Везет лишь тем...

               


               
                Везет лишь тем…


Она из плена старой медной клетки заглядывала в тени облаков и, прыгая
по ложной медной «ветке», не замечая собственных оков,
Рассматривала быстро пролетавших, веселых, грациозных, диких
птиц…, считая их полет наследственной болезнью,
Болезнью одиноких птичьих лиц, не испытавших «радости»
вместительных темниц…
Распознавая только голоса, а крики их и вовсе не считая - божественным
духовным озареньем…, а суматохой уличной судьбы… 

         
Везет лишь тем, кто вылез из повозки и осветил дорогу колеса, кто
закрепил стареющие доски, послушав Ангелов святые голоса,
Кто шел сквозь сумраки сплошного воровства и, разрывая
бесконечность мерзкой лжи,
Успел любовью намагнитить свою душу и, продолжая путь сквозь
миражи, шептал святые древние молитвы…


Кто отдавал последние глотки в пустыне трех отравленных колодцев,
зубами рвал колючие мотки и, несмотря на злые языки, из шахты
доставал первопроходцев,
Давая кровь свою очищенным ручьем для ярмарки тройного торжества
от изобилия всех Божьих одобрений…


Стирая руки о наждачный ветер, метель в очках старался усмирить, а
снег и лед душой благословить,
Чтоб выпали вчерашними дождями, а не надгробными могильными
камнями, где мхом все надписи желательно закрыть, чтоб не смущать
младые поколенья…


Кто не привык сидеть в темнице взаперти и перестать дышать на
призрачном пути…, тому везло, кто восхитительно летал,
Кто стропы парашюта разрезал, как сухожилия усопшего
верблюда…, кто появлялся на стене из ниоткуда, сигналя факелом
и пробуждая новый день…,
Чтоб друга поддержать или спасти, чем ныть на мир, укрывшись
взаперти в какой-то одинокой птичьей клетке…


Средь старых писем, как среди могил…, кто находил короткие отрывки
Святой любви на оттисках чернил, слагая будущность в счастливые
обрывки неразделенных устремлений вверх…,
Где чей-то взлет воспринимался не болезнью, а песнью редкого везенья
в бытие,
Где зависть для полетов не страшна в связи с пространством ликования
от страха…


Везет лишь тем, кто черта вынимал из алкоголем травленного друга,
Кто карты рвал и валерьянкой отпивал тифозный лик азартного недуга
Кто надувал губами дирижабли и наступал на сломанные грабли, ломая
Нечисти с копытами рога…
Кто черный хлеб делил и квасом запевал, разбавленный соломенной
ромашкой,
Кто мир любил, но в трубы не трубил, делясь с юродивым последнею
рубашкой…    
      

Кто поднимался с хлопаньем знамен под вой ветров и визг осколков
мин, где барабаны выпрямляют формы спин и не боятся божьих
наказаний за шум, где тишина живет веками…
Кто слышал вести призрачных побед от вещих птиц, с которыми
делился коркой хлеба,
И перед смертью разделял остатки неба, куда
последний взор был устремлен...