Туман - 3

Глава 3

Солнце только-только начало опускаться к дальним холмам, окрашивая небо в нежно-розовые и золотистые тона, но эта красота казалась Джеду издевательской, фальшивой на фоне того, что происходило совсем рядом. Воздух был прохладным и чистым, пах полынью. Запахи, которые он вдыхал всю свою жизнь, которые были частью его самого. Но теперь к ним примешивался едва уловимый, но отчётливый привкус чего-то чуждого, металлического, и леденящий, неестественный холод, который, казалось, проникал в самые кости, несмотря на тёплую куртку.

Он медленно обошёл свой старый, но крепкий дом, построенный дедом, Илаем Стоуном, больше ста лет назад. Каждое бревно, каждая доска на крыльце, каждый покосившийся заборный столб, были ему хорошо знакомы, как линии на собственной ладони. Здесь он родился, здесь сделал первые шаги, здесь играл мальчишкой, прячась от старшего брата в густых зарослях сирени у крыльца. Сюда он привёл свою Мэри, здесь родился их ребёнок. Здесь он провожал сына в школу, а потом и во взрослую жизнь. Здесь он оплакивал Мэри, а потом и сына, Тома, не вернувшегося из проклятого Афганистана. Вся его жизнь, все его радости и горести, все его надежды и разочарования были вплетены в эту землю, в этот дом, как корни старого дерева.

Он нежно коснулся рукой выветренной, шершавой древесины стены.

— Прощай, старый друг, — прошептал он, и в горле встал горький ком. — Не думал я, что так придётся с тобой расставаться.

Он заглянул в окно кухни. Там, на столе, осталась недопитая чашка кофе, которую он поставил, когда приехали военные. На крючке у двери висела старая, соломенная шляпа Мэри, которую она всегда надевала, когда работала в саду. Мелочи, осколки прошлой, нормальной жизни, которая рухнула в одночасье.

«Старый хрыч, разнюнился, — мысленно оборвал он сам себя. — Не хватало еще слезы тут лить. И так тошно».

Брезентовый мешок, который он бросил в кузов пикапа, был почти пуст. Что можно взять с собой, когда уезжаешь из всей своей жизни? Смена белья, пара джинсов, тёплый свитер. Ящик с инструментами. Старые, верные молотки, пилы, гаечные ключи, которые служили ему верой и правдой много лет. Может, пригодятся где-нибудь, хотя он понятия не имел, где это «где-нибудь» будет и чем он там будет заниматься. Фермеру, оторванному от своей земли, трудно найти новое место под солнцем.

— А может, оно и к лучшему, — буркнул он себе под нос. — Меньше барахла тащить. Все равно все это теперь прах.

Снимок в простой деревянной рамке был единственной вещью, которую он бережно завернул в старое полотенце и положил на пассажирское сиденье. Мэри, молодая, смеющаяся, с озорными искорками в глазах, и Том, совсем ещё мальчишка, лет десяти, с такой же широкой, беззубой улыбкой, обнимающий её за шею. Они оба смотрели на него с фотографии, словно спрашивая:

— Что случилось, папа? Куда ты едешь?

У него не было ответа.

Он сел за руль своего «Форда», который скрипнул и просел под его весом, как верный, но уставший конь. Ключ с трудом провернулся в замке зажигания, двигатель несколько раз чихнул, прежде чем неохотно завестись с привычным дребезжащим рокотом. Джед на мгновение задержал взгляд на столбе тумана, который теперь был виден даже отсюда, с его ранчо.

«А что ты мог, дурак? — проскрежетал внутренний голос. — Палкой в нее ткнуть? Вилами пригрозить? Смешно».

Это стало заметно шире. Вершина, казалось, пронзала само небо, а во все стороны волнами расходился тот самый жуткий, потусторонний холод, от которого стыла кровь в жилах. И это странное, едва заметное свечение, которое он видел прошлой ночью, теперь стало более явным, пульсирующим, словно внутри этого чудовища билось гигантское, нечеловеческое сердце.

«Проклятая дрянь, — выругался он про себя, чувствуя, как в груди поднимается волна бессильной ярости и отчаяния. — Чтоб ты сдохла».

