21. И снова доза первая...

Снилась какая-то фантасмагорическая окрошка. Были сумерки. Я возвращался домой, идя по знакомому району города среди тихих панельных многоэтажек. Окна квартир уже уютно светились жёлтым светом... Вдруг – всё вокруг переменилось: многоэтажки превратились в высокие стены крепости с казематами, бойницами и бастионами, а я – оказался внутри этой крепости, в рядах её защитников. Крепость обстреливали. Летело со всех сторон. Снаряды попадали в стены и казематы. Вокруг творилась неразбериха и хаос, валялись груды битого камня, щепки, зарядные ящики. Защитники крепости перебегали от каземата к каземату, ведя огонь из автоматов и пулемётов. Крепость отражала штурм каких-то боевиков-повстанцев.
Мимо меня двое бойцов тащили миномёт. Один из солдат был ранен: его рука была перевязана окровавленной повязкой. Не понимая, как я здесь оказался и что мне делать, я решил присоединиться к ним.
- Давайте, помогу, парни! – Крикнул я миномётчикам, перекрикивая всеобщий грохот, и подбежал ближе, перехватив орудие со стороны раненного бойца. – Куда идём?
- Известно куда! На девятый бастион! Там сейчас помощь нужна! – Прокричал в ответ рыжий раненный боец. Всё лицо его было серым от пыли и копоти, но он улыбался широкой искренней улыбкой.
По каким-то насыпям, дощатым помостам и грудам камней мы поднимались всё выше и выше, пока наконец не пришли на некую открытую, вымощенную бетонными плитами площадку. Только отсюда я увидел, какая огромная масса врагов стекалась к стенам крепости! «Бастион» оказался совершенно открыт. Здесь не было ни мешков с песком, ни земляных брустверов, ни деревянных укрытий. Бойцы залегли на самом краю этой бетонной площадки и отстреливались. Над головой постоянно жужжали пули и осколки, все вокруг было в дыму и грохоте боя.
Минометчики заняли позицию.
- Казак, заряжай! – Прокричал раненный боец.
Я метнулся к зарядному ящику и взял на руки пузатую тяжелую мину.
- Выстрел! – Прокричал я, отправив снаряд в ствол, и пригнулся, закрыв уши руками. Раздался громкий выстрел, орудие подпрыгнуло на месте.
- Отлично! – Похлопал меня по плечу рыжий раненный боец. – Беглым – три!..
Вдруг, раздался оглушительный взрыв. Меня силой швырнуло куда-то на груду камней. На некоторое время «бастион» полностью заволокло белым едким дымом. Сквозь пелену я пополз куда-то туда, где должен был быть наш минометный расчет. Но когда дым рассеялся, я увидел ужасную картину: все защитники «бастиона» были убиты. По беззащитной площадке были разбросаны их окровавленные тела. Алая кровь струйками стекала по бетонным плитам, собираясь в лужи. Я осознал, что остался один. Меня охватил парализующий ужас отчаяния...

... Я проснулся резко, словно от хирургического наркоза, без всякой утренней дремоты. Онемевшие от сна на жёстких досках конечности поначалу отказывались слушаться. Когда я, наконец, смог пошевелить правой рукой, я стал растирать ею левую. Приведя в рабочее состояние обе руки, я попытался приподняться, но тут же больно треснулся головой, забыв про открытую оконную створку.
Я достал из-под подушки телефон и глянул на экран. Было около 4 часов утра. В рассветном полумраке очертания палаты казались ещё мрачнее и угрюмее, чем днём. Единственное утешение – было тихо и еще не жарко. Все пациенты спали.
Я тщетно пытался снова уснуть, лёжа с закрытыми глазами. Сна не было. Моя новая действительность с новой силой обрушилась на меня. От неё невозможно было отвернуться, закрыть глаза или уйти.
Так начинался мой первый день лечения МЛУ-ТБ.
Убедившись, что уснуть не удастся, я решил отвлечься на утренние процедуры. Долго шарил в потёмках по карманам своей дорожной сумки, пытаясь отыскать «мыльно-рыльные» принадлежности. Наконец, поднявшись, я осмотрел свое «спальное место». Вид у моей лежанки был весьма удручающий. Тощий матрас с изношенным больничным бельем на голых досках напоминали скорее «лёжку» бомжа, чем спальное место пациента. Чтобы хоть как-то поднять себе настроение, я принялся аккуратно и ровно заправлять постель. Даже подушку поставил «солдатиком», как в армии... Помогло не очень. 
