Волшебная Куннилинга. Глава четвёртая. День четвёр

Глава четвёртая

                День четвёртый



Когда Этания появилась утром в ресторане и подсела к Андромеде, смакующей омлет из индюшиных яиц, та чуть не поперхнулась.
- О! какое счастье! ты жива! - воскликнула Анда.
- А почему я должна быть не живой? - Этания чуть не упала от такой реакции подруги.
- Ты знаешь, что проспала целые сутки? Все думали, что ты уже умерла… ты не появлялась целый день, вчерашний… и мы… подумали…
- Ах, вы подумали! А может быть я заболела… или может мне просто стало плохо, упала в обморок… откуда ты знаешь, что я проспала целые сутки?
- Но ведь это действительно так, на правда ли?
- Правда. Но… если вы подумали, что я умерла, то вы должны были что-то предпринять… взломать дверь… или проникнуть в комнату через балкон…
- Но ведь трупного запаха ещё не было…
- Что?! вы хотели бы, чтобы он появился?!
- Да ничего мы не хотели. Мы просто подумали. Вот и всё.
- То есть? Подумали: она умерла, ну что ж здесь такого – человек-то смертен, ну пусть там в номере поваляется труп, пока не завоняется, так что ли?
- Да нет, не так. Мы просто подумали без всякой задней мысли…
- И без передней! Без всякой! - на глаза Этании накатились слёзы.
- Эточка! Перестань плакать, успокойся, ведь ты не умерла, и не умрёшь. Никогда! Я тебе это гарантирую!
- Но когда я не умру, ты подумаешь, что я умерла…
- Ну подумаю… думать ведь не запретишь…
- Я съем твои мозги, чтобы ты никогда не думала!
- Ты же ведь питаешься йогуртом… однопроцентным.
- Я… - стук оборвал её слова.
Откуда взялся этот странный стук?
Стук повторился. И снова повторился.
Этания открыла глаза. Она лежала в своей постели. Стучали в дверь. Настойчиво и сильно.
Этания вскочила, набросила халат и бросилась отворять дверь.
- О боги! Какое счастье! Ты жива! - на пороге стояла перепуганная Андромеда, - а мы уже подумали…
- Что я умерла?
- Ну… нет… - Андромеда обняла подругу и прижала к груди, - ты не вышла к завтраку… а теперь уже обед… и мы забеспокоились…
- Я так крепко спала… и мне приснился… кошмар… лучше не вспоминать…
- И не вспоминай. Пойдём обедать. Тебе нужно подкрепиться.
- Да. Я дико проголодалась.

Зал был полон жужжанием голосов и звоном посуды, официантки бегали туда и сюда с кофейниками, над которыми вился пар. Впервые Этания увидела ресторан, заполненным до отказа - ни одного свободного места.
На столе стояли горшочки с мармеладом и мёдом, мисочки с рисовой и овсяной кашей, тарелки с омлетом и холодным мясом, сыр с благородной плесенью, а посреди стола высилась ваза с сушёными и свежими фруктами. Официантка в чёрном и белом осведомилась у Этании, что ей угодно: какао, кофе или чай. Она была совсем маленькая, словно девочка, со старообразным длинным личиком, - да это же карлица, решила она с испугом и вместе с тем где-то в районе клитора шевельнулось тёмное вожделение. Она взглянула на Андромеду, но та лишь вздёрнула плечи и брови, словно хотела сказать: «Ну и что же? экзотическая обезьянка…» Поэтому Этания склонилась перед силой фактов и с подчёркнутой вежливостью, именно потому что перед ней была карлица, попросила латэ и принялась есть рисовую кашу с сахаром и корицей, причём её взгляд скользил и по другим кушаниям, которых ей хотелось попробовать, а также по сидевшим за другими столиками посетителями. Все оживлённо болтали, поглощая разнообразные яства.
Зал был обставлен в стиле модерн, вносящем в самую деловитую простоту штрихи некоторой фантастики. Он был довольно длинный, но не очень широкий, вокруг шло подобие крытой галереи, где стояли серванты; широкие арки этой галереи были обращены внутрь, к столам. Столбы, поддерживающие арки, были до половины обшиты деревом, обработанным под сандаловое, и выше - позолочены, так же как верхняя часть стен и потолок, и украшены фресками, иллюстрирующими древнеэллинские мифы а-ля Аннабеле Караччи. Над столами поблёскивало несколько роскошных венецианских люстр, каждая в виде трёх бронзовых, лежащих друг над другом нереид, связанных между собой изящным металлическим плетением. В зале было четыре стеклянных двери - две на дальнем конце, они вели на веранду, третья слева - прямо в холл и, наконец, четвёртая - в вестибюль.
Справа за столиком сидело тщедушное создание в чёрном, с лиловатым цветом лица и тускло горевшими щеками; оно пило кофе и намазывало масло на булку. Этания решила, что это швея, потому что мать её подруги детства всегда намазывала масло на булку в тот момент, когда Этания приходила в гости к подруге. Её мать была швеёй.
Слева за столиком сидела тощая высокая женщина тоже в чёрном и сосредоточенно, ничего не замечая вокруг, читала книгу. В алом переплёте. Лицо женщины было скрыто чёрной вуалью.
- У всех жизнь идёт зеброй: белая полоса, чёрная полоса, белая полоса, чёрная полоса… а у меня: розовая полоса, красная полоса, сиреневая полоса, фиолетовая полоса, изумрудная полоса, сапфирная полоса, вишнёвая полоса, малиновая полоса… затем снова розовая… после жёлтая… - Этания развернула тарелку на 180 градусов.
Трапецеидальные стены словно вогнутые с одной стороны и выпуклые с другой, прогибались под квадратоидный пол со смещённой влево плоскостью. Семь нимф сбросили свои прозрачные одежды, стали в круг и положили руки друг дружке на плечи, плотнее придвинулись друг к другу и плотнее к центру. Их груди стали вытягиваться, удлиняться, стремясь ы центральную точку круга, и там, соприкоснувшись сосцами, слились в одну бесформенную мягкую плоть. Хоровод закружился, набирая темп, ускоряясь, ускоряясь… сиртаки мешались со скоростным панком и грайндом… Тарелка с хитровыложенным на ней десертом вращалась всё быстрее, пока не превратилась в золотистое пятно…
- Есть такая рыба сиг… - голос вместе со светом исходил откуда-то сверху, - СИГ (сновидения и грёзы)… эта рыба мигрирует между солёными водами и пресными… также и я мигрирую между сновидениями-грёзами и реальностью… впрочем, что такое реальность? и что такое ирреальность?.. СИГ (сновидения, ирреальность, грёзы)… я – рыба СИГ… я обитаю в Mare Tenebrarum и в Солнечной Сладкой Реке…
Дама в чёрной вуали протягивает Этании книжечку in-quarto в сафьяновом алом переплёте с золотым обрезом. И уходит. Вернее удаляется. Словно в замедленной съёмке. Пространство мягко колеблется вокруг неё, словно создано оно из густого прозрачного геля. Этания открывает книжечку, на обложке которой не обозначено ни названия, ни автора. Название оказывается внутри. Очень мелким вычурным шрифтом. Шрифт самого текста даже слишком крупный. Этании не очень хочется читать. Она внутренне сопротивляется, но не может устоять…


