Волшебная Куннилинга. Глава первая. Приезд

                Никто никого не может заставить жить, как сказал
                Сенека. Никто не может заставить меня писать хорошо

                “Как прекрасна порочная Природа во всех деталях и оттенках,
                и я всегда предпочитал увядшие цветы юным розам!”

                Донасьен Альфонс Франсуа де Сад «Жюльетта»


                Квазивступление

История Этании Милл, которую мы хотим здесь рассказать, излагается не только ради неё (хотя ради неё одной следовало бы написать целую эпопею), но ради самой истории, ради самого процесса изложения и ради самого процесса созерцания. И, конечно же, ради самого процесса чтения и получения удовольствия или, наоборот, отвращения, возмущения, отталкивания, и, может быть, поэтому удивления и любопытства.
Такая история может произойти далеко не с каждым, да и истории намного бледнее и зауряднее, происходят с меньшинством рода человеческого. Так что эту историю всё же стоит изложить, какой бы странной порой она не представлялась и какие эмоции не вызывала.
Время истории не обозначено. Собственно как и пространство, или, скажем, обозначено весьма условно и фантасмагорически. Для истории это не такой уж большой недостаток, скорее даже преимущество, ибо… нет привязки, а значит и обид будет меньше. Впрочем, обиды читателей остаются с самими читателями.
Итак, начинаем. 