Стараясь не зацепить спящих больных, я стал пробираться к выходу. В коридоре было тихо. У сестринского поста стояла большая передвижная бактерицидная лампа на колёсиках. Её трубки испускали яркий, благородно-голубой свет, освещая холодным голубым заревом весь коридор.
В ванной комнате, где располагался общий для всех умывальник, царил всё тот же «минимализм», что и во всём отделении. Около минуты я осматривался по сторонам, думая, куда можно пристроить чехол с личными вещами. Но из «удобств» были только несколько гвоздей, вбитых в прикрученную к стене доску, на которые можно было повесить полотенце.
Кое-как умывшись, я снова прошел из одного конца коридора в другой. Подёргал решетку. Заперто! С досады я стукнул кулаком по висящему накладному замку. Получилось неожиданно громко, и я, чтобы не быть застигнутым за «хулиганством» - поспешил обратно в свою палату.
Снова потянулось мучительное ожидание. Я попробовал почитать, достав из сумки «Очерки русской смуты» Деникина, но было еще слишком темно. Спрятав «Очерки» под подушку, я лёг на «нару» и отвернулся к стене, время от времени поглядывая на часы. Часы словно стояли на месте. И всё вокруг тоже застыло в этом безвременье.
Наконец, в 5:00 в из коридора донёсся шум шагов и негромкие разговоры. Раздалось металлическое звяканье замка, а через время – и за окном послышался лязг засова на дверях «собачьей конуры». Я выглянул в окно и увидел, как из корпуса вышла санитарка из нашего отделения, и понесла пакеты с мусором.
Недолго думая, я вскочил с «нары» и направился к выходу. В коридоре по-прежнему никого не было. Как я и предполагал, решётка была приоткрыта. Не раздумывая ни минуты, я прошмыгнул в открытый проем решётки, и быстро спустился вниз по лестнице. Внизу тоже никого не было, и мой «побег» остался незамеченным.
Удалившись на некоторое расстояние от злополучного «тринадцатого района», я остановился в растерянности, не зная, что делать с внезапно свалившейся на меня «свободой». Немного собравшись с мыслями, - решил идти к лесополосе.
Я шагал, не оборачиваясь, но всё время ощущал присутствие чьей-то живой души рядом. Этот кто-то был не надзирающий и не преследующий, а просто был рядом.
Добравшись до лесополосы, я просто сел на мягкую траву, опершись спиной о ствол дерева, снял маску и стал смотреть вдаль, туда, где поле соединялось с небом. Вдруг, я почувствовал за спиной чьё-то негромкое дыхание. Я обернулся и встретился взглядом с парой умных, немного грустных собачьих глаз.
- Паштет! Что ты тут делаешь? Так это ты сопровождал меня от самого корпуса?
Пёс осторожно подошёл ко мне и лёг рядом, положив свою морду мне на колени.
- У-ф-ф-ф-ф... – Тяжело выдохнул Паштет, продолжая смотреть на меня с сочувствием.
- Это точно, старина! И не говори!
Положив руку на холку Паштета, устроившись поудобнее, я, наконец, задремал.

Я проспал чуть больше часа. Всё это время Паштет так и не отходил от меня. Солнце уже поднялось над полем и начинало ощутимо греть. Я встал на ноги и отряхнулся.
- Ну, что, психолог хвостатый. Пора нам обратно. – Обратился я к Паштету.
Тот, словно почувствовав облегчение в моем состоянии, также неторопливо встал, потянулся и потрусил по своим собачьим делам. Я же отправился к своему прежнему, второму легочному отделению.
На пятачке перед крыльцом отделения было еще пусто. Я сел на скамейку под клёном и стал рассматривать здание корпуса. Облицованный белой плиткой фасад, лоджии, окна палат – всё здесь было так знакомо! Еще совсем недавно, три недели назад, эти стены навевали тревогу и грусть. Сейчас же всё это казалось родным, уютным и почти домашним. Ах, если бы вернуться сюда!..
