Операция Карфаген. Генеральная репетиция

19 июня 1941 года

Самарканд, Узбекская ССР

Постановление Совета Народных Комиссаров СССР (на самом деле, Сталина, который с шестого мая был его председателем) о вскрытии могилы Тимура – это было настоящей целью всего проекта - и его родственников (это было лишь прикрытием) было принято в самом начале июня 1941 года.

Как это было принято в СССР, была создана правительственная комиссия, которую возглавил зам. председателя Совета Народных Комиссаров Узбекской ССР, историк и знаток древних языков профессор Кара-Ниязов.

В комиссию вошли писатель и историк Садриддин Айни (автор нашумевшей книги «Бухарские палачи»), учёный-востоковед Александр Семёнов (один из основателей Ташкентского университета), скульптор-антрополог Михаил Герасимов (официально это была его идея) и известный археолог Михаил Массон.

Работы начались 16 июня 1941 года. Гробниц было много, и было решено вскрывать их последовательно; при этом в секретном приложении к постановлению СНК СССР было специально указано, что могила Тамерлана должна быть вскрыта последней, 20 июня и максимально торжественно, с приглашением важных гостей.

Процесс торжественного вскрытия гробницы Тамерлана должен был быть снят на киноплёнку. Для этого от Ташкентской студии кинохроники к экспедиции был прикомандирован режиссёр и оператор документального кино Малик Каюмов. Выбор был безальтернативным – больше никто в республике (!!) не умел управляться с кинокамерой.

Сначала были вскрыты захоронения сыновей Тимура. Спустя два дня – его внуков, в том числе и Улугбека, которого узнали по тому, что голова его была отсечена от тела (было известно, что он погиб насильственной смертью), и по тому, что он был похоронен в одежде, а не в саване. К 19 июня осталась лишь одна нетронутая могила… точнее, саркофаг. Самого Тамерлана.

Утром 19 июня к главе комиссии (и археологической экспедиции) профессору Кара-Ниязову подошёл молодой человек симпатичной (но почему-то совершенно не запоминающейся) внешности и предъявил удостоверение НКВД на имя майора госбезопасности (армейского полковника) Алексея Савина (производства Тирпиц-уфер, но это профессору и в голову не могло прийти).

Как будто этого было мало, майор Савин добыл из кармана сложенный вчетверо лист бумаги, развернул и показал профессору. Который с изумлением и ужасом прочитал напечатанный на официальном бланке НКВД СССР и заверенный гербовой печатью короткий текст следующего содержания:

«Совершенно секретно.

Майор госбезопасности Алексей Ильич Савин действует по моему прямому личному приказу в деле чрезвычайной важности для Советского государства. Он подотчетен только мне и товарищу Сталину – и более никому.

Все граждане и резиденты Советского Союза – военные и гражданские - без различия должностей и званий должны выполнять его распоряжения, как если бы это были мои распоряжения.

Народный комиссар внутренних дел СССР

Берия Л.П.

Москва, 15 июня 1941 года»

Строго говоря, эта бумага была не совсем законной (как и выданный в апреле 1939 настоящий мандат Берии, с которого специалисты абвера скопировали данный). Но Большой террор был ещё свеж в памяти (прошло менее трёх лет с его окончания), поэтому ссориться с НКВД в СССР дураков не было.

Поэтому профессор подобострастно кивнул: «Я Вас внимательно слушаю».

Колокольцев спокойно и уверенно объявил: «По моим данным…»

Полученным от археологов берлинского университета Фридриха Вильгельма.

«… плита саркофага Тамерлана весит почти четыре тонны. Если пытаться открыть её без предварительной генеральной репетиции, то возможен публичный конфуз… скандал… а дело на контроле у Предсовнаркома Сталина…»

Профессор Кара-Ниязов кивнул: «Я понял Вас. Сегодня же… точнее, прямо сейчас, проведём генеральную репетицию. Вскроем саркофаг… потом вернём плиту на место, чтобы завтра всё прошло как по маслу…»

Колокольцев покачал головой: «Не меня. Я лишь курьер, который передаёт настоятельную рекомендацию товарища Берии…»

Гигантская мраморная крышка действительно весила почти четыре тонны, поэтому рабочие возились аж четыре часа прежде, чем сообразили, как её сдвинуть. После того, как им это удалось, Колокольцев усмехнулся: «Теперь Вы понимаете, почему товарищ Берия настоял на генеральной репетиции?».

Профессор благодарно кивнул: «Да, теперь я понимаю… передайте товарищу Берии мою глубокую благодарность. Такой конфуз мог бы получиться…»

С фатальными последствиями для профессора – к гадалке не ходи.

Колокольцев подошёл к саркофагу и заглянул внутрь. В тёмных глубинах огромного мраморного ящика стоял черный гроб, покрытый истлевшим расшитым золотом покрывалом.

На крышке гроба предсказуемо сидел, обхватив совершенно человеческими руками колено, невидимый и неслышимый никому, кроме Колокольцева, Абаддон. Он был одет во всё чёрное и выглядел совершенно не страшно, скорее величественно. Выглядел абсолютно по-человечески… хотя сразу напомнил Колокольцеву знаменитого лермонтовского Демона.

«Суфий был прав» - неожиданно приятным голосом (как ни странно, на идеальном немецком) констатировал Абаддон. «Мне действительно вполне достаточно вскрытия саркофага, чтобы выйти на свет Божий…»

Сделал небольшую паузу - и продолжил: «Ты тоже прав – мне абсолютно всё равно, кому помогать во Второй Великой войне – хоть Сталину, хоть Гитлеру…»

Затем уже демонически усмехнулся: «Так что можешь возвращаться в Берлин и доложить начальству – когда на рассвете 22-го вермахт нанесёт сокрушительный удар по Красной армии, я буду целиком и полностью на вашей стороне…»

Покачал головой и продолжил: «А тебе придётся вечно жить, зная, что ты начал войну, которая унесёт жизни пятидесяти миллионов человек…». Колокольцев спокойно ответил: «Я просто выбрал наименьший Ад. Либо 50 миллионов – либо уничтожение красной чумой всей человеческой цивилизации… выбор очевиден»

Абаддон пожал плечами: «Это твой выбор – тебе теперь с ним жить…»

После чего задумчиво произнёс: «Через пару дней или около того тебе придётся сделать ещё один выбор – дать или нет зелёный свет проекту по физическому уничтожению одиннадцати миллионов человек…»

И, не дав Колокольцеву отреагировать, исчез – как будто его и не было.

Колокольцев внимательно осмотрел внутренние и внешние стенки саркофага. Согласно легенде, на них должны были быть начертаны две надписи: «Когда я восстану из мёртвых, мир содрогнётся» и «Всякий, кто нарушит мой покой, будет подвергнут мучениям и погибнет». Но таких надписей не было.

Однако одна надпись всё же была - на могильной плите вязью на арабском языке. Фраза была длинной и очень странной; она начиналась со слов «Это гробница великого Султана, милостивого хакана Эмира Тимура Гургана…»

И заканчивалась утверждениями, что Тамерлан был потомком Аланкувы — легендарной прародительницы монголов (он происходил из тюрко-монгольского рода) … и что «достохвальные потомки её будут владеть миром вовеки».

Если Сталин действительно считал себя реинкарнацией Тамерлана (и потому потомком Аланкувы), то всё окончательно вставало на свои места. Колокольцев кивнул профессору, повернулся и быстрым шагом покинул мавзолей Гур-Эмир.

Задание было успешно выполнено – теперь нужно было уносить ноги. Что было тем ещё марафоном… причём в основном марафоном небесным.