Огонь и Озарение. Слова, Рождённые из Света

Ночь опустилась на Гефсиманский сад, обволакивая маслиновые деревья прохладой и тишиной. Остальные ученики, уставшие от дневных странствий, уже спали у догорающего костра. Только Матфей, чьи руки привыкли к пергаменту и счёту, и Лука, чей ум был пытлив и склонен к глубоким размышлениям, не могли найти покоя. Они сидели, глядя на тлеющие угли, и их разговор перешёл с повседневных забот на тайны духа.
"Лука," — тихо произнес Матфей, его голос был глубок и полон задумчивости. — "Помнишь слова Павла? 'Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же – лицом к лицу...' Меня всегда это тревожило. Что есть это 'тусклое стекло'? И как узреть 'лицом к лицу'?"
Лука кивнул, его глаза были устремлены в темноту, словно он видел нечто за её пределами. "Да, Матфей. Мы говорим о Боге, о Царстве, о Свете, но всё это – лишь тени и отражения в нашем уме. Мы слышим слова Учителя, но разве мы понимаем их до конца? Моё сердце жаждет не просто знать о Свете, но узреть сам Свет."
Они замолчали, и тишина сада наполнилась их безмолвной, глубокой молитвой. Каждый из них, погрузившись в себя, искал то самое "внутреннее око", о котором говорил Спаситель. Их взоры, казалось, сосредоточились в одной точке – чуть выше бровей, в центре сознания. Они отпустили мысли, желания, земные тревоги. Было только стремление – увидеть.
Время потеряло смысл. И вдруг, сначала для Луки, затем для Матфея, это произошло. Внутри, за закрытыми веками, за пеленой мыслей, вспыхнул Свет. Он был не ослепляющим, а тёплым, живым, пронизывающим. Он исходил не извне, а из самой глубины их существа. Это был тот самый внутренний Свет, о котором говорил Учитель – чистое, божественное сияние, дарованное каждому человеку. Оно наполнило их, сделав "всё тело светлым", как они когда-то слышали. В этом Свете не было ни тени, ни сомнений, ни страха. Была лишь абсолютная чистота и покой.
Они были погружены в это сияние, их души ликовали. Им казалось, что они наконец-то "узрели". Но затем, когда этот внутренний Свет стал ещё ярче, в нём начало проявляться нечто. Сначала как мерцающий образ, затем – всё более чётко. И Матфей, и Лука, потрясённые до глубины души, узрели в этом внутреннем Свете образ Христа. Он не был внешним, зримым – Он был явлен внутри их собственного сияния, подтверждая, что Он – Источник этого Света и Его Наставник.
Они вышли из этого состояния, ошеломленные, их глаза сияли.
"Лука! Ты тоже видел?" – прошептал Матфей, голос его дрожал от пережитого.
"Да, Матфей. Он был там... в Свете... внутри нас!" – ответил Лука, его лицо было бледным от величия откровения.
Матфей глубоко вздохнул, и его взгляд стал невероятно ясным, пронзительным. Он медленно произнес, как будто слова рождались не из ума, а из самого сердца, из только что пережитого:
"Теперь я понял, Лука. Учитель говорил: 'Светильник для тела есть око.'"
Лука, чьё сердце ещё трепетало от видения, подхватил, словно вспоминая давно забытую, но теперь кристально ясную истину: "'Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно.'"
Матфей опустил взгляд, и в его голосе прозвучало глубочайшее, ошеломляющее осознание, которое превосходило все их предыдущие мысли: "Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тогда тьма?!"
Слова повисли в воздухе, и на этот раз их эхо разнеслось не по стенам, а по самым глубинам их душ. Они поняли, что самая страшная опасность — не внешнее зло, а внутреннее искажение Истины, когда даже наш собственный внутренний источник света становится причиной нашей слепоты. И урок этот был глубже любого, что можно было выучить из книг, ибо он был рождён из самого сердца Света.