Но он знал, что эта «дрянь» не сдохнет. Скорее, она сожрёт их всех.

Джед несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь унять дрожь в руках. Двигатель его старенького «Форда» издавал знакомые, почти родные звуки, но сегодня они не успокаивали, а наоборот, подчеркивали сюрреалистичность происходящего. Он едет. Уезжает. Навсегда? Кто знает. Может, через неделю все это рассосется, как дурной сон, и он вернется. Починит забор, который наверняка поваляли эти армейские грузовики, выгонит из дома мышей, которые успеют там поселиться, и снова начнет жить.

«Ага, размечтался. Рассосется оно. Как же. Скорее, вся Монтана превратится в такой же столб, а мы, букашки, будем расползаться, пока нас всех не прихлопнут».

Он с силой стиснул руль. Взгляд снова приковался к Завесе. Она действительно стала больше, это не было игрой воображения. Ее края, раньше четко очерченные, теперь казались слегка размытыми, словно она дышала, расширяясь на выдохе. И этот холод… он стал интенсивнее. Джед чувствовал его даже сквозь закрытые окна пикапа. Тот пробирался под куртку, заставляя кожу покрываться мурашками. Не просто холод, а какая-то мертвая, высасывающая жизнь стужа. И свечение… да, оно стало ярче. Неровное, пульсирующее, словно там, в глубине этой молочной мглы, ворочалось что-то огромное, живое, и это свечение было отблеском его скрытой мощи.

Он вспомнил, как в детстве боялся темноты в подвале. Ему казалось, что там, за бочками с соленьями и старыми инструментами, прячется нечто ужасное. Но это был детский страх, иррациональный, проходивший с первыми лучами солнца. То, что он чувствовал сейчас, было другим. Это был первобытный ужас, ужас маленького существа перед лицом чего-то непостижимого, чудовищного и абсолютно враждебного.

Внешнее кольцо оцепления представляло собой уже не просто натянутую ленту, а серьёзное заграждение из бетонных блоков, мотков колючей проволоки «Егоза» и патрулирующих «Хамви» с пулемётами. Солдаты Национальной гвардии, в полной боевой выкладке, с угрюмыми, невыспавшимися лицами, проверяли редкие машины, в основном принадлежавшие таким же эвакуированным фермерам или настырным журналистам, пытавшимся прорваться поближе. Воздух наполнялся гулом генераторов, треском раций и каким-то давящим, гнетущим чувством ожидания чего-то неотвратимого.

* *

Арт Галлоуэй выглядел так, словно не спал несколько суток. Его обычно аккуратно зачёсанные седые волосы были всклокочены. Под глазами залегли глубокие тёмные круги, а форма была помята и испачкана пылью. Он опустил бинокль, когда Джед подъехал, и на его лице промелькнуло что-то похожее на сочувствие.

— Арт, — окликнул его старик, выходя из пикапа и чувствуя, как ноги подкашиваются от усталости и нервного напряжения.

Шериф медленно повернулся. Его лицо, обычно добродушное и немного насмешливое, сейчас было похоже на высеченную из камня маску.

— Решил всё-таки уехать? Правильно делаешь. Здесь ловить больше нечего. Кроме беды.

Джед криво усмехнулся. Легко сказать «правильно». Как будто у него был выбор. Он оперся о пыльный борт своего пикапа, чувствуя, как гудят ноги. Последние дни слились в один сплошной кошмар: сначала эта полоса, потом столб, потом овцы, потом эти… «ученые» в белых халатах, тычущие своими приборами во все стороны, и, наконец, солдаты, вежливо, но непреклонно выставившие его из собственного дома.

— А что мне остаётся?

в голосе фермера прорвалась такая горечь, такая безысходность, что у шерифа невольно сжалось сердце.

— Дом мой теперь за колючей проволокой, земля, на которой мои предки горбатились, превратилась в полигон для этих… этих чёртовых экспериментов. А эта штуковина…

Он махнул рукой в сторону столба, который даже отсюда выглядел угрожающе огромным.