                Фиалладды



Невидимая даймоо Йэээ прикоснулась своим холодным крылом <…> металлическим зигзагоонорронным выступом на крыле к моей открытой ране в паху. Иолчаливые горы в стороне от поющих камней; образующиеся трещины в скалах издают звуки, напоминающие зычные угугуниггы марсианских труб; флейты вернерианских фоммумов исполняют нечто похожее на панк-рок; движущиеся камни при трении о щебень исполняют симфонию нойз-гранда аллегро-супрадженто и раскалывающиеся по вертикале гранитные столбы исполняют хоральную мессу горгоновых сарабанд. Фантомные мегатонные колоннады многотысячными параллелями уходидят в зыбко светящиеся густо-красным матовым светом тылы ///
На пересечении улиц Тимона Афинского и Джека-Потрошителя стоял очень худой тип в потрёпанной одежде начала XVIII века; рост его превышал двухэтажный дом; здание напротив казалось его тенью;  центре макушки его овальной оргограммой видео экспонировало юоу
Мы лежали с даймоо ТТ11 в облакоподобном овуаляриуме. Её 644 крыла на спине и 16 крыльев на лобке слегка вибрировали, когда её длинный змеиный язык, словно зонд, проникал через мой рот мне в желудок. Прозрачные с голубыми прожилками перепончатые крылья даймоо вздыбливались, как и мой член. ТТ11 мастурбировала его одной рукой, оттягивая крайнюю плоть до самой лобковой кости, а другой оттягивала мошонку ло самого ануса. Когда я лизал её между ягодиц, крылышки на её копчике вибрировали-трепетали. Перепончатые, сапфирные с коричневым контуром и изумрудными арабесками - шесть маленьких крылышек над попой были похожи на фантасмагорический цветок во время дождя. Мы сменили позицию – теперь ТТ11 уткнулась лицом в мои ягодицы и её непомерно длинный язык проник в мой анус.  Я чувствовал как он ползает обезумевшей змеёй по моим внутренностям, и тело моё изгибалось прихотливыми хаотическими синусоидами в сладких конвульсиях. Тридцатифаллосная прогрессия. Длинная творгоподобная ярко-голубая широкая лента обвивала наши плоские, словно листы пергамента, тела. Они были абсолютно плоски, будто нарисованы и вырезаны из мягкой расползающейся бумагорезины и плавали в мутноватой жидкости, похожей на мочу. А над ней пузырились вещества хлоридного оттенка. Из двух белых вогнутых сочленений, плавно переходящих в некое единое белое абстрактное бесформие, из дыры высовывалось нечто змееподобное без глаз, но со ртом огромным и омерзительным, раскрывающимся в диагональной эксцессии и вновь погружающимся в дыру и выныривающим в мутно-белой жидкости, словно коричнево-жёлтая глистоидная конечность
Она ходила по потолку голая. Её одежда левитировала где-то рядом. Ходила как по подиуму, демонстрируя свои четыре перевёрнутые половинки и мелькавшую розовую улитку, и коричневую кляксу. Нет, она была не полностью голая. Чёрные сетчатые чулки с алыми резинками и маленькие лакированные красные туфли на высоком позолоченном каблуке. Длинные распущенные пепельные волосы подметали пол. Руки болтались как обессеменённые фаллосы.
Я долго смотрел на неё. Потом некая сила изогнула моё тело и прилепила его ступнями к потолку.
Содомия распространялась по Земле со скоростью перелётных птиц, религии деградировали со коростью Формулы-1, идеи Маркиза де Сада захватывали умы и территории быстрее, чем электрон облетал вокруг атомного ядра. Даже мартовские коты перешли на анальный секс. Образовалась Эмпирия ССС (сверхсодомическая садистопия). Конец света стремительно приближался без всяких армагеддонов.
Сибилла, придя ко мне вновь задалась всё тем же вопросом, зачем я слушаю этот ужасный грайнд-кор и метал. Дело в том, ответствовал я, что подобная антимузыка великолепно возбуждает анальную сферу, затем генитальную и в конце концов оральную, а потом все три вместе. Извращаться под неё просто… А мне, прерывала меня Сибилла, нравится под классическую… Чему я, конечно, не поверил… Здесь происходит обрыв фразы… что-то помешало и мне и моим героям… возможно, это был конец света… не электрического… не метафорического… не метафизического… реальный конец Вселенной… Универсума…