Я с удивлением отметил, что мечтал сейчас не о возвращении домой. Эта перспектива казалась вообще космически далёкой, и даже не рассматривалась. Возвращение обратно, во второе отделение – это казалось такой близкой, но такой несбыточной мечтой! Этот четырехэтажный корпус с маленькими палатами-«кельями» притягивал и манил, словно волшебный город, словно обетованная земля.
Несколько позже, общаясь с больными МЛУ-ТБ, я узнал, что был далеко не одинок в своих переживаниях. Больничный фольклор хранил целые байки о том, как кого-то через пару месяцев переводили обратно, так как диагноз МЛУ-ТБ не подтверждался, или же обнаруживалась какая-то ошибка в анализах. Всё это передавалось больными из уст в уста. У слушавших эти рассказы я видел в глазах жгучую зависть, и, вместе с тем, - крохотный огонёк надежды: «А вдруг и со мной будет так же!»... Ничего этого, конечно же, не было. И быть не могло. Но нам очень хотелось верить, что так бывает.
Наконец, на крыльцо отделения, зевая и потягиваясь, вышел Коля.
- Здорово брат-аптекарь! – В шутливой манере поприветствовал он меня и увалился на скамейку рядом. – Как там твое житье-бытье на новом месте?
- Привет выздоравливающим! – Ответил я в том же духе. – Жизнь? Жизнь кипит!
Коля засмеялся.
- Не падаешь духом! Это хорошо!
- Если честно, братишка, то тяжко. – Выдохнув, сказал я. – И сам даже не знаю, почему. Вроде бы ничего такого не происходит там. Ну, условия не пять звёзд, конечно. Но пережить можно... Но такая там атмосфера – передать не могу! Хоть волком вой!.. Люди все какие-то несчастные и отчаявшиеся. Большая половина, кажется, даже не надеется выздороветь. А есть те, кто и правда годами живет там, и не выздоравливает!
- М...да... Ну, а таблетки новые как переносишь?
- Еще не пробовал. Сегодня первый день должны дать. Но, предчувствую, что лечение тоже будет не сладким. Вчера там девчонку видел – Танюшину соседку, - так она от канамицина оглохла совсем!
- Это уколы что ли? Мне про них рассказывали.
- Они самые.
- Так, ё-моё, что ж ей не отменили вовремя?! – Возмутился искренне Коля.
- Бог его знает. Я пока в этом еще не разобрался. Или же правда не на что заменить его было, или же... Всем безразлично просто!
- Ну, как же может на это быть безразлично?! Это же живой человек!
- Говорю же тебе, там такое гиблое место, которого я в жизни не видел! Такое впечатление, что людей просто сгрузили туда, и оставили самих наедине с собой... Впрочем, может мне так кажется. Может первое впечатление такое. Поглядим ещё.
- Да уж... Дела... – Покачал головой Коля. – Ну, ты там держись, не раскисай!
- Попробую. Куда деваться то? – С вынужденной улыбкой ответил я. – Ну а у нас то что нового? – Я кивнул в сторону корпуса отделения.
- О, да у нас тут вчера вечером свадьба была, прикидываешь?
- В каком смысле?
- Ну, почти свадьба. – Поправился Коля. – У нас тут на втором этаже девчонка лежит. Одна в палате. Видать, непростая какая-то. Ты её может и не видел. Она на улицу не выходит почти. Так вот, у нее, оказывается, жених из Германии.
- Немец что ли?
- Фиг его знает, может немец, а может просто живёт там. В общем, он как узнал, что она здесь лежит – сразу же сюда прилетел. И вчера вечером сделал ей предложение. И даже ночевать с ней в палате остался. Не побоялся.
- Умница какой! Замечательная история! Многим в пример.
- Ага! Ну, вот такие новости, в общем.
- Ну, а тебя то скоро выпишут? Что говорят?
- Да молчат пока. Так-то по снимку всё хорошо. Дырка закрылась. Палочек в мокроте тоже нет. Но пока держат. А мне и некуда торопиться!

Мы разговаривали с Колей о разном еще долго, пока пациенты второго отделения не стали понемногу выходить на завтрак.
- Так-с. Пойду и я похаваю! – Сказал Коля, лениво поднимаясь с лавочки. – Может вместе погнали, а?
- Нет, мне ж теперь с вами нельзя! Мы ж «особо опасные»! Нам строго в отдельное время кушать полагается.
- Эх... Ну, мы сегодня на абрикосы в сад идём. Ты с нами?
