Эмма. Автор Джейн Остин

ГЛАВА I


Эмма Вудхаус, красивая, умная и богатая, с уютным домом и счастливым нравом, казалось, обладала всеми благами, которые только можно пожелать.
Она была счастлива в браке и прожила на свете почти двадцать один год, почти не зная горестей и тревог.

 Она была младшей из двух дочерей самого любящего и снисходительного отца и после замужества сестры с самого раннего возраста стала хозяйкой в его доме. Её мать умерла слишком давно, чтобы она могла отчётливо
вспомнить её ласки. Её место заняла превосходная женщина,
которая была гувернанткой и по любви мало чем уступала матери.

 Мисс Тейлор провела в семье мистера Вудхауса шестнадцать лет, но не в качестве
Она была скорее гувернанткой, чем подругой, и очень любила обеих дочерей, но особенно Эмму.  Между _ними_ была скорее сестринская близость. Ещё до того, как мисс Тейлор перестала номинально занимать должность гувернантки,
мягкость её характера едва ли позволяла ей налагать какие-либо ограничения.
Теперь, когда тень власти давно рассеялась, они жили вместе как друзья, очень привязанные друг к другу, и Эмма делала всё, что ей заблагорассудится. Она высоко ценила мнение мисс Тейлор, но в основном руководствовалась собственным.


Настоящим злом в положении Эммы была власть, которую она имела
Она была слишком своевольной и склонной слишком хорошо о себе думать.
Эти недостатки грозили омрачить её многочисленные радости. Однако в настоящее время опасность была настолько незаметной, что она ни в коем случае не считала их своими несчастьями.

 Наступила печаль — тихая печаль, но вовсе не в виде какого-то неприятного осознания. Мисс Тейлор вышла замуж. Именно потеря мисс Тейлор стала первым поводом для скорби. Именно в день свадьбы этой
любимой подруги Эмма впервые погрузилась в печальные размышления о том, что
продолжение. Свадьба закончилась, и родственники невесты ушли, а они с отцом остались ужинать вдвоём, и не было никого, кто мог бы скрасить этот долгий вечер. Отец, как обычно, после ужина отправился спать, а ей оставалось только сидеть и думать о том, что она потеряла.

Это событие сулило её подруге счастье. Мистер Уэстон был человеком безупречного характера, с хорошим состоянием, подходящего возраста и приятных манер.
Она с некоторым удовлетворением думала о том, с какой самоотверженной и великодушной дружбой она всегда мечтала и
Она способствовала этому браку, но для неё это было тяжёлым испытанием.
Нехватка мисс Тейлор будет ощущаться каждый час, каждый день. Она вспоминала её доброту — доброту и привязанность шестнадцатилетней давности, — как она учила её и играла с ней с пятилетнего возраста, как она отдавала все свои силы, чтобы увлечь её и развлечь, когда она была здорова, и как она ухаживала за ней во время различных детских болезней. Здесь был большой долг благодарности.
Но за последние семь лет общения, равноправия и полной откровенности, которые вскоре последовали,
Брак Изабеллы, когда они остались наедине, был ещё более дорогим и нежным воспоминанием. Она была другом и компаньонкой, каких мало: умной, хорошо осведомлённой, полезной, нежной, знающей все семейные тайны, интересующейся всеми семейными делами и особенно интересующейся собой, своими удовольствиями и планами. Она была той, кому можно было высказать любую мысль, как только она возникала, и кто был так привязан к ней, что никогда не мог придраться.

Как ей пережить перемены? — Её подруга действительно уезжала
всего в полумиле от них; но Эмма понимала, что, должно быть, велика
разница между миссис Уэстон, живущей всего в полумиле от них, и
Мисс Тейлор в доме; и при всех ее достоинствах, естественных и
домашних, ей теперь грозила большая опасность пострадать от интеллектуального
одиночества. Она нежно любила своего отца, но он не был для нее компаньоном.
Он не мог встретиться с ней в беседе, разумной или игривой.

Зло, причиняемое реальной разницей в их возрасте (а мистер Вудхаус женился не рано), усугублялось его телосложением и привычками.
Поскольку он всю жизнь был домоседом, не проявляя активности ни в мыслях, ни в делах, он был гораздо старше своих лет. И хотя все любили его за дружелюбие и приятный нрав, его таланты не могли бы рекомендовать его в любое другое время.

Её сестра, хоть и была сравнительно недавно выдана замуж и жила в Лондоне, всего в шестнадцати милях от Хартфилда, была для неё недосягаема.
Долгими октябрьскими и ноябрьскими вечерами в Хартфилде приходилось
проводить время в одиночестве, пока Рождество не приносило следующего визита от
Изабелла, её муж и их маленькие дети наполнили дом и снова подарили ей приятное общество.

 Хайбери, большая и густонаселённая деревня, почти город, к которому на самом деле относился Хартфилд, несмотря на его отдельный луг, кустарники и название, не имел себе равных.  Вудхаусы были там первыми по значимости.  Все равнялись на них. У неё было много знакомых в округе, потому что её отец был очень общительным человеком, но ни один из них не мог заменить мисс Тейлор хотя бы на полдня.  Это было печальное событие, и Эмма не могла не
Она вздыхала и мечтала о несбыточном, пока не проснулся её отец и не заставил её взять себя в руки. Его настроение требовало поддержки.
Он был нервным человеком, легко впадал в уныние, любил всех, к кому привык, и ненавидел с ними расставаться, ненавидел любые перемены.
Брак, как источник перемен, всегда был неприятен ему.
Он так и не смирился с тем, что его дочь вышла замуж, и всегда говорил о ней с состраданием, хотя это был брак по любви.
Теперь же ему пришлось расстаться с мисс Тейлор
Он тоже был склонен к нежному эгоизму и никогда не мог предположить, что другие люди могут чувствовать иначе, чем он сам.
Он был очень склонен думать, что мисс Тейлор поступила так же печально для себя, как и для них, и была бы гораздо счастливее, если бы провела остаток своей жизни в Хартфилде. Эмма улыбнулась и
заговорила как можно веселее, чтобы отвлечь его от этих мыслей; но
когда подали чай, он не смог удержаться и сказал то же, что и за ужином:
«Бедная мисс Тейлор! Как бы я хотел, чтобы она снова была здесь. Как жаль, что
Мистер Уэстон когда-нибудь думал о ней!

 — Я не могу с тобой согласиться, папа, ты же знаешь, что не могу. Мистер Уэстон такой добродушный, приятный, замечательный человек, что он вполне заслуживает хорошую жену. А ты бы хотел, чтобы мисс Тейлор жила с нами вечно и терпела все мои причуды, когда у неё мог бы быть собственный дом?

 — Собственный дом!  — Но в чём преимущество собственного дома?
Это в три раза больше.—И вы никогда ни странно, разумеется, мои
уважаемые”.

“Как часто мы должны будем смотреть на них, и они пришли, чтобы увидеть нас!—Мы
мы всегда будем вместе! _Мы_ должны начать; мы должны как можно скорее отправиться на свадьбу.


— Дорогая моя, как же мне добраться так далеко? Рэндаллс находится так далеко. Я не смог бы пройти и половины пути.
— Нет, папа, никто и не думал, что ты пойдёшь пешком. Мы обязательно должны поехать в карете.


— В карете! Но Джеймсу не понравится запрягать лошадей в такой
короткий путь; — и где же будут бедные лошади, пока мы будем наносить наш
визит?

“Они должны быть поставлены в конюшню Мистера Уэстона, папа. Вы знаете, у нас есть
все выяснили уже. Мы говорили об этом весь прошлый Мистер Уэстон
 А что касается Джеймса, то можешь быть уверена, что ему всегда будет нравиться ходить в «Рэндаллс» из-за того, что его дочь работает там горничной. Я только сомневаюсь, что он когда-нибудь поведёт нас куда-то ещё. Это всё твоя заслуга, папа. Ты нашёл для Ханны хорошее место. Никто не думал о Ханне, пока ты не упомянул о ней. Джеймс так тебе благодарен!


— Я очень рад, что подумал о ней. Это было очень кстати, потому что я бы ни за что не допустила, чтобы бедный Джеймс подумал, что его пренебрежительно относятся к кому-то.
Я уверена, что из неё выйдет очень хорошая служанка: она вежливая и приятная в общении
Я очень высокого мнения об этой девушке.  Всякий раз, когда я её вижу, она делает реверанс и очень мило спрашивает, как у меня дела. А когда вы приглашаете её сюда, чтобы она занималась рукоделием, я замечаю, что она всегда поворачивает дверную ручку в нужную сторону и никогда не хлопает дверью.  Я уверена, что она будет отличной служанкой, и бедной мисс Тейлор будет очень приятно иметь при себе кого-то, кого она привыкла видеть. Всякий раз, когда Джеймс навещает свою дочь, она, знаешь ли, рассказывает ей о нас. Он сможет
рассказать ей, как у нас всё».

 Эмма не жалела сил, чтобы поддерживать этот радостный поток мыслей, и
Она надеялась, что с помощью игры в триктрак ей удастся провести вечер с отцом в относительном спокойствии и не испытывать никаких сожалений, кроме собственных.
Стол для игры в триктрак был накрыт, но сразу после этого  вошёл гость, и необходимость в игре отпала.


 Мистер Найтли, здравомыслящий мужчина лет тридцати семи или тридцати восьми, был не только очень давним и близким другом семьи, но и особенно тесно связан с ней как старший брат мужа Изабеллы. Он жил
примерно в миле от Хайбери, часто наведывался к ним и всегда был желанным гостем, а в этот раз был желаннее, чем обычно, потому что пришёл прямо от них
взаимные связи в Лондоне. Он вернулся к позднему ужину после нескольких дней отсутствия и теперь зашёл к Хартфилду, чтобы сказать, что на Брансуик-сквер всё в порядке. Это было радостное событие, которое на некоторое время оживило мистера.
Вудхауса. Мистер Найтли был в приподнятом настроении, что всегда шло ему на пользу; и на его многочисленные расспросы о «бедной Изабелле» и её детях были даны самые удовлетворительные ответы. Когда с этим было покончено, мистер
Вудхаус с благодарностью заметил: «Очень любезно с вашей стороны, мистер Найтли, что вы пришли к нам в столь поздний час. Боюсь, вам пришлось нелегко во время прогулки».

“ Вовсе нет, сэр. Ночь прекрасная, лунная и такая теплая, что я
вынужден отойти от вашего большого камина.

“ Но вам, должно быть, показалось там очень сыро и грязно. Я бы хотел, чтобы вы не простудились.
- Грязные, сэр!

Посмотрите на мои ботинки. На них ни пятнышка. - Ну что ж! - воскликнул я. - Я не хочу, чтобы вы простудились.

- Грязные, сэр! это довольно удивительно, поскольку у нас здесь прошел сильный дождь
. Шел дождь, ужасно много на полчаса, пока мы были в
завтрак. Я хотел, чтобы они отложили свадьбу”.

“Кстати—я не пожелал тебе счастья. Прекрасно понимая, какую
радость вы оба, должно быть, испытываете, я не торопился со своим
поздравления; но я надеюсь, что все прошло вполне сносно. Как ты
все ведут себя? Кто больше всех кричал?”

“Ах! бедная Мисс Тейлор! Это печально”.

“Бедные Мистер и Мисс Вудхаус, если угодно, но я не могу сказать
- бедная Мисс Тейлор.’ Я очень уважаю вас и Эмму, но когда дело
заходит вопрос о зависимости или независимости!— В любом случае, лучше угождать одному, чем двум.


 — Особенно когда _один_ из этих двоих такой капризный и беспокойный! — игриво сказала Эмма.
 — Вот что у тебя в голове, я
знаю и то, что вам непременно сказал бы мой отец не были.”

“Я считаю, что это очень верно, мой дорогой, действительно,” сказал мистер Вудхаус, с
вздох. “Боюсь, я иногда бываю очень причудливой и доставляю много хлопот”.

“Мой дорогой папа! Ты же не думаешь, что я могла иметь в виду тебя или предположить, что мистер
Найтли имел в виду тебя". Какая ужасная идея! О нет! Я имел в виду только себя.
Мистер Найтли любит придираться ко мне, знаете ли, — в шутку.
 Мы всегда говорим друг другу то, что думаем.
 Мистер Найтли, по сути, был одним из немногих, кто мог находить во мне недостатки
в «Эмме Вудхаус», и только он один рассказывал ей о них.
И хотя самой Эмме это было не особенно приятно, она знала, что её отцу будет ещё неприятнее, и поэтому не хотела, чтобы он
действительно заподозрил, что не все считают её идеальной.

 «Эмма знает, что я никогда ей не льщу, — сказал мистер Найтли, — но я не имел в виду никого конкретно.
 Мисс Тейлор привыкла угождать двум людям; теперь у неё будет только один. Скорее всего, она должна быть в выигрыше.


 — Ну, — сказала Эмма, решив не заострять на этом внимание, — ты хочешь услышать о
Свадьба состоялась, и я буду рад рассказать вам, что мы все вели себя очаровательно. Все были пунктуальны, все были при параде:
ни слезинки, ни одного унылого лица. О нет, мы все чувствовали, что
будем жить всего в полумиле друг от друга и наверняка будем видеться
каждый день».

 «Милая Эмма так стойко всё переносит, — сказал её отец. — Но, мистер
Найтли, ей действительно очень жаль терять бедную мисс Тейлор, и я уверен
уверена, что она будет скучать по ней больше, чем думает.

Эмма отвернулась, разрываясь между слезами и улыбкой. “Так и есть
Не может быть, чтобы Эмма не скучала по такому компаньону, — сказал мистер
Найтли. — Мы бы не любили её так сильно, как любим, сэр, если бы могли предположить такое; но она знает, насколько этот брак выгоден мисс Тейлор; она знает, как это важно для мисс Тейлор в её возрасте — иметь собственный дом и как важно для неё быть уверенной в безбедном существовании, и поэтому не может позволить себе испытывать столько же боли, сколько и радости. Все друзья мисс Тейлор должны быть рады, что она так удачно вышла замуж.

— И ты забыл одну радостную для меня вещь, — сказала Эмма, — и очень важную — что я сама устроила этот брак. Я устроила этот брак,
знаешь ли, четыре года назад, и то, что он состоялся и оказался правильным, когда столько людей говорили, что мистер Уэстон никогда больше не женится, может утешить меня в чём угодно.

 Мистер Найтли покачал головой. Её отец с любовью ответил: «Ах, моя дорогая, я бы хотел, чтобы ты не гадала и не предсказывала будущее, потому что всё, что ты говоришь, всегда сбывается. Пожалуйста, больше не гадай».

 «Я обещаю тебе, что больше не буду гадать для себя, папа, но я должна это делать, потому что...»
другие люди. Это самое большое развлечение в мире! И после такого успеха, сами понимаете! — Все говорили, что мистер Уэстон больше никогда не женится. О боже, нет! Мистер Уэстон, который так долго был вдовцом и, казалось, прекрасно обходился без жены, был постоянно занят либо своими делами в городе, либо общением с друзьями здесь, всегда был желанным гостем, куда бы ни пошёл, всегда весел — мистер Уэстон. Уэстону не нужно было проводить в одиночестве ни одного вечера в году, если ему это не нравилось. О нет! Мистер.
 Уэстон наверняка больше никогда не женится. Некоторые даже поговаривали о
Он дал обещание жене на смертном одре, а другие — сыну и дяде — не позволили ему этого сделать. На эту тему говорили всякую торжественную чепуху, но я не верил ни единому слову.

 «С того самого дня — около четырёх лет назад — как мы с мисс Тейлор встретились с ним на Бродвей-лейн, когда из-за начавшегося дождя он с такой галантностью убежал и одолжил нам два зонтика у
Я принял решение насчёт Фармера Митчелла. Я спланировал этот матч с того самого часа; и когда мне сопутствовал такой успех, дорогой папа, ты же не думаешь, что я брошу сватовство?

— Я не понимаю, что вы подразумеваете под «успехом», — сказал мистер Найтли.
 — Успех предполагает старание. Вы правильно и деликатно распорядились своим временем, если последние четыре года старались устроить этот брак. Достойное занятие для молодой леди! Но если, как я скорее всего и предполагаю, вы устраиваете этот брак, как вы его называете,
то это значит, что вы просто планируете его, говорите себе в один из праздных дней:
«Думаю, для мисс Тейлор было бы очень хорошо, если бы мистер Уэстон женился на ней», — и время от времени повторяете это про себя
А потом почему ты говоришь об успехе? В чём твоя заслуга? Чем ты гордишься? Ты сделал удачную ставку, и _это_ всё, что можно сказать.


— А ты никогда не испытывал радости и триумфа от удачной ставки? — Мне тебя жаль. — Я думал, ты умнее, ведь, будь уверен, удачная ставка — это не просто везение. В ней всегда есть доля таланта. Что касается моего бедного слова «успех», с которым вы спорите, то я не знаю, могу ли я претендовать на него.
 Вы нарисовали две красивые картинки;
 но я думаю, что может быть и третья — что-то среднее между ничегонеделанием и
всеобъемлющая. Если бы я не способствовала визитам мистера Уэстона сюда, не поощряла его и не улаживала мелкие вопросы, то, возможно, ничего бы и не вышло. Думаю, вы достаточно хорошо знаете Хартфилда, чтобы это понимать.
 «Такого прямолинейного и открытого человека, как Уэстон, и такую рациональную и непритворную женщину, как мисс Тейлор, можно спокойно оставить наедине с их проблемами. Своим вмешательством вы скорее навредили себе, чем помогли им.


 «Эмма никогда не думает о себе, если может сделать что-то хорошее для других», — возразил
Мистер Вудхаус, понимающий лишь отчасти. «Но, дорогая моя, пожалуйста, не заключай больше никаких браков. Это глупости, которые пагубно влияют на семейный круг».

 «Ещё один, папа, только для мистера Элтона. Бедный мистер Элтон! Тебе нравится мистер.
 Элтон, папа, — я должна найти ему жену. В округе нет никого...»
Хайбери заслуживает его — и он прожил здесь целый год, и обустроил свой дом так уютно, что было бы обидно, если бы он остался холостяком.
И я подумал, что сегодня, когда он брал её за руку, он выглядел так, словно хотел бы того же
доброе дело сделано для него! Я очень хорошего мнения о мистере Элтоне, и это
единственный способ оказать ему услугу, который у меня есть ”.

“Мистер Элтон, безусловно, очень симпатичный молодой человек и очень хороший человек.
молодой человек, и я испытываю к нему большое уважение. Но если вы хотите, чтобы показать
на него внимания, дорогой, спроси у него, чтобы прийти и поужинать с нами как-нибудь.
Это будет гораздо лучше. Осмелюсь предположить, что мистер Найтли будет так любезен, что встретит его.
— С большим удовольствием, сэр, в любое время, — смеясь, сказал мистер Найтли. — И я полностью с вами согласен, что так будет гораздо лучше
 Пригласи его на ужин, Эмма, и угости лучшей рыбой и курицей, но предоставь ему самому выбирать себе жену.  Будь уверена, мужчина двадцати шести или двадцати семи лет может сам о себе позаботиться.




  Глава II

 Мистер Уэстон был уроженцем Хайбери и происходил из респектабельной семьи, которая за последние два или три поколения стала знатной и богатой. Он получил хорошее образование, но, рано добившись некоторой независимости, стал пренебрегать
любыми домашними занятиями, которыми занимались его братья.
и удовлетворил свой деятельный, жизнерадостный ум и общительный нрав, вступив в ополчение своего графства, которое тогда было сформировано.

Капитан Уэстон был всеобщим любимцем; и когда обстоятельства его военной жизни свели его с мисс Черчилль из знатной йоркширской семьи, и мисс Черчилль влюбилась в него, никто не удивился, кроме её брата и его жены, которые никогда его не видели и были полны гордости и важности, которые могла оскорбить эта связь.

Однако мисс Черчилль была совершеннолетней и полностью распоряжалась собой
Несмотря на то, что её состояние не шло ни в какое сравнение с семейным имуществом, её не удалось отговорить от брака, и он состоялся, к бесконечному унижению мистера и миссис Черчилль, которые отвергли её с должным тактом. Это был неподходящий союз, и он не принёс много счастья. Миссис Уэстон должна была найти в этом что-то большее, ведь у неё был
муж, чьё доброе сердце и мягкий нрав заставляли его думать, что он
должен сделать всё возможное в ответ на то, что она так великодушна, что
любит его. Но, несмотря на то, что у неё был сильный характер, он был не самым лучшим.
Она была достаточно решительна, чтобы идти своим путём, несмотря на брата, но не настолько, чтобы не испытывать необоснованных сожалений из-за его необоснованной злости или не скучать по роскоши своего прежнего дома.
 Они жили не по средствам, но всё же это было ничто по сравнению с Энскомбом. Она не перестала любить своего мужа, но ей сразу же захотелось стать женой капитана Уэстона и мисс Черчилль из Энскомба.

Капитан Уэстон, которого, особенно в семье Черчиллей, считали подходящей партией, оказался не таким уж и хорошим.
сделка была заключена; ведь когда его жена умерла после трёх лет брака, он стал ещё беднее, чем был, и ему нужно было содержать ребёнка.
 Однако от расходов на ребёнка он вскоре избавился. Мальчик, благодаря дополнительному смягчающему обстоятельству — затяжной болезни матери, стал своего рода средством примирения; и мистер и миссис
Черчилль, у которого не было ни своих детей, ни других молодых людей, о которых он мог бы заботиться, предложил взять на себя все хлопоты по воспитанию маленького Фрэнка вскоре после смерти его матери.  Некоторые сомнения и
Можно предположить, что вдовец-отец испытывал нежелание отдавать ребёнка, но, поскольку другие соображения взяли верх, ребёнок был отдан на попечение и содержание Черчиллям, а ему оставалось только искать собственного утешения и улучшать своё положение, как только он мог.

 Ему захотелось полностью изменить свою жизнь.  Он уволился из ополчения и занялся торговлей, тем более что его братья уже неплохо устроились в Лондоне, что открывало перед ним благоприятные возможности. Это было предприятие, которое
обеспечивало достаточное количество рабочих мест. У него всё ещё был небольшой дом в Хайбери,
где он проводил большую часть своего досуга; и между полезными занятиями и светскими удовольствиями следующие восемнадцать или двадцать лет его жизни пролетели незаметно. К тому времени он
накопил достаточно средств, чтобы купить небольшое поместье рядом с Хайбери, о котором он всегда мечтал, — достаточно, чтобы жениться на женщине без приданого, такой как мисс Тейлор, и жить в соответствии со своим дружелюбным и общительным нравом.

Прошло уже некоторое время с тех пор, как мисс Тейлор начала оказывать на него влияние
Он строил планы, но, поскольку это не было тираническим влиянием молодости на молодость, это не поколебало его решимости не останавливаться на достигнутом, пока он не сможет купить Рэндоллс. А продажи Рэндоллса ждали уже давно.
Но он упорно шёл к своим целям, пока они не были достигнуты.
Он сколотил состояние, купил дом и женился. Он вступал в новый период своей жизни, который, по всей вероятности, будет более счастливым, чем все предыдущие. Он никогда не был несчастным человеком; от этого его оберегал собственный характер.
даже в первом браке; но второй брак должен показать ему, какой восхитительной может быть здравомыслящая и по-настоящему милая женщина, и должен дать ему самое приятное доказательство того, что гораздо лучше выбирать, чем быть выбранным, вызывать благодарность, чем испытывать её.

В своём выборе он должен был угодить только самому себе: его состояние принадлежало ему.
Что касается Фрэнка, то он не просто был молчаливо воспитан как наследник своего дяди, но и был настолько открыто усыновлён, что по достижении совершеннолетия принял фамилию Черчилль.  Это было крайне маловероятно.
Поэтому он не думал, что ему когда-нибудь понадобится помощь отца. Отец не подозревал об этом. Тётя была своенравной женщиной и полностью подчиняла себе мужа, но мистер Уэстон был не из тех, кто
предполагает, что чей-то каприз может быть достаточно сильным, чтобы повлиять на столь дорогого ему человека и, как он считал, столь заслуженно дорогого. Он каждый год навещал сына в
Лондон гордился им, и его восторженные отзывы о юноше как об очень хорошем молодом человеке заставили Хайбери тоже почувствовать гордость за него.
Считалось, что он достаточно хорошо вписался в это место, чтобы его заслуги и перспективы стали предметом всеобщего беспокойства.

Мистер Фрэнк Черчилль был одной из главных достопримечательностей Хайбери, и все с нетерпением ждали встречи с ним, хотя он не отвечал взаимностью.
Он ни разу в жизни не был в Хайбери.  О его визите к отцу часто говорили, но он так и не состоялся.

 Теперь, после женитьбы отца, многие считали, что визит будет самым уместным проявлением внимания. Не было ни одного голоса, выступившего против, ни когда миссис Перри пила чай с миссис и мисс Бейтс, ни когда миссис и мисс Бейтс вернулись
визит. Настало время мистеру Фрэнку Черчиллю присоединиться к ним; и надежда окрепла, когда стало известно, что он написал своей молодой матери по этому случаю. В течение нескольких дней каждое утреннее посещение Хайбери сопровождалось упоминанием о красивом письме, которое получила миссис Уэстон. «Полагаю, вы слышали о красивом письме, которое мистер Фрэнк Черчилль написал миссис Уэстон? Насколько я понимаю, это было очень красивое письмо.
Мистер Вудхаус рассказал мне об этом. Мистер Вудхаус видел письмо и говорит, что никогда в жизни не видел такого красивого письма.

Это действительно было очень ценное письмо. Миссис Уэстон, конечно же,
составила о молодом человеке самое благоприятное впечатление.
Такое приятное внимание было неоспоримым доказательством его здравого смысла и самым желанным дополнением ко всем источникам и выражениям поздравлений, которые уже обеспечил ей брак. Она чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.
И она прожила достаточно долго, чтобы понять, насколько счастливой её можно считать, ведь единственным её сожалением было частичное расставание с друзьями, чья дружба к ней никогда не остывала и которые с трудом могли смириться с разлукой.

Она знала, что временами будет не хватать Эммы, и не могла без боли думать о том, что Эмма лишится хоть одного удовольствия или будет целый час скучать из-за отсутствия её общества. Но дорогая Эмма была не из слабонервных. Она лучше справлялась со своим положением, чем большинство девушек, и обладала здравым смыслом, энергией и бодростью духа, которые, как можно было надеяться, помогут ей благополучно и счастливо пережить небольшие трудности и лишения. А ещё Рэндаллс находился совсем недалеко от Хартфилда, что было очень удобно даже для одинокой женщины
Они гуляли, и, учитывая характер и обстоятельства мистера Уэстона, приближающийся сезон не стал препятствием для того, чтобы они проводили вместе половину вечеров в неделю.

Она была бесконечно благодарна миссис
Уэстон, и лишь изредка сожаление; и её удовлетворение — даже больше, чем удовлетворение, — её радостное наслаждение были столь справедливы и столь очевидны,
что Эмма, как хорошо она ни знала своего отца, иногда удивлялась,
что он всё ещё способен жалеть «бедную мисс Тейлор», когда они оставляли её в Рэндалсе, в центре всех домашних удобств, или видели, как она уезжает
Вечером она в сопровождении своего любезного мужа села в карету.
 Но она никогда не уезжала без того, чтобы мистер Вудхаус не вздохнул и не сказал:
«Ах, бедная мисс Тейлор! Она была бы очень рада остаться».

 Мисс Тейлор не стала лучше, и вряд ли кто-то перестал бы её жалеть, но через несколько недель мистер Вудхаус почувствовал некоторое облегчение.
Комплименты соседей закончились; его больше не дразнили тем, что он
не радуется такому печальному событию; а свадебный торт, который
так его расстроил, был съеден. Его собственный желудок не мог
Он не выносил ничего изысканного и никогда не мог поверить, что другие люди могут быть не такими, как он. То, что было вредно для него, он считал вредным для всех.
Поэтому он изо всех сил старался отговорить их от свадебного торта, а когда это не удалось, так же изо всех сил старался помешать кому-либо его съесть. Он даже проконсультировался на этот счёт с мистером Перри, аптекарем. Мистер Перри сказал:
Перри был умным, воспитанным человеком, и его частые визиты были одним из утешений в жизни мистера Вудхауса. Когда к нему обратились с просьбой,
он не мог не признать (хотя это шло вразрез с его убеждениями), что свадебный торт может не понравиться многим — возможно, большинству людей, если не есть его в умеренных количествах.
С таким мнением, подтверждающим его собственное, мистер Вудхаус надеялся повлиять на каждого гостя молодожёнов; но торт всё равно был съеден;
и его добрые чувства не знали покоя, пока всё не было съедено.

В Хайбери ходили странные слухи о том, что всех маленьких Перри видели с кусочком свадебного торта миссис Уэстон в руках. Но мистер
 Вудхаус никогда бы в это не поверил.




ГЛАВА III

Мистер Вудхаус по-своему любил общество. Ему очень нравилось, когда к нему приходили друзья. Благодаря целому ряду причин, в том числе длительному проживанию в Хартфилде, доброму нраву, богатству, дому и дочери, он мог принимать у себя гостей из своего небольшого круга так часто, как ему хотелось. Он почти не общался с семьями, не входившими в этот круг.
Он боялся поздних часов и больших званых ужинов, что делало его непригодным для любых знакомств, кроме тех, которые он мог поддерживать на своих условиях.  К счастью для него,
Хайбери, включая Рэндаллс в том же приходе и аббатство Донвелл в соседнем приходе, где жил мистер Найтли, включал в себя множество таких поместий. Нередко по настоянию Эммы он приглашал на обед кого-нибудь из избранных и лучших. Но больше всего он любил вечерние приёмы. И если только он не считал себя недостойным общества, то едва ли на неделе намечался вечер, когда Эмма не могла бы накрыть для него карточный стол.

Настоящее, давнее уважение связывало Уэстонов и мистера Найтли; а мистера Элтона, молодого человека, который жил один и не любил этого, отличала привилегия
Он был готов променять любой свободный вечер в своём пустом одиночестве на элегантность и общество в гостиной мистера Вудхауса и на улыбки его очаровательной дочери.


 После них прибыла вторая группа гостей, среди которых были самые задорные.
Миссис и мисс Бейтс, а также миссис Годдард — три дамы, которые почти всегда были в услужении у Хартфилдов и которых так часто забирали и увозили домой, что мистер Вудхаус считал это не обременительным ни для Джеймса, ни для лошадей. Если бы это происходило только раз в год, это было бы обидно.

Миссис Бейтс, вдова бывшего викария Хайбери, была очень пожилой дамой, почти не интересовавшейся ничем, кроме чая и кадрили. Она жила со своей незамужней дочерью в небольшом доме и пользовалась всеми
уважением и почётом, которые может вызвать безобидная пожилая дама при таких неблагоприятных обстоятельствах. Её дочь пользовалась необычайной популярностью для женщины, которая не была ни молодой, ни красивой, ни богатой, ни замужней.
Мисс Бейтс оказалась в самом затруднительном положении в мире из-за того, что пользовалась большой популярностью у публики, но при этом не обладала интеллектуальным превосходством
Она не стремилась искупить свою вину или напугать тех, кто мог её ненавидеть, чтобы добиться внешнего уважения. Она никогда не хвасталась ни красотой, ни умом. Её юность прошла незаметно, а середина жизни была посвящена заботе о слабеющей матери и попыткам максимально эффективно использовать небольшой доход. И всё же она была счастливой женщиной, и никто не называл её иначе, как с доброй волей. Именно её всеобщая доброжелательность и уравновешенность творили такие чудеса. Она любила всех, интересовалась счастьем каждого, была проницательной
Она ценила достоинства каждого человека и считала себя самым счастливым созданием, окружённым такими благами, как прекрасная мать, множество добрых соседей и друзей, а также дом, в котором ни в чём не было недостатка.
Простота и жизнерадостность её натуры, её довольный и благодарный дух были рекомендацией для всех и источником счастья для неё самой.
Она любила поболтать о пустяках, что как нельзя лучше подходило мистеру Вудхаусу, который был полон банальных разговоров и безобидных сплетен.

Миссис Годдард была директором школы, а не семинарии или
учебное заведение или что-то в этом роде, где в длинных предложениях, полных изысканной чепухи,
сочетаются либеральные знания с утончённой моралью, основанные на
новых принципах и новых системах, — и где молодых леди за огромные деньги можно было довести до изнеможения и тщеславия, — но настоящая, честная, старомодная школа-интернат, где разумное
Множество достижений продавалось по разумной цене, и туда можно было отправить девочек, чтобы они не путались под ногами и могли получить хоть какое-то образование без риска вернуться вундеркиндами. Миссис
Школа Годдард пользовалась высокой репутацией — и вполне заслуженно, ведь Хайбери считался особенно здоровым местом. У неё был просторный дом и сад. Она давала детям много полезной еды, позволяла им много бегать летом, а зимой сама лечила их обморожения. Неудивительно, что за ней в церковь теперь ходила процессия из двадцати молодых пар. Она была простой, по-матерински заботливой женщиной,
которая в молодости много работала, а теперь считала, что имеет право время от времени устраивать себе праздник в виде чаепития.
Эмма ценила доброту мистера Вудхауса и чувствовала, что он вправе требовать от неё, чтобы она при любой возможности покидала свою опрятную гостиную, увешанную вычурными безделушками, и выигрывала или проигрывала несколько шестипенсовиков у его камина.


Это были дамы, которых Эмма часто собирала у себя, и она была счастлива, что ради отца может это делать.
Хотя, что касается её самой, это не могло компенсировать отсутствие миссис Уэстон. Она была рада видеть, что отец чувствует себя комфортно, и очень довольна тем, что всё так хорошо организовала.
Но тихие перешёптывания трёх женщин заставили её почувствовать, что
Каждый вечер, проведённый таким образом, был одним из тех долгих вечеров, которых она с ужасом ждала.

 Однажды утром, когда она сидела и предвкушала, что сегодняшний день закончится именно так, ей принесли записку от миссис Годдард, в которой она в самых почтительных выражениях просила разрешения взять с собой мисс Смит. Это была очень желанная просьба, ведь мисс Смит было семнадцать лет, и Эмма хорошо её знала и давно интересовалась ею из-за её красоты. Было получено очень любезное приглашение, и прекрасная хозяйка особняка больше не боялась этого вечера.

Гарриет Смит была внебрачной дочерью некоего господина. Несколько лет назад этот господин отдал её в школу миссис Годдард, а недавно он перевёл её из разряда учениц в разряд пансионерок. Это всё, что было известно о её прошлом.
 У неё не было близких друзей, кроме тех, с кем она познакомилась в Хайбери, и теперь она только что вернулась из долгого загородного визита к молодым леди, с которыми училась там в школе.

Она была очень хорошенькой девушкой, и её красота была именно того рода,
который особенно восхищал Эмму. Она была невысокой, пухленькой и светловолосой, с
Прекрасная кожа, голубые глаза, светлые волосы, правильные черты лица и очень милая внешность. К концу вечера Эмма была так же довольна её манерами, как и её внешностью, и была полна решимости продолжить знакомство.

В разговоре мисс Смит не было ничего особенно умного, но в целом она показалась ей очень привлекательной — не слишком застенчивой, не избегающей разговоров, но в то же время не навязчивой, проявляющей должное уважение, кажущейся такой приятно благодарной за то, что её приняли в Хартфилде, и такой простодушно впечатлённой
Всё вокруг выглядело настолько лучше того, к чему она привыкла, что она, должно быть, не лишена здравого смысла и заслуживает поощрения.
 Поощрение должно быть. Эти нежные голубые глаза и все эти природные достоинства не должны быть растрачены на низшее общество Хайбери и его связи. Знакомства, которые она уже завела, были недостойны её. Друзья, с которыми она только что рассталась, хоть и были очень хорошими людьми, должно быть, вредили ей. Это была семья по фамилии Мартин, которую Эмма хорошо знала по их характеру, поскольку они снимали у неё дом.
на большой ферме мистера Найтли, в приходе Донвелл — очень достойно, как она полагала, — она знала, что мистер Найтли был высокого мнения о них, — но они, должно быть, грубые и неотесанные и совершенно не подходят в качестве близких друзей для девушки, которой не хватает лишь немного знаний и элегантности, чтобы стать совершенной. _Она_ заметит её; она исправит её; она разлучит её с дурным окружением и представит хорошему обществу; она сформирует её взгляды и манеры. Это было бы интересное и, безусловно, очень доброе начинание; я очень
становится ее собственным положением в жизни, ее досугом и способностями.

Она была так занята, любуясь в эти мягкие голубые глаза, говорить и
слушать и формируя все эти схемы, в котором она утверждала, что
вечером улетел на очень непривычно; и к ужину за столом, который
всегда закрытые, такие вечеринки, и для которых она была использована, чтобы сидеть и
смотреть в свое время, было все готово и готово, и двинулся вперед, чтобы
огонь, прежде чем ей было известно. С необычайной живостью, превосходящей обычные порывы души, которая, тем не менее, никогда не была равнодушна к славе
Она делала всё хорошо и внимательно, с искренним желанием угодить, с умом, восхищённым собственными идеями.
Затем она прислуживала за столом, помогала и рекомендовала рубленого цыплёнка и устриц в раковинах с настойчивостью, которая, как она знала, была уместна в столь ранний час и с учётом деликатности их гостей.

 В таких случаях чувства бедного мистера Вудхауса подвергались жестокому испытанию.
Он любил, когда на стол накрывали скатертью, потому что так было принято в его юности.
Но из-за того, что он считал ужины очень вредными для здоровья, ему было неприятно видеть, как что-то кладут на стол. И хотя он был гостеприимным хозяином
Он бы с радостью угостил своих гостей чем угодно, но забота об их здоровье заставляла его сожалеть о том, что они будут есть.


Ещё одна маленькая миска жидкой кашицы, такая же, как у него самого, — это всё, что он мог с полным одобрением рекомендовать; хотя он мог бы и сдержаться, пока дамы с удовольствием убирали более изысканные блюда, и сказать:

 «Миссис Бейтс, позвольте мне предложить вам попробовать одно из этих яиц. Яйцо, сваренное всмятку, не вредно для здоровья. Серл разбирается в варке яиц лучше, чем кто-либо другой. Я бы не рекомендовал есть яйца, сваренные кем-либо другим
но вам не стоит бояться, они очень маленькие, видите ли — одно из наших маленьких яиц вам не повредит. Мисс Бейтс, позвольте Эмме помочь вам с _маленьким_ кусочком пирога — с _очень_ маленьким кусочком. У нас все пироги с яблоками. Вам не стоит бояться вредных консервов. Я не советую вам есть заварной крем. Миссис Годдард, как насчёт _половины_ бокала вина? A
_small_ полстакана налить в стакан с водой? Не думаю, что с этим можно не согласиться.
”

Эмма позволила ей отцом поговорить, но поставила ее посетители в гораздо
более приемлемым стиль, и в настоящий вечер частности
я буду рада отправить их восвояси счастливыми. Мисс Смит была счастлива ровно настолько, насколько и её намерения. Мисс Вудхаус была настолько важной персоной в Хайбери, что перспектива знакомства с ней вызывала столько же паники, сколько и радости; но скромная, благодарная девочка ушла с чувством глубокого удовлетворения, восхищённая любезностью, с которой мисс Вудхаус обращалась с ней весь вечер, и тем, что она наконец-то пожала ей руку!




 ГЛАВА IV


Интимная жизнь Харриет Смит в Хартфилде вскоре стала достоянием общественности. Эмма, быстрая и решительная в своих действиях, не теряла времени даром и приглашала, поощряла,
и приглашала её приходить как можно чаще; и по мере того, как их знакомство углублялось, росло и их взаимное удовлетворение. Эмма с самого начала предвидела, насколько полезной может оказаться компаньонка для прогулок.
 В этом отношении потеря миссис Уэстон была существенной. Её отец никогда не выходил за пределы живой изгороди, где ему хватало двух участков земли для долгих или коротких прогулок в зависимости от времени года; и с тех пор, как миссис
После замужества Уэстон её жизнь стала слишком однообразной. Однажды она отправилась одна в Рэндаллс, но это было не очень приятно; а Харриет
Таким образом, Смит, которого она могла в любой момент позвать с собой на прогулку, стал бы ценным дополнением к её привилегиям. Но во всех отношениях, по мере того как она узнавала её, она одобряла её и убеждалась в правильности своих добрых намерений.

 Харриет, конечно, не была умной, но у неё был милый, послушный, благодарный нрав, она была совершенно лишена тщеславия и хотела только одного — чтобы ею руководили те, на кого она равнялась. Её ранняя привязанность к себе была
очень милой, а склонность к приятному обществу и способность
ценить элегантность и ум показывали, что недостатка в деньгах у неё не было
о вкусе, хотя не стоит ожидать глубокого понимания.
 В целом она была вполне убеждена в правоте ХарриИ Смит оказался именно тем молодым другом, которого она хотела, — именно тем, кто был нужен в её доме.
 О таком друге, как миссис Уэстон, не могло быть и речи.  Два таких друга — это слишком.  Два таких друга ей были не нужны.  Это было совсем другое чувство, отдельное и независимое.  Миссис Уэстон была объектом привязанности, основанной на благодарности и уважении.
 Харриет будут любить как человека, которому она может быть полезна. Для миссис
 Уэстон ничего нельзя было сделать; для Харриет — всё.

 Её первые попытки принести пользу заключались в попытках выяснить, кто
Это были родители, но Харриет не могла сказать наверняка. Она была готова рассказать всё, что было в её силах, но в этом вопросе вопросы были тщетны.
Эмме приходилось додумывать то, что ей нравилось, но она никогда не могла поверить, что в такой же ситуации _она_ не раскрыла бы правду.
Харриет была недалёкой. Она была довольна тем, что услышала и поверила именно тому, что миссис Годдард решила ей рассказать, и не стала искать дальше.

Миссис Годдард, учителя, девочки и дела школы в целом, естественно, составляли большую часть их разговоров.
Если бы не её знакомство с Мартинами из
Ферма Эбби-Милл, должно быть, была такой и есть. Но Мартины занимали все ее мысли.
Она провела с ними два очень счастливых месяца и теперь любила рассказывать о том, как ей было хорошо, и описывать многочисленные удобства и чудеса этого места. Эмма поощряла её болтливость, забавляясь таким описанием другого типа людей и наслаждаясь юношеской простотой, с которой та могла с таким восторгом говорить о том, что у миссис Мартин «_две_ гостиные, две очень хорошие гостиные, одна из них почти такая же большая, как гостиная миссис Годдард, и что у неё есть горничная, которая жила
о том, что они прожили с ней двадцать пять лет; и о том, что у них было восемь коров, две из которых были ольдернейскими, а одна — маленькой уэльской породы, очень хорошенькой маленькой уэльской породы; и о том, что миссис Мартин говорила, что так как она очень любит эту корову, то та должна называться _её_ коровой; и о том, что у них в саду был очень красивый летний домик, где однажды в следующем году они все будут пить чай: очень красивый летний домик, достаточно большой, чтобы вместить дюжину человек.

Какое-то время она забавлялась, не задумываясь о причинах.
Но по мере того, как она лучше узнавала семью, у неё появились и другие чувства
возник. Она приняла неверное представление, вообразив, что это мать и
дочь, сын и жена сына, которые все живут вместе; но когда это
оказалось, что мистер Мартин, который сыграл определенную роль в повествовании и которого
всегда упоминали с одобрением за его большое добродушие в том, что он делал
то или иное, был одиноким человеком; что не было молодой миссис
Мартин, у меня нет жены; она подозревала, что её бедной маленькой подруге грозит опасность из-за всего этого гостеприимства и доброты, и что, если о ней не позаботятся, ей, возможно, придётся уйти навсегда.

Эта вдохновляющая мысль увеличила количество и значимость её вопросов.
Она особенно старалась разговорить Гарриет о мистере Мартине, и та явно была не против.  Гарриет охотно рассказывала о том, как они вместе гуляли при лунном свете и играли в весёлые игры по вечерам, и много говорила о том, какой он добродушный и любезный. Однажды он прошёл три мили в обход, чтобы принести ей грецких орехов, потому что она сказала, что они ей очень нравятся.
И во всём остальном он был очень услужлив. У него был свой
Однажды вечером сын пастуха специально пришёл в гостиную, чтобы спеть для неё.
 Она очень любила петь. Он и сам немного пел. Она считала его очень умным и понимающим во всём. У него была очень хорошая отара, и, пока она была с ними, за его шерсть давали больше, чем за любую другую в округе. Она считала, что все хорошо о нём отзываются. Его мать и сёстры очень его любили. Однажды миссис Мартин сказала ей (и при этих словах покраснела), что
никто не может быть лучшим сыном, и поэтому она была уверена, что
когда он женится, он будет хорошим мужем. Не то чтобы она
_хотела_, чтобы он женился. Она совсем не торопилась.

 «Молодец, миссис Мартин! — подумала Эмма. — Вы знаете, что делаете».

 «А когда она ушла, миссис Мартин была так любезна, что прислала миссис Годдард прекрасного гуся — самого лучшего гуся, которого миссис Годдард когда-либо видела. Миссис Годдард приготовила его в воскресенье и пригласила всех трёх учительниц, мисс Нэш, мисс Принс и мисс Ричардсон, поужинать с ней.


 — Мистер Мартин, полагаю, не слишком сведущ в том, что выходит за рамки его бизнеса?  Он не читает?

— О да! — то есть нет, я не знаю, — но я думаю, что он много читает, — но не то, что вы могли бы подумать. Он читает «Сельскохозяйственные отчёты» и некоторые другие книги, которые лежат на одном из подоконников, — но он читает их про себя. Но иногда по вечерам, перед тем как мы садились играть в карты, он читал вслух что-нибудь из «Изящных выдержек», это было очень увлекательно. И я знаю, что он читал «Викария Уэйкфилда». Он никогда не читал ни «Роман о лесе», ни «Детей аббатства». Он никогда не слышал о таких книгах до того, как я
Он упоминал о них, но он твёрдо намерен получить их как можно скорее.


 Следующий вопрос был таким:

 «Какой мистер Мартин на вид?»

 «О, он некрасив — совсем некрасив. Сначала я считала его очень невзрачным, но теперь я так не думаю. Знаете, со временем всё меняется. Но вы его никогда не видели?» Он теперь каждый в Хайбери
и тогда, и он обязательно ехать через каждую неделю на его пути к
Кингстон. Он очень часто мимо вас”.

“Что может быть, а может быть, я видел его раз пятьдесят, но не имея
любая идея, как его зовут. Молодой фермер, будь на коне или пешком,
это самый последний тип людей, который вызывает мое любопытство. Йомены - это
как раз та категория людей, с которыми я чувствую, что не могу иметь ничего общего
. На одну-две ступени ниже и привлекательная внешность могли бы заинтересовать
меня; я мог бы надеяться быть так или иначе полезным их семьям.
Но фермер может надо моя помощь, и, следовательно, в одном смысле,
как много выше моего внимания, как во всех остальных он ниже его”.

“Чтобы быть уверенным. О да! Вряд ли вы когда-нибудь видели
его, но он вас очень хорошо знает — я имею в виду, в лицо».

“Я не сомневаюсь, что он очень респектабельный молодой человек. Я знаю,
действительно, что он таков, и, как таковой, желаю ему всего наилучшего. Как вы себе представляете
его возраст?”

“ Ему исполнилось двадцать четыре 8 июня прошлого года, а у меня день рождения.
23-го всего две недели с разницей в день, что очень странно.

“ Всего двадцать четыре. Он слишком молод, чтобы остепениться. Его мать совершенно права, не торопясь с этим.
Кажется, им и так хорошо, и если она возьмётся за дело, чтобы выйти за него замуж, то, скорее всего, пожалеет об этом.
Через шесть лет, если он сможет найти себе хорошую пару
«Если бы у него была молодая женщина того же ранга, что и он сам, и немного денег, это было бы очень желательно».

 «Через шесть лет! Дорогая мисс Вудхаус, ему будет тридцать!»

 «Ну, это самый ранний возраст, в котором большинство мужчин могут позволить себе жениться, если они не родились в богатой семье. Мистер Мартин, я полагаю, должен сам заработать своё состояние — он не может заранее предвидеть, что его ждёт в этом мире». Какие бы деньги он ни получил после смерти отца, какую бы долю семейного имущества он ни унаследовал, я осмелюсь сказать, что все они вложены в его акции и так далее. И хотя при должном усердии и удаче он может
Он должен быть богат во времени, и почти невозможно, чтобы он уже что-то понял.


 — Конечно, так и есть. Но они живут очень комфортно. У них нет прислуги, иначе они бы ни в чём не нуждались; а миссис Мартин говорит, что в следующем году возьмёт мальчика.

— Я бы хотела, чтобы ты не попала в передрягу, Харриет, когда он всё-таки женится.
Я имею в виду знакомство с его женой. Хотя его сёстры получили хорошее образование, это не значит, что он может жениться на ком угодно, кто тебе подходит
чтобы это заметить. Несчастье твоего рождения чтоб ты в частности
осторожны, так как вашим коллегам. Не может быть никаких сомнений в том, что ты дочь джентльмена
и ты должна поддерживать свои притязания на это положение
всем, что в твоих силах, иначе найдется множество людей
, которым доставит удовольствие унижать тебя.

“Да, конечно, я полагаю, что они есть. Но пока я гостила в Хартфилде,
и вы были так добры ко мне, мисс Вудхаус, я не боялась того, что кто-то может со мной сделать.
— Вы прекрасно понимаете силу влияния, Гарриет; но я
Я бы хотела, чтобы вы так прочно обосновались в хорошем обществе, чтобы быть независимыми даже от Хартфилда и мисс Вудхаус. Я хочу, чтобы у вас были постоянные связи, и для этого было бы желательно свести к минимуму случайные знакомства. Поэтому я говорю, что если вы всё ещё будете в этой стране, когда мистер Мартин женится, я бы хотела, чтобы ваша близость с сёстрами не привела к знакомству с его женой, которая, вероятно, будет дочерью простого фермера без образования.

«Конечно. Да. Не то чтобы я думал, что мистер Мартин когда-нибудь на ком-нибудь женится
но он получил кое-какое образование и был очень хорошо воспитан. Однако
я не собираюсь противопоставлять своё мнение вашему и уверен, что не захочу знакомиться с его женой. Я всегда буду с большим уважением относиться к мисс Мартин, особенно к Элизабет, и мне будет очень жаль с ними расставаться, потому что они образованны не хуже меня. Но
если он женится на очень невежественной и вульгарной женщине, то, конечно, мне лучше не навещать её, если я смогу этого избежать».

Эмма наблюдала за ней во время этой речи и не заметила никаких тревожных признаков влюблённости. Молодой человек был её первым поклонником.
но она верила, что другого выхода нет, и что со стороны Харриет не возникнет
серьезных трудностей, чтобы воспротивиться любому дружескому соглашению
с ее стороны.

Они встретили мистера Мартина на следующий же день, когда шли по
Донуэлл-роуд. Он шел пешком и, очень уважительно посмотрев на
нее, с неподдельным удовлетворением перевел взгляд на ее спутника. Эмма была рада такой возможности осмотреться.
Пройдя несколько ярдов вперёд, пока они разговаривали, она успела
как следует рассмотреть мистера Роберта Мартина. Он выглядел очень
Он был опрятен и производил впечатление разумного молодого человека, но в остальном у него не было никаких достоинств.
А когда его стали сравнивать с джентльменами, она подумала, что он потеряет все позиции, которые завоевал в глазах Гарриет.
 Гарриет не была равнодушна к манерам; она с восхищением и удивлением невольно отмечала мягкость своего отца.
 Мартин выглядел так, будто не знал, что такое манеры.

Они провели вместе всего несколько минут, так как мисс Вудхаус не следовало заставлять ждать. Затем к ней подбежала Харриет с улыбкой на лице.
и в приподнятом настроении, которое, как надеялась мисс Вудхаус, очень скоро вернётся к ней.


«Только подумайте, что мы с ним встретились! — Как странно! Он сказал, что это чистая случайность, что он не проехал мимо Рэндоллса. Он не думал, что мы когда-нибудь ходим этой дорогой. Он думал, что мы почти каждый день ходим в сторону Рэндоллса. Он ещё не успел прочитать «Роман о лесе».
В прошлый раз, когда он был в Кингстоне, он был так занят, что совсем забыл об этом, но завтра он снова туда поедет. Как странно, что мы встретились!
 Ну что, мисс Вудхаус, он такой, каким вы его себе представляли? Что вы думаете
о нем? Вы считаете его таким уж невзрачным?

“Он, несомненно, очень невзрачен — на редкость невзрачен: — но это ничто
по сравнению с полным отсутствием у него аристократизма. Я не имел права ожидать
многого, и я не ожидал многого; но я понятия не имел, что он может быть таким
таким клоунским, таким совершенно безвоздушным. Я представлял себе его, каюсь,
градус или два ближе барство”.

— Конечно, — сказала Харриет уязвлённым тоном, — он не такой благородный, как настоящие джентльмены.


 — Я думаю, Харриет, что с тех пор, как ты познакомилась с нами, ты не раз оказывалась в компании настоящих джентльменов.
Вы, должно быть, сами поражены переменами в мистере Мартине.
В Хартфилде вы видели очень хороших, образованных, воспитанных мужчин.
Я бы удивился, если бы после встречи с ними вы снова оказались в компании мистера Мартина и не почувствовали бы, что он очень примитивен, и не удивились бы тому, что когда-то считали его приятным человеком. Разве вы не начинаете это чувствовать сейчас?
 Разве вы не были поражены? Я уверен, что вас, должно быть, поразили его неуклюжий вид, резкая манера поведения и грубый голос, который, как я слышал, стоя здесь, был совершенно лишён интонаций.

“Конечно, он не похож на мистера Найтли. У него не такой приятный вид
и походка, как у мистера Найтли. Я достаточно ясно вижу разницу.
Но мистер Найтли такой замечательный человек!”

“Вид у мистера Найтли такой удивительно приятный, что несправедливо
сравнивать мистера Мартина с ним. Может, вы не увидите в сто с
_gentleman_ написан с такой ясностью, как в мистера Найтли. Но он не единственный джентльмен, к которому вы в последнее время привыкли. Что вы скажете о мистере Уэстоне и мистере Элтоне? Сравните мистера Мартина с любым из _них_. Сравните их манеру держаться, ходить, говорить, быть
молчаливый. Вы должны видеть разницу.

“ О да! — разница огромная. Но мистер Уэстон почти старик.
Мистеру Уэстону, должно быть, от сорока до пятидесяти.

“ Что делает его хорошие манеры еще более ценными. Чем старше становится человек
, Харриет, тем важнее, чтобы его манеры не были
плохими; тем более вопиющей и отвратительной становится любая громкость, или грубость, или
неловкость. То, что простительно в юности, отвратительно в зрелом возрасте. Мистер Мартин сейчас неуклюж и резок; каким же он будет, когда мистер
 Уэстон доживёт до его возраста?

 — Этого и правда не скажешь, — довольно серьёзно ответила Харриет.

“Но можно довольно точно угадать. Он будет совершенно грубым,
вульгарный фермер, совершенно невнимательный к внешнему виду и не думающий
ни о чем, кроме прибыли и убытков ”.

“Неужели? Что будет очень плохо”.

“Сколько его бизнес уже захватывает его очень простой, от
обстоятельства его забыл уточнить рекомендованную вами книгу.
Он был слишком поглощён рынком, чтобы думать о чём-то ещё, — и это правильно для преуспевающего человека. Какое ему дело до книг? И я не сомневаюсь, что он _будет_ преуспевать и станет очень
богатый человек со временем — и его неграмотность и грубость не должны беспокоить
_us_.”

“Интересно, он не помнил эту книгу”—было все, Харриет ответа, и
говорил со степенью могилу неудовольствие, которое Эмма думала, что может быть
спокойно ушел к себе. Поэтому она некоторое время больше ничего не говорила. Ее
Следующим началом было,

“Возможно, в одном отношении манеры мистера Элтона превосходят манеры мистера
У Найтли или у мистера Уэстона. В них больше мягкости. Их можно было бы с большей уверенностью использовать в качестве образца. В мистере Уэстоне есть открытость, быстрота, почти прямота, которые всем в _нём_ нравятся.
потому что в нём так много добродушия — но это не стоит копировать.
Не стоит копировать и прямолинейную, решительную, властную манеру мистера Найтли, хотя она ему очень идёт; его фигура, взгляд и положение в обществе, кажется, позволяют ему это. Но если какой-нибудь молодой человек начнёт копировать его, это будет невыносимо. Напротив, я
считаю, что молодому человеку можно смело рекомендовать брать за образец мистера Элтона. Мистер Элтон добродушен, весел, любезен и учтив. В последнее время он кажется мне особенно учтивым. Я не знаю
Не знаю, собирается ли он втереться в доверие к кому-то из нас, Харриет, своей излишней мягкостью, но мне кажется, что его манеры стали мягче, чем раньше.  Если он что-то замышляет, то, должно быть, хочет угодить тебе.  Разве я не рассказывал тебе, что он говорил о тебе на днях?

Затем она повторила несколько тёплых слов в адрес мистера Элтона, которые услышала от него самого и теперь отдавала ему должное. Харриет покраснела, улыбнулась и сказала, что всегда считала мистера Элтона очень приятным человеком.

Мистер Элтон был тем самым человеком, которого Эмма выбрала для того, чтобы он отвёз молодых
фермер из головы Харриет. Она думала, что это будет отличная пара; и это было слишком очевидно, желанно, естественно и вероятно, чтобы она могла претендовать на какую-то заслугу в этом плане. Она боялась, что все остальные думают и предполагают именно это. Однако маловероятно, что кто-то мог сравниться с ней в скорости реализации этого плана, ведь он созрел у неё в голове в первый же вечер после приезда Харриет в Хартфилд. Чем дольше она размышляла об этом, тем больше убеждалась в целесообразности такого решения. Ситуация мистера Элтона была наиболее подходящей, вполне
Он сам был джентльменом без каких-либо сомнительных связей, и в то же время не принадлежал ни к одной семье, которая могла бы возразить против сомнительного происхождения Гарриет.
 У него был уютный дом для неё, и Эмма полагала, что у него вполне достаточный доход.
Хотя дом викария в Хайбери был небольшим, было известно, что у него есть кое-какая собственность. Эмма очень высоко ценила его как добродушного, благонамеренного, респектабельного молодого человека, не испытывающего недостатка в здравом смысле или знаниях о мире.

Она уже убедилась, что он считает Харриет красивой
Девушка, которой она доверяла, при таких частых встречах в Хартфилде была для него достаточной основой. А со стороны Гарриет не могло быть никаких сомнений в том, что мысль о его предпочтениях будет иметь всю обычную силу и эффективность. И он действительно был очень приятным молодым человеком, таким, который мог бы понравиться любой непритязательной женщине. Его считали
очень красивым; все восхищались его внешностью, но не она.
Ему не хватало утончённости черт, без которой она не могла обойтись.
Но девушка, которую мог бы удовлетворить Роберт Мартин верхом на лошади
Поездка за город за грецкими орехами для неё вполне могла быть омрачена восхищением мистера Элтона.





Глава V
«Я не знаю, что вы думаете, миссис Уэстон, — сказал мистер.
Найтли, — об этой тесной дружбе между Эммой и Гарриет Смит, но
я считаю, что это плохо».

«Плохо! Вы действительно считаете, что это плохо? почему?»

«Я думаю, что ни одна из них не принесёт другой никакой пользы».

«Ты меня удивляешь! Эмма должна приносить пользу Харриет, а Харриет, в свою очередь, может приносить пользу Эмме, дав ей новый объект для интереса. Я с величайшим удовольствием наблюдаю за их близостью. Как мило
как же по-разному мы чувствуем! — Не думаю, что они принесут друг другу пользу!
Это наверняка положит начало одной из наших ссор из-за Эммы, мистер Найтли.


 — Возможно, вы думаете, что я пришёл специально, чтобы поссориться с вами, зная, что Уэстона нет дома, а вам всё ещё приходится сражаться в одиночку.


 — Мистер Уэстон, несомненно, поддержал бы меня, если бы был здесь, потому что он думает об этом предмете точно так же, как и я. Мы говорили об этом только вчера и сошлись во мнении, что Эмме очень повезло, что в Хайбери есть такая девушка, с которой она может общаться. Мистер
Найтли, я не позволю тебе быть беспристрастным судьёй в этом деле.
Ты так привык жить один, что не знаешь, как ценно иметь компаньона.
И, пожалуй, ни один мужчина не сможет по достоинству оценить комфорт, который женщина испытывает в обществе представительницы своего пола, привыкнув к этому за всю свою жизнь. Я могу представить, что ты возражаешь против Гарриет Смит.
Она не та превосходная молодая женщина, какой должна быть подруга Эммы. Но, с другой стороны, поскольку Эмма хочет, чтобы она была лучше информирована, это побудит её самой читать больше. Они будут читать вместе. Я знаю, что она настроена серьёзно.

«Эмма собиралась читать больше с тех пор, как ей исполнилось двенадцать лет. Я видел множество составленных ею в разное время списков книг, которые она собиралась регулярно читать, — и это были очень хорошие списки, — очень хорошо подобранные и аккуратно составленные, — иногда  в алфавитном порядке, а иногда по какому-то другому принципу. Список, который она составила, когда ей было всего четырнадцать, — я помню, как подумал, что это говорит о её рассудительности.
Я хранил его какое-то время, и, осмелюсь сказать, сейчас она, возможно, составила бы очень хороший список. Но я перестал ждать чего-либо от
стабильное значение от Эммы. Она никогда не подчинится любая вещь требует
промышленности и терпение, и подчинение понравилось
понимание. Где Мисс Тэйлор не удалось стимулировать, я могу смело
утверждать, что Харриет Смит ничего не будет делать.—Вы не могли бы уговорить ее
читать вполовину так сильно, как вы хотели.—Вы знаете, что не могли”.

— Осмелюсь сказать, — ответила миссис Уэстон, улыбаясь, — что я так думала _тогда_; но с тех пор, как мы расстались, я не припомню, чтобы Эмма отказывалась сделать что-то по моей просьбе.

 — Вряд ли кто-то захочет освежить в памяти такое _воспоминание_, — сказала
— с чувством произнёс мистер Найтли, и на мгновение или два он действительно был таким.
— Но я, — вскоре добавил он, — на чьи чувства не было наложено такого очарования, должен всё ещё видеть, слышать и помнить. Эмма избалована тем, что она самая умная в своей семье. В десять лет она имела несчастье отвечать на вопросы, которые ставили в тупик её сестру в семнадцать. Она всегда была быстрой и уверенной в себе, а Изабелла — медлительной и неуверенной. И с тех пор, как ей исполнилось двенадцать, Эмма стала хозяйкой дома и всех вас.
В лице матери она потеряла единственного человека, который мог с ней справиться. Она унаследовала
«Она унаследовала таланты своей матери и, должно быть, находилась в её подчинении».

 «Мне было бы жаль, мистер Найтли, зависеть от _вашей_ рекомендации, если бы я ушла из семьи мистера Вудхауса и захотела найти другое место.
Не думаю, что вы замолвили бы за меня словечко перед кем-нибудь.
 Я уверена, что вы всегда считали меня неподходящей для той должности, которую я занимала».

 «Да, — сказал он с улыбкой. «Вам лучше быть _здесь_; вы очень подходите на роль
жены, но совсем не подходите на роль гувернантки. Но вы готовились стать
прекрасной женой всё то время, что провели в Хартфилде. Вы могли бы
Вы не смогли дать Эмме такое всестороннее образование, на которое, казалось бы, способны.
Но вы получали очень хорошее образование от _неё_ в том, что касается матримониальных вопросов: подчинения собственной воле и выполнения того, что вам говорят. И если бы Уэстон попросил меня порекомендовать ему жену, я бы, конечно, назвал имя мисс Тейлор.

 — Спасибо.  В том, чтобы быть хорошей женой такому человеку, как мистер Уэстон, мало толку.

— По правде говоря, я боюсь, что вы скорее будете отвергнуты, и что, несмотря на все ваши старания, вам нечего будет терпеть.
Однако мы не будем отчаиваться. Уэстон может рассердиться из-за распутства
из-за комфорта, или его сын может досаждать ему ”.

“Надеюсь, что нет ".— Маловероятно. Нет, мистер Найтли, не стоит
предсказывать неприятности с этой стороны.

“ Конечно, не я. Я только называю возможности. Я не претендую на Эмме
гений для предсказания и гадания. Я всем сердцем надеюсь, что этот молодой человек
станет Уэстоном по заслугам и Черчиллем по удаче. — Но
Харриет Смит — я ещё не закончила с Харриет Смит. Я считаю её
самой неподходящей компаньонкой для Эммы. Она знает
Сама она ничего не знает и считает, что Эмма знает всё. Она льстит во всём, и тем хуже, что делает это неумышленно.
 Её невежество — это ежечасная лесть. Как Эмма может думать, что ей есть чему учиться, в то время как Харриет демонстрирует такое восхитительное
невежество? Что касается Харриет, то я осмелюсь сказать, что _она_
ничего не выиграет от этого знакомства. Хартфилд лишь избавит её от тщеславия, присущего всем остальным местам, к которым она принадлежит. Она станет достаточно утончённой, чтобы чувствовать себя неуютно в окружении тех, кого она превосходит по рождению и
обстоятельства привели ее домой. Я сильно ошибаюсь, если доктрины Эммы
придают какой-либо силы духа или вообще имеют тенденцию заставлять девушку
рационально приспосабливаться к разнообразию ее жизненных ситуаций.
жизнь.— Они лишь слегка придают лоск”.

“Я либо больше полагаюсь на здравый смысл Эммы, чем вы, либо больше
беспокоюсь о ее теперешнем комфорте, поскольку не могу оплакивать наше знакомство.
Как хорошо она выглядела вчера вечером!

— О! вы предпочитаете говорить о её внешности, а не о её разуме, не так ли? Очень хорошо; я не буду отрицать, что Эмма красива.

— Хорошенькая! Скорее, красивая. Можете ли вы представить себе что-то более близкое к идеалу красоты, чем Эмма — и лицом, и фигурой?

 — Не знаю, что бы я мог представить, но, признаюсь, я редко видел лицо или фигуру, которые нравились бы мне больше, чем её. Но я пристрастен к старым друзьям.

 — Какие глаза! — настоящие ореховые глаза — и такие блестящие! Правильные черты лица, открытое выражение, а цвет лица! О! какое цветущее здоровье,
и какой у неё красивый рост и фигура; какая у неё крепкая и прямая осанка!
 Здоровье видно не только в её цветущем виде, но и в её осанке, в её голове, в её
взгляд. Иногда можно услышать, что ребёнок — «воплощение здоровья»;
так вот, Эмма всегда кажется мне воплощением здоровья во взрослом возрасте. Она само очарование. Мистер Найтли, не так ли?

 — Я не нахожу в ней ни единого недостатка, — ответил он. — Я думаю, что она именно такая, какой вы её описываете. Мне нравится на неё смотреть, и я добавлю ещё одну похвалу:
я не считаю её тщеславной. Учитывая, насколько она красива, кажется, что её это мало волнует; её тщеславие направлено в другую сторону. Миссис Уэстон, мне не переубедить вас в том, что мне это не нравится
Гарриет Смит, или мой страх, что это навредит им обеим».
«А я, мистер Найтли, так же твёрдо уверен, что это не причинит им никакого вреда. Несмотря на все маленькие недостатки дорогой Эммы, она прекрасное создание. Где мы найдём лучшую дочь, добрую сестру или верного друга?» Нет, нет; у нее есть качества, которым можно
доверять; она никогда никого не подведет по-настоящему; она не допустит
длительных промахов; там, где Эмма ошибается один раз, она оказывается права сто раз
.

“ Очень хорошо, я больше не буду докучать тебе. Эмма будет ангелом, и
Я буду держать свою селезенку при себе, пока на Рождество не приедут Джон и
Изабелла. Джон любит Эмму с обоснованными и поэтому не слепой
любовь, и Изабелла всегда думает, как он это делает; но если он не
достаточно напуганы дети. Я уверен, что они разделяют мое мнение.
”Я знаю, что вы все слишком сильно любите ее, чтобы быть несправедливыми или недобрыми ".

“Я знаю, что вы все слишком сильно любите ее, чтобы быть несправедливыми или недоброжелательными;
но простите меня, мистер Найтли, если я возьму на себя смелость (я считаю, что имею некоторое право на слова, которое могла бы иметь мать Эммы)
взять на себя смелость намекнуть, что я не думаю, что
Возможно, ничего хорошего не выйдет из того, что вы будете так много обсуждать близость Харриет Смит. Прошу прощения, но если предположить, что эта близость может причинить хоть какое-то неудобство, то нельзя ожидать, что Эмма, не отчитывающаяся ни перед кем, кроме своего отца, который полностью одобряет это знакомство, положит ему конец, пока оно доставляет ей удовольствие. Я столько лет давал советы в своей провинции, что вы, мистер Найтли, не должны удивляться тому, что я ещё не ушёл в отставку.


 — Вовсе нет, — воскликнул он. — Я вам очень благодарен.  Это очень
Это хороший совет, и его ждёт лучшая участь, чем та, что часто выпадала на долю ваших советов, потому что к нему прислушаются.
«Миссис Джон Найтли легко впадает в уныние, и её можно расстроить из-за сестры».

«Успокойтесь, — сказал он, — я не буду поднимать шум. Я оставлю своё дурное настроение при себе. Я искренне интересуюсь Эммой. Изабелла больше не кажется мне сестрой; она никогда не вызывала у меня такого интереса».
пожалуй, вряд ли так уж велика. Есть беспокойство, любопытство в том, что один
испытывает к Эмме. Интересно, что с ней будет!”

“ Я тоже, ” мягко сказала миссис Уэстон, “ очень хочу.

«Она всегда заявляет, что никогда не выйдет замуж, что, конечно, ничего не значит. Но я понятия не имею, видела ли она когда-нибудь мужчину, который бы ей понравился. Было бы неплохо, если бы она по-настоящему влюбилась в достойного человека. Мне бы хотелось увидеть Эмму влюблённой и сомневающейся в ответном чувстве; это пошло бы ей на пользу. Но здесь нет никого, кто мог бы её увлечь, а она так редко выходит из дома».

— Действительно, сейчас ничто не может заставить её нарушить своё решение, — сказала миссис Уэстон. — И пока
она так счастлива в Хартфилде, что я не могу желать ей привязанности, которая создаст столько трудностей для бедного мистера
 Вудхауса.  Я не рекомендую Эмме сейчас выходить замуж, хотя, уверяю вас, я не пренебрегаю этим институтом.

 Отчасти она хотела скрыть некоторые свои любимые мысли и мысли мистера Уэстона на эту тему. В Рэндалсе были свои планы на будущее Эммы, но они не хотели, чтобы их заподозрили.
И вскоре мистер Найтли тихо ушёл
Последующее замечание: «Что Уэстон думает о погоде? Будет ли дождь?» — убедило её в том, что ему больше нечего сказать или предположить о Хартфилде.





Глава VI
 Эмма не сомневалась, что дала Гарриет верное направление и пробудила в ней благодарность, что было очень кстати, потому что Гарриет стала гораздо лучше относиться к мистеру
Элтон был удивительно красивым мужчиной с самыми приятными манерами.
И поскольку она без колебаний отвечала на его заверения в восхищении приятными намёками, вскоре она уже была вполне уверена в
она старалась вызвать у Гарриет как можно больше симпатии, насколько это было возможно. Она была совершенно уверена, что мистер Элтон вот-вот влюбится, если уже не влюбился. Она не испытывала к нему никаких чувств. Он говорил о Гарриет и так тепло её хвалил, что она не могла представить себе ничего, чего бы не добавило немного времени. То, как сильно изменились манеры Харриет с тех пор, как она появилась в Хартфилде, не было одним из самых приятных доказательств его растущей привязанности.

 «Вы дали мисс Смит всё, что ей было нужно, — сказал он. — Вы
Она стала грациозной и непринуждённой. Она была прекрасным созданием, когда пришла к вам, но, на мой взгляд, те качества, которые вы в ней развили,
бесконечно превосходят то, что она получила от природы».

 «Я рад, что вы считаете, что я был ей полезен, но Харриет хотела лишь
раскрыться и получить несколько, совсем немного, подсказок. В ней
было столько природной грации, добродушия и наивности. Я сделал очень мало».

— Если бы было допустимо противоречить даме, — сказал галантный мистер
Элтон —

 — я бы, пожалуй, наделил её более решительным характером, не так ли?
научила её думать о вещах, которые раньше не приходили ей в голову».

«Совершенно верно; это то, что меня больше всего поражает. Столько дополнительной решимости в характере! Какая умелая рука!»

«Я уверен, что это доставило ей огромное удовольствие. Я никогда не встречал человека с более по-настоящему дружелюбным нравом».

«Я в этом не сомневаюсь». И это было сказано с каким-то вздохом, полным воодушевления, в котором было много от влюблённого. Она была не менее довольна
тем, как он поддержал её внезапное желание иметь портрет Харриет.


«Харриет, у тебя когда-нибудь брали твой портрет? — спросила она. — У тебя когда-нибудь брали твой портрет?»
— Ты когда-нибудь позировала для портрета?

 Харриет уже собиралась выйти из комнаты и остановилась только для того, чтобы с очень интересной наивностью сказать:
— О боже, нет, никогда.

 Как только она скрылась из виду, Эмма воскликнула:
— Какой изысканной вещью была бы её хорошая фотография!  Я бы
отдала за неё любые деньги.  Мне почти хочется самой попробовать нарисовать её портрет.
Вы, осмелюсь сказать, не знаете, но два или три года назад я очень увлекался рисованием портретов.
Я сделал несколько набросков своих друзей и в целом считался неплохим рисовальщиком. Но по той или иной причине
— Нет, я с отвращением отказался. Но, право, я бы почти решился,
если бы Харриет села ко мне. Было бы так приятно иметь её портрет!


 — Позвольте мне вас умолять, — воскликнул мистер Элтон, — это действительно было бы приятно!
 Позвольте мне вас умолять, мисс Вудхаус, использовать столь очаровательный талант в пользу вашей подруги. Я знаю, что вы рисуете. Как вы могли подумать, что я ничего не знаю? Разве в этой комнате нет множества ваших пейзажей и цветов?
А разве у миссис Уэстон в гостиной в Рэндалсе нет нескольких неподражаемых статуэток?

«Да, добрый человек, — подумала Эмма, — но какое отношение всё это имеет к рисованию? Ты ничего не смыслишь в рисовании. Не притворяйся, что ты в восторге от моего рисунка. Прибереги свой восторг для лица Харриет. — Что ж, если вы так меня подбадриваете, мистер Элтон, я, пожалуй, попробую. Черты лица Харриет очень тонкие, что затрудняет создание портрета.
И всё же в форме глаз и линиях вокруг рта есть что-то особенное, что нужно уловить.

 — Именно так. Форма глаз и линии вокруг рта. Я
я не сомневаюсь в вашем успехе. Молитесь, молитесь, попытайтесь. Если у вас получится, это действительно будет, как вы и сказали, изысканным украшением.

 — Но я боюсь, мистер Элтон, что Харриет не захочет позировать. Она так мало думает о своей красоте. Разве вы не заметили, как она мне ответила? Это было равносильно: «Зачем рисовать мой портрет?»

“О! да, я заметил это, уверяю вас. Это не ускользнуло от меня. Но все же
Я не могу представить, чтобы ее это не убедило ”.

Вскоре Харриет снова вернулась, и предложение было сделано почти сразу же;
и у неё не было сомнений, которые могли бы противостоять
искреннему натиску обеих. Эмма хотела сразу приступить к работе
и поэтому достала папку с различными набросками портретов, ни один из которых так и не был закончен, чтобы они вместе могли выбрать лучший размер для Харриет. Были представлены её многочисленные начинания. Миниатюры, поясные и поясные портреты, наброски карандашом, пастелью и акварелью — всё было опробовано по очереди. Она всегда хотела всё делать сама и добилась больших успехов как в
Она рисовала и музицировала лучше, чем многие могли бы сделать, приложив столько же усилий, сколько она.  Она играла и пела, а также рисовала почти во всех стилях, но ей всегда не хватало постоянства, и ни в чём она не приблизилась к тому уровню мастерства, которым была бы рада овладеть и которого не должна была бы лишиться. Она не слишком заблуждалась относительно
своего мастерства как художницы или музыканта, но не хотела, чтобы
другие заблуждались, и не расстраивалась из-за того, что её репутация
часто была выше, чем она того заслуживала.

В каждом рисунке были достоинства — в наименее законченном, возможно, в самом
большом; ее стиль был энергичным; но было ли их намного меньше, или
их было в десять раз больше, восторга и восхищения ее двумя
компаньоны были бы такими же. Они оба были в восторге. А
подобие радует каждое тело; и выступления Мисс Вудхаус не следует
капитал.

“Ни одно великое разнообразие лиц”, - сказала Эмма. “У меня была только моя собственная
семья в кабинет. Вот мой отец — ещё один мой отец — но мысль о том, чтобы позировать для его портрета, так его нервировала, что я мог только
возьмите его тайком; поэтому ни один из них не очень-то хочет. Миссис Уэстон
снова, и снова, и снова, как видите. Дорогая миссис Уэстон! всегда мой
самый добрый друг в любой ситуации. Она садилась, когда я её просил.
 Вот моя сестра; и правда, у неё такая изящная фигурка! — и лицо совсем как у неё. Я бы хорошо её изобразил, если бы она посидела подольше, но она так торопилась, чтобы я нарисовал её четверых детей, что не могла усидеть на месте. Затем я попытался нарисовать троих из этих четверых детей — вот они, Генри и
Джон и Белла, от одного края листа до другого, и любой из них мог бы сойти за любого из остальных. Она так хотела, чтобы я их нарисовал, что я не мог отказать. Но, знаете ли, невозможно заставить детей трёх-четырёх лет стоять неподвижно, да и не так-то просто передать их сходство, кроме цвета кожи и волос, если только у них не более грубые черты лица, чем у кого-либо из детей моей матери. Вот мой набросок четвёртого ребёнка, который был совсем маленьким. Я взял его, когда он спал на диване.
Его кокарда очень похожа на настоящую
Я бы хотел посмотреть. Он удобно устроился, положив голову на спинку кресла. Очень похоже. Я очень горжусь маленьким Джорджем. Угол дивана очень удобный. А вот и мой последний, — он разворачивает красивый набросок джентльмена в полный рост, — мой последний и лучший — мой брат, мистер Джон Найтли.— Эта картина не нуждалась в доработке, когда я
убрал её в сундук и поклялся, что больше никогда не буду писать портреты. Я
не мог не разозлиться, ведь после всех моих стараний, когда я
действительно написал очень хороший портрет... (Мы с миссис Уэстон были совершенно
я согласен с тем, что это _очень_ похоже) только слишком красиво — слишком лестно — но это недостаток с хорошей стороны» — после всего этого последовала холодная похвала от бедняжки Изабеллы: «Да, это немного похоже — но, конечно, это не делает ему чести. Нам стоило большого труда уговорить его сесть. Мне оказали большую честь; и в целом это было больше, чем я мог вынести; поэтому я так и не закончил картину, чтобы за неё не пришлось извиняться как за неудачное сходство перед каждым утренним посетителем на Брансуик-сквер; и, как я уже сказал, я так и сделал
я больше никогда не буду рисовать. Но ради Харриет, а скорее ради себя самого, и поскольку в данном случае нет ни мужей, ни жён _в_
_настоящем_, я нарушу своё решение прямо сейчас.
 Мистер Элтон, казалось, был очень впечатлён и воодушевлён этой идеей и повторял: «Действительно, в данном случае нет ни мужей, ни жён, как вы заметили. Именно так. Никаких мужей и жён», — с таким интересом в голосе, что Эмма начала подумывать, не лучше ли ей
оставить их наедине. Но поскольку она хотела рисовать, с признанием пришлось подождать.