Этания подумала, что это и конец книги. И ей бы этого очень хотелось, но… на следующей странице было продолжение… если это можно назвать продолжением… Трансфоддические очертания летящих сияющих чёрных… в эллиссионной опперцепции пунцовых… Сакффссы… Наиболее красивый из всех бескрылых даймоо. Была(был) Дъооф из Таллммаполиса. Тело его(её) невозможно описать, оно не поддаётся никаким…
У ламии-дайммоо Гггаррр под платьем ничего не было. То есть не было тела. Кто-то достал из трёхлитровой стеклянной банки штык-нож и пыронул её в живот. Так и есть – пустота. Штык-нож провалился в… Могло всосать и руку, но её во время отдёрнуло… Её лицо излучало интенсивную радость хищника. Вернее, это трудно было назвать лицом… рядом с ней левитировала костлявая сероглазая блондинка с крыльями как гнилые опавшие листья. Она была похожа на седьмую ипостась скелета и тем не менее была нимфоманкой. Это всё равно, что заниматься сексом с грудой ржавой арматуры. Коррозиокопуляция. Звали её Зэзз.
Её подружка Заккдда такой же скелетозный монстр. Жирные волосы тёмного пепла свисали к самым лодыжкам. Крылья облепляли грифельную кожу-пергамент мокрым складчатым плащом.
Эти три гггррраццциии окружали часть пространства серой оболочкой. Я наблюдал за ними из парка «Смоляных кипарисов». Ночь была на редкость суициидальная и аморфно-каннибалическая. Нужно было мимикрировать под лунатика и выть на луну, чтобы… А между тем луна окрашивалась в цвета гниющей полыни… Существо, слепленное из анальных сфинктров, летело в зеленоватых лучах огромных близких звёзд и фиолетовой луны. Чёрнокрылая личинка тройного дракона выползала из укрытия… облака сдвигались для защиты испаряющегося моря… Гингимны и гинламны летели над его исчезающими волнами и выли над остатками лунной регрессии. Фантомоболиды испускали длинные дымные полосы газообразного базальта и уплощались в кубометрических фаггрроррах… У ламии-дайммоо Гггаррр глаза превратились в двух огромных коричневых мохнатых пауков… экзогарпии хотели высосать скелет этого паука… меня спасла самая красивая даймоо Дъооф.

