Тунеядцы из книги Капли из океана Жизни

ТУНЕЯДЦЫ


В жизни всегда так. Одних с рождения и до конца жизни воспитывают, как правило, безрезультатно. Другие всю жизнь сами кого-то воспитывают на всех уровнях. Для одних работа — неотъемлемая часть жизни, другие бегут от работы, как черт от ладана. Вот такие мы, люди.
В обществе всегда была и есть прослойка людей, которые паразитируют или, образно говоря, «сидят на шее» у общества И это не какие-то там рантье, стригущие купоны, они хоть чем-то обладают и что-то вкладывают. Это просто паразиты-бездельники, которые ничего не вкладывают, ничего не делают, но все равно претендуют на что-то. У нас их называют тунеядцами. Это слово-понятие как бы синтезирует целый ряд «качеств» таких людей — бездельников, дармоедов и тому подобной «пены», инертной людской массы.
В нашей стране появлению и интенсивному размножению этой категории общества способствовала порочная гуманитарно-гарантированная политика, при которой создавалось видимое благополучие для «всех масс» и которой умело пользовались паразитирующие на этом люди.
Помните, как заявил, заглатывая шашлык, один пятнадцатисуточник в известном комедийном фильме: «Кто не работает, — тот ест! Учись, студент!» И это был очень характерный пример нашей «гуманной» жизни. Возможность получать не заработанное — это главное зло, порожденное уравниловкой и прикрытое видимостью всеобщего благоденствия.
Принцип социализма «От каждого — по способностям, каждому — по труду» был предельно укорочен: «Каждому — по способностям», а все остальное было вымыто, чтобы не поднимать шума. Появилась возможность жить, не работая, и, естественно, не зарабатывая. Этот уникальный способ жизни мог возникнуть только в нашей стране. За это мы поплатились и жизнью самой великой страны, и многих людей.

И даже сегодня эта тема далеко не закрыта, так; как; у нас действуют пока многие законы прежних времен; и они связывают, к сожалению, руки и государству, и людям И именно эта наша нижайшая правовая потенция остается препятствием на пути наведения порядка в государстве и искоренения такого опасного для общества явления, как тунеядство. За столько лет мы так и не научили и не заставили себя по-настоящему  работать.
Умиляемся, бывая в западных странах, как там все красиво, чисто и ухожено. Как там люди, уходя из дома, не запирают двери, а ключи от зажигания из замков автомобилей не вынимают. Но никогда не задумываемся о том, каким образом и какой ценой это благополучие достигнуто. Не задумываемся о том, что основу богатства ведущих ныне самых богатых стран составляет добро (в любом виде), награбленное (читай — отнятое) у других народов. А чтобы все было так аккуратно, примерно и красиво, там сотни и тысячи лет «учили» этому. К примеру, сажали какое-то растение, ну тот же лук. Хозяин говорил рабу или наемному рабочему — сажать надо под линейку или под шнур, чтобы были ровные рядки, на расстоянии 8—10 см луковицу от луковицы, на такую-то глубину и в такие-то сроки. Хозяин уходил, а надсмотрщик с палкой оставался и следил за всеми процессами. То есть ,при помощи палки или плетки, оперативно «выравнивал» технологические погрешности. И так сотню-две и более лет «учили», пока к работникам-потомкам пришла убежденность, что именно так, исправно и аккуратно, лучше работать и жить. И тогда ненужным стал надсмотрщик. И если они раньше не мусорили, не воровали и исправно работали из-за боязни, что будут наказаны, то за много веков им привилась осознанная необходимость все делать хорошо, сразу. Так лучше. Это вошло и в кровь, и плоть, стало повседневной потребностью.
А главное, они из всех этих «учебных» веков вынесли, что никто ничего даром не дает, а брать чужое нельзя, категорически. Если ты можешь работать, то ты должен работать, а не надеяться на какие-то социальные послабления.
Возможно, это было и жестоко, но, как выяснилось, по-другому не получается. Мы — тому пример. Работать — не научились, а прав государственно-социальных столько понапридумывали, что сами себя и уничтожили, как государство. Баланс не сумели обеспечить между правами и обязанностями. На весах жизни - тарелка с грузом прав