Вскоре она определилась с размером и типом портрета. Это должен был быть поясной портрет в акварельной технике, как у мистера Джона Найтли, и, если она сама не будет против, он должен был занять почётное место над каминной полкой.


Натурщица начала позировать, и Харриет, улыбаясь и краснея и боясь, что не сможет сохранить нужную позу и выражение лица, предстала перед проницательным взглядом художника в очень милом юном обличье. Но ничего нельзя было сделать, пока мистер Элтон ёрзал у неё за спиной и следил за каждым её прикосновением.  Она была благодарна ему за то, что он устроился так, чтобы видеть всё.
и снова посмотрела без обиды; но на самом деле была вынуждена положить этому конец
и попросить его занять себя чем-нибудь другим. Затем ей пришло в голову
нанять его для чтения.

“ Если бы он был так добр и почитал им, это было бы очень любезно с его стороны.
действительно! Это развеяло бы трудности ее роли и уменьшило бы
надоедливость мисс Смит.

Мистер Элтон был только рад. Харриет слушала, а Эмма спокойно делала наброски.
Она должна позволить ему и дальше часто приходить и смотреть на неё; в противном случае это было бы слишком мало для любовника; а он был готов
при малейшем перерыве в работе карандаша вскакивал, чтобы посмотреть, как продвигается дело, и был очарован. — Нельзя было быть недовольным таким
поощрением, ведь его восхищение заставляло его замечать сходство
почти до того, как оно появлялось. Она не могла уважать его взгляд, но его любовь и снисходительность были безупречны.


 Сидение в целом прошло очень удачно; она была вполне довольна наброском, сделанным в первый день, и хотела продолжить. Недостатка в сходстве не было.
Ей повезло с ракурсом, и, поскольку она собиралась немного улучшить фигуру, сделать её чуть более
Несмотря на то, что рисунок был выше и значительно изящнее, она была уверена, что он
в конце концов станет красивым рисунком и займёт своё
предназначенное ему место, прославляя их обоих — как
памятник красоте одной, мастерству другой и дружбе обеих;
а также множеству других приятных ассоциаций, которые,
вероятно, вызовет многообещающая привязанность мистера Элтона.

На следующий день Харриет снова должна была присутствовать на уроке, и мистер Элтон, как и подобает, попросил разрешения снова прийти и почитать им.

 «Конечно. Мы будем очень рады видеть вас в числе наших гостей».

Те же любезности и учтивость, тот же успех и удовлетворение
наблюдались и на следующий день, и на протяжении всего процесса создания
картины, который был стремительным и успешным. Всем, кто её видел, она понравилась,
но мистер Элтон был в постоянном восторге и защищал её от любой критики.

«Мисс Вудхаус подарила своей подруге единственную красоту, о которой та мечтала, — заметила миссис Уэстон, ни в малейшей степени не подозревая, что обращается к влюблённому. — Выражение глаз очень правильное, но у мисс Смит нет таких бровей и ресниц. В том, что у неё их нет, виновато её лицо».

“Вы так думаете?” - ответил он. “Я не могу согласиться с вами. Мне кажется,
это самое совершенное сходство во всех чертах. Я никогда в жизни не видел такого
сходства. Мы должны учитывать эффект тени, ты же знаешь”.

“Ты сделала ее слишком высокой, Эмма”, - сказал мистер Найтли.

Эмма знала, что это так, но не хотела признаваться в этом; и мистер Элтон тепло
добавил,

“О нет! конечно, не слишком высокая; ни в коем случае не слишком высокая. Подумайте,
она сидит — что, естественно, меняет — короче говоря,
создаёт именно такое впечатление — а пропорции, знаете ли, должны быть соблюдены.
Пропорции, ракурсы. — О нет! Это в точности передаёт представление о такой же высоте, как у мисс Смит. В точности так и есть!»

 «Очень красиво, — сказал мистер Вудхаус. — Так изящно сделано! Как всегда, моя дорогая. Я не знаю никого, кто рисовал бы так же хорошо, как ты. Единственное, что мне совсем не нравится, — это то, что она, кажется, сидит на улице, накинув на плечи лишь лёгкую шаль.
От этого можно подумать, что она простудится.

 — Но, дорогой папа, ведь сейчас лето, тёплый летний день.
 Посмотри на дерево.

 — Но сидеть на улице небезопасно, дорогая.

— Вы, сэр, можете говорить что угодно, — воскликнул мистер Элтон, — но я должен признать, что считаю размещение мисс Смит на открытом воздухе самой удачной мыслью.
А дерево проникнуто таким неподражаемым духом! Любая другая ситуация была бы гораздо менее характерной. Наивность манер мисс Смит — и в целом... О, это просто восхитительно! Я не могу отвести от неё глаз. Я никогда не видел такого сходства.

Следующим делом нужно было вставить картину в раму, и тут возникли некоторые трудности. Это нужно было сделать прямо сейчас, в Лондоне;
Заказ должен был пройти через руки какого-нибудь разумного человека, на чей вкус можно было положиться. К Изабелле, которая обычно выполняла все поручения, обращаться не следовало, потому что был декабрь, а мистер
 Вудхаус не мог вынести мысли о том, что она выйдет из дома в декабрьскую сырость.  Но как только мистер
 Элтон узнал о случившемся, проблема была решена.  Его галантность всегда была на высоте.
«Если бы ему доверили это поручение, какое бесконечное удовольствие он получил бы от его выполнения! Он мог бы в любой момент отправиться в Лондон. Это было
Невозможно сказать, насколько он будет польщён тем, что его привлекли к такому делу».

 «Он слишком хорош! — она не могла вынести этой мысли! — она ни за что на свете не поручит ему такое хлопотное дело», — и это привело к желаемому повторению просьб и заверений, — и дело было улажено за считаные минуты.

Мистер Элтон должен был отвезти рисунок в Лондон, выбрать раму и дать указания.
Эмма подумала, что сможет упаковать рисунок так, чтобы обеспечить его сохранность, не причиняя мистеру Элтону особых неудобств, в то время как он, похоже, больше всего боялся, что ему будет слишком некомфортно.

«Какое драгоценное сокровище!» — сказал он с нежным вздохом, принимая его.


«Этот мужчина слишком галантен, чтобы быть влюблённым», — подумала Эмма. «Я бы так и сказала, но, полагаю, существует сотня разных способов быть влюблённым. Он превосходный молодой человек и идеально подходит Харриет.
Как он сам говорит, это будет «в точности так, как надо».
Но он вздыхает, томно смотрит и старается заслужить комплименты больше, чем я мог бы вынести в качестве главного героя. Я получаю довольно хорошую долю в качестве второго плана.
Но это из благодарности за Харриет.




Глава VII


В тот самый день, когда мистер Элтон отправился в Лондон, у Эммы появился новый повод проявить заботу о своей подруге.
Харриет, как обычно, приехала в Хартфилд вскоре после завтрака и через некоторое время уехала домой, чтобы вернуться к обеду.
Она вернулась раньше, чем ожидалось, с взволнованным, торопливым видом, который говорил о том, что произошло что-то экстраординарное и о чём она жаждет рассказать.
Через полминуты всё стало ясно. Как только она вернулась к миссис Годдард, то услышала, что мистер Мартин был там часом ранее.
Узнав, что её нет дома и что её не ждут, он оставил для неё небольшую посылку от одной из своих сестёр и ушёл.
Открыв посылку, она обнаружила, помимо двух песен, которые она дала Элизабет переписать, письмо, адресованное ей.
Это письмо было от него, от мистера Мартина, и содержало прямое предложение руки и сердца. «Кто бы мог подумать? Она была так удивлена, что не знала, что делать. Да, это было настоящее предложение руки и сердца; и очень хорошее письмо, по крайней мере, она так думала. И он писал так, словно действительно любил её
очень сильно — но она не знала — и поэтому приехала так быстро, как только могла, чтобы спросить мисс Вудхаусчто она должна делать.—” Эмме было наполовину стыдно
за свою подругу за то, что она казалась такой довольной и такой сомневающейся.

“Честное слово, - воскликнула она, - молодой человек полон решимости ничего не упустить”.
Он ничего не потеряет из-за того, что его не спрашивают. Он хорошо свяжет себя, если сможет ”.

“Ты будешь читать письмо?” - воскликнула Харриет. “Прошу вас. Второй лучше
бы”.

Эмма не жалко будет нажата. Она прочла и была удивлена.
Стиль письма превзошёл все её ожидания.
В нём не только не было грамматических ошибок, но и в целом оно не опозорило бы джентльмена; язык, хоть и простой, был сильным и
Оно было написано без притворства, и чувства, которые оно выражало, говорили в пользу автора. Оно было коротким, но выражало здравый смысл, горячую привязанность,
широту взглядов, благопристойность и даже деликатность чувств. Она
замолчала, а Харриет с тревогой ждала её мнения. Наконец она сказала:
«Ну что ж, хорошо», — и была вынуждена добавить: «Это хорошее
письмо? Или оно слишком короткое?»

— Да, действительно, очень хорошее письмо, — довольно медленно ответила Эмма. — Настолько хорошее, Гарриет, что, если подумать, я думаю, что одна из его сестёр должна была ему помочь. Я с трудом могу представить себе молодого человека, которого я
Тот, кого я видел разговаривающим с вами на днях, мог бы выражаться так же хорошо, если бы был предоставлен самому себе. И всё же это не женский стиль. Нет, конечно, он слишком сильный и лаконичный, недостаточно расплывчатый для женщины. Несомненно, он разумный человек, и я полагаю, что у него может быть природный талант к... он мыслит сильно и ясно... и когда он берёт в руки перо, его мысли естественным образом находят подходящие слова. Так бывает с некоторыми мужчинами. Да, я понимаю такой склад ума. Энергичная, решительная, в меру сентиментальная, но не грубая. Письмо написано лучше, чем я ожидал, Харриет (возвращая его).

— Ну, — сказала всё ещё ожидающая ответа Гарриет, — ну, и... и что мне делать?

 — Что тебе делать!  В каком смысле?  Ты имеешь в виду это письмо?

 — Да.

 — Но в чём ты сомневаешься?  Ты, конечно, должна ответить — и поскорее.

 — Да.  Но что мне сказать?  Дорогая мисс Вудхаус, посоветуйте мне.

— О нет, нет! Лучше, чтобы письмо было полностью вашим.
Я уверен, что вы выразите свои мысли очень правильно. Вам не
грозит опасность быть непонятым, а это самое главное. Ваши
слова должны быть однозначными, без сомнений и возражений, а такие выражения благодарности и
Я убеждён, что забота о боли, которую ты причиняешь, как того требует приличия, сама собой придёт тебе в голову. Тебе не нужно притворяться, что ты сожалеешь о его разочаровании.


Тебе не нужно притворяться, что ты сожалеешь о его разочаровании.
— Значит, ты считаешь, что я должна ему отказать, — сказала Харриет, опустив глаза.


— Должна ему отказать! Моя дорогая Харриет, что ты имеешь в виду? Ты в этом сомневаешься? Я думал... но, прошу прощения, возможно, я ошибся. Я определённо вас неправильно понял, если вы сомневаетесь в _смысле_ вашего ответа. Я представлял вас
вы консультировались со мной только относительно формулировки этого.

Харриет молчала. Немного сдержанно Эмма продолжила::

“Я так понимаю, вы хотите дать положительный ответ”.

“ Нет, не знаю; то есть я не имею в виду— Что мне делать? Что бы вы
посоветовали мне сделать? Умоляю, дорогая мисс Вудхаус, скажите мне, что я должен
сделать.

“Я не буду давать тебе никаких советов, Харриет. Я не буду иметь к этому никакого отношения"
. Это вопрос, который ты должна решить со своими чувствами ”.

“Я и понятия не имела, что я ему так сильно нравлюсь”, - сказала Харриет,
рассматривая письмо. Некоторое время Эмма продолжала свое
Она молчала, но, начиная понимать, что чарующая лесть этого письма может оказаться слишком сильной, решила, что лучше сказать:
 «Я считаю общим правилом, Харриет, что если женщина _сомневается_, стоит ли ей принимать ухаживания мужчины, то ей определённо следует ему отказать. Если она колеблется, стоит ли ей сказать «да», то ей следует сразу сказать «нет». Это не то состояние, в которое можно безопасно войти с сомнительными чувствами, вполсилы. Я счёл своим долгом как друг и человек, который старше вас, сказать вам об этом. Но не думайте, что я хочу на вас повлиять.

— О! нет, я уверена, что вы слишком добры, чтобы... но если бы вы просто посоветовали мне, что лучше сделать... Нет, нет, я не это имела в виду... Как вы и сказали, нужно принять решение... Не стоит колебаться... Это очень серьёзный вопрос.... Возможно, будет безопаснее сказать «нет».... Как вы думаете, мне лучше сказать «нет»?

— Ни за что на свете, — сказала Эмма, любезно улыбнувшись, — я бы не стала давать вам советы ни в том, ни в другом случае. Вы сами должны судить о своём счастье. Если вы предпочитаете мистера Мартина всем остальным, если вы считаете его самым приятным человеком из всех, с кем вы когда-либо общались, то почему вы должны
колеблешься? Ты краснеешь, Гарриет. — Кто-нибудь ещё приходит тебе на ум в этот момент? Гарриет, Гарриет, не обманывай себя; не поддавайся благодарности и состраданию. О ком ты думаешь в этот момент?

  Симптомы были благоприятными.Вместо ответа Харриет смущённо отвернулась и задумчиво встала у камина.
Хотя письмо всё ещё было у неё в руке, она машинально крутила его в пальцах, не обращая на него внимания. Эмма с нетерпением, но не без надежды ждала ответа.
Наконец Харриет, немного поколебавшись, сказала:

— Мисс Вудхаус, раз вы не хотите высказать своё мнение, я должна сделать всё, что в моих силах, сама. И теперь я совершенно точно решила — почти приняла решение — отказать мистеру Мартину. Как вы думаете, я права?

 — Совершенно, совершенно права, моя дорогая Харриет. Ты поступаешь так, как должна. Пока ты колебалась, я держал свои чувства при себе, но теперь, когда ты окончательно решилась, я без колебаний даю своё согласие. Дорогая Харриет, я радуюсь этому. Мне было бы грустно потерять тебя, что, должно быть, и произошло бы
последствия вашего брака с мистером Мартином. Пока вы были в малейшей степени в нерешительности.
я ничего не говорил об этом, потому что не хотел влиять.
но для меня это было бы потерей друга. Я бы не смог
не навестил миссис Роберт Мартин с фермы Эбби-Милл. Теперь я в
полной безопасности с тобой.

Харриет не предполагала, что ей грозит опасность, но мысль об этом поразила ее
с силой.

— Вы не могли навестить меня! — воскликнула она с ужасом. — Нет, конечно, не могли.
Но я никогда раньше об этом не думала. Это было бы слишком ужасно! — Какой побег! — Дорогая мисс Вудхаус, я бы не
отдадим честь и удовольствие быть вашим близким для любого
вещь в мире”.

“Действительно, Харриет, это было бы серьезным боль, чтобы потерять тебя; но он
должны были. Ты бы выбросил себя из хорошего общества.
Я, должно быть, отказался от тебя.

“Боже мой!— Как я мог это вынести! Это убило бы меня.
никогда больше не приезжать в Хартфилд!

— Милое, нежное создание! — _Тебя_ сослали на ферму Эбби-Милл! — _Тебя_
всю жизнь продержали в обществе неграмотных и вульгарных людей!
Удивительно, как у молодого человека хватило смелости сделать такое предложение. Он должен
он довольно высокого мнения о себе».

“Я тоже не думаю, что он тщеславен в целом”, - сказала Харриет, ее
совесть воспротивилась такому осуждению. “По крайней мере, он очень добродушный,
и я всегда буду чувствовать себя очень обязанным ему и питать большое уважение
к —но это совсем другое дело, чем—и вы знаете, хотя он
из того, что я могу нравиться, не следует, что я должен — и, конечно, я должен
признаться, что с момента моего визита сюда я видел людей — и если кто-то приходит
чтобы сравнить их, лица и манеры, сравнения вообще нет,
_one_ такой красивый и приятный. Однако я действительно считаю, что мистер
Мартин — очень приятный молодой человек, и я о нём высокого мнения.
Он так привязан ко мне — и написал такое письмо... но что касается того, чтобы оставить тебя, то я бы ни за что этого не сделала.

 — Спасибо, спасибо, мой милый маленький друг.  Мы не расстанемся.  Женщина не должна выходить замуж за мужчину только потому, что он её об этом попросил, или потому, что он к ней привязан и может написать сносное письмо.

— О нет, и к тому же это совсем короткое письмо.

 Эмма почувствовала, что её подруга говорит неправду, но не стала заострять на этом внимание, сказав: «Очень верно. И это было бы для неё небольшим утешением, ведь она такая шутница».
манера, которая могла бы оскорблять её каждый час дня, — знать, что её муж может написать хорошее письмо».

«О да, очень. Никому нет дела до писем; главное — всегда быть счастливой в приятной компании. Я твёрдо намерена отказать ему.
Но как мне поступить? Что мне сказать?»

Эмма заверила её, что с ответом не возникнет никаких трудностей, и посоветовала написать его напрямую, на что та согласилась в надежде на её помощь. И хотя Эмма продолжала возражать против какой-либо помощи, на самом деле она помогла составить каждое
предложение. Перечитывая его письмо, чтобы ответить на него, она так смягчилась, что ей особенно необходимо было подбодрить себя несколькими решительными фразами.
Она так сильно переживала из-за того, что может сделать его несчастным, так много думала о том, что подумают и скажут его мать и сёстры, и так боялась, что они сочтут её неблагодарной, что Эмма поверила: если бы в этот момент ей на пути попался молодой человек, она бы всё-таки приняла его.

Однако это письмо было написано, запечатано и отправлено. Дело
было закончено, и Харриет в безопасности. Весь вечер она была довольно подавлена, но
Эмма может позволить для ее любезное сожаление, а иногда с облегчением них
говоря ее же любовь, иногда выдвижение
мысль о мистере Элтоне.

“Я никогда не пригласят на Эбби-Милл снова”, - сказано в а
печальным тоном.

“Ни, Если бы Вы были, я никогда не смогу расстаться с тобой, моя дорогая. Вы
слишком необходимые в Хартфилде, чтобы быть избавлен
Эбби-Милл”.

“И я уверен, что я не должен хотеть идти туда, ибо я никогда не рады
но в Хартфилде”.

Некоторое время спустя она сказала: «Думаю, миссис Годдард была бы очень удивлена, если бы узнала, что произошло. Я уверена, что мисс Нэш была бы удивлена — ведь мисс Нэш считает, что её собственная сестра очень удачно вышла замуж, а это всего лишь торговка тканями».

 «Было бы жаль видеть в учительнице школы больше гордости или утончённости, Харриет. Осмелюсь сказать, что мисс Нэш позавидовала бы тебе, ведь у тебя есть такая возможность — выйти замуж». Даже это завоевание показалось бы ей ценным.
 Что касается чего-то более значимого для вас, то, полагаю, она
совершенно в неведении.  Едва ли можно назвать вниманием ухаживания одного человека.
среди сплетников Хайбери. До сих пор мне казалось, что мы с тобой
единственные, кому его внешность и манеры говорят сами за себя.


Харриет покраснела, улыбнулась и сказала что-то о том, как удивительно, что она так нравится людям. Мысль о мистере Элтоне, безусловно,
придавала ей бодрости, но всё же через некоторое время она снова прониклась сочувствием к отвергнутому мистеру Мартину.

«Теперь он получил моё письмо, — тихо сказала она. — Интересно, что они все делают — знают ли его сёстры — если он несчастлив, то и они будут несчастны. Я надеюсь, что он не будет слишком сильно переживать из-за этого».

— Давайте подумаем о тех наших отсутствующих друзьях, которые заняты более приятным делом, — воскликнула Эмма. — В этот момент, возможно, мистер Элтон показывает вашу картину своей матери и сёстрам, рассказывая, насколько красивее оригинал, и после того, как его пять или шесть раз попросили показать картину, позволяет им услышать ваше имя, ваше дорогое имя.
—Моя картина! — Но он оставил мою картину на Бонд-стрит.

 — Неужели!— Тогда я ничего не знаю о мистере Элтоне. Нет, моя дорогая скромница
Хэрриет, можешь не сомневаться, картина не появится на Бонд-стрит раньше
как раз перед тем, как завтра он сядет на коня. Это его спутник на весь вечер, его утешение, его радость. Он делится своими планами с семьёй,
знакомит вас с ними, пробуждает в гостях самые приятные чувства,
свойственные нашей природе, — жадное любопытство и тёплое
предчувствие. Какими весёлыми, оживлёнными, подозрительными,
занятыми становятся их воображения!

 Харриет снова улыбнулась, и её улыбка стала ещё шире.




ГЛАВА VIII
В ту ночь Харриет спала в Хартфилде. Последние несколько недель она проводила там больше половины своего времени и постепенно начала привыкать к этому месту.
Спальня была отведена под её личные покои, и Эмма решила, что во всех отношениях будет лучше, безопаснее и добрее, если она будет жить с ними как можно дольше.
Прямо сейчас. На следующее утро ей пришлось на час или два съездить к миссис Годдард, но потом было решено, что она вернётся в Хартфилд и будет регулярно навещать их в течение нескольких дней.

 Пока её не было, заходил мистер Найтли и немного посидел с мистером
Вудхаус и Эмма, пока мистер Вудхаус, который уже решил уйти, не поддался на уговоры дочери и не передумал.
Уговоры обоих, несмотря на его собственные сомнения в уместности этого, вынудили его оставить мистера Найтли наедине с собой. Мистер Найтли, который не был склонен к церемониям, своими короткими и решительными ответами составлял забавный контраст с затяжными извинениями и вежливыми колебаниями собеседника.

— Что ж, полагаю, если вы меня извините, мистер Найтли, если вы не сочтете, что я поступаю очень грубо, я последую совету Эммы и выйду на четверть часа. Раз уж светит солнце, думаю, мне лучше сделать три круга, пока есть возможность. Я обращаюсь с вами без церемоний,
Мистер Найтли. Мы, инвалиды, считаем себя привилегированными людьми.

 — Мой дорогой сэр, не делайте из меня чужака.
 — У меня есть прекрасная замена — моя дочь. Эмма будет рада вас
развлечь. Поэтому, думаю, я попрошу у вас прощения и отправлюсь на
свою трёхминутную зимнюю прогулку.

 — Лучше и быть не может, сэр.

— Я бы с удовольствием составил вам компанию, мистер Найтли, но я очень медленно хожу, и мой темп будет вам в тягость.
Кроме того, вам предстоит ещё долгий путь до аббатства Донвелл.

 — Спасибо, сэр, спасибо. Я как раз собираюсь уходить. Думаю,
чем скорее _ты_ уйдёшь, тем лучше. Я принесу твоё пальто и открою
дверь в сад для тебя.

Мистер Вудхаус наконец ушёл, но мистер Найтли, вместо того чтобы
сразу уйти вслед за ним, снова сел, явно намереваясь продолжить
беседу. Он заговорил о Гарриет, и в его словах было больше
добрых слов в её адрес, чем Эмма когда-либо слышала.

«Я не могу оценить её красоту так, как вы, — сказал он, — но она хорошенькая.
 Её характер зависит от тех, с кем она находится, но в хороших руках она станет ценной женщиной».

— Я рад, что вы так думаете; и, надеюсь, у вас будут хорошие руки.


 — Ну же, — сказал он, — вы жаждете комплимента, так что я скажу вам, что вы сделали её лучше. Вы избавили её от девчачьего хихиканья; она действительно вам благодарна.


 — Спасибо. Я был бы очень огорчён, если бы не верил, что принёс хоть какую-то пользу; но не каждый готов хвалить там, где это возможно. _Вы_ нечасто меня этим удивляете.
— Вы говорите, что снова ждёте её сегодня утром?

— Почти каждую минуту. Она ушла раньше, чем собиралась.

— Что-то задержало её; возможно, какие-то посетители.

 — Хайбери сплетничает!  — Надоедливые негодяи!

 — Харриет, возможно, не считает всех такими же надоедливыми, как ты.

 Эмма знала, что это правда, и не стала возражать.
Вскоре он добавил с улыбкой:

— Я не собираюсь указывать вам на время и место, но должен сказать, что у меня есть веские основания полагать, что ваша маленькая подруга скоро услышит кое-что в свою пользу.


 — В самом деле!  как так?  что именно?

 — Уверяю вас, это очень серьёзно, — всё ещё улыбаясь.

 — Очень серьёзно!  я могу подумать только об одном — кто в неё влюблён?
Кто делает тебя их доверенным лицом?

Эмма более чем наполовину надеялась, что мистер Элтон намекнул.
Мистер Найтли был для нее кем-то вроде общего друга и советника, и она знала
Мистер Элтон уважал его.

“У меня есть основания думать, - ответил он, - что Гарриет Смит скоро
есть предложение руки и сердца, и из самых безупречный
квартал:—имя его Роберт Мартин. Её визит в Эбби-Милл этим летом, похоже, сделал своё дело. Он отчаянно влюблён и собирается на ней жениться.


 «Он очень любезен, — сказала Эмма, — но уверен ли он, что Харриет собирается выйти за него замуж?»

— Ну-ну, значит, он собирается сделать ей предложение. Подойдет ли это? Он приходил в аббатство два вечера назад, специально чтобы посоветоваться со мной. Он знает, что я очень хорошо отношусь к нему и ко всей его семье, и, полагаю, считает меня одним из своих лучших друзей. Он пришёл спросить меня, не считаю ли я, что с его стороны было бы неблагоразумно так рано принимать решение; не считаю ли я её слишком юной; короче говоря, одобряю ли я его выбор в целом; не опасаюсь ли я, что её будут считать (особенно после того, как _ты_ так много о ней говоришь) подходящей партией для общества
выше его. Мне очень понравилось всё, что он сказал. Я никогда не слышал от кого-либо более разумных слов, чем от Роберта Мартина. Он всегда говорит по существу; открыто, прямо и очень здраво рассуждает. Он рассказал мне обо всём: о своих обстоятельствах и планах, а также о том, что они все собираются делать в случае его женитьбы. Он превосходный молодой человек и как сын, и как брат. Я без колебаний посоветовал ему жениться. Он доказал мне, что может себе это позволить, и, поскольку это было так, я убедился, что он не мог поступить лучше. Я также похвалил прекрасную даму и в целом остался доволен.
Он ушёл очень довольный. Если бы он раньше не прислушивался к моему мнению, то теперь
он бы высоко ценил меня и, осмелюсь сказать, ушёл бы из дома,
считая меня лучшим другом и советчиком, который когда-либо у него был. Это произошло позапрошлой ночью. Теперь, как мы можем с полным основанием предположить, он не стал бы медлить с разговором с этой дамой, а поскольку вчера он, судя по всему, не заговорил с ней, то вполне вероятно, что он сегодня у миссис Годдард, и она может быть занята с посетителем, вовсе не считая его надоедливым негодяем.

 — Прошу вас, мистер Найтли, — сказала Эмма, которая улыбалась про себя
большая часть этой речи звучит так: “откуда вы знаете, что мистер Мартин
вчера не выступал?”

“Конечно, ” ответил он, удивленный, - я этого точно не знаю, но
это можно предположить. Разве она не была с вами весь день?”

“Пойдем, - сказала она, - я скажу тебе кое-что, в обмен на то, что вы
говорили мне. Он делал вчера—что говорить, - писал он, - и был
отказался”.

Это пришлось повторить, чтобы в это можно было поверить; и мистер
Найтли действительно покраснел от удивления и недовольства, когда встал в полный рост и с негодованием произнёс:

“Тогда она еще большая простушка, чем я когда-либо считал ее. Что это за
глупая девчонка?”

“О! чтобы быть уверенным”, воскликнула Эмма“, это всегда непонятное человеку
что женщина должна либо отказаться от предложения. Человек всегда
воображает, что женщина готова к любым тела, кто ее просит”.

“Бред! человек не представляет чего-либо подобного. Но что такое
смысл этого? Гарриет Смит отказала Роберту Мартину? Безумие, если это так; но я надеюсь, что вы ошибаетесь.

 «Я видел её ответ! — ничего не может быть яснее».

 «Вы видели её ответ! — вы сами его написали. Эмма, это ваша
делал. Ты убедил ее отказать ему”.

“А если бы я это сделал (чего, однако, я далек от того, чтобы допустить) Я не должен был бы
чувствовать, что поступил неправильно. Мистер Мартин - очень респектабельный молодой человек,
но я не могу признать его равным Харриет; и я несколько удивлен
действительно, что он осмелился заговорить с ней. Судя по вашему рассказу, у него
похоже, были некоторые сомнения. Жаль, что они когда-либо были забыты».


«Не ровня Гарриет!» — громко и горячо воскликнул мистер Найтли и через несколько мгновений добавил уже более сдержанно и резко: «Нет, он не
Он действительно равен ей, ведь он превосходит её как в уме, так и в положении.  Эмма, твоя влюблённость в эту девушку ослепляет тебя.  Что может
Харриет Смит предъявить в плане происхождения, природы или образования, чтобы претендовать на что-то большее, чем Роберт Мартин?  Она внебрачная дочь неизвестно кого, у неё, вероятно, вообще нет никаких средств к существованию и уж точно нет достойных уважения родственников.  Она известна только как
пансионерка в обычной школе. Она неразумная девушка и совсем не образованна. Её ничему полезному не научили, и она слишком
Она молода и слишком наивна, чтобы чему-то научиться.  В её возрасте у неё не может быть никакого опыта, а с её скудным умом вряд ли когда-нибудь появится что-то, что могло бы ей пригодиться.  Она красива и добродушна, вот и всё.  Единственное, что меня смущало, когда я давал согласие на этот брак, — это то, что он недостоин его и что это плохая партия для него.
Я чувствовал, что в том, что касается удачи, он, по всей вероятности, мог бы добиться гораздо большего;
а в том, что касается разумного спутника или полезного помощника, он не мог бы добиться большего.
Но я не мог рассуждать так с влюблённым мужчиной и был готов
я верю, что в ней нет ничего дурного, что у неё такой характер,
который в хороших руках, как в его, можно легко направить в нужное
русло и сделать из неё что-то очень хорошее. Я чувствовал, что
преимущество в этом браке на её стороне, и не сомневался (и не
сомневаюсь сейчас), что все будут восхищаться её невероятной
удачей. Я позаботился даже о том, чтобы _ты_ был доволен. Мне сразу пришло в голову, что ты не пожалеешь о том, что твоя подруга уехала из Хайбери, ведь она так хорошо устроилась. Я помню, как сказал себе: «Даже Эмма с её
при всей своей симпатии к Гарриет, сочтет это хорошей партией».

 «Я не могу не удивляться тому, как мало вы знаете Эмму, раз говорите такие вещи. Что! фермер (а мистер Мартин, при всем его уме и достоинствах, не более чем фермер) — хорошая партия для моей близкой подруги! Не сожалеть о том, что она уехала из Хайбери, чтобы выйти замуж за человека, которого я никогда не признала бы своим знакомым! Мне странно, что вы
считаете возможным, чтобы я испытывал такие чувства. Уверяю вас,
мои чувства совсем другие. Я должен сказать, что ваше утверждение совершенно несправедливо.
Вы относитесь не только к претензиям Харриет. Они были бы оценены очень по-разному
другими, так же как и мной; мистер Мартин, возможно, самый богатый
из них двоих, но он, несомненно, ниже ее по положению в обществе
.Сфера, в которой она вращается, намного выше его.— Это было бы
деградацией.

“Деградацией до незаконнорожденности и невежества - быть замужем за
респектабельным, интеллигентным джентльменом-фермером!”

«Что касается обстоятельств её рождения, то, хотя с юридической точки зрения она может называться никем, с точки зрения здравого смысла это не так. Она не должна платить
за оскорбление других, за то, что её держат на уровне ниже того, на котором находятся те, с кем она воспитывается. — Едва ли можно сомневаться в том, что её отец — джентльмен, и джентльмен с состоянием. — Ей выделяют очень щедрое содержание; для её развития и комфорта никогда ничего не жалели. — То, что она дочь джентльмена, для меня не подлежит сомнению; никто, я полагаю, не станет отрицать, что она общается с дочерьми джентльменов.— Она превосходит мистера Роберта Мартина.

 — Кем бы ни были её родители, — сказал мистер Найтли, — кто бы ни заботился о ней, это, похоже, не имело никакого отношения к
их план состоял в том, чтобы ввести её в так называемое высшее общество.
Получив весьма посредственное образование, она была отдана на попечение миссис.
Годдард, которая делала с ней, что могла, — короче говоря, миссис.
Годдард знакомила её со своими знакомыми. Её друзья, очевидно, считали, что этого для неё достаточно; и это действительно было достаточно.
Сама она не желала ничего лучшего. Пока ты не решил превратить её в свою
подругу, она не испытывала неприязни к своему кругу общения и не
стремилась выйти за его пределы. Летом она была счастлива с Мартинами.
Тогда у неё не было чувства превосходства. Если оно у неё есть сейчас, то это твоя заслуга. Ты не была подругой Гарриет Смит, Эмма. Роберт Мартин никогда бы не зашёл так далеко, если бы не был уверен, что она к нему не равнодушна. Я его хорошо знаю. Он слишком искренен, чтобы обращаться к женщине с эгоистичной страстью. А что касается самодовольства, то он самый далёкий от него человек из всех, кого я знаю. Можете на это положиться.
У него была поддержка».

 Эмме было удобнее не отвечать прямо на это утверждение.
Она предпочла вернуться к своей теме.

«Вы очень привязаны к мистеру Мартину, но, как я уже говорила, несправедливы к Гарриет. Гарриет не так уж и сильно хочет удачно выйти замуж, как вы это преподносите. Она не умна, но у неё больше здравого смысла, чем вы думаете, и она не заслуживает того, чтобы вы так пренебрежительно отзывались о её понимании. Однако если оставить этот момент в стороне и предположить, что она, как вы её описываете, просто красива и добродушна, то позвольте мне сказать вам, что в той степени, в которой она ими обладает, они не являются банальными достоинствами для мира в целом, потому что она
На самом деле она красивая девушка, и девяносто девять человек из ста должны так считать.
И пока не выяснится, что мужчины гораздо более философски
относятся к красоте, чем принято считать; пока они не начнут влюбляться в хорошо образованные умы, а не в красивые лица, девушка с такой внешностью, как у Гарриет, может быть уверена, что ею будут восхищаться и добиваться её расположения, что у неё будет возможность выбирать из многих, а значит, и право считаться милой. Её добродушие тоже не так уж незначительно, ведь оно подразумевает искренность и основательность
кроткий нрав и манеры, очень скромное мнение о себе и
большая готовность угождать другим людям. Я сильно
ошибаюсь, если ваш пол в целом не считает такую красоту и такой
нрав самыми высокими достоинствами, которыми может обладать женщина».

«Честное слово, Эмма, когда я слышу, как ты злоупотребляешь своим умом, мне почти хочется думать так же. Лучше быть безрассудной, чем использовать свой ум так, как ты».

— Конечно! — игриво воскликнула она. — Я знаю, что вы все так думаете. Я знаю, что такая девушка, как Харриет, — это именно то, что нужно каждому мужчине
восхищается тем, что одновременно будоражит его чувства и удовлетворяет его
суждения. О! Харриет может выбирать. Если бы вы сами когда-нибудь
собирались жениться, она была бы идеальной парой для вас. И разве она, в свои семнадцать лет, только вступающая в жизнь, только начинающая познавать мир, заслуживает удивления из-за того, что не принимает первое же предложение, которое получает? Нет, молю, дайте ей время осмотреться.

— Я всегда считал это очень глупой сделкой, — сказал мистер Найтли.
— Хотя я и держал своё мнение при себе, теперь я понимаю, что для Гарриет это будет очень неудачным решением.  Вы
она преисполняется такими представлениями о собственной красоте и о том, на что она имеет право, что вскоре никто из тех, кто находится в пределах её досягаемости, не будет для неё достаточно хорош.  Тщеславие, воздействуя на слабую голову, порождает всевозможные шалости.  Нет ничего проще, чем завысить ожидания молодой леди.  Мисс Харриет Смит, возможно, не получит столько предложений руки и сердца, хотя она очень красивая девушка. Здравомыслящие мужчины, что бы вы ни говорили, не хотят иметь глупых жён. Семейные мужчины не стали бы связывать себя узами брака с девушкой такой сомнительной репутации — и большинство
Благоразумные мужчины побоялись бы неудобств и позора, в которые они могли бы попасть, когда тайна её происхождения была бы раскрыта.
 Пусть она выйдет замуж за Роберта Мартина, и она будет в безопасности, в почёте и счастлива до конца своих дней.
Но если вы будете поощрять её надежды на выгодный брак и научите её довольствоваться не чем иным, как мужчиной с положением и большим состоянием, она может стать приживалкой у миссис
Годдард будет с ней до конца её дней — или, по крайней мере, (поскольку Гарриет Смит — девушка, которая рано или поздно выйдет замуж) до тех пор, пока она не отчаится и не ухватится за сына старого учителя чистописания.

— Мы так по-разному смотрим на этот вопрос, мистер Найтли, что нет смысла его обсуждать. Мы только разозлим друг друга. Но что касается моего _разрешения_ ей выйти замуж за Роберта Мартина, то это невозможно. Она отказала ему, и, как мне кажется, настолько решительно, что это должно предотвратить любое повторное предложение. Она должна смириться с тем, что отказала ему, как бы то ни было.
Что касается самого отказа, я не буду притворяться, что не мог бы немного повлиять на неё, но, уверяю вас, ни я, ни кто-либо другой ничего не могли сделать. Его
Его внешность настолько противна, а манеры настолько плохи, что если она когда-то и была расположена к нему, то теперь это не так. Я могу себе представить, что до того, как она увидела кого-то лучше него, она могла его терпеть. Он был братом её друзей и старался ей угодить; и в целом, не видя никого лучше (что, должно быть, было его главным преимуществом), она могла не считать его неприятным, пока жила в Эбби-Милл. Но теперь всё изменилось. Теперь она знает, что такое джентльмены.
И ни у кого, кроме джентльмена по воспитанию и манерам, нет ни единого шанса с Гарриет.

— Чепуха, вздор, как всегда! — воскликнул мистер
Найтли. — В манерах Роберта Мартина есть здравый смысл, искренность и добродушие, которые его характеризуют, а в его характере больше истинного благородства, чем могла бы понять Гарриет Смит.


Эмма ничего не ответила и постаралась сделать вид, что ей всё равно, но на самом деле ей было неловко, и она очень хотела, чтобы он ушёл. Она
не раскаивалась в содеянном; она по-прежнему считала себя более
сведущей в вопросах женского права и утончённости, чем он;
но всё же она испытывала своего рода привычное уважение к его суждениям в целом.
Ей не нравилось, что он так громко возражает ей, а то, что он сидел прямо напротив неё в гневе, было очень неприятно.
 Несколько минут прошло в этом неприятном молчании, и только один раз Эмма попыталась заговорить о погоде, но он не ответил. Он
думал. Результатом его размышлений стали следующие слова.

 «Роберт Мартин не сильно пострадает, если будет так думать, и я надеюсь, что это не заставит себя ждать. Ваши взгляды на Гарриет известны только вам.
Но поскольку вы не скрываете своей любви к сватовству, это
Можно предположить, что у вас есть свои взгляды, планы и проекты.
Как друг, я просто намекну вам, что если Элтон — тот самый мужчина, то, думаю, все ваши усилия будут напрасны.

 Эмма рассмеялась и возразила.  Он продолжил:
 — Будьте уверены, Элтон вам не подойдет.  Элтон — очень хороший человек и весьма уважаемый викарий из Хайбери, но он вряд ли совершит необдуманный поступок. Он знает цену хорошему доходу не хуже любого другого. Элтон может говорить сентиментально, но действовать он будет рационально. Он так же хорошо осведомлён о своих претензиях, как вы — о претензиях Харриет.
Он знает, что он очень красивый молодой человек и всеобщий любимец, куда бы он ни пошёл. И по тому, как он говорит в откровенные моменты, когда рядом только мужчины, я убеждён, что он не собирается растрачивать себя впустую. Я слышал, как он с большим воодушевлением рассказывал о большой семье молодых леди, с которыми дружат его сёстры и у каждой из которых по двадцать тысяч фунтов.

 — Я вам очень признателен, — сказал Эмма, снова рассмеявшись. «Если бы я
надеялась, что мистер Элтон женится на Гарриет, это было бы очень
Вы очень любезны, что открыли мне глаза, но сейчас я хочу, чтобы Харриет принадлежала только мне. Я действительно покончила с устройством браков. Я никогда не смогла бы сравниться с собой в Рэндаллсе. Я оставлю это занятие, пока мне хорошо.

 — Доброго вам утра, — сказал он, вставая и резко уходя. Он был очень раздосадован. Он чувствовал разочарование молодого человека и был уязвлён тем, что стал причиной его поступка, дав на него согласие.
А роль, которую, как он был уверен, сыграла в этом Эмма, чрезвычайно его раздражала.

 Эмма тоже была расстроена, но дело было не только в этом
В причинах её поведения было больше неясности, чем в его. Она не всегда чувствовала себя настолько довольной собой, настолько убеждённой в том, что её мнение верно, а мнение её оппонента ошибочно, как мистер Найтли. Он ушёл, более довольный собой, чем она.
Однако она не была так сильно подавлена, и немного времени и возвращение Харриет помогли ей прийти в себя. То, что Харриет так долго отсутствовала, начинало её беспокоить.  Возможность того, что молодой человек придёт к миссис Годдард в то утро и встретится с ней,
Размышления о том, что он может сделать с Харриет и отстоять свои интересы, наводили на тревожные мысли. Страх перед таким провалом в конце концов стал главным источником беспокойства.
Когда появилась Харриет в очень хорошем расположении духа и без каких-либо объяснений своего долгого отсутствия, она почувствовала удовлетворение, которое успокоило её и убедило в том, что мистер.
Найтли может думать и говорить что угодно, она не сделала ничего такого, что не оправдали бы женская дружба и женские чувства.

Он немного напугал её рассказами о мистере Элтоне, но когда она задумалась
что мистер Найтли не мог наблюдать за ним так, как она, ни с таким интересом, ни (ей следует признаться, несмотря на претензии мистера Найтли) с таким мастерством, как она, в таком вопросе, как этот, что он сказал это поспешно и в гневе,
она могла поверить, что он скорее сказал то, что хотел, чтобы было правдой, чем то, что знал наверняка. Он, конечно, мог слышать, как мистер Элтон говорил более откровенно, чем она когда-либо говорила, а мистер Элтон мог быть неосмотрительным и невнимательным
планировка как в денежных делах, он может, естественно, быть достаточно внимательным
чем иначе им; но потом, мистер Найтли не делают из-за
надбавка за влиянием сильной страсти воюют со всеми
интересны мотивы. Мистер Найтли не видел такой страсти, и конечно
не думал, что его последствия; но она видела слишком много, чтобы чувствовать себя
сомнения его преодоления сомнений, что разумная осторожность
могли изначально предположить; а более разумные, став градусов
благоразумия, она была очень уверена не принадлежал Мистер Элтон.

Весёлый вид и манеры Харриет говорили сами за себя: она вернулась не для того, чтобы думать о мистере Мартине, а для того, чтобы поговорить о мистере Элтоне. Мисс Нэш что-то рассказывала ей, и она тут же с большим восторгом повторила услышанное.
Мистер Перри был у миссис Годдард, чтобы навестить больного ребёнка, и мисс Нэш его видела. Он сказал мисс Нэш, что, возвращаясь вчера из Клейтон-Парка, встретил мистера Элтона и, к своему великому удивлению, узнал, что мистер Элтон на самом деле едет в Лондон и не собирается возвращаться до завтра, хотя уже был вечер.
Вечер в вист-клубе, который он никогда раньше не пропускал; и мистер
Перри упрекнул его за это и сказал, что с его стороны, как лучшего игрока, так поступать недостойно, и очень старался убедить его отложить поездку всего на один день; но это не помогло; мистер Элтон был полон решимости ехать и сказал в _очень_
_особый_ способ, который заключался в том, что он отправлялся по делам, которые не стал бы откладывать ни за какие блага на свете; и что-то насчёт очень завидной должности и того, что он является носителем чего-то чрезвычайно важного
драгоценный. Мистер Перри не совсем понял его, но был совершенно уверен, что в этом деле замешана _дама_, и сказал ему об этом. А мистер
Элтон лишь понимающе улыбнулся и ускакал в приподнятом настроении. Мисс Нэш рассказала ей всё это и много чего ещё о мистере Элтоне.
Она сказала, многозначительно глядя на неё: «Я не притворяюсь, что понимаю, в чём может заключаться его дело, но я знаю, что любая женщина, которой мистер Элтон может отдать предпочтение, будет считать себя самой счастливой женщиной на свете, потому что, без сомнения, мистер Элтон
не было ему равных ни в красоте, ни в обходительности».




 ГЛАВА IX
Мистер Найтли мог ссориться с ней, но Эмма не могла ссориться с собой. Он был так недоволен, что прошло больше времени, чем обычно, прежде чем он снова приехал в Хартфилд; а когда они наконец встретились, его мрачный
взгляд говорил о том, что она не прощена. Она сожалела, но не могла раскаяться. Напротив, её планы и действия становились всё более оправданными и привлекательными в её глазах по мере того, как развивались события в последующие несколько дней.

 Картина в изящной раме благополучно попала к ней в руки вскоре после того, как мистер
Когда Элтон вернулся и повесил картину над камином в общей гостиной, он встал, чтобы посмотреть на неё, и, как и подобает, выдохнул несколько восхищённых фраз. Что касается чувств Харриет, то они явно перерастали в такую же сильную и устойчивую привязанность, какую позволяли её возраст и склад ума. Эмма вскоре
полностью убедилась в том, что о мистере Мартине не помнят ничего, кроме того, что он составляет разительный контраст с мистером Элтоном, что крайне выгодно для последнего.


Она надеялась значительно улучшить умственные способности своего маленького друга
Полезное чтение и беседы никогда не приводили к большему, чем несколько первых глав и намерение продолжить завтра. Гораздо
легче болтать, чем учиться; гораздо приятнее давать волю своему воображению,
размышляя о судьбе Гарриет, чем пытаться расширить свой кругозор или
применить его к сухим фактам; и единственное литературное занятие,
которым в настоящее время увлекалась Гарриет, единственное умственное
занятие, которое она готовила себе на склоне лет, — это сбор и запись
всех загадок, какие только можно найти, в тонкую тетрадь.
Кварто из бумаги горячего прессования, составленный её подругой и украшенный
цифрами и трофеями.

В наш век литературы такие коллекции в очень больших масштабах не являются чем-то необычным. Мисс Нэш, старшая учительница в школе миссис Годдард, написала по меньшей мере триста таких сборников, и Харриет, которая впервые услышала об этом от неё, надеялась с помощью мисс Вудхаус собрать гораздо больше. Эмма помогала ей с идеями, памятью и вкусом; и поскольку
Харриет писала очень красивым почерком, это, скорее всего, была композиция
первоклассного уровня как по форме, так и по содержанию.

Мистер Вудхаус интересовался этим делом почти так же сильно, как и девочки, и очень часто пытался вспомнить что-нибудь, что стоило бы записать.
 «Когда он был молод, существовало так много умных загадок — он удивлялся, что не может их вспомнить! но он надеялся, что со временем вспомнит».
 И всегда всё заканчивалось словами «Китти, прекрасная, но ледяная дева».

Его добрый друг Перри, с которым он обсуждал этот вопрос, тоже не припомнил ничего загадочного. Но он попросил Перри быть начеку, и, поскольку тот много ходил, он подумал, что что-то может прийти с этой стороны.

Его дочь ни в коем случае не хотела, чтобы интеллект жителей Хайбери в целом был задействован. Мистер Элтон был единственным, к кому она обратилась за помощью. Ему предложили поделиться любыми действительно хорошими загадками, шарадами или головоломками, которые он мог вспомнить.
Она с удовольствием наблюдала за тем, как он напряжённо работает над своими
воспоминаниями, и в то же время, как она могла заметить, он очень старался, чтобы с его губ не сорвалось ничего неучтивого, ничего, что не было бы комплиментом в адрес противоположного пола.  Они были ему обязаны
две или три самые изящные загадки; и радость, и ликование, с которыми он наконец вспомнил и довольно сентиментально продекламировал эту известную шараду:
Первая часть обозначает страдание,
Которое суждено испытать второй части.
А вся шарада — лучшее противоядие
От этого страдания, смягчающее и исцеляющее его. —


Ей было очень жаль признаваться, что они уже записали её несколько страниц назад.

— Почему бы вам самим не написать его для нас, мистер Элтон? — сказала она.
 — Это единственная гарантия его свежести, и для вас нет ничего проще.

«О нет! Он никогда, почти никогда в жизни не писал ничего подобного. Глупейший из парней! Он боялся, что даже мисс Вудхаус» — он на мгновение остановился — «или мисс Смит не смогут его вдохновить».
 Однако уже на следующий день он продемонстрировал признаки вдохновения. Он зашёл на несколько минут, чтобы оставить на столе листок бумаги, на котором, по его словам, была шарада, адресованная его другом молодой леди, которой он восхищался, но которая, как Эмма сразу поняла по его манере, должна была принадлежать ему самому.

 «Я не предлагаю её для коллекции мисс Смит, — сказал он.  — Поскольку она моя
«Это портрет моей подруги, и я не имею права выставлять его на всеобщее обозрение, но, возможно, вам не будет неприятно на него взглянуть».

 Эта речь была обращена скорее к Эмме, чем к Харриет, и Эмма могла это понять. Он был глубоко осознан, и ему было легче смотреть ей в глаза, чем её подруге. В следующее мгновение он ушёл. После ещё одной паузы
Харриет— “Это для тебя. Возьми свое”.

Но Харриет была в дрожь, и не мог прикоснуться к ней, и Эмма, не
лот должен быть первым, обязан рассмотреть ее с собой.

Пропустить——


Шарада.


В первой части я изображаю богатство и пышность королей,
 Повелителей земли! их роскошь и праздность.
 Во второй части я показываю другой взгляд на человека.
 Взгляните на него, на монарха морей!

 Но ах! объединившись, мы видим обратную сторону!
 Хваленая власть и свобода человека — всё это иллюзия.
 Повелитель земли и моря склоняется перед рабом,
 А женщина, прекрасная женщина, правит в одиночку.

 Твой острый ум быстро подберёт нужное слово,
 И оно отразится в твоём нежном взгляде!


 Она пробежалась по нему взглядом, задумалась, уловила смысл, перечитала его ещё раз, чтобы убедиться, что всё поняла правильно, а затем
передав его Харриет, она сидела, счастливо улыбаясь, и говорила сама с собой, пока Харриет в замешательстве разглядывала листок, полный надежд и уныния:
«Очень хорошо, мистер Элтон, очень хорошо. Я читала шарады и похуже. _Ухаживание_ — очень хороший намёк. Я отдаю вам должное. Это
то, что вам нужно. Это говорит само за себя: «Пожалуйста, мисс Смит, позвольте мне ухаживать за вами». Одобри мою шараду и мои намерения одним взглядом.


Пусть в этом мягком взгляде промелькнёт одобрение!


 Именно так, Харриет. «Мягкий» — самое подходящее слово для её взгляда. Из всех эпитетов этот — самый точный.

Твое остроумие скоро найдет нужное слово.


Хм — остроумие Харриет! Тем лучше. Должно быть, мужчина очень сильно влюблен, раз так ее описывает. Ах, мистер Найтли, я бы хотела, чтобы вы это увидели; думаю, это вас убедит. Хоть раз в жизни вам придется признать, что вы ошибались. Превосходная шарада! И очень кстати. Скоро всё должно прийти к кризису.


 Ей пришлось прервать эти весьма приятные размышления,
которые могли бы затянуться, из-за нетерпеливых вопросов Харриет.

— Что же это может быть, мисс Вудхаус? — Что же это может быть? Я понятия не имею — я ни за что не могу догадаться. Что же это может быть? Попробуйте выяснить, мисс Вудхаус. Помогите мне. Я никогда не видел ничего настолько сложного. Это королевство? Интересно, кто был этот друг — и кто могла быть эта юная леди. Как вы думаете, это хорошая история? Может быть, это женщина?

И женщина, прекрасная женщина, правит одна.


 Может, это Нептун?

 Вот он, владыка морей!


 Или трезубец? Или русалка? Или акула? О нет! Акула — это всего один слог. Должно быть, это что-то очень умное, иначе он бы не принёс это. О!
Мисс Вудхаус, как вы думаете, мы когда-нибудь это узнаем?

 «Русалки и акулы! Чепуха! Моя дорогая Харриет, о чём ты думаешь? Какой смысл ему приносить нам шараду, написанную его другом о русалке или акуле? Дай мне бумагу и послушай.

 Вместо мисс ——— читай мисс Смит.

 Моя первая демонстрирует богатство и роскошь королей,
 Повелители земли! их роскошь и праздность.


 Это _двор_.

 Другой взгляд на человека, мой второй;
 Взгляни на него, монарха морей!


 Это _корабль_; проще некуда. — А теперь сливки.

Но ах! объединившись, (_ухаживание_, как вы понимаете,) мы столкнулись с обратной стороной!
 Хваленая сила и свобода мужчины — все это улетучилось.
 Повелитель земли и моря, он склоняется перед рабыней,
 а женщина, прекрасная женщина, правит в одиночку.


 Очень уместный комплимент! — а затем следует объяснение, которое, я думаю, моя дорогая Харриет, не составит для вас особого труда. Прочтите его с удовольствием. Не может быть никаких сомнений в том, что
это написано для тебя и для тебя ”.

Харриет не смогла долго сопротивляться столь восхитительному убеждению. Она прочла
заключительные строки и затрепетала от счастья. Она не могла
говори. Но ей не хотелось говорить. Ей было достаточно чувствовать.
Эмма заговорила за нее.

“ В этом комплименте заключен такой острый и особый смысл, - сказала она.
“ что у меня не может быть сомнений относительно намерений мистера Элтона. Ты
его объект — и ты скоро получишь самое полное доказательство этого. Я
думал, что так и должно быть. Я думала, что меня не так просто обмануть, но теперь всё ясно.
Его намерения так же ясны и решительны, как и мои желания на этот счёт с тех пор, как я тебя узнала.  Да, Харриет,
я так долго ждала, что именно это и произойдёт
Это произошло. Я никогда не могла понять, была ли привязанность между вами и мистером Элтоном желанной или естественной. Её вероятность и уместность действительно были равны! Я очень счастлива. Я от всего сердца поздравляю тебя, моя дорогая Харриет. Это привязанность, которой женщина может гордиться. Это связь, которая сулит только хорошее. Это даст тебе всё, чего ты хочешь: уважение, независимость, собственный дом.
Это позволит тебе быть в центре внимания всех твоих настоящих друзей, недалеко от Хартфилда и
Поцелуй меня и подтверди нашу близость навсегда. Это, Гарриет, союз, который никогда не заставит ни одного из нас покраснеть.

«Дорогая мисс Вудхаус!» — и «Дорогая мисс Вудхаус» было всем, что Гарриет могла произнести поначалу, осыпая подругу нежными поцелуями. Но когда они перешли к чему-то более похожему на разговор, стало ясно, что она видит, чувствует, предвидит и помнит именно то, что должна. Превосходство мистера Элтона было полностью признано.

 «Что бы ты ни сказала, ты всегда права, — воскликнула Гарриет, — и поэтому я
Я предполагаю, верю и надеюсь, что так оно и есть; но иначе я бы и представить себе этого не могла. Это так далеко от того, чего я заслуживаю. Мистер Элтон, который мог бы жениться на ком угодно! О _нём_ не может быть двух мнений. Он так превосходен. Только подумайте об этих милых стихах — «Мисс ———».
 Боже мой, как умно! — Неужели это действительно для меня?»

«Я не могу ни задать вопрос, ни выслушать вопрос об этом. Это
несомненно. Примите это на веру. Это своего рода пролог к
пьесе, девиз главы, за которым вскоре последует
прозаическое повествование».

«Этого никто не мог ожидать. Я уверен, что ещё месяц назад я и сам не мог себе этого представить! — Происходят самые странные вещи!»

 «Когда мисс Смит и мистер Элтон знакомятся — а они действительно знакомятся — и это действительно странно; это выходит за рамки обычного, когда то, что так очевидно, так явно желанно, то, что требует предварительного сговора других людей, так быстро принимает нужную форму.
Вы и мистер Элтон оказались в одинаковом положении; вы принадлежите друг другу по всем обстоятельствам, связанным с вашими домами. Вы собираетесь пожениться
будет равноценной заменой матча в Рэндаллсе. Кажется, в Хартфилде есть что-то такое, что направляет любовь в нужное русло.


Путь истинной любви никогда не был гладким —


В хартфилдском издании Шекспира к этому отрывку была бы длинная примечание.

«Чтобы мистер Элтон действительно влюбился в меня — в меня, из всех людей, кто его не знал, заговорившую с ним на Михайлов день! И он, самый красивый мужчина на свете, на которого все равняются,
совсем как мистер Найтли! Его общество настолько востребовано, что все говорят, что ему не нужно есть одному, если он этого не хочет;
что у него больше приглашений, чем дней в неделе. И как он хорош в церкви! Мисс Нэш записала все тексты, которые он когда-либо проповедовал с тех пор, как приехал в Хайбери. Боже мой! Когда я вспоминаю, как впервые увидела его! Как мало я о нём думала!— Два Эббота и я выбежали в гостиную и заглянули в щель для штор, когда услышали, что он проходит мимо.
Мисс Нэш пришла, отругала нас и осталась смотреть
Она прошла мимо меня, но вскоре позвала меня обратно и позволила тоже посмотреть.
Это было очень мило с её стороны. И каким же красивым он нам показался! Он шёл под руку с мистером Коулом.

 «Это союз, который, кем бы ни были ваши друзья, должен быть им по душе, при условии, что у них есть хоть капля здравого смысла.
Мы не должны подстраиваться под дураков». Если они хотят, чтобы вы были _счастливы_ в браке, то вот вам мужчина, чей приятный характер даёт все основания для этого. Если они хотят, чтобы вы жили в одном месте, то...
В той стране и в том кругу, куда они решили вас поместить, это будет достигнуто. И если их единственная цель состоит в том, чтобы вы, выражаясь общепринятым языком, были _удачно_ замужем, то здесь вы получите и хорошее состояние, и респектабельное положение в обществе, и продвижение по службе, что должно их удовлетворить.
— Да, это правда.  Как мило вы говорите; мне нравится вас слушать.  Вы всё понимаете.  Вы с мистером Элтоном одинаково умны.  Этот фарс!— Если бы я учился двенадцать месяцев, я бы никогда не смог
сделать ничего подобного.
«Я думал, он хотел испытать свои силы, судя по тому, как он вчера отказался».

“Я действительно думаю, что это, без исключения, лучшая шарада, которую я когда-либо читал”.

“Я, конечно, никогда не читал больше ни одной шарады с такой целью”.

“Это столько же времени, как почти все, что мы имели раньше”.

“Я не считаю его длину, а особенно в его пользу. Такие
вещи вообще не могут быть слишком коротким”.

Гарриет была слишком умысел на линии, чтобы услышать. Наиболее удовлетворительным
сравнение росли у нее в голове.

— Одно дело, — сказала она наконец, и её щёки заалели, — иметь здравый смысл в общепринятом смысле, как у всех, и совсем другое —
Если вам нечего сказать, сядьте и напишите письмо, в котором кратко изложите то, что должны сказать. А если есть что сказать, пишите стихи и шарады, как этот».

 Эмма не могла бы пожелать более решительного отказа от прозы мистера Мартина.

 «Какие милые строки! — продолжала Гарриет. — Эти две последние! Но как мне вернуть бумагу или сказать, что я её нашла? О! Мисс
Вудхаус, что мы можем с этим сделать?

 — Предоставьте это мне.  Вы ничего не делаете.  Осмелюсь предположить, что он будет здесь сегодня вечером, и тогда я верну ему это, и произойдёт какая-нибудь нелепая ситуация.
пройди между нами, и ты не будешь связан обязательствами.— Твои нежные глаза будут
использовать свое время для сияния. Доверься мне ”.

“О! Мисс Вудхаус, как жаль, что я не могу вписать эту прекрасную шараду
в свою книгу! Я уверен, что у меня и вполовину не получалось так хорошо.”

“Оставим за скобками две последние строки, и нет никаких причин, почему вы должны
не пишите его в вашу книгу”.

“О! но те две линии”—

 — «Лучшее из всего.  Конечно, — для личного пользования; и для личного пользования оставьте их себе.  Вы же знаете, что они написаны не для того, чтобы вы их делили.  Двустишие не перестаёт существовать, как и его
смысл меняется. Но уберите его, и все _притязания_ исчезнут, и останется очень милая галантная шарада, подходящая для любой коллекции.
Можете быть уверены, он не хотел бы, чтобы его шараду сочли
нелепой, в отличие от его страсти. Влюблённого поэта нужно
поддерживать в обоих качествах, иначе ни в одном из них.
Дайте мне книгу, я запишу её, и тогда о вас не останется и следа.

Харриет подчинилась, хотя её разум с трудом мог отделить одно от другого, чтобы она могла быть уверена, что её подруга не записывает признание в любви. Это казалось слишком ценным даром для любого уровня


 «Я никогда не выпущу эту книгу из своих рук», — сказала она.

 «Очень хорошо, — ответила Эмма, — это самое естественное чувство, и чем дольше оно будет длиться, тем больше я буду довольна. Но вот и мой отец идёт: ты не будешь возражать, если я прочитаю ему шараду? Это доставит ему столько удовольствия! Он любит всё подобное, и особенно всё, что делает женщине комплимент. Он обладает самым нежным и галантным нравом по отношению ко всем нам! — Вы должны позволить мне прочитать это ему.
Харриет выглядела серьёзной.

 — Моя дорогая Харриет, не стоит слишком углубляться в эту шараду. Вы
Вы неправильно передадите свои чувства, если будете слишком скованны и расторопны и придадите этому больше значения или даже все значение, которое можно придать этому.  Не поддавайтесь такому незначительному проявлению восхищения.  Если бы он стремился к секретности, он бы не оставил бумагу, пока я был рядом; но он скорее толкнул её в мою сторону, чем в вашу.  Не будем слишком серьёзно относиться к этому делу. У него достаточно воодушевления, чтобы продолжать, и нам не стоит вздыхать от души из-за этого фарса.
— О нет, надеюсь, я не буду выглядеть нелепо. Делайте, как вам угодно.

Вошёл мистер Вудхаус и очень скоро снова заговорил на эту тему, задав свой обычный вопрос:
«Ну что, мои дорогие, как продвигается ваша книга? Есть что-нибудь новенькое?»

 «Да, папа, у нас есть кое-что для тебя, кое-что совсем новенькое. Сегодня утром на столе был найден листок бумаги (мы думаем, его обронила фея), на котором была написана очень милая шарада, и мы только что её переписали».

Она прочла ему это так, как он любил, чтобы ему читали вслух, медленно и отчётливо, по два-три раза, с пояснениями к каждому слову
По мере того как она говорила, он всё больше радовался и, как она и предвидела, был особенно поражён комплиментарным заключением.

 «Да, это очень верно, это очень хорошо сказано. Очень верно.
 “Женщина, прекрасная женщина”. Это такая милая шарада, моя дорогая, что я легко могу догадаться, какая фея её придумала. Никто не смог бы написать так красиво, кроме тебя, Эмма».

 Эмма только кивнула и улыбнулась.Немного поразмыслив и очень нежно вздохнув, он добавил:
«Ах! нетрудно понять, в кого ты пошла! Твоя дорогая мама была так умна во всём этом! Если бы у меня была её память! Но я не могу
Я ничего не помню — даже ту самую загадку, о которой вы слышали от меня. Я могу вспомнить только первую строфу, а их несколько.

 Китти, прекрасная, но холодная дева,
 Разожгла пламя, о котором я до сих пор сожалею.
 Я позвал на помощь мальчика в капюшоне,
 Хотя и боялся его приближения,
 Которое прежде было губительным для моих ухаживаний.


И это всё, что я могу вспомнить, но пьеса очень умная. Но, кажется, дорогая, ты сказала, что поняла её.
— Да, папа, она написана на второй странице. Мы скопировали её из «Элегантных отрывков». Это пьеса Гаррика, знаешь ли.

— Да, это правда. Жаль, что я мало что помню.

Китти, прекрасная, но холодная дева.


Это имя наводит меня на мысли о бедняжке Изабелле, ведь её чуть не назвали Кэтрин в честь бабушки. Надеюсь, на следующей неделе она будет здесь. Ты уже подумала, дорогая, куда её поселишь — и хватит ли места для детей?

— О, да, конечно, у неё будет своя комната, та, что у неё всегда была.
А для детей есть детская — как обычно, ты же знаешь.
 Зачем что-то менять?

 — Я не знаю, дорогая, но она так давно здесь не была!
на прошлую Пасху, и то всего на несколько дней.—Мистер Джон Найтли работает юристом.
это очень неудобно.—Бедная Изабелла! — ее, к сожалению, забрали
у всех нас!—и как она будет сожалеть, когда приедет, что не увидит здесь мисс
Тейлор!”

“ По крайней мере, она не удивится, папа.

“ Я не знаю, мой дорогой. Я был очень удивлён, когда впервые услышал, что она собирается замуж.


 — Мы должны пригласить мистера и миссис Уэстон на ужин, пока Изабелла здесь.


 — Да, дорогая, если будет время. Но (очень подавленным тоном) она приедет всего на неделю.
 Ни на что не будет времени.

«Жаль, что они не могут остаться подольше, но, похоже, это необходимость. Мистер Джон Найтли должен снова приехать в город 28-го, и мы должны быть благодарны, папа, за то, что они проведут с нами всё время, которое могут уделить деревне, что они не будут проводить два или три дня в аббатстве. Мистер Найтли обещает отказаться от своих притязаний на это Рождество, хотя, как ты знаешь, они были у него дольше, чем у нас».

“Было бы очень трудно, в самом деле, моя дорогая, если бедная Изабелла должны были быть
нигде, кроме как в Хартфилде.”

Мистер Вудхаус никогда не мог бы позволить утверждает г-н Найтли на его
брат или кто-либо другой не имеет никаких прав на Изабеллу, кроме своих собственных. Он немного посидел, размышляя, а затем сказал:
«Но я не понимаю, почему бедная Изабелла должна так скоро возвращаться, хотя он и настаивает. Думаю, Эмма, я попытаюсь убедить её остаться с нами подольше. Она и дети могли бы прекрасно пожить у нас».

«Ах! папа— это то, чего ты никогда не мог достичь, и я делаю это.
не думаю, что ты когда-нибудь сможешь. Изабелла не может оставаться позади своего
мужа ”.

Это было слишком правдиво, чтобы противоречить. Как это ни было неприятно, мистер Вудхаус
смог только покорно вздохнуть; и, как заметила Эмма, его настроение упало
Задумавшись о привязанности своей дочери к мужу, она
немедленно перешла к той части разговора, которая должна была их поднять.

 «Хэрриет должна проводить с нами столько времени, сколько сможет, пока здесь мои брат и сестра. Я уверена, что она будет довольна детьми. Мы очень гордимся детьми, не так ли, папа? Интересно, кого она посчитает самым красивым, Генри или Джона?»

“Да, интересно, кто из них ей понравится. Бедняжки, как они будут рады
приехать. Им очень нравится бывать в Хартфилде, Харриет”.

“ Осмелюсь предположить, что да, сэр. Я уверен, что не знаю, кто нет.

«Генри — прекрасный мальчик, но Джон очень похож на свою маму. Генри — старший, его назвали в честь меня, а не в честь отца. Джона, второго сына, назвали в честь отца. Некоторые, кажется, удивляются, что старшего не назвали в честь отца, но Изабелла хотела, чтобы его звали Генри, и я считаю, что это очень мило с её стороны. И он действительно очень умный мальчик. Они все удивительно умные, и у них так много милых привычек. Они подойдут, встанут рядом с моим креслом и скажут: «Дедушка, не дашь мне немного верёвки?» А однажды Генри попросил у меня нож, но я сказал ему, что ножи
Они созданы только для дедушек. Мне кажется, их отец слишком груб с ними.
Он часто бывает с ними груб».

 «Тебе он кажется грубым, — сказала Эмма, — потому что ты сама очень нежная.
Но если бы ты могла сравнить его с другими папами, ты бы не сочла его грубым». Он хочет, чтобы его мальчики были активными и выносливыми, и, если они плохо себя ведут, может время от времени сказать им что-нибудь резкое. Но он любящий отец — конечно, мистер Джон Найтли любящий отец. Дети его очень любят.
— А потом приходит их дядя и подбрасывает их к потолку, и это очень страшно!

“ Но им это нравится, папа; ничто на свете не нравится им так сильно. Это такие
пользование им, что если их дядя не легла правило
их поочередно, в зависимости от того, стал бы никогда не уступают дорогу другим.”

“Ну, я не могу понять это.”

“Это происходит со всеми нами, папа. Одна половина мира не может
понять удовольствий другой”.

Позже, утром, когда девочки уже собирались разойтись по своим комнатам, чтобы подготовиться к обычному ужину в четыре часа, в комнату снова вошёл герой этого неподражаемого фарса.  Харриет отвернулась, но Эмма могла
Она встретила его с обычной улыбкой, и её зоркий глаз вскоре разглядел в нём осознание того, что он сделал ставку, бросил жребий.
Она предположила, что он пришёл посмотреть, как всё обернётся.
Однако на самом деле он пришёл спросить, можно ли собрать компанию мистера Вудхауса вечером без него или же его присутствие в Хартфилде будет крайне необходимо. Если бы это было так, то всё остальное должно было бы уступить.
Но в остальном его друг Коул так много говорил о том, что он
обедает с ним, и так настаивал на этом, что он пообещал ему прийти при определённых условиях.

Эмма поблагодарила его, но не могла допустить, чтобы он разочаровал своего друга из-за них. Её отец был уверен в своей резине. Он снова предложил — она снова отказалась. И он уже, казалось, собирался поклониться, когда она взяла со стола бумагу и вернула её.

 «О, вот шарада, которую вы были так любезны оставить нам. Спасибо, что показали её нам. Мы были так восхищены, что я осмелился включить его в сборник мисс Смит. Надеюсь, ваша подруга не будет против. Конечно, я переписал только первые восемь строк.

Мистер Элтон, конечно, не очень хорошо понимал, что сказать. Он выглядел довольно неуверенно — довольно смущённо; сказал что-то о
«чести», взглянул на Эмму и Харриет, а затем, увидев на столе раскрытую книгу, взял её и стал очень внимательно изучать. Чтобы
прервать неловкое молчание, Эмма с улыбкой сказала:
«Вы должны передать мои извинения вашей подруге; но такая хорошая шарада не должна ограничиваться одним или двумя участниками. Он может быть уверен в одобрении каждой женщины, ведь он пишет с такой галантностью».

 «Я без колебаний могу сказать, — ответил мистер Элтон, хотя и не без колебаний
Пока он говорил, я многое понял. «Я без колебаний могу сказать — по крайней мере, если мой друг чувствует то же, что и _я_, — я не сомневаюсь ни на йоту, что, если бы он увидел, что его небольшое сочинение ценят так же, как и _я_ его ценю (снова смотрит на книгу и кладёт её на стол), он бы счёл это самым гордым моментом в своей жизни».

 После этой речи он ушёл как можно скорее. Эмма не могла думать об этом слишком долго, потому что, несмотря на все его хорошие и приятные качества, в его речах было что-то нарочитое, что очень часто вызывало у неё смех.  Она убежала, чтобы дать волю смеху, оставив его в неведении.
к вящему удовольствию Харриет.




 ГЛАВА X

Хотя была уже середина декабря, погода пока не испортилась настолько, чтобы помешать молодым леди регулярно выходить на прогулку. А на следующий день Эмма собиралась навестить бедную больную семью, жившую неподалёку от Хайбери.

Дорога к этому уединённому коттеджу пролегала по Викэридж-лейн, переулку,
который под прямым углом отходил от широкой, хотя и неровной, главной улицы
этого места и, как можно догадаться, вёл к благословенному жилищу мистера Элтона. Сначала нужно было пройти мимо нескольких скромных домов, а затем
Примерно в четверти мили дальше по переулку возвышался дом викария, старый и не очень красивый. Он стоял почти вплотную к дороге.
У него не было никаких преимуществ в расположении, но нынешний владелец очень постарался привести его в порядок. И в таком виде дом не мог остаться незамеченным двумя друзьями.ускоренный шаг и наблюдающий взгляд
.—Замечание Эммы было таким—

“Вот оно. На днях пойдешь ты со своей книгой загадок".
Замечание Харриет было—

“О, какой милый дом!— Какой красивый!— Вон те желтые
занавески, которыми так восхищается мисс Нэш”.

— Я нечасто гуляю здесь _сейчас_, — сказала Эмма, когда они пошли дальше.
— Но _потом_ у меня появится стимул, и я постепенно
познакомлюсь со всеми живыми изгородями, воротами, прудами и столбами в этой части Хайбери.


Харриет, как она узнала, ни разу в жизни не была в доме священника, и
Её любопытство было настолько сильным, что, учитывая обстоятельства и вероятность, Эмма могла расценить это только как доказательство любви мистера
Элтона к ней.

 «Я бы хотела, чтобы мы могли это устроить, — сказала она, — но я не могу придумать ни одного приемлемого предлога, чтобы войти. Я не хочу расспрашивать служанку о его экономке. И у меня нет послания от отца».

Она задумалась, но ничего не могла придумать. После нескольких минут взаимного молчания Гарриет снова заговорила:

 «Я так удивляюсь, мисс Вудхаус, что вы не замужем и не собираетесь выходить замуж! Вы так очаровательны!»

Эмма рассмеялась и ответила:
«Того, что я очаровательна, Гарриет, недостаточно, чтобы заставить меня выйти замуж.
Я должна находить очаровательными и других людей — по крайней мере, одного человека. И я не только не собираюсь выходить замуж сейчас, но и вообще не имею ни малейшего намерения когда-либо выходить замуж».

«Ах, так ты говоришь, но я не могу в это поверить».

«Чтобы поддаться искушению, я должна увидеть кого-то, кто будет намного лучше всех, кого я видела до сих пор. Мистер Элтон, знаете ли (вспомнив о нём), не подходит. И я _не_ хочу видеть такого человека. Я бы предпочла не поддаваться искушению. Я не могу измениться к лучшему. Если бы я могла
Если я выйду замуж, то, должно быть, буду раскаиваться в этом.
— Боже мой! — так странно слышать подобные речи от женщины! —

— У меня нет обычных для женщин причин выходить замуж. Если бы я влюбилась, это было бы совсем другое дело! но я никогда не была влюблена; это не в моём характере, и я не думаю, что когда-нибудь влюблюсь. А без любви, я уверена, я была бы дурой, если бы захотела изменить такое положение дел, как у меня.
 Я не хочу богатства, не хочу работы, не хочу последствий.
Я думаю, что немногие замужние женщины имеют такое же влияние в доме своего мужа, как я в Хартфилде, и никогда
Я и представить себе не могла, что буду так по-настоящему любима и важна; что в глазах любого мужчины я всегда буду на первом месте и всегда буду права, как в глазах моего отца.

 — Но ведь в конце концов я стану старой девой, как мисс Бейтс!

 — Это самый грозный образ, который ты только можешь представить, Гарриет. И если бы я только могла подумать, что когда-нибудь стану такой, как мисс Бейтс! такая глупенькая — такая довольная — такая
улыбчивая — такая болтливая — такая неразборчивая и непритязательная — и такая склонная рассказывать обо мне всем, что знает, я бы вышла замуж хоть завтра. Но я убеждена, что между _нами_ никогда не будет ничего общего, кроме того, что мы не замужем.

— Но всё же ты останешься старой девой! и это так ужасно!

 — Не волнуйся, Гарриет, я не останусь бедной старой девой.
Только бедность делает безбрачие презренным в глазах великодушной публики! Одинокая
женщина с очень скромным доходом должна быть нелепой, неприятной старой девой! Это удел мальчиков и девочек, но одинокая женщина, которой повезло в жизни, всегда вызывает уважение и может быть такой же разумной и приятной, как и любой другой человек.  И это различие не так сильно противоречит честности и здравому смыслу, как может показаться на первый взгляд.
Из-за очень скромного дохода у человека может развиться ограниченность и испортиться характер. Те, кто едва сводит концы с концами и вынужден жить в очень маленьком и, как правило, очень низком по уровню обществе, вполне могут быть нелиберальными и раздражительными. Однако это не относится к мисс Бейтс; она просто слишком добродушна и глупа, чтобы мне понравиться; но в целом она очень нравится всем, несмотря на то, что она одинока и бедна. Бедность,
конечно, не повлияла на её умственные способности: я действительно верю, что, будь у неё хоть шиллинг, она бы с большой вероятностью отдала его
Она стоит всего шесть пенсов, и никто её не боится: в этом её большое очарование.
— Боже мой! но что же ты будешь делать? чем ты будешь заниматься, когда состаришься?


— Если я знаю себя, Гарриет, то у меня активный, деятельный ум, с большим количеством независимых ресурсов, и я не понимаю, почему в сорок или пятьдесят лет мне будет сложнее найти себе занятие, чем в двадцать один. Обычные женские занятия, требующие как физических, так и умственных усилий, будут для меня так же доступны, как и сейчас, или почти так же. Если я буду меньше рисовать, то буду больше читать; если я брошу музыку, то займусь ковроткачеством. А что касается
Объекты, представляющие интерес, объекты привязанности, что, по правде говоря, является большим недостатком, отсутствие которого на самом деле является большим злом, которого следует избегать, не вступая в брак, — всё это будет у меня, и я буду заботиться обо всех детях моей сестры, которую я так люблю. Их, по всей вероятности, будет достаточно, чтобы удовлетворить все потребности угасающей жизни. Этого будет достаточно для любой надежды и любого страха.
И хотя моя привязанность ни к кому не сравнится с привязанностью к
родителю, она больше соответствует моим представлениям о комфорте, чем то, что теплее и
 Мои племянники и племянницы! — Я часто буду брать с собой племянницу.
 — Вы знаете племянницу мисс Бейтс? То есть я знаю, что вы, должно быть, видели её
сотню раз, но знакомы ли вы с ней?

 — О да, мы всегда вынуждены быть знакомы, когда она приезжает в
 Хайбери. Кстати, этого почти достаточно, чтобы разубедить человека в его тщеславии. Не дай бог! по крайней мере, я никогда не буду так надоедать людям, как она надоедает Джейн
Фэйрфакс. Само имя Джейн Фэйрфакс уже надоело. Каждое письмо
о ней перечитывают по сорок раз; её комплименты всем друзьям ходят по кругу; и если она только пришлёт своей тёте выкройку корсета или свяжет пару подвязок для своей бабушки, то об этом целый месяц не говорят ни о чём другом. Я желаю Джейн Фэрфакс всего наилучшего, но она меня до смерти утомила.