- Давай посмотрим, как сложится. У нас после завтрака обход, на который нас опять запрут часа на два. Ну, и таблеточки посмотрим, как пойдут.
- Ну, тогда на связи! – Махнул рукой Коля. – Выздоравливай!
- И ты не болей больше!
Вскоре из отделения вышел Рома. Я подошёл ближе, и мы обменялись рукопожатиями.
- На завтрак?
- Ага. – Отдышавшись, ответил Рома. – А ты как там?
- Так себе... Еще не прижился. – Ответил я пространно. – А Серый где?
- Да лежит в палате. Что-то хреново ему в последние дни. Температура.
- Ох ты ж... Ну, привет ему передавай. Пусть поправляется!
- Спасибо, обязательно!
- К вам никого пока не подселили?
- Да не! Вдвоем сейчас.
- Нормально.
- Да, так что можешь прийти в гости. – Заулыбался Ромка. – Твоя койка свободна.
- Ладно, беги на завтрак, а то опоздаешь. Приятного аппетита!
Вскоре вышли и Наташа Ковальская, и Оля Васильченко, и кошатница тётя Люба. Поговорил со всеми. Все расспрашивали, говорили слова поддержки и сочувствия. Подходили и те, с кем вообще почти не общались ранее. От такого участия становилось легче.

Завтракало отделение химиорезистентного туберкулёза тоже в последнюю очередь – с 9:00. Вообще статус «особой эпидопасности» на пациентах нашего отделения отражался везде. И необходимость везде быть «в конце очереди» касалась не только столовой, но и любых других процедур в тубдиспансере: сдачи анализов, посещения физкабинета, рентгена, поликлиники.
На завтрак давали рыбный суп, всё еще казавшийся очень вкусным. Я поел с аппетитом. Видимо, голод со вчерашнего дня дал о себе знать. На выходе из столовой встретился с Суреном.
- Ты где был то? – Удивленно спросил сосед. – Мы утром проснулись, а тебя нет!
- Да не спалось что-то. Вышел пройтись.
- А-а-а. Ну, - дело хозяйское!  Я уж переживал, не случилось ли чего.
- Спасибо за беспокойство, брат! Всё в порядке. – Ответил я.
Клинический час начинался в 10 утра и заканчивался в полдень. Ровно в 10:00 решётка захлопнулась, и пациенты разошлись по своим палатам, ожидая выдачи лекарств, процедур и обхода врача.
Я тоже намеревался идти к себе в палату, но у сестринского поста меня остановила медсестра.
- Вы – Осетинский?
- Так точно.
- Вы сегодня первый день препараты принимаете, верно?
- Да, всё верно.
- Подойдите сюда. – Пригласила меня подойти к столу сестра. Звали её Зоя Андреевна, это я успел прочесть на бейджике. Она была довольно приятной внешности брюнеткой лет сорока. Из-под респиратора и надвинутой на лоб медицинской шапочки смотрели на меня её внимательные серые глаза. Всем своим видом и манерами Зоя Андреевна пыталась выразить напускную строгость.
Я приготовился и достал из кармана свою коробочку для таблеток.
- Смотрите сюда внимательно. – Распорядилась сестра, доставая из ящика с ячейками одну из склянок с таблетками, на которой была написана моя фамилия и акронимы препаратов: “Z”, “Lfx”, “Pt”, “Cs”. Она высыпала горсть таблеток в мою коробочку. – Вот это – левофлоксацин и пиразинамид. Их нужно принять сразу.
Зоя Андреевна проворно карандашом отодвинула в сторону четыре знакомые круглые белые таблетки и две круглые оранжевые таблетки.
- Вот это – циклосерин и протионамид. Их можете разделить на два или три раза. – Медсестра указала на три розово-белых капсулы и еще три маленькие жёлтые таблетки. – Вам понятно?
- Я понял, хорошо. – Согласно кивнул головой я.
- Так как Вы будете пить? Всё сразу, или делить? – Не сводя с меня строгий взгляд, спросила Зоя Андреевна.
- Так Вы скажите, как лучше, так я и буду делать. – С некоторым недоумением ответил я.
- Обычно больные у нас делят на два-три приема. Всё сразу выпить может быть сложно. – Объяснила сестра.