                Глава первая

                Приезд

В самый разгар лета одна симпатичная и милая дама отправилась на отдых в одну из живописных долин среди не менее (если не более) живописных гор. 21 день – классическое время отдыха. Именно столько времени она и намеревалась провести в отдалении от городского шума и людской суеты.
Путь оказался не близкий и даже очень не близкий, если едешь на столь короткий срок. Морем на паруснике от острова к острову, наконец к материку, а затем – поезд. Этания Милл не то чтобы не любила самолёты, но относилась к ним с подозрением, а в данном случае просто хотела насладиться медленным путешествием,  не спеша рассматривая детали и нюансы, смакуя каждый оттенок.
После довольного томительного ожидания в малопривлекательной местности вам наконец подают вагоны узкоколейки, и начинается захватывающая часть поездки, упорный и крутой подъём, которому словно конца нет…
Этания Милл – так зовут женщину приблизительно бальзаковского возраста (не будем уточнять, к тому же у женщин, как известно, вообще нет возраста) – среднего роста, с привлекательно очерченным пышным бюстом, обтянутым атласной перламутрово-голубой блузкой и стильным, изысканным, цвета тёмного малахита, замшевым пиджачком, который дополняет такого же цвета юбка, плотно сидящая на крутых, обворожительных бёдрах; ногами голливудской актрисы в чулках цвета жжённого сахара, прекрасно контрастирующих с костюмом и подчёркивающих точёные плотные овалы икр; с распущенными, струящими по плечам,  прямыми волосами цвета горького шоколада; с глазами газели, как любили выражаться восточные поэты и европейские романтики эпохи Наполеона, глазами, цвет которых было очень трудно определить, ибо при разном освещении и под разным углом они лучились разными оттенками от тёмной глубины сапфира до утренней морской волны и от тенистого скального мха до весенней молодой листвы… (среднестатистический обыватель, которого больше всего интересуют последние новости политики, просто сказал бы, что у неё были тёмно-голубые глаза); с ресницами длинными и пушистыми по своему естеству и дополнительно удлинённые и упушённые средствами первоклассной косметики; с чуть бледным приятным, милым, обаятельным лицом (лёгкая монголоидность слегка выдающихся скул делает его ещё прекраснее), чувственным ртом (губы словно вырезаны искусным глиптиком из отшлифованного граната) и мягким приподнятым подбородком – вошла в двухместное купе, обитое синим шёлком с орнаментом в виде серебряных лилий. Этания аккуратно пристроила в углу свой крокодиловой кожи чемоданчик на колёсиках и присела у окна на мягкий диван. Глаза её искрились любопытством и огоньком мелкой пакости. Она сняла тонкой замши перчатки цвета палой бурой листвы с желтовато-песочными разводами, положила их рядом с собой, открыла маленькую оригинального дизайна коричневую сумочку, висевшую у неё на плече, вытащила из неё ярко-красную пачку сигарет More, извлекла кончиками пальцев тонкую сигарету, похожую на палочку корицы, и прикурила её массивной хромированной эпатажной формы зажигалкой.
Выпустив струйку дыма, женщина расслабилась, откинулась на спинку диванчика и на мгновение закрыла глаза. Но уже в следующее мгновение она с азартом заядлого путешественника уставилась в окно, за которым открывались величественные декорации облаков, окрашенные закатом-фовистом.
По мере того, как поезд продвигался вверх, взбираясь на перевал, пейзаж за окном становился привлекательнее и привлекательнее для глаз, расцвеченный к тому же всеми оттенками пурпурного, красного, золотого и фиолетового. Этания не могла оторваться от этого грандиозного зрелища.
Когда же последний луч солнца погас и сумерки окончательно были поглощены ночью, Этания отвернулась от окна и с не меньшей любознательностью принялась рассматривать купе, в котором была одна, как уже мог догадаться читатель. Одиночество никогда не угнетало Этанию, но всё же спутник ей не помешал бы, как периодически думала она, разглядывая богатую и роскошную обстановку.
Обладая живым и деятельным характером, чувствуя в себе постоянно бурлящую энергию, наша героиня не могла просто сидеть сложа руки и бездействовать. И поэтому она сразу же нашла применение рукам. Ладони заскользили по бёдрам, пальцы приподняли юбку и по внутренним сторонам бёдер устремились к треугольнику соединения их.
Некая невидимая и неведомая сила стала поднимать ноги Этании вверх. Медленно, очень медленно. Вскоре женщина увидела над собой свои тёмно-зелёные лакированные туфли с золотыми пряжками и на высоком каблуке. Она рассматривала их так, словно видела впервые в жизни. А руки тем временем проникли под чёрные ажурные прозрачные трусики.
Этания внимательно рассматривала свои туфли… каблуки… тонкие… стальные… Ей хотелось взять их в рот и сосать, в то время как пальцы раздвигают большие, идеально депилированные половые губы, маленькие губки-лепестки, подбираются к дырочке уретры, к ещё сонному клитору, к ещё неглубокой кальдере влагалища…