 Они уже подходили к коттеджу, и все праздные разговоры прекратились. Эмма была очень сострадательна, и бедняки могли рассчитывать на помощь не только в виде денег, но и в виде личного внимания и доброты, совета и терпения с её стороны. Она понимала их образ жизни.
Она могла мириться с их невежеством и искушениями, не питала романтических надежд на необычайную добродетель тех, кому образование мало что дало. Она с готовностью сочувствовала их бедам и всегда оказывала помощь, руководствуясь не только доброй волей, но и здравым смыслом. В данном случае она приехала навестить больных и нищих. Пробыв там столько, сколько было нужно, чтобы утешить или дать совет, она покинула дом с таким впечатлением от увиденного, что, уходя, сказала Гарриет:

— Вот они, зрелища, которые приносят одно добро. Какими незначительными они кажутся по сравнению со всем остальным!
— Мне кажется, что я не смогу думать ни о чём, кроме этих бедных созданий, весь оставшийся день; и всё же, кто знает, как скоро всё это может вылететь у меня из головы?


— Совершенно верно, — сказала Гарриет. — Бедные создания!
больше ни о чём не можешь думать.

— И правда, я не думаю, что это впечатление скоро пройдёт, — сказала Эмма, перелезая через низкую живую изгородь и ковыляя по узкой, скользкой тропинке, которая вела через сад к коттеджу.
в переулке снова. “Я не думаю, что это будет”, останавливаясь, чтобы один раз взглянуть
подробнее на всей внешней убогости место, и напомнить о еще
больше внутри.

“ О боже, нет, ” сказал ее спутник.

Они пошли дальше. Лейн слегка согнуть; и когда этот изгиб был
прошло, Мистер Элтон был сразу видно; и так близко, чтобы дать Эмма
только скажи дальше,

“Ах! Хэрриет, вот и неожиданное испытание нашей стойкости в добрых делах. Что ж (улыбаясь), я надеюсь, что можно будет сказать, что если сострадание принесло страждущим облегчение, то оно сделало всё, что
Это действительно важно. Если мы сочувствуем несчастным настолько, что готовы сделать для них всё, что в наших силах, то всё остальное — пустое сочувствие, которое только огорчает нас самих.


 Харриет успела только ответить: «О! конечно, да», как к ним присоединился джентльмен.
Однако первой темой для обсуждения стали нужды и страдания бедной семьи. Он собирался навестить их. Он отложил свой визит.
Но они очень интересно поговорили о том, что можно и нужно сделать. Затем мистер Элтон вернулся, чтобы
сопровождать их.

 «Они так хорошо ладят, выполняя это поручение», — подумала Эмма.
«Встретиться в рамках благотворительной программы; это значительно усилит любовь с обеих сторон. Я не удивлюсь, если это приведёт к признанию в любви. Так и будет, если меня здесь не будет. Я бы хотела оказаться где-нибудь в другом месте».

 Стремясь как можно дальше уйти от них, она вскоре свернула на узкую тропинку, немного возвышавшуюся над дорогой, и оставила их на главной улице. Но не прошло и двух минут, как она поняла, что привычка Харриет к зависимости и подражанию передалась и ей, и что, короче говоря,
они оба скоро последуют за ней. Так не пойдёт; она тут же остановилась,
притворившись, что ей нужно поправить шнуровку на ботинке, и,
наклонившись так, что полностью заняла собой всю тропинку,
попросила их пройти дальше, а она догонит их через полминуты. Они сделали так, как им было велено; и к тому времени,
когда она решила, что с ботинком покончено, у неё в запасе была
ещё одна отсрочка: её догнала девочка из коттеджа, которая,
согласно приказу, шла с кувшином на
принести бульон из Хартфилда. Идти рядом с этой девочкой, разговаривать с ней и расспрашивать её было самым естественным делом на свете или было бы самым естественным делом, если бы она действовала без злого умысла.
Таким образом, остальные могли идти впереди, не дожидаясь её. Однако она невольно догнала их: ребёнок шёл быстро, а они — довольно медленно.
И это её ещё больше обеспокоило, потому что они явно были увлечены разговором.  Мистер Элтон говорил с
Харриет слушала с большим интересом, а Эмма, отослав ребёнка, начала подумывать о том, как бы ей ещё немного отодвинуться, но тут они обе оглянулись, и ей пришлось присоединиться к ним.

 Мистер Элтон всё ещё говорил, всё ещё вдавался в какие-то интересные подробности;
и Эмма испытала некоторое разочарование, когда поняла, что он
всего лишь рассказывал своей прекрасной спутнице о вчерашнем
вечере у его друга Коула и что она сама пришла за стилтонским
сыром, северным Уилтширом, маслом, сельдереем, свёклой и
всем десертом.

«Конечно, это вскоре привело бы к чему-то лучшему, — утешала она себя. — Всё, что угодно, может заинтересовать тех, кто любит.
Всё, что угодно, может послужить началом того, что близко сердцу. Если бы я только могла дольше не возвращаться!»

Теперь они шли вместе, пока не показался дом викария.
Бледная, она вдруг решила, что нужно хотя бы завести Харриет в дом.
Она снова сделала вид, что у неё что-то не так с ботинком, и отстала, чтобы поправить его. Затем она оборвала шнурок и, ловко бросив его в канаву, вскоре была вынуждена
Она попыталась уговорить их остановиться и признала, что не может привести себя в порядок, чтобы дойти до дома в относительном комфорте.

 «Часть моего кружева оторвалась, — сказала она, — и я не знаю, как мне быть. Я действительно доставляю вам обоим немало хлопот, но, надеюсь, я не так уж плохо экипирован. Мистер Элтон, прошу вас, позвольте мне остановиться у вас и попросить у вашей экономки немного тесьмы, или бечёвки, или чего-нибудь ещё, чтобы подвязать мой ботинок.
Мистер Элтон был вне себя от радости, услышав это предложение, и ничто не могло сравниться с его расторопностью и вниманием, с которыми он проводил их в свой дом
и старалась, чтобы всё выглядело наилучшим образом. Комната, в которую их провели, была той самой, в которой он в основном находился и смотрел вперёд;
за ней была ещё одна комната, с которой она сообщалась; дверь между ними была открыта, и Эмма прошла в неё вместе с экономкой, чтобы получить помощь в наиболее удобной форме. Ей пришлось оставить дверь приоткрытой, но она была уверена, что мистер.
Элтон её закроет. Однако дверь не была закрыта, она оставалась приоткрытой.
Но, вовлекая экономку в бесконечный разговор, она
Она надеялась, что он сможет выбрать себе занятие по душе в соседней комнате.
Десять минут она не слышала ничего, кроме собственного голоса.
Это не могло больше продолжаться. Затем ей пришлось закончить и выйти.


 Влюблённые стояли у одного из окон. Вид был самый благоприятный, и на полминуты Эмма почувствовала гордость от того, что её план сработал. Но это было бы неправильно; он ещё не договорил. Он был очень любезен, очень мил; он сказал Харриет, что видел, как они проходили мимо, и специально последовал за ними;
Были и другие мелкие галантности и намёки, но ничего серьёзного.

 «Осторожный, очень осторожный, — подумала Эмма. — Он продвигается вперёд шаг за шагом и ничем не рискует, пока не почувствует себя в безопасности».


И всё же, хотя её хитроумному замыслу не удалось всё осуществить, она не могла не льстить себе мыслью, что это доставило удовольствие им обоим и должно было приблизить их к великому событию.




ГЛАВА XI

Теперь мистера Элтона нужно оставить в покое. Эмма больше не могла ничего сделать
чтобы следить за его счастьем или подстегивать его. Приезд семьи её сестры был так близок, что сначала в ожидании, а затем и в реальности он стал для неё главным предметом интереса.
И в течение десяти дней их пребывания в Хартфилде не стоило ожидать — да она и сама не ожидала, — что она сможет оказать влюблённым какую-то помощь, кроме случайной, непредвиденной. Они могли бы быстро продвигаться вперёд, если бы захотели. Однако они должны продвигаться вперёд так или иначе, хотят они того или нет.  Она едва ли хотела бы большего
 Есть люди, которые тем больше делают для вас, чем меньше делают для себя.

 Мистер и миссис Джон Найтли отсутствовали в Сарри дольше обычного и, конечно, вызвали больший интерес, чем обычно. До этого года все длительные каникулы после их свадьбы они проводили то в Хартфилде, то в аббатстве Донвелл.
Но все праздники этой осени были посвящены морским купаниям для детей, и поэтому прошло уже много месяцев с тех пор, как они в последний раз виделись со своими родственниками из Сарри или вообще с мистером Вудхаусом, который не мог
Его не удалось уговорить поехать так далеко, как в Лондон, даже ради бедной Изабеллы.
Поэтому теперь он был очень взволнован и встревожен тем, что визит оказался таким коротким.

 Он много думал о том, как тяжело ей будет в дороге, и не в последнюю очередь о том, как устанут его лошади и кучер, которым предстояло везти часть багажа последнюю половину пути.
Но его опасения были напрасны.  Шестнадцать миль были благополучно преодолены, и мистер и миссис Джон
Найтли, их пятеро детей и достаточное количество нянек благополучно добрались до Хартфилда. Суета и радость
Такое прибытие, когда нужно было со всеми поговорить, поприветствовать, подбодрить и по-разному распределить и разместить, вызвало шум и суматоху, которых его нервы не выдержали бы ни при каких других обстоятельствах, да и при этих не выдержали бы долго. Но миссис Джон Найтли так уважала Хартфилда и чувства его отца, что, несмотря на материнскую заботу о том, чтобы её малыши сразу же получили всю необходимую свободу и внимание, всю еду и питьё, весь сон и игры,
Всё, чего они только могли пожелать, исполнялось без малейшей задержки.
Детям никогда не позволяли долго мешать ему ни своим присутствием, ни беспокойным вниманием к ним.

 Миссис Джон Найтли была хорошенькой, элегантной женщиной с мягкими, спокойными манерами и удивительно дружелюбным и любящим характером.
Она была поглощена своей семьёй: преданная жена, самоотверженная мать и настолько нежно привязанная к отцу и сестре, что, если бы не эти более высокие узы, более сильная любовь казалась бы невозможной.  Она никогда не видела
ни в ком из них не было недостатка. Она не отличалась ни умом, ни сообразительностью; и, будучи похожей на отца, она унаследовала от него и многие черты характера. Она была чувствительна к своему здоровью, чрезмерно заботилась о здоровье своих детей, была мнительной и нервной и так же сильно любила своего мистера Уингфилда в городе, как её отец мог любить мистера Перри. Они также были похожи в своей общей доброжелательности и привычке с уважением относиться к каждому старому знакомому.

Мистер Джон Найтли был высоким, представительным и очень умным мужчиной.
Он преуспевал в своей профессии, был домоседом и пользовался уважением в обществе.
Но его сдержанные манеры не позволяли ему быть приятным в общении.
Иногда он бывал не в духе. Он не был вспыльчивым и не проявлял беспричинного гнева так часто, чтобы заслужить подобный упрёк.
Но его характер не был его главным достоинством. И, конечно, с такой боготворящей женой вряд ли можно было избежать усугубления любых естественных недостатков. Чрезмерная
мягкость её характера, должно быть, ранила его. Он был таким ясным и
Он не обладал той быстротой ума, которой она от него хотела, и иногда мог вести себя невежливо или говорить резкие вещи.

 Он не был любимчиком своей прекрасной невестки.  Ничто дурное в нём не ускользало от её внимания.  Она быстро замечала мелкие обиды, нанесённые
 Изабелле, которые сама Изабелла никогда не замечала. Возможно, она бы обратила на него больше внимания, если бы его манеры льстили сестре Изабеллы,
но они были всего лишь манерами спокойного и доброго брата и друга, без лести и без притворства.
Но вряд ли какие-либо личные комплименты могли бы заставить её закрыть глаза на этот величайший из всех недостатков
в её глазах, в которые он иногда заглядывал, читалось отсутствие уважительного
терпения по отношению к отцу. Ему не всегда хватало терпения,
которого можно было бы пожелать. Особенности характера и
неугомонность мистера Вудхауса иногда провоцировали его на
рациональные возражения или резкие ответные реплики, столь же неуместные. Такое случалось нечасто, поскольку мистер Вудхаус был
Джон Найтли действительно очень уважал своего тестя и в целом хорошо понимал, что ему следует делать.
Но слишком часто он полагался на милосердие Эммы, особенно учитывая все тяготы
опасения, которые часто приходится испытывать, хотя до ссоры дело и не дошло.
Однако в начале каждого визита не было ничего, кроме самых
искренних чувств, и можно было надеяться, что эта вынужденная
встреча пройдёт в атмосфере неподдельной сердечности. Не успели они
сесть и успокоиться, как мистер Вудхаус, печально покачав головой и
вздохнув, обратил внимание дочери на печальные перемены, произошедшие
в Хартфилде с тех пор, как она была там в последний раз.

— Ах, моя дорогая, — сказал он, — бедная мисс Тейлор. Это печальное событие.

 — О да, сэр, — воскликнула она с искренним сочувствием, — как же вам, должно быть, её не хватает!
И дорогая Эмма тоже!—Какая ужасная потеря для вас обеих!—Я был так
опечален тобой.—Я не мог представить, как вы могли бы обходиться без нее.
— Это действительно печальная перемена.—Но я надеюсь, что с ней все в порядке, сэр.”

“Очень хорошо, моя дорогая—я надеюсь,—очень хорошо.—Я не знаю, но что
разместить соглашается с ее более-менее сносно”.

Мистер Джон Найтли тихо спросил Эмму, есть ли у неё какие-либо сомнения по поводу Рэндаллов.

 «О нет, ни малейших. Я никогда не видела миссис Уэстон в лучшей форме — она никогда не выглядела так хорошо. Папа просто выражает своё сожаление».

— Это большая честь для нас обоих, — последовал красивый ответ.

 — А вы часто видитесь с ней, сэр? — спросила Изабелла жалобным тоном, который как нельзя лучше подходил её отцу.

 Мистер Вудхаус замялся. — Не так часто, моя дорогая, как мне бы хотелось.

 — О, папа, с тех пор как они поженились, мы не виделись всего один день. Каждый день, кроме одного, утром или вечером мы видели либо мистера Уэстона, либо миссис Уэстон, а обычно обоих,
либо в Рэндалсе, либо здесь — и, как ты можешь догадаться, Изабелла, чаще всего здесь. Они очень, очень любезны во время своих визитов. Мистер Уэстон
на самом деле такая же добрая, как и она сама. Папа, если ты будешь говорить в таком тоне,
ты создашь у Изабеллы ложное представление о нас всех. Все
должны понимать, что мисс Тейлор будет не хватать, но все также должны быть уверены, что мистер и миссис Уэстон делают всё возможное, чтобы мы не скучали по ней так сильно, как мы сами ожидали, — и это чистая правда.

— Всё так, как и должно быть, — сказал мистер Джон Найтли, — и именно так, как я и надеялся, судя по вашим письмам. В её желании оказать вам внимание не было ничего удивительного, а то, что он холост и общителен, всё упрощает.
легко. Я всегда говорил тебе, любовь моя, что понятия не имел о том, что
перемена в Хартфилде настолько существенна, как ты предполагала; и
теперь, когда у тебя есть отчет Эммы, я надеюсь, ты будешь удовлетворен.

“ Ну, конечно, - сказал мистер Вудхаус, - да, конечно, я не могу отрицать.
что миссис Уэстон, бедная миссис Уэстон, действительно приходит к нам повидаться.
часто — но потом — ей всегда приходится снова уезжать.

“ Мистеру Уэстону было бы очень тяжело, если бы она этого не сделала, папа.— Ты совсем
забываешь бедного мистера Уэстона.

“ Я действительно думаю, ” любезно сказал Джон Найтли, “ что мистер Уэстон
небольшая претензия. Мы с тобой, Эмма, рискнем взять на себя роль
бедного мужа. Я, будучи мужем, а вы не будучи женой,
претензии мужчины, скорее всего, могут поразить нас с равной силой. Что касается
Изабелла, она замужем достаточно долго, чтобы понимать, как удобно
по возможности отставлять всех мистеров Уэстонов в сторону.

“Я, любовь моя”, - воскликнула его жена, слыша и понимая лишь отчасти.—
— Вы говорите обо мне? — Я уверен, что никто не должен и не может быть большим сторонником брака, чем я. И если бы не
Если бы не её отъезд из Хартфилда, я бы никогда не подумал о мисс Тейлор иначе как о самой счастливой женщине на свете.
А что касается мистера Уэстона, этого превосходного мистера Уэстона, то, думаю, он не заслуживает ничего, кроме похвалы. Я считаю, что он один из самых уравновешенных людей, которые когда-либо существовали. За исключением вас и вашего брата, я не знаю никого, кто мог бы сравниться с ним в уравновешенности. Я никогда не забуду, как он запускал воздушного змея Генри в тот ветреный день на прошлой Пасхе.
С тех пор как в сентябре прошлого года он проявил особую доброту, прошло двенадцать месяцев.
«Получив эту записку в двенадцать часов ночи, специально для того, чтобы заверить меня, что в Кобхэме нет скарлатины, я убедился, что на свете не может быть ни более чуткого сердца, ни лучшего человека. Если кто-то и может его заслужить, то это мисс Тейлор».

 «Где молодой человек? — спросил Джон Найтли. Был ли он здесь по этому случаю — или нет?»

 «Его ещё не было», — ответила Эмма. «Все с нетерпением ждали его приезда вскоре после свадьбы, но
это ни к чему не привело; и в последнее время я не слышал, чтобы о нём упоминали».

— Но ты должна рассказать им о письме, дорогая, — сказал её отец.
— Он написал письмо бедной миссис Уэстон, чтобы поздравить её, и это было очень милое, красивое письмо. Она показала его мне. Я подумал, что он поступил очень хорошо. Неизвестно, была ли это его собственная идея. Он ещё молод, и его дядя, возможно...

 — Мой дорогой папа, ему двадцать три. Ты забываешь, как быстро летит время».

 «Двадцать три! — неужели? — Ну, я бы ни за что не подумал, что ему было всего два года, когда он потерял свою бедную мать! Что ж, время не стоит на месте
Воистину, муха! — а у меня очень плохая память. Однако это было очень хорошее, милое письмо, которое доставило мистеру и миссис Уэстон огромное удовольствие. Я помню, что оно было написано в Уэймуте и датировано 28 сентября
 — и начиналось со слов «Моя дорогая мадам», но я не помню, как оно продолжалось; и оно было подписано «Ф. К. Уэстон Черчилль». — Я прекрасно это помню.

— Как мило и как подобает! — воскликнула добросердечная миссис Джон
Найтли. — Я не сомневаюсь, что он очень приятный молодой человек. Но как печально, что он не живёт дома со своим отцом!
что-то настолько шокирующее в том, что ребенка забирают у его родителей
и родного дома! Я никогда не мог понять, как мистер Уэстон мог расстаться
с ним. Отказаться от своего ребенка! Я действительно никогда не был хорошего мнения о
любой организации, которая предложила бы подобное какой-либо другой организации ”.

“Мне кажется, никто никогда не был хорошего мнения о Черчиллях”, - хладнокровно заметил мистер
Джон Найтли. — Но вам не стоит думать, что мистер Уэстон чувствовал то же, что и вы, когда вы отказались от Генри или Джона. Мистер Уэстон скорее добродушный и весёлый человек, чем человек сильных чувств.
он принимает вещи такими, какие они есть, и так или иначе извлекает из них удовольствие
и, как я подозреваю, в гораздо большей степени полагается на так называемое общество
в том, что касается его комфорта, то есть на способность есть, пить и
играть в вист с соседями пять раз в неделю, чем на семейную привязанность
или на что-либо, что может дать дом».

 Эмме не понравилось то, что граничило с осуждением мистера Уэстона, и она уже была готова возразить, но передумала. Она
постарается сохранить мир, если это возможно; и в этом есть что-то благородное
и ценил крепкие семейные узы, самодостаточность домашнего очага
для себя, что привело к тому, что её брат стал свысока относиться
к обычным социальным связям и к тем, для кого они были важны.
— Это требовало большого терпения.




 ГЛАВА XII

Мистер Найтли должен был обедать с ними — вопреки желанию
мистера Вудхауса, которому не нравилось, что кто-то разделяет с ним
Первый день Изабеллы. Однако Эмма решила, что так будет правильно; и, помимо того, что она считала своим долгом перед каждым из братьев, она
особое удовольствие от того, что недавняя ссора между ней и мистером Найтли
привела к тому, что она смогла пригласить его должным образом.


Она надеялась, что теперь они снова смогут стать друзьями. Она считала, что пришло время помириться. Помириться действительно было бы неплохо. _Она_ определённо не была
неправа, а _он_ никогда бы не признал свою неправоту. О примирении не могло быть и речи, но пришло время сделать вид, что они забыли о ссоре.
Она надеялась, что это скорее поспособствует восстановлению дружбы.
Когда он вошёл в комнату, она протянула ему руку.
с ней были дети — младшая, милая маленькая девочка, которой было около восьми месяцев.
Она впервые приехала в Хартфилд и была очень рада, что тётя кружит её в танце.  Это помогло: хотя он начал с серьёзного взгляда и коротких вопросов, вскоре он уже говорил о детях в обычном тоне и взял девочку на руки со всей бесцеремонностью, свидетельствующей о полном дружелюбии. Эмма почувствовала, что они снова стали друзьями.
И это убеждение сначала принесло ей огромное удовлетворение, а
затем придало ей немного дерзости, и она не удержалась от того, чтобы не сказать, пока он любовался ребёнком:

«Как приятно, что мы одинаково относимся к нашим племянникам и племянницам. Что касается мужчин и женщин, наши мнения иногда сильно расходятся; но в том, что касается этих детей, я заметил, что мы никогда не спорим».

 «Если бы вы в своей оценке мужчин и женщин так же руководствовались природой, как в том, что касается этих детей, и так же мало поддавались влиянию фантазии и прихотей в общении с ними, мы могли бы всегда думать одинаково».

— Разумеется, наши разногласия всегда будут возникать из-за того, что я не прав.


 — Да, — сказал он с улыбкой, — и это веская причина.  Мне было шестнадцать лет, когда ты родилась.

— Тогда это была существенная разница, — ответила она, — и, без сомнения, в тот период нашей жизни вы были гораздо более проницательны, чем я. Но разве прошедшие двадцать лет не приблизили нас к взаимопониманию?

 — Да, значительно _приблизили_.

 — Но всё же недостаточно, чтобы дать мне шанс оказаться правой, если мы думаем по-разному.

— У меня всё же есть преимущество перед тобой: шестнадцать лет опыта и то, что я не хорошенькая молодая женщина и не избалованный ребёнок. Ну же, моя дорогая Эмма, давай будем друзьями и больше не будем об этом говорить. Скажи своей тёте, малышка
Эмма, что она должна подать тебе лучший пример, чем возобновлять старые обиды.
и что если она не была неправа раньше, то теперь она неправа.

“Это правда”, - плакала она—“очень верно. Маленькая Эмма, вырастить лучше
женщина, не ваша тетя. Быть бесконечно умнее и вполовину не так тщеславны.
А теперь, мистер Найтли, еще пару слов, и я закончил. Что касается благих намерений, то мы были _оба_ правы, и я должен сказать, что ни один из аргументов с моей стороны не оказался ошибочным. Я лишь хочу знать, что мистер Мартин не очень, совсем не разочарован.

— «Человек не может быть ещё более таким», — был его краткий и исчерпывающий ответ.

 — «Ах! — Мне действительно очень жаль. — Давайте пожмём друг другу руки».

 Они только что обменялись рукопожатием, и Джон
Появился Найтли, и они обменялись фразами «Как поживаешь, Джордж?» и «Джон, как дела?» в истинно английском стиле, скрыв под спокойствием, которое казалось почти безразличием, искреннюю привязанность, которая заставила бы любого из них, если бы потребовалось, сделать всё возможное для блага другого.

Вечер прошёл спокойно и за беседой, поскольку мистер Вудхаус отказался от игры в карты
исключительно ради приятной беседы с его дорогой Изабеллой, и
вся компания естественным образом разделилась на две части: с одной стороны, он и его
дочь, с другой — два мистера Найтли; их темы были совершенно
разными или почти не пересекались, и Эмма лишь изредка присоединялась к
одной из них.

 Братья говорили о своих делах и заботах, но в основном о делах
старшего, который был гораздо более общительным и всегда говорил больше. Как у магистрата, у него обычно был какой-то юридический вопрос, по которому он мог проконсультироваться с Джоном, или, по крайней мере, какой-то
Он хотел рассказать забавную историю; и как фермер, управляющий семейной фермой в Донвелле, он должен был рассказать, что будет урожаем на каждом поле в следующем году, и поделиться всеми местными новостями, которые не могли не заинтересовать брата, чей дом был для него самым дорогим местом на протяжении большей части его жизни и к которому он был сильно привязан. План осушения
земли, замены забора, вырубки дерева и
выделения каждого акра под пшеницу, репу или яровую кукурузу был
принят Джоном с таким же безразличием, как и его более хладнокровным
Его манеры позволяли это, и если его брат-напарник когда-либо оставлял ему что-то, о чём можно было спросить, то его расспросы были даже немного настойчивыми.

 Пока они так уютно проводили время, мистер Вудхаус наслаждался потоком счастливых воспоминаний и трепетной любви к своей дочери.

— Моя бедная дорогая Изабелла, — сказал он, с нежностью беря её за руку и на несколько мгновений отвлекая от дел, которыми она была занята с одним из своих пятерых детей. — Как же давно, как ужасно давно ты здесь не была!
 И как же ты, должно быть, устала после путешествия! Тебе нужно пораньше лечь спать,
моя дорогая, я бы посоветовал тебе перед уходом съесть немного каши. — Мы с тобой вместе съедим по тарелке каши. Моя дорогая Эмма, может, мы все съедим по тарелке каши?


Эмма не могла даже подумать о таком, ведь она знала, что оба мистера Найтли так же непреклонны в этом вопросе, как и она сама.
Поэтому были заказаны только две тарелки. После ещё нескольких
речей в похвалу овсяной каши, в которых он удивлялся, что её не едят каждый вечер, он с серьёзным видом произнёс:
«Это было неловкое дело, моя дорогая, — то, что ты провела осень в Саут-
Лучше бы мы не приезжали сюда. Я никогда не был высокого мнения о морском воздухе.
— Мистер Уингфилд очень настоятельно рекомендовал это, сэр, иначе мы бы не поехали. Он рекомендовал это всем детям, но особенно маленькой Белле из-за проблем с горлом — и морской воздух, и купание.

— Ах, моя дорогая, но Перри сильно сомневался, что море принесёт ей пользу.
Что касается меня, то я уже давно совершенно убеждён, хотя, возможно, никогда раньше тебе об этом не говорил, что море редко приносит пользу кому бы то ни было. Однажды оно чуть не убило меня.

“Давай, давай”, воскликнула Эмма, чувствуя, что это небезопасно субъекта, “я должен
прошу тебя не говорить на море. Это заставляет меня завистливый и ничтожный;—я
кто ее никогда не видел! Саут-Энд запрещен, если вам угодно. Моя дорогая
Изабелла, я еще ни разу не слышал, чтобы вы наводили справки о мистере Перри;
а он вас никогда не забывает.

“ О, добрый мистер Перри, как он себя чувствует, сэр?

— Ну, довольно хорошо, но не совсем. Бедняга Перри страдает от желтухи, и у него нет времени позаботиться о себе — он говорит мне, что у него нет времени позаботиться о себе, — что очень печально, — но его всегда ждут
по всей стране. Полагаю, нигде нет такого человека, который бы занимался подобной практикой. Но, с другой стороны, нигде нет такого умного человека.

 — А миссис Перри и дети, как они? Дети растут? Я очень уважаю мистера Перри. Надеюсь, он скоро зайдёт.
Ему будет так приятно увидеть моих малышей.

— Надеюсь, он будет здесь завтра, потому что я хочу задать ему пару вопросов о себе. И, моя дорогая, когда бы он ни пришёл, тебе лучше показать ему горло малышки Беллы.
— О, мой дорогой сэр, её горло настолько лучше, что я почти не беспокоюсь.
беспокойство об этом. Либо купание было очень полезен
ее, или же следует отнести отличные примочки г
”Вингфилд", который мы время от времени применяем с августа ".

“ Маловероятно, моя дорогая, что купание могло принести ей пользу.
и если бы я знал, что ты хочешь пломбирования, я бы
поговорил с—

“Мне кажется, вы забыли о миссис и мисс Бейтс”, - сказала Эмма. - “Я
не слышала, чтобы о них спрашивали”.

“О! хорошие Бейтсы — мне очень стыдно за себя, — но вы упомянули о них
в большинстве ваших писем. Надеюсь, у них всё хорошо. Добрая старая миссис.
 Бейтс — я зайду к ней завтра и возьму с собой детей. — Они всегда так рады видеть моих детей. — А эта превосходная мисс
 Бейтс! — такие порядочные люди! — Как они, сэр?

 — Да в целом неплохо, моя дорогая. Но у бедной миссис Бейтс около месяца назад была сильная простуда.


 — Как жаль!  Но простуда никогда не была так распространена, как этой осенью.
 Мистер Уингфилд сказал мне, что никогда не видел, чтобы простуда была настолько массовой и тяжёлой, — разве что во время эпидемии гриппа.

“Это было в значительной степени так, моя дорогая; но не до такой степени, как ты
упомянула. Перри говорит, что простудные заболевания были очень распространенными, но не такими тяжелыми,
поскольку он очень часто сталкивался с ними в ноябре. Перри не называет это
в целом болезненным сезоном ”.

“Нет, я не знаю, считает ли мистер Вингфилд это очень болезненным ".
за исключением—

— Ах, моё бедное дорогое дитя, правда в том, что в Лондоне всегда нездоровое время года. В Лондоне никто не может быть здоров, никто. Ужасно, что тебя заставляют там жить! Так далеко! — и такой плохой воздух!

“Нет, действительно—мы вовсе не в плохой воздух. В нашей части Лондона
очень превосходит большинство других!—Вы не должны посрамить нас с Лондоном в
вообще, мой дорогой сэр. Район Брансуик-сквер очень сильно
отличается почти от всех остальных. У нас так просторно! Я должен быть
неохотно, я свой, жить в любой другой части города;—есть
вряд ли любое другое, что я мог быть доволен тем, что мои дети В: но
_мы_ так чудесно дышим свежим воздухом! Мистер Уингфилд считает, что район
Брансуик-сквер определённо самый благоприятный с точки зрения воздуха».

“ Ах! дорогая моя, это не похоже на Хартфилд. Ты делаешь все возможное - но
после недели, проведенной в Хартфилде, вы все становитесь другими.
создания; вы не выглядите одинаково. Сейчас я не могу сказать, что я
думаю, что кто-то из вас сейчас хорошо выглядит ”.

— Мне неприятно это слышать, сэр, но, уверяю вас, если не считать этих маленьких нервных головных болей и учащённого сердцебиения, от которых я нигде не могу полностью избавиться, я совершенно здоров. А если дети и были немного бледными перед сном, то только потому, что они были
они немного устали после путешествия и от радости встречи. Надеюсь, завтра вы будете лучше относиться к их внешнему виду, потому что, уверяю вас, мистер Уингфилд сказал мне, что, по его мнению, он никогда ещё не провожал нас так хорошо. По крайней мере, я надеюсь, что вы не считаете, что мистер Найтли плохо выглядит, — она с нежной тревогой перевела взгляд на мужа.

 — Так себе, дорогая, не могу сказать, что ты выглядишь хорошо. Я думаю, что мистеру Джону Найтли
совсем нехорошо».

 «В чём дело, сэр? Вы со мной разговариваете?» — воскликнул мистер Джон
Найтли, услышав своё имя.

«Мне жаль слышать, любовь моя, что мой отец считает, будто ты неважно выглядишь, но я надеюсь, что это лишь из-за того, что ты немного устала. Однако, как ты знаешь, я бы хотела, чтобы ты повидалась с мистером Уингфилдом до того, как уехала из дома».

 «Моя дорогая Изабелла, — поспешно воскликнул он, — пожалуйста, не беспокойся о том, как я выгляжу. Удовлетворяйся тем, что лелеешь и балуешь себя и детей, а я буду выглядеть так, как захочу».

 «Я не совсем поняла, что ты говорил своему брату, — воскликнула Эмма, — о том, что твой друг мистер Грэм собирается нанять судебного пристава
из Шотландии, чтобы присматривать за его новым поместьем. Что он ответит? Не окажется ли старое предубеждение слишком сильным?


 И она говорила так долго и убедительно, что, когда ей пришлось снова обратить внимание на отца и сестру, она не услышала ничего хуже, чем добрый вопрос Изабеллы о Джейн Фэйрфакс; и Джейн  Фэйрфакс, хоть и не была её любимицей, в тот момент была очень рада помочь с похвалой.

— Эта милая, очаровательная Джейн Фэрфакс! — сказала миссис Джон Найтли. — Я так давно её не видела, разве что мельком
случайно в городе! Какое счастье он должен быть с ней старые добрые
бабушка и отличная тетя, когда она приходит к ним в гости! Я всегда
излишне сожаление по счету дорогая Эмма, что она не может быть больше, в
Хайбери; но теперь, когда их дочь вышла замуж, я полагаю, полковник и миссис
Кэмпбелл вообще не смогут с ней расстаться. Она была бы такой
восхитительной компаньонкой для Эммы.

Мистер Вудхаус согласился со всем этим, но добавил,

«Однако наша маленькая подруга Харриет Смит — ещё одна очаровательная юная особа. Вам понравится Харриет. У Эммы не могло быть лучшей компаньонки, чем Харриет».

“Я очень рад это слышать — но только Джейн Фэйрфакс известна как настолько
очень образованная и превосходная! — и ровесница Эммы”.

Эта тема обсуждалась очень радостно, и другие преуспели в подобном моменте
и прошли с такой же гармонией; но вечер не закончился
без небольшого возвращения волнения. Каша была подана на стол
о ней можно многое сказать — много похвал и много комментариев—несомненно
решение о ее полезности для любого телосложения и довольно суровое
Обличение многих домов, в которых его никогда не встречали
сносно; но, к сожалению, среди неудач, которые пришлось пережить дочери, самой недавней и, следовательно, самой заметной была неудача с кухаркой в Саут-Энде. Это была молодая женщина, нанятая на время, которая так и не смогла понять, что имеется в виду под тарелкой хорошей жидкой кашицы, жидкой, но не слишком.  Сколько бы она ни просила и ни заказывала, ей так и не удалось получить что-то сносное.  Это был опасный момент.

— Ах! — сказал мистер Вудхаус, качая головой и глядя на неё с нежной заботой. — Выражение, прозвучавшее в ушах Эммы, означало: «Ах!
Печальным последствиям твоего отъезда в Саут-Энд нет конца. Об этом даже говорить не хочется.
И какое-то время она надеялась, что он не будет об этом говорить и что молчаливых раздумий будет достаточно, чтобы он снова почувствовал вкус к своей безвкусной каше. Однако через несколько минут он начал:
«Я всегда буду сожалеть о том, что этой осенью ты уехала к морю, а не приехала сюда».

«Но почему вы должны сожалеть, сэр?»— Уверяю вас, это пошло детям на пользу.


 — И, кроме того, если уж вам так хочется на море, то лучше бы вам этого не делать
в Саут-Энд. Саут-Энд — нездоровое место. Перри был удивлён, услышав, что вы выбрали Саут-Энд.


 — Я знаю, что многие так думают, но на самом деле это большая ошибка, сэр.—У всех нас там было прекрасное здоровье, мы никогда не испытывали
ни малейшего неудобства из-за грязи; и мистер Вингфилд говорит, что это
совершенно ошибочно считать это место нездоровым; и я уверен, что он может
на него можно положиться, поскольку он досконально разбирается в природе воздуха,
а его собственный брат и семья неоднократно бывали там ”.

“Тебе следовало поехать в Кромер, моя дорогая, если ты вообще куда-нибудь ездила.—Перри
Однажды он провёл неделю в Кромере и считает его лучшим из всех мест для морских купаний. По его словам, там прекрасное открытое море и очень чистый воздух. И, насколько я понимаю, вы могли бы поселиться там вдали от моря — в четверти мили от него — и чувствовать себя очень комфортно. Вам следовало бы посоветоваться с Перри.

 — Но, мой дорогой сэр, разница в пути — только подумайте, насколько она была бы велика.— Может быть, сто миль вместо сорока.

 — Ах, моя дорогая, как говорит Перри, когда на кону здоровье, ни о чём другом думать не стоит.
А если уж и ехать, то не о чем беспокоиться
выбирайте между сорока милями и ста.—Лучше вообще не двигаться,
лучше вообще остаться в Лондоне, чем проехать сорок миль, чтобы попасть в
воздух похуже. Это именно то, что сказал Перри. Это показалось ему очень
непродуманной мерой”.

Попытки Эммы, чтобы остановить ее отца были тщетны; и, когда он
достигли такого пункта, как это, она не могла не удивляться ее
шурин прояснится.

— Мистер Перри, — сказал он с очень сильным недовольством в голосе, — не
стоит высказывать своё мнение, пока его не спросят. Почему он вмешивается в мои дела и удивляется тому, что я делаю? — тому, что я беру свою семью с собой
в той или иной части побережья? — Надеюсь, мне будет позволено руководствоваться собственным мнением, как и мистеру Перри. — Мне нужны его указания не больше, чем его лекарства. Он сделал паузу и, мгновенно помрачнев, добавил с саркастической сухостью:
«Если мистер Перри сможет объяснить мне, как перевезти жену и пятерых детей на расстояние в сто тридцать миль с меньшими затратами и неудобствами, чем на расстояние в сорок миль, я буду так же рад предпочесть Кромер Саут-Энду, как и он сам».


«Верно, верно, — поспешно вмешался мистер Найтли, — очень верно».
Верно. Это действительно важно. Но, Джон, что касается того, о чём я тебе говорил, — о моей идее перенести тропу в Лэнгем, повернуть её чуть правее, чтобы она не проходила через луга, — я не вижу в этом никаких трудностей. Я бы не стал этого делать, если бы это создавало неудобства для жителей Хайбери, но если ты вспомнишь, как именно проходит нынешняя тропа... Однако единственный способ доказать это — обратиться к нашим картам.
Надеюсь, завтра утром мы увидимся в аббатстве, и тогда мы их рассмотрим, и вы поделитесь со мной своим мнением.

Мистер Вудхаус был весьма взволнован таким резкие блики на его
друг Перри, которому он, в самом деле, хотя и бессознательно, была
приписывая многие из его собственных чувств и выражений; но успокаивающий
знаки внимания его дочери постепенно снимаются настоящее зло, и
непосредственная живость один брат, и лучше воспоминаний
других удалось предотвратить возобновление его.




ГЛАВА XIII


Едва ли на свете могло быть более счастливое создание, чем миссис Джон
Во время своего короткого визита в Хартфилд Найтли каждое утро ходил
Она проводила время со своими старыми знакомыми, пятерыми детьми и каждый вечер обсуждала с отцом и сестрой, что у неё было на уме. Ей ничего не хотелось менять, кроме того, чтобы дни не пролетали так быстро.
 Это был восхитительный визит — идеальный, несмотря на то, что он был слишком коротким.

 В целом их вечера были менее насыщены общением с друзьями, чем их утра.
Но одного полноценного званого ужина, да ещё и вне дома, избежать не удалось, хотя и на Рождество. Мистер Уэстон не принимал отказов.
Однажды они все должны были поужинать у Рэндаллов — даже мистер Вудхаус.
Он был склонен считать, что это возможно, в отличие от разделения партии.


Он бы затруднился ответить, как они все будут добираться, если бы мог, но, поскольку карета и лошади его сына и дочери находились в Хартфилде, он смог лишь задать простой вопрос на эту тему. Это едва ли можно было назвать сомнением, и Эмме не потребовалось много времени, чтобы убедить его, что в одной из карет найдется место и для Харриет.

Харриет, мистер Элтон и мистер Найтли, их особая компания, были единственными, кого пригласили на встречу с ними. Встреча должна была состояться рано утром.
поскольку их было немного, во всём полагались на привычки и предпочтения мистера Вудхауса.


Вечер перед этим знаменательным событием (а то, что мистер Вудхаус должен был ужинать вне дома 24 декабря, было знаменательным событием) Харриет провела в Хартфилде. Она вернулась домой в таком плохом состоянии из-за простуды, что, если бы не её искреннее желание, чтобы за ней ухаживала миссис
Годдард, Эмма не могла позволить ей выйти из дома.
Эмма навестила её на следующий день и узнала, что её судьба уже решена в отношении Рэндаллов.
У неё была сильная лихорадка и больное горло:
Миссис Годдард была полна заботы и любви, о мистере Перри только и говорили,
а сама Харриет была слишком больна и подавлена, чтобы противиться власти,
которая лишила её этой восхитительной помолвки, хотя она не могла говорить о своей утрате без слёз.

Эмма сидела с ней столько, сколько могла, чтобы поддержать её в отсутствие миссис Годдард, которое было неизбежным, и поднять ей настроение, представляя, как расстроится мистер Элтон, когда узнает о её состоянии.
В конце концов она оставила её в относительном комфорте, с приятной мыслью о том, что мистер Элтон нанесёт ей самый неприятный визит и что все они очень по ней скучают.
Не успела она пройти и нескольких ярдов от двери миссис Годдард, как её встретил сам мистер Элтон, который, очевидно, направлялся к ней.
Они медленно пошли дальше, беседуя о больной, о которой он, по слухам, собирался навестить её, чтобы сообщить о её состоянии в Хартфилд.
Их догнал мистер
Джон Найтли возвращался с ежедневного визита в Донвелл с двумя своими старшими сыновьями. Их здоровые, румяные лица свидетельствовали о пользе прогулок на свежем воздухе и, казалось, гарантировали, что жареная баранина будет съедена быстро
и рисовый пудинг, за которым они спешили домой. Они присоединились к компании и
пошли вместе. Эмма как раз описывала характер жалобы своей подруги:
«Очень воспалённое горло, сильный жар, учащённый пульс и т. д. Она была огорчена, узнав от миссис
Годдард знал, что у Харриет часто болит горло, и это её беспокоило.
Мистер Элтон очень встревожился и воскликнул:
«Болит горло! Надеюсь, это не заразно. Надеюсь, это не какая-нибудь
заразная гниль. Перри её видел? Вам действительно стоит позаботиться о
Ради себя и своей подруги. Позвольте мне попросить вас не рисковать.
Почему Перри не встречается с ней?

Эмма, которая на самом деле совсем не боялась, успокоила его чрезмерную тревогу, заверив, что миссис Годдард опытна и заботлива.
Но поскольку в его душе всё ещё оставалось беспокойство, которое она не могла развеять, которое она скорее поддержит и усилит, чем нет, вскоре после этого она добавила — как будто речь шла совсем о другом, —

«Здесь так холодно, так очень холодно — и так похоже на снег, что, будь это любое другое место или любая другая компания, я бы...»
Мне бы очень хотелось не выходить сегодня на улицу и отговорить отца от этой затеи.
Но поскольку он уже принял решение и, кажется, сам не чувствует холода, я не хочу вмешиваться, ведь я знаю, что это станет большим разочарованием для мистера и миссис Уэстон. Но, честное слово, мистер.
Элтон, в вашем случае я бы точно извинился. Вы кажетесь мне немного охрипшим, и если учесть, какая нагрузка на голос и какая усталость вас ждут завтра, то, думаю, будет разумно остаться дома и позаботиться о себе сегодня вечером.

Мистер Элтон выглядел так, словно не очень хорошо понимал, что ответить.
Так оно и было, потому что, хотя он и был очень польщён заботой такой прекрасной леди и не хотел противиться ни одному её совету, на самом деле у него не было ни малейшего желания отказываться от визита. Но Эмма, слишком увлечённая своими прежними представлениями и взглядами, чтобы слушать его беспристрастно или видеть его ясно, была вполне удовлетворена его бормотанием о том, что «здесь очень холодно, определённо очень холодно», и пошла дальше, радуясь, что избавилась от него.
Рэндаллс, и обеспечил ему возможность посылать кого-нибудь справляться о здоровье Харриет каждый вечер.

 «Вы поступаете совершенно правильно, — сказала она. — Мы передадим ваши извинения мистеру и миссис Уэстон».


Но не успела она это сказать, как обнаружила, что её брат вежливо предлагает мистеру Элтону место в своей карете, если единственным возражением мистера Элтона будет погода, и мистер Элтон действительно принимает это предложение с большим удовлетворением. Дело было сделано: мистер Элтон должен был уйти, и никогда ещё его широкое красивое лицо не выражало такого удовольствия, как в этот момент.
Никогда ещё его улыбка не была такой широкой, а взгляд — таким восторженным, как в тот раз, когда он посмотрел на неё.


«Что ж, — сказала она себе, — это очень странно! — После того как я так хорошо его отшила, он решил пойти в гости и оставить Харриет одну! — Действительно, очень странно!»— Но, по-моему, у многих мужчин,
особенно у холостяков, есть такая склонность — такая страсть к ужинам вне дома. Приглашение на ужин настолько высоко ценится в их списке удовольствий, занятий, достоинств, почти обязанностей, что всё остальное отходит на второй план. Должно быть, так и с мистером Элтоном.
Ценный, любезный, приятный молодой человек, без сомнения, и очень влюблённый в Харриет. Но всё же он не может отказаться от приглашения и должен ужинать там, куда его позвали.  Какая странная штука эта любовь!  Он видит в Харриет остроумие, но не будет ужинать с ней наедине.

Вскоре после этого мистер Элтон покинул их, и она не могла не отдать ему должное, почувствовав, что в его манере называть Харриет по имени при расставании было много чувств.
В его тоне, когда он уверял её, что зайдёт к миссис Годдард, чтобы узнать новости о её красавице
друг мой, это последнее, что он сделал перед тем, как приготовиться к счастливому воссоединению с ней, когда он надеялся, что сможет рассказать ей больше; и он вздохнул и улыбнулся так, что баланс одобрения сильно сместился в его пользу.

 После нескольких минут полного молчания Джон Найтли начал с того, что

 «Я никогда в жизни не видел человека, который так стремился бы понравиться, как мистер
 Элтон. Когда дело касается женщин, для него это сущий труд.
С мужчинами он может быть рациональным и невозмутимым, но когда ему нужно угодить даме, в ход идут все его уловки.

«Манеры мистера Элтона не идеальны, — ответила Эмма, — но там, где есть желание угодить, можно закрыть на это глаза, и многие так и делают. Там, где человек делает всё, что в его силах, несмотря на ограниченные возможности, у него будет преимущество перед теми, кто пренебрегает своими обязанностями. В мистере Элтоне столько добродушия и доброжелательности, что это не может не цениться».

“Да,” сказал мистер Джон Найтли в настоящее время с некоторым лукавством: “он, кажется,
есть много доброй воли по отношению к тебе”.

“Я!” - ответила она с изумленной улыбкой. “Вы воображаете меня
объектом внимания мистера Элтона?”

“Подобные фантазии уже перешел мне дорогу, у меня, Эмма, и если он не
вам в голову раньше, вы можете также принять это во внимание
сейчас.”

“Мистер Элтон влюблен в меня!—Что за идея!”

“Я не говорю, что это так; но вы должны рассмотреть, является ли это
так или нет, а также регулировать свое поведение соответствующим образом. Я думаю, что свой
манеры его радуют. Я говорю как друг, Эмма. Вам лучше оглядеться по сторонам и понять, что вы делаете и что собираетесь делать.
— Благодарю вас, но, уверяю вас, вы ошибаетесь. Мы с мистером Элтоном
мы с тобой очень хорошие друзья, и ничего больше», — и она пошла дальше, забавляясь
мыслями о промахах, которые часто возникают из-за
неполного знания обстоятельств, об ошибках, которые вечно
совершают люди, претендующие на рассудительность, и не очень
довольствуясь тем, что брат считает её слепой, невежественной
и нуждающейся в совете. Он больше ничего не сказал.

Мистер Вудхаус настолько твёрдо решил нанести визит, что, несмотря на растущую холодность, казалось, и не думал отступать.
В конце концов он самым пунктуальным образом отправился в путь.
Старшая дочь ехала с ним в одной карете, и он, казалось, меньше обращал внимание на погоду, чем остальные. Он был слишком поглощён предвкушением поездки и удовольствием, которое она ему доставляла, чтобы замечать холод и то, что он слишком тепло одет, чтобы его чувствовать. Однако мороз был сильный.
К тому времени, как вторая карета тронулась с места, несколько снежинок уже начали падать, и казалось, что небо настолько переполнено, что достаточно небольшого потепления, чтобы мир за очень короткое время стал совсем белым.

 Эмма вскоре заметила, что её спутница не в духе.
Подготовка к поездке и само путешествие за границу в такую погоду, а также жертвоприношение в виде детей после обеда были злом, по крайней мере неприятностью, которую мистер Джон Найтли ни в коем случае не одобрял. Он не ожидал, что визит будет хоть сколько-нибудь стоящим, и всю дорогу до дома священника он выражал своё недовольство.

«Человек, — сказал он, — должно быть, очень высокого мнения о себе, если он
просит людей оставить свои очаги и пережить такой день, как этот, ради того, чтобы прийти к нему. Он, должно быть, считает себя самым
приятный парень; я бы так не поступил. Это величайшая нелепость — в такой момент идти снег! — Глупость в том, что людям не дают чувствовать себя комфортно дома, — и в том, что люди не чувствуют себя комфортно дома, когда могут! Если бы нам пришлось выйти на улицу в такой вечер, как этот, по долгу службы или из-за необходимости заняться делами, мы бы сочли это тяжким испытанием.
А мы, вероятно, одеты не так тепло, как обычно, и идём вперёд добровольно, без оправдания, вопреки голосу природы, который говорит человеку: «Во всём, что предстаёт перед его взором, есть смысл»
или его чувствам, чтобы самому оставаться дома и держать всех под защитой, какую только может дать дом; а мы отправляемся провести пять скучных часов в чужом доме, где не услышим и не скажем ничего такого, чего не говорили и не слышали вчера и, возможно, не скажут и не услышат завтра.
Ехать в такую ужасную погоду, чтобы вернуться, вероятно, в ещё худшую;
четыре лошади и четыре слуги, которых взяли только для того, чтобы перевезти пятерых праздных, дрожащих созданий в ещё более холодные комнаты и к ещё худшей компании, чем та, что могла бы быть у них дома.

 Эмма не нашла в себе сил дать любезное согласие, которого никто и не ждал.
Она сомневалась, что он привык получать в ответ «Совершенно верно, любовь моя», которое, должно быть, обычно произносила его спутница в путешествиях. Но у неё хватило решимости вообще ничего не отвечать. Она не могла уступить, она боялась поссориться; её героизм заключался лишь в молчании. Она позволила ему говорить, расставила бокалы и закуталась в шаль, не раскрывая губ.

Они подъехали, карета развернулась, ступеньки опустились, и мистер
Элтон, щеголеватый, в чёрном и с улыбкой на лице, тут же оказался рядом.  Эмма
Она с удовольствием подумала о том, чтобы сменить тему. Мистер Элтон был сама любезность и жизнерадостность. Он был так весел в своих любезностях, что она начала думать, что он, должно быть, получил совсем другое представление о Гарриет, чем то, что дошло до неё. Она отправила записку, пока одевалась, и получила ответ: «Почти ничего не изменилось — не стало лучше».

— _Мой_ отчёт от миссис Годдард, — сказала она наконец, — был не таким приятным, как я надеялась. «Не лучше» — таков был _мой_ ответ.

 Его лицо тут же вытянулось, и он ответил с чувством в голосе.

— О! нет — я огорчён, узнав — я как раз собирался сказать вам, что
когда я постучал в дверь миссис Годдард, а это я сделал в самую последнюю очередь, прежде чем вернуться переодеться, мне сказали, что мисс Смит не стало лучше, совсем не лучше, а скорее хуже. Я очень огорчён и обеспокоен — я льстил себе мыслью, что ей должно стать лучше после такого сердечного средства, которое, как я знал, ей дали утром.

Эмма улыбнулась и ответила: «Надеюсь, мой визит помог ей справиться с нервным расстройством.
Но даже я не могу вылечить больное горло. Это действительно очень серьёзная простуда. Мистер Перри был с ней, как вы и сказали
— Наверное, слышал.

 — Да... я так и думал... то есть... я не...

 — Он привык к её жалобам, и я надеюсь, что завтра утром мы оба получим более утешительные новости.  Но невозможно не испытывать беспокойства.  Какая печальная потеря для нашей компании сегодня!

 — Ужасно! — Именно так, действительно.  — Нам будет её не хватать каждую минуту.

Это было очень уместно; вздох, который его сопровождал, был действительно достоин похвалы; но он мог бы длиться подольше.  Эмма была в смятении, когда всего через полминуты он заговорил о другом, причём с величайшим воодушевлением и удовольствием.

«Какое превосходное изобретение, — сказал он, — использовать овчину для обивки карет. Как же это удобно — с такими предосторожностями невозможно замёрзнуть. Изобретения наших дней действительно сделали карету джентльмена совершенной. Человек настолько ограждён и защищён от непогоды, что ни одно дуновение ветра не может проникнуть внутрь без разрешения. Погода становится совершенно неважной». Сегодня очень холодный день, но в этой карете мы ничего не чувствуем. Ха!
 Я вижу, идёт небольшой снег.

 — Да, — сказал Джон Найтли, — и, думаю, его будет много.

— Рождественская погода, — заметил мистер Элтон. — Вполне в духе времени.
И нам очень повезло, что она не началась вчера и не помешала сегодняшнему приёму, что вполне могло бы произойти, ведь мистер Вудхаус вряд ли решился бы на него, если бы на земле было много снега. Но теперь это не имеет значения. Сейчас самое время для дружеских встреч. На Рождество все приглашают своих друзей, и люди не обращают внимания даже на самую плохую погоду. Однажды я на неделю застрял в доме у друга из-за снегопада.
Ничто не может быть приятнее. Я ходила только на одну ночь, и не мог
уйти до того самого дня ЮВ'nnight”.

Мистер Джон Найтли выглядел так, словно не понимал, что это за удовольствие, но
сказал только холодно,

“Я не могу желать, чтобы меня неделю засыпало снегом в Рэндалсе”.

В другое время Эмму, возможно, это позабавило бы, но сейчас она была слишком сильно
поражена настроением мистера Элтона, чтобы испытывать другие чувства. Харриет, казалось, совсем забыла о нём в предвкушении приятного вечера.

 «Мы уверены, что у них отличный камин, — продолжал он, — и всё устроено с максимальным комфортом.  Очаровательные люди, мистер и миссис Уэстон; миссис  Уэстон
Он действительно достоин всяческих похвал, и он именно такой, каким его ценят, — такой гостеприимный и такой любящий общество. Гостей будет немного, но там, где выбирают гостей, они, пожалуй, самые приятные из всех.
Столовая мистера Уэстона с комфортом вмещает не более десяти человек.
Что касается меня, то при таких обстоятельствах я бы предпочёл, чтобы нас было на два человека меньше, чем на два больше. Думаю, вы со мной согласитесь, (обращаясь к Эмме с мягкой улыбкой.) Думаю, я непременно заслужу ваше одобрение, хотя мистер Найтли, возможно, привык к большим
лондонские вечеринки могут не совсем соответствовать нашим чувствам».

 «Я ничего не знаю о больших лондонских вечеринках, сэр. Я никогда ни с кем не обедаю».

 «В самом деле! (тоном, полным удивления и жалости)  Я и не подозревал, что закон был таким жестоким. Что ж, сэр, должно наступить время, когда вам заплатят за всё это, когда у вас будет мало работы и много удовольствия».

«Первым делом, — ответил Джон Найтли, когда они проходили через ворота, — я буду рад снова оказаться в безопасности в Хартфилде».




Глава XIV
Каждому из джентльменов пришлось немного изменить выражение лица, когда они
вошли в гостиную миссис Уэстон; — мистер Элтон должен умерить свой радостный вид, а мистер Джон Найтли — избавиться от дурного настроения. Мистер Элтон должен меньше улыбаться, а мистер Джон Найтли — больше, чтобы соответствовать обстановке. — Эмма могла вести себя так, как подсказывала ей природа, и казаться такой же счастливой, какой она была. Для неё было настоящим удовольствием находиться в обществе Уэстонов.
Мистер Уэстон был всеобщим любимцем, и не было на свете существа, с которым она говорила бы так же непринуждённо, как с его женой; не было никого, кому она рассказывала бы с такой уверенностью, что её слушают и
Она понимала, что с ней всегда интересно и всё понятно.
Она рассказывала о мелких делах, планах, затруднениях и радостях своего отца и своей жизни. Она не могла рассказать ничего о Хартфилде, что не было бы интересно миссис Уэстон, и получасовая беседа обо всех тех мелочах, от которых зависит повседневное счастье в личной жизни, была одним из первых удовольствий для каждой из них.

Это было удовольствие, которого, возможно, не хватило бы на весь день, проведённый в гостях, и уж точно не на эти полчаса; но
Один только вид миссис Уэстон, её улыбка, прикосновение, голос были
благодарны Эмме, и она решила как можно меньше думать о странностях мистера Элтона или о чём-то ещё неприятном и наслаждаться всем, что доставляло удовольствие.


Несчастье в виде простуды Харриет уже почти миновало к моменту её приезда.
Мистер Вудхаус благополучно восседал в кресле достаточно долго, чтобы
рассказать об этом, а также о себе и о других.
Он думал о приезде Изабеллы и о том, что Эмма последует за ней, и действительно был очень рад, что Джеймс приедет и увидит его
дочь, когда появились остальные, и миссис Уэстон, которая была почти полностью поглощена своим вниманием к нему, смогла отвернуться и поприветствовать свою дорогую Эмму.

 Эмма решила на время забыть о мистере Элтоне, и ей было довольно грустно обнаружить, когда все расселись по местам, что он сидит рядом с ней. Было очень трудно избавиться от его странной бесчувственности по отношению к Гарриет, в то время как он не только сидел рядом с ней, но и постоянно привлекал её внимание своим счастливым лицом и заботливо обращался к ней при каждом удобном случае. Вместо того чтобы забыть
Его поведение было таким, что она не могла не думать: «Неужели всё так, как представлял мой брат?  Неужели этот мужчина начинает испытывать ко мне те же чувства, что и к  Харриет?»— Абсурдно и невыносимо! — И всё же он так беспокоился о том, чтобы ей было тепло, так интересовался её отцом и так восхищался миссис Уэстон.
В конце концов он начал восхищаться её рисунками с таким рвением и таким невежеством, что это ужасно напоминало поведение потенциального любовника. Он даже приложил некоторые усилия, чтобы сохранить её рисунки.
хорошие манеры. Ради себя самой она не могла быть грубой; а ради
Харриет, в надежде, что все еще наладится, она была даже
положительно вежливой; но это стоило усилий; тем более что кое-что было
продолжающийся среди других, в самый всепоглощающий период жизни Мистера
Чушь Элтона, которую ей особенно хотелось послушать. Она услышала достаточно, чтобы понять, что мистер Уэстон рассказывает что-то о своём сыне. Она услышала слова «мой сын», «Фрэнк» и «мой сын», которые повторялись несколько раз. А ещё она разобрала несколько других слогов.
Эмма заподозрила, что он намекает на скорый визит сына, но прежде чем она успела успокоить мистера Элтона, тема была полностью исчерпана.
Любой вопрос с её стороны был бы неуместен.

 Так получилось, что, несмотря на решение Эммы никогда не выходить замуж, в имени и образе мистера Фрэнка Черчилля было что-то, что всегда её интересовало. Она часто думала — особенно после того, как его отец женился на мисс Тейлор, — что если бы ей пришлось выйти замуж, то он был бы для неё подходящей партией по возрасту, характеру и положению.  Казалось, что эта связь между ними
Их семьи, казалось, принадлежали ей. Она не могла не предполагать, что это был брак, о котором должен был думать каждый, кто их знал. Что мистер и миссис
Уэстон действительно думал об этом, и она была в этом абсолютно уверена.
И хотя она не собиралась поддаваться на уговоры ни его, ни кого-либо другого и отказываться от положения, которое, по её мнению, было более выгодным, чем любое другое, на которое она могла бы его променять, ей было очень любопытно увидеться с ним, и она была решительно настроена найти его приятным в общении, понравиться ему в определённой степени и получить своего рода удовольствие от мысли о том, что они будут парой в воображении своих друзей.

При таких ощущениях любезность мистера Элтона была крайне неуместной;
но она была рада, что выглядит очень вежливой, хотя на самом деле очень злилась,
и думала, что остаток визита не может пройти без того, чтобы
от простодушного мистера Уэстона не прозвучала та же самая
информация или ее суть. — Так и случилось;
когда она с облегчением избавилась от мистера Элтона и селаЗа ужином мистер Уэстон воспользовался первым же перерывом в заботах о гостеприимстве, первым же свободным мгновением, чтобы сказать ей:
«Нам не хватает всего двух человек, чтобы было в самый раз. Я бы хотел, чтобы здесь были ещё двое — ваша хорошенькая подруга, мисс Смит, и мой сын, — и тогда, я бы сказал, мы были бы в полном составе. Полагаю, вы не слышали, как я говорил остальным в гостиной, что мы ждём гостей
Фрэнк. Сегодня утром я получил от него письмо, и он будет с нами через две недели.


 Эмма говорила с неподдельным удовольствием и полностью согласилась с
Он предложил мистеру Фрэнку Черчиллю и мисс Смит составить их компанию.


«Он хотел приехать к нам, — продолжил мистер Уэстон, — ещё с сентября: об этом говорилось в каждом его письме; но он не может распоряжаться своим временем. Ему нужно угодить тем, кто должен быть доволен, и кто (между нами говоря) иногда бывает доволен только ценой множества жертв.
Но теперь я не сомневаюсь, что увижу его здесь примерно на второй неделе»
Январь».

 «Как же вам будет приятно! А миссис Уэстон так хочет с ним познакомиться, что, должно быть, почти так же счастлива, как
себя”.

“Да, она была бы рада, но она думает, что будет еще одна отсрочка.
Она не зависит от его прихода, так же, как и я: но она не
знаете сторон так же, как и я. Дело, видите ли,—(но это
совершенно между нами: я не упоминал его слог в
другую комнату. Знаете, во всех семьях есть секреты) — Дело в том,
что компания друзей приглашена погостить в Энскомб в
январе; и что приезд Фрэнка зависит от того, отложат ли они его. Если
их не отложить, он не сможет пошевелиться. Но я знаю, что они будут, потому что это
Есть одна семья, к которой некая знатная дама из Энскомба испытывает особую неприязнь.
И хотя считается необходимым приглашать их раз в два-три года, они всегда отказываются, когда дело доходит до этого.  Я нисколько не сомневаюсь в исходе дела. Я так же уверен, что увижу Фрэнка здесь до середины января, как и в том, что сам буду здесь.
Но у вашей доброй подруги (кивает в сторону верхнего конца стола) так мало капризов и она так мало привыкла к ним в Хартфилде, что не может рассчитывать на их
Я уже давно практикуюсь в этом деле».

 «Мне жаль, что в этом деле есть хоть какие-то сомнения, — ответила
 Эмма, — но я склонна согласиться с вами, мистер Уэстон. Если вы думаете, что он приедет, то и я так думаю, ведь вы знаете Энскомб».

 «Да, у меня есть на это право, хотя я никогда в жизни не был в этом месте. Она странная женщина!»— Но я никогда не позволяю себе плохо отзываться о ней из-за Фрэнка, потому что я действительно верю, что она его очень любит. Раньше я думал, что она не способна никого любить
ни с кем, кроме себя самой: но она всегда была добра к нему (по-своему — позволяя себе небольшие прихоти и капризы и ожидая, что всё будет так, как ей нравится). И, на мой взгляд, это немалая заслуга с его стороны, что он вызывает у неё такую привязанность; потому что, хоть я и не сказал бы этого никому другому, у неё к людям в целом не больше сердца, чем у камня, и характер у неё дьявольский».

Эмма так увлеклась этой темой, что начала обсуждать её с миссис Уэстон
очень скоро после того, как они переехали в гостиную. Она желала ей счастья, но при этом
отмечала, что, по её мнению, первая встреча должна быть довольно тревожной. —
Миссис Уэстон согласилась, но добавила, что была бы очень рада не переживать из-за первой встречи в то время, о котором все говорят: «Потому что я не могу рассчитывать на его приезд. Я не могу быть такой же оптимистичной, как мистер Уэстон. Я очень боюсь, что всё это ни к чему не приведёт. Мистер  Уэстон, осмелюсь сказать, рассказал вам, как обстоят дела?»

— Да, похоже, всё зависит только от дурного настроения миссис
Черчилль, которое, как мне кажется, самое неизменное в мире.

 — Моя Эмма! — ответила миссис Уэстон, улыбаясь. — Что может быть неизменного
каприз? Затем, повернувшись к Изабелле, которая до этого не обращала на него внимания:
— Вы должны знать, моя дорогая миссис Найтли, что, по моему
мнению, мы вовсе не так уверены в том, что увидим мистера Фрэнка
Черчилля, как думает его отец. Всё зависит от настроения и
удовольствия его тёти; короче говоря, от её характера. Вам —
двум моим дочерям — я могу сказать правду. Миссис Черчилль правит в Энскомбе и обладает весьма эксцентричным характером.
Его приезд сейчас зависит от того, захочет ли она его принять.
— О, миссис Черчилль, все знают миссис Черчилль, — ответил
Изабелла: «И я уверена, что никогда не думаю об этом бедном молодом человеке без величайшего сострадания.  Жить постоянно с человеком, у которого скверный характер, должно быть, ужасно.  К счастью, мы никогда с этим не сталкивались, но это, должно быть, жизнь в страданиях.  Какое счастье, что у неё никогда не было детей!  Бедные маленькие создания, какими несчастными она бы их сделала!»

 Эмма пожалела, что миссис Уэстон была не одна. Тогда ей следовало бы
услышать больше: миссис Уэстон говорила с ней с такой откровенностью, на которую не решилась бы в разговоре с Изабеллой; и она действительно верила, что
Едва ли он стал бы скрывать от неё что-либо, связанное с Черчиллями,
кроме своих взглядов на молодого человека, о которых она и так
интуитивно догадывалась благодаря своему воображению. Но в
данный момент говорить было не о чем. Мистер Вудхаус очень скоро
последовал за ними в гостиную. Он терпеть не мог засиживаться
после обеда. Ни вино, ни разговоры не интересовали его.
Он с радостью переходил к тем, с кем ему всегда было комфортно.


Однако, пока он разговаривал с Изабеллой, Эмма нашла возможность сказать:

“И поэтому мы не считаем этот визит с вашим сыном, как с помощью любых средств
наверняка. Я прошу прощения за это. Знакомство должно быть неприятным,
когда бы оно ни происходило; и чем скорее оно закончится, тем лучше.

“ Да; и каждая задержка заставляет еще больше опасаться других задержек. Даже
если эту семью, Брейтуэйтов, отпустят, я все равно боюсь, что
может быть найден какой-нибудь предлог, чтобы разочаровать нас. Мне невыносима мысль о том, что он может
отказаться; но я уверен, что Черчилли очень хотят оставить его у себя. Это ревность. Они
ревную даже к его отношению к отцу. Короче говоря, я не чувствую никакой зависимости от его приезда.
И я бы хотела, чтобы мистер Уэстон был менее оптимистичен.

“Он должен приехать”, - сказала Эмма. “Если бы он мог остаться всего на пару дней,
он должен был бы приехать; и трудно представить, что у молодого человека нет возможности
в его силах сделать столько всего. Молодую _женщину_, если она попадёт в дурные руки, могут дразнить и держать на расстоянии от тех, с кем она хочет быть. Но невозможно представить себе молодого _мужчину_, который был бы настолько ограничен, что не мог бы провести неделю со своим отцом, если бы ему этого захотелось.

«Нужно побывать в Энскомбе и узнать, как там живут, прежде чем решать, что можно делать, а что нельзя, — ответила миссис Уэстон. — Возможно, с такой же осторожностью следует судить о поведении любого члена любой семьи; но, я думаю, Энскомб определённо не стоит судить по общим правилам: _она_ так неразумна, и всё ей подчиняется».

 «Но она так любит племянника: он её большой любимец.
Теперь, согласно моему представлению о миссис Черчилль, было бы вполне естественно,
что, не жертвуя ничем ради комфорта мужа, она
которой она всем обязана, в то время как она постоянно капризничает по отношению к _нему_, она должна часто подчиняться племяннику, которому она ничем не обязана».

«Моя дорогая Эмма, не притворяйся, что с твоим добрым нравом ты можешь понять дурного человека или установить для него правила: ты должна позволить ему идти своим путём.
Я не сомневаюсь, что временами он оказывает значительное влияние, но он может совершенно точно не знать заранее, _когда_ это произойдёт.
Эмма выслушала его, а затем спокойно сказала: «Я не успокоюсь, пока он не придёт».

«В некоторых вопросах он может иметь большое влияние, — продолжала миссис
 Уэстон, — а в других — очень незначительное. И среди тех вопросов, в которых она не поддаётся его влиянию, весьма вероятно, может оказаться именно то обстоятельство, что он уехал от них, чтобы навестить нас».




 Глава XV


Мистер Вудхаус вскоре был готов выпить чаю, а когда он допил чай, то был готов и отправиться домой. Трое его собеседников сделали всё, что было в их силах, чтобы отвлечь его внимание от того, что уже поздно. Наконец появились остальные джентльмены. Мистер Уэстон был разговорчив
Он был весёлым и общительным и не одобрял никаких ранних расставаний, но в конце концов компания в гостиной всё же увеличилась. Мистер Элтон, в очень хорошем расположении духа, вошёл одним из первых. Миссис Уэстон и
Эмма сидели вместе на диване. Он сразу же присоединился к ним и, почти не дожидаясь приглашения, сел между ними.

Эмма, тоже пребывавшая в хорошем расположении духа из-за того, что её мысли были заняты ожиданием мистера Фрэнка Черчилля, была готова забыть о его недавних непристойных поступках и относиться к нему так же хорошо, как и раньше.
сделав Харриет своей первой темой для разговора, был готов слушать с самыми дружелюбными улыбками.

Он признался, что очень беспокоится о её прекрасной подруге — её прекрасной, милой, дружелюбной подруге. «Знает ли она? Слышала ли она что-нибудь о ней с тех пор, как они были в Рэндалсе?— он очень встревожился — он должен признаться, что характер её жалобы сильно его встревожил.
И в таком духе он продолжал говорить ещё некоторое время, не особо
обращая внимание на ответы, но в целом достаточно осознавая
ужас, который наводит сильная боль в горле; и Эмма была с ним полностью согласна.

Но в конце концов, казалось, произошёл какой-то извращённый поворот; казалось, что он больше боится, что у неё будет сильная ангина, чем что у Гарриет будет сильная ангина.
Он больше беспокоился о том, чтобы она не заразилась, чем о том, чтобы у неё не было инфекции. Он начал с того, что с большой
искренностью попросил её воздержаться от повторного посещения
больничной палаты — попросил её _пообещать_ _ему_, что она не
будет подвергать себя такой опасности, пока он не увидится с мистером
Перри и не узнает его мнение. И хотя она пыталась отшутиться и перевести разговор на другую тему, он не отступал.
Разумеется, его чрезмерной заботливости не было конца.
 Она была раздражена. Это действительно выглядело —
ничего не поделаешь — точно так же, как притворство, будто он влюблён в неё, а не в Харриет; непостоянство, если оно было настоящим, самое презренное и отвратительное!
 и ей с трудом удавалось сохранять самообладание. Он повернулся к миссис.
Уэстон умолял её о помощи: «Не поддержит ли она его?
Не присоединится ли она к его уговорам, чтобы убедить мисс  Вудхаус не ходить к миссис Годдард, пока не станет ясно, что мисс
Расстройство Смита инфекцию? Он не мог быть удовлетворен без
обещаю—будет не она дала ему ее влияние в его добывании?”

“Такая щепетильная по отношению к другим, ” продолжил он, “ и в то же время такая беспечная по отношению к себе
! Она хотела, чтобы я лечила простуду, оставаясь сегодня дома, и
все же не обещает, что сама избежу опасности подхватить язвенную ангину
в горле. Справедливо ли это, миссис Уэстон?—Рассудите между нами. Не я
какое право жаловаться? Я уверен в вашей поддержке и помощи”.

Эмма видела, как Миссис Уэстон сюрприз, и чувствовал, что он должен быть большим, на
Его обращение, как по форме, так и по содержанию, предполагало, что он имеет на неё право.
Что касается её самой, то она была слишком раздражена и оскорблена, чтобы напрямую сказать что-то по этому поводу.
 Она могла только взглянуть на него, но этот взгляд, как она думала, должен был привести его в чувство.
Затем она встала с дивана, подошла к сестре и уделила ей всё своё внимание.

Она не успела узнать, как мистер Элтон воспринял этот упрёк, потому что тут же сменила тему. В комнату вошёл мистер Джон Найтли
после того как я изучил прогноз погоды, я сообщил всем, что земля покрыта снегом и что снег продолжает идти, а ветер дует с большой силой. В заключение я обратился к мистеру
 Вудхаусу со следующими словами:

 «Это будет захватывающее начало ваших зимних поездок, сэр.
 Вашему кучеру и лошадям предстоит нечто новое — пробираться сквозь снежную бурю».

Бедный мистер Вудхаус в ужасе молчал, но всем остальным было что сказать.
Все были либо удивлены, либо нет, и у каждого был какой-то вопрос или предложение утешения. Миссис Уэстон и
Эмма изо всех сил старалась подбодрить его и отвлечь от зятя, который довольно бесчувственно праздновал свою победу.

 «Я восхищаюсь вашей решимостью, сэр, — сказал он, — ведь вы знали, что скоро пойдёт снег.
 Все, должно быть, видели, что надвигается снегопад.  Я восхищаюсь вашим мужеством;  и, осмелюсь сказать, мы прекрасно доберёмся домой. Ещё час или два снегопада — и дорога станет непроходимой.
А у нас две кареты. Если одну занесёт в глуши, вторая не сможет проехать.
остальные под рукой. Осмелюсь сказать, что мы все будем в безопасности в Хартфилде еще до
полуночи.

Мистер Уэстон, - с торжеством разного рода, признавался, что он
было известно, что это будет снег, но не сказал ни слова, чтобы не
должен сделать Мистер Вудхаус неудобно, и быть оправданием для его
торопясь по своим делам. Что касается выпавшего или возможного количества снега, которое может помешать их возвращению, то это была просто шутка. Он боялся, что они не столкнутся с какими-либо трудностями. Он хотел бы, чтобы дорога была непроходимой, чтобы он мог задержать их всех в Рэндаллсе. И он приложил все усилия, чтобы
Доброжелатель был уверен, что для каждого можно найти подходящее место.
Он призвал свою жену согласиться с ним в том, что при небольшом старании можно разместить всех желающих, но она едва ли знала, как это сделать, поскольку в доме было всего две свободные комнаты.

«Что же нам делать, моя дорогая Эмма? Что же нам делать?» — было первым восклицанием мистера.
Вудхауса, и это было всё, что он мог сказать в течение некоторого времени.
Он искал утешения в её глазах, в её заверениях в безопасности, в её рассказах о превосходных лошадях, о Джеймсе и о
То, что у них было так много друзей, немного взбодрило его.

 Его старшая дочь волновалась не меньше его. Ужас от того, что они застряли в Рэндоллсе, в то время как её дети были в Хартфилде, будоражил её воображение.
Она представляла, что дорога теперь проходима только для
отважных путешественников, но в таком состоянии, которое не терпит промедления, и ей не терпелось уладить этот вопрос, чтобы её отец и Эмма остались в
Рэндаллс, а она и её муж тем временем стремительно продвигались вперёд, преодолевая все возможные заносы, которые могли им помешать.

— Тебе лучше сразу заказать карету, любовь моя, — сказала она. — Осмелюсь предположить, что мы сможем добраться, если отправимся прямо сейчас. А если случится что-то очень плохое, я могу выйти и пойти пешком. Я совсем не боюсь. Я бы не возражала пройти половину пути пешком. Знаешь, я могла бы переобуться, как только вернусь домой, и это не из тех вещей, от которых я мёрзну.

 — Действительно! — ответил он. — Тогда, моя дорогая Изабелла, это самая необычная вещь на свете, потому что в целом всё вызывает у тебя простуду. Иди домой! — ты хорошо обута для прогулки.
Осмелюсь предположить. Лошадям придётся несладко.

 Изабелла повернулась к миссис Уэстон, чтобы узнать, одобряет ли она этот план. Миссис.
 Уэстон могла только одобрить его. Затем Изабелла подошла к Эмме, но Эмма не могла
полностью отказаться от надежды на то, что они все смогут уехать.
Они всё ещё обсуждали этот вопрос, когда мистер Найтли,
вышедший из комнаты сразу после того, как его брат впервые
сообщил о снеге, вернулся и сказал, что выходил на улицу, чтобы
осмотреть всё, и может поручиться, что никаких трудностей не
возникнет
Они могли вернуться домой, когда им заблагорассудится, хоть сейчас, хоть через час. Он вышел за пределы расчищенной территории — где-то на Хайбери-роуд — снег нигде не лежал толще полудюйма, а во многих местах его было едва достаточно, чтобы присыпать землю. Сейчас падало совсем немного снежинок, но тучи расходились, и все указывало на то, что снегопад скоро прекратится. Он видел кучеров, и они оба согласились с ним, что опасаться нечего.

Изабелла испытала огромное облегчение, услышав эти новости, и Эмма была не менее рада за своего отца, который
Он сразу же успокоился настолько, насколько позволяло его нервное состояние.
Но тревогу, которая была поднята, нельзя было унять так, чтобы он мог чувствовать себя спокойно, пока оставался в Рэндалсе.  Он был уверен, что в данный момент возвращаться домой безопасно.
Но никакие заверения не могли убедить его в том, что оставаться там безопасно. И пока остальные уговаривали и убеждали его, мистер Найтли и Эмма решили этот вопрос в нескольких коротких фразах: таким образом —

«С твоим отцом будет непросто; почему бы тебе не пойти?»

«Я готов, если остальные готовы».
«Мне позвонить в колокольчик?»

«Да, позвони».

И вот зазвонил колокольчик, и были вызваны экипажи. Ещё несколько минут, и Эмма надеялась увидеть, как один из её беспокойных спутников окажется в своём доме, где он сможет протрезветь и остыть, а другой — восстановить самообладание и почувствовать себя счастливым, когда этот тяжёлый визит закончится.


 Приехала карета, и мистер Вудхаус, который всегда был в центре внимания в таких случаях, был бережно доставлен в свой дом мистером Найтли и мистером.
Уэстон; но что бы они ни говорили, ничто не могло предотвратить новую волну тревоги при виде выпавшего снега.
обнаружилась гораздо более темная ночь, чем он был готов. “Он был
напуган, что у них будет очень плохая поездка. Он боялся, что бедной Изабелле
это не понравится. А сзади в экипаже будет бедняжка Эмма.
Он не знал, что им лучше всего предпринять. Они должны держаться как можно больше вместе
”, - и с Джеймсом поговорили и дали указание ехать очень медленно
и дождаться другого экипажа.