Задача выпить дюжину таблеток за раз мне сложной не показалась. Да и в глубине души была надежда, что, если выпить всё и сразу, – это будет нечто вроде сброса «ядерной бомбы» по позициям засевших в моём лёгком злополучных резистентных палочек Коха.
- Я попробую всё сразу! – Решительно ответил я.
- Что ж, тогда возьмите чашку, наберите воды и подойдите ко мне. Таблетки оставьте здесь.
Несмотря на строгую форму, в интонации Зои чувствовалось искреннее уважение и участие. Эта строгость не вызывала протеста и чувства унижения.
Я послушно пошёл в палату за чашкой.
В рекреации, за квадратной колонной напротив поста, находился пластмассовый бак с кипяченой водой и краником. Я стал набирать воду в чашку, как вдруг рядом оказался Бугай.
- О, привет, братишка! – Со свойственной ему ехидной манерой произнес он. – Ты что это, таблеточки сегодня первый раз принимаешь, да?
- Слушай, что тебе нужно, а?! – Резко обернувшись, выпалил я.
- Да ничего, ничего! Ты лечись, Витаха! А я посмотреть хочу, как ты лечиться будешь!
Отделаться от назойливого Бугая было абсолютно невозможно, поэтому я решил просто не реагировать. Вернувшись к посту, я высыпал горсть своих таблеток на ладонь и залихватским движением забросил их в рот. Сделав глоток воды, я нарочито бодро, на армейский манер, отрапортовал медсестре:
- Больной Осетинский дневную дозу противотуберкулёзных препаратов принял!
Таблетки «прошли» нормально, оставив лишь неприятное металлическое послевкусие после себя. Но только сейчас я поймал на себе обалдевший взгляд Бугая.
- Б...я, ты маньяк? – Уже без тени сарказма спросил он. – Ты все сразу е...анул что ли??
- Учись, как надо! – Решил уже я подколоть Бугая в ответ.
- Ага... Сейчас сам увидишь, как тебя «штырить» начнёт!
- Меня? Не начнет! – Продолжал я намеренно бравировать. – Я ж провизор! Таблетки – моя стихия!

Я вернулся в палату и лёг на «нару», приготовившись к «спецэффектам». Но первое время ничего не происходило. Лишь металлический противный привкус во рту, да еще какой-то вездесущий запах тухлятины постепенно усиливались.
- Эй, студент, ты там в порядке? – С насмешкой спросил вошедший в палату Дима-Димедрол.
- А с чего это я должен быть не в порядке?
- Да мало ли... Говорят, ты целой кучей колёс за раз закинулся, а?
- Ну и закинулся, что с того?
- Чо, в натуре?! – Заплетающимся языком спросил «органик». – Ой ё..! Прямо вообще все выпил??
- Ясное дело, что все! А вы тут что, выборочно принимаете что ли?! Кому что нравится?! – Начал выходить я из себя.
- Конечно, не все! – Честно ответил Дима. – Если тут всё пить, что дают, - никакая печень не выдержит и крыша отъедет!
- Серьезный подход! А тубик вы как лечить собираетесь?
- А что тубик? – Подал голос один из пациентов с койки у входа. – Его один хрен не вылечишь! Он ведь только «глущится», а через время снова вылезает!
- О, как! Ну, вот мы и посмотрим, у кого «глушится», а у кого лечится! – Ответил я с натянутой улыбкой.
В палату вошла рыжеволосая медсестра в респираторе и высоком колпаке. В руках у нее был лоток со шприцами.
- Доброе утро, парни! Признавайтесь, чью задницу я сегодня еще не видела?!
Все дружно засмеялись.
Процесс постановки внутримышечных уколов вызвал в палате всеобщее возбуждение и веселье. Отовсюду слышались шутливые реплики и хохот.
- Наташа, может не надо?! – Карикатурно жалобно взмолился Дима-Димедрол.
- Надо, Дима, надо! Тебе – так тем более! – Подыгрывала
манипуляционная сестра Наташа.
- Ладно, ладно! Только не больно, пожалуйста! – Продолжал театрально умолять Дима. – Ай! Наташа, ну зачем ты так?! Кольщица!
- Эй, Димон! Ну, как вмазался? – Слышалось из другого конца палаты.
- Ой, класс! О, кайф! – Изображал теперь блаженство Дима-Димедрол.
Палата снова залилась дружным хохотом.