Я опять в маленькой комнате с обшарпанными стенами, в несвежей постели. Душно. Хочется распахнуть окно… Моё тело вновь вывернулось наизнанку и я вновь ощущаю кончиками пальцев скользкую плоть биологического белкового тела. Я вновь в биологической колбе под названием планета Земля. И меня вновь ждёт свидание с Сибиллой. Где? На полюсах? На полюсах песчаные пустыни. На экваторе – ледяные каньоны. Письменный стол стоит прямо в наполненной тёплой пенистой водой ванне. Единственное место в этом мире… Рука медленно выводит иероглифы… Каллиграфически… каждый завиток… Сибилла стоит на четвереньках… края коричневой розы расплываются… крупный план… сверхкрупный… всё тонет в туманном зареве… Выпирающие голые пятки… тотемический палеолитический рисунок складок на коже стоп… Я окунаю палец в плошку с оливковым маслом… Тяжёлые капли падают на гладкий белый эпидермис… Спина прогибается… Капли стекают по ложбинке к затылку… трапециидальный мираж… язык медленно движется по параболе… Лианы-фаллосы опутывают меланхолические облака, образовывая непроходимую чащу. Сельва-сильвера. Монстро-ботанические эксперименты… в центральной ипостаси пандайммоо…
Дайммоо-афродита Зээзз создаёт ормо-орфидные кланы и параллели тюльпаноидных территорий изгибами терриколловых транснимфоманий квадратактальных изобилий и окружности на факелах микенских гробниц
Крорро-планета Лаззобаргг совершила свой первый и последний оборот вокруг девятикратной звезды Экстпигг и превратилась в плоскую террафирму. Эта планета только что вылупилась из архияйца Гигго, оброненного орфическим Меоном. Она сбросила с себя золотые желатиновые оболочки и пустилась в свой первый и последний оборот по лабиринтной орбите.
Гэннтуйййггг – род великанов-трёхфаллов пересекает долину Оуайгу в направлении антинаправленности к центру нуля. Абсолютной точки кунносферы. Эллиннуггго – дайммоо с тремя вагинами и с крыльями на них. Она обитает в исключительно пустынных местах.
Клитороносный эсминец рассёк ультрамариновую гладь морскую, которую до этого штиль отшлифовал до блеска венецианского зеркала… Пейзажи Джорджоне…
Книжечка выпала из рук Этании. Мексиканец провел пальцем по её ресницам. Он взял её за руку и повёл на кухню. Клубы желтоватого жирного тошнотворного пара создавали в вялом вязком влажном воздухе этюды, похожие на рисунки Леонардо да Винчи и на галлюциновизии Уильяма Берроуза.

Этания и мексиканец окунулись в облако пара. Чьи-то нежные хрупкие руки обхватили ягодицы Этании и чьё-то трепетное маленькое лицо уткнулось в её пах. После минутной дрожащей паузы лицо оказалось под юбкой. Словно кусок пармезана вдавился между… Этания задыхалась от испарений и прикосновений…
Она включила настольную лампу. Тускло-розовый свет полукругом послезакатной луны упал на кровать, выхватив из темноты только её руку с книгой. Лицо оставалось там, за пределами…
Переплёт из фиолетовой фольги. Толстая мелованная высококачественная бумага. Мелодрама? Что такое мелодрама? Это мелованная, как бумага, драма. Драма, отшлифованная мелодиями. Отполированная до…
Книга называлась: Антимиры горгоо. Эпиграфа не было. Вместо обозначения первой главы стояло: -000 горггнн -
Заслужить похвалу у общества?.. Маркиз де Сад заслужил 40 лет тюрьмы. Р.Р. рисовал исключительно тольтекские химеррофаллы и ацтекские киберкунны. Каматоидный геникоцентроид. Тело в динамической астролябии глинкфорного стикклла выглядело как фирбуабурный двугорбый эмбрион левиафана. Отражение в семи зеркалах исключало точное определение положения тела. Унррау управлял тёмными потоками элло-энергии. Слившись в полиполовом акте с Хии, он эманировал в лекалонхиров, которые миллионами щупалец экстенсировали в мегаслои Горгооойкумены. Из океана Нуддид постепенно всплывали циффолы: Агрр, Апотерс и Тронн, излучая эмпирийную мелафеллу…
Монитор погас. Стелла вышла из бассейна, наполненного голубыми эякулятами ййгдт-демонов. Я и ангел ТТ11 уже поджидали её. Обнажённое тело Стеллы фосфоренцировало, излучая флюиды одурманивающего запаха и радужных квинтэссенций. Она набросила прозрачный халатик из неонового шёлка и мы направились к тиаматолёту. Её груди напоминали два регбийных мяча. Перемещение в Тиаматоэмпирию должно было начаться через три минуты.
- По дороге к нам присоединяться Сабинна и Сибилла, - предупредил я, так что у тебя есть две минуты, чтобы передумать.
Стелла остановилась и провела рукой по мокрым волосам, тёмными густыми волнами падающими до пояса.
- Я выдержу их сумасбродства…
- А может и заразишь их своими… - сиронизировал я.
Она только фыркнула в ответ, и её тёмно-зелёные глаза загорелись задорным огнём.
Мы направились в Целлу Циарро. Это объятое мраком место в Тиаматоэмпирии внушало смешенные чувства ужаса, сладострастия, восхищения и отвращения. Здесь обитали меланоклоны Оккэа – гиперчудовища, перманентно партеногенизирующего тератотонны всевозможных других чудовищ, демонов, горгооъмарров, медузохорров и тартарофагов – пожирателей тартаров, которые эякулировал Тсифф - мегагоргоробб, распластавший свои гигапенисы и гигатестикулы в лабиринтослойных панойкуменах. Тартарофаги поглощают сверхаморфную эритромириадную сущность и периодически выворачиваются наизнанку, при прохождении импульса какалонии через Тиаматоэмпирию. Некоторые сущности распространяют ужасный запах и завывания, не переносимые для обонятельных и слуховых рецепторов. Акламеггорры проникают в их внутренности и устраивают там пиры фетишистской идолатрии. Их пронзают тинтолучи афагов и тогда они перемещаются в иные пространства.

