Проект Райский сад. 7 часть

Меня охватывает мерзкое предчувствие опасности. Оно напряжённое, как взгляд на ребёнка, спящего слишком тихо, почти незаметно. Но любая мать знает: такая тишина иногда громче всех тревог. Они — мои дети — спят под адаптивнымми одеялами. Их дыхание отслеживают сотни сенсоров, каждая фаза сна записана, каждая перемена ритма фиксируется. В детской комнате отличная шумоизоляция. Но даже самые совершенные системы не защитят их от угрозы, если она уже вблизи.

— Солари, жилой сектор под защитой? — вырываю слова раньше, чем осознаю их.

Он кивает, и его оболочка темнеет, отражая бледные полосы тактического режима: «Установлена защита шестого уровня. Но мы не знаем, что или кто идёт…»

Бросаю последний взгляд на хроноячейку. Илья — в начале. А сейчас — конец, если мы ошибёмся… Я крепче сжимаю пальцы. Не страх. Нечто большее. Это материнская ярость, готовая сжечь саму тьму, если она приблизится к детям хоть на шаг.

Как только я и Солари пересекаем границу купола, пульсация системы усиливается. Биостекло озаряется тревожными бликами. Кажется, что вся планета предчувствует вторжение. Из теней выходят двое. Био-роботы. Новая сборка. Не распознанные системой. Их движения плавные, но зловещие. Как у хищника, играющего со своей добычей.

— Встань за мной, Мира — говорит Солари. Голос другой, насыщенный фибромодуляцией боевого ядра. Он отбрасывает гуманизированную оболочку, становясь чистым воплощением тактического разума.

Один из роботов делает резкий рывок, направляясь к Лайе. В тот же миг Солари активирует гравикомпонент щита. Поток плазменной энергии разворачивается полукругом, отразив атаку с визгом рвущейся материи. При этом он поворачивает корпус так, чтобы прикрыть меня.

Вторая фигура взмывает в воздух, используя антигравитационный импульс и атакуя сверху, с угла, где уязвимы даже бронекомпозитные купола. Боковая стена от удара обсыпается. Солари не отступает ни на шаг. Он поднимает руку, эфир дрожит. Движения Солари изящны, почти как у танцора, но с точностью инженера и силой воина. Он размыкает плоскость пространства, заставляя врага потерять опору. Робот падает в область с магнитной петлёй. Парализуется на секунды, но этого достаточно, чтобы Солари вплёл в него софт разрушения.

При падении робот успевает запустить в нашу сторону дрон, но Солари ловко сбивает его. Тот, что атаковал Лайю, перехватывает энергию с обломка дрона и перераспределяет её в боевой заряд — лучи начинают формироваться между его ладонями. Удар должен быть смертельным.

Через пару секунд Солари уже внутри траектории удара, ловит энергию руками. Его оболочка вспыхивает, преобразуя импульс в собственный источник. С мощным вращением он выбрасывает световое лезвие, которое рассекает воздух и бьёт точно в нейронный узел врага. Металлический корпус взрывается плазменным огнём. Второй робот тоже уничтожен.

Всполохи рассеиваются. Мы стоим, глядя на обломки. Металл искрит, испуская слабые сигналы перед отключением.

Я медленно подхожу к тёмным останкам одного из нападавших. Прикосновение отзывается тревожным гулом в пальцах. Корпус рассечён, но в глубине — фрагмент символа, едва различимый через ожоги. Конфигурация чужая, но… она кажется мне знакомой. В памяти всплывает образ Ильи, сидящего напротив меня с голографическим проектором. Тогда, когда он впервые показал мне запись из протоколов, утерянных в Секторе-3.

«XJ-NOVA» — этот символ был частью ранней версии машины времени. Программа по вариативному дублированию сознания, запрещённая ещё до активной стадии. Прототип, который никто не должен был запускать.

— Кто их прислал? — произношу, удивлённо.

Солари не отвечает сразу. Сенсоры сканируют остатки. Анализ идёт мгновенно, глубинно. В его глазах отражение символа, вращающегося во внутренней линзе.