И вот первый стон. Сладкий-сладкий. Второй. Ещё более. Третий. Словно килограмм патоки. Ароматная влага растекается по промежности. Один пальчик на самой вершине сакральной маленькой пирамидки, другой погружается в жаркую тьму пещерки… они движутся друг к другу, встречаются, отталкиваются, плывут по всему розовому пространству, занимают исходные позиции… один пальчик восходит на пик пирамидки, спускается вниз и вновь поднимается, другой ныряет в пещерное озерцо, выныривает, вновь ныряет, теперь уже поглубже, потом ещё глубже… к нему присоединяется другой пальчик… третий… четвёртый… и все четверо… интенсивно… глубоко… Купе начинает засахариваться от стонов… Но тут четырёх молодцов сменяет один большой-удалой, а указательные и средний начинают разглаживать лепестки коричневой гвоздички… они становятся выпуклыми… и указательный погружается в глубину венчика, постепенно продвигаясь всё глубже и глубже… Через тонкую гладкую стенку он чувствует большой палец. Они встречаются и целуются сквозь скользкий упругий нежный шёлк влагалищно-анальной ткани. О, как им хорошо двигаться, контактировать, целоваться, играться. Вершина клитора пульсирует и излучает алую энергию. Кончику пальца горячо. Двум пальчикам в двух дырочках ещё горячее… Этания широко открывает рот, высовывает язык…
Дверь купе открывается.
- Пардон, мадам!!! – и тут же с треском захлопывается.
- Проходите, не стесняйтесь… - стонет Этания,  ничего не собираясь менять в обстановке.
Тут только она понимает, что поезд стоит. Станция.
Этания ничего не собирается менять. Она выше вскидывает и шире раздвигает слабеющие ноги.
- Вы проводник? – снова стонет она, - вы хотели проверить билет? Он у меня в сумочке… проходите…
- Пар…дон… но… - доносится из-за двери смущенный бас, - но … здесь пассажир… в ваше купе… позвольте ему… да и билет… тоже… тоже нужно проверить… вы бы не могли…
- Неееет… не могла бы… - медово мяучит Этания, - мне так хорошо… разве я кого-то смущаю?..
- Ну… знаете ли… - всё тот же бас.
- А пассажир мужчина? ооооохххх !.. – Этания углубляется пальчиками и пальчиком делает круговые движения на вершине.
- Женщина… ну… какая разница… приведите себя в порядок… пожалуйста…
- Я в полном порядке… аааааа… - Этания облизывает кончик пальчика… облизывает губы…
- Мадам… если… если… то мне придётся… придётся вызывать… полицию… - бас начинает дрожать.
- Я думаю мы договоримся… - Этания нежно вздыхает. – А пассажирка молодая?
- Ну как вам сказать… - бас ещё больше смущается.
Дверь купе открывается и на пороге появляется дама чуть старше Этании. Чёрный расклешённый шикарный плащ великолепно подчёркивает светло-пепельные распущенные волосы, крупными завитками, падающие ниже плеч. Хищные ярко-зелёные глаза чёрной пантеры в обрамлении сети мелких морщинок, которые уже не в силах скрыть никакие слои самого лучшего разглаживающего крема. Прямой нос с крупными чувственными нетерпеливыми ноздрями. Узкие, но очень красиво очерченные губы, бледность которых не может замаскировать тёмно-коричневая помада, как и бледность щёк  - нежно-розовый грим. В руках, обтянутых чёрными кожаными перчатками, довольно увесистая крупная сумка цвета беззвёдного ночного неба. И по цвету и по фактуре как раз под стать высоким сапогам.
- Хм! – вошедшая дама только бровью повела слегка вверх.
Она покопошилась рукой под плащом, вынула оттуда зелёную купюру и протянула её за дверь. Послышался умилительный мягкий хруст ещё не залапанной бумажки и тихое: «Мерси». Дверь купе закрылась.
- Люблю оригинальные знакомства, - сказала дама, - так, по крайней мере, я ещё никогда и ни с кем не знакомилась.
- Я тоже, - простонала Этания и вскинула повыше опускающиеся ноги.
Дама цепко схватила её за обе щиколотки и приподняла таз Этании вверх. От неожиданности Этания вскрикнула. Но ни капли испуга – только сладость вырвалась из её уст.
- Мне напоминает это фильмы Эндрю Блейка, - широко улыбается дама и ещё шире разводит ноги Этании.
- О! Замечательный режиссёр! Я обожаю его фильмы, - томно отвечает Этания, - такие стильные и изысканные…
- Настоящая порногеммология, - говорит дама и слегка кусает Этанию за икру.
Густой, как свежий мёд, стон плывёт к её лицу. Дама нагибается и кусает Этанию за ляжку. Затем за другую уже сильнее. Этания обеими руками максимально раскрывает большие и малые половые губы, приглашая язык, да и весь рот дамы к пиршеству. Но та не торопится. Покусывает бёдра через колготки и вне и внутри, трётся о них лицом. Приятно тереться о гладкий нейлон. Щеками, носом, губами, лбом, бровями, рисовать кончиком языка узоры… Кожа перчаток трётся о нейлон… Словно хочет передать ему свою фактуру, структуру и даже запах… Язык медленно продвигается к рукам Этании с неослабным усилием раздвигающими… Он путешествует по фалангам пальцев, по зелёному с золотистым напылением маникюру, по серебряным колечкам на безымянном и среднем левой руки и по платиновому и элетровому на указательном и мизинце правой. Тонкая ювелирная работа. Ювелиров, создавших кольца, и языка незнакомки. Последнее колечко на мизинце из электра с удивительными миниатюрными инкрустациями…