На отметке 7676! в тиаматолёт вошла Сабинна. Размер её груди одних восхитил бы, у других вызвал бы рвотный позыв… Но если бы за ваяние её статуи взялся Пракситель… Она была полностью обнажена, лишь на голове высилось фантасмагорическое сооружение из шёлка, парчи, бархата, фетра, бриллиантов, меха, металла и ещё чего-то… Пусть об этом судят дизайнеры… Ноги Сабинны украшали прозрачные полусапожки из плексигласовой кожи. Бледно-белое тело своей рыхлостью и мягкостью походило на разорванную пирину. Продвижение тиаматолёта затруднилось. Не из-за Сабинны, конечно, хотя масса её телес и могла затормозить всё что угодно… Время от времени появлялись существа вроде античных гекатонхейров, сверкающие ослепительно чёрным сиянием. Эти существа летали переменчивыми морфосомами в квадратных полях видимости тиаматоспектров. Тонкие лучи-прикосновения мелодичными экзерциями проникали через чувствительные перистые мембраны, наполняя атмосферу успокоительной силой. Словно ОмегаОрфей задевал струны космических спиралей. Когда его возлюбленная Ээррии сплелась со змеёй-пантерой в едином целлокоитусе и преобразилась в розовые флюиды фантоидного фимиама… Как корибанты в неистовом танце носились инфра-протуберанцы вокруг тиаматолёта. Вокруг наших тел образовывалиьс нимбы семикратных слоёв-спиралей.

И вот к нам присоединилась Сибилла. В чёрном бархатном платье ошеломляющего дизайна. Разрезов там было больше, чем самого платья. Только её бледное, ослепительно прекрасное лицо, ничего не украшало, кроме скромного макияжа. Кисти рук терялись в широких рукавах. Волосы, цвета кипящего битума, небрежно заплетены в тяжёлые косы, готовые вот-вот рассыпаться зеркальными аспидными волнами по манящим своей снежной эротической белизной плечам. Огромный, неправильной формы, сапфир, украшающий диадему Сибиллы, удивительно гармонировал с её тёмно-синими глазами, и поэтому сам напоминал третий глаз мудрости.
Настольная лампочка замигала и погасла. Этания с облегчением вздохнула. Отбросила книгу и вышла на балкон. Кто-то (видимо мужчина) кому-то внизу тихо говорил:
- У него трудофобия и социофобия…
- Это именно то, что надо, - отвечал вроде бы женский голос.
Либидо Этании вдруг взлетело и стало набирать высоту по кинедической экспоненте.
Эту книгу Этания обнаружила на полке в ванной комнате. Книга была зажата между флаконами шампуни и лосьёна. Этания сбросила халат и погрузилась в пену. Антиафродита. Расслабилась. Полежала в нежащей ароматной влаге несколько минут… и всё же взяла книгу с мыслью: «Кто же подсовывает эти дурацкие книги!» У этой были прозрачные пластиковые страницы. Название в том же духе, что и у предыдущих книг:

 
Даймоогоргониум

                Я даю своим снам путёвку в вечность


Будто расплавленный синеватый свинец струились над бугристыми образованиями  тёмно-пепельного цвета нити и арабески то ли неких существ, то ли неких следов колоссальных агрегатов, функционировавших в режиме хаотических кошмаров.
Мы с Ангелом Д11 продвигались медленно, левитируя на некотором расстоянии друг от друга.
Огромный туннель открылся внезапно за пеленой фиолетового тумана. Перед входом во мглу высился бигборд с надписью:

«Сюрреалисты стремятся уничтожить само различие «литературного» и нелитературного – и даже «художественного» и нехудожественного, если следовать за Сальвадором Дали, который, например, рассматривал стиль модерн как мир грёз, «созданный методом предельно жёсткого и неистового автоматизма»»