Изабелла вошла вслед за отцом; Джон Найтли, забыв, что он не из их компании, вполне естественно вошёл вслед за женой.
Итак, Эмма обнаружила, что, когда мистер Элтон проводил её во вторую карету и сел рядом, дверь за ними закрылась и они оказались наедине.
Это не было неловкостью, скорее, это было бы приятно, если бы не подозрения, возникшие у неё в тот же день. Она могла бы поговорить с ним о Гарриет, и три четверти мили показались бы ей одной милей. Но теперь она предпочла бы, чтобы этого не случилось. Она решила, что он выпил слишком много хорошего вина мистера Уэстона, и была уверена, что он несёт какую-то чушь.

Чтобы сдержать его, насколько это было возможно, своими манерами, она
немедленно приготовилась с изысканным спокойствием и серьезностью заговорить о
погоде и ночи; но едва она начала, едва успела
они миновали калитку и сели в другой экипаж, после чего она
обнаружила, что ее объект порезан — ее схватили за руку — потребовали ее внимания, и
Мистер Элтон действительно занимался с ней неистовой любовью: воспользовавшись
драгоценная возможность, заявляющий о чувствах, которые, должно быть, уже хорошо известны
, надеющийся—боящийся—обожающий-готовый умереть, если она откажет ему; но
Он льстил себе, думая, что его пылкая привязанность, ни с чем не сравнимая любовь и неслыханная страсть не могут остаться без ответа, и, короче говоря, был полон решимости как можно скорее добиться серьёзного отношения к себе. Так оно и было. Без колебаний, без извинений, без особой робости мистер Элтон, возлюбленный Харриет, признавался ей в любви._Она_ была его возлюбленной. Она пыталась остановить его, но тщетно: он продолжал говорить. Как бы она ни злилась, мысль о том, что происходит, заставила её взять себя в руки и сдержаться, когда она заговорила.  Она чувствовала, что половина этого безумия должна
Это было похоже на опьянение, и поэтому она могла надеяться, что это продлится лишь час. Соответственно, со смесью серьёзности и игривости, которая, как она надеялась, лучше всего подходила для его полупьяного состояния, она ответила:
«Я очень удивлена, мистер Элтон. Это для _меня_! вы забываетесь — вы принимаете меня за свою подругу — я с радостью передам любое сообщение мисс Смит, но, пожалуйста, больше не делайте этого для _меня_».

«Мисс Смит! — сообщение для мисс Смит!  — Что она могла иметь в виду!» — И он повторил её слова с такой уверенностью в голосе, с таким хвастовством
Она притворилась изумлённой и не смогла удержаться, чтобы не ответить быстро:
«Мистер Элтон, это самое странное поведение! И я могу объяснить его только одним: вы не в себе, иначе вы не стали бы так говорить ни со мной, ни с Харриет. Возьмите себя в руки и больше ничего не говорите, а я постараюсь забыть об этом».

Но мистер Элтон выпил ровно столько, чтобы поднять себе настроение, а не для того, чтобы затуманить свой разум. Он прекрасно понимал, что имеет в виду.
Он горячо возразил против её подозрений, назвав их крайне оскорбительными, и
слегка коснувшись своего уважения к мисс Смит как к ее другу, — но
признав, что его удивляет, что мисс Смит вообще упоминается, — он
вернулся к теме своей страсти и очень настаивал на
благоприятном ответе.

По мере того, как она меньше думала о его нетрезвости, она больше думала о нем.
непостоянство и самонадеянность; и с меньшим трудом соблюдая вежливость,
ответила,

“Для меня больше невозможно сомневаться. Вы слишком ясно выразились.
Мистер Элтон, моё изумление не поддаётся описанию.
 После такого поведения, свидетелем которого я стал за последнее время
Месяц назад мисс Смит — я привык ежедневно наблюдать за ней — обратилась ко мне в такой манере. Это непостоянство характера, о котором я и не подозревал! Поверьте мне, сэр, я совсем, совсем не рад быть объектом таких признаний.


— Боже правый! — воскликнул мистер Элтон. — Что это значит? Мисс Смит!— За всё время моего существования я ни разу не подумал о мисс Смит.
Я никогда не проявлял к ней никакого интереса, кроме как как к твоей подруге.
Мне было всё равно, жива она или мертва, кроме как как к твоей подруге. Если она
Если она думала иначе, то её собственные желания ввели её в заблуждение, и мне очень жаль — очень жаль. Но, мисс Смит, в самом деле! О! Мисс Вудхаус! Кто
может думать о мисс Смит, когда рядом мисс Вудхаус! Нет, честное слово, в ней нет ни капли непостоянства. Я думал только о
вас. Я протестую против того, что уделил хоть малейшее внимание кому-то ещё. Всё, что я говорил или делал на протяжении многих недель, было направлено на то, чтобы выразить моё восхищение вами. Вы не можете
всерьёз сомневаться в этом. Нет! — (с интонацией,
подразумевающей намёк) — я уверен, что вы видели и понимали меня.

Невозможно описать, что почувствовала Эмма, услышав это, — какое из всех её неприятных ощущений было самым сильным. Она была слишком ошеломлена, чтобы сразу ответить, и двух минут молчания было достаточно, чтобы мистер Элтон пришёл в приподнятое настроение.
Он попытался снова взять её за руку и радостно воскликнул:

 «Очаровательная мисс Вудхаус! позвольте мне истолковать это интересное молчание. Оно говорит о том, что вы давно меня поняли».

— Нет, сэр, — воскликнула Эмма, — он ни в чём таком не признаётся. Он вовсе не
Я давно вас понял, но до этого момента пребывал в полном неведении относительно ваших взглядов. Что касается меня, то мне очень жаль, что вы поддались каким-то чувствам.
Это совершенно не соответствует моим желаниям. Ваша привязанность к моей подруге Харриет, ваше стремление к ней (стремление, как оказалось) доставляли мне огромное удовольствие, и я искренне желал вам успеха. Но если бы я знал, что Хартфилд вам небезразличен, я бы точно решил, что вы поступаете неразумно, нанося столь частые визиты.  Должен ли я поверить, что вы
Вы никогда не стремились особенно понравиться мисс Смит? — Вы никогда не думали о ней всерьёз?


— Никогда, мадам, — воскликнул он, в свою очередь оскорблённый, — никогда, уверяю вас.
Я думаю о мисс Смит всерьёз! Мисс Смит — очень хорошая девушка, и я был бы счастлив, если бы она удачно вышла замуж. Я желаю ей всего наилучшего: и, без сомнения, найдутся мужчины, которые не будут возражать против... У каждого свой уровень: но что касается меня, то я, кажется, не так уж сильно растерялся.  Мне не нужно так сильно отчаиваться из-за неравного союза, чтобы обращаться к мисс Смит!  — Нет, мадам, мой
визиты в Хартфилде, было для себя только, а также поддержку
Я получил—”

“Поощрение!—Я дам тебе поддержку!—Сэр, Вы были полностью
ошибусь, предположив это. Я видел в вас только поклонника моего друга
. Ни в каком другом свете вы не могли бы быть для меня больше, чем обычным
знакомым. Я чрезвычайно сожалею, но хорошо, что ошибка
заканчивается там, где она произошла. Если бы такое поведение продолжалось, мисс Смит могла бы составить неверное представление о ваших взглядах.
Она, вероятно, не больше моего осознавала, насколько велико неравенство, которое вы
мы так чувствительны к. Но, как бы то ни было, разочарование единственное и, я
надеюсь, не будет длительным. В настоящее время у меня нет мыслей о браке.
”

Он был слишком зол, чтобы говорить; она тоже решила пригласить
моление; и в этом состоянии отеки обиды, и взаимно
глубокие обиды, им пришлось продолжить вместе еще несколько минут,
за страхи Мистера Вудхауса вынуждающую их шагом. Если бы
не было столько гнева, было бы отчаянное смущение; но их искренние эмоции не оставили места для
маленькие зигзаги смущения. Не успев понять, когда карета свернула на Викеридж-лейн или когда она остановилась, они вдруг оказались у дверей его дома; и он вышел, не успев произнести ни слова.
Тогда Эмма сочла необходимым пожелать ему спокойной ночи. Он холодно и гордо ответил на комплимент, и она, в неописуемом раздражении, отправилась в Хартфилд.

Там её с величайшей радостью встретил отец, который
с тревогой думал о том, как она поедет одна из дома викария
Лейн — сворачивая за угол, о котором он не мог заставить себя думать, — и в чужих руках — у обычного кучера — не у Джеймса; и казалось, что её возвращение нужно только для того, чтобы всё прошло хорошо: ведь мистер
Джон Найтли, устыдившись своего дурного настроения, теперь был сама доброта и внимание.
Он так заботился об утешении её отца, что казалось, будто он готов присоединиться к нему в тазу с похлёбкой.
И день заканчивался в мире и спокойствии для всей их маленькой компании.
кроме неё самой. — Но её разум никогда ещё не был в таком смятении; и
ей пришлось приложить немало усилий, чтобы казаться внимательной и весёлой, пока
обычный час расставания не позволил ей вздохнуть с облегчением и предаться
спокойным размышлениям.




 ГЛАВА XVI

Волосы были завиты, горничную отослали, и Эмма села, чтобы подумать
и погрустить. — Это было действительно ужасное дело! — Такое
разрушение всего, чего она желала!— Такое развитие событий было крайне нежелательным! — Такой удар для Харриет! — это было хуже всего.
Каждая часть этой истории приносила боль и унижение в той или иной форме
другое; но по сравнению с тем злом, которое она причинила Харриет, всё было пустяком; и она
с радостью согласилась бы чувствовать себя ещё более обманутой — ещё более
ошибочной — ещё более опозоренной из-за неверной оценки, чем она была на самом деле, если бы последствия её промахов коснулись только её.

«Если бы я не убедила Харриет в том, что ей нравится этот мужчина, я бы смирилась с чем угодно. Он мог бы удвоить свою наглость по отношению ко мне — но бедная
Харриет!»

Как она могла так обмануться! — Он возразил, что никогда всерьёз не думал о Гарриет — никогда! Она оглянулась назад так же, как и
могла бы, но всё было так запутанно. Она ухватилась за эту идею, как ей казалось, и подчинила ей всё. Однако его манеры, должно быть, были ничем не примечательны, нерешительны, сомнительны, иначе она не ввела бы его в такое заблуждение.

 Картина! — как он был увлечён картиной! — и шарада! — и сотня других обстоятельств — как ясно они указывали на Гарриет. Конечно, шарада с её «готовым остроумием» — но при этом «мягкими глазами» — на самом деле не подходила ни для того, ни для другого; это была бессвязная чепуха без вкуса и правды. Кто мог бы разглядеть эту тупую бессмыслицу?

Конечно, она часто, особенно в последнее время, считала его манеры по отношению к ней излишне галантными.
Но она воспринимала это как его манеру поведения, как простую
ошибку в суждениях, знаниях, вкусах, как одно из доказательств того,
что он не всегда вращался в высшем обществе, что, несмотря на всю
мягкость его обращения, ему иногда не хватало истинной элегантности.
Но до этого самого дня она ни на секунду не подозревала, что это
что-то большее, чем просто благодарное уважение к ней как к подруге Харриет.

Своей первой идеей она обязана мистеру Джону Найтли
предмет для обсуждения, во-первых, в силу своей возможности. Нельзя отрицать, что эти братья проницательны. Она вспомнила, что мистер Найтли однажды сказал ей о мистере Элтоне, о его осторожности и уверенности в том, что мистер Элтон никогда не женится необдуманно. Она покраснела, подумав о том, насколько верно он описал его характер по сравнению с тем, что она знала о нём сама. Это было ужасно унизительно; но мистер Элтон во многих отношениях оказался совсем не таким, каким она его считала и каким представляла.
гордый, самонадеянный, тщеславный; очень уверенный в себе и мало заботящийся о чувствах других.

 Вопреки обычному ходу событий, желание мистера Элтона ухаживать за ней
только ухудшило её мнение о нём. Его признания и предложения не пошли ему на пользу. Она не придавала значения его привязанности и была оскорблена его надеждами. Он хотел удачно жениться и, имея достаточно наглости, чтобы обратить на неё внимание, притворился влюблённым. Но она была совершенно равнодушна к нему и не испытывала никакого разочарования.
о нём нужно было заботиться. Ни в его речи, ни в его манерах не было настоящей привязанности. Вздохов и красивых слов было в избытке; но она
едва ли могла придумать какие-то выражения или вообразить какой-то тон голоса,
менее соответствующий настоящей любви. Ей не нужно было утруждать себя жалостью к нему.
Он хотел лишь возвыситься и обогатиться; и если бы мисс Вудхаус из Хартфилда, наследница тридцати тысяч фунтов, не оказалась такой недосягаемой, как он предполагал, он бы вскоре попытался заполучить мисс Кто-то-Ещё с двадцатью или с десятью тысячами.

Но чтобы он говорил о поощрении, считал её осведомлённой
о его взглядах, принимая его знаки внимания, имея в виду (короче говоря) выйти за него замуж
он!—должен считать себя равным ей по связям или уму!—посмотри вниз
на своего друга, так хорошо понимающего градации рангов ниже
него, и настолько слепого к тому, что выше, что воображает, будто не проявляет никакой
самонадеянности, обращаясь к ней!— Это было очень провокационно.

Возможно, было несправедливо ожидать, что он почувствует, насколько он ей уступает.
уступает в таланте и утонченности ума. Сама нехватка такого равенства может помешать ему осознать его; но он должен знать, что
По богатству и положению в обществе она значительно превосходила его. Он должен был знать, что Вудхаусы уже несколько поколений живут в
Хартфилде, являясь младшей ветвью очень древнего рода, а Элтоны — никто. Земельные владения в Хартфилде, конечно, были
незначительными, представляя собой лишь часть поместья Донвеллского аббатства, которому принадлежала вся остальная территория Хайбери; но их состояние, полученное из других источников, было таким, что они едва ли уступали Донвеллу
Само аббатство во всех отношениях; и Вудхаусы
уже давно занимал высокое положение в обществе
в котором мистер Элтон впервые появился не два года назад, чтобы
пробиться, как он мог, без каких-либо связей, кроме торговых, или
чего-либо, что могло бы привлечь к нему внимание, кроме его положения
и вежливости.— Но он воображал, что она в него влюблена.
Очевидно, это и было причиной его зависимости.
Немного повозмущавшись кажущимся несоответствием благородных манер и высокомерного поведения, Эмма была вынуждена честно признать, что сама вела себя с ним слишком снисходительно и
Она была так любезна, так полна учтивости и внимания, что (если предположить, что её истинные мотивы остались незамеченными) могла бы убедить человека с обычной наблюдательностью и деликатностью, такого как мистер Элтон, в том, что он — явный фаворит.
 Если _она_ так неверно истолковала его чувства, то ей не стоило удивляться, что _он_, ослеплённый корыстью, ошибся в ней.

 Первая и самая серьёзная ошибка была совершена ею. Это было глупо, это было неправильно — принимать такое активное участие в том, чтобы свести двух людей.
Это было слишком рискованно, слишком самонадеянно, слишком легкомысленно по отношению к тому, что должно было
если серьёзно, то это уловка, которая должна быть простой. Она была очень обеспокоена и пристыжена и решила больше так не поступать.

 «Вот я, — сказала она, — на самом деле уговорила бедную Харриет сильно привязаться к этому человеку. Она бы никогда не подумала о нём, если бы не я; и уж точно никогда бы не подумала о нём с надеждой, если бы я не заверила её в его чувствах, ведь она такая же скромная и застенчивая, как я раньше считала его. О, если бы я был доволен тем, что убедил её не принимать молодого Мартина. В этом я был совершенно прав. Это было здорово
со мной; но на этом мне следовало остановиться и предоставить остальное времени и случаю. Я вводил её в хорошее общество и давал ей возможность понравиться тому, кто того стоит; мне не следовало заходить так далеко. Но теперь, бедняжка, её покой на какое-то время нарушен.
Я был ей лишь наполовину другом; и если бы она _не_ так сильно страдала от этого разочарования, я уверен, что не смог бы представить себе никого другого, кто был бы ей хоть сколько-нибудь желанен. Уильям Кокс — о! нет, я бы не вынес Уильяма Кокса — дерзкого молодого юриста.

Она остановилась, чтобы покраснеть и посмеяться над собой за то, что снова поддалась эмоциям, а затем вернулась к более серьёзным и удручающим размышлениям о том, что было, что могло бы быть и что должно быть.  Ей пришлось дать печальное объяснение
Харриет и все, что придется пережить бедной Харриет, — неловкость при будущих встречах, трудности с продолжением или прекращением знакомства, необходимость подавлять чувства, скрывать обиду и избегать огласки, — все это занимало ее в самых мрачных размышлениях еще какое-то время, и наконец она легла спать
так ничего и не решив, кроме убеждения в том, что она совершила самую ужасную ошибку
.

Для молодежи и естественная бодрость, как Эмма, хоть и под временными
мрак в ночи, возвращение день вряд ли удастся довести возврата
духи. Молодость и жизнерадостность утра имеют счастливую аналогию,
и обладают мощным действием; и если огорчение не будет достаточно острым
если держать глаза открытыми, они обязательно откроются для ощущений
смягченная боль и более яркая надежда.

На следующее утро Эмма была настроена более миролюбиво, чем накануне
Она легла в постель, готовая увидеть, как зло отступает перед ней, и надеясь, что ей удастся избежать худшего.

Было большим утешением то, что мистер Элтон на самом деле не был в неё влюблён и не был настолько милым, чтобы его было больно разочаровывать.
Что характер Харриет не был таким возвышенным, при котором чувства наиболее остры и долговечны.
И что никому, кроме трёх главных действующих лиц, не было необходимости знать о том, что произошло, и особенно чтобы её отец хоть на мгновение забеспокоился об этом.

Это были очень ободряющие мысли, а вид большого количества снега на земле придал ей ещё больше уверенности, потому что она была рада всему, что могло оправдать их нынешнее раздельное проживание.

 Погода была для неё самой благоприятной: хотя сегодня и был рождественский день, она не могла пойти в церковь. Мистер Вудхаус был бы несчастен, если бы его дочь попыталась это сделать, и поэтому она была в безопасности и не могла ни возбудить, ни получить неприятные и совершенно неподходящие мысли. Земля покрыта снегом, а атмосфера находится в неустойчивом состоянии между морозом и
Оттепель, которая из всех других погодных условий наименее благоприятна для прогулок, каждое утро начиналась с дождя или снега, а каждый вечер снова подмораживало. В течение многих дней она была почётной пленницей.
Общаться с Харриет можно было только с помощью записок; в воскресенье она не ходила в церковь, как и в Рождество; и ей не нужно было придумывать оправдания для отсутствия мистера Элтона.

Погода стояла такая, что лучше было бы всем сидеть дома.
И хотя она надеялась и верила, что он действительно находит утешение в каком-то обществе, было очень приятно, что её отец так хорошо себя чувствует
Он был доволен тем, что остался один в своём доме, и был слишком мудр, чтобы куда-то идти.
И он слышал, как он сказал мистеру Найтли, которого никакая погода не могла заставить держаться от них подальше:

 «Ах, мистер Найтли, почему вы не сидите дома, как бедный мистер Элтон?»

Эти дни, проведённые в заточении, были бы на удивление комфортными, если бы не её личные переживания.
Такое уединение идеально подходило её брату, чьи чувства всегда были очень важны для его товарищей.
Кроме того, он так тщательно избавился от своего дурного настроения в Рэндаллсе, что его дружелюбие никогда его не подводило.
остаток своего пребывания в Хартфилде. Он всегда был приятным и
услужливым и приятно отзывался о каждом человеке. Но, несмотря на все надежды
на бодрость и все теперешнее утешение от отсрочки, все еще оставалось
такое зло, нависшее над ней в час объяснения с Харриет,
это делало невозможным для Эммы когда-либо чувствовать себя совершенно непринужденно.




ГЛАВА XVII


Мистер и миссис Джон Найтли недолго задержались в Хартфилде. Погода вскоре улучшилась настолько, что те, кто должен был уехать, смогли это сделать. Мистер
 Вудхаус, как обычно, пытался уговорить дочь остаться
Оставшись со всеми своими детьми, он был вынужден проводить всю компанию и вернуться к своим стенаниям о судьбе бедной Изабеллы.
Бедная Изабелла, проводившая свою жизнь с теми, кого она обожала,
наслаждавшаяся их достоинствами, не замечавшая их недостатков и всегда
невинно занятая, могла бы стать образцом настоящего женского счастья.

 Вечером того же дня, когда они уехали, пришла записка от мистера
Элтон — мистеру Вудхаусу: длинная, вежливая, торжественная записка, в которой мистер Элтон с наилучшими пожеланиями сообщает, что «собирается покинуть Хайбери
на следующее утро он отправился в Бат, где, поддавшись на уговоры друзей, решил провести несколько недель.
Он очень сожалел о том, что из-за погодных условий и дел не может лично попрощаться с мистером Вудхаусом, чьи дружеские любезности он всегда будет помнить с благодарностью.
Если у мистера Вудхауса будут какие-либо поручения, он будет рад их выполнить.

Эмма была приятно удивлена. Отсутствие мистера Элтона именно в это время было именно тем, чего она желала. Она восхищалась его изобретательностью
Она это поняла, хотя и не могла отдать ему должное за то, как это было преподнесено.
Негодование не могло быть выражено более явно, чем в вежливом обращении к её отцу, из которого она была так демонстративно исключена.
Она даже не удостоилась его вступительных комплиментов.— Её имя не было упомянуто.
— И во всём этом было столько разительных перемен и столько неуместной торжественности в его изящных извинениях, что она сначала подумала, что это не ускользнёт от внимания её отца.

 Но это произошло.  — Её отец был совершенно ошеломлён таким сюрпризом.
неожиданное путешествие и его опасения, что мистер Элтон может так и не добраться благополучно
я не увидел ничего необычного в его речи. Это была
очень полезная записка, поскольку она дала им свежий материал для размышлений
и разговоров в течение оставшегося одинокого вечера. Мистер Вудхаус
рассказал о своих тревогах, и Эмма была в настроении разубедить их
со всей своей обычной быстротой.

Теперь она решила больше не держать Харриет в неведении. У неё были основания полагать, что она почти оправилась от простуды, и было бы желательно, чтобы у неё было как можно больше времени, чтобы прийти в себя
Она изложила свою последнюю жалобу перед возвращением джентльмена. На следующий же день она отправилась к миссис.
Годдард, чтобы понести заслуженное наказание в виде исповеди. И наказание это было суровым.— Ей пришлось разрушить
все надежды, которые она так усердно лелеяла, — предстать в
невыгодном свете избранницы — и признать, что она глубоко
ошиблась и неверно оценила все свои представления об одном
человеке, все свои наблюдения, все свои убеждения, все свои
пророчества за последние шесть недель.

 Это признание
полностью вернуло ей первый стыд — и вид
Слезы Харриет заставили ее подумать, что она никогда больше не будет снисходительна к себе.

Харриет очень хорошо восприняла эту новость — она ни в ком не винила себя — и во всем демонстрировала такую искренность и скромность, что в тот момент это должно было особенно понравиться ее подруге.

Эмма была в том настроении, когда простота и скромность ценятся превыше всего;
и все, что было милым, все, что должно было располагать к себе, казалось
Со стороны Харриет, а не её собственной. Харриет не считала, что ей есть на что жаловаться. Привязанность такого человека, как мистер Элтон
Это было бы слишком большим отличием. — Она никогда не смогла бы его заслужить.
И никто, кроме такого преданного и доброго друга, как мисс Вудхаус, не
подумал бы, что это возможно.

Она безудержно рыдала, но её горе было таким искренним, что никакое достоинство не смогло бы сделать его более достойным в глазах Эммы.
Эмма слушала её и пыталась утешить всем сердцем и всем своим
пониманием, на самом деле убеждённая в том, что Гарриет была
более совершенным существом из них двоих и что быть похожей на неё было бы полезнее для её собственного благополучия и счастья, чем всё, что могли бы сделать гений или интеллект.

Было уже довольно поздно, чтобы притворяться простодушной и
невежественной; но она оставила её с твёрдым намерением быть
скромной и осмотрительной и подавлять воображение до конца
своей жизни. Теперь её вторым долгом, уступавшим только
требованиям отца, было заботиться об удобстве Харриет и
стараться доказать свою привязанность каким-нибудь более
подходящим способом, чем сватовство. Она уговорила её
Хартфилд проявлял к ней неизменную доброту, стараясь занять и развлечь её, а также отвлечь от мыслей о мистере Элтоне с помощью книг и бесед.

Она понимала, что для того, чтобы всё было сделано как следует, нужно время.
Она могла считать себя лишь посредственным судьёй в таких вопросах и совершенно неспособной сочувствовать привязанности к мистеру
В частности, Элтон; но ей казалось разумным, что в возрасте Харриет, когда все надежды рухнули, можно было бы достичь такого состояния самообладания к моменту возвращения мистера Элтона, которое позволило бы им всем снова встретиться в привычной обстановке, без риска выдать свои чувства или усилить их.

Харриет действительно считала его совершенством и утверждала, что нет никого, кто мог бы сравниться с ним в красоте или доброте. И, по правде говоря, она оказалась более решительной в любви, чем предполагала Эмма. Но всё же ей казалось настолько естественным и неизбежным бороться с _безответным_ влечением, что она не могла понять, как оно может длиться так долго.

Если мистер Элтон по возвращении продемонстрирует своё безразличие так же явно и недвусмысленно, как она не сомневалась, что он это сделает, то она не сможет представить, что Харриет будет и дальше искать своё счастье в его глазах или в его присутствии.
воспоминания о нём.

 То, что они были привязаны, так сильно привязаны к одному и тому же месту, было плохо для каждого из них, для всех троих. Ни у одного из них не было возможности уехать или как-то повлиять на общество. Они должны были сталкиваться друг с другом и делать всё, что в их силах.

 Харриет ещё больше не повезло с тем, как её спутники отнеслись к миссис.
Годдард; мистер Элтон — предмет обожания всех учителей и самых красивых девочек в школе; и только в Хартфилде у неё есть шанс услышать, как о нём говорят с прохладной сдержанностью или
репеллент правду. Где ране были даны, должно лечение быть
если нашли в любом месте, и Эмма почувствовала, что пока она ее видела на пути
вылечить, не может быть никакого истинного мира для себя.




ГЛАВА XVIII


Мистер Фрэнк Черчилл не пришел. Когда предложил близилось время,
Страхи миссис Уэстон были оправданы прихода письма
извините. В настоящее время он не мог приехать, к своему «крайнему огорчению и сожалению; но он всё же надеялся, что в скором времени сможет посетить Рэндаллс».

 Миссис Уэстон была крайне разочарована — гораздо более разочарована, чем
На самом деле она была более жизнерадостной, чем её муж, хотя её зависимость от встреч с молодым человеком была гораздо более трезвой. Но сангвинический характер, который всегда
ожидает большего добра, чем получает, не всегда вознаграждает за свои надежды пропорциональной депрессией. Он быстро забывает о текущей неудаче и снова начинает надеяться. В течение получаса мистер Уэстон был удивлён и расстроен.
Но потом он начал понимать, что приезд Фрэнка через два или три месяца был бы гораздо лучшим вариантом: в другое время года, в другую погоду.
И он, без сомнения, смог бы остаться
Он пробыл у них гораздо дольше, чем если бы приехал раньше.

 Эти чувства быстро вернули ему душевное равновесие, в то время как миссис Уэстон, отличавшаяся более тревожным нравом, не предвидела ничего, кроме новых оправданий и проволочек. И несмотря на все её беспокойство о том, что может пострадать её муж, сама она страдала гораздо сильнее.

 Эмма в тот момент была не в том расположении духа, чтобы всерьёз переживать из-за того, что мистер Фрэнк Черчилль не приехал, разве что из-за разочарования в Рэндалльсе. В этом знакомстве не было ничего привлекательного для неё. Ей хотелось покоя и отсутствия искушений; но всё же, как бы то ни было
Желая в целом выглядеть как обычно, она постаралась проявить как можно больше интереса к происходящему и как можно теплее отнестись к разочарованию мистера и миссис Уэстон, что было вполне естественно для их дружбы.

 Она первой сообщила об этом мистеру Найтли и воскликнула ровно столько, сколько было необходимо (или, поскольку она играла роль, возможно, даже больше), по поводу поведения Черчиллей, которые не пускали его к себе. Затем она
продолжила говорить о преимуществах такого дополнения к их замкнутому обществу в Сарри, о том, как это приятно
Она смотрела на кого-то нового; на весь этот торжественный день в Хайбери, который мог бы быть испорчен его появлением; и, наконец, снова задумалась о Черчиллях.
Она обнаружила, что напрямую вовлечена в спор с мистером Найтли, и, к своему большому удивлению, поняла, что занимает противоположную позицию по вопросу, отличному от её истинного мнения, и использует аргументы миссис Уэстон против себя.

 «Черчилли, скорее всего, виноваты», — хладнокровно сказал мистер Найтли.
— Но я осмелюсь сказать, что он мог бы прийти, если бы захотел.

 — Не знаю, почему ты так думаешь.  Он очень хочет прийти.
но его дядя и тётя не пощадят его».
«Я не могу поверить, что он не в состоянии прийти, если бы захотел. Это слишком маловероятно, чтобы я мог поверить в это без доказательств».

«Как странно вы говорите! Что такого сделал мистер Фрэнк Черчилль, что вы считаете его таким противоестественным существом?»

«Я вовсе не считаю его противоестественным существом, подозревая, что он, возможно, научился быть выше своих связей и мало заботиться о чём-либо, кроме собственного удовольствия, живя с теми, кто всегда подавал ему в этом пример. Это гораздо более естественно
как можно было бы пожелать, чтобы молодой человек, воспитанный теми, кто горд, расточителен и эгоистичен, тоже был гордым, расточительным и эгоистичным. Если бы Фрэнк Черчилль захотел увидеться со своим отцом, он бы сделал это в период с сентября по январь. Человек его возраста — сколько ему? — двадцать три или двадцать четыре — не может быть настолько беден, чтобы не иметь возможности сделать это. Это невозможно.

— Легко сказать и легко почувствовать тому, кто всегда был сам себе хозяином. Вы, мистер Найтли, хуже всех в мире разбираетесь в трудностях зависимости. Вы не знаете, что такое вспыльчивость
управлять”.

“Не следует думать, что мужчина двадцати трех-четырех лет
не должен обладать свободой ума или конечностей в такой степени. Он не может хотеть
денег - он не может хотеть досуга. Напротив, мы знаем, что у него так много
того и другого, что он рад избавиться от них в самых праздных местах
в королевстве. Мы постоянно слышим о нем на том или ином водоеме
. Некоторое время назад он был в Веймуте. Это доказывает, что он может
покинуть ”Черчиллс".

“Да, иногда он может”.

“И это бывает всякий раз, когда он считает, что это стоит того, чтобы потратить на это время; всякий раз, когда
возникает искушение получить удовольствие ”.

«Очень несправедливо судить о поведении кого-либо, не зная его положения. Никто, кто не был внутри семьи, не может сказать, с какими трудностями сталкивается тот или иной член этой семьи. Мы должны познакомиться с Энскомбом и с характером миссис
Черчилль, прежде чем решать, на что способен её племянник. Иногда он может сделать гораздо больше, чем в других случаях».

— Есть одна вещь, Эмма, которую мужчина всегда может сделать, если захочет, и это его долг. Не с помощью уловок и хитростей, а с помощью силы и
решение. Фрэнк Черчилль обязан уделять внимание своему отцу. Он знает, что это так, судя по его обещаниям и сообщениям; но если бы он захотел это сделать, это было бы возможно. Человек, который поступает правильно, сразу бы сказал миссис Черчилль просто и решительно: «Я всегда готов пожертвовать любым удовольствием ради твоего удобства; но я должен немедленно пойти к отцу». Я знаю, что он будет огорчён, если я не проявлю должного уважения к нему в данном случае.
Поэтому я отправлюсь в путь завтра». — Если бы он только сказал ей это.
— Однажды, — решительно заявил он, становясь мужчиной, — никто не станет возражать против его отъезда.


 — Нет, — смеясь, сказала Эмма, — но, возможно, кто-нибудь станет возражать против его возвращения.
 Какие речи для молодого человека, полностью зависящего от других!
Никто, кроме вас, мистер Найтли, не поверил бы, что такое возможно. Но вы
не представляете, что требуется в ситуациях, прямо противоположных
вашей собственной. Мистер Фрэнк Черчилль произносит такую речь перед
дядей и тётей, которые его воспитали и должны обеспечивать его!
Полагаю, он стоит посреди комнаты и говорит:
громко, как только мог!— Как ты можешь себе представить, что такое поведение осуществимо?

“ Поверь, Эмма, разумный человек не нашел бы в этом ничего сложного.
Он чувствовал бы себя в праве; и декларация на заказ, из
естественно, как разумный человек хотел бы сделать это надлежащим образом—сделали бы
ему больше пользы, поднять его выше, чтобы исправить его интерес сильнее с
люди, которых он зависит, чем все, что линии сдвигов и приемы
можете когда-либо делать. К привязанности добавилось бы уважение. Они бы почувствовали, что могут ему доверять; что племянник поступил с ними по-доброму
отец, было бы правильно ими; ибо они знают, так же, как он делает, как
также всем мире должны знать, что он должен платить сем визит свой к
отца; и в то время как подло оказания их силах, чтобы отсрочить его, в их
сердца, не думая более о нем представления для своих прихотей.
Уважение к правильному поведению ощущается каждым человеком. Если бы он действовал в
такой манере, принципиально, последовательно, регулярно, их
маленькие умы подчинились бы его воле ”.

— Я в этом сильно сомневаюсь. Вам очень нравится подчинять себе слабые умы; но там, где слабые умы принадлежат богатым и влиятельным людям, я думаю, они
они имеют свойство разрастаться, пока не становятся такими же неуправляемыми, как большие. Я могу себе представить, что если бы вы, мистер Найтли, были перенесены в ситуацию мистера Фрэнка Черчилля, вы бы смогли сказать и сделать именно то, что рекомендовали ему, и это могло бы возыметь очень хороший эффект.
Черчиллям, возможно, нечего было бы сказать в ответ; но, с другой стороны, у вас не было бы привычки к раннему послушанию и долгому соблюдению правил, которую можно было бы преодолеть.
 Тому, у кого такая привычка есть, возможно, не так-то просто сразу броситься в омут с головой
совершенную независимость и сводят на нет все свои претензии на его благодарность и
уважение. У него может быть такое же сильное чувство того, что было бы правильно,
как и у вас, не будучи настолько равными, при определенных
обстоятельствах действовать в соответствии с этим ”.

“Тогда это не было бы таким сильным чувством. Если его не удалось произвести равна
нагрузки, это может не быть столь же убежденно.”

“Ах, разность ситуацию и привычка! Я бы хотел, чтобы вы попытались
понять, что может чувствовать приятный молодой человек, находясь в
противоречии с теми, на кого он равнялся в детстве и юности всю свою
жизнь».

«Наш милый молодой человек — очень слабый молодой человек, если это первый раз, когда он принял решение поступать правильно вопреки воле других. К этому времени у него уже должна была выработаться привычка следовать своему долгу, а не руководствоваться целесообразностью. Я могу понять страхи ребёнка, но не взрослого мужчины. Когда он стал разумным, он должен был собраться с силами и отбросить всё недостойное в их авторитете. Он должен был воспротивиться первой же попытке с их стороны заставить его пренебречь отцом. Если бы он поступил так, как следовало, сейчас не было бы никаких проблем.

— Мы никогда не придём к согласию насчёт него, — воскликнула Эмма. — Но в этом нет ничего удивительного. Я ни в малейшей степени не считаю его слабым молодым человеком:
 я уверена, что это не так. Мистер Уэстон не стал бы закрывать глаза на глупость, даже если бы она коснулась его собственного сына. Но, скорее всего, у него более уступчивый, покладистый, мягкий характер, чем тот, который соответствует вашим представлениям о мужском совершенстве. Осмелюсь предположить, что да; и хотя это может лишить его некоторых преимуществ, оно обеспечит ему многие другие.

 — Да, все преимущества от того, что он сидит на месте, когда ему следовало бы двигаться, и от
жизни простые удовольствия, и воображая себя крайне
эксперт в поиске оправданий. Он может сесть и выписать штраф
расцвет письмо, полное профессий и ложь, и убедить
сам, что он уже нащупали самый лучший способ в мире
сохранение мира в доме и предотвращение его отца, имея на это никаких прав
пожаловаться. Его письма вызывают у меня отвращение”.

“Твои чувства необычны. Кажется, они удовлетворяют всех остальных”.

— Я подозреваю, что они не удовлетворяют миссис Уэстон. Они вряд ли могут удовлетворить женщину с её здравым смыслом и быстрой реакцией: она стоит на страже материнства
место, но без материнской любви, которая ослепила бы её. Именно из-за неё Рэндаллу уделяется в два раза больше внимания, и она должна вдвойне
чувствовать себя обделённой. Если бы она сама была значимой
персоной, он бы пришёл, осмелюсь сказать, и не имело бы значения, пришёл бы он или нет. Можете ли вы подумать, что ваша подруга
закулисно участвует в подобных обсуждениях? Как вы думаете, она
часто говорит всё это самой себе? Нет, Эмма, твой любезный молодой человек может быть любезным только на
французском, а не на английском. Он может быть очень «любезным», иметь очень хорошие
Он хорошо воспитан и очень приятен в общении, но ему не хватает английской деликатности по отношению к чувствам других людей. В нём нет ничего по-настоящему располагающего.
— Кажется, вы полны решимости плохо о нём отзываться.
— Я? Вовсе нет, — ответил мистер Найтли довольно недовольно. — Я не хочу плохо о нём отзываться. Я был бы готов признать его заслуги, как и заслуги любого другого человека, но я не слышу ни о каких заслугах, кроме личных: он хорошо сложен, привлекателен, у него приятные манеры.

 — Что ж, если больше его ничем не можно рекомендовать, он будет просто сокровищем
в Хайбери. Мы нечасто видим красивых молодых людей, воспитанных и приятных. Мы не должны быть слишком любезными и требовать от него всех добродетелей. Разве вы не представляете, мистер Найтли, какую _сенсацию_ произведёт его приезд? Во всех приходах Донвелла и Хайбери будет только одна тема для разговоров, только один интерес — один объект для любопытства. Это будет мистер Фрэнк Черчилль. Мы будем думать и говорить только о нём.

«Вы простите мне мою чрезмерную настойчивость. Если я найду его приятным в общении, я буду рад знакомству с ним; но если он окажется всего лишь
болтливый щеголь, он не отнимет у меня много времени или мыслей».

 «Я думаю о нём так: он может подстроить свою беседу под вкус любого человека и обладает как силой, так и желанием быть приятным всем. С вами он будет говорить о сельском хозяйстве; со мной - о рисовании или музыке;
и так далее для всех, имея ту общую информацию по всем
предметам, которая позволит ему следовать примеру или взять инициативу на себя,
так же, как того могут потребовать приличия, и чрезвычайно хорошо высказываться по каждому;
таково мое представление о нем”.

“А мое, ” тепло сказал мистер Найтли, - заключается в том, что если он окажется каким-нибудь
Если он будет вести себя подобным образом, то станет самым невыносимым человеком на свете! Что!
 в двадцать три года стать королём своей компании — великим человеком — опытным политиком, который умеет читать характеры людей и использовать их таланты для демонстрации собственного превосходства; расточать лесть направо и налево, чтобы все казались дураками по сравнению с ним! Моя дорогая Эмма, твой здравый смысл не смог бы вынести такого щенка, когда дело дошло бы до этого.

 — Я больше не буду о нём говорить, — воскликнула Эмма, — ты всё переворачиваешь с ног на голову
зло. Мы оба предубеждены; ты против, я за него; и у нас нет
шанса прийти к согласию, пока он действительно не будет здесь.

“Предубежден! У меня нет предубеждений”.

“ Но мне очень жаль, и я нисколько этого не стыжусь. Моя любовь
к мистеру и миссис Уэстон вызывает у меня решительное предубеждение в его пользу.

«Я не вспоминаю о нём от одного конца месяца до другого», — сказал мистер Найтли с таким раздражением, что Эмма тут же заговорила о другом, хотя и не могла понять, почему он злится.


Неприязнь к молодому человеку только потому, что он показался
различной планировкой от себя, достоин настоящей щедростью
ум, который она всегда использовала, чтобы признать в нем; ибо все
высокого мнения о себе, который она часто в нем никакой вины, она
никогда прежде на мгновение предположил, что это мог сделать он несправедлив к
заслуга другого.




ТОМ II




ГЛАВА I


Однажды утром Эмма и Харриет гуляли вместе и, по мнению Эммы, уже достаточно наговорились о мистере Элтоне. Она не могла
подумать, что утешение Харриет или её собственные грехи требуют большего. И она
Поэтому, когда они возвращались, она старательно избегала этой темы.
Но она всплыла снова, когда ей показалось, что ей это удалось.
Поговорив немного о том, как бедняки должны страдать зимой, и не получив в ответ ничего, кроме очень жалобного: «Мистер Элтон так добр к беднякам!» — она поняла, что нужно сделать что-то ещё.

Они как раз подходили к дому, где жили миссис и мисс Бейтс.
Она решила зайти к ним и почувствовать себя в безопасности в компании. Для такого внимания всегда были достаточные основания. Миссис и мисс Бейтс
Ей нравилось, когда к ней обращались, и она знала, что те немногие, кто осмеливался замечать в ней недостатки, считали её довольно небрежной в этом отношении и не вносящей должного вклада в их скудные средства к существованию.

Она не раз получала намёки от мистера Найтли и от своего сердца,
касательно её недостатков, но ни один из них не мог перевесить убеждение
в том, что это очень неприятно, — пустая трата времени, — утомительные женщины, — и весь ужас в том, что она рискует связаться с второсортными и третьесортными жителями Хайбери, которые вечно наносят им визиты, и
поэтому она редко подходила к ним. Но теперь она внезапно решила не проходить мимо их двери, не заглянув внутрь.
Она сказала об этом Харриет, заметив, что, насколько она может судить, они сейчас в полной безопасности от любого письма от Джейн Фэйрфакс.

 Дом принадлежал людям, занимающимся бизнесом. Миссис и мисс Бейтс занимали
первый этаж, где располагалась гостиная. Там, в квартире весьма
скромных размеров, которая была для них всем, гостей встречали
очень радушно и даже благодарно. Тихая опрятная старушка, которая
сидела с вязанием в самом тёплом уголке, даже хотела
уступить своё место мисс Вудхаус и её более активной и разговорчивой дочери, которая была почти готова окружить их заботой и добротой, поблагодарить за визит, позаботиться об их обуви, заботливо поинтересоваться здоровьем мистера Вудхауса, весело рассказать о здоровье своей матери и угостить пирожным из буфета — «миссис Коул только что был здесь, заходил на десять минут и был так любезен, что просидел с ними целый час.
А _она_ взяла кусочек торта и была так добра, что сказала, что он ей очень понравился. Поэтому она надеялась, что мисс Вудхаус и мисс
Смит оказал бы им любезность, съев тоже кусочек».

 За упоминанием Коулов обязательно следовало упоминание мистера Элтона.
 Между ними была тесная связь, и мистер Коул получал весточки от мистера Элтона с тех пор, как тот уехал. Эмма знала, что будет дальше: они должны были снова перечитать письмо и обсудить, как долго его не было, как много времени он проводил в компании, каким любимцем он был везде, куда бы ни поехал, и насколько переполненным был бал у церемониймейстера. И она очень хорошо справилась с этим, проявив интерес и
Он воздал должное тому, что было необходимо, и всегда старался опередить Харриет, чтобы ей не пришлось говорить ни слова.

 К этому она была готова, когда вошла в дом, но рассчитывала, что, как только она его уговорит, её больше не будут беспокоить никакие неприятные темы и она сможет свободно общаться со всеми хозяйками и мисс Хайбери и участвовать в их карточных вечерах. Она не была готова к тому, что Джейн Фэйрфакс сменит мистера Элтона.
Но мисс Бейтс так торопила его, что в конце концов он вырвался от неё и поспешил к Коулзам, чтобы передать письмо от своей племянницы.

— О! да, мистер Элтон, я понимаю — конечно, что касается танцев — миссис Коул рассказывала мне, что танцы в Бате — это... Миссис Коул была так любезна, что посидела с нами какое-то время и поговорила о Джейн; как только она вошла, то сразу же начала расспрашивать о ней, ведь Джейн — всеобщая любимица
там. Когда бы она ни была с нами, миссис Коул не знает, как проявить свою доброту, и я должен сказать, что Джейн заслуживает этого не меньше, чем кто-либо другой. И вот она начала напрямую расспрашивать о ней, говоря: «Я знаю, что вы давно не получали вестей от Джейн, потому что она не из тех, кто пишет письма». И когда я тут же ответил: «Но на самом деле мы получили письмо сегодня утром», я не думаю, что когда-либо видел кого-то более удивлённого. — Неужели, честное слово? — сказала она. — Что ж, это довольно неожиданно.  Дайте-ка я послушаю, что она говорит.

Эмма, как всегда, была вежлива и с улыбкой поинтересовалась:

 «Вы давно получали весточку от мисс Фэйрфакс?  Я очень рада.  Надеюсь, у неё всё хорошо?»

 «Спасибо.  Вы так добры!» — ответила обрадованная тётушка, с нетерпением выискивая письмо. — «О!  вот оно. Я был уверен, что он не мог быть далеко.
Но, видите ли, я положил его на стол, сам того не заметив, и он был совершенно незаметен. Но совсем недавно он был у меня в руках, и я был почти уверен, что он должен быть на столе. Я читал его миссис Коул, а когда она ушла, я снова стал читать его себе.
матушка, ведь для неё это такое удовольствие — письмо от Джейн, — что она не может наслушаться.
Так что я знал, что оно не может быть далеко, и вот оно, прямо под моей женой.
И раз уж ты так добра, что хочешь услышать, что она пишет...
Но прежде всего я должен, справедливости ради, извиниться за то, что Джейн написала такое короткое письмо — всего две страницы, видишь ли, — едва ли две.
Обычно она заполняет всю бумагу и зачёркивает половину. Моя мама часто удивляется тому, что я так хорошо справляюсь.
 Она часто говорит, когда впервые открывает письмо: «Ну, Хетти, теперь я
Думаю, вам придётся потрудиться, чтобы разобрать всю эту чепуху, — не так ли, мэм? — А потом я говорю ей, что уверен: она бы и сама разобралась, если бы ей некому было помочь, — разобралась бы до последнего слова. И действительно, хотя зрение у моей матери уже не то, что раньше, она всё ещё видит на удивление хорошо, слава богу! с помощью очков. Это такое счастье! У моей мамы действительно очень хорошие очки. Джейн часто говорит, когда приезжает сюда: «Я уверена, бабушка, что у тебя были очень
У вас такие зоркие глаза — и вы проделали такую прекрасную работу! — Я лишь желаю, чтобы мои глаза служили мне так же долго».

 Все это было произнесено с такой скоростью, что мисс Бейтс пришлось остановиться, чтобы перевести дух;
а Эмма сказала что-то очень вежливое о безупречном почерке мисс
Фэйрфакс.

 «Вы очень добры, — ответила мисс Бейтс, очень польщенная, — вы такой строгий судья и сами пишете так красиво. Я уверен, что ничья похвала не доставит нам столько удовольствия, как похвала мисс Вудхаус. Моя мама не слышит, она немного глуховата, знаете ли.
Мэм, - обратился он к ней, - вы слышите, что мисс Вудхаус так любезна
сказать о почерке Джейн?

И Эмма получила то преимущество, что услышала, как ее собственный глупый комплимент повторили
дважды, прежде чем добрая старая леди смогла его осознать. Она тем временем
обдумывала возможность, не показавшись слишком уж
грубой, сбежать от письма Джейн Фэрфакс, и почти
решил сразу же поспешить прочь под каким-нибудь незначительным предлогом, когда мисс
Бейтс снова повернулся к ней и привлёк её внимание.

 «Глухота моей матери — это сущие пустяки, совсем ничего. »
Я лишь повышаю голос и повторяю что-нибудь два или три раза, чтобы она точно услышала. Но она привыкла к моему голосу. Однако очень странно, что она всегда слышит Джейн лучше, чем меня.
Джейн говорит так отчётливо! Тем не менее она не найдёт свою бабушку глуше, чем та была два года назад. А это о многом говорит, учитывая возраст моей матери — а ведь прошло целых два года с тех пор, как она была здесь. Мы никогда раньше не расставались с ней так надолго,
и, как я и говорил миссис Коул, теперь мы не будем знать, как с ней справиться.

— Вы скоро ожидаете мисс Фэрфакс?

 — О да, на следующей неделе.
 — Вот как! — должно быть, это доставит вам огромное удовольствие.

 — Спасибо.  Вы очень добры.  Да, на следующей неделе.  Все так удивлены, и все говорят одни и те же любезные вещи.  Я уверена, что она будет так же рада увидеть своих друзей в Хайбери, как и они — её. Да, в пятницу или в субботу; она не может сказать, в какой именно день, потому что в один из этих дней полковнику Кэмпбеллу понадобится карета.
Как мило с их стороны, что они отправляют её всю дорогу! Но они всегда так делают, знаете ли.
О да, в следующую пятницу или в субботу. Вот о чём она пишет.
Вот причина, по которой она написала вне правил, как мы это называем; ибо, по
общему правилу, мы не должны были получить от нее известий раньше следующего
Вторника или среды ”.

“Да, я так и предполагал. Я боялся, что там может быть мало шансов на мой
услышав что-нибудь от Мисс Фэрфакс в-день”.

“Так мил тебе! Нет, мы бы не узнали, если бы не
это особое обстоятельство, о том, что она так скоро приедет сюда. Моя мама так рада! — ведь она пробудет с нами как минимум три месяца.
 Три месяца, она так и сказала, точно, ведь у меня скоро роды
С удовольствием прочту вам. Дело в том, что Кэмпбеллы собираются в Ирландию. Миссис Диксон убедила своих родителей приехать и навестить её. Они не собирались приезжать до лета, но ей так не терпится увидеть их снова — ведь до замужества, в октябре прошлого года, она не расставалась с ними и на неделю.
Это, должно быть, очень странно — находиться в разных королевствах, я хотел сказать, но, как бы то ни было, в разных странах, и поэтому она написала очень срочное письмо своей матери — или отцу, я, право, не знаю
так оно и было, но вскоре мы увидим это в письме Джейн, которое она написала от имени мистера
Диксона, а также от своего собственного, чтобы они немедленно приехали.
Они встретят их в Дублине и отвезут в своё загородное поместье, Бейли-Крейг, которое, как мне кажется, очень красивое место. Джейн много слышала о его красоте. Я имею в виду мистера Диксона.
Не знаю, слышала ли она о нём от кого-то ещё. Но, знаете, было вполне естественно, что он хотел рассказать о своём доме, когда ухаживал за Джейн.
А поскольку Джейн часто гуляла
Она гуляла с ними — ведь полковник и миссис Кэмпбелл очень следили за тем, чтобы их дочь не гуляла слишком часто только с мистером Диксоном, за что я их совсем не виню. Конечно, она слышала всё, что он мог рассказывать мисс Кэмпбелл о своём доме в Ирландии. И, кажется, она написала нам, что он показал им несколько рисунков с видами этого места, которые он сделал сам. Он, кажется, очень приятный и обаятельный молодой человек. Судя по его рассказу, Джейн очень хотелось поехать в Ирландию.


 В этот момент Эмму посетило остроумное и воодушевляющее подозрение.
мозг в отношении Джейн Фэрфакс, этого очаровательного мистера Диксона, и "не"
собирается в Ирландию, сказала она, с коварным намерением продолжить "
открытие,

“ Вы, должно быть, считаете, что мисс Фэрфакс очень повезло, что ей позволили
прийти к вам в такое время. Учитывая особую дружбу
между ней и миссис Диксон, вы вряд ли мог ожидать, чтобы она была
освобождение от сопровождающих полковника и миссис Кэмпбелл”.

“Весьма, весьма верно, по сути. То самое, чего мы всегда боялись.
Ведь нам бы не хотелось, чтобы она оказалась в таком положении
расстояние от нас, в течение нескольких месяцев вместе—не смогла прийти, если вещь была
чтобы это случилось. Но, видишь ли, всякое дело получается лучше. Они хотят, чтобы
она (мистер и миссис Диксон) непременно приехала с полковником и миссис
Кэмпбелл; совершенно зависит от нас; ничто не может быть более добрым или клавишей
чем их _joint_ приглашение, - говорит Джейн, как вы услышите настоящее время;
Г-н Диксон, кажется, не в меньшей мере, отсталой в любом внимания. Он
самый очаровательный молодой человек. С тех пор как он оказал услугу Джейн в
Уэймуте, когда они были на прогулке по воде, и она, благодаря
Внезапное кружение чего-то или кого-то среди парусов могло бы
в одно мгновение швырнуть его в море, и он бы действительно
погиб, если бы не проявил величайшее самообладание, схватившись за её
плащ (я до сих пор не могу думать об этом без содрогания!)  — Но с тех пор, как мы узнали историю того дня, я так полюбила мистера Диксона!

 — Но, несмотря на все уговоры друзей и её собственное желание увидеть
Ирландия, мисс Фэйрфакс предпочитает проводить время с вами и миссис Бейтс?

 — Да, это полностью её решение, полностью её выбор; а полковник и
Миссис Кэмпбелл считает, что она поступает совершенно правильно, именно так, как они и советовали.
И действительно, они особенно _желают_, чтобы она попробовала свои силы на родине, так как в последнее время она чувствует себя не так хорошо, как обычно».

«Мне неприятно это слышать. Думаю, они поступают мудро. Но миссис.
Диксон, должно быть, очень разочарована». Миссис Диксон, насколько я понимаю, не отличается
выдающейся красотой и ни в коем случае не может сравниться с мисс Фэрфакс.
— О нет. Вы очень любезны, говоря такие вещи, но это совсем не так.
Их нельзя сравнивать. Мисс Кэмпбелл всегда была
совершенно обычная, но чрезвычайно элегантная и милая».

 «Да, конечно».

 «Джейн сильно простудилась, бедняжка! Это было так давно, 7 ноября (как я собираюсь вам прочитать), и с тех пор она так и не поправилась. Долго же она болела, не правда ли? Она никогда раньше не упоминала об этом, чтобы не тревожить нас. Как это на неё похоже! какая предусмотрительная!»— Но, как бы то ни было, она так далека от выздоровления, что её добрые друзья Кэмпбеллы считают, что ей лучше вернуться домой и подышать воздухом, который ей всегда был по душе. Они не сомневаются, что три или четыре
Несколько месяцев в Хайбери полностью её излечат — и, конечно, гораздо лучше, если она приедет сюда, а не в Ирландию, если она нездорова. Никто не сможет ухаживать за ней так, как мы.
— Мне кажется, это самый желанный вариант на свете.

— Значит, она приедет к нам в следующую пятницу или субботу, а Кэмпбеллы уедут из города в Холихед в следующий понедельник — как вы узнаете из письма Джейн. Как неожиданно!— Вы можете себе представить, дорогая мисс Вудхаус, в какую суматоху я попал! Если бы не недостаток
о её болезни — но, боюсь, нам придётся увидеть, как она похудеет и будет выглядеть очень плохо. Я должен рассказать тебе, что со мной произошло. Я всегда сначала прочитываю письма Джейн про себя, прежде чем читать их вслух матери, потому что боюсь, что в них может быть что-то, что её расстроит. Джейн просила меня так делать, и я всегда так делаю. Поэтому сегодня я начал с обычной осторожностью.
но как только я услышал, что она нездорова, я в ужасе выпалил: «Боже мой! бедная Джейн больна!» — и
Моя мать, которая была на страже, отчётливо услышала это и очень встревожилась. Однако, когда я продолжил читать, то обнаружил, что всё не так плохо, как мне сначала показалось.
И теперь я так легкомысленно говорю об этом с ней, что она не придаёт этому особого значения. Но я не могу понять, как я мог так расслабиться. Если Джейн скоро не поправится, мы вызовем мистера Перри. О расходах не может быть и речи; и хотя он настолько щедр и так
любит Джейн, что, осмелюсь сказать, не стал бы брать плату за
присутствие, мы не можем этого допустить, сами понимаете. У него есть жена
и семью нужно содержать, и не стоит попусту тратить свое время. Ну,
сейчас я просто дал вам намек на то, что Джейн пишет о, мы
очередь к ней письма, и я уверен, она рассказывает свою собственную историю многие интернет
лучше, чем я могу сказать, что это для нее”.

“ Боюсь, мы, должно быть, убегаем, ” сказала Эмма, взглянув на Харриет.
и начала подниматься. - Мой отец будет ждать нас. У меня не было
намерения задерживаться больше чем на пять минут, когда я впервые вошёл в этот дом. Я просто поздоровался, потому что не мог пройти мимо, не поинтересовавшись, как поживает миссис Бейтс; но я так и не
приятно провели время! А теперь, однако, мы должны пожелать вам и миссис Бейтс доброго утра.


 И никакие уговоры не смогли её задержать. Она вышла на улицу, радуясь тому, что, хотя многое было навязано ей против её воли, хотя она фактически услышала всё содержание письма Джейн Фэйрфакс, само письмо ей удалось избежать.





 Глава II


Джейн Фэйрфакс была сиротой, единственным ребёнком младшей дочери миссис Бейтс.


 Брак лейтенанта Фэйрфакса из —— пехотного полка и мисс Джейн Бейтс был омрачён печалью и горем.
но теперь от него не осталось ничего, кроме печальных воспоминаний о том, как он
погиб в бою за границей, о том, как его вдова вскоре после этого умерла от чахотки и горя,
и об этой девушке.

По рождению она принадлежала Хайбери, и когда в возрасте трёх лет она потеряла мать, то стала собственностью, обузой, утешением, подкидышем своей бабушки и тёти. Казалось, что она навсегда останется там, будет получать лишь самое необходимое образование и вырастет без каких-либо связей или возможностей для развития, чтобы привиться к тому, что
Природа наделила её приятным характером, хорошим пониманием и
доброжелательными, искренними отношениями с окружающими.

Но сострадание друга её отца изменило её судьбу.
Это был полковник Кэмпбелл, который очень высоко ценил
Фэрфакса как превосходного офицера и достойнейшего молодого человека;
более того, он был в долгу перед ним за такое внимание во время тяжёлой
походной лихорадки, которое, по его мнению, спасло ему жизнь. Это были обвинения, которые
он так и не научился игнорировать, хотя со смерти бедного Фэрфакса прошло несколько лет, прежде чем он сам вернулся в Англию.
в его власти. Когда он вернулся, то разыскал девочку и обратил на неё внимание. Он был женат, и у него был только один ребёнок, девочка, примерно того же возраста, что и Джейн. Джейн стала их гостьей, навещала их подолгу и со временем стала любимицей всей семьи. Не прошло и девяти лет, как его дочь очень привязалась к ней, а он сам захотел стать её настоящим другом. В результате полковник Кэмпбелл предложил взять на себя все расходы на её образование. Предложение было принято, и с этого момента Джейн стала членом семьи полковника Кэмпбелла.
Она жила с ними постоянно, лишь изредка навещая бабушку.


План состоял в том, чтобы она получила образование и могла обучать других.
Те несколько сотен фунтов, которые она унаследовала от отца, не позволяли ей жить самостоятельно. Обеспечить её иным образом было не в силах
полковника Кэмпбелла, поскольку, несмотря на то, что его доход от жалованья и назначений был значительным, его состояние было скромным и должно было перейти к его дочери. Но, дав ей образование, он надеялся обеспечить ей средства к достойной жизни в будущем.

Такова была история Джейн Фэйрфакс. Она попала в хорошие руки, не знала ничего, кроме доброты со стороны Кэмпбеллов, и получила прекрасное образование.
Постоянно находясь в окружении здравомыслящих и образованных
людей, она развила в себе все лучшие качества, присущие дисциплинированному и культурному человеку. А поскольку резиденция полковника Кэмпбелла находилась в Лондоне, все её таланты были в полной мере оценены первоклассными мастерами. Её характер и способности были в равной степени достойны всего, что может дать дружба; и в восемнадцать лет или
В девятнадцать лет она была настолько готова к заботе о детях, насколько это возможно в столь юном возрасте.
Она была полностью способна сама обучать детей;
но её слишком любили, чтобы с ней расстаться. Ни отец, ни мать не могли этого сделать, а дочь не могла этого вынести.
Злополучный день был отложен. Было легко решить, что она ещё слишком молода.
и Джейн осталась с ними, разделяя, как и другая дочь, все разумные удовольствия элегантного общества и разумное сочетание домашнего уюта и развлечений, с той лишь разницей, что в будущем её ждала отрезвляющая реальность
предложения, основанные на ее собственном понимании, чтобы напомнить ей, что все это
может скоро закончиться.

Привязанность всей семьи, в особенности мисс Кэмпбелл
, была тем более почетной для каждой стороны, что
Джейн явно превосходила ее как в красоте, так и в
знаниях. То, что природа наделила его особыми чертами, не могло остаться незамеченным
молодой женщиной, равно как и ее высшие способности разума не могли не ощущаться
родителями. Однако они продолжали встречаться с прежним вниманием, пока мисс Кэмпбелл не вышла замуж. По счастливой случайности, которая так часто сопутствует
В брачных делах часто приходится полагаться на волю случая, что делает привлекательным скорее то, что находится на среднем уровне, а не то, что превосходит его.
Привязанность мистера Диксона, молодого человека, богатого и приятного, почти сразу же, как только они познакомились, была
закреплена, и он был удачно и счастливо женат, в то время как Джейн Фэйрфакс ещё предстояло заработать себе на хлеб.

Это событие произошло совсем недавно; слишком недавно, чтобы её менее удачливая подруга успела что-то предпринять, чтобы встать на путь долга.
Хотя теперь она достигла того возраста, который, по её собственному мнению, был подходящим для начала.  Она давно решила, что в двадцать один год
Это должен был быть период  с твердостью преданной послушницы.
В двадцать один год она решила завершить жертвоприношение и отказаться от всех радостей жизни, разумного общения, равных прав, мира и надежды, чтобы вечно пребывать в покаянии и умерщвлении плоти.

  Здравый смысл полковника и миссис Кэмпбелл не мог противостоять такому решению, хотя их чувства были против. Пока они живы, никаких усилий не потребуется, их дом может навсегда остаться за ней.
Ради собственного комфорта они бы оставили её у себя, но это
Это было бы эгоистично: то, что должно было произойти, лучше было бы сделать как можно скорее. Возможно, они начали понимать, что было бы добрее и разумнее не поддаваться искушению откладывать и уберечь её от таких наслаждений, связанных с лёгкостью и праздностью, от которых теперь придётся отказаться. Тем не менее, привязанность была рада любому разумному оправданию, чтобы не торопить этот ужасный момент. Она так и не оправилась после замужества их дочери.
И пока она полностью не восстановит свои силы, они не должны позволять ей выходить в свет
в своих обязанностях, которые не только не были совместимы с ослабленным здоровьем и переменчивым настроением, но и, казалось, при самых благоприятных обстоятельствах требовали чего-то большего, чем человеческое совершенство тела и разума, чтобы их можно было выполнять с относительным комфортом.

 Что касается того, что она не поехала с ними в Ирландию, то в её письме к тёте не было ничего, кроме правды, хотя, возможно, некоторые вещи она и не рассказала. Она сама решила посвятить время их отсутствия
Хайбери; чтобы провести, возможно, последние месяцы своей полной свободы с теми добрыми родственниками, которые были ей так дороги: и с Кэмпбеллами,
Какими бы ни были их мотивы, будь то один, два или три, они с готовностью одобрили эту сделку и сказали, что для восстановления её здоровья важнее всего провести несколько месяцев на родине. Несомненно, она должна была приехать; и Хайбери, вместо того чтобы приветствовать эту долгожданную новинку — мистера Фрэнка Черчилля, — должен был пока довольствоваться Джейн Фэйрфакс, которая могла привнести в дом лишь свежесть двухлетнего отсутствия.

 Эмма сожалела о том, что ей придётся оказывать любезность человеку, который ей не нравился
Три долгих месяца она делала больше, чем ей хотелось, и меньше, чем следовало!  Трудно сказать, почему ей не нравилась Джейн Фэрфакс.
Мистер Найтли однажды сказал ей, что она видит в Джейн по-настоящему
совершенную молодую женщину, какой хотела бы быть сама. И хотя
тогда она с жаром опровергла это обвинение, в моменты самоанализа
она чувствовала, что совесть не может полностью оправдать её. Но «она так и не смогла с ней познакомиться: она не знала, как это делается, но...»
такая холодность и сдержанность — такое очевидное безразличие к тому, нравится она ему или нет, — а потом, её тётя была такой болтливой! — и все так суетились вокруг неё! — и всегда было так принято считать, что они должны быть очень близки, потому что они ровесники, и все думали, что они должны быть очень привязаны друг к другу».
 Таковы были её доводы — других у неё не было.

Это была такая незначительная неприязнь — каждая приписываемая ей вина так преувеличивалась воображением, — что она никогда не видела Джейн Фэйрфакс после долгого отсутствия без ощущения, что причинила ей боль.
Теперь, когда визит был нанесён, по её прибытии, после двухлетнего перерыва, она была особенно поражена внешним видом и манерами Джейн Фэрфакс, которые она недооценивала все эти два года.
 Джейн Фэрфакс была очень элегантной, удивительно элегантной, и она сама ценила элегантность превыше всего.  Её рост был таким, что почти каждый счёл бы её высокой, но никто не счёл бы её очень высокой.
её фигура была особенно изящной; она была среднего роста, не толстая и не худая, хотя казалось, что она нездорова
чтобы указать на то, что из двух зол является более вероятным. Эмма не могла не чувствовать всего этого.
А потом её лицо — её черты — в них было больше красоты, чем она помнила.
Красота была не классической, но очень приятной. Её глаза глубокого серого цвета с тёмными ресницами и бровями никогда не оставались без внимания.
Но кожа, на которую она обычно жаловалась из-за недостатка цвета, была чистой и нежной и на самом деле не нуждалась в более ярком оттенке. Это был стиль красоты, в котором главенствовала элегантность, и поэтому она должна была
Честь, по всем её принципам, восхищала её: элегантность, будь то в поведении или в мыслях, была так редкостью в Хайбери. Там, не в вульгарной форме, были выражены благородство и достоинства.


Короче говоря, во время первого визита она смотрела на Джейн Фэйрфакс с двойным удовлетворением: от чувства удовольствия и от чувства справедливости, и решила, что больше не будет испытывать к ней неприязнь. Когда
она задумалась о своей истории, о своём положении и о своей красоте;
когда она подумала о том, чему суждено было случиться со всей этой элегантностью, от чего ей предстояло отказаться, как ей предстояло жить, это показалось ей невозможным
она не могла испытывать ничего, кроме сострадания и уважения; особенно если к каждому известному обстоятельству, дававшему ей право на интерес, добавлялось весьма вероятное обстоятельство — привязанность к мистеру Диксону, которую она так естественно для себя начала испытывать. В таком случае не было ничего более жалкого и более достойного уважения, чем жертвы, на которые она решилась.
Эмма была готова оправдать её в том, что она отбила мистера Диксона у его жены, или в чём-то ещё предосудительном, что поначалу подсказывало ей воображение.  Если бы это была любовь, то...
простая, одинокая, безуспешная любовь с её стороны. Она могла бы
бессознательно вдыхать этот горький яд, слушая его
разговоры с подругой; и из лучших, самых чистых побуждений
она могла бы сейчас отказаться от поездки в Ирландию и решить
навсегда порвать с ним и его связями, поскорее начав свой
трудоёмкий путь.

В общем, Эмма оставила её с такими смягчёнными, милосердными чувствами,
что по дороге домой она огляделась по сторонам и пожалела, что в Хайбери
нет ни одного молодого человека, который мог бы дать ей независимость; никого, кто
она могла бы строить планы за её спиной.

 Это были очаровательные чувства, но они не были долговечными. Прежде чем она публично заявила о вечной дружбе с Джейн
Фэйрфакс или сделала что-то большее, чем просто сказала мистеру Найтли: «Она, безусловно, красива; она не просто красива, она прекрасна!» Джейн провела вечер в Хартфилде со своей бабушкой и тётей, и всё вернулось на круги своя. Прежние провокации возобновились. Тётя была такой же надоедливой, как и всегда; даже ещё более надоедливой, потому что теперь к этому добавилось беспокойство о её здоровье
Они восхищались её способностями, и им приходилось выслушивать, как мало хлеба с маслом она съедает на завтрак и какой маленький кусочек баранины съедает на ужин, а также смотреть на новые шляпки и рабочие сумки для неё и её матери. Джейн снова разозлилась. У них была музыка; Эмма была вынуждена играть; и
последовавшие за этим благодарности и похвалы показались ей
притворной искренностью, напускным величием, призванными лишь
подчеркнуть её собственное превосходное исполнение. Кроме того,
что было хуже всего, так это то, что она была такой холодной, такой осторожной! До её истинного мнения было не докопаться. Окутанная покровом вежливости, она, казалось, была полна решимости ничем не рисковать. Она была отвратительно, подозрительно сдержанной.

 Если что-то и могло быть ещё более сдержанным, то это было её отношение к Уэймуту и Диксонам. Казалось, она была
настроена на то, чтобы не дать ни малейшего представления о характере мистера Диксона, о том, насколько она ценна для него, или о том, что она думает о целесообразности этого союза.
Всё это было сплошным одобрением и гладкостью; ничего не было очерчено или
выдающаяся. Однако это ей не помогло. Она отбросила осторожность.
Эмма увидела, что это уловка, и вернулась к своим первоначальным догадкам.
Вероятно, она скрывала нечто большее, чем свои предпочтения; мистер.
Диксон, возможно, был близок к тому, чтобы сменить одного друга на другого,
или был привязан только к мисс Кэмпбелл ради будущих двенадцати тысяч фунтов.


Подобная сдержанность проявлялась и в других темах. Она и мистер Фрэнк Черчилль
были в Уэймуте в одно и то же время. Было известно, что они немного знакомы, но Эмма не могла сообщить ни слова достоверной информации
Выяснить, кем он был на самом деле. «Был ли он красив?» — «Она считала, что он был очень красивым молодым человеком». «Был ли он приятным в общении?» — «Так о нём думали все». «Казался ли он разумным молодым человеком, сведущим в делах?» — «На курорте или в обычном лондонском обществе было трудно определиться в таких вопросах. О манерах можно было судить только по тому, что они говорили о человеке.
А о мистере Черчилле они знали гораздо меньше, чем он сам.  Она считала, что всем нравятся его манеры.  Эмма не могла ей этого простить.




  Глава III


Эмма не могла ей этого простить, но поскольку ни провокации, ни обиды не было заметно, мистер Найтли, который присутствовал на вечере и видел лишь должное внимание и приятное поведение с обеих сторон, на следующее утро, снова приехав в Хартфилд по делам с мистером Вудхаусом, выразил своё одобрение всему происходящему. Не так открыто, как мог бы, если бы её отца не было в комнате, но достаточно ясно, чтобы Эмма его поняла. Он привык считать её
несправедливой по отношению к Джейн и теперь с большим удовольствием отмечал улучшения.

— Очень приятный вечер, — начал он, как только мистера Вудхауса удалось уговорить сделать то, что было необходимо, и он сказал, что всё понял, а бумаги были убраны. — Особенно приятный. Вы с мисс Фэйрфакс подарили нам очень хорошую музыку. Я не знаю более роскошного состояния, сэр, чем сидеть в своё удовольствие и целый вечер развлекаться с двумя такими молодыми женщинами, иногда слушая музыку, а иногда беседуя. Я уверен, что мисс Фэйрфакс тоже нашла вечер приятным, Эмма. Ты ничего не упустил. Я был рад, что ты заставил её так много играть, ведь у неё не было
«Инструмент у её бабушки, должно быть, был настоящим подарком судьбы».

 «Я рада, что тебе понравилось, — сказала Эмма с улыбкой. — Но я надеюсь, что не часто пренебрегаю тем, что положено гостям в Хартфилде».

 «Нет, моя дорогая, — тут же ответил её отец. — В этом я уверен. Никто не бывает таким внимательным и вежливым, как ты. Если уж на то пошло, ты слишком внимательна». Вчерашний маффин — если бы его подали только один раз, думаю, этого было бы достаточно.

 — Нет, — почти одновременно с ним сказал мистер Найтли, — вы нечасто проявляете недостаток в манерах или в понимании. Я
Думаю, вы меня понимаете».

 Выразительный взгляд говорил: «Я вас прекрасно понимаю», но она сказала лишь: «Мисс Фэрфакс сдержанна».

 «Я всегда говорил вам, что она такая — немного сдержанная, но вы скоро преодолеете ту часть её сдержанности, которую нужно преодолеть, ту, что основана на неуверенности. То, что проистекает из осмотрительности, нужно уважать».

 «Вы считаете её неуверенной. Я этого не вижу».

— Моя дорогая Эмма, — сказал он, пересаживаясь со своего стула на соседний, поближе к ней, — надеюсь, ты не собираешься рассказывать мне, что провела не самый приятный вечер.

— О! нет; я был доволен своей настойчивостью в вопросах;
и мне было забавно думать о том, как мало информации я получил».

 «Я разочарован», — был его единственный ответ.

 «Надеюсь, все провели приятный вечер», — сказал мистер Вудхаус своим спокойным тоном. «Так и было. Один раз я слишком сильно почувствовал жар, но потом я немного отодвинул стул, совсем чуть-чуть, и это меня не побеспокоило.
»Мисс Бейтс была, как всегда, очень разговорчивой и добродушной, хотя и говорила слишком быстро. Тем не менее она очень приятная, и миссис.
Бейтс тоже, но по-другому. Мне нравятся старые друзья; и мисс Джейн
Фэйрфакс — очень милая девушка, очень милая и очень воспитанная. Должно быть, вечер показался ей приятным, мистер Найтли, потому что с ней была Эмма.

 — Верно, сэр, а с Эммой — потому что с ней была мисс Фэйрфакс.

 Эмма заметила его беспокойство и, желая развеять его, по крайней мере на время, сказала с искренностью, в которой никто не мог усомниться:

«Она — утончённое создание, от которого невозможно отвести взгляд. Я всегда наблюдаю за ней, чтобы восхищаться, и от всего сердца жалею её».
 Мистер Найтли выглядел так, словно был доволен больше, чем ему хотелось бы.
Он выразился именно так, и прежде чем он успел что-то ответить, мистер Вудхаус, который думал о Бейтсах, сказал:

 «Очень жаль, что их положение так стеснено!  Очень жаль!  Я часто хотел... но так мало можно сделать...
маленькие, незначительные подарки, что-нибудь необычное...
Теперь, когда мы зарезали поросёнка, Эмма подумывает о том, чтобы отправить им корейку или ногу;
Она очень маленькая и нежная — хартфилдская свинина не похожа ни на какую другую.
Но всё же это свинина, и, моя дорогая Эмма, если только вы не уверены, что из неё сделают стейки, которые будут хорошо прожарены, как наши,
без малейшего намека на жир, и не жарить, потому что ни один желудок не выдержит жареной свинины.
Думаю, нам лучше отправить окорок. Ты так не считаешь, моя
дорогая?

 «Мой дорогой папа, я отправила всю заднюю часть.  Я знала, что ты этого захочешь.
Окорок можно засолить, это очень вкусно, а корейку можно приготовить так, как им нравится».

— Верно, моя дорогая, совершенно верно. Я раньше об этом не думал, но это лучший способ.
Ногу не нужно пересаливать; а если она не пересолена и хорошо проварена, как Серль
наше вареное мясо, которое едят очень умеренно, с отварной репой и
небольшим количеством моркови или пастернака, я не считаю его вредным.”

“Эмма”, - сказал г-н Найтли в настоящее время: “у меня есть для тебя новость.
Вам понравилась новость—и я слышал статью на моем пути сюда, что я думаю
вас интересуют.”

“Новости! О! да, я всегда люблю новости. Что это?— почему ты так улыбаешься?
— где ты это услышал? — в «Рэндаллсе»?

 Он успел только сказать:
«Нет, не в «Рэндаллсе»; я и близко не подходил к «Рэндаллсу», — как дверь распахнулась и в комнату вошли мисс Бейтс и мисс Фэрфакс.
переполненная новостями и благодарностями, мисс Бейтс не знала, что сказать.
Мистер Найтли вскоре понял, что упустил момент, и что
больше он не сможет ни с кем поговорить.

“О, мой дорогой сэр, как вы себя чувствуете сегодня утром? Моя дорогая мисс Вудхаус— я
кончаю от переутомления. Такая прекрасная задняя четвертинка свинины! Вы
слишком сытны! Вы слышали новости? Мистер Элтон собирается жениться.


 Эмма даже не успела подумать о мистере Элтоне и была так
удивлена, что невольно вздрогнула и слегка покраснела.

“Вот мои новости: я подумал, что это заинтересует вас”, - сказал мистер
Найтли с улыбкой, которая подразумевала уверенность в некоторой части того, что
произошло между ними.

“ Но где вы могли это слышать? ” воскликнула мисс Бейтс. “ Где вы могли это слышать?
Мистер Найтли, где вы могли это слышать? Ведь не прошло и пяти минут с тех пор, как я получила записку от миссис Коул — нет, не может быть, чтобы прошло больше пяти минут — или хотя бы десяти, ведь я уже надела шляпку и жакет, собираясь выходить — я спустилась только для того, чтобы ещё раз поговорить с Пэтти о свинине — Джейн стояла в коридоре — это ведь ты, Джейн? — ведь моя мама так боялась
что у нас нет достаточно большой кастрюли для засолки. Поэтому я сказал, что спущусь и посмотрю, а Джейн ответила: «Может, я спущусь вместо тебя? Мне кажется, ты немного простудилась, а Пэтти моет кухню». — «О! моя дорогая», — сказал я.
И тут как раз принесли записку. От мисс Хокинс — вот и всё, что я знаю. От мисс Хокинс из Бата. Но, мистер Найтли, как вы могли
это услышать? в тот самый момент, когда мистер Коул рассказал об этом миссис Коул
, она села и написала мне. Некая мисс Хокинс...

“Я был у мистера Коула по делу полтора часа назад. Он только что
Он прочитал письмо Элтона, как только меня впустили, и сразу же передал его мне.

 «Что ж!  это весьма... полагаю, ещё не было более интересной новости.  Мой дорогой сэр, вы действительно слишком щедры.  Моя
мать передаёт вам наилучшие пожелания и приветствия, а также тысячу
благодарностей и говорит, что вы её совсем задавили».

— Мы считаем, что наша хартфилдская свинина, — ответил мистер Вудхаус, — действительно превосходит любую другую свинину.
Мы с Эммой не можем получить большего удовольствия, чем...

 — О, мой дорогой сэр, как говорит моя мать, наши друзья слишком добры к нам.
нас. Если и были когда-то люди, которые, не обладая большим богатством,
имели всё, чего только могли пожелать, то, я уверен, это мы. Мы
вполне можем сказать, что «нам досталось хорошее наследство». Что ж, мистер
Найтли, значит, вы действительно видели письмо; ну что ж...

— Оно было коротким — просто сообщало — но, конечно, радостным, ликующим.
— Он лукаво взглянул на Эмму. «Ему так повезло, что он — я забыл точные слова — их и не стоит запоминать.
Как вы и сказали, ему сообщили, что он женится на мисс Хокинс.

