Тайна Джона Лоу. глава 3

(Лондон, 1711 год. Тюрьма Королевская скала)
Джон Лоу сидел на узкой тюремной койке, вычерчивая на стене мелом сложную схему. Вчерашний хлеб превратился в ластик, винный осадок — в чернила.
— Ты с ума сошел, — Томас, его вечный спутник со времен эдинбургских доков, прижался лбом к решетке смежной камеры. — Затеять дуэль с племянником лорд-мэра из-за какой-то актрисы...
— Катарины, — поправил Джон, не отрываясь от расчетов. — И это была не дуэль, а восхитительная потасовка. Просто шпага неожиданно оказалась в руке, а этот наглец — слишком близко.
Он ловко перекинул через пальцы три медяка — те самые, что когда-то нашел на пляже.
________________________________________
Правда о побеге
План был гениален в своей простоте:
1. Подкуп тюремного лекаря (две бутылки бургундского и обещание выиграть для него имение в пикет)
2. Имитация горячки (три дня без сна, горсть перца в глаза перед осмотром)
3. Переодевание в священника (ряса из простыней, распятие из костей селедки)
Когда в полночь караул сменился, Джон уже шел по Мраморной аллее, насвистывая песенку Катарины.
________________________________________
Встреча у Темзы
Она ждала у старого дуба, завернувшись в плащ цвета бургундского вина.
— Ты проиграл мне свободу, — сказала Катарина, протягивая ему шпагу. — Теперь верни долг.
Ее губы пахли дорогим табаком и апельсиновой цедрой. Актриса королевского театра, дочь разорившегося купца, единственная женщина, которая обыгрывала его в шахматы.
— Какой? — спросил Джон, целуя ее пальцы.
— Отправляйся в Париж. Выиграй для меня театр.
________________________________________
Дуэль на причале
Маркиз де Шато появился неожиданно, его шпага блеснула в лунном свете.
— Вы украли больше, чем деньги, Лоу!
Джон вздохнул. Он действительно когда-то обыграл маркиза в кости, но кто же знал, что Катарина — его давняя страсть?
Парадный выпад, контр-атака, изящный прыжок на бочку с ромом — все как учил старый маэстро в Эдинбурге. Когда шпага маркиза застряла в дереве, Джон галантно подал ему свою:
— До завтра, месье?

Утро после
Пустой бокал еще хранил след ее помады — тот самый оттенок, что она называла "грехом кардинала". Джон провел пальцем по краю, вспоминая, как смеялась Катарина, когда вино случайно пролилось на ее перчатки. "Берегитесь, месье Лоу, - шептала она тогда, - я оставляю следы".
На столе действительно остались следы ее присутствия:
Билет на пакетбот был помят по углам — видимо, вырывали из чьих-то рук впопыхах. Афиша с ее портретом пахла бергамотом и чем-то еще, что Джон не мог опознать — возможно, пудрой для парика или чернилами из театральных анонсов. Ее улыбка на бумаге казалась чужой, нарисованной, будто кто-то пытался скопировать ту настоящую, что он видел вчера, когда она объясняла правила новой игры.
Записка. Бумага дорогая, с водяными знаками, но почерк... Он знал этот почерк. Тот самый наклон букв, что видел на ставках в игорном доме "У золотого льва". "В Париже есть банк, где принимают ставки на судьбы". Последнее слово было выведено с особенным изяществом, будто Катарина не могла удержаться, чтобы не украсить его завитком.
— Черт возьми, Лоу, — Томас дернул бинт, заставляя Джона вздрогнуть. — Когда ты успел всем этим задолжать?
Рана на плече горела, но Джон лишь усмехнулся. В его руке уже вертелась монетка — та самая, с детства. Он подбросил ее в воздух, где она перевернулась ровно три раза, прежде чем упасть на ладонь.
Орлом вверх.
Как всегда.

Томас вздохнул, но Джон уже не слушал. Он снова видел перед собой Катарину — как она поправляла перчатку, прежде чем взять карты, как ее ресницы отбрасывали тень на щеки, когда она считала ставки. "Вы играете с огнем, месье Лоу", - говорила она.
Но Джон всегда любил огонь.
За окном закаркала ворона. Одна. Две. Три.
Он сунул монетку в карман и потянулся за афишей.
Париж ждал.