Руки в перчатках проникают под резинки, удерживающие чулки, соприкасаются с нежной плотью бедра… Кожа перчаток о кожу бедра… Язык проникает тоже под резинку… ему тоже интересно там побывать…
Перчатки сняты. Гладкая кожа пальцев о гладкую кожу бедра. Пальцы скользят по пальцам Этании – там где только что был язык… фаланги, косточки-бугорочки, впадинки между сухожилиями… и вновь к ним присоединяется язык…
И, наконец, дикий стон вырывается из лёгких Этании – дама погружает лицо в кунникоралловый мир. Полностью всё лицо. И зарывается им всё глубже, острым чёрным маникюром впиваясь в ягодицы Этании. Маленькая оргия разгорается на маленьком пространстве расцветающего цветка.
Оргазм сотрясает тело Этании. Её руки влетают в густые волосы незнакомки и накручивают их на пальцы.
Первая серия окончена.
Дама не спеша снимает с Этании туфли, целуя их внутренние изгибы. Отстёгивает чулки, медленно стягивает их с ног послеоргазменной нимфы, снимает с неё трусики и круговыми движениями рук ласкает всю нижнюю часть тела Этании. Расслабленного, молочно-кисельного, растёкшегося, расплавленного…
- Меня зовут Цинцинатта, - улыбается дама, показывая свой змеиный подвижный язычок, - проще Цина.
- Меня Этания… - шёпот обволакивает Цину.
- Элегантное имя.
- А у тебя словно имя римской жрицы.
- Да… похоже… но это имя древнеримского полководца. Цинцинат – был такой полководец ещё задолго до Юлия Цезаря.
- Ты знаешь древнюю историю?
- Нет, просто интересовалась своим именем.
- А я не знаю что означает имя Этания…
- И не надо знать… просто наслаждайся его красотой, - Цина снимает плащ, под которым лишь один кожаный корсет, чёрные сетчатые чулки, пояс, поддерживающий их и полностью скрывающий паховую область, так что непонятно, есть ли на Цине трусики или нет. Но Этания сразу подумала что нет и не ошиблась.
На среднем пальце правой руки у Цины красуется серебряный перстень с крупным чёрным отшлифованным камнем. Этания, как заворожённая, уставилась на него.
- Чёрный гранат, - Цина показала свои не совсем ровные и не совсем белые зубы (Этания хотела увидеть голливудскую улыбку, но…), - редчайший экземпляр…
С этими словами Цина встала на колени перед Этанией и вогнала перстень ей в анус.
Началась вторая серия.
Ночь напрягла все свои мышцы кромешной тьмы. Ритм стучащих колёс гармонировал с ритмом фелляций и фрикций, лактаций и копуляций. Цинна натянула свои тончайшей кожи перчатки и проникла указательным пальцем в анальный проход Этании, уже значительно расширенный перстнем. Чёрная кожа перчатки в чёрном туннеле. Жарко! Указательный палец другой руки погружается во влагалище. Чёрная кожа перчатки в чёрном озере. Исследует его глубины. До самой шейки матки. И чувствует свою сестру-чёрную кожу сквозь тонкую перегородку слизистой, медленно фрикцирующую в узкой темноте. И расширяющей её. Теперь уже два пальца встречаются в этой расширенной темноте, их уже ничто не разделяет… Вскоре к ним присоединяются средние пальцы обеих рук… Четыре пальца раскрывают гвоздику… коричнево-пурпурную гвоздику…
- О, боги! – восклицает Этания, -  ты разорвёшь!..
- Успокойся, - Цина целует её в ягодицу, - твоя попочка останется целой, твоя анальная дырочка станет чуть шире – только и всего.
Она шлёпает Этанию по попке, сначала примирительно-нежно, затем всё сильнее и сильнее, и, наконец, лупит изо всей силы. Чёрная кожа перчаток оставляет алые следы. Этания кричит, широко раскрыв рот.
- Тише, девочка! – Цина слегка бьёт её по щеке и дёргает за ухо, - тише…
Затем снимает с себя сапоги, чулки, пояс и остаётся только в кожаном корсете. Киска у неё тоже полностью депилированная, даже на лобке нет ни единого волоска – Этания всегда оставляет небольшой кустик.
Цина комкает свои чулки и заталкивает их в рот Этании.
- Это для того, чтобы хорошая девочка была ещё лучше, - её улыбка как бы ещё сильнее  втискивает кляп.
Цина полностью обнажает Этанию и ласкает её от макушки до пяток. Ласкает её своими тонкими пальцами, шёлковыми ладонями и запястьями, предплечьями, струящимися волосами, лицом, своею уже не молодой, обвислой грудью, расплывчатыми розовыми ареолами и длинными изюминами сосков. Ласкает, гладит, полирует… Хватает ртом большой палец на левой ноге, затем на правой… Жадно сосёт. Жадно! Засовывает в рот два больших пальца обеих ног. Сосёт, чавкая, и похотливо стонет-рычит. Затем все пальцы одной ноги оказываются у неё во рту. Она дико хрипит и сопит, проталкивая их как можно дальше… Хищно сосёт. Чуть ли не пожирает. Тоже самое она повторяет с другой ногой… На какое-то время она застывает… Длинные тягучие нити слюны ползут по стопе… Глаза у Цины на выкате, ноздри раздуты как у мифического дракона, руки судорожно впиваются в икру Этании… Сколько длится эта сцена?.. Или время остановилось?..