— она же всё растёт, как раковая опухоль! Куда мне теперь податься, Арт? В твоём сраном Хармони-Крик скоро места не останется от этих вояк и учёных. В ночлежку для бездомных в Калиспелл? Или сразу на кладбище, рядом с Мэри и Томом? Может, там спокойнее будет?

Шериф тяжело вздохнул и подошёл ближе, положив руку на плечо друга. Он чувствовал, как дрожат его худые, костлявые плечи. Он видел застарелую боль и свежее отчаяние в этих выцветших, покрасневших от бессонницы глазах.

— Не говори так, Джед, — мягко сказал он. — Ты сильный, ты всё пережил, и это переживёшь. Власти штата разворачивают эвакуационные центры в Калиспелле, в Мизуле. Помощь какую-то обещают, временное жильё, питание. Компенсацию за потерянное имущество тоже клянутся выплатить. Знаю, это всё слова, но… надо держаться, Джед. Ради памяти Мэри, ради Тома. Главное, что мы ещё живы. Пока что.

— Да ну их к чёрту с их компенсацией! — зло сплюнул Стоун на пыльную землю. — Пускай засунут свои сраные баксы себе в одно место! Мне земля нужна, дом мой, а не их подачки! Жизнь мою они мне не вернут!

Шериф помолчал, снова поднимая бинокль.

— Федералы и их учёные там что-то затеяли. Что-то рискованное. Смотри.

Он протянул Стоуну второй, чуть более старый бинокль. Джед поднёс его к глазам. Изображение приблизилось, дрожа в его руках. У самого края туманной стены он увидел группу людей. Большинство, военные в полной выкладке. Но в центре стояли несколько фигур в громоздких, герметичных скафандрах, похожих на те, что носят при работе с биологической угрозой, только ещё более сложных, с баллонами системы жизнеобеспечения за спиной. Всё внимание было приковано к одному человеку в таком костюме. От его пояса к нескольким мощным лебёдкам, установленным на платформах грузовиков, тянулись толстые стальные тросы.

— Что они делают? — прошептал фермер.

— Пытаются заглянуть к дьяволу в пасть, — мрачно ответил шериф.

Старик на мгновение опустил бинокль. Руки слегка дрожали.

— Идиоты, — прошипел он. — Они что, думают, эта штука им так просто дастся? Она овец сожрала, не поперхнувшись. Тех двух городских пижонов, и следа не осталось. А эти лезут, как тараканы на свет.

— У них приказ, Дружище, — пожал плечами Арт, но в голосе его не было уверенности. — Кто-то там, наверху, решил, что пора действовать решительнее. Собрать образцы, может быть. Или просто посмотреть, что там, за этой пеленой. Научный интерес, мать его.

— Научный интерес? — сплюнул Стоун. — Скорее, любопытство кошки, которой потом башку отрубят. Ты посмотри на них. Снарядились, как на Луну лететь. А толку-то? Эта дрянь не по земным законам живет. Ее не измеришь ихними приборами, не пощупаешь ихними руками в перчатках. Она другая. Здесь идиоту ясно.

Он снова поднял бинокль. Человек в скафандре, похожий на неуклюжего белого медведя, сделал несколько шагов к туманной стене. Остановился. Что-то сказал по рации. Джед видел, как он наклонил голову. Потом медленно, очень медленно, поднял руку и протянул ее к поверхности тумана.

— Не-ет, — выдохнул старик. — Не делай этого, дурень…

* *

Внутри мобильного командного пункта царила напряжённая тишина. Воздух, охлаждённый кондиционерами, казалось, трещал от статического электричества. На десятках мониторов бежали бесконечные столбцы цифр. Графики и диаграммы. Доктор Арис Торн, бледная и сосредоточенная, стояла в центре, не отрывая взгляда от главного экрана, на котором транслировалось изображение с нашлемной камеры добровольца. Рядом с ней находились её коллеги, физик-теоретик, инженер по системам жизнеобеспечения и военный медик. В углу, скрестив руки на груди, хмуро наблюдал за происходящим агент Томпсон.