- Бондарев, куда ж тебе тут колоть? Сплошные шишки! – Сокрушалась медсестра, пытаясь сделать укол пьянствовавшему вчера мужичку, лежащему на койке у входа.
- Это мистер «Железная Задница»! – Прокомментировал кто-то из молодых морфинистов, что снова вызвало общий смех.
- Это кто там такой остряк? Я к вам еще дойду! – Шутливо пригрозила Наташа.
 Наконец, очередь дошла до меня.
- Так-с, новенький? Поворачиваемся. Вашу пятую точку я еще точно не видела!
Я равнодушно повернулся на живот, хотя внутренне немного напрягался в ожидании укола.
- Наташ, ты с ним осторожнее! Дерзкий малый! Он сегодня всю кучу «колёс» за раз влупил, и лежит, в ус не дует! – Продолжал острить Дима.
- Ну и правильно сделал! Не то что ты, сачок!
Укол оказался совершенно безболезненным.
- Ну, вот и всё! С «боевым крещением»! – Задорно сказала медсестра.
- Спасибо. Было совсем не больно. Что вы мне ввели? – Негромко спросил я.
- То же, что и всем! Канамицин!
Я вспомнил про Настю, да и других пациентов, которых уже успел выделить из общего числа сегодня: они при общении громко перекрикивались. Мне стало не по себе.

Тем временем состояние мое постепенно менялось. Металлический привкус во рту и неприятный запах всё нарастал. Появилось обильное слюноотделение, и я вынужден был постоянно сглатывать накапливающуюся слюну с противным привкусом. К этому присоединилась несильная, но неприятная головная боль и общее чувство непереносимости любых раздражителей. Звуки вдруг стали слишком резкими, свет – слишком ярким. Любое положение тела казалось неудобным, поэтому я вынужден был всё время ворочаться в постели. Жара и духота в палате усиливали это состояние многократно.
Наконец, на пороге палаты появился доктор Виктор Иванович в своем высоком колпаке, прозванный здешними пациентами Завхозом-Иванычем за своё выдающееся безразличное отношение к больным. Обход длился не более полминуты.
- Как дела, хлопцы? – Не входя в палату спросил врач.
Все молчали.
- Таблетки все выпили?
- Выпили! Выпили! – Невпопад ответили несколько голосов.
- Ну, вот и отлично! Лечимся дальше!
Дверь в палату захлопнулась.
- «Обходчик», б...я! Даже не зашел! – Выругался кто-то из больных.

Тем временем, меня «развозило» всё больше. Самым отвратительным было обильное слюнотечение, от которого не было никакого спасения. Подкатывала тошнота. Не в силах больше терпеть, я выскочил из палаты и направился к ванной комнате. Когда я из темного аппендикса открыл дверь в ванную, перед глазами от солнечного света всё побелело и задребезжало; в поле зрения замелькали разноцветные точки и яркие блики. Голова закружилась и ноги стали подкашиваться. Я едва успел схватиться за умывальник, чтобы не упасть.
Открыв кран, я стал тереть лицо холодной водой. Стало немного легче. Сплюнув отвратительную слюну с металлическим привкусом, я прополоскал рот водой. Когда обморок отступил, я присел на край ванной, чтобы отдышаться.
- Ты живой тут?! – Услышал я за спиной голос Тани.
Я обернулся. Ее взгляд выглядел встревоженным.
- Да, вроде... – Тяжело выдохнул я.
- Ты что, правда выпил всю дозу за раз?!
- Этот уже и тебе растрепал что ли? – Хмыкнул я.
- Блин, ты гонишь! Не надо так делать больше!
- Да я ж не знал... Зоя Андреевна сказала, можно так, а можно и частями. Я решил попробовать сразу всё.
- Не нужно так. – Снова повторила Таня. – У нас все раздельно пьют. Сразу всё – это очень жестко. Тем более, ты на стрессе, вчера почти ничего не ел.
- Да, наверное. Погорячился...
- Вот, возьми. – Протянула мне Таня мятную конфету. – Во рту гадость, я знаю. Это немного помогает.
- Спасибо большое!

По всей видимости, сильный стресс и усталость действительно сыграли свою роль. Хотя неприятные эффекты от препаратов никуда не исчезли, все же так плохо, как в первый день лечения, мне больше никогда не было.