И когда оно снова пошло, Цина принялась дотошно вылизывать пятки Этании. А после её язык стал методично шлифовать всё, продвигаясь вверх. Когда он дошёл до сосков Этании, он там прикипел. Надолго.
- Мне бы хотелось, чтобы у тебя было молоко, - она смотрит прямо в глаза Этании, - мне бы хотелось напиться твоего молока, высосать его всё… всё… Я лактирую-фантазирую лишь… Но, может быть, от этих фантазий оно у тебя когда-нибудь появится…
Цина приподымается и нежно целует глаза Этании. И вдруг резко хватает её за волосы одной рукой, а другой отвешивает ей мощную оплеуху. Из глаз Этании брыжжут слёзы, она мотает головой из стороны в сторону. А Цина ещё сильнее её дёргает за волосы и отвешивет другую оплеуху. И третью.
- Какая ты прекрасная тварь! – Цина не перестаёт терзать её волосы.
Затем хватает свои сапоги и принимается тыкать их носками и каблуками в раскрытую кунну и анус Этании. После кладёт сапоги на живот и груди Этании и ложится на них сверху. Елозит. И так и сяк. Пытается своим вставшим острым клитором найти акмэ клитора Этании. И вскоре ей это удаётся. Два клитора сшибаются своими экстатическими вершинами. Этания дико мычит сквозь кляп. Цина мерзко визжит и хрюкает. Вскакивает. Ставит Этанию на четвереньки. Садится сверху на неё. Одной рукой хватает её за волосы, другой лупит что есть мочи по ягодицам и трётся промежностью о её спину, вдавливая, распластывая свою кунну о вспотевшие, скользкие поясницу-позвоночник-лопатки Этании.
Оргазм&Оргазм.
Конец второй серии. 
Дверь купе открылась и незнакомый голос тихо пропел: «Я целую пяточку богини…» В дверном проёме, в темноте вырисовался неоновый розовый профиль девушки с волосами, стянутыми в высокий хвостик. Крайняя линия этого эскиза вдруг поползла в сторону, завилась петлёй и выписала незнакомое слово, на конце которого повисла рубиновая капля росы. Она всё увеличивалась и увеличивалась, пока не превратилась… Солнце выписывало световые панегирики на окне, торжественно призывая спящих насладиться рождающейся новой красотой нового утра. Этания открыла глаза и увидела перед ними голую пятку Цины. Она нежно поцеловала её. Пятка пошевелилась. Раздался сладкий вздох позади Этании. Она приподнимает голову и оборачивается. Её пятки покоятся возле лица Цины, а та нежится в испаряющихся полуснах с закрытыми глазами. Всю ночь, вернее небольшой остаток ночи, Этания и Цина проспали валетом.
Ещё с полчаса женщины нежились, лениво поглаживая друг дружку, прикасаясь языками к пяткам, целуя и покусывая их… Боязливый стук в дверь заставил их покинуть мир неторопливого секса.
- Мадам, - раздался за дверью смиренный голос проводника, - через четверть часа ваша станция… вы просили предупредить…
- Да-да, спасибо, - ответила Цина и сладко потянулась.
- Нам нужно уже расставаться? – обиженно спросила Этания и обняла Цину за талию.
- Увы, моя киска, - Цина поцеловала её в надутые губки, - но не надолго… скоро увидимся… я сама тебя найду… пансионат «Волшебная гора»? не так ли?
- Да… а откуда тебе известно?..
- Никакой мистики, - засмеялась Цина, - ты мне сама об этом сказала вчера, засыпая.
- Я не помню…
- Ты была в такой эйфории, что… - снова засмеялась Цина и расцеловала Этанию. – Чтобы ты не скучала, я оставлю тебе свои трусики – я их всё равно не ношу… они пахнут мной… всеми моими экстрактами, выделениями, возбуждениями… глубинами и возвышениями… они тебя будут утешать… - с этими словами Цина извлекла из складок брошенного плаща чёрные прозрачные трусики и надела их на голову Этании, прижав ароматную ткань к ноздрям и губам девушки. Язык Этании тут же соприкоснулся с шёлковым деликатесом и тут же зубки Цины впились в него сквозь нежную материю.
- Вкусно?
- Оччченьь… - выдохнула Этания, - и запах одуревающий…
- Наслаждайся, девочка, - Цинна игриво подёргала за ушко Этанию и стала собираться.
Перед уходом, она вытащила из своей вместительной сумки книгу, положила на стол и сделав последний прощальный воздушный поцелуй, вышла из купе.
Этания сдвинула полоску трусиков с лица в сторону и взяла книгу. На абсолютно чёрной матовой обложке было только два белых слова: Диффузии даймоо.
«Странное название. А кто же автор?». Этания открыла книгу. Текст начинался сразу. Титула не было. Кто автор, чье издание, где издана книга, тираж – никаких выходных данных. Этания посмотрела на последнюю страницу книги – текст также резко обрывался, как и начинался – и намёка никакого кто автор и т.д. Этания пожала плечами и принялась читать, не снимая трусиков Цины с себя, а лишь переместив их себе на шею, где они повисли в виде ожерелья.


