старые газеты надо сохранять

Это написанно в 1989 году. Дата важна.
Что изменилось?
Ушли многие, многое ушло.
Земля ускорила своё вращение.
Усердие  и нетерпеливость сделать шаг вперёд  и  сто шагов назад не с этим же связанны? Не вращением?
 " Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью ?"- так назвала эту статью. Уже тогда - штамп.
Но был знак вопроса. Тогда.
Дам несколько отрывков.

       В 1985 году условные, неуклюжие знаки – перестройка, гласность – были запущены в жизнь, и в Отчизне нашей вновь начался неигровой, стихийный карнавал. Азарт маскарадного кружения, живописность переставлений после толчков этих многое изменили, мало что обновив. Такое старательное соблюдение трагикомедийного жанра требовало особого дара, и он был. Конечно, у каждого своя правда об этих нескучных, исторических годах. Есть правда безусловная. Внешние признаки тоталитаризма начали сноситься. Во всяком случае, самые архаичные  и  И власть, по-прежнему оберегая свой абсолютный культ и свое право воплощать все статьи Уголовного Кодекса, вдруг одарила гласностью.Неглупые люди, изобретающие понятия, видимо, поняли, что сразу замахнуться на свободу слова очень уж наивно.
Подобрали нелепое, но впервые в нашей политической мысли адекватное реальности слово – гласность.
Оно так застенчиво скрывает в себе и глас, и вопль, и пустыню. И в хлынувшей лавине обобщений, вопрошаний, исповедей было много именно гласа вопиющих в пустыне. Но было и другое.
Было полнокровное многоголосье, вкус воли, было мужество духа, тоска по подлиннику и подлинному. Оно утолялось открытиями, укрытыми за занавесом железным, и  изданиями запретного, отмененного здесь...
Державная тема разноуровневой, но ожидаемой, необходимой волны – осмысления опыта диктатуры в судьбе, в искусстве, жизни.
Искали истину, себя, надежду. Это во многих публикациях. Назвать, проанализировать, покаяться – и называли, анатомировали, каялись. Первыми те, кто совесть и боль культур, кто дожил с совестью и болью до 1985 года. Но сказанное происходило на каком-то далеком континенте.
В родной Кабардино-Балкарии шла и идет невероятная, особенная, автономная жизнь. Окопное выжидание, окопное предписание – остаемся в застое, плакатно и услужливо отражает прежде всего официальная литература и пресса.
Дискуссии «Поминки по советской литературе», «Драма обновления», «Прощание с другой литературой» и т.д. и т.п., составляющие стержень серьезных всероссийских изданий, клокотаний и утиханий происходят у дальних, ошалевших и растерявшихся литератур. У нас же все неизменно и прекрасно. Что наработали – бесценно и свято. Ни знамена, ни представления, ни оценки менять не будем. Партийную лексику сменим на патриотическую, но не больше... Подобные установки прямолинейно и навязчиво присутствуют в разном отражении у наших «классиков», абсолютно уверенных в этом титуле.
Отсутствие творческих, нравственных сомнений они афишируют сами, извне огорчить их указанием на образцы иные мало кто решается.
Конечно, придавленность  амбициями, страх перед молекулами правды может принимать формы разные. Но когда это публично провозглашается, видимо, предполагается, что все жители республики спасаются  своеобразной амнезией. Читая многие юбилейные, премьерные, предисловные тексты, «новые» книги, это предположение можно принять и не как крайность.
В эти странные и драматические годы единственным вознаграждением за хаос, смуту и распад во многих сферах жизни был возврат сохранившихся культур в пространство, где властвуют только законы духа.
Что было бесталанным, тусклым  стало пылью, рассеялось, а создатели штампов, мумий, схем, вынужденно, но безропотно отошли в тень.
Энергия подлинного, вечного, живого сама отбросила все, что было истлевшим при рождении.
И это произошло в каждой культуре, сохранившей волю к самоуважению и самоутверждению.
Мы же только кричим о возрождении национальных культур, возрождая только то, что оставило эти культуры без иммунной системы.
Балкарской литературе, как любой другой,   есть чем гордиться и «кем оправдаться» перед самым высоким судом. Есть чего стыдиться. Есть ряд лавочников, шутов, лакеев, почему-то выбравших ремесло литераторов. Учитывая наш опыт, их своеобразие  естественно. Так же понимаемо, что именно эта категория  суетлива и была суетлива всегда.
 Возможно, в теоретических предположениях о неких закономерностях в отмечаемых спадах и подъемах в истории искусств есть и элемент истины. И можно удовлетвориться этим допуском. Но, учитывая разные обстоятельства в  нашей действительности – будущее литературы – это во многом и будущее наших народов. Поскольку настоящее – составная часть будущего, есть основания для серьезных опасений.
Наверное, можно еще какое-то время делать вид, что ничего не изменилось, организовывать аукционные юбилеи, издавать книги и т.д.  Но за эти годы выросло другое поколение со своей символикой, стилистикой. Оно  не вникает в игры «отцов». Но, увы, воздухом беспомощного самообмана, сытого равнодушия к будущему, мифического припадания к внешнему оно дышит. И ищет свою форточку, или ничего не ищет.
- Да, мы «рождены, чтоб Кафку сделать былью». И преуспели в этом занятии. Но остановиться бы на этом. Такое наслоение абсурдов все же многовато…