Судя по его стилю, я бы предположил, что дело уже улажено».

— Мистер Элтон собирается жениться! — сказала Эмма, как только смогла говорить.
— Все будут желать ему счастья».

 — Он ещё слишком молод, чтобы остепениться, — заметил мистер Вудхаус. — Ему лучше не торопиться. Мне казалось, что он и так неплохо обеспечен.
Мы всегда были рады видеть его в Хартфилде».

“ У нас у всех новая соседка, мисс Вудхаус! ” радостно воскликнула мисс Бейтс.
“ моя мама так довольна! Она говорит, что ей невыносимо жить в
бедном старом доме викария без хозяйки. Это действительно отличная новость.
Джейн, ты никогда не видела мистера Элтона! —Неудивительно, что у тебя такой
Мне не терпится его увидеть».
Любопытство Джейн не было настолько сильным, чтобы полностью поглотить её.

«Нет, я никогда не видела мистера Элтона, — ответила она, начиная с этого вопроса.
— Он… он высокий?»

«Кто ответит на этот вопрос?» — воскликнула Эмма. «Мой отец сказал бы „да“, мистер Найтли — „нет“, а мы с мисс Бейтс — что он просто счастливчик». Когда вы пробудете здесь немного дольше, мисс Фэрфакс,
вы поймёте, что мистер Элтон — образец совершенства в
Хайбери, как внешне, так и внутренне».

«Совершенно верно, мисс Вудхаус, так и будет. Он самый лучший молодой человек
мужчина... Но, моя дорогая Джейн, если ты помнишь, я вчера говорил тебе, что он ростом как раз с мистера Перри. Мисс Хокинс — осмелюсь сказать, превосходная молодая женщина. Он очень внимателен к моей матери — хочет, чтобы она сидела на скамье викария, чтобы лучше слышать, ведь моя мать немного глуховата, ты же знаешь — не сильно, но она не очень хорошо слышит. Джейн говорит, что полковник Кэмпбелл немного глуховат. Он
думал, что купание может пойти ему на пользу — тёплая ванна, — но она говорит, что это не принесло ему никакой долгосрочной пользы. Полковник Кэмпбелл, знаете ли, просто наш ангел.
А мистер Диксон кажется очень милым молодым человеком, вполне достойным его.
Это такое счастье, когда собираются хорошие люди — а они всегда собираются.
 А вот и мистер Элтон с мисс Хокинс; а вот и Коулы, такие замечательные люди; а вот и Перри — я думаю, не было более счастливой и прекрасной пары, чем мистер и миссис Перри. Я говорю, сэр, —
обращаясь к мистеру Вудхаусу, — что, на мой взгляд, мало где можно встретить такое общество, как в Хайбери. Я всегда говорю, что нам очень повезло с соседями.
Дорогой сэр, если моя мать что-то и любит больше всего на свете, так это свинину — жареную свиную вырезку...

— Что касается того, кто такая мисс Хокинс и как давно он с ней знаком, — сказала Эмма, — то, полагаю, это невозможно узнать. Чувствуется, что это не может быть давнее знакомство. Его не было всего четыре недели.

 Никто не мог сообщить никакой информации, и после ещё нескольких вопросов Эмма сказала:
— Вы молчите, мисс Фэйрфакс, но я надеюсь, что вы проявите интерес к этой новости. Вы, который в последнее время так много слышали и видели на эту тему, который, должно быть, был так глубоко вовлечён в дело мисс Кэмпбелл, — мы не простим вам безразличия к мистеру
Элтон и мисс Хокинс».

 «Когда я увижу мистера Элтона, — ответила Джейн, — я, пожалуй, заинтересуюсь, но, думаю, со мной это не пройдёт. А поскольку с тех пор, как мисс Кэмпбелл вышла замуж, прошло несколько месяцев, впечатление может немного угаснуть».

 «Да, он уехал всего четыре недели назад, как вы заметили, мисс  Вудхаус, — сказала мисс Бейтс, — четыре недели назад. Мисс  Хокинс!— Ну, мне всегда казалось, что это будет какая-нибудь юная леди из наших мест.
Не то чтобы я когда-нибудь... Миссис Коул однажды шепнула мне... но я сразу же сказал: «Нет, мистер Элтон — очень достойный молодой человек... но...»
Короче говоря, я не думаю, что я особенно быстр в такого рода открытиях. Я и не претендую на это. Я вижу то, что передо мной. В то же время никто не мог бы усомниться в том, что мистер Элтон стремился... Мисс  Вудхаус так добродушно позволяет мне болтать. Она знает, что я ни за что на свете не стану никого обижать. Как поживает мисс Смит? Кажется, она уже совсем поправилась. Вы давно слышали что-нибудь о миссис Джон Найтли? О! эти милые дети. Джейн, ты знаешь, мне всегда казалось, что мистер Диксон похож на мистера.
 Джона Найтли. Я имею в виду, внешне — высокий, с таким взглядом — и не очень разговорчивый.

— Вы совершенно неправы, моя дорогая тётушка; между ними нет никакого сходства.

 — Очень странно!  но ведь невозможно заранее составить правильное представление о ком-то.
 Ты берешь какое-то понятие и убегаешь с ним. Мистер Диксон, по-вашему, не красив, строго говоря?

 — Красив!  О!  нет, совсем нет — он определенно невзрачный.  Я же говорила вам, что он невзрачный.

— Дорогая моя, ты же говорила, что мисс Кэмпбелл не позволит ему быть невзрачным, и что ты сама...

 — О, что касается меня, то моё мнение ничего не стоит.  Там, где я проявляю уважение, я всегда считаю человека привлекательным.  Но я высказала то, что считала общепринятым мнением, когда назвала его невзрачным.

— Что ж, моя дорогая Джейн, думаю, нам пора бежать. Погода не радует, и бабушка будет волноваться. Вы слишком любезны, моя дорогая мисс Вудхаус, но нам действительно пора. Это была очень приятная новость. Я как раз зайду к миссис.
Коул, но не задержусь и на три минуты. А тебе, Джейн, лучше сразу идти домой — я не хочу, чтобы ты попала под дождь!— Мы считаем, что она уже достаточно окрепла для Хайбери.
Спасибо, мы действительно так считаем. Я не буду пытаться навестить миссис Годдард, потому что, по-моему, ей всё равно
Ничто не сравнится с _варёной_ свининой: когда мы разделаем ножку, это будет совсем другое блюдо. Доброе утро, мой дорогой сэр. О! Мистер Найтли тоже идёт. Ну, это просто замечательно! — Я уверен, что если Джейн устала, вы будете так добры, что подставите ей свою руку. — Мистер Элтон и мисс Хокинс! — Доброе утро.

Эмма, оставшись наедине с отцом, уделяла ему половину своего внимания, пока он сокрушался о том, что молодые люди так спешат выйти замуж — и к тому же за незнакомцев.
А вторую половину своего внимания она могла уделить собственному взгляду на эту тему.  Для неё это было забавным и очень приятным занятием
Эта новость доказывала, что мистер Элтон не мог страдать долго.
Но ей было жаль Харриет: Харриет должна была это чувствовать, и всё, на что она могла надеяться, — это, сообщив новость первой, уберечь её от того, чтобы она узнала её от других. Как раз в это время она могла бы зайти. Если бы она встретила мисс Бейтс по дороге!— и когда начался дождь, Эмма была вынуждена признать, что погода задержит её у миссис Годдард и что новость, несомненно, застанет её врасплох.

Ливень был сильным, но коротким. Не прошло и пяти минут, как в комнату вошла Харриет с таким взволнованным и возбуждённым видом, какой мог бы быть у человека, спешащего сюда с замирающим сердцем. «О!
 Мисс Вудхаус, как вы думаете, что случилось?!» — выпалила она.
В её словах было столько же волнения, сколько и в её взгляде. Когда удар был нанесён, Эмма почувствовала, что не может проявить больше доброты, чем просто выслушать.
И Харриет, не сдерживаясь, с жаром выпалила всё, что хотела сказать.  «Она вышла от миссис Годдард полчаса назад — она»
боялась, что пойдет дождь — она боялась, что он будет лить каждую минуту
— но она думала, что сможет добраться до Хартфилда первой — она спешила
как можно быстрее; но потом, когда она проходила мимо дома, где
молодая женщина шила для нее платье, она подумала, что просто
зайдите и посмотрите, как все прошло; и хотя она, казалось, не задержалась там ни на полминуты
вскоре после того, как она вышла, начался дождь, и она
не зная, что делать; поэтому она побежала прямо, так быстро, как только могла,
и укрылась у Форда ”. —У Форда был главный торговец шерстью,
Магазин тканей и галантереи, первый по размеру и моде в округе. — И вот она сидела там, не имея ни малейшего представления о том, что происходит в мире, целых десять минут, а может, и больше, — как вдруг кто-то вошёл — конечно, это было очень странно! — но они всегда торговали у Форда — кто бы мог подумать, что это Элизабет Мартин и её брат! — Милая мисс Вудхаус! только подумайте. Я думала, что упаду в обморок. Я не знала, что делать. Я сидела у двери — Элизабет видела меня, а он нет; он был занят
с зонтиком. Я уверена, что она меня заметила, но сразу же отвела взгляд и не обратила на меня внимания. Они обе прошли в самый дальний конец магазина. Я продолжала сидеть у двери! О! Боже, мне было так плохо! Я уверена, что побледнела так же сильно, как и моё платье. Я не могла уйти, знаете ли, из-за дождя; но я бы хотела оказаться где угодно, только не там.
О боже, мисс Вудхаус, — ну, наконец-то, мне кажется, он оглянулся и увидел меня; потому что вместо того, чтобы продолжать делать покупки, они начали шептаться.
 Я уверена, что они говорили обо мне; и я
я не могла не думать о том, что он уговаривал её поговорить со мной — (как вы думаете, мисс Вудхаус?) — потому что вскоре она вышла вперёд — подошла
совсем близко ко мне, спросила, как я поживаю, и, казалось, была готова пожать мне руку, если я захочу. Она вела себя совсем не так, как обычно; я видела, что она изменилась; но, тем не менее, она, казалось, _старалась_ быть очень дружелюбной, и мы пожали друг другу руки и некоторое время разговаривали; но
Я уже не помню, что я ей сказал — я так дрожал! — помню, она сказала, что сожалеет о том, что мы больше не встретимся; мне это показалось почти слишком любезным! Дорогая,
Мисс Вудхаус, я был совершенно несчастен! К тому времени всё начало налаживаться, и я был полон решимости сделать всё, чтобы ничто не помешало мне уехать — а потом... только подумайте!— Я заметил, что он тоже идёт ко мне — медленно, знаете ли, как будто не совсем понимал, что делать.
Он подошёл и заговорил, а я ответил — и с минуту стоял, не зная, что делать.
Знаете, это было ужасно, просто не передать как.
Потом я собрался с духом и сказал, что дождя нет и мне пора идти.
Я развернулся и не успел пройти и трёх шагов от двери, как он догнал меня и сказал, что если я
Он собирался в Хартфилд и подумал, что мне лучше проехать мимо конюшен мистера
 Коула, потому что из-за дождя дорога будет совсем раскисшей.
 О боже, я думал, что это меня погубит! Поэтому я сказал, что очень ему признателен: вы же понимаете, что я не мог поступить иначе.
Затем он вернулся к Элизабет, а я обошёл конюшни — кажется, я так и сделал, — но я едва понимал, где нахожусь и что происходит. О!
 Мисс Вудхаус, я бы предпочёл сделать что угодно, лишь бы этого не случилось.
И всё же, знаете, мне было приятно видеть, как он себя ведёт
так приятно и так по-доброму. И Элизабет тоже. О! Мисс Вудхаус, поговорите со мной, и я снова почувствую себя комфортно.

 Эмма очень искренне хотела этого, но не могла сделать это сразу. Ей пришлось остановиться и подумать. Она и сама чувствовала себя не в своей тарелке. Поведение молодого человека и его сестры казалось искренним, и она не могла не пожалеть их. Как описывала это Харриет
, в их поведении было интересное сочетание уязвлённой привязанности и искренней деликатности. Но раньше она считала их благонамеренными и достойными людьми; и какая разница
что это даёт в плане пороков, связанных с этим союзом? Беспокоиться из-за этого глупо. Конечно, ему должно быть жаль, что он её потерял, — им всем должно быть жаль.
 Амбиции, как и любовь, вероятно, были уязвлены. Они все могли надеяться возвыситься благодаря знакомству с Гарриет. И, кроме того, что значило описание Гарриет? — Такая легкомысленная, такая недальновидная — что значили её похвалы?

Она старалась изо всех сил и действительно пыталась сделать так, чтобы ей было комфортно.
Она считала всё произошедшее сущей мелочью, недостойной того, чтобы о ней вспоминать.

— Возможно, сейчас вам тяжело, — сказала она, — но вы, кажется, вели себя очень хорошо. Всё кончено — и, возможно, никогда больше не повторится, как та первая встреча, и поэтому вам не нужно об этом думать.

Харриет сказала: «Совершенно верно», и она «не будет об этом думать»; но она всё равно говорила об этом — она не могла говорить ни о чём другом; и Эмма, наконец, чтобы выбросить Мартов из головы, была вынуждена сообщить новость, которую собиралась преподнести с такой нежной осторожностью.
Она сама не знала, радоваться ей или злиться, стыдиться или нет
или просто забавлялся, видя, в каком состоянии находится бедная Гарриет, — ведь она так высоко ценила мистера Элтона!

 Однако права мистера Элтона постепенно восстанавливались. Хотя она и не испытывала
такого же любопытства, как накануне или часом ранее, интерес
к ней вскоре возрос; и не успел закончиться их первый
разговор, как она уже успела испытать все чувства, связанные
с любопытством, удивлением и сожалением, болью и радостью
по отношению к этой счастливой мисс Хокинс, что могло привести
к тому, что Мартин занял бы подобающее место в её воображении.

Эмма поняла, что ей даже приятно, что произошла эта встреча.
Она помогла смягчить первое потрясение, не вызвав при этом тревоги. Поскольку Харриет теперь жила отдельно, Мартины не могли с ней связаться, не прибегнув к поискам, на которые до сих пор у них не хватало ни смелости, ни снисходительности. После того как она отказала брату, сестры ни разу не были у миссис Годдард, и могло пройти двенадцать месяцев, прежде чем они снова оказывались рядом, испытывая хоть какую-то потребность друг в друге или даже способность говорить.




 Глава IV


Человеческая природа так благосклонна к тем, кто попадает в интересные ситуации, что о молодом человеке, который либо женится, либо умирает, обязательно будут говорить хорошо.

 Не прошло и недели с тех пор, как имя мисс Хокинс впервые прозвучало в
Хайбери, прежде чем было обнаружено, что она, так или иначе, обладает всеми достоинствами, присущими человеку и его разуму, была красивой, элегантной, образованной и невероятно милой. А когда сам мистер Элтон прибыл, чтобы возвестить о своих счастливых перспективах и распространить славу о её достоинствах, ему оставалось лишь сказать ей
Назовите свое имя и скажите, чью музыку она в основном исполняла.

Мистер Элтон вернулся очень счастливым человеком. Он ушел отвергнутый и
униженный — разочарованный в очень оптимистичной надежде, после ряда событий, которые
казались ему сильным ободрением; и не только потеря права
леди, но обнаруживший, что он унижен до уровня очень неправильного человека. Он
ушёл глубоко оскорблённый — и вернулся, обручившись с другой — и, конечно, с другой, которая была лучше первой, ведь при таких обстоятельствах то, что приобретено, всегда лучше того, что потеряно. Он вернулся
весёлый и самодовольный, энергичный и занятой, равнодушный к мисс Вудхаус и бросающий вызов мисс Смит.

Очаровательная Августа Хокинс, помимо всех обычных достоинств,
таких как безупречная красота и ум, обладала независимым
состоянием, которое всегда можно было назвать десятитысячным;
это придавало ей как достоинства, так и удобства. История была
хорошо рассказана; он не растратил себя впустую — он завоевал
женщину с состоянием в 10 000 фунтов или около того; и он
завоевал её с такой восхитительной быстротой — первый час
знакомства так быстро сменился
отличительной уведомления; истории, которые он должен был отдать Миссис Коул
рост и прогресс дело было так славно—шагов так быстро,
от случайной встречи, на ужин у мистера Грина, и
вечеринка у миссис Браун,—улыбается и краснеет повышение важности—с
сознание и агитации обильно разбросаны—дама была так
впечатлительный—так сладко утилизировать—в короткое, чтобы использовать наиболее
то внятную фразу, Было очень готовы иметь его, что тщеславие и
Пруденс были одинаково довольны.

Он уловил и суть, и тень — и удачу, и привязанность, и
Он был именно таким счастливым человеком, каким и должен был быть: говорил только о себе и своих заботах, ожидая поздравлений, готовый к тому, что над ним будут смеяться, и с искренними, бесстрашными улыбками обращался ко всем молодым леди в округе, с которыми несколько недель назад был бы более осторожен в проявлении галантности.

Свадьба была не за горами, поскольку обеим сторонам нужно было только угодить самим себе, и не оставалось ничего, кроме необходимых приготовлений.
Когда он снова отправился в Бат, все ожидали, что миссис Коул не станет возражать.
И действительно, она лишь бросила на него многозначительный взгляд.
Когда он в следующий раз приедет в Хайбери, он привезёт с собой свою невесту.

 За время его нынешнего короткого визита Эмма почти не видела его, но этого было достаточно, чтобы понять, что первая встреча закончилась, и чтобы у неё сложилось впечатление, что смесь обиды и высокомерия, которой теперь пропитан весь его облик, не идёт ему на пользу. На самом деле она уже начинала сильно
удивляться тому, что он вообще казался ей привлекательным.
Его вид был так неразрывно связан с какими-то очень неприятными
чувствами, что, если бы не моральный аспект, не покаяние, не урок,
не источник полезного для её разума унижения, она бы
Она была благодарна судьбе за то, что больше никогда его не увидит. Она желала ему всего наилучшего; но он причинял ей боль, и его благополучие в двадцати милях от неё доставило бы ей наибольшее удовлетворение.

 Однако боль от того, что он по-прежнему живёт в Хайбери, несомненно, уменьшится после его женитьбы. Это избавит её от многих напрасных тревог, сгладит многие неловкости. _Миссис Элтон_ станет оправданием для любых перемен в общении; прежняя близость может сойти на нет без особых примет. Это было бы почти началом их новой жизни в обществе.


Об этой даме Эмма думала очень мало. Она была хороша
достаточно хорош для мистера Элтона, без сомнения; достаточно образован для Хайбери — достаточно красив — чтобы, вероятно, выглядеть заурядным рядом с Гарриет.
Что касается связи, то здесь Эмма была совершенно спокойна; она была убеждена, что после всех его хвастливых заявлений и пренебрежительного отношения к Гарриет он ничего не сделал.
В этом вопросе истина казалась достижимой. _Кем_ она была, оставалось неясным; но _кто_ она была, можно было выяснить; и если не брать в расчёт 10 000 фунтов, то не казалось, что она хоть в чём-то превосходит Харриет.
У неё не было ни имени, ни происхождения, ни связей. Мисс Хокинс была
младшая из двух дочерей бристольского торговца, которого, конечно же, следовало бы назвать купцом; но, поскольку вся прибыль от его торговой деятельности была весьма скромной, не будет несправедливым предположить, что и достоинства его рода занятий были весьма скромными. Часть каждой зимы она
проводила в Бате, но Бристоль был её домом, самым сердцем Бристоля.
Хотя отец и мать умерли несколько лет назад, у неё остался дядя — по материнской линии.
О нём говорили только то, что он был по материнской линии.
с ним жила дочь. Эмма предположила, что он был помощником какого-то адвоката и был слишком глуп, чтобы продвинуться по службе. И всё величие этого родства, казалось, зависело от старшей сестры, которая была _очень_ _хорошо_ _замужем_ за джентльменом из _большой_ _семьи_, жившим недалеко от Бристоля и имевшим две кареты! Такова была развязка этой истории; такова была слава мисс Хокинс.

Если бы только она могла рассказать Гарриет о своих чувствах по этому поводу! Она
заставила её влюбиться, но, увы! отговорить её от этого было не так-то просто. Очарование объекта, заполнившего множество пустот в жизни Гарриет
разум не поддавался уговорам. Его мог заменить другой; он
безусловно, сделал бы это; ничего не могло быть яснее; даже Роберта Мартина
было бы достаточно; но она боялась, что ничто другое не вылечит
ее. Харриет был одним из тех, которые, однажды начавшись, будет всегда
в любви. И теперь, бедная девочка! ей было от этого намного хуже
появление Мистера Элтона. Она всегда видела его мельком
где-нибудь еще. Эмма видела его только один раз; но Харриет встречалась с ним два или три раза
каждый день, чтобы _просто_ увидеться с ним или _просто_ пропустить его
она хотела увидеть его, _просто_ услышать его голос или увидеть его плечо, _просто_ чтобы что-то произошло и он остался в её воображении, во всей благоприятной
теплоте удивления и догадок. Кроме того, она постоянно слышала о нём.
За исключением времени, проведённого в Хартфилде, она всегда была в числе тех, кто не видел в мистере Элтоне ни единого недостатка и находил обсуждение его дел самым интересным занятием.
Поэтому все слухи, все догадки — всё, что уже произошло, всё, что могло произойти в связи с его делами, включая доходы, слуг и мебель, — постоянно будоражило её.
Её отношение к нему укреплялось благодаря неизменным похвалам в его адрес, а её сожаления оставались живыми, а чувства — раздражёнными из-за постоянных упоминаний о счастье мисс Хокинс и постоянного наблюдения за тем, как сильно он, казалось, был привязан к ней! — его вид, когда он проходил мимо дома, — даже то, как он сидел в шляпе, — всё это доказывало, как сильно он был влюблён!

Если бы это было допустимым развлечением, если бы это не причиняло боли её подруге и не вызывало у неё угрызений совести, Эмма бы забавлялась этими колебаниями.  Иногда мистер Элтон
Иногда преобладали Мартины, иногда — Элтоны, и каждый из них время от времени оказывался полезен в качестве сдерживающего фактора для другого. Помолвка мистера Элтона стала лекарством от волнения, вызванного встречей с мистером Мартином. Несчастье, вызванное известием о помолвке, было немного смягчено визитом Элизабет Мартин к миссис Годдард несколько дней спустя. Харриет не было дома, но для неё была приготовлена и оставлена записка, написанная в том самом стиле, который должен был тронуть, с лёгкой ноткой упрёка и большой долей доброты. И пока не появился сам мистер Элтон, она
Она была очень занята, постоянно размышляя о том, что можно сделать в ответ, и желая сделать больше, чем осмеливалась себе признаться. Но мистер.
Элтон лично избавил её от всех этих забот. Пока он был здесь, о Мартинах
забыли, и в то самое утро, когда он снова отправился в
Бат, Эмма, чтобы хоть немного развеяться, решила, что ей лучше всего ответить на визит Элизабет Мартин.

Вопрос о том, как следует поступить в связи с этим визитом — что необходимо сделать — и что будет безопаснее всего, вызывал некоторые сомнения.
Абсолютное игнорирование матерью и сестрами, когда приглашали прийти, будет
быть неблагодарность. Его не должно быть, но опасность возобновления
знакомства—!

После долгих размышлений она не смогла придумать ничего лучшего, чем
Харриет нанесет ответный визит; но в некотором смысле Это должно было убедить их в том, что их отношения будут лишь формальным знакомством. Она собиралась взять её с собой в карету, оставить в
Эбби-Милл, а сама проедет немного дальше и позовёт её так скоро, чтобы не дать ей времени на коварные ухаживания или опасные напоминания о прошлом, и самым решительным образом продемонстрирует, какая степень близости выбрана для будущего.

Она не могла придумать ничего лучше, и хотя в этом было что-то, чего не могло одобрить её собственное сердце, — что-то вроде неблагодарности, просто
Замаскировать — это необходимо сделать, иначе что будет с Гарриет?




 ГЛАВА V

У Гарриет не было особого желания идти в гости. Всего за полчаса до того, как подруга позвала её к миссис Годдард, невезение привело её на то самое место, где в тот момент стоял сундук, адресованный преподобному.
Филипа Элтона, Уайт-Харт, Бат_, должны были увидеть во время операции по пересадке
его в повозку мясника, которая должна была доставить его туда, где
проезжали кареты; и всё в этом мире, кроме этого сундука
и направления, стало, следовательно, пустым.

Однако она поехала, и когда они добрались до фермы и её должны были высадить в конце широкой, аккуратной гравийной дорожки, которая вела между шпалерами яблонь к парадному входу, вид всего того, что доставляло ей столько удовольствия прошлой осенью, начал пробуждать в ней лёгкое волнение. Когда они расстались, Эмма заметила, что она оглядывается с каким-то пугающим любопытством, и решила, что визит не продлится больше четверти часа. Она пошла одна, чтобы уделить немного времени старику
служанка, которая вышла замуж и поселилась в Донвелле.

 Через четверть часа она снова была у белых ворот;
и мисс Смит, получив её приглашение, без промедления вышла к ней,
без сопровождения какого-либо тревожного молодого человека. Она
в одиночестве спустилась по гравийной дорожке, а мисс Мартин как раз появилась в дверях и попрощалась с ней, казалось, с церемонной вежливостью.

 Харриет не сразу смогла связно рассказать о случившемся. Она слишком остро всё воспринимала, но в конце концов Эмма выведала у неё достаточно, чтобы понять, что это была за встреча и какую боль она причинила.
Она видела только миссис Мартин и двух девочек. Они приняли её с сомнением, если не сказать холодно, и почти всё время говорили только о самых обыденных вещах — до тех пор, пока миссис
 Мартин вдруг не сказала, что, по её мнению, мисс Смит уже взрослая.
Это привело к более интересной теме для разговора и более тёплому приёму.
 В этой самой комнате в сентябре прошлого года ей и двум её подругам делали замеры. На деревянной обшивке у окна были карандашные пометки и напоминания. _Он_ сделал это. Казалось, все они помнили тот день.
час, вечеринка, повод — чтобы почувствовать то же самое,
то же самое сожаление — чтобы быть готовыми вернуться к тому же доброму взаимопониманию; и
они как раз снова становились самими собой (Харриет, как должна подозревать Эмма, была готова, как и все они, быть сердечной и счастливой), когда
появилась карета, и все было кончено. Стиль визита и его краткость показались тогда решающими. Четырнадцать минут, которые она
должна была уделить тем, с кем, к счастью, провела шесть недель, а не шесть месяцев назад! — Эмма не могла не представлять себе всё это и не чувствовать, насколько они правы
могла бы возмутиться тем, как естественно Харриет должна страдать. Это было плохое дело.
Она бы многое отдала или многое вытерпела, чтобы иметь
Мартинов на более высоком жизненном уровне. Они были настолько достойны, что должно было хватить
немного выше: но как она могла поступить иначе?
-Невозможно!—Она не могла раскаяться. Они должны быть разделены.
Но этот процесс причинял ей сильную боль — настолько сильную, что вскоре она почувствовала необходимость в небольшом утешении и решила отправиться домой через Рэндаллс, чтобы раздобыть
 Ей уже порядком надоели мистер Элтон и Мартины.
Передышка в Рэндаллсе была просто необходима.

  Это был хороший план, но, подъехав к дому, они услышали, что «ни хозяина, ни хозяйки нет дома»; они оба куда-то уехали; слуга полагал, что они отправились в Хартфилд.

  «Это очень плохо, — воскликнула Эмма, когда они отъехали.  — А теперь мы их просто не застанем; это невыносимо!»— Не припомню, чтобы я когда-нибудь была так разочарована.
 И она откинулась на спинку кресла, чтобы предаться своим
размышлениям или отмахнуться от них; возможно, и то, и другое — такова человеческая природа
самый обычный процесс для здравомыслящего человека. Вскоре
экипаж остановился; она подняла глаза; его остановили мистер и миссис Уэстон, которые
встали, чтобы поговорить с ней. Вид их вызвал мгновенное удовольствие
и еще большее удовольствие передалось звукам, потому что мистер
Уэстон немедленно обратился к ней со словами,

“Как поживаете?— как поживаете?— Мы сидели с твоим отцом — рады, что он так хорошо себя чувствует. Завтра приезжает Фрэнк — сегодня утром я получил от него письмо — мы обязательно увидимся с ним завтра за обедом — он сегодня в Оксфорде и приедет на целых две недели; я знал, что так и будет
так. Если бы он приехал на Рождество, то не пробыл бы у нас и трёх дней; я всегда радовался, что он не приехал на Рождество; теперь у нас будет подходящая для него погода, хорошая, сухая, безветренная. Мы в полной мере насладимся его присутствием; всё сложилось именно так, как мы и хотели.

Такому известию невозможно было воспротивиться, невозможно было избежать влияния такого счастливого лица, как у мистера Уэстона, и всё это подтверждалось словами и выражением лица его жены, менее громкими и более спокойными, но не менее убедительными.  Знать, что _она_ уверена в его приезде
Этого было достаточно, чтобы Эмма так решила, и она искренне радовалась их радости. Это было самое восхитительное возрождение измученных душ.
Устаревшее прошлое растворилось в свежести грядущего; и, не успев опомниться, она уже надеялась, что о мистере.
Элтоне больше никто не вспомнит.

Мистер Уэстон рассказал ей о событиях в Энскомбе, которые позволили его сыну получить в своё распоряжение целых две недели.
Она выслушала его, улыбнулась и похвалила.

«Я скоро привезу его в Хартфилд», — сказал он в заключение.

Эмме показалось, что во время этой речи его жена коснулась его руки.


«Нам лучше идти, мистер Уэстон, — сказала она, — мы задерживаем девочек».

— Ну-ну, я готов, — и, снова повернувшись к Эмме, — но ты не должна ожидать такого _очень_ красивого молодого человека. Ты ведь слышала только _мой_ рассказ. Осмелюсь сказать, что в нём нет ничего особенного.
— Хотя его собственные сверкающие глаза в тот момент говорили об обратном.

 Эмма могла бы притвориться совершенно невинной и ответить:
манера, которая ничего не присваивала.

“Вспомни обо мне завтра, моя дорогая Эмма, около четырех часов”, - сказала миссис
Прощальное наставление Уэстона, произнесенное с некоторой тревогой и предназначавшееся только
для нее.

“ В четыре часа! — Будьте уверены, он будет здесь к трем, - сказал мистер
Быстрая поправка Уэстона, и так встреча закончилась в высшей степени удовлетворительно.
Эмма была на седьмом небе от счастья; всё вокруг казалось ей
другим; Джеймс и его лошади уже не были такими медлительными, как
раньше. Когда она посмотрела на живую изгородь, то подумала, что
старший брат, по крайней мере, скоро выйдет, а когда она обернулась к
Харриет, то увидела
что-то вроде весеннего взгляда, даже нежная улыбка.

 «Проедет ли мистер Фрэнк Черчилль через Бат так же, как через Оксфорд?» — был задан вопрос, который не предвещал ничего хорошего.


Но ни география, ни спокойствие не могли наступить сразу, и Эмма была в настроении решить, что и то, и другое наступит со временем.

Наступило утро того знаменательного дня, и верная ученица миссис Уэстон не забывала ни в десять, ни в одиннадцать, ни в двенадцать часов, что ей нужно думать о ней в четыре.

 «Моя дорогая, милая, заботливая подруга», — говорила она про себя, пока
Она спускалась по лестнице из своей комнаты, «всегда слишком заботясь о комфорте других, но не о своём собственном. Я вижу, как ты ёрзаешь, снова и снова заходя в его комнату, чтобы убедиться, что всё в порядке».
Когда она проходила через холл, часы пробили двенадцать.  «Двенадцать.
Я не забуду подумать о тебе через четыре часа. А к этому времени завтра, возможно, или чуть позже, я, может быть, буду думать о том, что они все могут приехать сюда». Я уверена, что они скоро приведут его.


 Она открыла дверь в гостиную и увидела двух джентльменов, сидевших рядом с ней
отец — мистер Уэстон и его сын. Они приехали всего несколько минут назад, и мистер Уэстон едва успел закончить свой рассказ о том,
что Фрэнк родился на день раньше срока, а её отец ещё не успел закончить своё очень вежливое приветствие и поздравления, как появилась она, чтобы разделить с ними удивление, знакомство и радость.

Фрэнк Черчилль, о котором так много говорили и который вызывал такой интерес, был
на самом деле перед ней — его представили ей, и она не думала, что о нём так много говорили. Он был _очень_ привлекательным молодым человеком. Рост, осанка, манеры — всё было безупречно, и его
В его лице было много от отцовского задора и живости.
Он выглядел сообразительным и рассудительным. Она сразу почувствовала, что он ей понравится. В его манерах была непринуждённость, свойственная воспитанному человеку, и готовность говорить, которые убедили её в том, что он пришёл, чтобы познакомиться с ней, и что они скоро станут знакомы.

 Он приехал в Рэндаллс накануне вечером. Она была довольна его
стремлением поскорее приехать, из-за которого он изменил свои планы и отправился в путь раньше, позже и быстрее, чтобы выиграть полдня.

 «Я же говорил тебе вчера, — ликующе воскликнул мистер Уэстон, — я же говорил тебе
всё это время он будет здесь. Я вспомнил, как сам поступал в таких случаях. Нельзя тащиться в путь ползком; нельзя не ехать быстрее, чем планировал; а удовольствие от встречи с друзьями до того, как они начнут тебя высматривать, стоит гораздо большего, чем любые усилия, которые для этого требуются.

«Это доставляет огромное удовольствие, когда есть возможность им насладиться, — сказал молодой человек, — хотя пока не так много домов, на которые я мог бы претендовать.
Но, вернувшись _домой_, я почувствовал, что могу сделать всё, что угодно».


При слове _домой_ отец посмотрел на него с новым одобрением.
Эмма была совершенно уверена, что он знает, как расположить к себе людей.
Это убеждение укрепилось после того, что произошло дальше.  Он был очень доволен Рэндаллом, считал его домом с превосходной планировкой, едва ли мог назвать его маленьким, восхищался расположением, дорогой до Хайбери, самим Хайбери, а ещё больше — Хартфилдом, и признался, что всегда испытывал интерес к сельской местности, который может вызвать только _своя_ страна, и что ему очень хотелось бы её посетить. Что
он никогда раньше не позволял себе испытывать столь приятное чувство,
подозрительно промелькнуло в мозгу Эммы; но все же, если это и была
ложь, то приятная, и с ней приятно обращаться. В его манерах
не было ни намека на изучение или преувеличение. Он действительно выглядел и говорил так, как будто
не испытывал обычного удовольствия.

Их темы в целом были такими, какие бывают при первом знакомстве.
знакомство. С его стороны были расспросы: “Она была
наездницей?—Приятных поездок верхом?—Приятных прогулок?— У них был большой район? — Хайбери, пожалуй, мог похвастаться достаточным количеством общества? — Там было несколько очень красивых домов. — Балы — они устраивали балы? — Это было музыкальное общество?

Но когда все эти вопросы были улажены и их знакомство
соответствующим образом продвинулось, он улучил момент, когда
их отцы были заняты друг другом, чтобы представить свою
тещу и говорить о ней с таким восторгом, таким тёплым восхищением,
такой благодарностью за счастье, которое она подарила его отцу, и
за её очень любезное отношение к нему самому, что это стало
дополнительным доказательством того, что он знает, как угодить, и
определённо считает, что стоит попытаться угодить ей. Он не произнёс ни слова
Он не поскупился на похвалу, которая, как она знала, была вполне заслуженной по отношению к миссис
 Уэстон; но, несомненно, он мало что понимал в этом вопросе. Он понимал, что будет уместно, но в остальном не мог быть уверен. «Брак его отца, — сказал он, — был самым мудрым решением, и каждый друг должен был радоваться этому; а семья, от которой он получил такое благословение, должна была всегда считаться обязанной ему по гроб жизни».

Он как мог постарался отблагодарить её за заслуги мисс Тейлор, не забывая при этом, что в обычной жизни это
Скорее можно было предположить, что мисс Тейлор сформировала характер мисс Вудхаус, а не мисс Вудхаус — характер мисс Тейлор. И наконец, как будто
решив полностью изложить своё мнение о путешествии к его
объекту, он завершил его, выразив изумление молодостью и красотой
её особы.

«Я был готов к элегантным, приятным манерам, — сказал он, — но, признаюсь, учитывая все обстоятельства, я не ожидал увидеть ничего, кроме довольно привлекательной женщины определённого возраста. Я не знал, что в лице миссис Уэстон я найду хорошенькую молодую женщину».

«Для меня в миссис Уэстон нет ничего идеального, — сказала Эмма. — Если бы вы сказали, что ей _восемнадцать_, я бы с удовольствием вас выслушала. Но _она_ была бы готова поссориться с вами из-за таких слов. Не позволяйте ей думать, что вы считаете её хорошенькой молодой женщиной».

— Надеюсь, я знаю, что для меня лучше, — ответил он. — Нет, не сомневайтесь (с галантным поклоном), обращаясь к миссис Уэстон, я буду понимать, кого могу хвалить, не рискуя показаться экстравагантным.


 Эмма задумалась, не испытывает ли он те же подозрения в отношении того, чего можно ожидать от
Она не знала, приходило ли ему когда-нибудь в голову, что они знакомы, и что это сильно занимало её мысли.
И следует ли рассматривать его комплименты как знак согласия или как проявление неповиновения.  Ей нужно было узнать его получше, чтобы понять его манеру поведения; сейчас она чувствовала только, что они ей приятны.

  Она не сомневалась в том, о чём часто думал мистер Уэстон. Она замечала, как его быстрый взгляд снова и снова устремляется в их сторону со счастливым выражением лица.
И даже когда он, казалось, решал не смотреть, она была уверена, что он часто прислушивается.

То, что её собственный отец совершенно не допускал подобных мыслей,
полное отсутствие у него проницательности или подозрительности в этом
вопросе, было весьма удобным обстоятельством. К счастью, он был не
только не против брака, но и не предвидел его. Хотя он всегда был
против любого брака, который заключался по договорённости, он никогда
не испытывал опасений по этому поводу. Казалось, он не мог настолько
плохо думать о взаимопонимании двух людей, чтобы предположить, что
они собираются пожениться, пока это не было доказано. Она благодарила судьбу за слепоту. Он мог
Теперь, не испытывая ни единого неприятного предчувствия, не
опасаясь возможного предательства со стороны гостя, он мог в полной
мере проявить свою природную добросердечную вежливость, расспрашивая
мистера
 Фрэнка Черчилля о том, как он устроился в пути, о том, как
тяжело было провести две ночи в дороге, и выражая искреннюю
беспримесную тревогу за то, чтобы тот не простудился, — хотя,
однако, он не мог позволить ему чувствовать себя в полной безопасности
до следующей ночи.

После непродолжительной беседы мистер Уэстон собрался уходить. — Он, должно быть, уходит.
У него были дела в «Крауне» по поводу сена, а также множество поручений для миссис Уэстон в «Форде», но ему не нужно было торопить кого-то ещё.
Его сын, слишком воспитанный, чтобы понять намёк, тут же поднялся и сказал:
«Раз уж вы уходите по делам, сэр, я воспользуюсь возможностью нанести визит, который рано или поздно придётся нанести, так что лучше сделать это сейчас». Я имею честь быть знакомым с вашей соседкой (поворачиваясь к Эмме),
дамой, проживающей в Хайбери или рядом с ним; её фамилия Фэйрфакс.
Полагаю, в поисках дома; хотя, по-моему, Фэрфакс — не совсем подходящее название. Я бы скорее сказал Барнс или Бейтс. Вы знаете какую-нибудь семью с такой фамилией?


— Конечно, знаем, — воскликнул его отец. — Миссис Бейтс — мы проходили мимо её дома — я видел мисс Бейтс в окне. Да, да, вы знакомы с мисс Фэрфакс. Я помню, вы знали её в Уэймуте, и она прекрасная девушка.
Обязательно навестите её.

 — Нет необходимости навещать её сегодня утром, — сказал молодой человек. — Можно сделать это в другой день. Но в Уэймуте мы были знакомы настолько, что...

— О! поезжай сегодня, поезжай сегодня. Не откладывай. То, что нужно сделать, нельзя откладывать. И, кроме того, я должен тебе намекнуть, Фрэнк; следует тщательно избегать любого проявления невнимания к ней _здесь_.
Ты видел её с Кэмпбеллами, когда она была на равных со всеми, с кем общалась, но здесь она живёт с бедной старой бабушкой, которой едва хватает на жизнь. Если ты не позвонишь пораньше, это будет неуважительно».

 Сын выглядел убеждённым.

 «Я слышала, как она говорила об этой знакомой, — сказала Эмма. — Она очень элегантная молодая женщина».

Он согласился, но его «да» прозвучало так тихо, что она почти усомнилась в его искреннем согласии. И всё же в модном мире должна быть своя особая элегантность, если Джейн Фэрфакс считают лишь заурядной в этом плане.


«Если раньше вас не особенно впечатляли её манеры, — сказала она, — то, думаю, сегодня вы измените своё мнение. Вы увидите её в выгодном свете; увидите её и услышите — нет, боюсь, вы её совсем не услышите, потому что у неё есть тётя, которая никогда не держит язык за зубами.

 — Вы знакомы с мисс Джейн Фэрфакс, не так ли? — спросил мистер
Вудхаус, который всегда вступал в разговор последним, сказал:
«Тогда позвольте мне заверить вас, что вы найдёте её очень приятной молодой
леди. Она приехала сюда навестить свою бабушку и тётю, очень достойных людей; я знаю их всю жизнь. Они будут очень рады вас видеть, я уверен; и один из моих слуг пойдёт с вами, чтобы показать дорогу».
«Мой дорогой сэр, ни в коем случае; мой отец может меня направить».

«Но твой отец не собирается заходить так далеко; он идёт только в «Краун», что совсем на другой стороне улицы, а там очень много
Дома; вы можете сильно заблудиться, и это очень грязная дорога, если только вы не будете идти по тротуару; но мой кучер может подсказать вам, где лучше перейти улицу.

Мистер Фрэнк Черчилль по-прежнему отказывался, делая вид, что ему очень серьёзно.
Его отец горячо поддержал сына, воскликнув: «Мой добрый друг, в этом нет никакой необходимости.
Фрэнк видит лужу воды, даже если она в трёх милях от него.
А что касается миссис Бейтс, то он может добраться туда от «Короны» в два счёта».


Им разрешили идти одним, и они сердечно кивнули друг другу на прощание.
После изящного поклона друг другу джентльмены удалились. Эмма осталась очень довольна таким началом знакомства и
теперь могла с полной уверенностью думать о них всех в Рэндаллсе в любое время дня.





Глава VI
На следующее утро снова пришёл мистер Фрэнк Черчилль. Он пришёл с миссис.
 Уэстон, к которой и к Хайбери он, похоже, отнёсся очень тепло. Он
сидел с ней, как оказалось, в самой дружеской обстановке,
пока не настал час её обычных занятий; и когда она попросила его выбрать
Прогулка сразу же привела их в Хайбери. — «Он не сомневался, что во всех направлениях есть очень приятные места для прогулок, но если бы выбор был за ним, он бы всегда выбирал одно и то же. Хайбери, этот светлый, радостный, счастливый на вид Хайбери, всегда будет его любимым местом». — Хайбери для миссис Уэстон был тем же, что и Хартфилд для него, и она надеялась, что он будет относиться к нему так же. Они сразу же направились туда.

Эмма их почти не ждала: мистер Уэстон, заглянувший на полминуты, чтобы услышать, что его сын очень красив, ничего не знал об их планах. Для неё это было приятным сюрпризом.
Поэтому она была рада увидеть, как они вместе идут к дому, держась за руки.
 Она хотела снова его увидеть, и особенно хотела увидеть его в
компании миссис Уэстон, от поведения которой зависело её мнение о нём.
 Если бы он не оправдал её ожиданий, ничто бы этого не исправило.
 Но, увидев их вместе, она осталась полностью довольна. Он
выполнил свой долг не только красивыми словами или преувеличенными комплиментами; ничто не могло быть более уместным и приятным, чем его поведение по отношению к ней, — ничто не могло так красноречиво свидетельствовать о его желании
Он относился к ней как к другу и добивался её расположения. И у Эммы было достаточно времени, чтобы составить разумное суждение, поскольку их визит затянулся до конца утра. Они втроём гуляли час или два — сначала по кустарникам Хартфилда, а потом в Хайбери. Он был в восторге от всего, восхищался
Хартфилд был достаточно хорош для мистера Вудхауса, и, когда было решено отправиться дальше, он признался, что хотел бы познакомиться со всей деревней.
Он находил поводы для похвалы и интереса гораздо чаще, чем Эмма могла себе представить.

Некоторые из объектов его любопытства вызывали у него самые тёплые чувства. Он
попросил показать ему дом, в котором так долго жил его отец и в котором жил отец его отца; и, вспомнив, что пожилая женщина, которая его нянчила, всё ещё жива, прошёл в поисках её дома от одного конца улицы до другого; и хотя в некоторых моментах преследования или наблюдения не было ничего примечательного, в целом они демонстрировали доброжелательное отношение к Хайбери, что, должно быть, было очень ценно для тех, с кем он был.

Эмма наблюдала за ним и решила, что с такими чувствами, которые он сейчас демонстрировал, было бы несправедливо предполагать, что он когда-либо добровольно отказывался от себя; что он не играл роль и не делал вид, что искренен в своих признаниях; и что мистер Найтли определённо не воздал ему должное.

Их первая остановка была в «Краун Инн», небольшом, но значимом постоялом дворе.
Там держали пару почтовых лошадей, скорее для удобства местных жителей, чем из-за необходимости.
Его спутники не ожидали, что их задержат
Там не было ничего интересного, но, проходя мимо, они рассказали историю большой комнаты, которая была пристроена много лет назад.
Она была построена много лет назад для проведения балов, и, пока в округе было особенно многолюдно и все танцевали, она иногда использовалась по назначению.
Но те славные дни давно прошли, и теперь она служила в основном для того, чтобы в ней располагался клуб для игры в вист, созданный местными джентльменами и полуджентльменами.  Ему сразу стало интересно. Его внимание привлёк бальный зал, и вместо
Проходя мимо, он на несколько минут остановился у двух верхних окон с переплётами, которые были открыты, чтобы заглянуть внутрь и оценить возможности помещения, а также посетовать на то, что его первоначальное предназначение было утрачено. Он не видел в комнате никаких недостатков, он не признавал никаких недостатков, о которых ему говорили. Нет, она была достаточно длинной, достаточно широкой, достаточно красивой. В ней могло бы разместиться достаточное для комфорта количество людей. Зимой там нужно было бы устраивать балы хотя бы раз в две недели. Почему мисс Вудхаус не вернула в комнату атмосферу прежних добрых времён? — Она могла сделать что угодно
Хайбери! Отсутствие в этом месте приличных семей и убеждённость в том, что никто за пределами этого места и его ближайших окрестностей не поддастся искушению
посещать его, были упомянуты; но его это не удовлетворило. Его невозможно было убедить в том, что в стольких красивых домах, которые он видел вокруг себя, не может быть достаточно места для такого собрания. И даже когда ему привели конкретные примеры и описали семьи, он всё равно не желал признавать, что такое смешение может быть неудобным или что у кого-то могут возникнуть малейшие трудности.
На следующее утро они вернулись на свои места. Он рассуждал как молодой человек, очень увлечённый танцами; и Эмма была немало удивлена тем, что характер Уэстонов так решительно взял верх над привычками Черчиллей. Казалось, он унаследовал от отца всю живость и энергичность, весёлость и общительность, но не гордыню и сдержанность Энскомба. Гордости в нём действительно было, пожалуй, маловато; его безразличие к смешению рангов слишком граничило с невоспитанностью. Однако он не мог быть судьёй.
о зле, которое он так дёшево ценил. Это было всего лишь проявление живого духа.


Наконец его уговорили отойти от фасада «Короны»; и, когда они оказались почти напротив дома, где жили Бейтсы, Эмма
вспомнила о его намерении навестить их накануне и спросила,
навестил ли он их.

 «Да, о! да, — ответил он, — я как раз собирался об этом упомянуть. Очень удачный визит: я повидал всех трёх дам и был вам очень
благодарен за вашу подсказку. Если бы болтливая тётушка застала меня врасплох, я бы, наверное, умер. А так я
меня обманом заставили нанести этот совершенно бессмысленный визит. Десяти минут было бы достаточно, возможно, даже вполне прилично;
и я сказал отцу, что обязательно буду дома раньше него, — но
отказаться было невозможно, нельзя было сделать паузу; и, к моему крайнему изумлению, я обнаружил, когда он (не найдя меня больше нигде) наконец присоединился ко мне, что
я просидел с ними почти три четверти часа. Добрая леди раньше не давала мне возможности сбежать».

 «А как, по-вашему, выглядела мисс Фэрфакс?»

“Плохо, очень плохо—что, если молодая леди никогда не может быть позволено смотреть
плохо. Но выражение вряд ли допустимо, Миссис Уэстон, это?
Дамы никогда не может выглядеть плохо. И, серьезно, мисс Фэрфакс от природы такая
бледная, как почти всегда, что создает видимость плохого самочувствия.—В высшей степени
Прискорбный недостаток цвета лица.

Эмма не согласилась с этим и принялась горячо защищать мисс
Цвет лица Фэрфакс. «Оно, конечно, никогда не было румяным, но она не позволяла ему приобретать болезненный оттенок.
В её коже была мягкость и нежность, которые придавали её облику особую элегантность
о ее лице. Он выслушал со всем должным почтением; признал, что
слышал, как многие люди говорили то же самое, но все же он должен признаться, что для него
ничто не могло компенсировать отсутствие прекрасного сияния здоровья.
Где были равнодушными, прекрасный цвет лица дал красоту в них
всех; и там, где они были хорошими, эффект был—к счастью, он не нужен
попытка описать то, что эффект был.

“Что ж, ” сказала Эмма, “ о вкусе не спорят.— По крайней мере, ты восхищаешься ею, несмотря на её цвет лица.


 Он покачал головой и рассмеялся.  — Я не могу отделить мисс Фэрфакс от её цвета лица.

“Вы часто видели ее в Веймуте? Вы часто бывали в том же самом
обществе?”

В этот момент они подъезжали к "Форду", и он поспешно воскликнул:
“Ха! должно быть, это тот самый магазин, который каждый человек посещает каждый день своей жизни
как сообщил мне мой отец. Он сам приезжает в Хайбери, по его словам
, шесть дней из семи, и у него всегда дела у Форда. Если вам это не в тягость, прошу вас, давайте войдём, чтобы я мог доказать, что я местный, что я настоящий житель Хайбери. Мне нужно кое-что купить у Форда. Это будет стоить мне свободы. — Осмелюсь предположить, что у них есть перчатки.

“ О! да, перчатки и все остальное. Я восхищаюсь вашим патриотизмом. Вас будут
обожать в Хайбери. Ты был очень популярен до того, как пришел сюда, потому что
ты был сыном мистера Уэстона, но выложи полгинеи у Форда, и твоя
популярность будет зависеть от твоих собственных добродетелей.

Они вошли, и пока аккуратные, хорошо упакованные свертки с «мужскими костюмами» и «йоркским загаром»
спускали вниз и выкладывали на прилавок, он сказал:
— Но, прошу прощения, мисс Вудхаус, вы разговаривали со мной, вы что-то говорили как раз в тот момент, когда я был так _влюблен_.
_patriae_. Не дай мне это потерять. Уверяю тебя, даже самая большая протяженность
общественной славы не возместила бы мне потерю какого-либо счастья в
личной жизни ”.

“Я просто спросил, есть ли у тебя знал много о Мисс Фэрфакс и ее
вечеринка в Уэймут”.

“И теперь, когда я понимаю ваш вопрос, я должен произнести, чтобы это было
очень несправедливым. Она всегда права женская определиться со степенью
знакомства. Мисс Фэйрфакс, должно быть, уже отчиталась. Я не стану брать на себя обязательства и утверждать то, что она, возможно, не захочет подтвердить.

 — Честное слово!  Вы отвечаете так же сдержанно, как и она сама.  Но
ее рассказ обо всем оставляет так много возможностей для догадок, она настолько
сдержанна, настолько не желает давать ни малейшей информации о ком-либо
теле, что я действительно думаю, вы можете говорить о своем
знакомство с ней.”

“Могу ли я, в самом деле?—Тогда я буду говорить правду, и ничего, меня устраивает так
хорошо. Я часто встречал ее в Уэймуте. Я немного знал Кэмпбеллов
в городе; и в Веймуте мы были почти в одной компании.
Полковник Кэмпбелл — очень приятный человек, а миссис Кэмпбелл — дружелюбная, сердечная женщина. Они мне все нравятся.

“Вы знаете ситуацию, Мисс Фэрфакс в жизнь, я прихожу к выводу; что она
суждено быть?”

“Да—(довольно неуверенно)—я считаю, что я делаю”.

“ Ты затрагиваешь деликатные темы, Эмма, - сказала миссис Уэстон, улыбаясь.;
“ помни, что я здесь. Мистер Фрэнк Черчилль едва знает, что сказать.
когда ты говоришь о жизненном положении мисс Фэрфакс. Я отойду немного подальше.
”

— Я, конечно, забываю думать о _ней_, — сказала Эмма, — как о ком-то, кто когда-либо был для меня кем-то, кроме моего друга и самого дорогого друга.

 Он выглядел так, словно полностью понимал и уважал это чувство.

Когда перчатки были куплены и они снова вышли из магазина, Фрэнк спросил: “
Вы когда-нибудь слышали, как играет юная леди, о которой мы говорили?”
Черчилль.

“Когда-нибудь слышали ее!” - повторила Эмма. “Ты забываешь, как сильно она принадлежит
Хайбери. Я слышал ее каждый год нашей жизни, поскольку мы оба стали.
Она играет очаровательно”.

“Вы так думаете?— Я хотел узнать мнение того, кто действительно может судить. Мне показалось, что она играет хорошо, то есть с большим вкусом, но я сам ничего не смыслю в этом. — Я безмерно люблю музыку, но не обладаю ни малейшими навыками или правом
оценка работы любого органа.—Я уже слышал ее
восхищались; и я помню одно доказательство ее мысли, чтобы хорошо играть:—есть
человек, очень музыкальный человек, и влюблен в другую женщину—помолвлена
ее—на момент вступления в брак—будет еще никогда не спрашивайте, что другие женщины
сесть к инструменту, если дама могла сесть
вместо этого—никогда, казалось бы услышать, если бы он мог слышать других.
Я подумал, что для человека с таким музыкальным талантом это уже само по себе доказательство.

 — Доказательство! — сказала Эмма, очень забавляясь. — Мистер Диксон очень музыкален,
не так ли? Через полчаса вы расскажете нам о них больше,
чем мисс Фэйрфакс рассказала бы за полгода.
— Да, мистер Диксон и мисс Кэмпбелл были теми самыми людьми, и я счёл это очень веским доказательством.


— Конечно, это было очень веским доказательством; по правде говоря, гораздо более весомым,
чем то, которое, будь я мисс Кэмпбелл, показалось бы мне хоть сколько-нибудь приемлемым. Я не могла смириться с тем, что у мужчины больше музыки, чем любви, больше слуха, чем зрения, больше восприимчивости к прекрасным звукам, чем к моим чувствам.
 Как это понравилось мисс Кэмпбелл?

 — Знаете, это был её особенный друг.

“ Слабое утешение! ” сказала Эмма, смеясь. “Одно скорее бы незнакомец
крупный, чем его лучший друг,—с незнакомцем, он может
не повторится снова,—но горе, имеющих особый друг
всегда под рукой, чтобы сделать каждую вещь лучше, чем одна, совсем себя!—Бедная
Миссис Диксон! Что ж, я рад, что она уехала оседать в Ирландию.

“ Вы правы. Это было не очень лестно для мисс Кэмпбелл, но она, казалось, действительно этого не замечала.
«Тем лучше — или тем хуже — я не знаю, что именно. Но будь то
доброта или глупость в её характере — быстрота в дружбе или
притупление чувств — я думаю, был один человек, который, должно быть, почувствовал
это: сама мисс Фэрфакс. Она, должно быть, почувствовала неуместное и опасное различие.
”

“ Что касается этого— я не...

“ О! не воображайте, что я жду отчета об ощущениях мисс Фэйрфакс
от вас или от кого-либо еще. О них не знает ни один человек
полагаю, кроме нее самой. Но если бы она продолжала играть всякий раз, когда её об этом просил мистер Диксон, можно было бы догадаться, что она предпочитает».

 «Между ними всеми возникло такое прекрасное взаимопонимание...» — начал он довольно быстро, но, взяв себя в руки, добавил: «Однако это так»
Я не могу сказать, на каких они были отношениях на самом деле — как всё могло происходить за кулисами. Я могу лишь сказать, что внешне всё было гладко. Но вы, знавшие мисс Фэрфакс с детства, должны лучше меня понимать её характер и то, как она может повести себя в критической ситуации.

«Я, несомненно, знал её с детства; мы вместе были детьми и женщинами; и естественно предположить, что мы должны были сблизиться, что мы должны были привязаться друг к другу, когда она навещала своих друзей. Но этого не произошло. Я сам не понимаю, как это случилось;
возможно, немного из-за той порочности с моей стороны, которая была склонна
испытывать отвращение к девушке, которую так боготворили и так оплакивали, какой она всегда была
ее тетя и бабушка, и все их окружение. И потом, она...
сдержанность— я никогда не мог привязаться ни к кому настолько сдержанному.

“Это действительно самое отталкивающее качество”, - сказал он. “Часто очень"
удобно, без сомнения, но никогда не приятно. В запасе есть безопасность,
но нет привлекательности. Нельзя любить сдержанного человека».

 «До тех пор, пока сдержанность не исчезнет по отношению к самому себе, а затем и влечение
может быть, даже больше. Но, должно быть, мне больше, чем когда-либо, нужен друг или приятный собеседник, чтобы преодолеть чью-то сдержанность и заполучить его. О близости между мисс Фэйрфакс и мной не может быть и речи. У меня нет причин думать о ней плохо — ни малейших, —
кроме того, что такая крайняя и постоянная осторожность в словах и
поступках, такой страх дать чёткое представление о ком-либо могут
вызвать подозрения, что она что-то скрывает».

 Он был с ней полностью
согласен, и после столь долгой прогулки вместе они
Их мысли так часто совпадали, что Эмма чувствовала себя так хорошо знакомой с ним, что с трудом могла поверить, что это всего лишь их вторая встреча.
Он оказался не совсем таким, каким она его представляла: в некоторых своих суждениях он был меньше светским человеком, меньше избалованным отпрыском состоятельных родителей, а значит, лучше, чем она ожидала. Его идеи казались более умеренными, а чувства — более искренними. Её особенно поразила его манера
рассматривать дом мистера Элтона, в который он, как и в церковь,
заходил, чтобы посмотреть, и не присоединялся к ним, когда они находили в нём какие-то недостатки. Нет,
он не мог поверить, что это плохой дом; что это не тот дом, за который мужчину можно было бы пожалеть. Если бы он делил его с женщиной, которую любил,
он бы не подумал, что за такой дом мужчину можно пожалеть. В нём должно быть достаточно места для всех необходимых удобств. Мужчина, должно быть, глупец, если хочет большего.

 Миссис Уэстон рассмеялась и сказала, что он не понимает, о чём говорит. Он привык жить в большом доме и никогда не задумывался о том,
сколько преимуществ и удобств даёт его размер. Он не мог судить о лишениях,
которые неизбежно сопутствуют жизни в маленьком доме
один. Но Эмма, по ее собственному разумению, решила, что он действительно знал, о чем говорил
, и что он проявлял очень дружелюбную склонность к тому, чтобы
рано определиться в жизни и жениться из достойных побуждений. Он мог и не знать
о вторжении в домашний покой, вызванном отсутствием
комнаты экономки или кладовой плохого дворецкого, но, без сомнения, знал
прекрасно чувствую, что Энском не мог сделать его счастливым, и что
когда бы он ни был привязан, он охотно отказался бы от большей части богатства, чтобы
ему позволили поскорее устроиться.




ГЛАВА VII


Очень хорошее мнение Эммы о Фрэнке Черчилле было немного поколеблено в
На следующий день она узнала, что он уехал в Лондон, чтобы просто подстричься. Казалось, за завтраком им овладела внезапная прихоть, и он послал за каретой и отправился в путь, намереваясь вернуться к обеду, но с единственной целью — подстричься. Конечно, не было ничего плохого в том, что он проехал шестнадцать миль дважды по такому пустяковому делу, но в этом было что-то вычурное и бессмысленное, чего она не могла одобрить. Это не соответствовало
рациональности плана, умеренности в расходах и даже
бескорыстная теплота сердца, которую, как ей казалось, она разглядела в нём вчера. Тщеславие, экстравагантность, любовь к переменам,
неугомонность, которая должна была привести к чему-то хорошему или плохому;
беззаботность о том, что может понравиться его отцу и миссис Уэстон,
равнодушие к тому, как его поведение может выглядеть в целом; он стал
подвержен всем этим обвинениям. Отец лишь назвал его щеголем и счёл эту историю очень забавной.
Но миссис Уэстон она явно не понравилась, о чём свидетельствовало то, как быстро она её пересказала и как
не нашла ничего, кроме того, что «у всех молодых людей есть свои маленькие прихоти».

 За исключением этого маленького пятнышка, Эмма обнаружила, что его визит до сих пор создавал у её подруги только хорошее впечатление о нём.  Миссис Уэстон была готова говорить о том, каким внимательным и приятным собеседником он был, и о том, как много в его характере было того, что ей нравилось. У него,
по-видимому, был очень открытый характер — безусловно, очень весёлый и живой; она не замечала ничего плохого в его суждениях, многое из того, что он говорил, было совершенно правильным; он с теплотой отзывался о своём дяде, любил его
Он говорил о нём — сказал, что он был бы лучшим человеком на свете, если бы его оставили в покое. И хотя он не был привязан к тёте, он с благодарностью признавал её доброту и, казалось, всегда собирался говорить о ней с уважением. Всё это было очень многообещающе, и, если бы не его дурацкая прихоть подстричься, ничто не указывало бы на то, что он недостоин той высокой чести, которой его наделило её воображение. Чести если не быть по-настоящему влюблённым в неё, то, по крайней мере, быть очень близким к этому и спастись только благодаря ей самой
безразличие — (поскольку она по-прежнему была полна решимости никогда не выходить замуж) — короче говоря, честь быть избранной для неё всеми их общими знакомыми.

 Мистер Уэстон, со своей стороны, добавил к этому достоинство, которое должно было иметь некоторый вес.  Он дал ей понять, что Фрэнк безмерно восхищается ею, считает её очень красивой и очаровательной, и, учитывая всё вышесказанное о нём, она решила, что не должна судить его слишком строго. Как заметила миссис Уэстон, «у всех молодых людей есть свои маленькие прихоти».


Среди его новых знакомых в Сарри был один человек, который не был таким
снисходительно настроенный. В целом он был судим, на протяжении приходов
Донуэлла и Хайбери, с большой искренностью; либеральная пособия
сделал для маленьких эксцессов такой красивый молодой человек—тот, кто
так часто улыбались и так хорошо поклонилась; но среди них был один дух
не смягчиться, от его силы порицания, поклоны и улыбки—Н
Найтли. Об этом ему рассказали в Хартфилде; какое-то время он молчал, но почти сразу же Эмма услышала, как он сказал себе под нос, глядя в газету, которую держал в руке: «Хм! всего лишь пустяк,
«Глупец, за кого я его принял». Она уже была готова обидеться, но, присмотревшись, поняла, что он сказал это только для того, чтобы
облегчить собственные чувства, а не для того, чтобы спровоцировать её.
Поэтому она не стала ничего отвечать.

Хотя в одном случае мистер и миссис.
Уэстон принесли недобрые вести, их визит сегодня утром был особенно своевременным в другом отношении. Пока они были в Хартфилде, произошло кое-что, что заставило
Эмма хотела получить их совет; и, что было ещё более удачным стечением обстоятельств, она хотела получить именно тот совет, который они дали.

 Вот как это произошло: Коулы поселились здесь несколько лет назад
Хайбери были очень хорошими людьми — дружелюбными, либеральными и непритязательными.
Но, с другой стороны, они были незнатного происхождения, занимались торговлей и были лишь умеренно благородны.  Когда они впервые приехали в эту страну, то жили скромно, в соответствии со своим доходом, в небольшом обществе и не тратили много денег.
Но за последние год-два их состояние значительно увеличилось: дом в городе приносил больше прибыли, и в целом удача улыбалась им.
С ростом их благосостояния расширились и их взгляды; им захотелось дом побольше,
Они стремились к большему обществу. Они расширили свой дом, увеличили штат прислуги, увеличили расходы на все виды услуг и к тому времени по богатству и образу жизни уступали только семье из Хартфилда. Их любовь к обществу и новая столовая подготовили всех к тому, что они будут принимать гостей за ужином. Несколько приёмов, в основном для холостяков, уже состоялись. Эмма с трудом могла себе представить, что они осмелятся пригласить самые знатные семьи, — ни
Ни Донвелл, ни Хартфилд, ни Рэндаллс. Ничто не должно побуждать _её_ ехать.
если бы они это сделали; и она сожалела, что из-за известных привычек её отца её отказ будет иметь меньшее значение, чем ей хотелось бы. Коулы были
по-своему очень респектабельными людьми, но их следовало бы научить, что не им решать, на каких условиях их будут навещать более знатные семьи. Она очень боялась, что этот урок они получат только от неё; она мало надеялась на мистера Найтли и совсем не надеялась на мистера Уэстона.

Но она решила, как ответить на это самоуправство, за много недель до того, как оно произошло.
И когда оскорбление наконец было нанесено, оно застало её врасплох
на них это повлияло совершенно по-разному. Донвелл и Рэндалл получили приглашение, а за ней и её отцом никто не пришёл; и объяснение миссис.
 Уэстон: «Полагаю, они не осмелятся пригласить вас; они знают, что вы не ужинаете вне дома», — было не совсем
достаточным. Она чувствовала, что хотела бы иметь право отказаться.
А потом, когда мысль о том, что там будет много людей,
состоящих именно из тех, чьё общество было ей дороже всего,
приходила ей в голову снова и снова, она не понимала, что могла бы этого не делать
Я был бы рад согласиться. Харриет должна была прийти вечером, и Бейтсы тоже.
Они говорили об этом, прогуливаясь по Хайбери накануне, и Фрэнк Черчилль очень сожалел о её отсутствии.
Может быть, вечер закончится танцами? — спросил он. Сама возможность этого ещё больше раздражала её.
Она чувствовала себя покинутой в своём величественном одиночестве, даже если предположить, что это упущение было сделано в качестве комплимента.


 Именно в тот момент, когда Уэстоны были в
Хартфилд, что сделало их присутствие столь желанным; ведь хотя её первым замечанием после прочтения было: «Конечно, нужно отказаться»,
она очень скоро спросила их, что они советуют ей делать,
и их совет отправиться туда был самым быстрым и удачным.

 Она призналась, что, учитывая все обстоятельства, не была совсем уж против этой вечеринки. Коулы выразили своё мнение так
корректно — в их манере было столько искреннего внимания — столько заботы о её отце. «Они бы попросили об этой чести
Они собирались приехать раньше, но ждали, когда из Лондона привезут складную ширму, которая, как они надеялись, защитит мистера Вудхауса от сквозняков и тем самым побудит его оказать им честь и составить им компанию. В целом она была очень сговорчивой, и, когда они
вкратце обсудили, как это можно сделать, не пренебрегая его комфортом, и как можно быть уверенными в том, что миссис Годдард, если не миссис Бейтс, составит ему компанию, мистера Вудхауса удалось уговорить отпустить дочь на ужин в
день уже близок, и я проведу весь вечер вдали от него. Что касается
его ухода, Эмма не хотела, чтобы он думал, что это возможно, часы работы
были бы слишком поздними, а компания слишком многочисленной. Вскоре он почти успокоился.
смирился.

“ Я не люблю ходить в гости к обеду, — сказал он, - никогда не любил. И больше не люблю.
Эмма. Поздние часы нам не по душе. Мне жаль, что мистер и миссис Коул
должны были это сделать. Я думаю, было бы гораздо лучше, если бы они приехали
как-нибудь днём следующим летом и выпили с нами чаю — взяли бы нас с собой на послеобеденную прогулку; они могли бы это сделать, ведь у нас так много свободного времени
Это разумно, и всё же вы доберётесь до дома, не промокнув под вечерним дождём. Летним вечером я бы никому не советовал выходить на улицу. Однако, поскольку они так хотят, чтобы дорогая Эмма поужинала с ними, и поскольку вы оба будете там, а также мистер Найтли, чтобы присмотреть за ней, я не могу возражать, если погода будет подходящей: не сырой, не холодной и не ветреной. Затем, повернувшись к миссис
Уэстон с мягким упреком в голосе: «Ах! Мисс Тейлор, если бы вы не вышли замуж, вы бы остались дома со мной».

— Что ж, сэр, — воскликнул мистер Уэстон, — раз я увёл мисс Тейлор, я обязан занять её место, если смогу. Я сейчас же подойду к миссис
Годдард, если вы этого хотите.

Но мысль о том, что что-то можно сделать _сейчас же_, только усиливала, а не уменьшала волнение мистера Вудхауса. Дамы лучше знали, как его успокоить. Мистер Уэстон должен был вести себя тихо, и всё было тщательно продумано.

 Благодаря такому обращению мистер Вудхаус вскоре пришёл в себя и смог говорить как обычно. «Он будет рад увидеть миссис Годдард. Он был очень
что касается миссис Годдард, то Эмма должна написать ей и пригласить её.
Джеймс мог бы отнести записку. Но прежде всего нужно написать ответ миссис Коул.


 — Ты извинишься за меня, моя дорогая, как можно вежливее. Ты скажешь, что я совсем плоха и никуда не хожу, а потому должна отклонить их любезное приглашение, разумеется, начав с моих _комплиментов_. Но ты всё сделаешь правильно. Мне нет нужды говорить вам, что нужно
сделать. Мы должны не забыть сообщить Джеймсу, что во вторник понадобится карета. С ним я не буду за вас бояться. У нас
ни разу не был там выше с тех пор, как был сделан новый заход; но все же
Я не сомневаюсь, что Джеймс доставит вас в полной безопасности. И, когда вы получаете
нет, вы должны сказать ему, в какое время вы бы ему придет за тобой
снова; и вам лучше имя ранний час. Вам не понравится, проживающим
поздно. Ты очень устанешь” когда чай закончится.

“ Но ты же не хочешь, чтобы я ушла, пока не устану, папа?

— О нет, любовь моя, но ты скоро устанешь. Там будет очень много людей, которые будут говорить одновременно. Тебе не понравится шум.

 — Но, мой дорогой сэр, — воскликнул мистер Уэстон, — если Эмма уйдёт раньше, это
Это расстроит вечеринку».

 «И ничего страшного, если так и будет, — сказал мистер Вудхаус. — Чем раньше разойдётся каждая из этих вечеринок, тем лучше».

 «Но вы не учитываете, как это может выглядеть в глазах Коулов. То, что Эмма уйдёт сразу после чая, может их обидеть. Они добродушные люди и не придают большого значения собственным претензиям, но всё же они должны чувствовать, что поспешное бегство — это не лучший комплимент; а мисс
О поступке Вудхауса будут думать больше, чем о поступке любого другого человека в этой комнате. Вы же не хотите разочаровать и унизить Коулзов, я
уверен, сэр; дружелюбные, хорошие люди, какие когда-либо жили на свете, и которые
были вашими соседями эти _ десять_ лет.

“Нет, на нет аккаунта в мире, Мистер Уэстон, я очень благодарен вам
за то, что напомнили мне. Я должен быть крайне жаль, давая им ни
боль. Я знаю, что достойные люди. Перри сказал мне, что мистер Коул
никогда не прикасается к солодовому ликеру. Глядя на него, этого не подумаешь, но он желчный — мистер Коул очень желчный. Нет, я бы не стал причинять им боль. Моя дорогая Эмма, мы должны это обдумать. Я уверен,
вместо того чтобы рисковать и причинять боль мистеру и миссис Коул, ты останешься
немного дольше, чем тебе хотелось бы. Ты не будешь обращать внимания на усталость.
Ты будешь в полной безопасности, знаешь ли, среди своих друзей.


— О да, папа. Я совсем не боюсь за себя и не стала бы стесняться и оставаться так же долго, как миссис Уэстон, но из-за тебя.
Я боюсь только, что ты не уснёшь из-за меня. Я не боюсь, что тебе будет некомфортно с миссис Годдард. Она любит играть в пикет, ты же знаешь.
Но когда она уйдёт домой, я боюсь, ты будешь сидеть без дела
вместо того, чтобы лечь спать в обычное время, — и сама мысль об этом полностью лишила бы меня покоя. Ты должна пообещать мне, что не будешь засиживаться допоздна.
 Он согласился при условии, что она даст ему несколько обещаний: например, что, если она придёт домой простуженной, она обязательно как следует согреется; что, если она проголодается, она что-нибудь съест; что её собственная служанка будет сидеть с ней; и что Серл и дворецкий, как обычно, будут следить за тем, чтобы в доме всё было в порядке.




Глава VIII

Фрэнк Черчилль вернулся, и если бы он остался на ужин с отцом
В Хартфилде об этом не знали, потому что миссис Уэстон слишком боялась, что он станет любимчиком мистера Вудхауса, чтобы выдать какое-либо несовершенство, которое можно было скрыть.

 Он вернулся, подстригся и посмеялся над собой с большим изяществом, но без малейшего намёка на то, что ему действительно стыдно за свой поступок. У него не было причин желать, чтобы его волосы стали длиннее и скрыли все недостатки лица; не было причин желать, чтобы деньги не были потрачены, чтобы поднять себе настроение. Он был таким же неустрашимым и жизнерадостным, как всегда; и, увидев его, Эмма сделала для себя следующий вывод:

«Я не знаю, должно ли так быть, но, безусловно, глупые поступки перестают быть глупыми, если их совершают здравомыслящие люди с дерзостью. Зло — это всегда зло, но глупость — не всегда глупость.
Всё зависит от характера тех, кто её совершает. Мистер Найтли — _не_ легкомысленный, глупый молодой человек. Если бы это было так, он бы поступил иначе. Он бы либо гордился своим достижением, либо стыдился его.
Было бы либо хвастовство щёголя, либо уклонение от ответа человека, слишком слабого, чтобы защитить себя
суета. — Нет, я совершенно уверена, что он не пустячный и не глупый человек.

 Со вторником появилась приятная перспектива снова увидеться с ним, и на этот раз дольше, чем раньше; оценить его манеры в целом и, исходя из этого, понять, что они значат для него; догадаться, как скоро ей, возможно, придется вести себя холодно; и представить, что подумают все те, кто впервые увидит их вместе.

Она хотела быть очень счастливой, несмотря на то, что произошло с мистером
Коул; и, не в силах забыть, что среди недостатков мистера
Элтона, даже в дни его благосклонности, ничто не беспокоило её так сильно, как его склонность обедать с мистером Коулом.

Удовольствие её отца было полностью обеспечено, как и миссис Бейтс, а также миссис
Годдард смогла приехать, и её последним приятным долгом перед тем, как покинуть дом, было засвидетельствовать им своё почтение, когда они сидели вместе после ужина.
И пока её отец с любовью отмечал красоту её платья, она сделала всё, что было в её силах, чтобы загладить свою вину перед двумя дамами, угостив их большими кусками торта и полными бокалами вина.
Нежелание идти на самоограничение, его забота об их здоровье могли бы заставить их заниматься во время еды. — Она приготовила для них обильный ужин.
Она хотела бы знать, разрешили ли им его съесть.

Она проследовала за другой каретой до дверей мистера Коула и с радостью увидела, что это была карета мистера Найтли.
Мистер Найтли не держал лошадей, у него было мало свободных денег и много здоровья, активности и независимости.
По мнению Эммы, он был слишком склонен передвигаться так, как ему заблагорассудится, и не пользоваться каретой так часто, как подобает владельцу аббатства Донвелл.
Теперь у нее была возможность выразить свое одобрение от всего сердца
потому что он остановился, чтобы подать ей руку.

“Это то, что вы должны сделать, - сказала она, - как джентльмен.—Я
очень рад вас видеть”.

Он поблагодарил ее, отметив: “как повезло, что мы должны прибыть в одно
момент! ведь если бы мы впервые встретились в гостиной, я сомневаюсь, что вы бы сочли меня более джентльменом, чем обычно.
Вы могли бы не заметить, как я вошёл, по моему виду или манерам.

 — Да, я бы заметила, я уверена.  Всегда есть какой-то признак
Сознание или суета, когда люди ведут себя так, как, по их мнению, им не подобает. Ты думаешь, что у тебя это отлично получается, осмелюсь сказать, но с твоей стороны это своего рода бравада, напускное безразличие. Я всегда замечаю это, когда встречаюсь с тобой в таких обстоятельствах. _Сейчас_
тебе не к чему стремиться. Ты не боишься, что тебя сочтут
стыдливым. Ты не пытаешься выглядеть лучше других. _Сейчас_
Я буду очень рада оказаться с вами в одной комнате.
«Глупая девчонка!» — ответил он, но совсем не сердито.

У Эммы было столько же причин быть довольной остальными гостями, сколько и мистером Найтли.
 Её приняли с искренним уважением, которое не могло не радовать, и оказали ей все почести, которых она могла пожелать. Когда Уэстоны приехали, она увидела на лицах мужа и жены самые добрые и любящие взгляды, самые искренние проявления восхищения. Сын подошёл к ней с весёлым рвением, которое выдавало в нём особую привязанность к ней. За ужином она обнаружила, что он сидит рядом с ней, и, как она была твёрдо убеждена, не без её помощи.

Компания была довольно многочисленной, так как в неё входила ещё одна семья, вполне приличная и ничем не примечательная сельская семья, которую Коулы могли назвать среди своих знакомых, а также мужская часть семьи мистера Кокса, адвоката из Хайбери. Менее достойные дамы должны были прибыть вечером вместе с мисс Бейтс, мисс Фэйрфакс и мисс Смит. Но уже за ужином их было слишком много, чтобы можно было говорить о чём-то отвлечённом. И пока они обсуждали политику и мистера Элтона, Эмма могла спокойно наслаждаться их обществом.
соседка. Первым отдалённым звуком, на который она почувствовала себя обязанной обратить внимание, было имя Джейн Фэрфакс. Миссис Коул, похоже, рассказывала о ней что-то очень интересное. Она прислушалась и поняла, что это действительно стоит послушать. Та самая милая часть Эммы, её воображение, получила забавную подпитку. Миссис Коул рассказывала, что
она навещала мисс Бейтс и, как только вошла в комнату,
была поражена видом фортепиано — очень элегантного на вид инструмента, не рояли, а большого квадратного фортепиано; и
суть истории, конец всего диалога, который последовал за
удивлением, расспросами, поздравлениями с ее стороны и
объяснениями мисс Бейтс, заключался в том, что прибыло это фортепиано
от Бродвуда накануне, к великому изумлению как тети
, так и племянницы — совершенно неожиданно; что сначала, по словам мисс Бейтс,
Сама Джейн была в полной растерянности, совершенно сбитая с толку мыслью, кто бы это мог быть.
но теперь они обе были совершенно удовлетворены.
то, что это могло быть только из одного квартала; — конечно, это должно быть из
Полковник Кэмпбелл.