                Диффузии даймоо


 
                «крепкие
смуглые руки, и его тело выскользнуло из
                позвоночника в жёлтом свете, растительный    
                переход на увлажнённые земли, жасминовые
                испражнения, покрытые оболочкой, извилистое
                наслаждение, лабиринт кишечных уличных
                мальчишек, странный цвет в его глазах, увидел
                всё по-другому…»

                Уильям Берроуз «Мягкая машина»   

                « - Изучение монстров захватывает, пожалуй, забавляет, -
                рассказывал Боб. – В Лондоне я какое-то время дружил
                с одним врачом, который их коллекционирует. Его
                уродцы, к сожалению, мертвы, но их препараты
                занимают целую большую тёмную комнату,
                отделяющую гостиную от ванной. Мы провели там
                немало прекрасных часов. Например, возьмём
                изысканный случай spina bifuda, когда голова
                погружена в торс, эпитальная пластина и позвоночный
                канал обнажены, позвонки лишены шпорцев»


               
               
                Габриэль Виткопп                «Сон разума» 



                Примара 



История  Иффры. Не ради этой странной женщины – а ради самой истории, ради того, чтобы излагать всё, что окружало эту женщину и кружилось в её мозгах, кишечнике, ягодицах и гениталиях. Местность в Центре старушки Европы, где и происходят самые важные события истории: мировые войны, эпидемии и создания произведений искусства. Прошлое и будущее не имеют значения, как и настоящее – имеет значение только процесс брожения. Не расстояние между точками и не сами точки, а испарения над ними. Некие остатки. Хвосты оставляют за собой хвосты, на кончиках которых концентрируется тьма. Именно в ней лучше всего видится то, что увидеть никак не удаётся в иных состояниях. Своебразная философия диффузий. Иффра воплощает её и несоответствует её воплощению в соответствии с уникальной тёмной эстетикой.
Эта история связана и с другими состояниями и экзистенциями, которые, однако, не выходят за рамки бесконечности. Описания иногда будут очень подробными, въедливыми до педантизма и занудства, иногда, наоборот, расплывчатыми, молниеносными, трёхсловными. Никаких извинений и никому. Если книга покажется чересчур длинной, что ж, тем лучше для книги. Книги ведь пишутся «не для чего», а «потому что». Потому что есть бездонный океан, из которого можно черпать. Так что книга может оказаться даже перманентно-пролонгирующейся – надо быть к этому готовым. Впрочем, эта подготовка по сути невозможна, как невозможна подготовка к смерти и соответственно подготовка к собственному рождению. Вы тщательно готовились к собственному рождению? Вы составляли бизнес-план на всю жизнь ещё до собственного зачатия? Вы готовитесь к посмертным путешествиям? Изучаете карту загробного мира? Бронируете номера в отелях Прозерпины и заказываете билеты на паром Харона?
Эта книга похожа на пошаговое измерение энергий непредсказуемого, если она вообще может быть на что-то похожа,  даже на то, что собственно и называется книгой. Однако искать какие-либо сходства с чем-либо не входит в задачи ни этого маленького текста, ни бесконечной (наверное) книги. Или антикниги? Никаких ответов ни на какие вопросы нигде невозможно обнаружить. Неуправляемый и неконтролируемый хаос – вот поле, по которому гуляет наша история. Отклонения от направлений не учитываются и не фиксируются; сбивчивость, спутанность и спонтанность приветствуются; остановки, возвраты и повторения допускаются, равно как и плагиат.
Ну, вроде, всё.
Dixi.
Amen.


