переулках, выслеживая тех, кто был слишком беззаботен, слишком юн, слишком… живой. Его метод был особенный: сильные, умелые руки, сжимавшие горло, но не до конца. Он не жаждал мгновенной смерти. Он боготворил момент агонии, панику в широко открытых глазах, хриплые всхлипы, беспомощные конвульсии под его весом. Наблюдать, как жизнь борется и медленно гаснет – вот что приносило ему наслаждение, заменявшее все другие чувства.

Анастасия шла быстрее, инстинктивно ускоряя шаг. Почему-то ей стало холоднее. Она выдернула наушник – тишина показалась угрожающей. Шаги? Или просто эхо ее собственных каблуков? Оглянулась. Пусто. Только ветер шелестел мертвой листвой. Она свернула в более короткий, но темный переулок между двумя глухими стенами складов. Ошибка.

Он появился словно из самой тени, в десяти шагах позади. Не спеша, размеренно, его блестящие туфли мерно отбивали шаг по мокрому асфальту. Расстояние сокращалось. Пять шагов. Три.

Анастасия почувствовала ледяной укол страха в груди. Она не видела его лица, но ощущала его присутствие – тяжелое, липкое, как паутина. Она зашагала быстрее, почти побежала. Его шаги тут же участились, догоняя. Сердце колотилось, глотая ртом ледяной воздух.

Резкий рывок! Нечеловечески сильные руки схватили ее сзади. Один – как стальной обруч вокруг талии, прижимая к груди в колючем свитере. Другой – ладонь с запахом дешевого одеколона и старого пота – резко зажал рот и нос. Наушники слетели на землю. Она попыталась вскрикнуть – только булькающий хрип вырвался наружу.

– Тссс, – прошелестел он на ухо, и его голос, тихий и спокойный, был ужаснее любого крика. – Не шуми. Будет больно, но… интересно.

Он потащил ее вглубь переулка, к нагромождению мусорных контейнеров. Тут пахло гнилью и отчаянием. Анастасия отчаянно билась, царапала его руки, пыталась ударить локтем, но он был невероятно силен. Он повалил ее на холодную, мокрую землю, придавив всем весом. Его лицо, освещенное тусклым светом далекого фонаря, было спокойным, даже сосредоточенным. Очки холодно блестели. Ни злобы, ни ярости – только… любопытство хирурга перед опытом.

Ладонь, сжимавшая рот, сместилась на горло. Пальцы, холодные и цепкие, как корни, впились в шею под капюшон. Второй рукой он зафиксировал ее голову. Началось.

Воздух перекрыло мгновенно. Паника, дикая и всепоглощающая, ударила в виски. Она дергалась, пытаясь сбросить его, но он был непоколебим. Темнота начала наползать на края зрения, искры заплясали перед глазами. Она слышала собственное сердце, бешено колотившееся в ушах, и его ровное, спокойное дыхание где-то над ней. Он смотрел. Впитывал каждый ее спазм, каждый конвульсивный вздох, который не мог пробиться сквозь сжатое горло. В его глазах вспыхнул тот самый ужасающий огонек – наслаждение от ее мучений.

– Вот так, – прошептал он почти ласково. – Борись. Чувствуешь, как уходит?..

Но Анастасия боролась не только с ним. Она боролась с астмой, дремавшей с детства, но теперь разбуженной адреналином и удушьем. Ее легкие, привыкшие к борьбе за воздух, инстинктивно рванулись в спазматическом кашле. Это был не просто кашель – это был выброс последних сил, неконтролируемый рефлекс выживания. Тело дернулось с такой силой, что он на мгновение ослабил хватку на горле, удивленный этой внезапной, неожиданной реакцией.

Этот миг стоил ей всего. Резкий вдох – лезвие ледяного воздуха ворвалось в спазмированные бронхи, но это был ВОЗДУХ! Одновременно ее каблук с отчаянием обреченного ударил по его голени.

Он вскрикнул от неожиданной боли и гнева. Маска спокойствия треснула. Злость, та самая, копившаяся годами, исказила его лицо.

– Сучка! – зашипел он, хватка снова стала железной, но уже дрожащей от ярости.

Анастасия использовала микроскопическую передышку. Она не думала, действовали инстинкты. Рука рванулась в карман пальто – не ключи, не телефон… Баллончик с противоастматическим спреем! Хрупкий, холодный цилиндр. Она выдернула его и, не целясь, с силой ткнула в сторону его лица, нажимая на клапан.

Резкое шипение! Облачко горького аэрозоля ударило ему прямо в глаза и нос.

Он взревел от боли и неожиданности, мгновенно отпустив ее горло и схватившись за лицо. Очки слетели на асфальт. Он ослеп, закашлялся, задыхаясь от едкого вещества.

Анастасия не видела этого. Она уже катилась в сторону, судорожно глотая воздух, который обжигал горло и вызывал новый приступ кашля. Но она была свободна! Она вскочила, пошатнувшись, и бросилась бежать, не разбирая пути, отчаянно, с хриплым всхлипом, отдаваясь во власть первобытного страха. Ее ноги несли сами, по мокрым тротуарам, мимо спящих домов, пока она не ворвалась в яркий свет круглосуточного магазина на углу, вся дрожащая, с безумным взглядом и синеватыми пятнами на шее.

Он не стал преследовать. Стоял в темноте переулка, вытирая слезящиеся, жгущие глаза рукавом дорогого плаща, отплевываясь от горького вкуса. Ярость душила его сильнее, чем он душил своих жертв. Он искал на земле очки, наступив на хрустнувший пластик наушников. Сквозь слезы он видел лишь удаляющийся свет магазина и силуэт девушки за стеклом. Выжила. Она выжила. Не мучилась долго в его руках, не подарила ему финал. Лишь страх и… этот проклятый баллончик.

Анастасия выжила. Физически. Но та ночь оставила на ее душе шрамы глубже, чем синяки на шее. Она больше не ходила на танцы по вечерам. Даже днем она вздрагивала от шагов за спиной. Каждый мужчина в плаще, каждый отблеск начищенных туфлей заставлял ее сердце замирать. Она видела его лицо – спокойное, "порядочное", с холодным блеском очков – в каждом скучном, ничем не примечательном прохожем. Она выжила, но часть ее навсегда осталась в том холодном переулке, борясь за каждый глоток воздуха под тяжестью человека, который выглядел так, будто "и мухи не обидит". И самое страшное было знать, что он все еще там, где-то в городе. Чисто одетый. С начищенными туфлями. Ищущий новую тень, чтобы наброситься из темноты поздней осени.