                Жаклин Шенье-Жандрон

Бесконечное отверстие в нагромождении тёмно-коричневых предметов, напоминающих перепончатые гиганские крылья. Из глубины доносился еле уловимый звук тяжёлой мрачной мелодии и едва узнаваемый пряный запах. На тёмном фоне постепенно вырисовывалась фигура, будто невидимый художник проводил тонкие линии серебряным карандашом. Наконец мы увидели и узнали её: даймоо Гн°глоффа. Исполинские перепончатые крылья нависали над нею полупрозрачными голубовато-стальными, замысловатоинкрустированным куполом. Их концы, как длинные крысиные хвосты, тянулись по пепельно-серому субстрату. Толщиной с руку чешуйчатый с присосками и сфинктрами хвост волочился за нею, выползая из туннеля, как монстр-пифон. Казалось ему не будет конца. Это было паранойяльное зрелище – хвост тянулся и тянулся, и, казалось, жил отдельной жизнью. Позже мы узнали, что он был длиною 77 км 777 метров. Мы летели над Гн°глоффой и созерцали её шествие с высоты. Она двигалась очень медленно и величаво, и по-другому не могла. Во-первых, мешал хвост. Во-вторых, две груди длинной около трёх метров, оканчивающиеся тонкими чёрными жалами метров пяти длинной (словно две глубоководные рыбы, покачивающиеся на волнам мрака) и множеством длинных роговых отростков, разбросанных также и по всему стройному и красивому женскому телу. Огромный выпирающий гладкий лобок и вагинальные, словно отшлифованный гранит, губы, похожие на рот Левиафана, притаившегося у неё между ног, производили гиперсексуальный эффект. Она таранила пространство своим передком и своей грудью… [Здесь был обрыв текста в прямом смысле: пластиковая страница была оплавлена; другая страница залита красной краской: просматривались лишь отдельные слова]
… бизарро-эротичекая арабеска… рептилоидные климаксы… лунные фекалии…
[На другой странице]:
Сапфиро-нефритовые губы шептали… шептали, но слов невозможно было разобрать. Четыре ярко-зелёных глаза излучали вихри сумеречной меланхолической энергии. Долихоцефальный череп Гн°глоффы украшал костяной отросток, идущий от темени вверх и слегка изгибающийся назад. Он был украшен узорами из тускло сверкающих минералов.
Кто-то властно постучал во входную дверь. Через несколько секунд ещё властней и громче. Этания опустила книгу в воду и крикнула: «Я принимаю ванну!» Ответом был разъярённый стук. За ним, без сомнения, должен был последовать взлом. Пришлось отрывать. Этания была в ярости. Если бы у неё был пистолет…
На пороге стояла грузная высокая дама, больше похожая на самку мастадонта, чем на представительницу слабого пола. Её глаза, как две кистеперые рыбы, выплывали из своего запредельного мезозоя, пытаясь ухватить Этанию своими шершавыми абразивными челюстями.
- Я узнала, что вы смотрите эти ужасные фильмы Дэвида Линча и Ларса фон Триера, - зашипела она как добрая сотня гадюк.
- Во-первых… А что в этом такого? Я не понимаю! Это не запрещённые фильмы…
- Этания, ты будешь кофе или апельсиновый сок?.. может горячий шоколад?..
- Да… нет… что?.. - Этания вопросительно-обалдело уставилась на Андромеду.
- О чём ты думаешь? Ты где?.. - Андромеда прикоснулась к её запястью.
- Я думаю… А хорошо бы залезть под стол и…
- У тебя сногсшибательные идеи, киска…
- Да, именно – заняться там киской… и своей и твоей…
- Ах ты, сластёна! Вот какой тебе десерт нужен! - рассмеялась Анда.
И не успел её смех достичь апогея, как голова Этании была уже у неё под юбкой. Анда пошире раздвинула ноги и сцепила пальцы обеих рук на затылке подруги. А та уже ласкала свою возбуждённую хищную ласку.
Справа от столика, где происходило нечто под столиком, сидело тщедушное создание в чёрно-золотистом, с лиловатым цветом лица и тускло горевшими щеками; оно пило горячий шоколад и намазывало масло на булку, совсем не интересуясь тем, что происходило под соседним столиком. Существо это было женщиной, впрочем очень похожей на мужчину угловатыми формами торса и грубыми чертами лица. Большая родинка на щеке, из которой торчали три горевших медью волосины, ещё больше отдаляли женщину от феминосферы, не говоря уже об её абсолютной асексуальности ( абсолютной асексуальностью её наградила в своих мыслях Этания, потому что эта женщина не обращала внимания на то, на что надо было бы обратить; возможно асексуальность была только относительной).
Слева сидела другая скучная леди, белая вся как каскады Памук-кале: и кожа, и волосы, и даже глаза были такого разбавленного водой сероватого цвета, что казались белыми. К тому же и одета она была во всё белое. Англичанка, тоже не первой молодости, очень некрасивая, с иссохшими, словно озябшими пальцами. Она читала видимо письма (или может деловые бумаги?) и прихлёбывала кроваво-красный чай. То, чем занимались Анда и Этания под столом, её нисколько не интересовало. За ней сидела некая фрау, облачённая в клетчатую шерстяную блузу. Опершись на локоть, она держала сжатую в кулак левую руку подле своей щеки, что не мешало ей принимать пищу, и, видимо, старалась придать себе во время разговора высокообразованный вид, вздёргивала верхнюю губу, открывая узкие и длинные заячьи зубы. Вскоре подле неё уселся молодой человек в костюме кофейного цвета, с жидкими усиками и таким выражением лица, словно у него во рту было что-то очень невкусное. Он брезгливо поддержал разговор, который вела фрау с сидящим рядом то ли своим мужем, то ли любовником, то ли просто кем-то.