                Глава первая

                first bunch

В зенитную точку полнолуния в зимнюю морозную ночь из точки омега отправился экспресс. Он ехал туда. Бледные облака скользили по чёрному небу, напоминая сигаретный дым, развеянный чьим-то нетерпеливым дыханием. Ночь была прекрасна. Именно такими ночами и нужно путешествовать. Всё, что лежит за и после – неисследимо. Путешествие началось с большим размахом по гиперболам и параболам, пересекающихся на конических полусферах пятен Роршаха на территории эксклюзивных дессоциаций.
Поезд двигался в режиме мегабитов бит-данса, выстукивая отполированными окружностями морфированного чугуна мелодии оркийского квартала на рельсовых стыках кубических сексоиллюзий.
Итак, Иффра удобно устроилась на своём месте возле окна и… (здесь может быть много вариантов продолжения, но мы не даём ни одного). На ней была длинная, ниже колен, шубка из (впрочем это животное уже давно вымерло, а вместе с ним вымерло и его название). Шубка была очень тёплая и лёгкая. Под шубкой был белый прозрачный лифчик, подаренный ей не далее как (точно определить невозможно), а уж тем более кем. Кем-то подаренный. Или данный в обмен на что-то, возможно, на сетчатые чулки. Более под шубкой ничего не было (если не верите, загляните сами). Трусики Иффра не носила, по той причине… Но об этом позже. Ноги её были обуты в элегантные сапожки. Лакированные. Шоколадного цвета под цвет шубки. Это что касается одежды. Сама женщина была… Но, как говорится, женщин не красивых не бывает. Есть, конечно, эстетические каноны, но они в основном предназначены для музеев. Сегодня волосы у неё были бело- пепельные. Глаза при данном освещении цвета турмалина. Макияж вполне умеренный. И очень хищный ротик. Самое удивительное, что у неё не было даже миниатюрной сумочки – вообще никакой. Женщины обычно не путешествуют с пустыми руками, да ещё и с руками без перчаток ( в семнадцатом веке подумали бы, что она прачка).
На противоположном сидении лежала книга «Панический секс» – без указания автора. Массивная книга в алом переплёте. За окном проплывали рифлёные черепаховые огни мегаполиса. Два дня пути уже успели отдалить Иффру от её прежних видений и контактов, но не успели ещё поселить в ней рассаду забвенья. Привычный мир смычковых катастроф и феромональных деструкций, изломанных и покалеченных соматерий, переместился на два полюса влево. Пространство, перетекающее из одной ёмкости ентелехии в другую превосходило на ; отдалённое средоточие невзаимосвязанного времени-вечности. Всё это должно было вызвать необратимые изменения. Оставалось только ждать пустотных границ. На берегах Леты нынче ажиотаж. Сезон ещё не открыт, но туристов уже масса. Масса выше критической. В водах Стикса отражаются обнажающиеся купальщицы. Их одежды разбросаны возле самой воды, и маленькие чёрные волны едва касаются лёгких тканей. Именно такие чувства испытывала Иффра. Когда счёт идёт на тератолионы эмоциональных окрасов, тогда уже в счёт не берётся прошлое, а тем более будущее, проецирующееся на купейную пыль. На её оконечностях появился концентрат миллионной доли экзорциста. Из огромного старого портфеля он извлёк пузырёк с вульвалатом калия и принял три неполноценные дозы.
Пронзительный гудок возвестил о том, что поезд приближается к очередной станции. Этания посмотрела в окно. Вместо густых лиственных лесов открывались сочные волнистые, лоснящиеся жирной изумрудностью, луга, подёрнутые золотистым флёром лучей уже довольно высоко поднявшегося солнца.
Вскоре поезд остановился у маленькой станции. Это была Эррос-деревня. Этания услышала как из репродуктора донеслось название: она была почти у цели – следующая станция её. И вдруг Этания увидела на платформе прямо перед окном Андромеду. Та, улыбаясь, помахала ей рукой. На ней была алая в обтяжку миди-юбка, такой же пиджачок, чёрная блузка и красные лакированные туфли на ультрах. Наряд великолепно подходил к её длинным распущенным иссиня-чёрным волосам и к хищно-плотоядным глазам, цвета переспевшей голубики в первых лучах утренней зари.
«Почему она здесь? - удивилась Этания, - ведь она должна была встречать меня…» Но Андромеда уже исчезла и через несколько мгновений появилась в купе.
- Привет, пантерка! – воскликнула она, и, не дав ответить и опомниться, поспешно добавила, - скорее собирайся – выходим, поезд здесь долго не стоит.
- Но мы же ещё не доехали! – уже на ходу недоумевала Этания.
- Доехали! – таща за руку Этанию, отвечала её подруга, - здесь у меня машина… я довезу тебя до пансионата по очень живописным дорогам и гораздо быстрее.