— Другого и быть не могло, — добавила миссис Коул, — и я лишь удивилась, что у кого-то могли возникнуть сомнения. Но Джейн, кажется, совсем недавно получила от них письмо, и об этом не было сказано ни слова.
Она лучше всех знает их манеру поведения, но я бы не стала считать их молчание причиной того, что они не собираются делать подарок.
Они могут захотеть удивить её.

Миссис Коул была не одинока в своём мнении; все, кто говорил на эту тему, были одинаково убеждены, что это дело рук полковника Кэмпбелла, и одинаково радовались такому подарку.
Она была достаточно готова к разговору, чтобы позволить Эмме думать так, как она считает нужным, и в то же время слушать миссис Коул.

 «Признаюсь, я не припомню, чтобы когда-либо слышала что-то, что доставило бы мне большее удовольствие!  Мне всегда было очень жаль, что у Джейн Фэйрфакс, которая так восхитительно играет, нет инструмента.  Это казалось таким постыдным, особенно если учесть, сколько домов, где прекрасные инструменты просто выбрасываются.  Это всё равно что дать себе пощёчину, честное слово!» и это было всего лишь вчера, когда я говорил мистеру Коулу, что мне
действительно стыдно смотреть на наш новый рояль
Я играю в гостиной, хотя не могу отличить одну ноту от другой, а наши маленькие девочки, которые только начинают учиться, возможно, никогда ничего не добьются.
А у бедняжки Джейн Фэйрфакс, которая преподает музыку, нет ни одного музыкального инструмента, даже самого жалкого старого спинета в мире, чтобы развлечься.  — Я говорил это мистеру
Коул был здесь только вчера, и он полностью со мной согласился.
Только он так любит музыку, что не смог удержаться и купил её в надежде, что кто-нибудь из наших добрых соседей тоже её любит
время от времени приходится использовать его не так, как нам хотелось бы; и это на самом деле причина, по которой был куплен этот инструмент, — иначе, я уверен, нам следовало бы стыдиться его. — Мы очень надеемся, что мисс Вудхаус согласится опробовать его сегодня вечером.

  Мисс Вудхаус выразила должное согласие и, поняв, что миссис Коул больше ничего не скажет, повернулась к Фрэнку Черчиллю.

— Почему ты улыбаешься? — спросила она.

 — Нет, почему ты?

 — Я? — Полагаю, я улыбаюсь от радости, что полковник Кэмпбелл такой богатый и щедрый. — Это прекрасный подарок.

 — Очень.

— Я скорее удивляюсь тому, что его никогда раньше не делали.

 — Возможно, мисс Фэрфакс никогда раньше не оставалась здесь так надолго.

 — Или тому, что он не дал ей воспользоваться их собственным инструментом, который теперь, должно быть, пылится в Лондоне, никому не нужный.

 — Это рояль, и он мог решить, что он слишком велик для дома миссис
 Бейтс.

“Вы можете говорить, что хотите, но ваше выражение лица свидетельствует о том, что ваши
мысли по этому поводу очень похожи на мои”.

“Я не знаю. Я скорее полагаю, что вы ставите мне в заслугу больше за
проницательность, чем я заслуживаю. Я улыбаюсь, потому что вы улыбаетесь, и, вероятно, буду
подозревать то, что, как я нахожу, подозреваете вы; но в настоящее время я не вижу, в чем
можно сомневаться. Если полковник Кэмпбелл не тот человек, кто может быть, то кто же?
быть?

“Что вы скажете миссис Диксон?”

“Миссис Диксон! совершенно верно. Я не подумал о миссис Диксон. Она
должна знать не хуже своего отца, насколько приемлемым был бы такой инструмент;
и, возможно, сам способ, тайна, неожиданность больше похожи на план молодой женщины, чем пожилого мужчины. Осмелюсь предположить, что это миссис Диксон
скажем так. Я же говорил тебе, что твои подозрения направят меня в нужное русло.


— Если так, то ты должен расширить свои подозрения и включить в них _мистера_. Диксона.
— Мистер Диксон. — Очень хорошо. Да, я сразу понял, что это, должно быть, совместный подарок мистера и миссис Диксон. На днях мы говорили о том, что он такой горячий поклонник её игры.

— Да, и то, что вы мне рассказали, подтвердило мою догадку.
 — Я не хочу ставить под сомнение добрые намерения мистера Диксона или мисс Фэрфакс, но не могу не подозревать
либо после того, как он сделал предложение её подруге, он имел
несчастье влюбиться в _неё_, либо он почувствовал, что она немного
влюблена в него. Можно предположить двадцать вариантов, не
угадав ни одного; но я уверен, что у неё должна быть какая-то особая
причина, по которой она решила приехать в Хайбери вместо того, чтобы
отправиться с Кэмпбеллами в Ирландию. Здесь она, должно быть,
ведёт жизнь, полную лишений и покаяния; там она могла бы наслаждаться
жизнью. Что касается притворства, с помощью которого она
пытается вжиться в родную атмосферу, я считаю это просто отговоркой. — Летом
Это могло бы пройти, но что может сделать для них родной воздух в январе, феврале и марте? В большинстве случаев, когда речь идёт о слабом здоровье, гораздо полезнее будут хорошие камины и экипажи.
Осмелюсь сказать, что в её случае это так. Я не требую, чтобы вы разделяли все мои подозрения,
хотя вы и делаете вид, что разделяете их, но я честно говорю вам, в чём они заключаются.


— И, честное слово, они кажутся вполне правдоподобными. Я могу с уверенностью сказать, что мистер Диксон предпочитал её музыку музыке её подруги.


 — А потом он спас ей жизнь. Вы когда-нибудь слышали об этом? — Водная вечеринка;
и по какой-то случайности она упала за борт. Он поймал ее.

“Он поймал. Я был там — один из гостей”.

“Ты правда был?— Ну!—Но вы наблюдали ничего, конечно, за это
вроде бы новая идея для вас.—Если бы я была там, я думаю, что я должен
сделал для себя несколько открытий”.

“Я осмелюсь сказать, что вы бы так и сделали; но я, простой я, не видел ничего, кроме того факта, что
Мисс Фэйрфакс чуть не смыло за борт, и мистер Диксон едва успел её поймать. — Это произошло в одно мгновение. И хотя последовавшие за этим потрясение и тревога были очень сильными и длительными — я даже думаю, что
Прошло полчаса, прежде чем мы снова почувствовали себя комфортно, но это было слишком общее ощущение, чтобы можно было заметить какую-то особую тревогу. Однако я не хочу сказать, что вы могли бы сделать какие-то открытия.


На этом разговор прервался. Им пришлось разделить неловкость, возникшую из-за довольно долгого перерыва между блюдами.
Они были вынуждены вести себя так же официально и сдержанно, как и остальные.
Но когда стол снова был накрыт, когда каждое блюдо было поставлено на своё место и все снова занялись своими делами, Эмма сказала:

«Появление этого фортепиано имеет для меня решающее значение. Я хотел узнать
немного больше, и этого мне вполне достаточно. Не сомневайтесь, мы
скоро узнаем, что это подарок от мистера и миссис Диксон».

 «И если Диксоны будут категорически отрицать, что им что-либо известно, мы должны будем
признать, что это подарок от Кэмпбеллов».

 «Нет, я уверен, что это не от Кэмпбеллов. Мисс Фэйрфакс знает, что это не от Кэмпбеллов, иначе их бы сразу заподозрили.
Она бы не удивилась, если бы осмелилась обратить на них внимание. Возможно, я вас не убедил, но сам я совершенно уверен, что мистер
Диксон - принципал в этом бизнесе ”.

“Действительно, вы причиняете мне вред, если считаете, что я не убежден. Ваши рассуждения
полностью подтверждают мое суждение. Сначала, когда я предположил, что
вы удовлетворены тем, что полковник Кэмпбелл был дарителем, я увидел в этом только
отеческую доброту и подумал, что это самая естественная вещь в мире.
Но когда вы упомянули миссис Диксон, я почувствовала, насколько более вероятно, что
это должна быть дань теплой женской дружбе. И теперь я вижу это только как проявление любви».

 Не было необходимости продолжать разговор. Убеждение
Казалось, что это происходит на самом деле; он выглядел так, будто чувствовал это. Она больше ничего не сказала, и разговор перешёл на другие темы. Остальная часть ужина прошла незаметно; подали десерт, вошли дети, и все заговорили о них и восхищались ими, как обычно. Было сказано несколько умных вещей, несколько откровенно глупых, но в основном ни то, ни другое — ничего хуже повседневных замечаний, скучных повторений, старых новостей и банальных шуток.

Не успели дамы расположиться в гостиной, как прибыли другие дамы из разных подразделений.  Эмма наблюдала за входом
о своей маленькой подруге; и если она не могла восхищаться её
достоинством и изяществом, то могла не только любить её цветущую
прелесть и безыскусность, но и от всей души радоваться её лёгкому,
весёлому, несентиментальному нраву, который позволял ей получать
столько удовольствия, несмотря на муки неразделённой любви.
Она сидела — и кто бы мог подумать, сколько слёз она пролила за
последнее время? Быть в компании, красиво одеться и видеть, что другие тоже красиво одеты, сидеть, улыбаться, выглядеть привлекательно и говорить
ничего не было достаточно для счастья в этот миг. Джейн Фэйрфакс выглядела и держалась с превосходством; но Эмма подозревала, что та была бы рада поменяться чувствами с Харриет, очень рада была бы купить унижение от того, что любила — да, любила даже мистера Элтона напрасно, — отказавшись от опасного удовольствия знать, что муж её подруги любит её.

  В такой большой компании Эмме не нужно было подходить к ней.
Она не хотела говорить о фортепиано, слишком многое её волновало
Она сама была не в состоянии скрыть своё любопытство или интерес,
поэтому намеренно держалась в стороне; но остальные почти сразу
заговорили об этом, и она увидела, как они краснели от
смущения, принимая поздравления, и как краснели от
чувства вины, когда произносили имя «моего превосходного друга
полковника Кэмпбелла»

Миссис Уэстон, добросердечная и музыкальная натура, была особенно заинтересована этим обстоятельством.
Эмма не могла не посмеяться над её настойчивостью в этом вопросе.
А ведь ей так много нужно было узнать и
что касается тона, прикосновения и педали, то она совершенно не подозревала о том желании
говорить об этом как можно меньше, которое она ясно прочла на лице прекрасной героини.

 Вскоре к ним присоединились несколько джентльменов, и первым из них был Фрэнк Черчилль. Он вошёл первым и самым красивым.
По пути он сделал комплимент мисс Бейтс и её племяннице и направился прямиком к противоположному краю круга, где сидела мисс Вудхаус.
Он не садился, пока не нашёл место рядом с ней.  Эмма догадалась, о чём думают все присутствующие
размышлял. Она была его объектом, и каждый должен это осознавать. Она
представила его своей подруге, мисс Смит, и, при удобном случае,
после услышала, что каждый думает о другом. “Он никогда не видел такого
прекрасного лица и был восхищен ее наивностью”. И она: “Только для того, чтобы
убедиться, что это было слишком большим комплиментом для него, но она действительно подумала, что
некоторые были немного похожи на мистера Элтона ”. Эмма сдержала своё негодование и лишь молча отвернулась от неё.

 Между ней и джентльменом промелькнула понимающая улыбка.
Он взглянул на мисс Фэйрфакс, но решил, что лучше промолчать.
Он сказал ей, что ему не терпелось выйти из столовой — он ненавидел
долго сидеть — и всегда вставал первым, когда мог, — что его
отец, мистер Найтли, мистер Кокс и мистер Коул были очень заняты
делами прихода, — что, пока он оставался, всё было довольно
приятно, так как он нашёл их в целом приятными, разумными
людьми, и так хорошо отзывался о Хайбери в целом — считал, что
там много приятных семей, — что Эмма начала
Она чувствовала, что слишком привыкла презирать это место.
Она расспросила его об обществе в Йоркшире — о том, насколько обширны
окрестности Энскомба, и о том, что там происходит. Из его ответов она
поняла, что в Энскомбе почти ничего не происходит, что они навещают
несколько знатных семей, но ни одна из них не живёт поблизости, и что
даже когда дни назначены и приглашения приняты, вероятность того, что Черчилль был нездоров и не в духе из-за предстоящей поездки; они специально не стали заезжать в
человек; и хотя у него были свои обязательства, он не без труда и не без значительных усилий _временами_ мог улизнуть или представить кого-то на одну ночь.

 Она видела, что Энскомб не мог удовлетворить его потребности, а Хайбери, в лучшем своём проявлении, мог бы вполне понравиться молодому человеку, который проводил дома больше времени, чем ему хотелось. Его значимость в Энскомбе была очевидна. Он не хвастался, но само собой подразумевалось, что он убедил тётю, когда дядя ничего не смог сделать, а она смеялась и
Заметив это, он признался, что, по его мнению (за исключением одного или двух пунктов), он мог бы _со_ _временем_ убедить её в чём угодно. Он упомянул один из тех пунктов, в которых его влияние не сработало. Он очень хотел поехать за границу — ему действительно не терпелось отправиться в путешествие, — но она и слышать об этом не хотела. Это произошло годом ранее. _Теперь_, сказал он, у него уже не было такого желания.

Эмма догадалась, что непреклонным аргументом, о котором он не упомянул, было хорошее поведение по отношению к отцу.


— Я сделал самое ужасное открытие, — сказал он после короткой паузы. —
«Завтра будет неделя, как я здесь — половина моего срока. Я и не знал, что дни пролетают так быстро. Завтра будет неделя! А я ведь только начал получать удовольствие от жизни. Но я только что познакомился с миссис Уэстон и другими! — Ненавижу вспоминать об этом».

 «Возможно, теперь ты начнёшь сожалеть о том, что потратил целый день из стольких на то, чтобы подстричься».

— Нет, — сказал он, улыбаясь, — мне совсем не о чем сожалеть. Я не получаю удовольствия от встреч с друзьями, если не могу считать себя достойным их общества.


Когда остальные джентльмены вошли в комнату, Эмма оказалась в центре внимания.
ей пришлось отвернуться от него на несколько минут и послушать мистера Коула.
Когда мистер Коул отошёл и она снова смогла сосредоточиться, она увидела, что Фрэнк Черчилль пристально смотрит через всю комнату на
мисс Фэрфакс, которая сидела прямо напротив.

— В чём дело? — спросила она.

Он вздрогнул.— Спасибо, что разбудили меня, — ответил он. — Полагаю, я был очень груб, но, право же, мисс Фэйрфакс так странно уложила волосы — так очень странно уложила, — что я не могу отвести от неё глаз. Я никогда не видел ничего более экстравагантного! — Эти локоны! — Должно быть, это её собственная прихоть. Я
Я не вижу никого, кто был бы похож на неё! — Я должен пойти и спросить её, это что, ирландская мода? — Может, мне сходить? — Да, схожу, честное слово, схожу, и ты увидишь, как она отреагирует, — будет ли она краснеть.

 Он тут же ушёл, и вскоре Эмма увидела его стоящим перед мисс
Фэрфакс разговаривал с ней, но что касается его влияния на юную леди, то, поскольку он опрометчиво встал прямо между ними, прямо перед мисс Фэрфакс, она совершенно ничего не замечала.

 Прежде чем он успел вернуться на своё место, его заняла миссис Уэстон.

 «Это роскошь большого общества, — сказала она, — можно подойти поближе
Всем привет и всем по очереди. Моя дорогая Эмма, я так хочу с тобой поговорить. Я, как и ты, делаю открытия и строю планы, и я должен рассказать тебе о них, пока идея не угасла. Ты знаешь, как  мисс Бейтс и её племянница попали сюда?


 — Как? — Их же пригласили, не так ли?


 — О да, но как их сюда доставили? Как они сюда попали?

— Они шли пешком, как я и предполагал. Как ещё они могли прийти?

 — Совершенно верно. — Ну, некоторое время назад мне пришло в голову, как было бы печально, если бы Джейн Фэйрфакс снова шла домой поздно вечером, и
ночи сейчас холодные. И пока я смотрел на неё, хотя никогда ещё она не выглядела так привлекательно, меня осенило, что она разгорячена и, следовательно, особенно подвержена простуде. Бедная девочка! Мне
была невыносима мысль об этом, поэтому, как только в комнату вошёл мистер Уэстон и я смог с ним заговорить, я спросил его о карете. Вы можете
догадаться, с какой готовностью он исполнил моё желание. Получив его
одобрение, я направился прямиком к мисс Бейтс, чтобы заверить её, что
карета будет в её распоряжении до того, как отвезёт нас домой, потому что
я думал, что
нужно было сразу же позаботиться о том, чтобы ей было удобно. Душенька! она была так благодарна, как только могла. «Никому не везло так, как ей!» — но со множеством, множеством благодарностей — «у нас не было причин утруждать себя, ведь карета мистера Найтли уже приехала и должна была отвезти их домой». Я был очень удивлён — конечно, рад, но всё же очень удивлён. Такое любезное внимание — и такое заботливое!
Мало кто из мужчин подумал бы о таком. И, короче говоря, зная его привычки, я склонен думать, что
что карета вообще использовалась для их перевозки. Я подозреваю, что у него не было своей пары лошадей и что он просто воспользовался поводом, чтобы помочь им.
— Очень вероятно, — сказала Эмма, — ничего более вероятного. Я не знаю ни одного человека, который был бы более склонен к подобным поступкам — к любым по-настоящему добродушным, полезным, внимательным или великодушным поступкам. Он не
галантный человек, но очень гуманный, и это, учитывая слабое здоровье Джейн
Фэйрфакс, кажется ему проявлением человечности. А за акт непритязательной доброты я бы никого не выбрал
больше, чем на мистера Найтли. Я знаю, что сегодня у него были лошади, потому что мы приехали
вместе; и я посмеялся над ним по этому поводу, но он не сказал ни слова, которое
могло бы выдать.

“Что ж, ” сказала миссис Уэстон, улыбаясь, “ вы отдаете ему должное за большее количество
простой, бескорыстной доброты в данном случае, чем я; пока
Мисс Бейтс говорил, подозрения метались в моей голове, и я
никогда не был в состоянии сделать это снова. Чем больше я об этом думаю, тем более вероятным это мне кажется. Короче говоря, я устроил брак между мистером.
Найтли и Джейн Фэрфакс. Вот к чему приводит то, что ты составляешь мне компанию! Что ты на это скажешь?

— Мистер Найтли и Джейн Фэрфакс! — воскликнула Эмма. — Дорогая миссис Уэстон, как вы могли подумать о таком? — Мистер Найтли! — Мистер Найтли не должен жениться! — Вы же не хотите, чтобы маленький Генри остался без Донвелла? — О!
нет, нет, у Генри должен быть Донвелл. Я ни в коем случае не могу дать согласие на женитьбу мистера.
Найтли, и я уверена, что это совершенно невозможно. Я поражена тем, что ты могла подумать о таком.

 — Моя дорогая Эмма, я уже говорила тебе, что натолкнуло меня на эту мысль.  Я не хочу этого брака — я не хочу причинять боль милому маленькому Генри, — но эта идея возникла у меня из-за обстоятельств. И если мистер Найтли действительно хотел
Если бы вы собирались жениться, вы бы не стали откладывать это из-за Генри, шестилетнего мальчика, который ничего не понимает в таких вещах?

 — Да, я бы не стала.  Я бы не вынесла, если бы Генри заменили кем-то другим. Мистер Найтли женится!  — Нет, у меня никогда не было такой мысли, и я не могу принять её сейчас.
 И Джейн Фэйрфакс тоже, из всех женщин!

— Нет, она всегда была его любимицей, как вам прекрасно известно.


 — Но безрассудство такого союза!

 — Я не говорю о его благоразумии, только о вероятности.

 — Я не вижу в этом никакой вероятности, если только у вас нет более веских оснований, чем
то, о чём вы упомянули. Его добродушия, его человечности, как я вам уже говорил, было бы вполне достаточно, чтобы объяснить поведение лошадей. Он очень уважает Бейтсов, знаете ли, независимо от Джейн Фэйрфакс, и всегда рад уделить им внимание. Моя дорогая миссис Уэстон, не стоит заниматься сватовством. Вы делаете это очень плохо. Джейн Фэйрфакс — хозяйка Эбби! — О! нет, нет, — все чувства восстают против этого. Ради его же блага я бы не хотел, чтобы он совершал столь безумный поступок.


 — Безрассудный, если хотите, но не безумный.  Если не считать неравенства в финансовом положении и, возможно, небольшой разницы в возрасте, я не вижу ничего неприемлемого.

“Но мистер Найтли не хочет жениться. Я уверен, он не
крайней мере представление о нем. Не ставьте это себе в голову. Зачем ему жениться? —Он
счастлив, насколько это возможно, сам по себе; со своей фермой, и своими овцами, и
своей библиотекой, и всем приходом, которым нужно управлять; и он чрезвычайно любит
детей своего брата. Он был не повод, чтобы жениться, либо завалить
его время, ни свое сердце”.

— Моя дорогая Эмма, пока он так думает, всё так и есть; но если он действительно любит Джейн Фэрфакс...


 — Чепуха!  Джейн Фэрфакс ему безразлична.  Что касается любви, то я
Я уверена, что нет. Он мог бы сделать что-то хорошее для неё или для её семьи, но...


— Что ж, — смеясь, сказала миссис Уэстон, — возможно, самое лучшее, что он мог бы для них сделать, — это обеспечить Джейн такой респектабельный дом.


— Если это было бы хорошо для неё, то, я уверена, было бы плохо для него самого. Это была бы постыдная и унизительная связь. Как бы он перенёс, если бы мисс Бэйтс принадлежала ему?— Чтобы она целыми днями торчала в аббатстве и благодарила его за великую милость — женитьбу на Джейн? — «Так мило и любезно!  — Но он всегда был таким милым соседом!»  И
затем, оборвав фразу на полуслове, улетает в старую нижнюю юбку своей матери.
- Не то чтобы это была такая очень старая юбка или—для еще бы
последнее Многие время—и, действительно, она, к счастью, говорят, что их
юбки были очень силен”.

“Как не стыдно, Эмма! Не имитировать ее. Вы увести меня против моей
совесть. И, честное слово, я не думаю, что мисс Бейтс сильно побеспокоила бы мистера Найтли.
 Мелочи его не раздражают.  Она могла бы говорить и дальше, а если бы он сам захотел что-то сказать, то просто заговорил бы громче и заглушил бы её голос.  Но вопрос не в том,
это было бы плохой связью для него, но хочет ли он этого; а я думаю, что хочет
. Я слышал, как он отзывался, и вы тоже должны так высоко отзываться о
Джейн Фэрфакс! Интерес, который он занимает в ней—его беспокойство о ней
здоровье—его забота, что она должна была не счастливее перспектива! Я
слышал, как он выражает себя так тепло на эти точки!—Я такой поклонник
ее игры на фортепиано и ее голоса! Я слышал, как он
сказал, что мог бы слушать её вечно. О! Я чуть не забыл об одной мысли, которая пришла мне в голову, — об этом фортепиано, которое
присланный кем—то сюда - хотя мы все были так довольны, что
сочли это подарком от Кэмпбеллов, не может ли это быть от мистера
Найтли? Я не могу не подозревать его. Я думаю, он как раз тот человек,
который может это сделать, даже не будучи влюбленным ”.

“Тогда это не может быть аргументом, доказывающим, что он влюблен. Но я не
думаю, что это вообще скорее всего для него делать. Мистер Найтли не
ничего загадочно”.

 «Я неоднократно слышал, как он жаловался на то, что у неё нет инструмента.
Чаще, чем я мог бы предположить, учитывая, что при обычном ходе вещей такое обстоятельство не пришло бы ему в голову».

— Очень хорошо; и если бы он собирался сделать ей предложение, то сказал бы ей об этом.
— Возможно, он стесняется, моя дорогая Эмма. Я почти уверена, что это его рук дело. Я уверена, что он был особенно молчалив, когда миссис Коул рассказала нам об этом за ужином.

— Вы подхватываете мысль, миссис Уэстон, и развиваете её, за что не раз упрекали меня. Я не вижу никаких признаков привязанности — я ничего не знаю о фортепиано — и только доказательства убедят меня в том, что мистер Найтли действительно хочет жениться на Джейн Фэрфакс.

Они ещё некоторое время спорили об этом, и Эмма постепенно одерживала верх над своей подругой, потому что миссис Уэстон была более уступчивой из них двоих.
Но тут в комнате поднялась суматоха, и они поняли, что чай окончен и инструмент готов.
В тот же момент подошёл мистер Коул и попросил мисс Вудхаус оказать им честь и попробовать сыграть. Фрэнк Черчилль, которого она не замечала в пылу разговора с миссис Уэстон,
уселся рядом с мисс Фэрфакс, следуя за мистером
Коул добавил свои настойчивые просьбы, и, поскольку во всех отношениях Эмме больше всего подходило быть ведущей, она с готовностью согласилась.


Она слишком хорошо знала пределы своих возможностей, чтобы пытаться сделать больше, чем могла сделать с честью; она не хотела проявлять ни вкус, ни энтузиазм в мелочах, которые обычно приемлемы и могут хорошо дополнить её собственный голос. Одно дополнение к её песне приятно удивило её, а второе было слегка, но верно исполнено Фрэнком Черчиллем. В конце песни он должным образом попросил у неё прощения, и
Всё шло своим чередом. Его обвинили в том, что у него восхитительный голос и прекрасное знание музыки, что он, разумеется, отрицал, и в том, что он ничего не смыслит в этом деле и у него вообще нет голоса, что он категорически отрицал. Они ещё раз спели дуэтом, после чего Эмма уступила своё место мисс Фэйрфакс, чьё исполнение, как вокальное, так и инструментальное, она никогда не пыталась скрыть от самой себя, было бесконечно лучше её собственного.

Со смешанными чувствами она села на некотором расстоянии от музыкантов, чтобы послушать.
 Фрэнк Черчилль снова запел.
Судя по всему, они пели дуэтом один или два раза в Уэймуте. Но вид мистера Найтли, сидевшего в числе самых внимательных слушателей, вскоре отвлёк Эмму от её мыслей.
Она погрузилась в размышления о подозрениях миссис Уэстон, которые лишь на мгновение прерывались сладкими звуками их голосов. Её возражения против женитьбы мистера.
Найтли нисколько не ослабли. Она не видела в этом ничего, кроме зла. Это стало бы большим разочарованием для мистера Джона
Найтли, а следовательно, и для Изабеллы. Это нанесло бы серьёзную травму детям —
Это было бы самым унизительным изменением и материальной потерей для всех них; это сильно ударило бы по ежедневному комфорту её отца, а что касается её самой, то она просто не могла вынести мысли о Джейн Фэрфакс в аббатстве Донвелл. Миссис.
Найтли, которой им всем придётся уступить! — Нет, мистер Найтли никогда не должен жениться. Маленький Генри должен остаться наследником Донвелла.


Вскоре мистер Найтли оглянулся, подошёл и сел рядом с ней. Сначала они говорили только о спектакле. Он, безусловно, был в восторге.
Но она подумала, что, если бы не миссис Уэстон, этого бы не случилось
Это поразило её. Однако в качестве своего рода пробного камня она начала говорить о его доброте, с которой он отвёз тётю и племянницу; и хотя его ответ был кратким, она решила, что он лишь не хочет распространяться о своих добрых поступках.

 «Я часто беспокоюсь, — сказала она, — что не могу сделать нашу карету более полезной в таких случаях. Не то чтобы я не хотела этого;
но ты же знаешь, что мой отец счёл бы невозможным, чтобы Джеймс отправился в такое путешествие ради этой цели».

 «Об этом не может быть и речи, не может быть и речи», — сказал он
ответил— “Но ты, должно быть, часто желаешь этого, я уверен”. И он улыбнулся с
таким кажущимся удовольствием от убеждения, что она должна сделать еще один
шаг.

“Это подарок от Кемпбеллов,” она сказала—“это фортепиано является очень
милостиво”.

- Да, - ответил он, и без малейшего видимого
смущение.—“Но лучше бы они сделали, если бы они дали ей
уведомления об этом. Сюрпризы бывают глупые вещи. Удовольствие не становится
больше, а неудобства зачастую весьма значительны. Я ожидал, что полковник Кэмпбелл проявит больше благоразумия.

С этого момента Эмма могла бы поклясться, что мистер Найтли не имел никакого отношения к подарку инструмента. Но был ли он полностью свободен от особой привязанности — не было ли у него явного предпочтения — оставалось под вопросом ещё некоторое время. К концу второй песни Джейн её голос стал хриплым.

 «Довольно, — сказал он, когда она закончила, размышляя вслух, — ты спела достаточно для одного вечера — теперь помолчи».

Однако вскоре они попросили спеть ещё одну песню. «Ещё одну — они ни за что не хотели утомлять мисс Фэрфакс и просили только ещё одну».
И было слышно, как Фрэнк Черчилль сказал: «Думаю, ты мог бы справиться с этим без особых усилий; первая часть такая незначительная. Вся сила песни во второй части».

 Мистер Найтли разозлился.

 «Этот парень, — возмущённо сказал он, — думает только о том, как бы показать свой голос. Этого не должно быть. — И, обращаясь к мисс Бейтс, которая в этот момент проходила мимо: — Мисс Бейтс, вы с ума сошли, если позволяете своей племяннице так надрываться.  Идите и вмешайтесь.  Они не щадят её.

  Мисс Бейтс, искренне беспокоясь за Джейн, едва могла оставаться на месте.
Она была благодарна ему, прежде чем шагнула вперёд и положила конец дальнейшему пению.  На этом концертная часть вечера закончилась, поскольку мисс  Вудхаус и мисс Фэрфакс были единственными исполнительницами.
Но вскоре (в течение пяти минут) мистер и миссис Коул так активно предложили потанцевать, что все быстро освободили место для танцев.  Миссис
Уэстон, которая была королевой деревенских танцев, села и начала танцевать неотразимый вальс. А Фрэнк Черчилль, как и подобает,
проявив галантность по отношению к Эмме, взял ее за руку и повел наверх.

Ожидая, пока другие молодые люди разберутся по парам,
Эмма нашла время, несмотря на комплименты, которые она получала в адрес своего
голоса и вкуса, осмотреться и посмотреть, что стало с мистером
Найтли. Это было бы испытанием. Он вообще не был танцором. Если бы он
проявил бдительность, привлекая Джейн Фэрфакс сейчас, это могло бы что-то значить
. Он не появился сразу. Нет, он разговаривал с миссис Коул — он равнодушно смотрел на происходящее; кто-то другой спросил Джейн, а он всё ещё разговаривал с миссис Коул.

Эмма больше не беспокоилась за Генри; его интерес был в безопасности.
Она вела танец с неподдельным задором и удовольствием. Собралось не больше пяти пар.
Но редкость и неожиданность этого события сделали его очень приятным, и она нашла себе подходящего партнёра.
 На эту пару стоило посмотреть.

 К сожалению, можно было позволить себе только два танца. Было уже поздно, и мисс Бейтс забеспокоилась, что матери не понравится, если она задержится.
 После нескольких попыток уговорить миссис Уэстон продолжить
они были вынуждены поблагодарить её, с грустью попрощаться и уйти.
и сделали.

“Возможно, это и к лучшему”, - сказал Фрэнк Черчилль, провожая Эмму до
ее экипажа. “ Должно быть, я пригласил мисс Фэйрфакс, и ее томный танец
не пришелся бы мне по вкусу после вашего.




ГЛАВА IX


Эмма не раскаивалась в своей снисходительности к Коулам. Этот визит
на следующий день оставил у неё множество приятных воспоминаний; и всё, что она, как можно было бы предположить, потеряла, выбрав достойное уединение, с лихвой воздалось ей в виде популярности. Она, должно быть, очаровала Коулов — достойных людей, которые заслуживали счастья! — и оставила после себя имя
позади неё, и оно не скоро угаснет.

 Совершенное счастье, даже в воспоминаниях, — редкость; и было два момента, которые не давали ей покоя. Она сомневалась, не нарушила ли она женский долг, выдав свои подозрения о чувствах Джейн Фэйрфакс к Фрэнку Черчиллю. Это было неправильно, но идея была настолько сильной, что она не могла от неё отказаться, а его покорность всему, что она говорила, была комплиментом её проницательности.
Из-за этого ей было трудно убедить себя в том, что ей следовало держать язык за зубами.

Другое обстоятельство, вызывавшее сожаление, также было связано с Джейн Фэйрфакс.
В этом она не сомневалась. Она искренне и безоговорочно сожалела о том, что её игра на фортепиано и пение оставляют желать лучшего. Она от всего сердца сокрушалась о том, что в детстве была ленива, — и села за фортепиано, чтобы усердно заниматься в течение полутора часов.

Тут её прервало появление Харриет, и если бы похвала Харриет могла её утешить, она бы вскоре успокоилась.

«О, если бы я только могла играть так же хорошо, как ты и мисс Фэрфакс!»

«Не ставь нас в один ряд, Харриет. Моя игра совсем не похожа на её игру,
чем лампа похожа на солнечный свет».

 «О боже, я думаю, ты играешь лучше из вас двоих. Я думаю, ты играешь почти так же хорошо, как она. Я уверен, что предпочёл бы послушать тебя. Все вчера вечером говорили, как хорошо ты играла».

 «Те, кто хоть что-то в этом понимал, должно быть, почувствовали разницу. По правде говоря, Харриет, моя игра достойна лишь похвалы,
а вот игра Джейн Фэйрфакс намного превосходит её.
— Что ж, я всегда буду считать, что ты играешь так же хорошо, как и она, или что если и есть какая-то разница, то никто её никогда не заметит. Мистер Коул
сказал, какой у тебя хороший вкус; а мистер Фрэнк Черчилль много говорил о твоём вкусе и о том, что он ценит вкус гораздо больше, чем исполнение».

«Ах, но у Джейн Фэйрфакс есть и то, и другое, Харриет».

«Ты уверена? Я видела, что у неё есть исполнительское мастерство, но я не знала, что у неё есть вкус. Никто об этом не говорил. А я ненавижу итальянское пение. В нём нет ни слова, которое можно было бы понять». Кроме того, если она так хорошо играет, то, знаете, это не более чем её обязанность, потому что ей придётся преподавать. Вчера вечером Кокси гадали, поступит ли она в
любая знатная семья. Как, по-твоему, выглядели Кокс?

“Как они всегда — очень вульгарно”.

“Они мне кое-что рассказали”, - сказала Харриет довольно нерешительно. “Но это не имеет значения".
”ничего существенного".

Эмма была обязана спросить, что они сказали ей, хотя и боялись ее
производить Мистер Элтон.

“Они сказали мне, что г-н Мартин обедал с ними в прошлую субботу”.

“Ой!”

«Он пришёл к их отцу по какому-то делу и попросил его остаться на ужин».

«О!»

«Они много говорили о нём, особенно Энн Кокс. Я не знаю, что она имела в виду, но она спросила меня, не думаю ли я, что мне стоит пойти и остаться
там до следующего лета.”

“Она хотела быть наглее любопытно, такие как Энн Кокс должен
быть”.

“Она сказала, он был очень приятный день, когда он обедал там. Он сидел рядом с ней
за ужином. Мисс Нэш считает, что любой из Коксов был бы очень рад
выйти за него замуж.

“ Весьма вероятно.—Я думаю, что они, без исключения, самые вульгарные
девушки в Хайбери.”

Харриет бизнес на Форда.—Эмма думала, что это наиболее разумно, чтобы пойти с
ее. Еще одна случайная встреча с Мартинами было возможно, и в
ее нынешнее состояние, было бы опасно.

Харриет, которую соблазняло все и на которую влияли полуслова, всегда была
Она очень долго не могла определиться с покупкой, и пока она всё ещё витала в облаках, разглядывая муслин и передумывая, Эмма вышла за дверь в поисках развлечений. — На оживлённую улицу даже в самом людном районе Хайбери надежды было мало. Мистер
Перри торопливо проходил мимо, мистер Уильям Кокс входил в дверь своего офиса, лошади мистера Коула возвращались с прогулки, а залетный почтальон на упрямом муле был самым живым существом, которое она могла себе представить.
И когда её взгляд упал на мясника с его подносом, опрятную старушку, возвращавшуюся домой из магазина со своей
Полная корзина, две дворняги, ссорящиеся из-за грязной кости, и вереница детей, слоняющихся вокруг маленького окошка пекарни и разглядывающих имбирные пряники. Она знала, что у неё нет причин жаловаться, и ей было достаточно весело. Достаточно весело, чтобы стоять у двери. Живой и непринуждённый ум может обойтись без того, чтобы ничего не видеть, и не увидит ничего, что не даст ему ответа.

 Она посмотрела на Рэндаллс-роуд. Сцена расширилась; появились два человека:
миссис Уэстон и её зять; они направлялись в Хайбери — конечно же, в Хартфилд. Однако они остановились в
Сначала они зашли к миссис Бейтс, чей дом находился немного ближе к Рэндалс-стрит, чем дом Форда. Они уже собирались постучать в дверь, когда Эмма заметила их. Они тут же перешли дорогу и направились к ней. Приятные воспоминания о вчерашней встрече, казалось, доставили им ещё больше удовольствия.  Миссис Уэстон сообщила ей, что собирается навестить Бейтсов, чтобы послушать новый инструмент.

— Моя спутница говорит, — сказала она, — что я совершенно точно пообещала мисс  Бейтс, что приду сегодня утром.  Я об этом не знала
я сам. Я не знал, что назначил день, но, как он говорит, я это сделал, я
сейчас ухожу ”.

“ И пока миссис Уэстон наносит свой визит, я надеюсь, мне будет позволено, - сказал
Фрэнк Черчилл, - присоединиться к вашей компании и подождать ее в Хартфилде, если, конечно,
вы собираетесь домой.

Миссис Уэстон была разочарована.

“ Я думала, вы собирались поехать со мной. Они были бы очень рады.

— Я! Я буду только мешать. Но, возможно, я буду мешать и здесь. Мисс Вудхаус выглядит так, будто я ей не нужен. Моя тётя всегда отправляет меня гулять, когда идёт за покупками. Она говорит, что я её отвлекаю
смерть; и мисс Вудхаус выглядит так, будто готова сказать то же самое.
Что мне делать?

 — Я здесь не по своим делам, — сказала Эмма. — Я просто жду свою подругу. Она, наверное, скоро закончит, и тогда мы пойдём домой.
Но тебе лучше пойти с миссис Уэстон и послушать инструмент.

 — Что ж, если ты так советуешь.— Но (с улыбкой) если бы полковник Кэмпбелл нанял неосторожного друга и если бы оказалось, что у него безразличный тон... что мне сказать? Я не смогу поддержать миссис.
 Уэстон. Она вполне может справиться сама. Неприятная правда заключалась бы в том, что...
«Может, она и приятна на вкус, но я — самое жалкое существо на свете, когда дело доходит до светской лжи».


«Я в это не верю, — ответила Эмма. — Я убеждена, что вы можете быть таким же неискренним, как и ваши соседи, когда это необходимо. Но нет никаких оснований полагать, что инструмент безразличен. Совсем наоборот, если я правильно поняла мнение мисс Фэйрфакс вчера вечером».

— Пойдёмте со мной, — сказала миссис Уэстон, — если вам это не очень неприятно. Это не займёт много времени. Потом мы поедем в Хартфилд. Мы поедем за ними в Хартфилд. Я очень хочу, чтобы вы пошли со мной. Это
будет ощущаться такое большое внимание! и я всегда думал, что ты это серьезно ”.

Больше он ничего не мог сказать и, надеясь, что Хартфилд вознаградит его,
вернулся с миссис Уэстон к двери миссис Бейтс. Эмма наблюдала за ними, а затем присоединилась к Гарриет у прилавка с интересными товарами, изо всех сил стараясь убедить её, что если ей нужен простой муслин, то нет смысла смотреть на ткани с рисунком и что синяя лента, какой бы красивой она ни была, всё равно не подойдёт к её жёлтому узору. Наконец всё было решено, вплоть до того, куда отправить посылку.

— Должна ли я отправить его к миссис Годдард, мэм? — спросила миссис
Форд. — Да… нет… да, к миссис Годдард. Только моё платье по выкройке в
Хартфилде. Нет, вы отправите его в Хартфилд, если хотите. Но тогда
миссис Годдард захочет его увидеть. — А я могу в любой день забрать платье по выкройке домой. Но мне понадобится лента немедленно, так что лучше отправить ее в Хартфилд.
По крайней мере, ленту. Вы могли бы сделать из нее две посылки,
Миссис Форд, не так ли?

“ Не стоит, Харриет, доставлять миссис Форд хлопоты с двумя свертками.
- Больше не стоит.

“ Не стоит.

“ Никаких хлопот, мэм, ” ответила услужливая миссис Форд.

— О! но на самом деле я бы предпочла, чтобы он был только один. Тогда, если вам будет угодно, вы отправите его всё к миссис Годдард — я не знаю... Нет, думаю, мисс Вудхаус, я могу с таким же успехом отправить его в Хартфилд и забрать домой вечером. Что вы посоветуете?

 — Чтобы вы не тратили на это ещё полсекунды. В Хартфилд, если вам будет угодно, миссис Форд.

«Да, так будет лучше, — сказала Харриет, вполне довольная решением. — Мне бы совсем не хотелось, чтобы его отправили к миссис Годдард».

К магазину приближались голоса — точнее, один голос и две дамы: миссис
Уэстон и мисс Бейтс встретили их у дверей.

 «Моя дорогая мисс Вудхаус, — сказала последняя, — я как раз забежала к вам, чтобы попросить вас оказать нам любезность и зайти к нам ненадолго, чтобы вы могли высказать своё мнение о нашем новом инструменте. Вы и мисс Смит. Как поживаете, мисс Смит? — Очень хорошо, благодарю вас. — И я попросила миссис Уэстон пойти со мной, чтобы я могла быть уверена в успехе».

— Надеюсь, миссис Бейтс и мисс Фэйрфакс...

 — Хорошо, я вам очень признательна.  Моя мама прекрасно себя чувствует;  и Джейн вчера не простудилась.  Как мистер Вудхаус?  — Я так рада
как приятно слышать такие хорошие отзывы. Миссис Уэстон сказала мне, что вы здесь. — О!
 тогда, — сказал я, — я должен сбегать за ней. Я уверен, что мисс Вудхаус позволит мне просто сбегать за ней и уговорить её зайти. Моя мама будет так рада её видеть... а теперь, когда мы все так хорошо проводим время, она не сможет отказаться.— Да, пожалуйста, — сказал мистер Фрэнк Черчилль. — Мнение мисс Вудхаус об этом инструменте будет весьма кстати.
— Но, — сказал я, — я буду увереннее в успехе, если кто-нибудь из вас пойдёт со мной.
— О, — сказал он, — подожди полминуты, пока я закончу свою работу.
— Потому что, если бы ты
Поверить не могу, мисс Вудхаус, вот он, самый любезный человек на свете,
застёгивает дужку маминых очков. — Дужка, знаете ли, сегодня утром
выпала. — Как мило с его стороны! — Маме очки были не нужны — она
не могла их надеть. И, кстати, у каждого должно быть по две пары
очков, так и должно быть. Джейн так сказала. Я собирался первым делом отнести их Джону Сондерсу, но что-то всё утро мне мешало. То одно, то другое, сам не знаю что. В какой-то момент
Пэтти пришла сказать, что, по её мнению, нужно прочистить дымоход на кухне. О, — сказал я, — Пэтти, не приходи ко мне с плохими новостями. Вот дужка от очков твоей хозяйки. Потом принесли печёные яблоки.
Миссис Уоллис прислала их с мальчиком. Они всегда очень вежливы и любезны с нами, Уоллисами. Я слышал, как некоторые люди говорили, что миссис
Уоллис может вести себя невежливо и дать очень грубый ответ, но мы никогда не замечали с их стороны ничего, кроме величайшего внимания.  И это не может быть связано с ценностью нашего обычая, ведь мы не едим хлеб.
знаете? Только мы втроём — не считая дорогой Джейн, которая сейчас здесь, — и она действительно ничего не ест, — готовим такой потрясающий завтрак, что вы бы испугались, если бы увидели его. Я не смею говорить маме, как мало она ест, — поэтому я говорю одно, потом другое, и всё проходит. Но примерно в середине дня она проголодается, а больше всего она любит печёные яблоки, и они очень полезные, потому что на днях я воспользовался возможностью и спросил об этом мистера Перри. Я случайно встретил его на улице. Не то чтобы я раньше сомневался...
Я так часто слышала, как мистер Вудхаус рекомендовал печёные яблоки. Полагаю, это единственный способ, который мистер Вудхаус считает по-настоящему полезным. Однако мы очень часто готовим яблочные клецки. Пэтти делает превосходные яблочные клецки. Что ж, миссис Уэстон, надеюсь, вы добились своего, и эти дамы окажут нам честь.

Эмма была бы «очень рада прислуживать миссис Бейтс и т. д.», и в конце концов они ушли из магазина, и мисс Бейтс не стала их задерживать.
— Как поживаете, миссис Форд? Прошу прощения. Я вас раньше не видела.
Я слышала, у вас очаровательная коллекция новых лент из города. Джейн
вчера вернулась в восторге. Спасибо тебе, перчатки очень хорошо—только
слишком большие около запястья; но Джейн берет их”.

“О чем я говорю?” - спросила она, начиная снова, когда все они были
на улице.

Эмма спрашивает, на что, на все попурри, она бы исправить.

“Я заявляю, Я не могу вспомнить, что я говорил.—Ой! моей матери
очки. Поэтому очень любезно со стороны мистера Фрэнка Черчилла! — О! — сказал он. — Думаю, я смогу закрепить заклёпку. Мне очень нравится такая работа.
— И ты знаешь, что это показало его с такой стороны... Действительно, я должен
Должен сказать, что, несмотря на всё, что я слышал о нём раньше, и несмотря на все мои ожидания, он намного превосходит все мои представления...  Я искренне поздравляю вас, миссис Уэстон.  Он кажется воплощением всего, что может пожелать самый любящий родитель...  «О!
— сказал он, — я могу закрепить заклёпку.  Мне очень нравится такая работа».  Я никогда не забуду его манеру говорить. И когда я достал из буфета печёные яблоки и выразил надежду, что наши друзья будут так любезны и возьмут немного, он прямо сказал:
«О! — сказал он. — Нет ничего лучше этих фруктов, и это самые лучшие».
Самые красивые домашние яблоки, которые я когда-либо видел в своей жизни». Это, знаете ли, было так... И я уверен, что по его тону это был не комплимент. На самом деле это очень вкусные яблоки, и миссис Уоллис воздаёт им должное — только мы печём их не больше двух раз, а мистер Вудхаус заставил нас пообещать, что мы будем печь их три раза — но мисс Вудхаус будет так добра, что не упомянет об этом. Яблоки
сами по себе, без сомнения, лучшего сорта для выпечки; все они из Донвелла — одни из самых щедрых поставок мистера Найтли. Он присылает нам
Каждый год он собирал урожай, и, конечно, нигде не было таких яблок, как на одном из его деревьев — кажется, их было два. Моя мама
говорит, что в её молодые годы этот сад был знаменит. Но на днях я был по-настоящему шокирован: однажды утром к нам зашёл мистер Найтли, а Джейн ела эти яблоки, и мы заговорили о них и о том, как они ей нравятся, и он спросил, не закончились ли у нас запасы. — Я уверен, что так и есть, — сказал он. — И я пришлю вам ещё.
У меня их гораздо больше, чем я могу когда-либо
используй. Уильям Ларкинс разрешил мне в этом году взять больше, чем обычно.
В этом году. Я пришлю тебе еще, пока они ни на что не годны.’Итак
Я умоляла его не делать этого, потому что, если уж на то пошло, я не могла с уверенностью сказать, что у нас их много осталось. На самом деле их было всего полдюжины.
Но все они должны были достаться Джейн, и я не могла вынести мысли о том, что он будет присылать нам ещё, ведь он и так был очень щедр.
И Джейн сказала то же самое. А когда он ушёл, она чуть не поссорилась со мной.
Нет, я бы не сказала, что она поссорилась, потому что мы никогда не ссорились.
Мы ни разу в жизни не ссорились, но она очень расстроилась из-за того, что я сказал, будто яблоки почти закончились. Она хотела, чтобы я убедил его, что у нас их ещё много.  О, — сказал я, — дорогая моя, я сказал всё, что мог.
Однако в тот же вечер пришёл Уильям Ларкинс с большой корзиной яблок, таких же, как те, что я купил, — по меньшей мере с бушель.
Я был очень признателен, спустился вниз, поговорил с Уильямом Ларкинсом и рассказал ему всё, как вы можете себе представить. Уильям Ларкинс — мой давний знакомый! Я всегда рад его видеть. Но, тем не менее, я обнаружил
потом Пэтти сказала, что, по словам Уильяма, это были все яблоки
_такого_ сорта, которые были у его хозяина; он принёс их все — и теперь у его хозяина не осталось ни одного, чтобы испечь или сварить. Уильям, похоже, не возражал.
Ему было приятно думать, что его хозяин продал так много, ведь
Уильям, как вы знаете, больше всего на свете заботится о выгоде своего хозяина;
но миссис Ходжес, по его словам, была очень недовольна тем, что все яблоки были проданы. Она не могла смириться с тем, что её хозяин не сможет съесть ещё один яблочный пирог этой весной. Он сказал об этом Пэтти, но попросил её не
Не обращай на это внимания и ни в коем случае не говори нам об этом, потому что миссис
 Ходжес иногда бывает злой, и пока продано столько мешков, не имеет значения, кто съест остальное.  Так мне сказала Пэтти, и я был крайне шокирован!  Я бы ни за что на свете не хотел, чтобы мистер Найтли узнал об этом!  Он был бы так... Я хотел, чтобы Джейн об этом не узнала; но, к несчастью, я упомянул об этом раньше, чем сам понял, что делаю.


 Мисс Бейтс как раз сделала то, что сделала Пэтти, открыв дверь, и её гости поднялись наверх, не дожидаясь обычного повествования.
за которым следовали лишь звуки её бессвязных изъявлений доброй воли.

 «Пожалуйста, будьте осторожны, миссис Уэстон, на повороте есть ступенька. Пожалуйста, будьте осторожны, мисс Вудхаус, у нас довольно тёмная лестница — темнее и уже, чем хотелось бы. Мисс Смит, пожалуйста, будьте осторожны. Мисс
Вудхаус, я очень беспокоюсь, я уверена, что вы ударились ногой. Мисс
Смит, ступенька на повороте».




Глава X

Когда они вошли в маленькую гостиную, она казалась воплощением спокойствия. Миссис Бейтс, лишенная своего привычногоФрэнк Черчилль дремал у камина, а Джейн Фэрфакс сидела за столом рядом с Эммой и усердно трудилась над её очками.


 Несмотря на занятость, молодой человек не смог сдержать радостной улыбки при виде Эммы.


 — Я рад, — сказал он довольно тихим голосом, — что вы пришли как минимум на десять минут раньше, чем я рассчитывал. Вы видите, что я пытаюсь быть полезным. Скажите, как вы думаете, у меня получится?

 — Что! — воскликнула миссис Уэстон. — Вы ещё не закончили?  Вы бы не стали
При таких темпах я мог бы неплохо зарабатывать на жизнь, работая серебряных дел мастером».

 «Я не работал без перерыва, — ответил он. — Я помогал мисс Фэйрфакс установить её инструмент так, чтобы он стоял ровно.
Он не был достаточно устойчивым, думаю, из-за неровности пола. Видите ли, мы подложили под ножку бумагу. С вашей стороны было очень любезно согласиться прийти. Я почти боялся, что вы поспешите домой».

Он устроил так, чтобы она села рядом с ним, и был достаточно занят тем, что выбирал для неё самое лучшее печёное яблоко и пытался
Она не могла ни помочь ему, ни посоветовать что-то в его работе, пока Джейн Фэйрфакс не была готова снова сесть за фортепиано.  Эмма подозревала, что Джейн не была готова сразу же, из-за состояния её нервов. Она ещё не так долго владела инструментом, чтобы прикасаться к нему без эмоций. Ей нужно было убедить себя в том, что она способна играть.  Эмма не могла не сочувствовать таким чувствам, какими бы они ни были, и не могла не решить, что больше никогда не будет демонстрировать их своей соседке.

Наконец Джейн начала играть, и хотя первые такты были исполнены неуверенно,
Способности инструмента постепенно получили должное признание. Миссис.
 Уэстон была в восторге и осталась в восторге снова; Эмма присоединилась к её похвалам, и было решено, что фортепьяно в целом подаёт большие надежды.

 «Кого бы ни нанял полковник Кэмпбелл, — сказал Фрэнк Черчилль, улыбаясь Эмме, — он сделал правильный выбор. Я много слышал о
Полковник Кэмпбелл в Уэймуте; и мягкость верхних нот, я уверен, — это именно то, что нужно ему и _всей_ _этой_ _компании_
особенно приз. Осмелюсь сказать, мисс Фэрфакс, что он либо дал своему
другу очень подробные указания, либо написал Бродвуду сам. Не так ли?
Вы так думаете?

Джейн не обернулась. Она не обязана была услышать. Миссис Вестон
говорил с ней в тот же миг.

“Это не справедливо”, - сказала Эмма, шепотом; “У меня была случайная догадка. У
не расстраивать ее”.

Он покачал головой с улыбкой, и выглядел как будто у него было очень мало
сомневаюсь, и очень мало сострадания. Вскоре после этого он снова начал,

“Сколько ваших друзей в Ирландии, должно быть, наслаждаешься удовольствием на
в данном случае, мисс Фэйрфакс. Осмелюсь предположить, что они часто думают о вас и гадают, когда же наступит тот самый день, когда инструмент окажется у них в руках. Как вы думаете, полковник Кэмпбелл знает, что дело продвигается именно в это время? Как вы думаете, это следствие его непосредственного распоряжения или он мог дать лишь общие указания, не определив сроки, чтобы всё зависело от обстоятельств и удобств?

 Он сделал паузу. Она не могла не слышать; она не могла не ответить.
— Пока я не получу письмо от полковника Кэмпбелла, — сказала она.
с напускным спокойствием: «Я не могу ни в чём быть уверенным. Должно быть, это всего лишь догадки».

 «Догадки — да, иногда догадки оказываются верными, а иногда — нет. Хотел бы я знать, как скоро я смогу сделать эту заклёпку достаточно прочной». Какую чепуху несут, мисс Вудхаус, когда усердно работают, — если вообще говорят. — Ваши настоящие работники, полагаю, держат язык за зубами. Но мы, джентльмены-рабочие, если уж вцепимся в какое-то слово... Мисс Фэйрфакс что-то говорила о догадках. Вот, готово. Я имею удовольствие, мадам (обращаясь к миссис Бейтс), вернуть вам очки, которые на этот раз не разбились.

Мать и дочь горячо поблагодарили его. Чтобы немного отвлечься от последней, он подошёл к фортепиано и попросил мисс Фэйрфакс, которая всё ещё сидела за инструментом, сыграть что-нибудь ещё.

 «Если вы будете так добры, — сказал он, — сыграйте один из вальсов, которые мы танцевали вчера вечером. Давайте я сыграю их ещё раз. Вам они не понравились так, как мне. Вы всё время выглядели уставшей». Полагаю, вы были рады, что мы больше не танцуем; но я бы отдал всё на свете — всё, что только можно отдать, — за ещё полчаса.

 Она заиграла.

 — Какое счастье снова услышать мелодию, которая _заставила_ тебя
счастлив!— Если я не ошибаюсь, это танцевали в Веймауте.

Она на мгновение подняла на него глаза, густо покраснела и сыграла
что-то еще. Он взял ноты со стула рядом с фортепиано,
и, повернувшись к Эмме, сказал,

“Вот кое-что совершенно новое для меня. Вы знаете это?—Кремер.—И вот
новый набор ирландских мелодий. То, что с такой квартале, можно
жду. Всё это было отправлено вместе с инструментом. Очень предусмотрительно со стороны
полковника Кэмпбелла, не так ли? Он знал, что у мисс Фэрфакс здесь не будет музыки. Я особенно ценю эту часть внимания; она показывает, что
Всё было так искренне. Ничего наспех сделанного, ничего незавершённого. Только искренняя привязанность могла побудить к этому».

Эмма хотела бы, чтобы он был менее язвительным, но не могла не веселиться.
А когда она взглянула на Джейн Фэйрфакс и заметила
остатки улыбки, когда она увидела, что, несмотря на глубокий румянец
смущения, на её лице играла улыбка тайного восторга, она уже не так
смущалась от веселья и гораздо меньше сожалела о том, что так
поступила с ней. Эта милая, честная, безупречная Джейн Фэйрфакс,
очевидно, питала весьма предосудительные чувства.

Он принёс ей всю музыку, и они вместе её просмотрели.
Эмма воспользовалась возможностью и прошептала:

«Ты говоришь слишком прямо. Она должна тебя понимать».

«Надеюсь, что да. Я бы хотел, чтобы она меня понимала. Я нисколько не стыжусь своих намерений».

«Но на самом деле мне немного стыдно, и я жалею, что вообще пришла к этой мысли».

«Я очень рад, что ты пришла к ней и поделилась ею со мной. У меня сейчас
ключ ко всем ее необычным внешним видом и способами. Оставьте позор для нее. Если она это делает
неправильно, что она должна чувствовать это.”

“Она не совсем без нее, я думаю”.

— Я не вижу особых признаков этого. В данный момент она играет _Робин_ _Эдер_.
Это _его_ любимая пьеса».

 Вскоре после этого мисс Бейтс, проходя мимо окна, заметила мистера.
Найтли верхом на лошади неподалёку.

 «Мистер Найтли, честное слово! Я должна поговорить с ним, если получится, просто чтобы поблагодарить. Я не буду открывать окно здесь, вы все простудитесь;
но, знаете, я могу зайти в комнату моей матери. Осмелюсь предположить, что он войдет.
когда узнает, кто здесь. Очень приятно, что вы все встретились.
итак! — Нашей маленькой комнате оказана такая честь!”

Все еще говоря, она была в соседней комнате и, открыв дверь,
Окно, расположенное там, сразу же привлекло внимание мистера Найтли, и каждый слог их разговора был так же отчётливо слышен остальными, как если бы они разговаривали в одной комнате.

 «Как поживаете? — как поживаете? — Очень хорошо, благодарю вас. Я вам так благодарен за вчерашнюю карету. Мы как раз вовремя, моя матушка уже заждалась нас. Пожалуйста, входите, входите». Здесь вы найдёте друзей».

 Так начала мисс Бейтс, а мистер Найтли, казалось, был полон решимости высказаться.
Он произнёс это самым решительным и властным тоном:

— Как поживает ваша племянница, мисс Бейтс? — Я хочу спросить, как поживаете вы все, но особенно ваша племянница. Как поживает мисс Фэрфакс? — Надеюсь, она не простудилась прошлой ночью. Как она сегодня? Расскажите мне, как поживает мисс Фэрфакс.

  И мисс Бейтс была вынуждена дать прямой ответ, прежде чем он услышал бы что-то ещё. Слушатели развеселились, а миссис Уэстон сказала:
Эмма бросила на него многозначительный взгляд. Но Эмма все еще качала головой с выражением стойкого скептицизма.
- Я вам так признательна! - так сильно признательна вам за экипаж, - продолжила мисс Бейтс.

“ Я очень благодарна вам за экипаж.
Мисс Бейтс продолжила.

Он прервал ее словами,

“Я еду в Кингстон. Могу я что-нибудь для тебя сделать?”

— О боже, Кингстон, это ты? Миссис Коул на днях говорила, что ей нужно что-то от Кингстона.


 — У миссис Коул есть слуги, которых она может послать. Могу я что-нибудь сделать для _тебя_?

 — Нет, спасибо. Но входи. Как ты думаешь, кто здесь? — Мисс Вудхаус и мисс Смит. Они были так добры, что зашли послушать новое пианино. Поставьте свою лошадь в «Корону» и заходите.
— Ну, — сказал он, поразмыслив, — может быть, на пять минут.

— А вот и миссис Уэстон с мистером Фрэнком Черчиллем! Просто восхитительно!
Столько друзей!

— Нет, спасибо, не сейчас. Я не могу задержаться и на две минуты. Мне нужно ехать
в Кингстон так быстро, как только смогу.

“ О, заходите. Они будут так рады вас видеть.

“ Нет, нет, ваша комната достаточно заполнена. Я зайду в другой раз и послушаю
фортепиано”.

“Что ж, мне очень жаль! — О! Мистер Найтли, какая восхитительная вечеринка была вчера вечером
вечером; как чрезвычайно приятно.— Вы когда-нибудь видели такие танцы?— Разве это не восхитительно? — Мисс Вудхаус и мистер Фрэнк Черчилль. Я никогда не видел ничего подобного.
— О! действительно восхитительно. Я не могу сказать ничего другого, ведь мисс
Вудхаус и мистер Фрэнк Черчилль слышат всё, что происходит.
И (повышая голос ещё больше)  я не понимаю, почему нельзя упомянуть и мисс Фэйрфакс.  Я думаю, что мисс Фэйрфакс очень хорошо танцует, а миссис
 Уэстон — лучшая исполнительница деревенских танцев в Англии, без исключения.  А теперь, если ваши друзья будут хоть немного благодарны, они скажут что-нибудь довольно громкое о нас с вами, но я не могу остаться и послушать.
 — О! Мистер Найтли, ещё минутку; что-то важное — вы так потрясены!— Мы с Джейн в шоке из-за яблок!

 — В чём дело?

 — Подумать только, ты отправил нам все свои яблоки из магазина.  Ты сказал, что у тебя есть
Их было очень много, а теперь не осталось ни одной. Мы действительно в шоке!
 Миссис Ходжес, должно быть, злится. Уильям Ларкинс упомянул об этом. Вам не следовало этого делать, совсем не следовало. Ах! он ушёл. Он терпеть не может, когда его благодарят. Но я думал, что он останется, и было бы жаль не упомянуть об этом... Что ж (возвращаясь в комнату), Я не смог добиться успеха. Мистер Найтли не может остановиться.
Он едет в Кингстон. Он спросил меня, может ли он что-нибудь сделать .... ”

“Да, ” сказала Джейн, “ мы слышали его любезные предложения, мы слышали все”.

— О! да, моя дорогая, осмелюсь сказать, что могла бы, потому что, как ты знаешь, дверь была открыта, и окно было открыто, и мистер Найтли говорил громко. Ты наверняка всё слышала. «Могу ли я что-нибудь сделать для тебя в Кингстоне?» — сказал он, и я просто упомянула... О! Мисс Вудхаус, вы, кажется, уходите? — Вы только что пришли — это так любезно с вашей стороны.

Эмма поняла, что ей действительно пора домой; визит уже затянулся.
Взглянув на часы, она увидела, что утро уже прошло, и миссис Уэстон с компаньонкой тоже собрались уходить.
позволяют себе только прогуляться с двумя юными леди до Хартфилд-гейтс
, прежде чем они отправятся в Рэндаллс.




ГЛАВА XI


Возможно, удастся совсем обойтись без танцев. Известны случаи, когда молодые люди месяцами не
посещали ни одного бала, и это никак не сказывалось ни на их
теле, ни на их разуме. Но когда начинается — когда хоть раз
ощущаешь радость стремительного движения, пусть и слегка, —
это очень тяжело для того, кто не просит большего.

 Фрэнк Черчилль однажды потанцевал в Хайбери и мечтал танцевать снова.
и последние полчаса вечера, которые мистер Вудхаус согласился провести с дочерью в Рэндаллсе, молодые люди посвятили обсуждению этого вопроса.  Первой была идея Фрэнка, и он с величайшим рвением взялся за её реализацию, поскольку леди лучше всех разбиралась в трудностях и больше всех заботилась об удобстве и внешнем виде. Но всё же у неё было достаточно желания показать людям,
как восхитительно танцуют мистер Фрэнк Черчилль и мисс Вудхаус,
чтобы сделать то, в чём ей не нужно краснеть, сравнивая себя с ними
с Джейн Фэйрфакс — и даже ради простых танцев, без каких-либо
порочных побуждений, связанных с тщеславием, — чтобы помочь ему
сначала измерить комнату, в которой они находились, чтобы
понять, сколько в ней может поместиться, а затем измерить другую
гостиную в надежде обнаружить, несмотря на все, что мистер Уэстон
мог сказать об их одинаковом размере, что она немного больше.

Его первое предложение и просьба о том, чтобы танец, начавшийся у мистера Коула,
был завершён там же, чтобы была собрана та же компания и приглашён тот же музыкант, были встречены с готовностью. Мистер
Уэстон с энтузиазмом взялся за дело, а миссис Уэстон с готовностью согласилась играть столько, сколько они захотят танцевать.
Затем последовало интересное занятие: нужно было точно подсчитать,
кто будет танцевать, и распределить необходимое пространство для каждой пары.

 «Вы, мисс Смит и мисс Фэрфакс будете втроём, а две мисс Кокс — впятером», — повторялось много раз. — И ещё будут два Гилберта, юный Кокс, мой отец и я, не считая мистера Найтли.
Да, этого будет вполне достаточно для развлечения. Вы и мисс Смит, и
Мисс Фэйрфакс будет третьей, а две мисс Кокс — пятой; и для пяти пар места хватит».

Но вскоре с одной стороны зазвучало:
«Но хватит ли места для пяти пар? — Я правда так не думаю».

С другой стороны:
«И в конце концов, пяти пар недостаточно, чтобы ради них стоило вставать. Пять пар — это ничто, если серьёзно об этом подумать».
Не стоит _приглашать_ пять пар. Это допустимо только в качестве
мимолётной мысли».

Кто-то сказал, что _мисс_ Гилберт ждут у её брата, и
должна быть приглашена вместе с остальными. Кто-то ещё считал, что _миссис_. Гилберт
танцевала бы в тот вечер, если бы её пригласили. Кто-то предложил
пригласить ещё одного молодого Кокса; и наконец, когда мистер Уэстон
назвал одну семью кузенов, которых нужно было пригласить, и ещё одну
старую знакомую, которую нельзя было не пригласить, стало ясно, что
пар будет по меньшей мере десять, и начались очень интересные
размышления о том, как их можно разместить.

Двери двух комнат находились прямо напротив друг друга. «Может быть, нет
они будут пользоваться обеими комнатами и танцевать в коридоре?» Это казалось лучшим решением, но всё же не настолько хорошим, чтобы многие из них не хотели чего-то получше. Эмма сказала, что это будет неловко; миссис Уэстон беспокоилась из-за ужина; а мистер Вудхаус решительно возражал, ссылаясь на здоровье. Это его так расстроило, что он не смог настоять на своём.

 «О нет, — сказал он, — это было бы крайне неосмотрительно. Я бы не вынесла этого ради Эммы! — Эмма нездорова. Она бы ужасно простудилась.
 И бедняжка Харриет тоже. И вы все тоже. Миссис Уэстон, вы бы
Пусть он лучше отлёживается в постели; не позволяйте им говорить о таких безумных вещах. Пожалуйста, не позволяйте им говорить об этом. Этот молодой человек (говорит тише) очень легкомысленный. Не говорите его отцу, но этот молодой человек не совсем подходит. Сегодня вечером он очень часто открывал двери и оставлял их открытыми без всякой причины. Он не думает о сквозняках. Я не хочу настраивать вас против него, но он действительно не совсем подходит!

Миссис Уэстон сожалела о том, что её обвинили в этом. Она понимала, насколько это важно, и сделала всё, что было в её силах, чтобы снять с себя подозрения. Теперь все двери были закрыты
Они закрылись, план с проходом был отвергнут, и они снова вернулись к первому варианту — танцевать только в той комнате, где они находились. И с таким энтузиазмом со стороны Фрэнка Черчилля, что пространство, которого за четверть часа до этого едва хватало для пяти пар, теперь пытались расширить до десяти.

«Мы были слишком самонадеянны, — сказал он. — Мы оставили слишком много места. Десять пар могут прекрасно разместиться здесь».

Эмма возразила: «Там будет толпа — печальная толпа; и что может быть хуже, чем танцевать, не имея возможности повернуться?»

— Совершенно верно, — серьёзно ответил он. — Это было очень плохо.
Но он всё равно продолжал измерять и в конце концов сказал:
«Думаю, там будет вполне достаточно места для десяти пар».

«Нет, нет, — сказала она, — вы совершенно неразумны. Было бы ужасно стоять так близко друг к другу! Нет ничего более далёкого от удовольствия, чем танцевать в толпе — и в толпе в маленькой комнате!»

«Этого нельзя отрицать», — ответил он. — Я с вами полностью согласен.
Толпа в маленькой комнате — мисс Вудхаус, вы умеете описывать картины в нескольких словах. Восхитительно, просто восхитительно! — И всё же...
Дойдя до этого этапа, уже не хочется отказываться от задуманного.
Это стало бы разочарованием для моего отца — и вообще — я не знаю,
что — я скорее склоняюсь к тому, что десять пар могли бы здесь
уместиться.

 Эмма поняла, что его галантность была немного
своевольной и что он скорее воспротивится, чем лишится удовольствия
потанцевать с ней; но она приняла комплимент и простила остальное.
Если бы она когда-нибудь собиралась _выйти_ за него замуж, возможно, ей стоило бы
задуматься и попытаться понять ценность его предпочтений.
и характер его темперамента; но для всех целей их знакомства он был вполне дружелюбен.

 Не прошло и половины следующего дня, как он был в Хартфилде и вошёл в комнату с такой приятной улыбкой, что это подтверждало продолжение их плана. Вскоре выяснилось, что он пришёл сообщить об улучшении.

— Что ж, мисс Вудхаус, — почти сразу же начал он, — надеюсь, ваше желание танцевать не угасло из-за ужасов, которые вы увидели в маленьких комнатках моего отца. Я предлагаю вам новый вариант:
Это идея моего отца, которая ждёт только вашего одобрения, чтобы претвориться в жизнь. Могу ли я надеяться на честь быть вашим партнёром в двух первых танцах этого небольшого запланированного бала, который состоится не в Рэндаллсе, а в «Краун Инн»?

 — «Краун Инн»!

 — Да; если вы и мистер Вудхаус не возражаете, а я надеюсь, что вы не возражаете, мой отец надеется, что его друзья будут так добры навестить его там. Он может пообещать им лучшие условия проживания и не менее радушный приём, чем в Рэндаллсе. Это его собственная идея. Миссис Уэстон не возражает, если вы будете довольны. Это то, чего мы все хотим
почувствуйте. О! вы были совершенно правы! Десять пар в любой из комнат
Рэндаллов были бы невыносимы!—Ужасно!—Я чувствовал, насколько
ты был прав все это время, но был слишком озабочен сохранением _ чего бы то ни было_
, чтобы захотеть уступить. Разве это не хороший обмен?—Вы согласны — я надеюсь,
вы согласны?

“Мне кажется, это план, против которого никто не сможет возразить, если мистер и миссис
Уэстон, не надо. Я считаю это замечательным и, насколько могу судить, буду очень рад.
Кажется, это единственное улучшение, которое можно сделать. Папа, разве ты не считаешь это отличным улучшением?

Ей пришлось повторить и объяснить его, прежде чем он был полностью
понят; а затем, поскольку он был совершенно новым, потребовалось ещё несколько представлений, чтобы его приняли.

 «Нет, он считал, что это совсем не улучшение — очень плохой план — гораздо хуже, чем предыдущий.  Комната в гостинице всегда сырая и опасная;  её никогда как следует не проветривают, и она непригодна для проживания.  Если им нужно танцевать, то лучше танцевать в Рэндаллсе». Он никогда в жизни не был в зале «Короны» — даже не знал в лицо людей, которые там работали. — О!
нет, это очень плохой план. В «Короне» они простудятся сильнее, чем где бы то ни было.

— Я как раз собирался заметить, сэр, — сказал Фрэнк Черчилль, — что одним из главных преимуществ этого изменения будет то, что никто не простудится. В «Краун» риск простудиться гораздо ниже, чем в Рэндаллсе! Мистер Перри, возможно, и сожалеет об этом изменении, но никто другой — нет.

— Сэр, — довольно тепло сказал мистер Вудхаус, — вы сильно ошибаетесь, если считаете мистера Перри таким человеком. Мистер Перри очень беспокоится, когда кто-то из нас заболевает. Но я не понимаю, чем комната в «Краун» может быть для вас безопаснее, чем дом вашего отца.

— Из-за того, что он больше, сэр. Нам вообще не придётся открывать окна — ни разу за весь вечер.
А ведь именно эта ужасная привычка открывать окна, впуская холодный воздух в нагретые помещения, и причиняет вред (как вам хорошо известно, сэр).

 — Открыть окна! Но, мистер Черчилль, конечно же, никому и в голову не придёт открывать окна в Рэндаллсе. Никто не станет настолько безрассудным! Я никогда не слышал о таком. Танцевать с открытыми окнами! —
Я уверен, что ни ваш отец, ни миссис Уэстон (бедная мисс Тейлор) не потерпели бы этого.

“ Ах! сэр— но легкомысленная молодая особа иногда заходит за
оконную занавеску и распахивает раму так, что никто ничего не подозревает. Я
сам часто это делал.

“ В самом деле, сэр?— Боже мой! Я никогда не мог этого предположить. Но я
живу не от мира сего и часто поражаюсь тому, что слышу. Однако это имеет значение, и, возможно, когда мы всё обсудим...
Но такие вещи требуют тщательного рассмотрения.
Нельзя принимать решения в спешке. Если мистер и миссис Уэстон будут так любезны и заглянут сюда как-нибудь утром, мы сможем всё обсудить и посмотреть, что
— Это можно сделать.

 — Но, к сожалению, сэр, моё время так ограничено...

 — О! — перебила Эмма, — у нас будет достаточно времени, чтобы всё обсудить.  Нам совершенно некуда спешить.  Если получится так, что мы будем в «Крауне», папа, это будет очень удобно для лошадей.  Они будут совсем рядом со своей конюшней.

 — Так и будет, моя дорогая.  Это здорово. Не то чтобы Джеймс когда-нибудь жаловался, но лучше беречь лошадей, когда есть такая возможность. Если бы я мог быть уверен, что комнаты хорошо проветриваются... но можно ли доверять миссис Стоукс? Сомневаюсь. Я её даже не знаю.

“Я могу ответить за все такого рода, сэр, потому что это будет происходить под присмотром
Миссис Уэстон. Миссис Уэстон берет на себя руководство всем”.

“Вот так, папа!—Теперь вы должны быть довольны — Наша дорогая миссис Уэстон, которая
сама заботливость. Разве вы не помните, что сказал мистер Перри много
лет назад, когда я переболела корью? «Если _мисс_ _Тейлор_ возьмётся за
обёртывание мисс Эммы, вам не о чем беспокоиться, сэр». Как часто я
слышал, что вы говорите об этом как о большом комплименте для неё!»

«Да, это правда. Мистер Перри так и сказал. Я никогда этого не забуду. Бедняжка
маленькая Эмма! Ты очень тяжело перенесла корь; то есть ты бы очень тяжело перенесла корь, если бы Перри не уделял тебе столько внимания. Он приходил четыре раза
в день в течение недели. Он с самого начала сказал, что это очень хороший сорт, и это нас очень утешило; но корь — ужасная болезнь. Я надеюсь, что, когда у бедняжки Изабеллы заболеют дети, она пошлёт за Перри.

«Мой отец и миссис Уэстон сейчас в «Краун», — сказал Фрэнк
Черчилль, — осматривают дом. Я оставил их там и поехал в Хартфилд, чтобы узнать ваше мнение и надеясь, что вы
возможно, вас убедят присоединиться к ним и дать свой совет на месте. Меня
просили передать это от обоих. Для них было бы величайшим удовольствием,
если бы вы позволили мне сопровождать вас там. Они ничего не смогут сделать
удовлетворительно без тебя ”.

Эмма была очень рада, что ее призвали на такой совет; и ее отец,
пообещав все обдумать, пока ее не будет, двое молодых людей
без промедления отправились вместе на Коронацию. Там были мистер и миссис
 Уэстон; рад видеть её и получить её одобрение, очень занят и по-своему очень счастлив; она немного расстроена; и
он, найдя всё совершенным.

«Эмма, — сказала она, — эта бумага хуже, чем я ожидала. Смотри! местами она ужасно грязная, а обшивка стен более жёлтая и обветшалая, чем я могла себе представить».

«Дорогая моя, ты слишком придирчива, — сказал её муж. Что всё это значит? При свечах ты ничего не увидишь. При свечах она будет такой же чистой, как в Рэндоллсе». Мы никогда не видим ничего подобного на наших клубных вечерах.


 Дамы, вероятно, обменялись взглядами, которые означали: «Мужчины никогда не знают, что грязно, а что нет»; а джентльмены, возможно, подумали:
«У женщин есть свои маленькие причуды и ненужные заботы», — подумал он про себя.


 Однако возникло одно затруднение, к которому джентльмены отнеслись без пренебрежения.
 Оно касалось столовой. Во время строительства бального зала о столовых не было и речи, и единственным дополнением к нему была небольшая комната для игры в карты. Что же делать? Эта комната для игры в карты сейчас была бы востребована
как комната для игры в карты; или, если бы карты были признаны ненужными самими игроками, она всё равно была бы слишком мала для комфортного ужина.
 Можно было бы найти другую комнату гораздо большего размера
Цель была ясна, но столовая находилась в другом конце дома, и чтобы добраться до неё, нужно было пройти по длинному неудобному коридору. Это создавало трудности. Миссис.
 Уэстон боялась, что молодым людям будет холодно в этом коридоре, а ни Эмма, ни джентльмены не могли смириться с перспективой оказаться в ужасной давке за ужином.

Миссис Уэстон предложила обойтись без обычного ужина, а просто подать сэндвичи и тому подобное в маленькой комнате, но это предложение было отвергнуто как жалкая затея.
Частные танцы без ужина были названы бесчестным посягательством на права мужчин и женщин, и миссис
Уэстон не должен больше об этом говорить. Затем она взяла ещё одну полоску ткани и, заглянув в сомнительную комнату, заметила:
«Не думаю, что она такая уж маленькая. Нас будет немного, знаешь ли».

А мистер Уэстон в это время быстро шагал по коридору и кричал:
«Ты слишком много говоришь о длине этого коридора, моя дорогая. В конце концов, это
просто пустяк, и сквозняка с лестницы не будет».

 «Хотелось бы знать, — сказала миссис Уэстон, — какой вариант больше понравится нашим гостям. Сделать то, что понравится большинству
Наша цель должна приносить удовольствие — если бы только можно было сказать, в чём оно заключается.
— Да, совершенно верно, — воскликнул Фрэнк, — совершенно верно.  Вам нужно знать мнение соседей.  Я вас не удивлю.  Если бы только можно было выяснить, что думает главный из них — например, Коул.  Они недалеко.  Мне зайти к ним?  Или к мисс Бейтс?  Она ещё ближе.— И я не знаю,
насколько мисс Бейтс способна понять склонности остальных людей.
 Я думаю, нам нужен совет побольше. Может, мне сходить и пригласить мисс Бейтс присоединиться к нам?

“Ну—пожалуйста”, - сказала миссис Уэстон, а стесняясь, “если вы думаете, что
она будет никакой пользы”.

“Вы ничего не добраться до цели от Мисс Бейтс,” сказала Эмма. “ Она
будет полна восторга и благодарности, но ничего вам не скажет. Она
даже не станет слушать ваши вопросы. Я не вижу никакой пользы в том, чтобы
консультироваться с мисс Бейтс.