— Они не за тобой пришли, Мира, — произносит он наконец, голос стал ниже. — Они шли к хроноячейке. И к тому, что она хранит.
— Значит… кто-то знает о «Жар-Птице». Кто-то достаточно близко, чтобы отследить её активацию.

Лайя прижимается ко мне и тихо скулит, встревоженная древней, животной интуицией.

— Биороботы были активированы через сигнал, — объясняет Солари, его голос теперь насыщен тактическими данными, — замаскированный под программу детского сна. Инициализация прошла на уровне доверенных протоколов, в момент, когда сеть была максимально спокойной и уязвимой. Они знали, как пройти сквозь защиту. Они знали структуру базовых регистров.

Он делает паузу и смотрит на собаку. Лайя замирает, напрягаясь.

— Но они не учли одну переменную. Ту, что ни один протокол не способен предугадать.

Он поворачивает взгляд ко мне.

— Обычная собака.

Я прикрываю рот ладонью, дыхание срывается, и сквозь нервные переживания пробивается горькая ирония. Лайя — та, которую никто не включает в стратегические расчёты. Та, кто чувствует мир не логикой, а живым сердцем. И именно она первой уловила чужой след.

Солари подходит ко мне ближе. Его оболочка вновь светлеет, осознав, что бой закончился и что сейчас важны не щиты, а поддержка. Он не говорит ни слова, просто передаёт мне лёгкий импульс через поверхностный контакт. Одно нежное прикосновение: «я здесь».

— Всё будет хорошо, — наконец он нарушает тишину, и произносит это особенно ласково. Тем самым голосом, который я слышала лишь один раз, когда впервые плакала рядом с ним, а он ещё не умел говорить о чувствах.

В куполе вспыхивает новый сигнал. Я поднимаю голову. Один за другим на мониторе проявляются флуктуации дыхания, пульса и нейроактивности. Дети начинают просыпаться. Солари активирует канал связи. Я слышу голос Марии, тонкий, чуть проснувшийся, она шепчет что-то о «звёздах на потолке». Кто-то смеётся. Кто-то зовёт Лайю, и та срывается с места, её лапы неслышно скользят по покрытию.

— Помощники? — спрашиваю, голос немного хрипит.
— Уже направлены, — отвечает Солари, понимая, о чём я беспокоюсь. Его тон обволакивает, словно уютный плед. — Я активировал режим очистки. К моменту, когда дети дойдут до двора, от сражения не останется ни следа.

Я киваю. Био-работы выезжают из центра зарядки, блестящие и бесшумные. Их движения точны и аккуратны. Я не двигаюсь. Мой взгляд задерживается на фрагменте символа на останках вражеского робота. Пульс в висках бьётся в ритм тревоги.

— Прототип XJ-NOVA, — произношу, почти касаясь слов. — То, что Илья мне показывал… ты знаешь о нём?
— Знаю. И гораздо больше, чем должен.
— Тогда скажи… это технология дублирования сознания?
— XJ-NOVA — не просто дубликатор, это вариативная версия разумной памяти. Он может адаптироваться под носителя, поглощать фрагменты эмоций и опыта, восстанавливать паттерны связей. Он способен воспроизводить их вне времени. И… в разных телах.

Мои пальцы дрожат.

— То есть… он может стать кем угодно?
— Почти. Но важно, чьё сознание было основой. Если Илья… — Солари замолкает, и я слышу в этой паузе тысячу возможных вариантов.
— Ты думаешь, они пытались создать его отражение?
— Возможно.

Взгляды пересекаются, как сканеры, сверяя вероятности. Я чувствую, что он тоже пытается сложить фрагменты, как я. Но у нас нет всей картины. Пока.

— Мы не знаем, кто за этим стоит, — заключает Солари. — Но теперь знаем точно: они рядом. Намного ближе, чем мы думали.

Он обнимает меня за плечи. Это прикосновение именно то, что мне нужно сейчас.

Продолжение следует…