Как только ноги их коснулись платформы, поезд тут же тронулся.
- Миллимитраж! – воскликнула Этания, - у тебя всё Анда (так сокращённо называла она подругу) на грани фола.
- Да! Это моя изюминка! – хохотала Андромеда, впихивая Этанию в малинового цвета лимузин.
Лицо шофёра-негра выразило приятное удивление при виде Этании, затем вдвое приятную улыбку.
- Знакомься, Мамбу;, - представила Андромеда негра, - это не мой личный водитель, но личный водитель одной знакомой…
Этания кивнула головой и только сейчас заметила, что на шее у неё до сих пор болтаются трусики Цины. Она слегка покраснела. Мамбу опять широко и понимающе улыбнулся. Этания, чуть смущаясь, ответила такой же улыбкой. Андромеда, заметив обмен улыбками и трусики на шее у подруги, кокетливо качнув головой, спросила, указывая глазами на оригинальное ожерелье:   
- Подарок?
- Да… я тебе потом расскажу…
- Можешь рассказывать сейчас… Мамбу своя девочка.
- Девочка? – хихикнула Этания.
- Да. Я его так называю. Он мне как родная подруга – всё знает о моих женских делах и секретах.
Этания рассказала всё. Во время рассказа Андромеда несколько раз поцеловала Этанию в щёку и несколько раз поцеловала её руки, а Мамбу периодически довольно мурлыкал, как кот, свернувшийся калачиком на нагретом солнцем подоконнике. А солнце и впрямь ярко светило, так что улыбчивому негру пришлось надеть элегатные солнезащитные чёрные очки, буквально слившиеся в одно целое с его гладкой глянцевой кожей, словно натёртой соком тутовых ягод.
- Как мило, - выслушав рассказ и слегка тронув трусики на шее Этании, - не сказала, а жеманно выдохнула Андромеда и тут же обратилась к шофёру: - Мамбу, голубчик, притормози.
Лимузин остановился недалеко от смотровой площадки, с которой открывался волшебный вид на горы и долины, уже чётко очерченные лучами яркого солнца и позолочённые его янтарной эмалью.
Несколько минут все трое, выйдя из машины, безмолвно любовались красотами. Блаженную созерцательную тишину нарушила Андромеда.
- Я предлагаю прогуляться по той буковой роще, и она указала на группу деревьев слева на пологом пригорке.
Мамбу широко улыбнулся и покачал головой:
- Тебя впечатлил рассказ Этании.
- А тебя нет?
Негр повысил степень улыбчивости до максимума, но ничего не сказал.
- Меня он саму впечатлил, как будто я рассказывала не о себе, а о ком-то другом, - рассмеялась Этания.
- Вот и прекрасно! – взмахнула рукой Андромеда, - нам будет чем заняться в роще.
Как только деревья скрыли от посторонних глаз в своём маленьком райке три вальяжно фланирующие фигуры, Андромеда непринуждённым и почти незаметным движением сбросила с себя блузку (пиджак она оставила в лимузине), а затем, продемонстрировав своим роскошным гибким телом эквилибр королевской кобры, освободилась от юбки. И от трусиков тоже. Полупрозрачных фиолетовых. Последняя деталь – лифчик (нежно-сиреневый) отлетел в сторону Мамбу и обрёл покой на его лысом блестящем черепе. Там же где и трусики. Юбка и блузка примостились на руках у негра. Этания не столь проворно, но и не растягивая удовольствие, тоже отослала всю свою одежду Мамбу и плюс трусики Цины. Его лицо полностью скрылось под эротически-шелковистым эпителием.
- Ах ты моя мягкая эбеновая вешалка! – радостно воскликнула Андромеда, - фетиш-новогодняя ёлка! у тебя сегодня тройной фетиш-эффект!
Мамбу в ответ только довольно урчал как сытый хищник.
Андромеда опустилась на четвереньки, прогнула спину, выпятила попу вверх и развела ягодицы руками. Стоны слаще медовой патоки растеклись вокруг густыми волнами. Каблуки-ультры красных туфель Андромеды торчали кверху не менее сексуально, чем её ягодицы, распинаемые красным маникюром.
- Полакомься моими цветочками, пчёлка, - сказала она Этании.
Когда лицо Этании оказалось в глубине влажных лепестков, она почувствовала как в глубину её сочных лепестков проникает нечто скользкое, объёмное и твёрдое.
Усаживаваясь за руль, Мамбу смущённо оправдывался:
- Я бы, конечно, мог сделать значительно больше, но мне нужно ещё доставить вас в отель в целости и сохранности и не слететь в пропасть на серпантине… мне нужны ещё силы…
- Мамбусик! – Андромеда звонко чмокнула его в ухо, - твой шмель побывал в чашелистиках шести цветочков и имел полный успех, также как твой жучок-язычок и толстый шершень-носик… твой носик мне особенно понравился в моей маленькой фиалке.
- Оооо! – мягко пророкотал негр в унисон запускающемуся мотору, - я рад, что доставил девочкам море удовольствия.
- Океан! – блаженно вздохнула Этания и чмокнула Мамбу в середину лысины.