“Но она такая забавная, такая чрезвычайно забавная! Я очень люблю слушать
Мисс Бейтс говорить. И мне не нужно приезжать всей семьей, вы знаете”.

Мистер Уэстон присоединился к ним, и, услышав то, что было предложено, дал ему
его апробация.

“ Да, Фрэнк.— Иди и приведи мисс Бейтс, и давайте покончим с этим делом
немедленно. Ей предлагают схему, я уверен, и я не знаю
properer человека по показывай нам, как справиться с трудностями. Приведу Мисс
Бейтс. Мы растем, слишком хорошо. Она - постоянный урок того,
как быть счастливым. Но приведи их обоих. Пригласи их обоих.

“Обоих, сэр! Можно старой леди?”...

“Старой леди! Нет, конечно, молодой леди. Я буду считать тебя
большим болваном, Фрэнк, если ты приведешь тетю без племянницы”.

“ О! Прошу прощения, сэр. Я не сразу вспомнил.
Несомненно, если вы этого хотите, я постараюсь убедить их обоих».
 И он убежал.


Задолго до того, как он вернулся, чтобы помочь невысокой, опрятной, энергичной тётушке и её элегантной племяннице, миссис Уэстон, будучи добродушной женщиной и хорошей женой, ещё раз осмотрела проход и обнаружила, что он гораздо менее опасен, чем она предполагала, — на самом деле он был совсем безобидным.
На этом трудности с принятием решения закончились. Всё остальное, по крайней мере в теории, прошло идеально гладко. Все мелкие детали, связанные со столом и стульями, освещением и музыкой, чаем и ужином, были продуманы заранее или оставлены на усмотрение гостей.
как сущие пустяки, которые могут быть улажены в любое время между миссис Уэстон и миссис
Стоукс.—Все приглашенные, конечно, должны были прийти; Фрэнк уже написал
Энскомбу с предложением остаться на несколько дней сверх отведенных ему двух недель,
от которого невозможно было отказаться. И это должен был быть восхитительный танец
.

Самым сердечным образом, когда прибыла мисс Бейтс, она согласилась, что это необходимо. В качестве советника она была не нужна, но в качестве одобряющего (что гораздо безопаснее)
она была по-настоящему желанна.  Её одобрение, всеобщее и в то же время
искреннее, тёплое и постоянное, не могло не радовать, а для другого
Полчаса они все ходили взад-вперёд по разным комнатам.
Кто-то что-то предлагал, кто-то кого-то обслуживал, и все были счастливы предвкушением будущего. Вечеринка не закончилась, пока герой вечера не пригласил Эмму на два первых танца и пока она не услышала, как мистер Уэстон шепнул жене: «Он пригласил её, дорогая. Всё верно. Я так и знал!»




 Глава XII


Единственное, чего я хотел, — это сделать так, чтобы перспектива бала полностью удовлетворила Эмму.
Чтобы он состоялся в назначенный день в течение установленного срока
о пребывании Фрэнка Черчилля в Сарри; ведь, несмотря на уверенность мистера Уэстона, она не могла считать невозможным то, что Черчилли не позволят своему племяннику остаться ни на день после истечения его срока. Но это сочли неосуществимым. Подготовка должна занять какое-то время.
Ничто не может быть должным образом подготовлено до начала третьей недели.
В течение нескольких дней они должны были планировать, действовать и надеяться в условиях неопределённости — с риском, по её мнению, очень большим риском, что всё это окажется напрасным.

 Однако Энском был любезен, любезен на деле, если не на словах. Его
Желание остаться подольше, очевидно, не понравилось, но возражать не стали.  Всё было благополучно и благополучно.
И поскольку устранение одной заботы обычно приводит к появлению другой, Эмма, теперь уже уверенная в том, что получит приглашение на бал, начала воспринимать как следующее досадное обстоятельство вызывающее безразличие мистера Найтли по этому поводу. То ли потому, что он сам не танцевал, то ли потому, что план был составлен без его участия, он, казалось, был полон решимости не обращать на это внимания.
Он был настроен против того, чтобы это вызывало у него какое-либо любопытство в данный момент или доставляло ему удовольствие в будущем.
На свои добровольные признания Эмма не могла получить более одобрительного ответа, чем:
«Очень хорошо. Если Уэстоны считают, что стоит пойти на все эти хлопоты ради нескольких часов шумного развлечения, я ничего не имею против, но пусть они не выбирают за меня, чем мне наслаждаться. О! да, я должен быть там; я не мог отказаться; и я буду бодрствовать столько, сколько смогу; но я бы предпочёл быть дома и просматривать еженедельную сводку Уильяма Ларкинса; признаюсь, я бы предпочёл именно это. — Удовольствие от наблюдения за танцами! — не я, конечно, — я никогда на это не смотрю — и не знаю, кто это делает. — Отличные танцы, я
вера, как и добродетель, должна быть сама по себе наградой. Те, кто стоит рядом.
обычно думают о чем-то совсем другом ”.

Эмма почувствовала, что это было направлено против нее; и это ее очень разозлило. Однако это было
не в знак комплимента Джейн Фэрфакс, что он был так равнодушен,
или так возмущен; он не руководствовался _er_ чувствами, осуждая
болл, потому что мысль об этом доставляла ей необычайное удовольствие.
Это воодушевило её — она была искренна — и она сказала:

 «О!  Мисс Вудхаус, я надеюсь, что ничто не помешает балу.
»Какое это было бы разочарование! Признаюсь, я с нетерпением жду этого с _очень_ большим удовольствием».


Поэтому он предпочёл бы общество Уильяма Ларкинса, а не Джейн Фэйрфакс. Нет! — она всё больше убеждалась, что миссис Уэстон совершенно ошибалась в своих предположениях.
С его стороны было много дружеской привязанности и сострадания, но не было любви.

 Увы! Вскоре у него уже не было времени ссориться с мистером Найтли.
За двумя днями радостного спокойствия последовал полный крах.
Пришло письмо от мистера Черчилля, в котором он убеждал своего племянника
Немедленно возвращайтесь. Миссис Черчилль нездорова — слишком нездорова, чтобы обходиться без него.
Она была в очень тяжёлом состоянии (так сказал её муж), когда писала племяннику два дня назад, хотя из-за своего обычного нежелания причинять боль и постоянной привычки никогда не думать о себе она об этом не упомянула. Но теперь она была слишком больна, чтобы шутить, и должна была умолять его немедленно отправиться в Энскомб.

Содержание этого письма было немедленно передано Эмме в записке от миссис
 Уэстон. Что касается его отъезда, то он был неизбежен. Он должен уехать
в течение нескольких часов, хотя и без особого беспокойства за свою тётю,
чтобы уменьшить своё отвращение. Он знал о её болезнях; они никогда не случались
но ради её же удобства.

 Миссис Уэстон добавила, «что он может позволить себе только поспешить в
Хайбери после завтрака и попрощаться с несколькими друзьями, которые, как он мог предположить, проявят к нему хоть какой-то интерес; и что его можно будет ожидать в Хартфилде очень скоро».

Эта жалкая записка стала финалом завтрака Эммы. Когда её прочли, ничего не оставалось, кроме как сокрушаться и восклицать.
Потеря мяча — потеря молодого человека — и всего того, что мог чувствовать молодой человек! — Это было слишком ужасно! — Какой восхитительный вечер мог бы быть! — Все были так счастливы! и она со своим партнёром были самыми счастливыми! — «Я же говорила, что так и будет», — было единственным утешением.

 Чувства её отца были совершенно иными. Он думал в основном о болезни миссис Черчилль и хотел узнать, как её лечат.
Что касается бала, то было ужасно разочаровывать милую Эмму, но дома они все будут в большей безопасности.


Эмма была готова к приходу гостя ещё до его появления, но если бы
Это никак не отразилось на его нетерпении, но его печальный вид и полное отсутствие воодушевления, когда он наконец пришёл, могли бы его оправдать. Он слишком остро переживал расставание, чтобы говорить об этом. Его уныние было совершенно очевидным. Первые несколько минут он сидел, погрузившись в свои мысли, а когда пришёл в себя, то лишь для того, чтобы сказать:
«Из всех ужасных вещей расставание — худшее».

«Но ты же придёшь снова», — сказала Эмма. «Это будет не единственный ваш визит в Рэндаллс».

 «Ах! — (качая головой) — я не знаю, когда смогу вернуться! — Я буду стараться изо всех сил! — Это будет целью всей моей жизни».
мысли и заботы!—а если мой дядя и тетя едут в город этой весной—но
Я боюсь,—они не шевелилась прошлой весной—я боюсь, что это обычай,
ушел навсегда”.

“Наш бедный мяч, должно быть, совсем заброшен”.

“Ах! этот мяч! — почему мы чего-то ждали?— почему бы не воспользоваться этим
удовольствием сразу?—Как часто счастье разрушается из-за подготовки,
глупая подготовка!— Вы говорили нам, что так и будет.—О! Мисс Вудхаус,
почему вы всегда так правы?

“Действительно, мне очень жаль, что я оказался прав в данном случае. Я бы
скорее веселые, чем мудр”.

«Если я смогу приехать снова, мы всё равно устроим бал. Это зависит от моего отца. Не забывай о своей помолвке».

 Эмма выглядела очаровательно.

 «Какие чудесные две недели! — продолжал он. — Каждый день дороже и восхитительнее предыдущего! С каждым днём я всё меньше хочу оказаться в другом месте. Счастливы те, кто может остаться в Хайбери!»

— Поскольку вы так благосклонны к нам сейчас, — смеясь, сказала Эмма, — я осмелюсь спросить, не было ли у вас поначалу некоторых сомнений?
 Разве мы не превосходим ваши ожидания? Я уверена, что да. Я уверена
вы не особо надеялись, что мы вам понравимся. Вы бы не стали так долго собираться, если бы у вас было приятное представление о Хайбери.

 Он довольно смущённо рассмеялся, и, хотя Эмма отрицала это, она была убеждена, что так оно и было.

 — И вы должны уехать сегодня утром?

 — Да; мой отец должен присоединиться ко мне здесь: мы вернёмся вместе, и я должен буду немедленно уехать. Я почти боюсь, что каждое мгновение может
привести его сюда.
— У вас нет и пяти минут, чтобы уделить внимание даже вашим друзьям, мисс Фэрфакс и мисс
Бейтс? Как жаль! Мощный, склонный к спорам ум мисс Бейтс мог бы
укрепить ваш.

— Да, я заходил туда; проходя мимо двери, я решил, что так будет лучше.
Это было правильное решение. Я зашёл на три минуты и задержался из-за отсутствия мисс Бейтс. Её не было дома, и я не мог уйти, не дождавшись её. Она из тех женщин, над которыми можно, над которыми _нужно_ смеяться, но которых не стоит недооценивать. Лучше было нанести ей визит, чем...

Он помедлил, встал и подошёл к окну.

 — Короче говоря, — сказал он, — возможно, мисс Вудхаус, — я думаю, вы вряд ли можете быть полностью уверены в том, что...
—

 Он посмотрел на неё, словно пытаясь прочесть её мысли. Она едва могла
что сказать. Это казалось предвестником чего-то совершенно
серьёзного, чего она не хотела. Поэтому, заставив себя говорить,
в надежде, что всё обойдётся, она спокойно сказала:
«Вы совершенно правы; было вполне естественно нанести вам визит,
тогда...»

Он молчал. Ей казалось, что он смотрит на неё; вероятно,
он обдумывал её слова и пытался понять её манеру поведения. Она
услышала его вздох. Для него было естественным чувствовать, что у него есть _причина_ вздыхать.
Он не мог поверить, что она его подбадривает. Несколько неловких мгновений
Он прошёл, снова сел и более решительным тоном сказал:
«Я рад, что всё оставшееся у меня время я могу посвятить Хартфилду. Я очень тепло отношусь к Хартфилду» —

Он снова остановился, снова встал и, казалось, был очень смущён.— Он был влюблён в неё сильнее, чем предполагала Эмма; и кто знает, чем бы всё закончилось, если бы не появился его отец? Мистер Вудхаус вскоре последовал за ним, и необходимость действовать придала ему решимости.

 Однако ещё несколько минут — и испытание было завершено. Мистер
Уэстон, всегда начеку, когда нужно было заняться делом, и столь же неспособный откладывать неизбежное зло, сколь и предвидеть сомнительное, сказал: «Пора идти». И молодой человек, хоть и мог вздохнуть, не смог не согласиться и не попрощаться.

«Я буду слышать о вас всех, — сказал он. — Это моё главное утешение. Я буду знать обо всём, что происходит среди вас. Я договорился
Миссис Уэстон согласилась переписываться со мной. Она была так любезна, что дала мне это обещание. О, как же приятно иметь корреспондента-женщину, когда ты действительно
интересуется отсутствующими! — она мне всё расскажет. В своих письмах
я снова буду в милом Хайбери».

 Очень дружелюбное рукопожатие, очень искреннее «до свидания» завершили речь, и вскоре дверь захлопнулась за Фрэнком Черчиллем. Короткое было
известие — короткая была их встреча; он уехал; и Эмме было так
жаль расставаться с ним, и она предчувствовала, что его отсутствие
так сильно ударит по их маленькому обществу, что начала бояться,
что ей будет слишком жаль и что она будет слишком сильно это
чувствовать.

Это было печальное изменение. Они встречались почти каждый день с тех пор, как он
Его приезд. Конечно, его присутствие в Рэндалсе придало сил на
последние две недели — неописуемых сил; мысль о том, что
она увидит его каждое утро, уверенность в его внимании,
его живость, его манеры! Это были очень счастливые две
недели, и, должно быть, так грустно возвращаться к обычной
жизни в Хартфилде. В довершение всех прочих достоинств
он _почти_ признался ей в любви. Другой вопрос заключался в том, какой силой или каким постоянством чувств он мог бы обладать.
в настоящее время она не могла сомневаться в том, что он испытывает к ней явно тёплое восхищение,
что он сознательно отдаёт предпочтение ей; и это убеждение в сочетании со всем
остальным заставило её подумать, что она, должно быть, немного влюблена в него,
несмотря на все предыдущие решительные протесты.

 «Должно быть, так и есть», — сказала она. «Это ощущение апатии,
усталости, глупости, нежелание садиться и заниматься чем-то,
чувство, что всё в доме скучное и пресное! — Должно быть, я влюблён; я, должно быть, самое странное существо на свете
если бы я не был — по крайней мере, ещё несколько недель. Что ж! Что хорошо для одних, то плохо для других. У меня будет много сочувствующих из-за бала, если не из-за Фрэнка Черчилля; но мистер Найтли будет счастлив. Теперь он может провести вечер со своим дорогим Уильямом Ларкинсом, если захочет.

 Мистер Найтли, однако, не выказывал триумфальной радости. Он не мог сказать, что сожалеет о случившемся. Его жизнерадостный вид противоречил бы этому утверждению. Но он сказал, и очень уверенно, что сожалеет о разочаровании остальных, и добавил с немалой долей доброты:

«Тебе, Эмма, у которой так мало возможностей потанцевать, действительно не повезло. Тебе очень не повезло!»


Прошло несколько дней, прежде чем она увидела Джейн Фэрфакс и смогла оценить её искреннее сожаление по поводу этой прискорбной перемены. Но когда они наконец встретились, её самообладание было просто отвратительным. Однако в тот день она чувствовала себя особенно плохо, страдая от головной боли.
Тетя даже заявила, что, если бы бал состоялся, Джейн не смогла бы на нём присутствовать.
Было бы милосердно списать её неподобающее безразличие на слабость, вызванную плохим самочувствием.




 Глава XIII


Эмма по-прежнему не сомневалась в том, что влюблена. Её представления о том, насколько сильно, менялись. Сначала она думала, что очень сильно, а потом — что совсем чуть-чуть. Ей доставляло огромное удовольствие слушать
Фрэнк Черчилль говорил о том, что ему было бы очень приятно снова увидеться с мистером и миссис Уэстон. Она очень часто думала о нём и с нетерпением ждала письма, чтобы узнать, как у него дела, в каком он настроении, как поживает его тётя и есть ли шанс, что он снова приедет в Рэндаллс этой весной. Но, с другой стороны, она могла
Она не признавалась себе в том, что несчастна, и после первого утра не была менее склонна к работе, чем обычно. Она по-прежнему была занята и весела. И каким бы приятным он ни был, она все же могла представить себе, что у него есть недостатки. Более того, хотя она так много думала о нем и, сидя за рисованием или работой, строила тысячу забавных планов относительно развития и завершения их отношений, придумывала интересные диалоги и сочиняла изящные письма, в конце каждого воображаемого признания с его стороны она _отказывала_ _ему_. Их привязанность
Их отношения всегда сводились к дружбе. Всё нежное и очаровательное
должно было ознаменовать их расставание; но они всё равно должны были расстаться. Когда она осознала это, ей пришло в голову, что она не может быть сильно влюблена, ведь, несмотря на её прежнюю твёрдую решимость никогда не покидать отца и не выходить замуж, сильная привязанность, несомненно, должна была вызвать больше борьбы, чем она могла предвидеть в своих чувствах.

«Я не прибегаю к слову _жертва_», — сказала она. — «Ни в одном из моих остроумных ответов, моих изящных возражений нет этого слова».
есть ли намек на принесение жертвы. Я вообще подозреваю, что он не
на самом деле необходимо для моего счастья. Так было бы гораздо лучше. Я, конечно,
не убедить себя, почувствовать себя больше, чем я. Я достаточно люблю.
Мне не хотелось бы быть больше”.

В целом, она была столь же желанна, с ней посмотреть его
чувства.

«_Он_ несомненно, очень сильно влюблён — всё это видно — очень сильно влюблён! — и когда он придёт снова, если его чувства не изменятся, я должна буду быть начеку, чтобы не поощрять их. — Это было бы непростительно
поступить иначе, поскольку я сам уже принял решение. Не то чтобы я представлял, что он
может подумать, что я поощрял его до сих пор. Нет, если бы он верил
мне вообще, чтобы поделиться своими чувствами, он бы не был так несчастен.
Если бы он считал себя ободренным, его взгляды и речь при расставании были бы иными.
И все же, однако, я должен быть настороже.
настороже. Это при условии, что его привязанность останется такой же, как сейчас.
Но я не думаю, что так будет. Я не считаю его таким человеком.
Я не возлагаю на него особых надежд
уравновешенность или постоянство.—Его чувства теплые, но я могу представить их себе
довольно переменчивые.—Короче говоря, каждое размышление на эту тему заставляет
меня благодарить бога за то, что мое счастье не затронуто более глубоко.—У меня все снова будет хорошо
через некоторое время — и тогда все будет хорошо
закончится; потому что, как говорят, каждый человек влюбляется раз в жизни, и я
легко отделаюсь ”.

Когда пришло его письмо миссис Уэстон, Эмма прочла его.
Она прочла его с таким удовольствием и восхищением, что сначала
задумалась о своих чувствах и решила, что ей показалось.
недооценил их силу. Это было длинное, хорошо написанное письмо, в котором он подробно рассказывал о своём путешествии и о своих чувствах, выражал всю свою привязанность, благодарность и уважение, которые были естественными и достойными, и описывал всё, что могло показаться привлекательным, с душой и точностью. Никаких подозрительных извинений или проявлений заботы; это был язык искренних чувств по отношению к миссис.
Уэстон; и переход от Хайбери к Энскомбу, контраст между этими местами, где впервые проявились блага общественной жизни
Я лишь вскользь упомянул об этом, чтобы показать, насколько остро это ощущалось и как много ещё можно было бы сказать, если бы не рамки приличия.
Очарование её собственного имени было на высоте. _Мисс_ _Вудхаус_ появлялась не раз, и
всегда в приятной компании, либо с комплиментом в адрес её вкуса, либо с напоминанием о том, что она сказала.
И даже в последний раз, когда она встретилась с ним взглядом, не украшенным столь пышным венком галантности, она всё же смогла разглядеть эффект своего влияния и признать, что это был, пожалуй, самый большой комплимент из всех
передано. В самом нижнем свободном углу были втиснуты следующие слова:
«Во вторник, как ты знаешь, у меня не было ни минуты для прекрасной маленькой подруги мисс Вудхаус. Пожалуйста, передай ей мои извинения и прощай». Эмма не сомневалась, что это было написано для неё. Харриет упоминалась только потому, что была _её_ подругой. Его сведения и перспективы относительно Энскомба были не хуже и не лучше, чем ожидалось;
Миссис Черчилль выздоравливала, и он пока не осмеливался даже в своём воображении назначить время для нового визита в Рэндаллс.

Каким бы приятным и воодушевляющим ни было письмо в материальном плане, она всё же обнаружила, когда сложила его и вернула миссис Уэстон, что оно не добавило ей душевного тепла, что она по-прежнему может обходиться без автора письма и что ему придётся научиться обходиться без неё.  Её намерения не изменились.  Её решение отказать стало ещё более интересным благодаря плану его последующего утешения и счастья. Его воспоминания о Гарриет и слова, которыми он их сопровождал, — «моя прекрасная маленькая подруга» — навели её на мысль о
мысль о том, что Харриет может занять её место в его сердце. Возможно ли это? — Нет. — Харриет, несомненно, сильно уступала ему в
понимании, но он был очень поражён красотой её лица и искренней простотой её манер; и все обстоятельства и связи были в её пользу. — Для Харриет это было бы действительно выгодно и приятно.

 — Я не должна об этом думать, — сказала она. — Я не должна об этом думать. Я знаю,
как опасно предаваться подобным размышлениям. Но случались и более странные вещи; и когда мы перестанем заботиться друг о друге так, как делаем это сейчас,
станет средством, которое укрепит нас в истинной бескорыстной дружбе, на которую я уже с нетерпением жду возможности положиться».

 Было бы хорошо, если бы у Харриет было что-то, что могло бы её утешить, хотя, возможно, было бы разумнее не давать волю воображению, ведь зло было совсем рядом. С приездом Фрэнка Черчилля мистер
Участие Элтона в разговоре в Хайбери, как и его последний интерес, полностью вытеснили первый, так что теперь, после исчезновения Фрэнка Черчилля, заботы мистера Элтона вышли на первый план
неотразимая форма. — Названа дата его свадьбы. Скоро он снова будет среди них; мистер Элтон и его невеста. Едва успели обсудить первое письмо из Энскомба, как все заговорили о «мистере Элтоне и его невесте», а о Фрэнке Черчилле забыли. Эмму затошнило от этого звука. Три недели она была счастлива, не видя мистера
Элтон; и разум Харриет, как она надеялась, в последнее время набирался сил. По крайней мере, пока был на виду бал мистера Уэстона, она была совершенно невосприимчива к другим вещам; но теперь
Было слишком очевидно, что она не достигла такого состояния самообладания, которое могло бы противостоять реальному приближению — новой карете, звону колокольчика и всему остальному.


Бедная Харриет была в таком смятении, что ей требовались все доводы, утешения и знаки внимания, которые только могла оказать Эмма. Эмма чувствовала, что не может сделать для неё слишком много, что Харриет
имеет право на всю её изобретательность и всё её терпение; но это была тяжёлая работа — постоянно убеждать, не добиваясь никакого результата, постоянно соглашаться, не имея возможности изменить их мнение. Харриет
покорно выслушал и сказал: “это было очень верно — это было так же, как мисс
Вудхаус описала, что "не стоило о них думать", и она
больше не будет о них думать ”, но никакая смена темы разговора не помогла
, и следующие полчаса она была обеспокоена
Элтоны, как и прежде. Наконец Эмма атаковала ее с другой стороны.

“Ты позволяешь себе быть такой занятой и такой несчастной из-за мистера
То, что Элтон женился, Гарриет, — это самый сильный упрёк, который ты можешь мне сделать.
 Ты не могла бы упрекнуть меня сильнее за ту ошибку, которую я совершил.  Это
одна во всем виновата, я знаю. Я не забыл это, уверяю
вы.—Обманули меня, мне очень жалко вас обманывать—и это будет
тягостных раздумий меня навсегда. Не воображай, что мне грозит опасность
забыть об этом.

Харриет почувствовала это слишком сильно, чтобы произнести больше, чем несколько нетерпеливых
восклицаний. Эмма продолжила,

«Я не говорил: «Старайся ради меня, Харриет; меньше думай, меньше говори о мистере Элтоне ради меня».
Я бы хотел, чтобы это было сделано ради тебя самой, ради того, что важнее моего комфорта, ради привычки к самообладанию, ради понимания того, что
Ваш долг — соблюдать приличия, стараться не вызывать подозрений у других, беречь своё здоровье и репутацию и восстановить душевное спокойствие. Это те мотивы, на которые я вас настраиваю.
 Они очень важны, и мне жаль, что вы не можете в достаточной мере проникнуться ими, чтобы действовать в соответствии с ними. То, что я буду избавлен от боли, — это второстепенный вопрос. Я хочу, чтобы вы избавили себя от ещё большей боли.
Возможно, я иногда чувствовал, что Харриет не забудет, что ей причитается, или, скорее, что было бы с моей стороны любезно с её стороны.

 Эта апелляция к её чувствам сработала лучше, чем всё остальное.  Мысль о
Желание выразить благодарность и почтение мисс Вудхаус, которую она действительно очень любила, на какое-то время сделало её несчастной, а когда острота горя притупилась, оно всё ещё оставалось достаточно сильным, чтобы подталкивать её к правильным поступкам и поддерживать в них.

 «Ты была лучшей подругой, которая у меня когда-либо была. Я хочу выразить тебе свою благодарность! Никто не сравнится с тобой! Я ни о ком не забочусь так, как о тебе! О! Мисс Вудхаус, как же я была неблагодарна!»

 Такие выражения, подкреплённые всем, на что способны взгляд и манеры, заставили Эмму почувствовать, что она никогда не любила Гарриет так сильно
что ж, раньше я не ценила ее привязанности так высоко.

“Нет очарования, равного нежности сердца”, - сказала она впоследствии
самой себе. “С этим ничто не сравнится. Теплота и
нежность сердца, с ласковыми, открытыми манерами, превзойдут все.
я уверен, что ясность ума превзойдет привлекательность всего мира.
Именно нежность сердца делает моего дорогого отца таким всеобщим любимцем.
именно она придает Изабелле всю ее популярность.— У меня его нет, но я знаю, как его ценить и уважать.
Харриет превосходит меня во всём, что касается очарования и счастья, которые оно дарит. Дорогая Харриет! — Я бы ничего не стал менять
Вы заслуживаете самой здравомыслящей, дальновидной и рассудительной женщины.
 О, холодность Джейн Фэрфакс! — Гарриет стоит сотни таких, как она.
А для жены — жены разумного мужчины — она бесценна. Я не называю имён, но счастлив тот мужчина, который променяет Эмму на Гарриет!




 Глава XIV


Впервые миссис Элтон увидели в церкви, но, хотя богослужение и было прервано, любопытство не могло быть удовлетворено при виде невесты на скамье.
Чтобы понять, была ли она действительно очень хорошенькой, или просто довольно хорошенькой, или совсем не хорошенькой, нужно было дождаться официальных визитов, которые должны были последовать.

Эмма испытывала не столько любопытство, сколько гордость или чувство приличия, побуждавшие её не быть последней, кто отдаст дань уважения. Она настояла на том, чтобы Гарриет пошла с ней, чтобы как можно скорее покончить с этим неприятным делом.

 Она не могла снова войти в дом, не могла находиться в той же комнате, в которую с таким тщетным притворством удалилась три месяца назад, чтобы зашнуровать ботинок, не _вспоминая_. Тысячи докучливых мыслей
возвращались вновь. Комплименты, шарады и ужасные промахи; и это было
Не стоит думать, что бедная Харриет тоже ничего не помнила;
но она вела себя очень хорошо, только была бледна и молчалива.
Визит, конечно, был недолгим; и было так много неловкости и
забот, чтобы сократить его, что Эмма не позволила себе составить
о леди полное мнение и ни в коем случае не высказала его, кроме
ничего не значащих слов о том, что она «элегантно одета и очень
приятна».

На самом деле она ей не нравилась. Она бы не стала торопиться с выводами,
но подозревала, что в ней нет элегантности — непринуждённости, но не элегантности.
Она была почти уверена, что для молодой женщины, незнакомки, невесты в этом было
слишком много непринужденности. Она была довольно хороша собой; ее лицо не было некрасивым;
но ни черты лица, ни осанка, ни голос, ни манеры не были элегантными. Эмма
думала, что, по крайней мере, так оно и получится.

Что же до Мистера Элтона, его манеры не появляются—но нет, она бы не
разрешение поспешные или остроумные слова от себя про его манеры. Это была неловкая церемония — принимать гостей на свадьбе.
Мужчине нужно было проявить все свое изящество, чтобы хорошо справиться с этим.  Женщина
Ей было лучше: она могла рассчитывать на красивую одежду и привилегию скромности, но мужчине оставалось полагаться только на свой здравый смысл.
И когда она подумала о том, как не повезло бедняге мистеру
Элтон находился в одной комнате с женщиной, на которой он только что женился, с женщиной, на которой он хотел жениться, и с женщиной, на которой он должен был жениться. Она должна была позволить ему вести себя настолько неразумно, насколько это возможно, и настолько наигранно, насколько это возможно.

 «Что ж, мисс Вудхаус, — сказала Харриет, когда они вышли из дома, — теперь ваша очередь».
и после тщетного ожидания, пока ее подруга начнет: “Ну, мисс
Вудхаус, (с легким вздохом) что вы о ней думаете?— Не правда ли, она
очень очаровательна?”

В ответе Эммы прозвучало некоторое колебание.

“О! да ... очень... очень приятная молодая женщина”.

“Я думаю, что она красива, просто прекрасна”.

“ Действительно, очень красиво одета; удивительно элегантное платье.

«Я нисколько не удивлена, что он влюбился».

 «О нет, тут и удивляться нечему. У неё было приличное состояние, и она встала у него на пути».

 «Осмелюсь предположить, — снова вздохнула Харриет, — осмелюсь предположить, что она была очень к нему привязана».

— Возможно, так и было бы, но не каждому мужчине суждено жениться на той,
которая любит его больше всех. Мисс Хокинс, вероятно, хотела иметь свой дом и
решила, что это лучшее предложение, которое она могла получить.


— Да, — серьёзно сказала Харриет, — и это правильно, ведь никто не смог бы
сделать для неё больше. Что ж, я от всего сердца желаю им счастья. А теперь, мисс
Вудхаус, я думаю, что не буду возражать, если мы снова их увидим. Он по-прежнему превосходен, как и всегда, — но, знаете, быть женатым — это совсем другое дело. Нет, правда, мисс Вудхаус, вам не стоит бояться; я могу сесть
и теперь я восхищаюсь им без особой тоски. Знать, что он не покончил с собой, — это так утешительно! Она действительно кажется очаровательной молодой
женщиной, как он и заслуживает. Счастливое создание! Он назвал её Августой.

 Как восхитительно!»

  Когда они приехали в следующий раз, Эмма приняла решение. Теперь она могла видеть больше и судить лучше. Поскольку Харриет не было в Хартфилде, а её отец был там, чтобы нанять мистера Элтона, она могла четверть часа беседовать с дамой наедине и спокойно слушать её. За четверть часа она окончательно убедилась, что миссис
Элтон была тщеславной женщиной, чрезвычайно довольной собой и
много думавшей о собственной значимости; она хотела блистать и
быть выше других, но её манеры, сформировавшиеся в плохой школе,
были дерзкими и фамильярными; все её представления были почерпнуты
из общения с одними и теми же людьми и из одного образа жизни; если
она и не была глупа, то была невежественна, и её общество,
безусловно, не пошло бы на пользу мистеру Элтону.

Харриет была бы ему лучшей парой. Если бы она сама не была мудрой и утончённой,
она бы связала его с теми, кто был таким; но, мисс Хокинс, это
Судя по её легкомысленному тщеславию, она была лучшей в своём кругу. Богатый зять из Бристоля был гордостью этого союза, а его поместье и экипажи были гордостью его самого.

 Первой темой для разговора после того, как все расселись, стала Мейпл-Гроув: «Поместье моего брата, мистера Саклинга».
Сравнение Хартфилда с Мейпл-Гроув.
Территория Хартфилда была небольшой, но ухоженной и красивой, а дом был современным и хорошо построенным. Миссис Элтон, похоже, была в восторге от
размеров комнаты, входа и всего, что она могла видеть или
представьте себе. «Действительно, очень похоже на Мейпл-Гроув! — Она была поражена сходством! — Эта комната была точно такой же по форме и размеру, как утренняя гостиная в  Мейпл-Гроув, любимая комната её сестры». — Мистер Элтон вмешался в разговор. — «Разве это не удивительно похоже? — Она почти могла представить себя в Мейпл-Гроув».

— А лестница… Знаете, когда я вошла, то заметила, как она похожа на ту, что была у меня дома. Она расположена точно в той же части дома. Я просто не могла не воскликнуть! Уверяю вас, мисс Вудхаус, мне очень приятно, что я вспомнила о месте, к которому питаю такую слабость
в Мейпл-Гроув. Я провела там столько счастливых месяцев! (с
небольшим сентиментальным вздохом). Без сомнения, это очаровательное место.
Каждый, кто его видит, поражается его красоте; но для меня оно было настоящим домом.
Всякий раз, когда вы переезжаете, как я, мисс Вудхаус, вы понимаете, как приятно встретить что-то похожее на то, что ты оставил позади. Я всегда говорю, что это одно из зол брака.

Эмма ответила как можно более кратко, но этого было вполне достаточно для миссис Элтон, которая только и хотела, что поговорить самой.

«Так похоже на Мейпл-Гроув! И дело не только в доме —
я уверяю вас, что, насколько я мог заметить, территория поразительно похожа.
Лавры в Мейпл-Гроув растут в таком же изобилии, как и здесь, и стоят почти так же — прямо через лужайку; и я мельком увидел прекрасное большое дерево со скамейкой вокруг него, которое так точно напомнило мне о... Мои брат и сестра будут в восторге от этого места. Люди, у которых есть обширные владения, всегда довольны чем-то в том же стиле.


 Эмма сомневалась в правдивости этого утверждения.  У неё была отличная идея
людей, у которых самих были обширные владения, мало заботили обширные владения кого-то другого; но не стоило
подвергать сомнению столь очевидную ошибку, и поэтому в ответ он лишь сказал:
«Когда вы увидите больше этой страны, боюсь, вы решите, что
переоценили Хартфилд. Сарри полон красот».

«О да, я это прекрасно понимаю. Это сад Англии, знаете ли. Сарри — это сад Англии».

«Да, но мы не должны основывать свои притязания на этом различии.
Многие графства, я полагаю, называют садами Англии, как и Сарри».

— Нет, мне так не кажется, — ответила миссис Элтон с весьма довольной улыбкой. — Я никогда не слышала, чтобы какой-то другой округ, кроме Сарри, так называли.

 Эмма промолчала.

 — Мои брат и сестра обещали навестить нас весной или, самое позднее, летом, — продолжила миссис Элтон. — И это будет время для наших исследований. Пока они будут с нами, мы многое успеем исследовать, я уверена. Разумеется, у них будет свой барouche-landau, в котором с комфортом поместятся четверо; и поэтому, ничего не говоря о _нашей_
карете, мы сможем вдоволь насладиться различными красотами
хорошо. Они вряд ли пришли бы в своей бричке, я думаю, в этом сезоне
года. Действительно, когда время поджимает, я должен решительно
рекомендуем приведения их в ландо-Ландо, это будет очень
предпочтительнее. Когда люди приходят в прекрасной стране такого рода, вы
знаете, Мисс Вудхаус, естественно, желает, чтобы увидеть, насколько
возможно; и г-на подсосе очень любит прогулки. Прошлым летом мы дважды ездили в Кингс-Уэстон, и это было просто восхитительно.
Сразу после того, как они впервые прокатились в ландо. У вас много
вечеринки такого рода здесь, я полагаю, мисс Вудхаус, каждое лето?

“ Нет, не прямо здесь. Мы находимся довольно далеко от тех самых
поразительных красот, которые привлекают вечеринки того типа, о которых вы говорите; и
я полагаю, мы очень тихие люди; более склонны оставаться на
домой, чем заниматься планами получения удовольствия ”.

“Ах! для настоящего комфорта нет ничего лучше, чем сидеть дома. Никто не может быть
более предан дому, чем я. Я был притчей во языцех в
Мэйпл-Гроув. Селина не раз говорила, собираясь в
Бристоль: «Я никак не могу заставить эту девушку съехать из дома. Я
Я обязательно должна поехать одна, хотя мне и не нравится сидеть в
карете без компаньонки. Но Августа, я думаю, по собственной воле никогда не выйдет за ограду парка.  Она много раз так говорила. И всё же я не сторонница полного уединения. Я
считаю, что, наоборот, когда люди полностью изолируют себя от
общества, это очень плохо. Гораздо разумнее взаимодействовать с
миром в должной мере, не живя в нём слишком много или слишком
мало. Однако я прекрасно понимаю ваше положение.
Мисс Вудхаус — (смотрит в сторону мистера Вудхауса), Состояние здоровья вашего отца
должно быть, является большим недостатком. Почему бы ему не попробовать Бат? — Действительно, ему
следует. Позвольте мне порекомендовать вам Бат. Уверяю вас, я не сомневаюсь в том, что
это пойдет мистеру Вудхаусу на пользу ”.

«Мой отец уже не раз пробовал это раньше, но безрезультатно.
И мистер Перри, чьё имя, осмелюсь сказать, вам знакомо, не считает, что сейчас это принесёт хоть какую-то пользу».

 «Ах! как жаль, ведь я уверяю вас, мисс Вудхаус, что там, где вода подходит, она оказывает просто чудесное воздействие. В моём Бате
В своей жизни я видел немало подобных случаев! И это такое весёлое место,
что оно не могло не поднять настроение мистеру Вудхаусу,
которое, как я понимаю, иногда бывает сильно подавленным. А что касается его
рекомендаций _вам_, то, думаю, мне не стоит особо распространяться о них. Преимущества Бата для молодёжи довольно очевидны.полностью
понятно. Это было бы очаровательным знакомством для вас, кто прожил
такую уединенную жизнь; и я мог бы немедленно обеспечить вам лучшее
общество в этом месте. Одна строчка от меня принесла бы вам небольшое количество
знакомых; и моя близкая подруга, миссис Партридж, леди, у которой я
всегда жил в Бате, была бы счастлива показать вам любую
внимания, и был бы именно тем человеком, с которым ты могла бы появиться на публике
.”

Это было уже слишком, Эмма не могла этого вынести, не проявив при этом невежливости. Сама мысль о том, что она в долгу перед миссис Элтон за так называемое
_вступление_— о том, как она выходит в свет под покровительством подруги миссис Элтон — вероятно, какой-нибудь вульгарной, бесшабашной вдовы, которая с помощью квартирантки только что выбилась в люди! — Достоинство мисс Вудхаус из Хартфилда было подорвано!

 Однако она воздержалась от упрёков, которые могла бы высказать, и лишь холодно поблагодарила миссис Элтон: «Но они собираются
О Бате не могло быть и речи; и она не была до конца уверена, что это место подойдёт ей больше, чем её отцу.  А затем, чтобы предотвратить дальнейшее возмущение и негодование, она резко сменила тему.

“ Я не спрашиваю, музыкальны ли вы, миссис Элтон. В таких случаях
характер леди обычно предшествует ей; и Хайбери
давно известно, что вы превосходная исполнительница.

“О! нет, в самом деле, я должен протестовать против такой идеи. Улучшенный
исполнитель!—отнюдь нет, уверяю вас. Рассмотрим, как частичное в
квартал ваши данные пришли. Я безмерно люблю музыку — страстно люблю, — и мои друзья говорят, что у меня есть вкус.
Но что касается всего остального, то, честное слово, мои способности
_посредственны_ до последней степени. Я прекрасно знаю, мисс Вудхаус, что вы играете
с восторгом. Уверяю вас, для меня было величайшим удовольствием,
комфортом и радостью услышать, в какое музыкальное общество я попал. Я совершенно не могу обходиться без музыки. Для меня это необходимость.
Я всегда привык к очень музыкальному обществу как в  Мейпл-Гроув, так и в Бате, и это было бы для меня самой серьёзной жертвой. Я честно сказал об этом мистеру Э., когда он говорил о моём будущем доме и выражал опасения, что уединение в нём может оказаться неприятным. А ещё он говорил о недостатках дома, зная, что я
к которому он привык, — конечно, он не был совсем уж бесстрашен.
 Когда он говорил об этом, я честно сказал, что _мир_ я могу бросить — вечеринки, балы, театры, — потому что я не боюсь
уйти на покой. Благодаря тому, что во мне так много ресурсов, мир
не был нужен _мне_. Я прекрасно мог обойтись без него. Для тех, у кого нет ресурсов, это было бы проблемой; но мои ресурсы делали меня
вполне независимым. А что касается комнат меньшего размера, чем те, к которым я привык, то я действительно не мог об этом думать. Я надеялся, что ничем не отличаюсь от других
на любые жертвы подобного рода. Конечно, я привыкла
ко всей роскоши в Мейпл-Гроув; но я заверила его, что для моего счастья не нужны ни два экипажа
, ни просторные апартаменты.
‘Но, ’ сказал я, ‘ если быть совсем честным, я не думаю, что смогу жить без
чего-то вроде музыкального общества. Я ни к чему другому не стремлюсь, но
без музыки жизнь была бы для меня пустой ”.

— Мы не можем предположить, — сказала Эмма с улыбкой, — что мистер Элтон усомнился бы в том, что в Хайбери есть _очень_ музыкальное общество.
Надеюсь, вы не обнаружите, что он переступил черту больше, чем может быть.
учитывая мотив преступления, его можно простить.

“Нет, на самом деле, у меня нет никаких сомнений на этот счет. Я рад
найти себя в такой кружок. Я надеюсь, что у нас есть много сладкого мало
концерты вместе. Я думаю, мисс Вудхаус, мы с вами должны основать
музыкальный клуб и проводить регулярные еженедельные собрания у вас дома или у нас.
Разве это не хороший план? Если _мы_ приложим усилия, то, думаю, нам не придётся долго искать союзников. Что-то в этом роде было бы особенно желательно для _меня_, как стимул оставаться в
практика; для замужних женщин, знаете ли, существует печальная история, связанная с музыкой. Они слишком часто бросают музыку.
— Но вы, которая так сильно её любите, — ведь вам ничего не угрожает, верно?

— Я надеюсь, что нет; но на самом деле, когда я оглядываюсь на своих знакомых, я дрожу. Селина совсем забросила музыку — никогда не прикасается к инструменту, хотя играла прекрасно. То же самое можно сказать о миссис Джефферис — Кларе Партридж, — и о двух Милман, ныне миссис Бёрд и миссис Джеймс Купер; и о многих других, кого я не могу назвать
перечислите. Честное слово, этого достаточно, чтобы напугать человека. Раньше я
был очень зол на Селину; но, по правде говоря, теперь я начинаю понимать, что у
замужней женщины есть много вещей, которые привлекают ее внимание. По-моему, я была здесь
сегодня утром я полчаса провела взаперти со своей экономкой.

“ Но все в этом роде, “ сказала Эмма, - скоро будет таким регулярным...
поездом...

“ Что ж, ” рассмеялась миссис Элтон, “ посмотрим.

Эмма, видя, что та решительно настроена пренебречь музыкой, больше ничего не сказала.
После минутного молчания миссис Элтон сменила тему.

— Мы заходили к Рэндаллам, — сказала она, — и застали их обоих дома.
Они кажутся очень приятными людьми. Они мне очень нравятся.
Мистер Уэстон, кажется, превосходный человек — он уже стал моим любимчиком, уверяю вас. А _она_ кажется такой по-настоящему доброй — в ней есть что-то по-матерински заботливое и сердечное, что сразу располагаешь к себе. Кажется, она была вашей гувернанткой?

Эмма была слишком поражена, чтобы ответить, но миссис Элтон, едва дождавшись утвердительного ответа, продолжила:

 «Поняв это, я была крайне удивлена, обнаружив, что она так сильно
по-дамски! Но на самом деле она настоящая леди».

«Манеры миссис Уэстон, — сказала Эмма, — всегда были особенно хороши.
Их благопристойность, простота и элегантность могли бы стать образцом для любой молодой женщины».

«И как ты думаешь, кто вошёл, пока мы были там?»

Эмма была в полном недоумении. Тон вопроса подразумевал, что это кто-то из старых знакомых, — но как она могла догадаться?

— Найтли! — продолжала миссис Элтон. — Сам Найтли! Разве это не
удача? Ведь я не была дома, когда он заходил на днях, и никогда раньше его не видела. И, конечно же, он такой близкий друг мистера Э.
Меня охватило большое любопытство. "Мой друг Найтли’ упоминался так часто
, что мне действительно не терпелось его увидеть; и я должен отдать должное моей
коллеге, должен сказать, что ему не нужно стыдиться своего
друг. Найтли настоящий джентльмен. Он мне очень нравится.
Я думаю, что он определенно очень джентльменский мужчина ”.

К счастью, пришло время уходить. Они ушли, и Эмма смогла вздохнуть с облегчением.


 «Невыносимая женщина!» — тут же воскликнула она. «Хуже, чем я предполагала. Совершенно невыносимая! Найтли! — я не могла в это поверить. Найтли! — никогда в жизни его не видела, а она его так называет
Найтли! — и обнаружить, что он джентльмен! Маленькая выскочка, вульгарная особа, со своим мистером Э., и своим _caro_ _sposo_, и своими ресурсами, и всеми этими дерзкими претензиями и дурно воспитанными манерами.
На самом деле обнаружить, что мистер Найтли — джентльмен! Сомневаюсь, что он ответит ей тем же и обнаружит, что она леди. Я бы ни за что не поверил! И предложить нам с ней объединиться и создать музыкальный клуб! Можно подумать, что мы закадычные друзья! А миссис.
 Уэстон! — поражена тем, что человек, который меня воспитал, оказался
Джентльменша! Всё хуже и хуже. Я никогда не встречал ей равных. Гораздо лучше, чем я ожидал. Харриет не идёт с ней ни в какое сравнение. О, что бы сказал ей Фрэнк
Черчилль, если бы был здесь? Как бы он разозлился и как бы отвлекся! Ах! вот и я — сразу же о нем подумал. Всегда первый, о ком думаешь! Как же я себя ловлю на этом! Фрэнк Черчилль так же часто приходит мне на ум!


 Все эти мысли проносились у нее в голове с такой быстротой, что к тому времени, как ее отец, приведя себя в порядок после суеты, связанной с отъездом Элтонов, был готов говорить, она уже вполне могла сосредоточиться.

“ Ну, моя дорогая, ” неторопливо начал он, - учитывая, что мы никогда не видели ее
раньше, она кажется очень симпатичной молодой леди; и я осмелюсь сказать, что она
была очень довольна тобой. Она говорит немного слишком быстро. Немного
В ее голосе слышится такая быстрота, что скорее режет слух. Но я верю, что я
милая; Мне не нравятся незнакомые голоса; и никто не говорит так, как вы и
бедная мисс Тейлор. Однако она кажется очень любезной и воспитанной молодой леди и, без сомнения, станет ему очень хорошей женой. Хотя, на мой взгляд, ему лучше было бы не жениться. Я изо всех сил старался оправдаться за то, что не
поскольку я смог навестить его и миссис Элтон по этому счастливому случаю,;
Я сказал, что надеюсь, что смогу это сделать в течение лета. Но я должен был
поехать раньше. Не прислуживать невесте - это очень небрежно. Ах! это
показывает, какой я несчастный инвалид! Но мне не нравится угол на
Викаридж-лейн.”

“ Осмелюсь сказать, что ваши извинения были приняты, сэр. Мистер Элтон вас знает.

— Да, но юная леди — невеста — я должен был засвидетельствовать ей своё почтение, если это было возможно. Это было очень невежливо.

 — Но, дорогой папа, ты не сторонник брака, и поэтому...
почему ты так стремишься засвидетельствовать своё почтение _невесте_? Это не должно быть для _тебя_ рекомендацией. Ты поощряешь людей вступать в брак, если придаёшь этому такое значение.
— Нет, моя дорогая, я никогда никого не поощрял вступать в брак, но я всегда хотел оказывать должное внимание даме, а невестой, особенно, нельзя пренебрегать. Ей явно причитается больше. Невеста, знаешь ли, моя дорогая, всегда первая в компании, кем бы ни были остальные.


 — Что ж, папа, если это не стимул для женитьбы, то я не знаю, что тогда.
 И я никак не ожидала, что вы одобрите такие приманки для тщеславия бедных молодых леди.


 — Дорогая моя, ты меня не понимаешь. Это вопрос обычной вежливости и хорошего воспитания, и он не имеет ничего общего с поощрением людей к вступлению в брак.


 Эмма так и сделала. Её отец начал нервничать и не мог понять _её_. Она снова задумалась о проступках миссис Элтон, и эти мысли занимали её очень, очень долго.





Глава XV
Никакие последующие открытия не заставили Эмму отказаться от своих дурных намерений.
мнение миссис Элтон. Ее замечание было довольно правильным. Такой, какой
Миссис Элтон предстала перед ней на этом втором собеседовании, такой она предстала
когда бы они ни встретились снова, — самодовольной, самонадеянной, фамильярной, невежественной,
и невоспитанной. Она немного красоты и небольшое достижение, но
так мало суждение о том, что ей казалось, что она идет с высоким
знания о мире, чтобы оживить и улучшить страна районе;
и зачала Мисс Хокинс провел такое место в обществе, как Миссис
Последствия Элтона могли превзойти только его самого.

Не было никаких оснований полагать, что мистер Элтон думает иначе, чем его жена. Он казался не просто счастливым с ней, но и гордым. У него был такой вид, будто он поздравлял себя с тем, что привёл в дом такую женщину
Хайбери не могла сравниться даже с мисс Вудхаус, и большая часть её новых знакомых, склонных хвалить или не привыкших судить, следуя примеру мисс Бейтс или считая само собой разумеющимся, что невеста должна быть такой же умной и приятной, какой она себя выставляет, были очень довольны. Так что миссис Элтон
Похвала переходила из одних уст в другие, как и должно быть, беспрепятственно.
Мисс Вудхаус с готовностью продолжила свой первый рассказ и с достоинством заявила, что она «очень приятная и элегантно одетая».


В одном отношении миссис Элтон стала ещё хуже, чем казалась поначалу. Её отношение к Эмме изменилось. Вероятно, она была оскорблена тем, что её попытки сблизиться не встретили одобрения.
Она, в свою очередь, отдалилась и постепенно стала гораздо более холодной и отстранённой.
И хотя результат был приятным, недоброжелательность, которая его породила, была
Это неизбежно усиливало неприязнь Эммы. Её манеры — и манеры мистера.
Элтона — были неприятны по отношению к Харриет. Они были насмешливыми и пренебрежительными. Эмма надеялась, что это быстро излечит Харриет; но чувства, которые могли вызвать такое поведение, сильно подкосили их обеих.— Не было никаких сомнений в том, что привязанность бедной Харриет была
жертвой супружеской откровенности, и её собственная роль в этой истории,
в наименее выгодном для неё и наиболее утешительном для него свете,
по всей вероятности, тоже была сыграна. Она, конечно, была
объект их общей неприязни. — Когда им больше нечего было сказать, они, должно быть, всегда могли начать оскорблять мисс Вудхаус; и вражда, которую они не осмеливались проявлять в открытом неуважении к ней, находила выход в пренебрежительном отношении к Гарриет.

 Миссис Элтон очень привязалась к Джейн Фэйрфакс с самого начала. Не только тогда, когда состояние войны с одной молодой леди могло бы
послужить рекомендацией для другой, но и с самого начала; и ей было
недостаточно выражать естественное и разумное восхищение — она
должна была без просьб, мольб или привилегий хотеть помочь и
подружиться с ней. — Прежде чем Эмма утратила доверие к миссис Элтон, примерно в третий раз после их знакомства, она услышала все рыцарские речи миссис Элтон на эту тему.
—

«Джейн Фэрфакс просто очаровательна, мисс Вудхаус. — Я в восторге от Джейн Фэрфакс.
Милое, интересное создание. Такая кроткая и благовоспитанная — и с такими талантами! — Уверяю вас, я считаю, что у неё очень необычные таланты. Не побоюсь сказать, что она играет чрезвычайно хорошо. Я достаточно разбираюсь в музыке, чтобы с уверенностью говорить об этом. О, она просто очаровательна! Вы будете смеяться над моей восторженностью, но, честное слово,
Я не говорю ни о ком, кроме Джейн Фэйрфакс. — И её положение так располагает к тому, чтобы влиять на других! — Мисс Вудхаус, мы должны приложить усилия и попытаться что-то для неё сделать. Мы должны вывести её на первый план. Нельзя допустить, чтобы такой талант, как у неё, остался незамеченным. — Осмелюсь предположить, что вы слышали эти очаровательные строки поэта:
 «Множество цветов рождено, чтобы краснеть, незримо
рассыпая свой аромат в пустынном воздухе».


Мы не должны допустить, чтобы они были подтверждены милой Джейн Фэйрфакс.
— Не думаю, что это может быть опасно, — спокойно ответила Эмма. — И
когда вы лучше познакомитесь с ситуацией мисс Фэйрфакс и
поймете, каким был ее дом с полковником и миссис Кэмпбелл, я
не думаю, что вы предположите, что ее таланты могут быть неизвестны.

“О! но дорогая мисс Вудхаус, она сейчас в таком уединении, в такой
безвестности, так брошена.Какими бы преимуществами она ни пользовалась
с Кэмпбеллами, они так ощутимо подошли к концу! И я думаю, она это чувствует.
Я уверен, что она это чувствует. Она очень робкая и молчаливая. Видно, что ей не хватает поддержки. Благодаря этому она мне ещё больше нравится. Я должен
признаюсь, это для меня рекомендация. Я большой сторонник
робости — и я уверен, что нечасто с ней сталкиваешься. Но в тех, кто хоть в чём-то уступает другим, она чрезвычайно привлекательна. О!
уверяю вас, Джейн Фэрфакс — очаровательная особа, и она интересует меня больше, чем я могу выразить.

— Вы, кажется, очень переживаете, но я не понимаю, как вы или кто-либо из знакомых мисс Фэрфакс, кто-либо из тех, кто знает её дольше вас, может уделять ей какое-то другое внимание, кроме...

 — Моя дорогая мисс Вудхаус, те, кто осмелится...
действуйте. Нам с вами нечего бояться. Если _мы_ подадим пример, многие последуют ему, насколько это в их силах; хотя не у всех такие же обстоятельства. _У нас_ есть экипажи, чтобы забирать и доставлять её домой, и _мы_ живём в достатке,
который не сделает появление Джейн Фэрфакс в любое время хоть сколько-нибудь неудобным.— Я буду крайне недоволен, если Райт пришлёт нам такой ужин, что я пожалею о том, что пригласил на него _не только_ Джейн Фэрфакс. Я понятия не имею, что это может быть. Вряд ли я _должен_ знать, учитывая то, что я
привыкла. Возможно, моя самая большая опасность в домашнем хозяйстве заключается совсем в другом.
Я слишком много делаю и слишком небрежно отношусь к расходам. Maple
Роща вероятно, будет моей модели больше, чем надо—ибо мы не
на все это влияет на равное мой брат, Мистер Саклинг, в доходах.— Тем не менее я принял решение обратить внимание на Джейн Фэйрфакс.
Я непременно буду приглашать её к себе домой, буду представлять её всем, с кем смогу, буду устраивать музыкальные вечера, чтобы раскрыть её таланты, и буду постоянно искать для неё подходящую партию. Моё знакомство с ней настолько тесное
Она настолько обширна, что я почти не сомневаюсь, что скоро услышу что-нибудь подходящее для неё. — Я, конечно же, познакомлю её со своими братом и сестрой, когда они приедут к нам. Я уверен, что она им очень понравится.
Когда она немного с ними познакомится, её страхи полностью исчезнут, потому что в их манерах нет ничего, что могло бы её напугать.— Я буду видеться с ней очень часто, пока они будут со мной, и, осмелюсь сказать, мы иногда будем брать её с собой в барош-ландо во время наших исследовательских экспедиций.

«Бедная Джейн Фэйрфакс! — подумала Эмма. — Ты этого не заслужила. Возможно, ты поступила неправильно по отношению к мистеру Диксону, но это наказание не по заслугам! Доброта и защита миссис.
Элтон! Джейн Фэйрфакс и Джейн Фэйрфакс. Боже мой! Не дай мне вообразить, что она осмелится пойти против меня, Эммы Вудхаус!»— Но, честное слово,
кажется, нет предела распущенности этой женщины!»

 Эмма не желала больше слушать подобные речи, обращённые исключительно к ней и отвратительно приправленные «дорогая мисс
Вудхауз.” Вскоре после этого в миссис Элтон произошли перемены,
и ее оставили в покое — не заставляли быть ни очень придирчивой, ни, под руководством миссис Элтон, очень активной.
подруга миссис Элтон
покровительница Джейн Фэрфакс и делящаяся с другими только в общих чертах
зная, что чувствовала, о чем размышляла, что делала.

Она смотрела на это с некоторым удивлением. — Благодарность мисс Бейтс за миссис
Элтон проявлял к Джейн внимание в духе бесхитростной простоты и теплоты. Она была одной из тех, кто этого заслуживал, — самой
милая, приветливая, очаровательная женщина — такая же утончённая и снисходительная, какой и должна быть миссис Элтон.
Эмму удивляло только то, что Джейн Фэрфакс принимала эти знаки внимания и, казалось, терпела миссис Элтон. Она слышала, что Джейн гуляет с Элтонами, сидит с Элтонами, проводит с Элтонами целый день!
 Это было поразительно!— Она не могла поверить, что мисс Фэйрфакс способна терпеть такое общество и такую дружбу, какие могли предложить в доме викария.

«Она — загадка, настоящая загадка!» — сказала она. — «Оставаться здесь
Месяц за месяцем, в лишениях всякого рода! А теперь предпочесть
унижение от внимания миссис Элтон и скудость её
разговоров возвращению к более высокопоставленным
товарищам, которые всегда любили её с такой искренней,
щедрой привязанностью».

Джейн приехала в Хайбери якобы на три месяца; Кэмпбеллы уехали в Ирландию на три месяца; но теперь Кэмпбеллы пообещали, что их дочь останется по крайней мере до середины лета, и прислали ей новые приглашения присоединиться к ним. По словам мисс
 Бейтс — всё это исходило от неё, — миссис  Диксон писала очень настойчиво.
Если бы Джейн только согласилась, средства были бы найдены, слуги отправлены, друзья приглашены — никаких трудностей с поездкой не возникло бы. Но она всё равно отказалась!

 «Должно быть, у неё есть какой-то более веский повод для отказа, чем кажется, — заключила Эмма. — Должно быть, она отбывает какое-то наказание, наложенное либо Кэмпбеллами, либо ею самой. Где-то есть большой страх, большая осторожность, большая решимость. Она _не_ поедет к _Диксонам_. Указ издан кем-то. Но почему она должна соглашаться быть с Элтонами? — Это совсем другая загадка.

Когда она вслух выразила своё удивление по этому поводу перед теми немногими, кто знал её мнение о миссис Элтон, миссис Уэстон осмелилась извиниться за Джейн.

 «Мы не можем предположить, что ей очень нравится в доме викария, моя дорогая Эмма, но это лучше, чем постоянно находиться дома.  Её тётя — хорошее создание, но в качестве постоянной компаньонки она, должно быть, очень утомительна». Мы
необходимо учитывать, что Мисс Фэрфакс завершает работу, прежде чем мы осуждаем ее вкус
то, что она идет”.

“Вы правы, Миссис Вестон”, - сказал мистер Найтли тепло, “Мисс Фэрфакс
Она, как и любой из нас, способна составить справедливое мнение о миссис Элтон.
Если бы она могла выбирать, с кем общаться, она бы выбрала не её. Но (с укоризной улыбкой в сторону Эммы) она получает от миссис Элтон знаки внимания, которых не получает ни от кого другого.


Эмма почувствовала, что миссис Уэстон на мгновение взглянула на неё, и сама была поражена теплотой этого взгляда. Слегка покраснев, она ответила:

«Я бы предположил, что такое внимание со стороны миссис Элтон скорее вызовет у мисс Фэрфакс отвращение, чем доставит ей удовольствие. Я бы предположил, что приглашения миссис Элтон не будут иметь никакого эффекта».

«Я не удивлюсь, — сказала миссис Уэстон, — если окажется, что мисс Фэйрфакс поддалась на уговоры своей тёти, которая была так любезна, что приняла за неё любезности миссис Элтон. Бедная мисс Бейтс, скорее всего, подтолкнула свою племянницу к более близкому знакомству, чем того требовал здравый смысл, несмотря на вполне естественное желание немного развеяться».

Оба с нетерпением ждали, когда он снова заговорит. Через несколько минут молчания он сказал:
«Нужно принять во внимание ещё один момент — миссис Элтон не
Поговорите с мисс Фэйрфакс, пока она говорит о ней. Мы все знаем разницу между местоимениями «он» или «она» и «ты», которые являются самыми распространёнными среди нас.
Мы все чувствуем влияние чего-то большего, чем обычная вежливость, в нашем личном общении друг с другом — чего-то более древнего. Мы не можем намекать кому-то, что были очень заняты часом ранее. Мы воспринимаем вещи по-другому.
И помимо этого, в качестве общего принципа, вы можете быть уверены, что мисс Фэйрфакс внушает миссис Элтон благоговейный трепет своим превосходством как в уме, так и в
и манеры; и что при личной встрече миссис Элтон относится к ней со всем тем уважением, на которое она имеет право. Такая женщина, как Джейн Фэрфакс, вероятно, никогда раньше не попадалась на пути миссис Элтон — и никакое тщеславие не может помешать ей признать собственную незначительность в поступках, если не в сознании».

 «Я знаю, как высоко ты ценишь Джейн Фэрфакс», — сказала Эмма. Маленький Генри был в её мыслях, и смесь тревоги и деликатности не давала ей решиться сказать что-то ещё.

 «Да, — ответил он, — все знают, как высоко я её ценю».

— И всё же, — сказала Эмма, начиная говорить поспешно и с многозначительным видом, но вскоре остановилась.
Однако лучше было сразу узнать худшее, и она продолжила:
— И всё же, возможно, вы сами не осознаёте, насколько это важно.  Однажды вы можете удивиться тому, насколько сильно вы восхищаетесь.

Мистер Найтли усердно возился с нижними пуговицами своих толстых кожаных гетр.
То ли от того, что он с трудом их застегивал, то ли по какой-то другой причине, но его лицо раскраснелось, когда он ответил:
— О, ты здесь? — Но ты ужасно отстал. Мистер Коул намекнул мне на это шесть недель назад.

Он остановился. Эмма почувствовала, как миссис Уэстон наступила ей на ногу, и сама не знала, что и думать. Через мгновение он продолжил:

 «Однако этого никогда не случится, могу вас заверить. Мисс Фэрфакс, осмелюсь сказать, не приняла бы меня, если бы я сделал ей предложение, — а я совершенно уверен, что никогда не сделаю ей предложение».

 Эмма с интересом ответила на давление подруги и была достаточно рада, чтобы воскликнуть:

— Вы не тщеславны, мистер Найтли. Я скажу это за вас.
Он, казалось, едва её слышал; он был погружён в раздумья и вскоре сказал с недовольным видом:

“ Значит, вы решили, что я должен жениться на Джейн Фэйрфакс?

“ Конечно, нет. Ты слишком сильно ругал меня за сватовство,
чтобы я мог позволить себе подобную вольность с тобой. То, что я только что сказал
сейчас, ничего не значило. Один говорит такие вещи, конечно, без
любая идея серьезного смысла. Ой! нет, честное слово, я не
наименьшая желаю жениться на Джейн Фэрфакс или Джейн любое тело. Ты
не вошла бы и не села с нами так удобно, если бы была
замужем.

Мистер Найтли снова задумался. Результатом его размышлений было: “Нет,
Эмма, я не думаю, что степень моего восхищения ею когда-нибудь застанет меня врасплох. — Уверяю тебя, я никогда не думал о ней в таком ключе.
А вскоре после этого: «Джейн Фэйрфакс — очень очаровательная молодая
женщина, но даже Джейн Фэйрфакс не идеальна. У неё есть недостаток.
Ей не хватает открытости, которую мужчина хотел бы видеть в жене».

 Эмма не могла не порадоваться, услышав, что у неё есть недостаток. — Ну что ж, — сказала она, — полагаю, вы быстро заставили мистера Коула замолчать?

 — Да, очень быстро.  Он сделал мне тонкий намёк; я сказал ему, что он ошибается;  он попросил у меня прощения и больше ничего не сказал.  Коул не хочет быть мудрее или
остроумнее своих соседей».

 «В этом отношении она так не похожа на милую миссис Элтон, которая хочет быть мудрее и остроумнее всех на свете! Интересно, как она отзывается о Коулах — как она их называет! Как она может найти для них какое-то прозвище, достаточно грубое и фамильярное? Она называет тебя Найтли — а как она называет мистера.
Коула? Поэтому меня не удивляет, что Джейн Фэйрфакс принимает её ухаживания и соглашается быть с ней. Миссис Уэстон, ваши доводы для меня важнее всего. Я гораздо охотнее поддаюсь искушению сбежать от мисс Бейтс, чем верю в торжество
Мнение мисс Фэйрфакс о миссис Элтон. Я не верю, что миссис Элтон
признаёт своё превосходство в мыслях, словах или поступках; или что она
подвержена каким-либо ограничениям, кроме её собственных скудных правил хорошего тона.
Я не могу себе представить, что она не будет постоянно оскорблять свою гостью похвалами, подбадриваниями и предложениями услуг; что она не будет постоянно рассказывать о своих грандиозных планах, начиная с обеспечения ей постоянного места и заканчивая включением её в эти восхитительные исследовательские экспедиции, которые будут проводиться в ландо.

— У Джейн Фэйрфакс есть чувства, — сказал мистер Найтли. — Я не обвиняю её в отсутствии чувств. Я подозреваю, что её чувства сильны, а характер превосходен в своей способности к сдержанности, терпению и самоконтролю; но ему не хватает открытости. Она сдержанна, даже более сдержанна, чем раньше. А я люблю открытый характер. Нет, пока Коул не упомянул о моей предполагаемой привязанности, мне это и в голову не приходило. Я видел Джейн Фэрфакс
и всегда беседовал с ней с восхищением и удовольствием, но не более того.


 — Ну что ж, миссис Уэстон, — торжествующе сказала Эмма, когда он ушёл, — что вы об этом думаете?
теперь вы говорите о женитьбе мистера Найтли на Джейн Фэрфакс?

“Ну, в самом деле, дорогая Эмма, я говорю, что он так сильно занят
мыслью о том, что не влюблен в нее, что я не удивлюсь, если это
должны были закончиться тем, что он наконец стал таким. Не бей меня”.




ГЛАВА XVI


Все жители Хайбери и его окрестностей, которые когда-либо бывали у мистера Элтона, были готовы оказать ему внимание в связи с его женитьбой. Для него и его супруги устраивали званые ужины и вечера. Приглашения сыпались так быстро, что вскоре она с удовольствием осознала, что у них никогда не будет свободного дня.

— Я понимаю, как это устроено, — сказала она. — Я понимаю, какую жизнь мне предстоит вести среди вас.
 Честное слово, мы будем совершенно беззаботны. Мы действительно кажемся себе очень
модными. Если это и есть жизнь в деревне, то ничего особенного. С
следующего понедельника по субботу, уверяю вас, у нас не будет ни одного
свободного дня! Женщине с меньшими средствами, чем у меня, не стоило бы
теряться в догадках.

Ни одно приглашение не пропадало у неё без следа. Благодаря привычке к балам она чувствовала себя на вечерних приёмах как рыба в воде, а Мейпл-Гроув привил ей любовь к званым ужинам. Она была немного шокирована отсутствием двух гостиных, но
из-за неудачной попытки приготовить рут-кейк и отсутствия льда на вечеринках в Хайбери
 Миссис Бейтс, миссис Перри, миссис Годдард и другие сильно отставали в познаниях об окружающем мире, но она скоро покажет им, как всё должно быть устроено. В течение весны она должна была отплатить им тем же, устроив великолепный приём, на котором её карточные столы должны были быть уставлены отдельными свечами и нераспечатанными колодами в истинном стиле, а на вечер было бы приглашено больше официантов, чем могло предоставить их собственное заведение, чтобы они разносили напитки.
угощения подавались ровно в назначенное время и в надлежащем порядке.

 Эмма, тем временем, не могла успокоиться, пока Элтоны не поужинали в
Хартфилде. Они не должны были отставать от других, иначе она
подверглась бы омерзительным подозрениям и была бы выставлена на посмешище.
Ужин должен был состояться. После того как Эмма десять минут говорила об этом,
мистер Вудхаус не почувствовал нежелания и лишь выдвинул
обычное условие: он сам не будет сидеть в конце стола.
Как обычно, ему было трудно решить, кто сделает это за него.

О людях, которых нужно было пригласить, не требовалось особых раздумий. Кроме Элтонов,
это, должно быть, Уэстоны и мистер Найтли; до сих пор все было само собой разумеющимся.
и едва ли менее неизбежно, что бедняжка Харриет должна
быть приглашенным на восьмое: —но это приглашение не было принято с таким же удовлетворением.
по многим причинам Эмма была особенно довольна.
Харриет умоляла разрешить ей отклонить его. “Она бы не хотела
находиться в его компании больше, чем она может помочь. Она ещё не была готова
видеть его и его очаровательную счастливую жену вместе, не испытывая при этом
некомфортно. Если бы мисс Вудхаус не была так недовольна, она бы предпочла остаться дома. Именно этого хотела бы Эмма, если бы считала, что это возможно. Она была в восторге от
стойкости своей маленькой подруги — ведь она знала, что та способна
отказаться от компании и остаться дома; и теперь она могла пригласить
того самого человека, которого действительно хотела видеть восьмым, — Джейн Фэйрфакс.
После последнего разговора с миссис Уэстон и мистером Найтли она
испытывала к Джейн Фэйрфакс больше угрызений совести, чем когда-либо
были... — Слова мистера Найтли не давали ей покоя. Он сказал, что Джейн
Фэйрфакс получала от миссис Элтон знаки внимания, которых не уделял ей никто другой.

 «Это правда, — сказала она, — по крайней мере, в том, что касается меня, а это всё, что имелось в виду, — и это очень постыдно. Мы с ней одного возраста, и я всегда знала её. Я должна была быть ей более близкой подругой. — Теперь я ей никогда не понравлюсь. Я слишком долго ею пренебрегала. Но я буду уделять ей больше внимания, чем раньше».


 Все приглашения были приняты. Все они были свободны и счастливы.
Однако подготовка к этому ужину ещё не была завершена.
 Произошло довольно неприятное обстоятельство.  Два старших маленьких  Найтли собирались навестить дедушку и тётю на несколько недель весной, и теперь их папа предложил привезти их и остаться на целый день в Хартфилде — в тот самый день, когда должна была состояться эта вечеринка.— Его профессиональные обязанности не позволяли ему
отказаться, но и отец, и дочь были встревожены случившимся.
Мистер Вудхаус считал, что восемь человек за ужином — это
максимальное количество, которое могут выдержать его нервы, —
а тут будет девятый, — и Эмма
Она опасалась, что девятый будет очень недоволен тем, что не сможет приехать даже в Хартфилд на сорок восемь часов, не попав на званый ужин.

 Она утешила отца лучше, чем могла утешить себя, сказав, что, хотя он, конечно, сделает их девятью, он всегда так мало говорит, что увеличение шума будет совсем незначительным. На самом деле она считала, что для неё это печальный обмен:
он с его мрачным видом и неохотой вступал с ней в разговор, в отличие от своего брата.

 Это событие было более благоприятным для мистера Вудхауса, чем для Эммы.  Джон
Найтли приехал, но мистера Уэстона неожиданно вызвали в город, и он должен был отсутствовать весь день. Возможно, он смог бы присоединиться к ним вечером, но уж точно не к ужину. Мистер Вудхаус чувствовал себя совершенно непринуждённо.
И то, что он был так спокоен, а также появление маленьких мальчиков и философское спокойствие её брата, когда он узнал о своей судьбе, развеяли досаду даже Эммы.

 Настал день, все собрались вовремя, и мистер Джон
Найтли, похоже, рано начал посвящать себя искусству быть приятным. Вместо того чтобы увести брата к окну, пока они
ожидая ужина, он разговаривал с мисс Фэйрфакс. На миссис Элтон, настолько
элегантную, насколько кружево и жемчуг могли ее сделать, он смотрел молча
желая лишь понаблюдать достаточно для сведения Изабеллы, но
Мисс Фэйрфакс была его старой знакомой и тихой девушкой, и он мог
поговорить с ней. Он встретил ее перед завтраком, когда возвращался с
прогулки со своими маленькими мальчиками, когда только начинался дождь. Было бы естественно питать некоторые надежды на этот счёт, и он сказал:
«Надеюсь, вы не заходили далеко сегодня утром, мисс Фэрфакс, иначе я...»
конечно, ты, должно быть, промокла.—Мы едва добрались домой вовремя. Надеюсь, ты
сразу повернула.”

“Я пошел только на почту, - сказала она, - и подъехал к своему дому
дождей было много. Это мои ежедневные дела. Я всегда принести букв
когда я нахожусь здесь. Это избавляет от неприятностей и помогает мне выбраться.
Прогулка перед завтраком пойдет мне на пользу.

“ Полагаю, не прогулка под дождем.

«Нет, но когда я вышел, дождя ещё не было».

Мистер Джон Найтли улыбнулся и ответил:

«То есть вы решили прогуляться, потому что вам не было шести
в нескольких ярдах от вашей двери, когда я имел удовольствие познакомиться с вами; и
Генри и Джон задолго до этого видели больше капель, чем могли сосчитать.
Почта обладает огромным очарованием в определенный период нашей жизни. Когда вы
дожил до моего возраста, вы начнете думать буквы никогда не стоят
проходя дождя.”

Было немного румян, а затем этот ответ,

«Я не должен надеяться, что когда-нибудь окажусь в таком же положении, как вы, в центре всех ваших самых близких связей, и поэтому не могу рассчитывать на то, что, просто повзрослев, я стану равнодушен к письмам».

“Безразличный! О! нет— я никогда не думал, что ты можешь стать безразличным.
Письма - это не вопрос безразличия; они, как правило, очень
положительное проклятие ”.

“Вы говорите букв бизнеса; мои письма
дружба”.

“Я часто думал о них хуже”, - ответил он хладнокровно.
“Бизнес, ты знаешь, может приносить деньги, но дружба вряд ли когда-нибудь приносит”.

“Ах! ты сейчас несерьезен. Я слишком хорошо знаю мистера Джона Найтли — я
уверен, что он понимает ценность дружбы не хуже любого другого. Я
легко могу поверить, что письма для вас мало что значат, гораздо меньше, чем
для меня, но дело не в том, что ты на десять лет старше меня,
а в том, что дело не в возрасте, а в ситуации. У тебя всегда под рукой все, кто тебе дорог, а у меня,
вероятно, никогда больше не будет; и поэтому, пока я не избавлюсь от всех своих привязанностей, почтовое отделение,
как мне кажется, всегда будет иметь власть надо мной, даже в худшую погоду, чем сегодня.

«Когда я говорил о том, что время, ход лет изменили тебя, — сказал Джон Найтли, — я имел в виду перемены в ситуации, которые обычно происходят со временем. Я считаю, что одно включает в себя другое. Время
как правило, это уменьшит интерес ко всем привязанностям, не входящим в ежедневный круг.
но это не то изменение, которое я имел в виду для вас. Как
старый друг, вы позволите мне надеяться, Мисс Фэрфакс, что десять лет
следовательно, вы можете иметь столько концентрированной объектов, как у меня”.

Он любезно сказал, и очень далеко от преступления. Приятное «спасибо» было, казалось, призвано разрядить обстановку, но румянец, дрожащие губы, слеза в глазу свидетельствовали о том, что это было не просто смешно. Теперь её внимание привлёк мистер Вудхаус, который, по своему обыкновению,
В таких случаях он обходил гостей, делая комплименты дамам, и заканчивал разговор с ней. Со всей своей учтивостью он говорил:
«Мне очень жаль слышать, мисс Фэрфакс, что вы сегодня утром гуляли под дождём. Юным леди следует заботиться о себе. Юные леди — нежные создания. Им следует заботиться о своём здоровье и цвете лица. Дорогая моя, ты сменила чулки?»

“Да, сэр, так и есть; и я очень признателен за ваше любезное
заботливость обо мне.”

“Моя дорогая Мисс Фэрфакс, молодые дамы очень уверен в уходе за собой.—Я
Надеюсь, ваша добрая бабушка и тётя в добром здравии. Они одни из моих самых давних друзей. Я бы хотел, чтобы моё здоровье позволило мне быть более хорошим соседом. Я уверен, что сегодня вы оказали нам большую честь. Мы с дочерью очень ценим вашу доброту и получаем огромное удовольствие, видя вас в Хартфилде.

После этого добросердечный, вежливый старик мог бы сесть и почувствовать, что выполнил свой долг и сделал так, чтобы каждой прекрасной леди было комфортно и легко.

 К этому времени миссис Элтон уже дошла до Джейн под дождём, и её упреки стали более настойчивыми.

“Моя дорогая Джейн, что я слышу?—Идем в почтовое отделение в
дождь!—Это нельзя, уверяю вас.—Ты грустная девочка, как ты могла так поступить
такая вещь?— Это знак того, что меня не было рядом, чтобы позаботиться о тебе ”.

Джейн очень терпеливо заверила ее, что она не простудилась.

“О, не говори мне". Вы действительно очень грустная девушка и не знаете,
как о себе позаботиться.—Действительно, на почту! Миссис Уэстон,
вы когда-нибудь слышали подобное? Вы и я должны положительно оказывают наши
власти”.

“Мой совет”, - сказала миссис Уэстон ласково и убедительно: “да, конечно
у меня возникает искушение отдать его. Мисс Фэрфакс, вы не должны так рисковать. — Учитывая, что вы подвержены сильным простудам, вам следует быть особенно осторожной, особенно в это время года. Я всегда считаю, что весной нужно быть особенно внимательной. Лучше подождать час или два, а то и полдня, прежде чем отправлять письма, чем снова рисковать и заболеть. Разве вы не чувствуете, что уже... Да, я уверен, что вы слишком рассудительны. Ты выглядишь так, будто больше не совершишь ничего подобного.


 — О!  она _больше_ _не_ совершит ничего подобного, — поспешно возразила миссис
Элтон. «Мы не позволим ей снова так поступить», — и многозначительно кивает.
— Нужно что-то предпринять, обязательно нужно.
 Я поговорю с мистером Э. Человек, который каждое утро забирает наши письма (один из наших сотрудников, я забыл его имя), заберёт и ваши и принесёт их вам. Это избавит вас от всех известных вам трудностей; и я действительно думаю, моя дорогая Джейн, что вы без колебаний согласитесь на такое условие.


 — Вы очень добры, — сказала Джейн, — но я не могу отказаться от своей утренней прогулки.
 Мне советуют как можно больше бывать на свежем воздухе, и я должна гулять
где-то там, а почтовое отделение — это объект; и, честное слово, у меня ещё никогда не было такого плохого утра».