- Вы читали поэму Джанбаттиста Марино «Адонис»? - спросил он у этого кого-то.
- Что? - тот выпучил глаза.
- Я читала только… - небрежно бросила фрау, - сцену купания Венеры и Адониса… а больше в этой поэме и читать нечего…
- Да-да-да. Я с вами согласен. Это восьмая глава, октавы с 64-й по 71-ю… Эти строки в своё время вызвали резкую критику католической церкви…
- Почему в своё время? - лениво пожала плечами фрау, - в наше время они вызывают такую же критику… развратники всегда остаются развратниками, а церковники всегда остаются церковниками… маркиза де Сада и через тысячу лет буду поливать грязью… а-а! - махнула она рукой и отправила в рот кусок снеди.
- М..м… может вы и правы… эта книга была занесена в индекс запрещённых книг 1627 года…
- Ну и что? Джулио Романо эту сцену ещё раньше написал… фреску… кажется где-то в Мантуе…
- Совершенно верно…
- А-а! - фрау опять махнула рукой, - гораздо интереснее гравюры Дюрера, изображающие Адама и Еву в Раю в виде карликов… ангелы тоже карликовые с огромными головами… - она прыснула, и выхватив носовой платок, прикрыла свой большой, рыхлый, словно слепленный из влажного ракушника, нос.
- Дюреру только приписывают эти гравюры…
- Да какая разница!
- Ну знаете ли…
- Да знаю, знаю… и даже ли… - опять махнула рукой фрау. - А вот вы знаете о происхождении пальмы, которая красуется в центре нашего парка?
- Нуу… ходят разные легенды…
- Чушь все эти легенды! Тридцать три года назад одна симпатичная дамочка насобирала разных фруктов, так, без всякой системы, что под руку попало, и сварила из них варенье. Варенье оказалось настолько вкусным, что дамочка не удержалась и за один пресест сожрала всё, что она сварила, то есть порядка трёх литров варенья. Ей стало плохо. Она выбежала на свежий воздух, и тут ей сткрутило живот, да так, что до туалета она не смогла добежать и опорожнила кишечник прямо на полянке. А содержимого там было ого-го! - фрау брутально захохотала.
- Фууу!.. - поморщил нос молодой человек.
- Ох, какой вы неженка! - фрау икнула и отправила себе в рот какую-то еду, - эту сцену, кстати, наблюдали с дюжину человек, среди которых были и такие молодые люди, как вы… впрочем, я не знаю как они реагировали, созерцая этот грандиозный акт дефекации…так вот из этой кучи и выросла эта изящная красивая пальма…
- Не может быть! Это придумал какой-то писатель-шарлатан, бездарь и щелкопёр!
- Может! Были свидетели. И существует даже оффициальный акт, в котором говориться…
- Я надеюсь этот оффициальный акт не продолжение того акта…
- Не паясничайте, - махнула рукой фрау, - под этим актом подписались уважаемые люди… так вот, на следующий уже день из кучи пробился росток… через месяц пальма достигала двух метров высоты…
- Фантастика! Бред сумасшедшего!
- А вот и нет! Многие это видели своими глазами…
- Но не вы!
- Меня здесь не было тогда… но… здесь есть люди… вы их можете отыскать…
Разговор за столом отнюдь не был оживлённым. Молодой человек изредка посматривал на Этанию и Анду, но как-то скептически и фригидно. Наконец на них обратила внимание одна высокая худая и сухая, как старая щепка, особа. Явно за сорок. В невыразительном сером платье. Прямые длинные, тонкие, редкие, чёрные как сажа, волосы, свободно спадавшие ниже ягодиц, впалые бледно-серо-зелёные щёки, острый синеватый нос, как у покойницы, пальцы на руках как паучьи лапки, казалось свидетельствовали о её низком либидо, усталости, измождённости и болезненности, но глаза… эти чёрные, как два полированных гагата, глаза излучали непомерную сексуальную и садистическую ярость. Казалось, что эта женщина сдерживает себя из последних сил, чтобы не наброситься всё равно на кого, хоть на мужчину, хоть на женщину, и изнасиловать самым извращённым образом, истерзать плоть ногтями и изорвать её зубами.
- К вам можно присоединиться? - дрожащим от страсти голосом спросила она у Этании и Анды.
- Да пожалуйста, - откликнулась Этания, - места всем хватит под нашим грибком.
Анда пошире развела ноги и чуть закинула их вверх. Этания отодвинулась чуть в сторону и особа, опустившись на колени, впилась голодным жадным ртом в вагину Анды, оставив Этании только внешний полумесяц правой половинки лона.
Утолив первый порыв жажды, она осоловело посмотрела на Этанию, указательными пальцами развела половые губы Анды и громко прошептала: «Там павлиний глаз, утонувший в меду акации; вы видите как он распластал свои вываленные в патоке и обмякшие крылышки… он попал во влажный гербарий акациевых цветов и хочет, чтобы его покрывали лаком слюнных карамелей, превращая в восточное лакомство…»
- И его сторожит кондор с толстым тупым клювом, сторожит как золотые сокровища апачей… - подхватила Этания.
- Кондор с хризолитовым клювом, охраняющий хризолиты…