Томпсон был человеком средних лет, с жестким, ничего не выражающим лицом и глазами цвета выцветшего денима, которые, казалось, сканировали все вокруг, не упуская ни одной детали. Костюм агента, несмотря на жару снаружи и суматоху последних дней, сидел идеально, словно только что отглаженный. Он представлял здесь некую туманную, но всемогущую «службу», и его присутствие действовало на ученых и военных одновременно и успокаивающе, знак того, что ситуация под контролем серьезных людей, и нервирующе, постоянное ощущение, что за каждым твоим шагом следят и оценивают.

Доктор Торн бросила на него быстрый, едва заметный взгляд. Она знала, что Томпсон здесь не для того, чтобы помогать науке. Его задача, контроль, безопасность и, возможно, сокрытие информации, если потребуется. Их цели не всегда совпадали, и это создавало дополнительное напряжение.

— Все системы жизнеобеспечения в норме, доктор, — доложил инженер, молодой человек с бледным лицом и красными от недосыпания глазами, не отрываясь от своего монитора. — Давление, кислород, температура внутри скафандра, все в пределах допустимого. Связь чистая.

— Датчики на внешней оболочке костюма активированы? — спросила Торн.

Голос женщины был спокоен, но в нем чувствовалась привычка командовать.

— Нам нужны данные о среде еще до непосредственного контакта.

— Так точно, мэм. Все датчики работают. Мы фиксируем градиент температуры, электромагнитную активность, радиационный фон… пока все в пределах ожидаемых аномалий. То есть, аномально, но ожидаемо аномально, если вы понимаете, о чем я.

Женщина едва заметно кивнула. Она понимала. Вся эта ситуация была одной сплошной аномалией, нарушением всех известных законов физики. Они здесь были как слепые котята, тычущиеся в неизвестность.

— Майкл, приём.

Голос Торн в микрофон был ровным.

— Последняя проверка. Системы в норме. Помни, твоя задача — только визуальная оценка на входе. Сделай шаг, опиши, что видишь, и немедленно выходи. Мы должны получить хоть какие-то данные до точки невозврата. Мы хотим понять, что происходит сразу за порогом. Есть ли там вообще пространство.

В динамиках раздался спокойный, слегка искажённый голос добровольца, Майкла Уэстона. Бывший морпех, а ныне сотрудник частной военной компании, нанятой DHS, он был одним из немногих, кто согласился на эту миссию.

— Вас понял, доктор. Системы в норме. Готов к началу.

— Майкл, повторяю, твоя задача — первичная разведка.

Голос учёного звучал в наушниках Уэстона требовательно, хотя внутри у нее все сжималось от напряжения. Она чувствовала на себе взгляды всех присутствующих в командном пункте: и своих коллег-ученых, и военных, и этого вездесущего Томпсона. Цена ошибки была слишком высока.

— Один шаг внутрь. Опиши текстуру, плотность, видимость, любые ощущения, которые не фиксируются приборами. Есть ли там звуки, которые не улавливает аппаатура? Любая мелочь может быть важна. И сразу назад. Не геройствуй. Мы не знаем, с чем имеем дело. Помнишь инструктаж о «точке невозврата»?

— Помню, Док, — раздался в ответ голос Уэстона, слегка искаженный помехами, но на удивление спокойный. — Шаг, смотрю, говорю, выхожу. Как на прогулке в парке, только парк немного туманный. И холодный. Очень холодный, даже сквозь изоляцию чувствуется.

— Это ожидаемо, Майкл. Концентрируйся на задаче. Мы готовы тебя вытащить в любую секунду. Тросы натянуты, система экстренной эвакуации в полной боевой готовности.

Томпсон слегка кашлянул, привлекая к себе внимание.

— Доктор Торн, напоминаю о протоколе. Никаких импровизаций. Строго по инструкции. Шаг внутрь, визуальная фиксация, немедленный выход. Если что-то пойдет не так, мы немедленно активируем систему экстренной эвакуации. И помните, майор Уэстон, ценный специалист. Мы не можем им рисковать сверх необходимого.

«Ценный специалист или подопытный кролик?» — мелькнула мысль у Торн, но она лишь сухо кивнула.