так перетянула на себя ситуацию, что тарелка с обязанностями  - просто вылетела. Поэтому, повторяю, мы и породили эту препротивнейшую прослойку — тунеядство. А затем начали с этим злом бороться. Апогей этой «борьбы» пришелся на начало восьмидесятых годов, особенно во времена Андропова. Конечно, все делалось кампанейски, наскоками, но попытки что-то сделать были.
Я в те времена возглавлял экономическую службу в родном Слободзейском районе, был ответственным и за социальную сферу в АПК. Тогда стали модными рейды по «отлову» тунеядцев и выводу их на работу. Все это было напрасно, так как не устранялась основная сохраняющая это зло сила — возможность иметь незаработанное. А без устранения ее — любые наши действия, повторяю, были напрасны.
Технология «отлова» была до примитива проста. Обычно с началом уборки овощей, когда нужны люди, группа «захвата», в состав которой входили представители местной власти и правоохранительных органов, ходила по дворам, чаще по заранее известным адресам, находила бездельников, вручала им ведра, сажала по машинам и отправляла к месту работы. Как правило, большинство сбегало с поля уже через два-три часа, причем, вместе с ведрами, которые потом отдавались за вино. Когда счет унесенных ведер пошел на тысячи, их (ведра) начали продырявливать, чтобы они теряли «товарный» вид. Однако эти бесполезные рейды (естественно, по приказу сверху) все повторялись и повторялись, и вреда от них, наверное, было больше, даже в плане ненужных материальных затрат — на транспорт, ведра, еду.
Наиболее хитроумные бездельники делали так: слободзейские, к примеру, ехали в Карагаш, в кафе-подвал, и спокойно там пили пиво целыми днями. Местные «облавы» и рейды их не касались, так как их считали приезжими. А карагашские в это время сидели по слободзейским кафе, их тоже никто не «отлавливал». Так и выходили из положения те, кто похитрее.
А по неработающим бытовым пьяницам облавы проходили более успешно. Помню, выезжаем в «рейд»: прокурор, начальник милиции, куча общественников-любителей, участковый, работник поссовета, машины три-четыре легковых и одна грузовая для «клиентов». Заходим по указанному адресу, время — часов десять утра. Лежит на кровати девица, лет 18—19, абсолютно раздетая, видно, после хорошей гулянки. Будим. Она просит нас выйти, чтобы одеться. Выходим, через пять минут заходим, а ее и след простыл, в окно выскочила.

Заходим к другим — уже двое лежат, нежатся, молодые. Тоже просят выйти. «Нет, — гудит прокурор, — одевайтесь при нас». Грузим их в машину и едем дальше. Где-то в обед заходим еще по одному адресу. Хозяина нет дома. Стоим во дворе, в это время, через огород ,сосед заходит (я его знал, зовут Иваном, но кличку не скажу). Так он сразу понес на нас: «Какое вы имеете право без санкции заходить в чужой двор, когда хозяина нет дома?!» А сам еле стоит перед нами в огромных трусах и мокрый от пота
Прокурор говорит: «А вы дома? Тогда пойдем к вам. А если надо санкцию, так я ее сейчас организую». Ваня понял свою оплошность, но было уже поздно — прямо через огород вся «делегация» пошла к нему во двор. А там! В летней кухне стоял работающий аппарат, гнал самогон, и уже бутыль полная в десять литров рядом
В подвале нашли около тонны летних яблок, хотя в саду не было ни одного такого дерева. Как выяснилось, ему носили и возили яблоки отовсюду в обмен на самогонку.
Иван начал возмущаться, кого-то из милиционеров толкнул, в итоге получил 300 рублей за самогон с конфискацией «орудия» и готовой продукции, отдал в казну яблоки и получил 15 суток за оскорбление представителя власти. Уже позже я узнал от родственников, что когда он отбыл срок, то пришел к соседу (которого в описанном выше случае не было дома) с претензиями, мол, из-за тебя я понес большие потери. Когда же сосед неправильно (по мнению Ивана) отреагировал на его слова, то тут же был побит. За это Иван отсидел уже 30 суток.
Эту тему можно продолжать бесконечно, и все это могло бы быть смешным Но это далеко не смешно. Ибо причина тунеядства у нас пока не ликвидирована. В корне. До тех пор, повторяю, пока сохраняется возможность получать не заработанное, в самом широком смысле этого слова, до тех пор у нас эта плесень не высохнет. Неважно чем, руками или головой, но человек должен работать, иначе он не может жить.
И главное лекарство от этой болезни в нас в самих. Нам не надо привозить кого-то наводить в нашем доме порядок, надо наводить его самим. И быстро.
Кто постарше, помнят расхожую быль, как летом сорок первого года, когда пришли  румыны, а  потом   немцы, в одном колхозе они увидели на бахче сторожа с ружьем. Ружье отобрали и сказали: «Иди домой». «Так поворуют бахчу», — забеспокоился сторож. «Не поворуют», — сказали немцы. Тут же в лесополосе они спилили верхушку дерева, обрубили ветки, сделали перекладину, повесили петлю из каната и написали на фанерке: «Кто будет пойман — будет повешен». И, как говорят старики, — никто не взял ни одного арбуза или дыни. А почему? Потому что знали: если поймают, точно повесят. И все проблемы с воровством в один день снялись. Неотвратимость наказания — самое лучшее отрезвляющее средство. И в наше время тоже.
Дело не в издании «жестоких» законов, дело в их исполнении и неотвратимости наказания за любые противоправные действия. Искоренять зло, как следствие, надо с устранения его причин. Тогда и тунеядство наше станет достоянием истории и материалом для комедийных рассказов.