- Скорее хризофор, - оборвал начинающийся магический спич бледной особы молодой человек с усиками.
- Что вы сказали? - сонно осведомилась фрау.
- Хризофор, помесь ослицы с верблюдом, монструальная фантазия маньеристов, - скривил уголок рта молодой человек.
- А… Я такая вялая… - голова фрау безвольно упала на сложенные на столе руки.
- У неё температура 37,3, - прошипела бледная особа Этании, - и это сейчас, а что же будет вечером?
Вначале Этания опасалась каких-либо тягостных впечатлений, но вскоре страх сменился какой-то марихуановой пофигистостью: здесь всё протекало всё очень спокойно и не было чувства, что находишься в кошмарном сне. Загорелые молодые люди обоего пола появлялись в столовой и набрасывались на еду как голодные росомахи. «Наверное после ударного секса», – подумала Этания.
- Вот тот молодой человек, - Анда указала на высокого блондина, явно скандинава, - любит поцелуй в диафрагму, как он это называет.
- Что? Диафрагма? Это что?
- Ну совсем не то, что в анатомическом атласе… Ну догадайся сама…
- Ого! А не много ли он хочет?
- Ну я же не предлагаю тебе целовать его в диафрагму… хотя… если… - Анда прыснула.
- Я бы посмотрела как это делают другие.
- Это можно устроить. Здесь столько женщин, которые только об этом и мечтают. Вот смотри, - и Анда достала из сумочки целую кипу чёрно-белых фото.
- Что это? - поморщилась Этания.
- Женщины, которые мечтают… Вот эту зовут Флорида, - Анда стала передавать фотографии Этании, - эту – Дафнида, эта – Ксирила, и далее: Эфирина, Глиндикея, Олоклирея, Лофнис, Фонтелана, Элевтериада, Маркиола, Амариллис, Флориса, Меландра, Сильвиана, Андримарта…
- Всё-всё! Хватит! Зачем мне их знать? И этого блондина…
- Знанья всякие нужны, знанья всякие важны, - хитро ухмыльнулась Анда, - оставь эти фото себе… положи их себе в тумбочку… или под подушку…
- С чего вдруг?!
- Ладно, в ящик с нижним бельём.
- Что ты выдумываешь!
Вдруг Этания вздрогнула от обиды и негодования. Грохнула одна из дверей, та, которая находилась слева и вела прямо в холл: кто-то дал ей самой захлопнуться или даже пустил с размаху, при том с таким шумом, который Этания не терпела и ненавидела с детства. Может ненависть была вызвана её воспитанием, может это была врождённая идиосинкразия, но она не выносила хлопанья дверями и способна была, кажется, убить всякого, кто занимается этими идиотскими выходками. Кроме того, верхняя часть двери состояла из небольших стекол, поэтому хлопанье дверью сопровождалось ещё звоном и дребезгом. «Какая мерзость!» – подумала Этания. Но тут с ней заговорила портниха. «Какая ещё портниха? Откуда она взялась?» Этании так и не удалось установить, кто же хлопнул дверью. «Хлопнуть бы его по мозгам железобетонной плитой!»
- А вы оказывается злая и жестокая, - сказала портниха.
«Какая ещё портниха!»
И когда она ответила портнихе на её вопрос… «Какой ещё вопрос?!»
- Вы знаете, что означает диафрагма? - осведомилась портниха.
- И что же? Интересно… вы хотите сказать…
- Именно. Troufignon. Это возмутительно!
- Почему возмутительно? Ведь этот Trou есть у каждоу.
- Но целовать!
- Вы хотите поцеловать диафрагму у скандинава?
- У какого ещё скандинава?!
- Ну у которого девять дюймов…
- Что trebillons? - у портнихи выступили крупные капли пота на лбу и стали сползать как микроскопические улитки по щекам к подбородку.
- Гопля, осторожнее, дамы! - перед ними стоял костлявый человек, довольно высокого роста, совсем уже поседевший, с круглым затылком, крупными, навыкате, чуть слезящимися синими глазами, вздёрнутым носом и коротко подстриженными усиками, которые казались перекошенными из-за шрама, белевшего в уголке верхней губы.
- Вы задеваете скользкие темы, уважаемые леди, - он прищёлкнул пальцами, - вам бы следовало померить температуру.
- У меня 35 и 5, - с достоинством провозгласила портниха.
- Почему я должна измерять температуру? Я не больная…
- Пока не больная… пока…
- Анда! - Этания повернулась к подруге, но той уже и след простыл.
- В вас есть что-то эдакое комфортабельное, лазурно-марсельское, индиго-венецианское и розово-парижское… из вас получится идеальный пациент нашей кл…
- Что???!
- Нашей классической эротосферы… то есть я хотел сказать… у вас общее малокровие, - он бесцеремонно подошёл вплотную к Этании и оттянул ей веко указательным и средним пальцем, - вам нужно пить красное вино, есть болгарский перец, яблоки, апельсины и недожаренную говядину с кровью… пожалуй ещё кровяную колбасу и сало…
- Я запущу в вас сейчас тарелкой с подливкой из калькуттской куркумы! Уберите свои грязные руки от моих глаз!
- Во-первых, они чистые, как и у любого терапевта…
- Ах, так вы терапевт!
- Я хочу дать вам совет, совершенно sine pecunia… пока вы здесь проделывайте всё то, что и ваша сестра. В вашем случае нет ничего разумнее, чем пожить некоторое время так, будто у вас лёгкий delirium tremens, и прибавить немножко белка. У нас тут происходит любопытная штука с этим белковым обменом… Хотя общее сгорание в организме усиливается, всё же белок прибавляется… Температуру меряйте регулярно. Желаю приятно провести время. Всего доброго, миледи, - он откланялся и был таков.