— Агент Томпсон, я прекрасно помню протокол. И ценность майора Уэстона мне известна не хуже вашего. Он доброволец, и он знает, на что идет. Наша задача — минимизировать риски и получить максимум информации. И если для этого потребуется на долю секунды отклониться от формальной инструкции, чтобы зафиксировать что-то действительно важное, я приму это решение. Наука иногда требует гибкости. А если вас что-то не устраивает, то обращайтесь к президенту, чей приказ был предельно ясен.

Томпсон чуть прищурился. Лицо осталось непроницаемым, но в голосе послышался холодок.

— Гибкость хороша до тех пор, пока она не превращается в неоправданный риск, доктор. Особенно когда речь идет о национальной безопасности. И не забывайте, кто здесь в конечном итоге несет ответственность за последствия.

Между ними на мгновение повисло напряжение. Физик-теоретик, пожилой профессор с растрепанной седой шевелюрой, нервно поправил очки. Военный медик неотрывно смотрел на мониторы с биометрическими данными майора.

— Последствия могут быть куда хуже, если мы так и останемся в неведении, агент Томпсон, — парировала Торн, не повышая голоса, но и не уступая. — Мы имеем дело с чем-то, что бросает вызов всему нашему пониманию Вселенной. И сидеть сложа руки, боясь каждого шороха, это не стратегия. Это капитуляция. Майкл, вы готовы?

Она снова повернулась к микрофону, давая понять, что разговор с Томпсоном окончен. По крайней мере, на данный момент.

— Арис, мы уверены? — шепнул ей физик-теоретик, пожилой мужчина по имени Сэм. — Тросы… с дроном не сработало. Электроника отказала. Что если…

— У него человеческая нервная система, Сэм, — перебила Торн, не отводя глаз от экрана. — И полностью, на всякий случай, аналоговая дублирующая система управления в костюме «Харон». На это и вся ставка. Начинаем. Майкл, начинай движение.

* *

Джед и Арт через бинокли. Учёные, прикованные к своим мониторам. Военные, застывшие на своих позициях. Все смотрели на одинокую фигуру Майкла. Он медленно шёл по покрытой инеем траве к молочно-белой, беззвучно клубящейся стене. Холод был настолько сильным, что его громоздкий скафандр почти сразу покрылся тонким слоем льда, сверкающим на солнце.

За несколько метров до границы Майкл остановился. Пауза затягивалась.

— Майк, что происходит? — поинтересовалась Торн.

Дыхание в рации стало тяжёлым и частым.

— Порог… Я чувствую… давление. Не физическое. Словно… ментальное. Тревога. Зашкаливает. Не могу объяснить.

— Это реакция нервной системы на неизвестные сенсорные данные, Майк. Просто страх.

— Нет… это другое. Это… неправильно. Ладно. Иду.

Майкл сделал последний, решительный шаг. Фигура мужчины на одно мгновение стала тёмным силуэтом на фоне молочной белизны, а затем туман поглотил его. Он был внутри.

Секунда. Две. Пять. Десять. В рации воцарилась абсолютная, мёртвая тишина. Не было ни статического треска, ни дыхания, ни крика. Сигнал просто пропал. Все датчики на мониторах у Арис Торн одновременно показали нулевые значения.

— Сигнала нет! — крикнул инженер. — Все системы костюма… ноль! Полный ноль! Как будто его просто выключили из розетки!

— Майкл! — в голосе Торн уже не было спокойствия, только нарастающая паника. — Майкл, приём! Отзовись!

Тишина.

— Чёрт! Майк!

Агент Томпсон шагнул к ней. Лицо его было мрачнее тучи.

— Вытягивайте. Немедленно.

* *

Солдаты у лебёдок выполнили приказ. Мощные двигатели взревели, и стальные тросы натянулись, как струны, со скрежетом наматываясь на барабаны. Натяжение было колоссальным. Казалось, на том конце Майкл зацепился за что-то невероятно тяжёлое.

И вдруг тросы резко провисли. Двигатели лебёдок взвыли, работая вхолостую.

— Обрыв! — раздался в рации доклад командира группы. — Все тросы… обрыв!

Солдаты быстро смотали слабину. Когда концы тросов показались из травы, все, кто это видел, застыли в ошеломлённом молчании. Пять толстых, плетёных стальных тросов не были оборваны, перерезаны или пережжены. Они выглядели так, словно их обрубили гигантским лазером. Срез был идеально ровным, гладким, как стекло, без малейших заусенцев или следов деформации. Материя просто прекратила своё существование по чёткой, безупречной линии, прямо у границы туманной стены.

В командном пункте воцарился страх. Арис Торн издала сдавленный крик и пошатнулась. Её подхватили коллеги, чьи лица были белыми как мел. Она смотрела на пустые экраны и шептала одно слово:

— Нет… нет… Майкл…

Агент Томпсон нервно схватил рацию. Его голос был твёрд, как сталь.

— Всем постам! Периметр уровня «Альфа»! Никому не двигаться! Всем огневым позициям — полная боевая готовность! Повторяю, боевая готовность!

* *

У внешнего периметра Джед Стоун уронил бинокль. Он звякнул, ударившись о гравий.

— Господи… Они его… оно его…

Он не мог подобрать подходящих слов.

Арт молча положил тяжёлую руку ему на плечо. Лицо шерифа стало каменным. За свою долгую службу он видел смерть во многих её проявлениях, но он никогда не наблюдал ничего подобного. Это было не убийство. Это было стирание.

* *

ПРЯМОЙ ЭФИР. ABS NEWS.

Молодая репортёрша Хлоя Чанг стояла у полицейского ограждения. Её профессиональная выдержка дала трещину. Она была бледна, и её голос слегка дрожал, несмотря на все попытки сохранить самообладание.

— …Мы только что стали свидетелями трагедии. Несколько минут назад доброволец в защитном костюме, предпринявший попытку исследовать аномалию, вошёл внутрь… и исчез. Связь с ним была потеряна. Попытка вытянуть его с помощью страховочных тросов закончилась провалом. Тросы были обрублены. Мы видели их. Они… концы были идеально гладкими. Я не знаю, как это описать. Официальных комментариев пока нет, но атмосфера здесь изменилась. Страх стал осязаемым. Что-то пошло не так. Катастрофически не так. Хлоя Чанг, ABS News, из зоны оцепления в Монтане.

* *

Словно в ответ на вторжение, аномалия начала меняться. Пульсирующее свечение, едва заметное ночью, теперь стало ярче даже при дневном свете. Цвета стали насыщеннее. Глубокий фиолетовый смешивался с ядовито-изумрудным. Ритм пульсации ускорился, став похожим на гигантское, неровное сердцебиение.

И появился звук.

Едва слышный поначалу, низкочастотный гул начал исходить из тумана. Он нарастал, и это был не просто шум, который можно было услышать ушами. Это была вибрация, проникавшая в самую грудь, заставлявшая дрожать землю и дребезжать стёкла в машинах. Она вызывала тошноту и первобытный, иррациональный ужас.

Вместе с гулом и светом пульсировала и волна холода. Она расходилась всё дальше, словно гигантское, ледяное дыхание. Иней теперь покрывал траву и технику даже у внешнего периметра, где стояли Джед и Арт.

Полная изоляция. Принудительная эвакуация.

Джед больше не мог на это смотреть. Он молча пожал руку Арту, сел в свой пикап и развернулся. Старик ехал прочь, не оглядываясь, держа путь на запад, в Калиспелл. Ему нужен был мотель. И виски. Много виски, чтобы на какое-то время позабыть всё это дерьмо.

Когда он уже отъехал на несколько миль, в ночном небе над ним с рёвом пронеслись несколько военных вертолётов «Чинук», летевших по направлению к столбу. Джед бросил взгляд в зеркало заднего вида.

Даже отсюда было видно. Столб стал больше. За те несколько минут, что он там провёл, он вырос ещё на десяток метров в ширину. Он поднимался в небо, как гигантская, пульсирующая фиолетово-зелёная раковая опухоль на теле мира.

Ледяной ком тревоги сжал его желудок. Он сильнее вдавил педаль газа. Что будет, если эта штука не остановится? Что будет, если она продолжит расти, поглощая всё на своём пути? Поля, города… Весь мир? Он гнал свой пикап по шоссе, убегая от ответа, который неотступно следовал за ним.