 «Дорогая моя Джейн, не говори больше об этом. Всё решено, то есть (притворно смеясь) настолько, насколько я могу что-то решить без согласия моего лорда и хозяина. Знаешь, миссис Уэстон, нам с тобой нужно быть осторожнее в выражениях. Но я льщу себе мыслью, моя дорогая Джейн, что моё влияние ещё не сошло на нет. Если я не столкнусь с непреодолимыми трудностями, считайте, что дело улажено.

— Простите, — серьёзно сказала Джейн, — я ни в коем случае не могу согласиться на такое решение, которое доставит столько ненужных хлопот вашей служанке. Если бы это поручение не доставило мне удовольствия, его можно было бы выполнить, как это всегда делается, когда меня нет дома, с помощью моей бабушки.

 — О, моя дорогая, но ведь Пэтти и так много приходится делать! — И это так любезно с вашей стороны — нанять наших слуг.

Джейн выглядела так, словно не собиралась сдаваться, но вместо ответа снова заговорила с мистером Джоном Найтли.

 «Почтовое отделение — удивительное учреждение! — сказала она. — Его регулярность и оперативность!  Если подумать обо всём, что оно должно делать,
и всё это у него получается так хорошо, что просто удивительно!»

«Это, безусловно, очень хорошо организовано».

«Так редко случаются какие-либо упущения или ошибки! Так редко случается, что письмо, среди тысяч которых постоянно циркулируют по королевству, доставляется не по адресу — и, полагаю, ни одно из миллиона не теряется! А если учесть разнообразие почерков, в том числе и неразборчивых, которые нужно расшифровывать, то удивление только усиливается».

«Клерки становятся экспертами благодаря привычке. Они должны начать с некоторой сноровки в работе глаз и рук, а упражнения улучшат их навыки. Если вы хотите добиться большего
Объяснение простое, — продолжал он, улыбаясь, — им за это платят. Это ключ к раскрытию многих способностей. Публика платит, и её нужно хорошо обслуживать.


Далее последовали разговоры о разновидностях почерка и обычные
замечания.

 «Я слышал, как утверждали, — сказал Джон Найтли, — что в семье часто преобладает один и тот же почерк, и это вполне естественно, если детей учит один и тот же учитель. Но по этой причине, как мне кажется,
сходство должно проявляться в основном у самок, поскольку самцов
после раннего возраста почти не обучают, и они идут на поводу у любой руки
они могут достать. Изабелла и Эмма, я думаю, действительно пишут очень похоже. Я
не всегда различал их почерк.”

“Да, ” нерешительно сказал его брат, “ сходство есть. Я знаю, что
ты имеешь в виду, но рука Эммы самая сильная”.

“ Изабелла и Эмма обе прекрасно пишут, ” сказал мистер Вудхаус. “ и
всегда писали. И бедная миссис Уэстон тоже, — с полувздохом и полуулыбкой в её адрес.


— Я никогда не видела почерка джентльмена, — начала Эмма, тоже глядя на миссис Уэстон.
Но она замолчала, заметив, что миссис Уэстон обращается к кому-то другому.
Эта пауза дала ей время подумать: «Ну и как же мне...»
Ты собираешься его представить? — Неужели я не способен сразу произнести его имя перед всеми этими людьми? Нужно ли мне использовать какие-то обходные пути? — Твой друг из Йоркшира — твой корреспондент в Йоркшире — вот как бы я поступил, если бы был совсем плох. — Нет, я могу произнести его имя без малейшего затруднения. Я определённо становлюсь всё лучше и лучше. — А теперь давай.

Миссис Уэстон отвлеклась, и Эмма продолжила: «У мистера Фрэнка Черчилля одна из лучших мужских рук, которые я когда-либо видела».

 «Я не в восторге, — сказал мистер Найтли. — Она слишком маленькая — ей не хватает силы. Это похоже на женский почерк».

Ни одна из дам не согласилась с этим. Они защитили его от
этого гнусного навета. «Нет, в этом не было ничего подозрительного — рука была не очень большой, но очень чёткой и, несомненно, сильной. Разве у миссис Уэстон не было с собой письма, которое она могла бы предъявить?» Нет, она получила от него письмо совсем недавно, но, ответив на него, отложила его в сторону.

— Если бы мы были в другой комнате, — сказала Эмма, — если бы у меня был мой письменный стол, я бы, уверена, смогла найти образец. У меня есть его записка. Разве вы не помните, миссис Уэстон, как однажды наняли его, чтобы он написал для вас?

 — Он предпочёл сказать, что его наняли.

— Ну-ну, у меня есть эта записка, и я могу показать её после обеда, чтобы убедить мистера Найтли.


— О! когда такой галантный молодой человек, как мистер Фрэнк Черчилль, — сухо сказал мистер.
Найтли, — пишет прекрасной леди, такой как мисс Вудхаус, он, конечно же, старается изо всех сил.


Ужин был накрыт. Миссис Элтон, не дожидаясь, пока с ней заговорят, была готова.
И прежде чем мистер Вудхаус успел обратиться к ней с просьбой разрешить ему проводить её в столовую, она сказала:

 «Должна ли я идти первой?  Мне действительно стыдно, что я всегда иду впереди».

 Эмма заметила, что Джейн сама пошла за своими письмами.
Она всё это слышала и видела и испытывала некоторое любопытство, желая узнать, принесла ли что-нибудь эта утренняя прогулка под дождём.  Она подозревала, что принесла.
Что она не стала бы так решительно отказываться от неё, если бы не
полное ожидание вестей от кого-то очень дорогого, и что она не была
напрасной.  Ей показалось, что он выглядел более счастливым,
чем обычно, — его лицо и настроение сияли.

Она могла бы задать пару вопросов относительно экспедиции и
расходов на ирландскую почту; — это вертелось у нее на языке, - но она
воздержалась. Она была полна решимости не произносить ни слова, которое могло бы
Это задело чувства Джейн Фэйрфакс, и они вышли из комнаты, держась за руки, с видом доброжелательности, который так шёл к красоте и грации каждой из них.




Глава XVII
Когда дамы вернулись в гостиную после ужина, Эмма с трудом могла помешать им разделиться на две группы. С таким упорством миссис Элтон осуждала и вела себя плохо, что Джейн Фэйрфакс и сама Эмма оказались в меньшинстве. Они с миссис Уэстон были вынуждены почти всегда либо разговаривать, либо молчать вместе. Миссис Элтон
у них не было выбора. Если Джейн и удавалось на какое-то время утихомирить её, то вскоре она начинала говорить снова.
И хотя многое из того, что они обсуждали, говорилось полушёпотом, особенно со стороны миссис Элтон, невозможно было не знать, о чём они говорят.
Долго обсуждались такие темы, как почта, простуда, доставка писем и дружба.
А затем последовала тема, которая должна была быть по меньшей мере столь же неприятной.
Джейн — спрашивает, не слышала ли она о какой-нибудь подходящей для неё ситуации, и признаётся в том, что миссис Элтон намеренно действует ей на нервы.

«Вот и апрель наступил, — сказала она. — Я очень за тебя волнуюсь. Скоро наступит июнь».

«Но я никогда не загадывал ни на июнь, ни на какой-либо другой месяц — просто с нетерпением ждал лета».

«Но ты правда ничего не слышал?»

«Я даже не наводил справки и пока не хочу этого делать».

“О! моя дорогая, мы не можем начать слишком рано; ты не знаешь о том, как
трудно достать именно то, что тебе нужно”.

“Я не знала!” - сказала Джейн, качая головой. “Дорогая миссис Элтон, кто бы мог
подумать об этом так, как подумала я?”

“Но вы не видели так много в мире, как я. Ты не знаешь
сколько же всегда кандидатов на _первые_ места. Я видел
множество таких в окрестностях Мейпл-Гроув. У кузины мистера Саклинга, миссис Брэгг, было столько заявлений; все стремились попасть в её семью, потому что она вращается в высшем обществе. Восковые свечи в классной комнате! Можете себе представить, как это желанно!
Из всех домов в королевстве я бы больше всего хотела, чтобы ты оказался в доме миссис Брэгг.


 «Полковник и миссис Кэмпбелл снова приедут в город к середине лета, — сказала Джейн.
 — Я должна провести с ними какое-то время; я уверена, что они захотят
его;—после этого я, вероятно, буду рад распоряжаться сам. Но я бы
не хочу, чтобы вы взять на себя труд сделать какие-либо запросы в данный момент”.

“Беда! да, я знаю вашу щепетильность. Вы боитесь давать мне
неприятности; но уверяю вас, моя дорогая Джейн, Кэмпбеллы вряд ли можно
больше интересно о Вас, чем я. Я напишу миссис Партридж через день или два и строго-настрого прикажу ей быть начеку и не упускать ничего подходящего.


 — Спасибо, но я бы предпочла, чтобы вы не упоминали при ней об этом.
 Пока время не подошло, я не хочу никого беспокоить.

— Но, моё дорогое дитя, время не ждёт; уже апрель, а июнь, или, скажем, даже июль, совсем близко, а нам ещё столько дел нужно сделать. Твоя неопытность меня по-настоящему забавляет! Такая ситуация, как та, которую ты заслуживаешь и которую потребовали бы для тебя твои друзья, не возникает каждый день, её нельзя получить в одно мгновение; действительно, действительно, мы должны начать действовать незамедлительно.

— Простите, мэм, но это вовсе не входит в мои намерения. Я сам не наводил справок и был бы огорчён, если бы мои друзья сделали это.
 Когда я точно определюсь со временем, я совсем не буду бояться
долгое время был безработным. В городе есть места, офисы, где дознание
скоро что—нибудь даст — Офисы для продажи - не совсем человеческой
плоти, но человеческого интеллекта ”.

“ О, моя дорогая, человеческая плоть! Ты меня просто шокируешь; если ты имеешь в виду насмешку над
работорговлей, уверяю тебя, мистер Саклинг всегда был скорее другом
отмены рабства.

“Я не имела в виду, я не имела в виду работорговлю”, - ответила Джейн;
«Торговля гувернантками, уверяю вас, была единственным, что я имел в виду.
Конечно, есть много различий в том, что касается вины тех, кто этим занимается, но что касается...»
чем больше страданий у жертв, тем больше я не знаю, в чем оно заключается. Но Я
только хочу сказать, что есть рекламные кабинеты, и что по
нанесения на них я не сомневаюсь, очень скоро встреча с
то, что сделал бы”.

“Что-нибудь, что подошло бы!” - повторила миссис Элтон. “Да, это может соответствовать
вашим скромным представлениям о себе; Я знаю, какое вы скромное создание;
но вашим друзьям не понравится, если вы свяжете себя с кем-то, кто может предложить вам лишь заурядную, посредственную ситуацию в семье, не принадлежащей к определённому кругу и не способной обеспечить вам элегантную жизнь».

«Вы очень любезны, но что касается всего этого, то мне всё равно.
Я бы не возражал против того, чтобы быть с богатыми.
Думаю, мои страдания только усилились бы. Я бы больше страдал от сравнения.
Я бы согласился только на семью джентльмена».

— Я тебя знаю, я тебя знаю; ты бы взялся за что угодно; но я буду с тобой помягче, и я уверена, что добрые Кэмпбеллы будут на моей стороне; с твоими выдающимися талантами ты имеешь право вращаться в высшем обществе. Одних твоих познаний в музыке было бы достаточно, чтобы тебя назвали
Вы можете жить на своих условиях, иметь столько комнат, сколько пожелаете, и проводить столько времени с семьей, сколько захотите. То есть — я не знаю — если бы вы умели играть на арфе, вы могли бы делать все это, я в этом уверен. Но вы не только играете, но и поете. Да, я действительно верю, что вы могли бы, даже без арфы, договориться о том, что вам нужно. И вы должны и будете жить в прекрасных, достойных и комфортных условиях, пока Кэмпбеллы или я не успокоимся.

— Вы вполне можете объединить радость, честь и комфорт, которые даёт такое положение, — сказала Джейн. — Они почти наверняка равны.
Однако я совершенно серьёзно заявляю, что не хочу, чтобы в настоящее время предпринимались какие-либо попытки помочь мне. Я чрезвычайно признателен вам, миссис Элтон, я признателен всем, кто сочувствует мне, но я совершенно серьёзно заявляю, что не хочу, чтобы что-то предпринималось до лета. Ещё два или три месяца я пробуду там, где я есть, и буду таким, какой я есть.

— И я тоже вполне серьёзно, уверяю вас, — весело ответила миссис Элтон.
— Я решила всегда быть начеку и попросила своих друзей тоже быть начеку, чтобы ничто действительно предосудительное не прошло мимо нас.


В таком духе она продолжала говорить, и ничто не могло её остановить, пока
В комнату вошёл мистер Вудхаус; её тщеславие переключилось на другой объект, и Эмма услышала, как она полушёпотом говорит Джейн:
«А вот и мой милый старый ухажёр, честное слово! Только подумай, как галантно он ушёл раньше других мужчин! Какое милое создание!
Уверяю тебя, он мне очень нравится. Я восхищаюсь всей этой причудливой старомодной вежливостью; она мне гораздо больше по вкусу, чем современная непринуждённость;
Современная непринуждённость часто вызывает у меня отвращение. Но этот добрый старый мистер Вудхаус, хотелось бы мне, чтобы вы услышали его галантные речи в мой адрес за ужином. О! Уверяю вас, я
я начала думать, что мой cara sposo будет ужасно ревновать. Мне кажется, я у него в фаворе; он обратил внимание на моё платье. Как тебе
оно? — Выбор Селины — красивое, я думаю, но не знаю, не слишком ли оно вычурное; мне очень не нравится мысль о том, что оно может быть слишком вычурным — я просто терпеть не могу пышность. Сейчас я должна надеть несколько украшений, потому что этого от меня ждут. Невеста, знаете ли, должна выглядеть как невеста.
Но мой природный вкус тяготеет к простоте; простой фасон платья
гораздо предпочтительнее вычурного. Но я вполне в
Я полагаю, что таких меньшинство; похоже, мало кто ценит простоту в одежде — главное — это показная роскошь и вычурность. Я подумываю добавить такую отделку к своему белому с серебром поплину. Как вы думаете, это будет хорошо смотреться?

 Вся компания только собралась в гостиной, когда мистер
 Уэстон появился среди них. Он вернулся к позднему ужину и отправился в Хартфилд, как только тот закончился. Лучшие судьи слишком многого от него ждали, чтобы удивляться, но радости было много.
Мистер Вудхаус был почти так же рад видеть его сейчас, как если бы
рад был увидеть его раньше. Джон Найтли был просто в немом изумлении.
То, что человек, который мог бы спокойно провести вечер дома после рабочего дня в Лондоне, снова отправился в путь и прошёл полмили до дома другого человека, чтобы до отхода ко сну побыть в смешанной компании и завершить свой день в попытках быть вежливым и в шуме множества людей, глубоко поразило его. Человек, который был в движении с восьми часов утра и мог бы сейчас стоять неподвижно, который долго говорил и мог бы
Молчаливый, побывавший не в одной толпе и, возможно, оставшийся в одиночестве! — Такой человек, как он, мог бы наслаждаться спокойствием и независимостью у собственного камина, но в холодный дождливый апрельский вечер он снова бросился в гущу событий! — Если бы он мог одним прикосновением пальца мгновенно вернуть свою жену, у него был бы мотив, но его появление, скорее всего, продлило бы вечеринку, а не положило ей конец. Джон Найтли посмотрел на него с изумлением, затем пожал плечами и сказал:
«Я бы не поверил, даже если бы это был _он_».

Мистер Уэстон тем временем, совершенно не подозревая о своем негодовании, был
возбуждающим, счастливым и жизнерадостным, как обычно, и со всем правом быть
главным оратором, которого дает день, проведенный вне дома, был
расположив к себе остальных; и удовлетворив
расспросы своей жены относительно ужина, убедив ее, что ничто из всего этого
ее осторожные указания слугам не были забыты, и распространились
за границей, какие общественные новости он услышал, доходили до семьи
сообщение, которое, хотя и было адресовано главным образом миссис Уэстон, он
у меня не было ни малейших сомнений в том, что я представляю большой интерес для каждого человека в комнате
. Он дал ей письмо, оно было от Фрэнка и адресовано ей самой; он
по-своему наткнулся на него и взял на себя смелость вскрыть его.

“Прочти, прочти, - сказал он, - это доставит тебе удовольствие; всего несколько строк.
это не займет у тебя много времени; прочти это Эмме”.

Дамы вместе просмотрели его, а он сидел, улыбался и всё время разговаривал с ними немного приглушённым, но очень отчётливым голосом.

 «Ну вот, он едет. Думаю, это хорошие новости.  Ну что вы скажете
к нему?—Я всегда говорил тебе, что он скоро снова будет здесь, не так ли? —Энн,
дорогая моя, разве я не говорил тебе это всегда, а ты мне не верила?—В
город на следующей неделе, как видите — самое позднее, я полагаю; ибо _ она_ так же
нетерпелива, как черный джентльмен, когда что-либо должно быть сделано; большинство
скорее всего, они будут там завтра или в субботу. Что касается ее болезни, то все
конечно, ничего. Но то, что Фрэнк снова с нами, так близко к городу, — это прекрасно.
Они пробудут здесь довольно долго, когда приедут,
и половину времени он будет проводить с нами. Именно этого я и хотел.
Что ж, довольно хорошие новости, не так ли? Ты дочитал? Эмма прочитала
все это? Выкладывай, выкладывай; мы хорошенько поговорим об этом как-нибудь.
в другой раз, но сейчас не годится. Я только упомяну об этом
обстоятельстве остальным обычным способом ”.

Миссис Уэстон была чрезвычайно довольна этим событием. Ни ее взгляды, ни
слова не могли их сдержать. Она была счастлива, она знала, что счастлива, и знала, что должна быть счастлива. Её поздравления были искренними и тёплыми, но Эмма не могла говорить так же непринуждённо. _Она_ была немного
занята тем, что взвешивала свои чувства и пыталась понять
степень её волнения, которое, по её мнению, было значительным.

 Мистер Уэстон, однако, был слишком увлечён, чтобы быть очень наблюдательным, и слишком общителен, чтобы хотеть, чтобы другие говорили.
Он был вполне удовлетворён тем, что она сказала, и вскоре отошёл, чтобы порадовать остальных своих друзей частичным пересказом того, что, должно быть, уже слышала вся комната.

Хорошо, что он воспринимал радость каждого как должное, иначе он мог бы подумать, что ни мистер Вудхаус, ни мистер Найтли не испытывают особого восторга.
Они были первыми, после миссис Уэстон и Эммы, кто имел право
быть счастливым; —от них он перешел бы к мисс Фэйрфакс, но
она была так увлечена беседой с Джоном Найтли, что это было бы
слишком неожиданным вмешательством; и, оказавшись рядом с миссис
Элтон, и ее внимание отключается, он обязательно стал на
тему с ней.




ГЛАВА XVIII


“Я надеюсь, что скоро буду иметь удовольствие представить вам своего сына,”
сказал мистер Уэстон.

Миссис Элтон с готовностью предположила, что такая надежда была адресована ей, и очень любезно улыбнулась.

 «Полагаю, вы слышали о некоем Фрэнке Черчилле», — сказал он
— и знаю, что он мой сын, хотя и не носит моего имени.
— О, да, и я буду очень рад знакомству с ним. Я уверен, что мистер.
Элтон не замедлит навестить его, и мы оба будем очень рады видеть его в доме викария.


— Вы очень любезны. — Фрэнк будет вне себя от радости, я уверен. — Он будет в городе на следующей неделе, если не раньше. Мы узнали об этом из сегодняшнего письма.
 Сегодня утром я встретил на своём пути письма и, увидев почерк сына, решил вскрыть его, хотя оно было адресовано не мне.
Миссис Уэстон. Она его главный корреспондент, уверяю вас. Я
Почти никогда не получаю писем ”.

“И поэтому вы абсолютно точно вскрыли то, что было адресовано ей! О! Мистер
Уэстон — (притворно смеясь) Я должен протестовать против этого. — Это действительно очень
опасный прецедент!—Я умоляю вас, не позволяйте вашим соседям
следовать вашему примеру.— Честное слово, если это то, чего мне следует ожидать, то нам, замужним женщинам, придётся постараться! — О! Мистер Уэстон, я не могла в это поверить!

 — Да, мы, мужчины, жалкие создания. Вы должны позаботиться о себе, миссис.
Элтон. — Это письмо говорит нам — оно короткое, написано в спешке,
просто чтобы сообщить нам, что они все едут прямо в город по
просьбе миссис Черчилль — она плохо себя чувствовала всю зиму
и считает, что в Энскомбе для неё слишком холодно, — так что они все
должны без промедления отправиться на юг».

 «Действительно!
Кажется, из Йоркшира. Энскомб находится в Йоркшире?»

 «Да, они примерно в ста девяноста милях от Лондона, это
неблизкий путь».

— Да, честное слово, весьма значительно. На шестьдесят пять миль дальше, чем от Мейпл-Гроув до Лондона. Но что такое расстояние, мистер Уэстон, по сравнению с людьми
большого состояния?—Вы были бы поражены, услышав, как мой брат, мистер
Саклинг, иногда летает повсюду. Вы мне не поверите, но дважды
за одну неделю они с мистером Брэгджем ездили в Лондон и обратно с четырьмя
лошадьми.

“Зло отдаленности от Энскомба, - сказал мистер Уэстон, - в том, что
Миссис Черчилль, как мы понимаем, не смогла покинуть
диван на неделю вдвоем. В последнем письме Фрэнк жаловался, что она, по его словам, слишком слаба, чтобы попасть в её оранжерею без его помощи и помощи его дяди! Это, знаете ли, говорит о многом
слабость... но теперь ей так не терпится попасть в город, что она собирается провести в дороге всего две ночи. Так пишет Фрэнк. Конечно, у утончённых дам очень необычное телосложение, миссис Элтон. Вы должны признать это.
— Нет, я ничего не признаю. Я всегда принимаю сторону своего пола. Да, так и есть. Предупреждаю вас: в этом вопросе вы столкнётесь с грозным противником. Я всегда заступаюсь за женщин — и уверяю вас,
если бы вы знали, как Селина относится к тому, чтобы ночевать в гостинице, вы бы не удивлялись тому, что миссис Черчилль прилагает невероятные усилия, чтобы
избегайте этого. Селина говорит, что для неё это настоящий кошмар, и, кажется, я перенял немного её утончённости. Она всегда путешествует со своими простынями;
 отличная мера предосторожности. А миссис Черчилль так делает?

 — Можете не сомневаться, миссис Черчилль делает всё то же, что и любая другая благородная дама. Миссис Черчилль не уступит ни одной даме в стране в том, что касается...

Миссис Элтон поспешно вмешалась:
«О, мистер Уэстон, не поймите меня неправильно. Селина не благородная дама, уверяю вас. Не стоит увлекаться этой идеей».

«Разве нет? Тогда она не подходит миссис Черчилль, которая такая дотошная
прекрасная леди, каких только можно себе представить».

 Миссис Элтон начала думать, что была неправа, так горячо отрицая это.
 Она ни в коем случае не хотела, чтобы все поверили, что её сестра _не_ прекрасная леди; возможно, в её притворстве не хватало духу.
И она уже подумывала, как бы ей лучше отступить, когда мистер.
 Уэстон продолжил.

 «Миссис Как вы, возможно, подозреваете, Черчилль не в фаворе у меня, но это строго между нами. Она очень любит Фрэнка, и
поэтому я не стану говорить о ней плохо. Кроме того, она нездорова
сейчас; но на самом деле, по ее собственному признанию, она всегда была такой. Я
не стал бы говорить этого всем подряд, миссис Элтон, но я не очень верю
в миссис Элтон. Болезнь Черчилля”.

“Если она действительно больна, почему бы ей не поехать в Бат, мистер Уэстон?— В Бат или в
Клифтон?” “ Она вбила себе в голову, что Энском слишком холодный для нее город
. Дело в том, я полагаю, что она устала от Энскомба. Она провела там больше времени, чем когда-либо прежде, и ей хочется перемен. Это уединённое место. Прекрасное место, но очень уединённое.

“Да как Мейпл-Гров, смею заметить. Ничто не может стоять больше ушел из
дороге, чем Мейпл-Гров. Такие огромные плантации вокруг него! Вы
кажетесь отрезанной от всего - в полнейшем уединении.—И
Миссис Черчилль, вероятно, не обладает таким здоровьем или духом духа, как Селина, чтобы наслаждаться
такого рода уединением. Или, возможно, у нее недостаточно ресурсов
самой по себе, чтобы соответствовать требованиям сельской жизни. Я всегда говорю, что у женщины не может быть слишком много ресурсов.
И я очень благодарна за то, что у меня их так много, что я могу быть совершенно независимой от общества.

 «Фрэнк был здесь в феврале, приезжал на две недели».

“ Помнится, я об этом слышал. Когда он приедет снова, он найдет _присоединение_ к обществу
Хайбери; то есть, если я осмелюсь назвать себя дополнением.
я сам буду дополнением. Но, возможно, он никогда не слышал о существовании на свете
такого существа ”.

Это был слишком громкий призыв, чтобы пропустить мимо ушей комплимент, и мистер
Уэстон, очень грациозно, немедленно воскликнул,

“Моя дорогая мадам! Никто, кроме вас, не мог себе представить, что такое возможно. О вас ничего не было слышно! Кажется, в последнее время в письмах миссис Уэстон почти не было ничего, кроме миссис Элтон.

 Он выполнил свой долг и мог вернуться к сыну.

«Когда Фрэнк покинул нас, — продолжил он, — было совершенно неясно, когда мы увидим его снова, что делает сегодняшнюю новость вдвойне приятной. Это было совершенно неожиданно. То есть _я_ всегда был твёрдо убеждён, что он скоро вернётся, я был уверен, что произойдёт что-то хорошее, но мне никто не верил. Они с миссис Уэстон оба были в ужасном унынии. Как он мог придумать, что приедет? И как можно было предположить, что его дядя и тётя снова пощадят его?» и так далее.
Я всегда чувствовал, что что-то произойдёт в нашу пользу, и так оно и случилось.
Видите ли, миссис Элтон, за свою жизнь я заметил, что если в каком-то месяце дела идут неважно, то в следующем они обязательно наладятся.
— Совершенно верно, мистер Уэстон, совершенно верно. Именно это я говорил одному джентльмену в компании во времена наших ухаживаний, когда из-за того, что всё шло не совсем так, как ему хотелось, он впадал в отчаяние и восклицал, что, по его мнению, при таких темпах пройдёт _май_, прежде чем на нас наденут шафрановую мантию Гименея. О, каких только усилий мне не стоило
развейте эти мрачные мысли и подарите ему более радостные перспективы!
Что касается кареты — мы были разочарованы.— Однажды утром, я помню, он пришёл ко мне в полном отчаянии.


Она прервалась, слегка закашлявшись, и мистер Уэстон тут же воспользовался возможностью продолжить.


— Вы упомянули Мэй.  Мэй — это тот самый месяц, когда миссис Черчилль приказала или сама решила провести
каникулы в каком-нибудь более тёплом месте, чем Энскомб, — короче говоря, в Лондоне. Так что у нас есть приятная перспектива
часто видеться с Фрэнком всю весну — именно в то время года,
которое для этого и нужно: дни почти самые длинные, погода
тёплая и приятная, так и манит выйти на улицу, и
никогда не бывает слишком жарко для физических упражнений. Когда он был здесь в прошлый раз, мы старались по максимуму.
Но погода была дождливой, сырой и унылой. В феврале всегда так,
и мы не смогли сделать и половины того, что планировали. Сейчас самое время. Это будет сплошное удовольствие; и я не знаю, миссис Элтон, может ли неопределённость наших встреч, постоянное ожидание того, что он придёт сегодня или завтра, в любой час, не способствовать большему счастью, чем если бы он действительно был в доме. Я думаю, что так и есть. Я думаю, что это так
душевное состояние, которое дарит больше всего сил и радости. Надеюсь, вам понравится мой сын; но не стоит ожидать от него чуда. В целом его считают прекрасным молодым человеком, но не стоит ожидать от него чуда. Миссис Уэстон очень привязана к нему, и, как вы можете себе представить, это меня очень радует. Она считает, что ему нет равных.

— И я уверяю вас, мистер Уэстон, что почти не сомневаюсь в том, что моё мнение будет однозначно в его пользу. Я столько слышал хвалебных отзывов о мистере.
Фрэнке Черчилле. — В то же время будет справедливо отметить, что я один
тех, кто всегда судят по себе, и ни в коем случае
неявно руководствуясь другие. Я вас предуведомил, что, как мне найти вашего сына,
так что я буду судить о нем.— Я не льстец.

Мистер Уэстон задумался.

“Надеюсь, ” сказал он наконец, “ я не был строг к бедной миссис
Черчилль. Если она больна, мне будет жаль, что я поступаю с ней несправедливо; но
в её характере есть черты, которые мешают мне говорить о ней с
терпением, которого я от неё ожидаю. Вы не можете не знать,
миссис Элтон, о моей связи с этой семьёй и о том, что
Я столкнулся с таким обращением, и, между нами говоря, вся вина за это лежит на ней. Она была зачинщицей. Мать Фрэнка никогда бы не стала такой, какой её сделали, если бы не она. Мистер Черчилль горд, но его гордость ничто по сравнению с гордостью его жены. Его гордость — это спокойная, ленивая, джентльменская гордость, которая никому не причинит вреда, а лишь сделает его немного беспомощным и утомительным. Но её гордость — это высокомерие и наглость! И что ещё больше усугубляет ситуацию, у неё нет ни семьи, ни кровных уз. Она была никем, когда он женился на ней, едва ли
дочь джентльмена; но с тех пор, как её превратили в
Черчилль, она превзошла всех Черчиллей в высокомерии и заносчивости:
но, уверяю вас, в душе она выскочка».

«Подумать только! что ж, это должно быть невыносимо! Я просто
ужасно боюсь выскочек. Мейпл-Гроув внушила мне стойкое отвращение к подобным людям.
В том районе живёт семья, которая так раздражает моих брата и сестру своим поведением! Ваше описание миссис Черчилль навело меня на мысль о них
напрямую. Люди по фамилии Тапман поселились там совсем недавно и
связаны множеством низовых связей, но придают себе огромное
значение и рассчитывают встать в один ряд со старыми
семьями. Полтора года — это максимум, сколько они могут
прожить в Уэст-Холле; и никто не знает, как они сколотили своё
состояние. Они приехали из Бирмингема, а это, знаете ли,
Уэстон. На Бирмингем не стоит особо надеяться. Я всегда говорю, что в этом звуке есть что-то зловещее, но больше ничего точно не известно
Тупманы, хотя, уверяю вас, многие их подозревают, тем не менее по своим манерам считают себя равными даже моему брату, мистеру Саклингу, который, так уж вышло, является одним из их ближайших соседей. Это ужасно. Мистер Саклинг, который уже одиннадцать лет живёт в Мейпл-Гроув и чей отец жил там до него, — по крайней мере, я так думаю, — я почти уверен, что старый мистер Саклинг завершил сделку до своей смерти.

Их прервали. Чай был подан, и мистер Уэстон, сказав всё, что хотел, вскоре воспользовался возможностью уйти.

После чая мистер и миссис Уэстон, а также мистер Элтон сели играть в карты с мистером
 Вудхаусом. Остальные пятеро были предоставлены сами себе, и Эмма сомневалась, что они хорошо проводят время, потому что мистер Найтли, казалось, был не расположен к разговорам; миссис Элтон ждала внимания, которого никто не собирался ей уделять, и сама была не в духе, из-за чего предпочла бы промолчать.

Мистер Джон Найтли оказался более разговорчивым, чем его брат. Он должен был уехать рано утром следующего дня и вскоре начал с того, что...

 «Что ж, Эмма, не думаю, что мне есть что добавить к тому, что я уже сказал».
Мальчики, но у вас есть письмо вашей сестры, и там всё подробно описано, можете быть уверены. Мои наставления были бы гораздо короче, чем её, и, вероятно, не в том же духе. Всё, что я могу порекомендовать, сводится к тому, чтобы не баловать их и не лечить их.

— Я надеюсь, что смогу удовлетворить вас обоих, — сказала Эмма, — потому что я сделаю всё, что в моих силах, чтобы они были счастливы, а этого будет достаточно для Изабеллы.
А счастье не терпит фальшивого снисхождения и лекарств.
— А если они будут доставлять вам неприятности, вы должны будете отправить их домой.

— Это вполне вероятно.  Вы так думаете, не так ли?

— Надеюсь, я понимаю, что они могут быть слишком шумными для твоего отца — или даже стать для тебя обузой, если твои визиты будут продолжаться в том же духе, что и в последнее время.

 — В том же духе!

 — Конечно; ты должен понимать, что за последние полгода твой образ жизни сильно изменился.

 — Изменился!  Вовсе нет.

«Нет никаких сомнений в том, что ты гораздо больше общаешься с людьми, чем раньше.
Вот и сейчас. Я приехал всего на один день, а ты уже устраиваешь званый ужин! — Когда это началось
случалось раньше или что-то подобное? Ваш район растет,
и вы все больше общаетесь с ним. Некоторое время назад каждое письмо Изабелле
сообщало о новых развлечениях: обедах у мистера Коула или балах
в "Короне". Разница, которую Рэндаллс, один только Рэндаллс, вносит в
ваши поступки, очень велика.

“Да, ” быстро сказал его брат, “ именно Рэндаллс делает все это”.

— Очень хорошо, и поскольку Рэндаллс, полагаю, вряд ли утратит своё влияние, Эмма, мне кажется вполне вероятным, что Генри и Джон будут иногда мешать. А если так, то я
Я лишь прошу вас отослать их домой».

 «Нет, — воскликнул мистер Найтли, — это не должно стать следствием. Пусть их отправят в Донвелл. Я обязательно найду время».

 «Честное слово, — воскликнула Эмма, — вы меня забавляете! Я бы хотела знать, сколько из всех моих многочисленных дел происходит без вашего участия, и почему я должна опасаться, что у меня не будет времени присмотреть за мальчиками». Эти мои удивительные знакомства — что они из себя представляют?
Однажды я ужинал с Коулами, и все говорили о бале, который так и не состоялся. Я вас понимаю (кивает в сторону мистера Джона
Найтли)—вам повезло встретиться со столькими вашими друзьями одновременно.
оказавшись здесь, вы слишком восхищаетесь, чтобы остаться незамеченным. Но вы (поворачиваясь
к мистеру Найтли), кто знает, как очень, очень редко я бываю в двух часах езды от Хартфилда.
почему вы должны предвидеть такую череду расточительства для
меня, я не могу себе представить. А что касается моих дорогих мальчиков, то я должна сказать, что
если у тёти Эммы нет на них времени, то я не думаю, что у них будет
больше шансов с дядей Найтли, который отсутствует дома около пяти
часов, в то время как она отсутствует всего один час, а когда он дома, то либо читает
для себя или для того, чтобы свести счёты».

 Мистер Найтли, казалось, изо всех сил старался не улыбаться, и ему это без труда удалось, когда миссис Элтон заговорила с ним.




 ТОМ III




 ГЛАВА I


 Недолгого размышления было достаточно, чтобы Эмма поняла, почему она так взволновалась, услышав эту новость о Фрэнке Черчилле. Вскоре она
убедилась, что вовсе не из-за себя самой она испытывала тревогу и смущение, а из-за него. Её собственная привязанность
на самом деле сошла на нет; об этом не стоило и думать, — но
если бы он, который, несомненно, всегда был самым влюбчивым из них двоих, вернулся с теми же теплыми чувствами, которые унес с собой, это было бы очень печально. Если двухмесячная разлука не охладила его пыл, то ее ждут опасности и злоключения: ей придется быть осторожной и ради него, и ради себя. Она не собиралась снова связывать себя узами любви, и ей следовало избегать любых поощрений с его стороны.

Она хотела бы иметь возможность удержать его от окончательного признания.
Это было бы слишком болезненным завершением их нынешних отношений
знакомство! и всё же она не могла не предвкушать чего-то
решающего. Ей казалось, что весна не пройдёт без кризиса, без
события, которое изменит её нынешнее спокойное и уравновешенное
состояние.

 Прошло не так много времени, хотя и больше, чем
предполагал мистер Уэстон, прежде чем она смогла составить какое-то
представление о чувствах Фрэнка Черчилля. Семья Энскомб приехала в город не так скоро, как предполагалось, но вскоре после этого он уже был в Хайбери.
Он пробыл там пару часов; большего он пока сделать не мог; но, как он
Она сразу же отправилась из Рэндаллса в Хартфилд, чтобы
проявить всю свою наблюдательность и быстро понять, как на него
повлияли обстоятельства и как ей следует действовать. Они
встретились с величайшим дружелюбием. Не было никаких сомнений
в том, что он был очень рад её видеть. Но она почти сразу же
усомнилась в том, что он относится к ней так же, как раньше, что
он испытывает к ней ту же нежность в той же степени. Она
внимательно за ним наблюдала. Было очевидно, что он любил её уже не так сильно, как раньше.
 Отсутствие, а возможно, и уверенность в её безразличии,
произвели этот вполне естественный и желанный эффект.

Он был в приподнятом настроении, как всегда, готов был болтать и смеяться и, казалось, был рад поговорить о своём предыдущем визите и вспомнить старые истории.
Он был не без волнения. Не в его спокойствии она прочла
его относительное безразличие. Он не был спокоен; его
душа явно была не на месте; он был неспокоен. Каким бы энергичным он ни был, казалось, что эта энергичность не приносит ему удовлетворения. Но что окончательно убедило её в этом, так это то, что он пробыл у неё всего четверть часа, а затем поспешил нанести ещё несколько визитов в Хайбери. «Он видел
Когда он проходил мимо группы старых знакомых на улице, он не остановился, чтобы перекинуться с ними парой слов, но ему было приятно думать, что они будут разочарованы, если он не зайдёт. Как бы ему ни хотелось подольше побыть в Хартфилде, ему нужно было спешить. Она не сомневалась, что он уже не так сильно влюблён, но ни его взволнованное состояние, ни то, что он поспешно ушёл, не казались ей полным излечением. Она скорее склонялась к мысли, что это было связано с его страхом перед её возвращающейся силой и с его осторожным решением не доверять ей надолго.

Это был единственный визит Фрэнка Черчилля за десять дней.
 Он часто надеялся, что сможет приехать, но ему всегда что-то мешало. Его тётя не могла вынести мысли о том, что он покинет её. Так он сам рассказывал в Рэндалле. Если он был искренен, если он действительно пытался приехать, то можно было сделать вывод, что переезд миссис Черчилль в Лондон никак не повлиял на её упрямство или нервозность. В том, что она действительно больна, он не сомневался. Он заявил об этом в Рэндаллсе. Хотя многое могло быть плодом его воображения, он не мог сомневаться, когда
Оглядываясь назад, он понимал, что её здоровье было слабее, чем полгода назад. Он не верил, что это связано с чем-то, что нельзя вылечить заботой и лекарствами, или что ей осталось жить недолго. Но, несмотря на все сомнения отца, он не мог согласиться с тем, что её жалобы были лишь плодом воображения или что она была так же сильна, как и прежде.

 Вскоре стало ясно, что Лондон — не лучшее место для неё. Она не могла выносить этот шум. Её нервы были постоянно на пределе
Она страдала, и к концу десятого дня племянник написал Рэндаллу письмо, в котором сообщил об изменении планов. Они собирались немедленно переехать в
Ричмонд. Миссис Черчилль рекомендовали к одному известному там врачу, и в остальном ей нравилось это место. Был снят меблированный дом в любимом месте, и они ожидали, что переезд пойдёт им на пользу.

Эмма слышала, что Фрэнк с воодушевлением воспринял это решение.
Казалось, он в полной мере оценил то счастье, что ему предстоит провести два месяца в непосредственной близости от многих дорогих друзей.
Дом был снят на май и июнь. Ей сказали, что теперь он пишет с
полной уверенностью в том, что часто бывает у них, почти так часто, как только может пожелать.

 Эмма видела, как мистер Уэстон относится к этим радостным перспективам. Он
считал её источником всего того счастья, которое они предлагали. Она
надеялась, что это не так. Два месяца должны были это доказать.

 Собственное счастье мистера Уэстона было неоспоримым. Он был в полном восторге.
Это было именно то, чего он желал. Теперь Фрэнк действительно будет жить по соседству. Что такое девять миль по сравнению с
молодой человек? — В часе езды. Он бы всегда приезжал.
Разницы между Ричмондом и Лондоном в этом отношении было достаточно, чтобы понять, что значит видеться с ним постоянно или никогда.
Шестнадцать миль — нет, восемнадцать — до Манчестер-стрит должно быть целых восемнадцать — были серьёзным препятствием.
Если бы он когда-нибудь смог уехать, то весь день ушёл бы на дорогу туда и обратно. В том, что он был в Лондоне, не было никакого утешения;
С таким же успехом он мог бы находиться в Энскомбе, но Ричмонд был достаточно близко для удобного сообщения. Лучше, чем ближе!

 Благодаря этому сразу стало ясно одно хорошее дело.
Отмена бала в «Краун» Об этом не забывали и раньше, но вскоре стало ясно, что пытаться назначить день бесполезно. Однако теперь это было неизбежно; все приготовления возобновились, и очень скоро после того, как Черчилли переехали в Ричмонд, Фрэнк написал им несколько строк, в которых сообщил, что его тёте уже гораздо лучше после переезда и что он не сомневается, что сможет присоединиться к ним в любое время в течение двадцати четырёх часов. Это побудило их назначить дату как можно скорее.

 Бал у мистера Уэстона должен был стать настоящим событием.  До него оставалось совсем немного времени.
между молодыми людьми из Хайбери и счастьем.

 Мистер Вудхаус смирился. Время года облегчало его участь.
Май был лучше февраля во всех отношениях. Миссис Бейтс собиралась провести вечер в Хартфилде, Джеймс был предупреждён, и он с оптимизмом надеялся, что ни с милым маленьким Генри, ни с милым маленьким Джоном ничего не случится, пока дорогая Эмма будет отсутствовать.




 ГЛАВА II


Не случилось ничего, что могло бы помешать шару. День приближался,
и вот он настал. После тревожного утра, проведённого за наблюдениями, Фрэнк
Черчилль, полный уверенности в себе, добрался до Рэндаллса до ужина, и всё было в порядке.

 Они с Эммой ещё не встречались во второй раз.
Об этом должна была свидетельствовать комната в «Короне», но это было бы лучше, чем обычная встреча в толпе. Мистер Уэстон был так настойчив в своих
уговорах приехать как можно скорее после них, чтобы она могла
высказать своё мнение о том, насколько удобны и уютны комнаты,
прежде чем туда приедут другие люди, что она не могла ему отказать
и поэтому должна была провести какое-то время в обществе молодого
Компания. Она должна была отвезти Харриет, и они вовремя добрались до «Короны».
Компания Рэндаллов была чуть впереди них.

 Фрэнк Черчилль, казалось, был начеку, и хотя он почти ничего не говорил, его взгляд говорил о том, что он намерен провести восхитительный вечер.
Они все вместе обошли дом, чтобы убедиться, что всё в порядке.
Через несколько минут к ним присоединились пассажиры
другой кареты, шума которой Эмма поначалу не слышала.
Она не слишком удивилась.  «Так неразумно рано!» — собиралась сказать она.
воскликнула она, но тут же поняла, что это семья её старых друзей, которые, как и она сама, приехали по собственному желанию, чтобы помочь мистеру
 Уэстону с оценкой имущества. За ними следовала ещё одна карета с кузенами, которых с той же искренностью и по тому же делу попросили приехать пораньше. Казалось, что вскоре половина компании соберётся вместе для предварительной оценки имущества.

Эмма понимала, что её вкус — не единственный, от которого зависит мистер
 Уэстон, и чувствовала, что быть его любимицей и доверенным лицом — это
Человек, у которого было так много близких друзей и доверенных лиц, не был самым выдающимся в плане тщеславия.  Ей нравились его открытые манеры, но если бы он был чуть менее простодушным, это сделало бы его более выдающейся личностью.  — Общая доброжелательность, но не общая дружба, делают человека таким, каким он должен быть.  — Она могла бы представить себе такого мужчину. Вся компания ходила
вокруг, смотрела и снова хвалила, а потом, поскольку делать было
нечего, выстроилась полукругом у огня, чтобы по-разному, пока не
зашла речь о других вещах, обсуждать, что, хотя и _май_, вечер у
огня всё равно очень приятен.

Эмма поняла, что мистер Уэстон не виноват в том, что число тайных советников ещё не увеличилось. Они остановились у дома миссис Бейтс, чтобы предложить воспользоваться их каретой, но тетю и племянницу должны были привезти Элтоны.

 Фрэнк стоял рядом с ней, но не очень уверенно; в его поведении чувствовалось беспокойство, которое выдавало его душевное смятение. Он оглядывался по сторонам, направлялся к двери, прислушивался, не раздастся ли стук других экипажей, — то ли ему не терпелось начать, то ли он боялся постоянно находиться рядом с ней.

 Говорили о миссис Элтон. «Думаю, она скоро будет здесь», — сказал он. «Я
Мне очень любопытно увидеть миссис Элтон, я так много о ней слышал.
 Думаю, она скоро приедет.

 Послышался стук колёс. Он тут же вскочил, но, вернувшись, сказал:
«Я забыл, что мы с ней не знакомы. Я никогда не видел ни мистера, ни миссис Элтон. Мне не стоит навязываться».

Мистер и миссис Элтон явился; и все улыбки и свойства
прошло.

“Но Мисс Бейтс и Мисс Фэрфакс!” - сказал мистер Уэстон, глядя. “ Мы
думали, что вы должны были их привезти.

Ошибка была незначительной. За ними уже прислали экипаж. Эмма
Мне не терпелось узнать, что Фрэнк подумает о миссис Элтон, как на него подействует её нарочитая элегантность в одежде и любезные улыбки.
 Он сразу же дал понять, что готов составить своё мнение,
уделив ей должное внимание после того, как их представили.

 Через несколько минут карета вернулась. Кто-то заговорил о дожде.
— Я посмотрю, есть ли зонтики, сэр, — сказал Фрэнк отцу.
— Нельзя забывать о мисс Бейтс, — и он вышел. Мистер Уэстон последовал за ним, но миссис Элтон задержала его, чтобы высказать своё мнение
о его сыне; и она начала так быстро, что сам молодой человек, хоть и двигался довольно быстро, едва ли мог не слышать её.

 «Действительно, очень хороший молодой человек, мистер Уэстон. Вы знаете, я честно сказала вам,
что составлю собственное мнение, и я рада сообщить, что он мне очень нравится. Можете мне поверить. Я никогда не делаю комплиментов». Я считаю его
очень красивым молодым человеком, и его манеры — именно то, что мне нравится и что я одобряю. Он настоящий джентльмен, без малейшего тщеславия или щенячьего задора.
 Вы должны знать, что я терпеть не могу щенков — просто ненавижу их.
Они никогда не были допускаться в Мейпл-Гров. Ни г-на подсосе, ни мне
никогда никакого терпения с ними; и мы иногда очень сказал
резка вещи! Селина, которая мягка почти до крайности, терпела их
намного лучше.”

Пока она говорила о его сыне, внимание мистера Уэстона было приковано; но
когда она добралась до Мейпл-Гроув, он вспомнил, что там были дамы
только прибывающие, чтобы о них позаботились, и со счастливыми улыбками должны поспешить прочь.

Миссис Элтон повернулась к миссис Уэстон. «Я не сомневаюсь, что это наша карета с мисс Бейтс и Джейн. Наш кучер и лошади такие
чрезвычайно оперативно! — Я думаю, мы едем быстрее всех. — Какое удовольствие — отправить свою карету за другом! — Я понимаю, что вы были так любезны, что предложили это, но в другой раз в этом не будет необходимости. Вы можете быть уверены, что я всегда буду заботиться о _них_».

Мисс Бейтс и мисс Фэйрфакс в сопровождении двух джентльменов вошли в комнату.
Миссис Элтон, казалось, считала своим долгом принять их так же, как и миссис
 Уэстон.  Её жесты и движения могли быть понятны любому, кто смотрел на неё так же, как Эмма; но её слова, каждое
Слова Тедди вскоре потонули в непрерывном потоке речи мисс Бейтс,
которая вошла и заговорила, не успев закончить свою речь, спустя
много минут после того, как её впустили в круг у камина. Когда дверь
открылась, все услышали её голос:
— Как мило с вашей стороны! — Дождя совсем нет. Ничего
не значит. Мне всё равно. Туфли довольно толстые. А Джейн
говорит... Ну! — (как только она переступила порог) Ну что ж! Это действительно блестяще! — Это восхитительно! — Превосходно придумано, честное слово. Ничего лишнего. Я и представить себе не мог. — Так хорошо освещено! — Джейн, Джейн, смотри! — Ты
когда-нибудь что-нибудь видели? О! Мистер Уэстон, у вас, должно быть, действительно была лампа Аладдина
. Добрая миссис Стоукс больше не узнала бы свою комнату. Я видел ее как
Я вошел; она стояла у входа. ‘ О! Миссис Стоукс, ’ сказал я.
Я— но у меня не было времени на большее. Теперь ее встретила миссис Уэстон. — “Очень хорошо.
благодарю вас, мэм. Надеюсь, у вас всё хорошо. Очень рад это слышать. Так боялся, что у вас может разболеться голова! — ведь вы так часто проходите мимо, а я знаю, как много у вас забот. Рад это слышать. Ах, дорогая миссис Элтон, я так вам благодарен за
Карета! — отличное время. Мы с Джейн были готовы. Ни на минуту не задерживали лошадей. Самая удобная карета. — О! и я уверена, что мы должны поблагодарить вас, миссис Уэстон, за это. Миссис Элтон была так любезна, что отправила Джейн записку, иначе мы бы не приехали. — Но два таких предложения за один день! — Никогда ещё не было таких соседей. Я сказала матери: «Честное слово, мэм…» Спасибо, у моей мамы всё замечательно. Ушла к мистеру.
 Вудхаусу. Я заставила её взять шаль — вечера уже не такие тёплые — её большую новую шаль — свадебный подарок миссис Диксон. — Как мило с её стороны
подумать только, моя мама! Куплено в Уэймуте, как вы знаете, по выбору мистера Диксона.
 Джейн говорит, что были ещё три штуки, с которыми они какое-то время не могли определиться. Полковник Кэмпбелл предпочёл оливки. Дорогая Джейн, ты уверена, что не промочила ноги?— Всего одна-две капли, но я так боюсь...
Но мистер Фрэнк Черчилль был так любезен... и там был коврик, на который можно было наступить...
Я никогда не забуду его невероятную вежливость. О! Мистер Фрэнк
Черчилль, я должна сказать вам, что с тех пор очки моей матери ни разу не ломались; заклёпка так и не выпала. Моя мать часто говорит о
Ваша доброта. Не так ли, Джейн? — Разве мы не часто говорим о мистере Фрэнке
Черчилле? — Ах! А вот и мисс Вудхаус. — Дорогая мисс Вудхаус, как
ваши дела? — Спасибо, очень хорошо, вполне хорошо. Это похоже на встречу в
сказочной стране! — Какое преображение! — Знаю, не стоит делать комплименты (окидывая взглядом
Эмма с самым самодовольным видом): — Это было бы невежливо, — но, честное слово, мисс Вудхаус, вы выглядите... Как вам причёска Джейн? — Вы судья. — Она всё сделала сама. Просто удивительно, как она укладывает волосы! — Думаю, ни один парикмахер из Лондона не смог бы так сделать. — Ах! Доктор Хьюз, я
— Прошу прощения, миссис Хьюз. Нужно пойти и поговорить с доктором и миссис Хьюз. — Как поживаете? Как поживаете? — Очень хорошо, благодарю. Это восхитительно, не правда ли? — Где наш дорогой мистер Ричард? — О! вот он. Не беспокойте его. Ему гораздо интереснее разговаривать с молодыми леди. Как поживаете, мистер Ричард?— Я видел вас на днях, когда вы проезжали через город, миссис Отуэй, я протестую! — и добрый мистер Отуэй, и мисс Отуэй, и мисс Кэролайн. — Столько друзей! — и мистер Джордж, и мистер Артур! — Как поживаете? Как у вас у всех дела? — Вполне хорошо, я вам очень признателен. Никогда
лучше.—Разве я не слышу другую карету?—Кто бы это мог быть? — очень вероятно, тот самый
достопочтенный Коулз.—Честное слово, это очаровательно - находиться среди
таких друзей! И такой благородный огонь!—Я совсем поджарился. Никакого кофе, я.
спасибо, от себя лично — никогда не пью кофе.—Немного чая, если не возражаете, сэр,
пока, —не спешите—О! вот оно. Все так вкусно!”

Фрэнк Черчилль вернулся на своё место рядом с Эммой, и как только мисс  Бейтс успокоилась, она невольно стала прислушиваться к разговору миссис Элтон и мисс Фэрфакс, которые стояли неподалёку
Он шёл позади неё. — Он был задумчив. Она не могла понять, подслушивает ли он тоже.
После множества комплиментов Джейн по поводу её платья и внешнего вида, комплиментов, которые были выслушаны очень спокойно и должным образом, миссис Элтон, очевидно, захотела, чтобы ей сделали комплимент, и спросила: «Как вам моё платье? — Как вам моя отделка? — Как Райт уложил мне волосы?» — и задала ещё много подобных вопросов, на которые получила терпеливые и вежливые ответы. Затем миссис Элтон сказала: «Никто не относится к одежде с меньшим пренебрежением, чем я. Но в таком случае, когда все
глаз так много на меня, и в дополнение к Уэстонов—кто я есть
без сомнения дарите этот мяч в основном это честь для меня—я не хочу
быть хуже других. И я вижу в зале очень мало жемчужин, кроме
моей.—Итак, Фрэнк Черчилль, насколько я понимаю, превосходный танцор.—Мы должны
посмотреть, подходят ли наши стили.— Фрэнк Черчилль, безусловно, прекрасный молодой человек.
Он мне очень нравится ”.

В этот момент Фрэнк заговорил так оживлённо, что Эмма не могла не
подумать, что он услышал собственные похвалы и не хотел больше их слышать.
На какое-то время голоса дам стихли, пока
Ещё одна пауза, и голос миссис Элтон снова зазвучал отчётливо.
Мистер Элтон только что присоединился к ним, и его жена воскликнула:
«О! вы наконец-то нашли нас, не так ли, в нашем уединении? — Я как раз говорила Джейн, что вы, наверное, уже изнемогаете в ожидании вестей о нас».

— Джейн! — повторил Фрэнк Черчилль с удивлением и недовольством.
— Это легко, но, полагаю, мисс Фэрфакс это не одобряет.
— Как тебе миссис Элтон? — прошептала Эмма.

— Совсем не нравится.

— Ты неблагодарная.

— Неблагодарная! — Что ты имеешь в виду? Затем, сменив хмурый вид на
улыбка — “Нет, не говори мне — я не хочу знать, что ты имеешь в виду.—Где
мой отец?—Когда мы начнем танцевать?”

Эмма с трудом понимала его; казалось, он был в странном настроении. Он пошел
искать своего отца, но быстро вернулся с мистером и
миссис Уэстон. Он встречался с ними в небольшое недоумение, которое должно быть
положил перед Эммой. Миссис Уэстон только что пришло в голову, что миссис Элтон
нужно попросить открыть бал; что она будет этого ожидать;
что противоречит всем их желаниям выделить Эмму. — Эмма
с мужеством выслушала печальную правду.

— А что нам делать, чтобы найти для неё подходящего партнёра? — сказал мистер Уэстон.
 — Она подумает, что Фрэнк должен пригласить её.

Фрэнк тут же повернулся к Эмме, чтобы напомнить ей о данном обещании, и
заявил, что он помолвлен, на что его отец посмотрел с
полным одобрением. Затем выяснилось, что миссис Уэстон
хотела, чтобы он сам потанцевал с миссис Элтон, и что их задача
состояла в том, чтобы уговорить его на это, что и было сделано довольно быстро. Мистер
 Уэстон и миссис Элтон пошли первыми, за ними последовали мистер Фрэнк Черчилль и мисс  Вудхаус. Эмма должна смириться с тем, что она на втором месте после миссис Элтон,
хотя она всегда считала, что бал — это что-то особенное для неё. Этого было почти достаточно, чтобы она задумалась о замужестве.
В то время миссис Элтон, несомненно, была в выигрыше, ведь её тщеславие было полностью удовлетворено.
Хотя она и собиралась начать с Фрэнка Черчилля, она ничего не теряла от перемены. Мистер Уэстон мог быть лучше своего сына.— Несмотря на эту
небольшую неприятность, Эмма улыбалась от удовольствия, радуясь
тому, что съёмочная группа уже собралась, и тому, что впереди у неё
столько часов необычного праздника. — Она была более
меня больше беспокоило то, что мистер Найтли не танцует, чем что-либо другое. — Вот он, среди зевак, где ему не место; он должен танцевать, а не стоять в одной компании с мужьями, отцами и игроками в вист, которые притворялись, что им интересен танец, пока не высохнут их носки, — таким молодым он выглядел! — Пожалуй, нигде он не выглядел бы лучше, чем там, где он остановился. Его высокая, крепкая, прямая фигура среди грузных форм и сутулых плеч пожилых мужчин была именно такой, какой, по мнению Эммы, она должна была быть
Он притягивал к себе все взгляды, и, за исключением её собственного партнёра, во всём ряду молодых людей не было ни одного, кто мог бы с ним сравниться.
Он подошёл на несколько шагов ближе, и этих нескольких шагов было достаточно, чтобы показать, с какой благородной манерой, с каким естественным изяществом он, должно быть, танцевал, если бы только потрудился.  Всякий раз, когда она ловила его взгляд, она заставляла его улыбаться, но в целом он выглядел серьёзным. Ей хотелось бы, чтобы он
больше любил бальные залы и больше нравился Фрэнку Черчиллю. — Он, казалось, часто наблюдал за ней.  Не стоит обольщаться, что он
думал о ней танцевать, но если он критикует ее поведение, она
не бояться. Не было ничего похожего на флирт между ней и
ее партнер. Они скорее напоминали веселых, легких в общении с друзьями, чем любовниками.
То, что Фрэнк Черчилль думал о ней меньше, чем раньше, было
несомненно.

Бал протекал приятно. Тревожные заботы, неослабевающее
внимание миссис Уэстон никуда не делось. Все казались счастливыми, и бал неоднократно удостаивался похвалы за то, что он был восхитительным. Такую похвалу редко можно услышать до того, как бал закончится.
с самого начала существования этого. Из очень важных, заслуживающих упоминания событий, оно было не более продуктивным, чем обычно бывают такие встречи. Однако было одно событие, о котором Эмма что-то подумала.
Начались два последних танца перед ужином, и у Харриет не было партнёра.
Она была единственной молодой леди, которая сидела, а до этого количество танцующих было настолько равным, что оставалось только удивляться, как кто-то мог остаться без пары!— Но вскоре удивление Эммы улеглось, когда она увидела, как мистер Элтон прогуливается по залу. Он не пригласил Харриет на танец
если бы этого можно было избежать: она была уверена, что он этого не сделает, — и она
каждую минуту ожидала, что он сбежит в комнату для игры в карты.

 Однако побег не входил в его планы. Он подошёл к той части комнаты, где собрались зеваки, поговорил с некоторыми из них и прошёлся перед ними, как бы демонстрируя свою свободу и решимость её сохранять. Он не упускал возможности иногда оказаться прямо перед мисс
Смит или с теми, кто был ей близок, — Эмма видела это. Она ещё не танцевала; она начинала с самого низа и постепенно поднималась.
Поэтому у неё было время оглядеться, и, лишь слегка повернув голову, она всё увидела. Когда она прошла половину пути, вся группа оказалась прямо у неё за спиной, и она больше не позволяла себе смотреть по сторонам; но мистер Элтон был так близко, что она слышала каждое слово из диалога, который в тот момент происходил между ним и миссис Уэстон; и она заметила, что его жена, стоявшая прямо над ней, не только слушала, но и подбадривала его многозначительными взглядами.— Добросердечная, нежная миссис Уэстон встала со своего места, чтобы присоединиться
Она подошла к нему и сказала: «Вы не танцуете, мистер Элтон?» На что он быстро ответил:
«С радостью, миссис Уэстон, если вы потанцуете со мной».

«Я? — о! Нет, я найду вам партнёршу получше меня. Я не танцую».

— Если миссис Гилберт желает потанцевать, — сказал он, — я с
удовольствием составлю ей пару, потому что, хоть я и начинаю чувствовать себя довольно старым женатым мужчиной и понимаю, что мои танцевальные дни прошли, мне было бы очень приятно в любое время потанцевать со старой подругой, такой как миссис
 Гилберт.

 — Миссис  Гилберт не собирается танцевать, но есть одна юная леди
та, которую я был бы очень рад увидеть танцующей, — мисс Смит. — Мисс Смит! — о! — Я не заметил. — Вы чрезвычайно любезны, и если бы я не был старым женатым мужчиной. — Но мои танцевальные дни прошли, миссис Уэстон. Вы меня извините. Я с радостью сделаю всё, что вы пожелаете, но мои танцевальные дни прошли.

Миссис Уэстон больше ничего не сказала, и Эмма могла себе представить, с каким удивлением и смущением она возвращалась на своё место. Это был мистер Элтон!
милый, услужливый, благородный мистер Элтон. — Она на мгновение огляделась по сторонам;
Он присоединился к мистеру Найтли, стоявшему чуть поодаль, и приготовился к обстоятельной беседе, в то время как между ним и его женой пробегали радостные улыбки.

Она больше не смотрела в их сторону. Её сердце пылало, и она боялась, что лицо у неё такое же красное.

В следующее мгновение её взору предстало более радостное зрелище: мистер Найтли ведёт Харриет к сцене!— Никогда ещё она не была так удивлена и так редко испытывала такое восхищение, как в тот момент. Она была вне себя от радости и благодарности, как за Гарриет, так и за себя, и ей не терпелось отблагодарить его. И хотя
Она была слишком далеко, чтобы заговорить, но её лицо говорило само за себя, как только ей удалось снова поймать его взгляд.

 Его танец оказался именно таким, каким она его себе представляла, — превосходным.
 И Харриет могла бы подумать, что ей слишком повезло, если бы не жестокое положение дел, в котором она оказалась, и не то полное наслаждение и высокое чувство собственного достоинства, которые отражались в её счастливых чертах. Он не бросил её, она взлетела выше, чем когда-либо,
пролетела дальше по центру и продолжала улыбаться.

Мистер Элтон удалился в комнату для игры в карты, выглядя (как и полагала Эмма) очень
глупо. Она не думала, что он такой же бесчувственный, как его жена, хотя и становился всё больше похожим на неё; _она_ высказала некоторые из своих чувств, громко заявив партнёру:
«Найтли сжалился над бедной маленькой мисс Смит! — Очень добродушно,
я вам скажу».

Объявили о начале ужина. Начался переезд; и с этого момента мисс Бейтс можно было слышать без перерыва до тех пор, пока она не села за стол и не взяла в руки ложку.

«Джейн, Джейн, моя дорогая Джейн, где ты? Вот твой палантин. Миссис.
Уэстон умоляет тебя надеть палантин. Она говорит, что боится, что...»
В коридоре будут сквозняки, хотя мы всё сделали: одну дверь заколотили, постелили много ковриков. Моя дорогая Джейн, ты просто обязана это сделать. Мистер Черчилль, о! вы слишком любезны! Как хорошо вы всё устроили! Я так довольна! Отличные танцы! — Да, дорогая, я сбегала домой, как и обещала, чтобы помочь бабушке лечь в постель, а потом вернулась, и никто меня не хватился.— Я отправился в путь, не сказав ни слова, как я тебе и говорил.
 Бабушка была в добром здравии, провела очаровательный вечер с мистером Вудхаусом, они много болтали и играли в нарды. — Чай был приготовлен внизу, с печеньем
и испекла яблоки с вином, прежде чем уйти: ей удивительно везло в некоторых играх.
Она много расспрашивала о тебе, о том, как ты развлекался и кто были твои партнеры. «О! — сказал я. — Не буду опережать Джейн.
Я оставил ее танцевать с мистером Джорджем Отуэем. Она с удовольствием сама расскажет тебе об этом завтра. Ее первым партнером был мистер.
Элтон. Я не знаю, кто пригласит ее следующим, возможно, мистер Уильям Кокс».
Мой дорогой сэр, вы слишком любезны. — Неужели нет никого, кого бы вы предпочли? — Я не беспомощна. Сэр, вы очень добры. Честное слово, Джейн
на одной руке, а я на другой! — Стой, стой, давай постоим немного в стороне, миссис Элтон идёт; дорогая миссис Элтон, как элегантно она выглядит! — Прекрасное кружево! — А теперь мы все идём за ней. Настоящая королева вечера! — Ну вот мы и у прохода. Два шага, Джейн, будь осторожна на этих двух шагах. О нет, здесь только один шаг. Ну, меня убедили, что их два. Как странно! Я был убежден, что их два, а здесь
всего один. Я никогда не видел ничего подобного комфорту и стилю.
повсюду свечи.—Я рассказывал тебе о твоей бабушке.,
Джейн, — тут было небольшое разочарование. — Печёные яблоки и печенье, конечно, превосходны, но сначала принесли нежное фрикасе из
сладкого картофеля и спаржи, и добрый мистер.
 Вудхаус, решив, что спаржа недостаточно проварена, отправил всё обратно. Бабушка больше всего на свете любит душистый горошек и спаржу, так что она была немного разочарована, но мы договорились, что никому об этом не скажем, чтобы не расстраивать милую мисс Вудхаус, которая была бы очень обеспокоена! — Ну, вот и всё
Блестяще! Я в полном восторге! Я и представить себе не мог ничего подобного!—
Такая элегантность и роскошь!— Я не видел ничего подобного с тех пор, как... Ну, где мы сядем? где мы сядем? Где угодно, лишь бы Джейн не было на сквозняке. То, где сяду я, не имеет значения. О! Вы рекомендуете эту сторону?— Ну, я уверен, мистер Черчилль, что она слишком хороша, но поступайте, как вам угодно. То, что вы готовите в этом доме, не может быть невкусным. Дорогая Джейн,
как же нам запомнить половину блюд для бабушки? И суп тоже!
 Боже мой! Мне не следовало так быстро помогать, но пахнет просто восхитительно,
и я не могу удержаться».

Эмма не довелось побеседовать с мистером Найтли до ужина;
но, когда они опять были все в бальном зале, ее глаза звали
неудержимо прийти к ней и поблагодарил. Он был искренен в своем
осуждении поведения мистера Элтона; это была непростительная грубость;
и взгляды миссис Элтон также получили должную долю порицания.

“Они стремились ранить не только Харриет”, - сказал он. — Эмма, почему они твои враги?


 Он посмотрел на неё с улыбкой, полной проницательности, и, не получив ответа, добавил:
— _Она_ не должна злиться на тебя, что бы он ни делал
быть.—На это предположение ты, конечно, ничего не отвечаешь; но признайся, Эмма,
что ты действительно хотела, чтобы он женился на Харриет.

“Да, ” ответила Эмма, “ и они не могут меня простить”.

Он покачал головой, но на его лице была снисходительная улыбка, и он
только сказал,

“Я не буду тебя ругать. Я оставляю вас наедине с вашими собственными размышлениями ”.

“Можете ли вы доверить мне таких льстецов?— Мой тщеславный дух когда-нибудь говорил
мне, что я неправ?

“Не твой тщеславный дух, а твой серьезный дух.—Если один ведет тебя неправильно,,
Я уверен, что другой говорит тебе об этом ”.

“Я признаю, что полностью ошибся в мистере Элтоне. Там
есть в нем одна деталь, которую вы обнаружили, а я нет:
и я был полностью убежден в том, что он влюблен в Харриет. Это произошло
в результате ряда странных ошибок!”

“И, в обмен на ваше признание столь многого, я отдам вам должное
и скажу, что вы выбрали бы для него лучшего, чем он сделал
выбрал для себя.—Харриет Смит обладает некоторыми первоклассными качествами, которых
Миссис Элтон совершенно лишена. Непритязательная, простодушная, безыскусная девушка —
любой здравомыслящий мужчина с хорошим вкусом предпочтет ее такой женщине, как миссис Элтон. Я обнаружил, что Харриет более общительна, чем я ожидал.

Эмма была чрезвычайно довольна.—Их прервала суматоха
Мистер Уэстон призывал всех снова начать танцевать.

“Мисс Вудхаус, Мисс Отуэй, Мисс Ферфакс, что вы все
делаешь?—Давай, Эмма, набор вашими спутниками на примере. Каждое тело-это ленивая!
Каждое тело спит!”

“ Я готова, ” сказала Эмма, “ когда бы я ни понадобилась.

— С кем ты собираешься танцевать? — спросил мистер Найтли.

 Она на мгновение задумалась, а затем ответила: «С тобой, если ты пригласишь меня».
— Ты согласна? — сказал он, протягивая ей руку.

— Конечно, согласна. Ты показал, что умеешь танцевать, и ты знаешь, что мы
на самом деле мы не настолько брат и сестра, чтобы это было неприлично».

«Брат и сестра! Нет, конечно».





Глава III
Это небольшое объяснение с мистером Найтли доставило Эмме немалое удовольствие. Это было одно из приятных воспоминаний о бале, которым она наслаждалась, прогуливаясь по лужайке на следующее утро.— Она была чрезвычайно
рада, что они так хорошо поладили с Элтонами и что их мнения о муже и жене так схожи.
Его похвала в адрес Харриет и уступки в её пользу были
Это было особенно приятно. Наглость Элтонов, которая на несколько минут
грозила испортить ей весь вечер, стала поводом для самых приятных
воспоминаний, и она с нетерпением ждала ещё одного счастливого
результата — излечения Харриет от влюблённости. Судя по тому,
как Харриет говорила об этом перед тем, как они покинули бальный
зал, у неё были большие надежды. Ей показалось, что её глаза внезапно открылись и она смогла увидеть, что мистер Элтон не был тем выдающимся человеком, каким она его считала.  Лихорадка прошла, и Эмма
она могла не опасаться, что пульс снова участится из-за
вредной вежливости. Она рассчитывала на неприязнь Элтонов,
которая обеспечила бы ей всю необходимую дисциплину в виде демонстративного пренебрежения. — Харриет рассудительна, Фрэнк Черчилль не слишком влюблён, а мистер Найтли не хочет с ней ссориться. Какое счастливое лето её ждёт!

 Сегодня утром она не должна была видеться с Фрэнком Черчиллем. Он сказал ей, что
не может позволить себе удовольствие остановиться в Хартфилде, так как должен быть дома к полудню. Она не жалела об этом.

Уладив все эти дела, просмотрев их и приведя в порядок, она как раз собиралась вернуться в дом, чтобы привести себя в порядок перед тем, как заняться двумя маленькими мальчиками и их дедушкой, как вдруг большие железные ворота открылись и вошли два человека, которых она никак не ожидала увидеть вместе: Фрэнк Черчилль и Харриет, опирающаяся на его руку, — сама Харриет! — Одного мгновения ей хватило, чтобы понять, что произошло нечто экстраординарное.
Харриет была бледна и напугана, а он пытался её подбодрить.
До железных ворот и входной двери оставалось не больше двадцати ярдов
Они все трое вскоре оказались в холле, и Харриет тут же опустилась на стул и потеряла сознание.

Юная леди, упавшая в обморок, должна прийти в себя; нужно ответить на вопросы и объяснить, что произошло. Такие события очень интересны, но их ожидание не может длиться долго. Через несколько минут Эмма узнала всё.

Мисс Смит и мисс Бикертон, ещё одна постоялица миссис
Годдард, который тоже был на балу, вышел вместе с ней и направился по Ричмонд-роуд, которая, хотя и была достаточно оживлённой,
В целях безопасности они привели их в замешательство. Примерно в полумиле от Хайбери дорога делала резкий поворот и, с обеих сторон окружённая вязами, на значительном протяжении становилась очень уединённой. И когда юные леди прошли немного по ней, они внезапно увидели на небольшом расстоянии перед собой, на более широком участке лужайки, группу цыган. К ним подошёл попрошайничать ребёнок, стоявший на страже.
Мисс Бикертон, сильно напуганная, громко вскрикнула и, позвав Гарриет за собой, побежала вверх по крутому склону, преодолев небольшое
хедж на самом верху, и сделали ее лучшей на короткую стрижку обратно
Хайбери. Но бедная Харриет не могла не последовать. Она очень страдала
от судорог после танцев, и ее первая попытка взобраться на берег
привела к такому возврату судорог, что сделала ее абсолютно беспомощной — и в
в таком состоянии и в сильном ужасе она была вынуждена оставаться.

Неизвестно, как бы повели себя бродяги, будь юные леди более смелыми.
Но от такого приглашения к нападению невозможно было отказаться, и вскоре на Гарриет набросилась целая дюжина
Дети во главе с полной женщиной и крупным мальчиком, все шумные и дерзкие на вид, хотя и не на словах.
Всё больше и больше пугаясь, она тут же пообещала им денег и, достав кошелёк, дала им по шиллингу, умоляя не просить больше и не обижать её.— Тогда она смогла идти, хотя и медленно, и начала удаляться, но её страх и кошелёк были слишком соблазнительными, и вся банда последовала за ней или, скорее, окружила её, требуя ещё.

 В таком состоянии её и нашёл Фрэнк Черчилль. Она дрожала и
Они вели себя вызывающе и дерзко. По счастливой случайности его отъезд из Хайбери был отложен, чтобы он мог прийти ей на помощь в этот критический момент. Приятная утренняя погода побудила его пойти пешком, а лошадей оставить ждать на другой дороге, в миле или двух от Хайбери.
Накануне вечером он одолжил у мисс Бейтс ножницы и забыл их вернуть.
Поэтому ему пришлось остановиться у её дома и зайти на несколько минут.
Таким образом, он пришёл позже, чем планировал, и, будучи на
Его нога была так близко, что он не видел остальных, пока не подошёл почти вплотную.
Ужас, который женщина и мальчик внушили Харриет, теперь
достался и им самим. Он оставил их в полном смятении, и Харриет,
жадно цеплявшаяся за него и едва способная говорить, нашла в себе
достаточно сил, чтобы добраться до Хартфилда, прежде чем её окончательно
охватило отчаяние. Он решил отвезти её в Хартфилд: он не мог
представить себе другого места.

Вот и вся история — о его общении и о том, что произошло с Гарриет, как только она пришла в себя и обрела дар речи. — Он осмелился
Он не стал задерживаться, чтобы только убедиться, что с ней всё в порядке. Из-за этих многочисленных задержек он не мог терять ни минуты. Эмма пообещала миссис Годдар, что с ней всё будет в порядке, а мистеру Найтли сообщила, что в округе есть такие люди.
Он отправился в путь, и Эмма мысленно благословила его и себя.

Такое приключение, как это, — прекрасный молодой человек и очаровательная молодая женщина,
случайно оказавшиеся вместе, — едва ли могло не натолкнуть на определённые мысли даже самое холодное сердце и самый уравновешенный ум.  Так думала Эмма.
по крайней мере. Мог ли лингвист, мог ли грамматист, мог ли даже математик
увидеть то, что увидела она, стать свидетелем их совместного появления и
услышать их историю, не почувствовав, что обстоятельства сложились так,
что они стали особенно интересны друг другу? — Насколько же больше
должен был разгореться пылкий ум такого художника, как она, от догадок и
предчувствий! — особенно с таким фундаментом предвкушения, который
уже был заложен в её сознании.

 Это было нечто совершенно невероятное! Ничего подобного никогда не случалось с молодыми девушками в этом месте, насколько она помнит; ни
Встреча, никаких тревожных сигналов — и вот это случилось с той самой
девушкой, и в тот самый час, когда другой молодой человек случайно
проходил мимо, чтобы спасти её! — Это было действительно очень странно!
И поскольку она знала, в каком благоприятном расположении духа
находились оба в тот момент, это поразило её ещё больше. Он хотел
преодолеть свою привязанность к ней, а она только что оправилась от
своей мании по мистеру.
Элтону. Казалось, что всё вокруг сулит самые интересные последствия.
 Не могло быть, чтобы происходящее не подталкивало одно к другому.

За те несколько минут, что она провела с ним, пока Харриет была в полубессознательном состоянии, он говорил о её ужасе, её наивности, её пылкости, когда она схватила его за руку и вцепилась в неё, с чувством, которое забавляло и восхищало его. И наконец, после того как Харриет сама всё рассказала, он в самых тёплых выражениях выразил своё негодование по поводу отвратительного безумия мисс Бикертон. Всё должно было идти своим чередом, без принуждения и помощи.
Она не сдвинется с места и не подаст виду.  Нет, с неё хватит
помехи. Не может быть никакого вреда в схеме, лишь пассивным
схема. Он был не более чем пожеланием. За это она бы ни в коем случае не
приступим.

Первым решением Эммы было скрыть от отца информацию о
том, что произошло, — осознавая тревогу, которую это вызовет: но
вскоре она почувствовала, что скрывать, должно быть, невозможно. В течение получаса
об этом знал весь Хайбери. Это было как раз то событие, которое привлекло внимание тех, кто больше всего болтает, — молодёжи и низших сословий. Вскоре вся молодёжь и слуги в округе были в восторге от пугающих новостей.  Последнее
Вечерний бал, казалось, затерялся среди цыган. Бедный мистер Вудхаус дрожал, сидя на стуле, и, как и предвидела Эмма, вряд ли успокоился бы, если бы они не пообещали больше никогда не выходить за пределы живой изгороди. Его немного утешало то, что в течение оставшейся части дня поступало много вопросов о нём и мисс Вудхаус (поскольку его соседи знали, что он любит, когда о нём спрашивают), а также о мисс Смит.
Он с удовольствием отвечал, что все они чувствуют себя очень хорошо, что было не совсем правдой, поскольку она была совершенно больна.
а Харриет и не могла быть другой, Эмма бы не стала вмешиваться.
В целом у неё было слабое здоровье для дочери такого человека, ведь
она едва ли знала, что такое недомогание; и если бы он не выдумывал для неё болезни, она бы ничего не поняла из его послания.


Цыгане не стали дожидаться правосудия и поспешно скрылись. Юные леди из Хайбери, возможно, снова смогли бы спокойно гулять, если бы не началась паника, и вся эта история вскоре превратилась бы в незначительное происшествие, но для Эммы и её
племянники — в её воображении всё оставалось по-прежнему, и Генри и
Джон по-прежнему каждый день просили рассказать им историю о Гарриет и
цыганах и по-прежнему упорно поправляли её, если она хоть в малейшей
детали отклонялась от первоначального повествования.




 ГЛАВА IV

Прошло совсем немного дней после этого приключения, когда однажды
утром Гарриет пришла к Эмме с небольшим свёртком в руке и, усевшись
и поколебавшись, начала так:

«Мисс Вудхаус, если у вас есть свободное время, я хотел бы кое-что вам рассказать — своего рода исповедь, — а потом, знаете ли, всё закончится».

Эмма была немало удивлена, но попросила её высказаться. В поведении Харриет была серьёзность, которая, как и её слова, подготавливала к чему-то большему, чем обычно.

 «Мой долг и, я уверена, моё желание, — продолжила она, — не скрывать от вас ничего по этому поводу. Поскольку я, к счастью, совершенно изменилась в _одном_ _отношении_, будет очень правильно, если вы получите удовольствие от того, что узнаете об этом. Я не хочу говорить больше, чем необходимо.
Мне слишком стыдно за то, что я уступил, и
Осмелюсь сказать, вы меня понимаете ”.

“Да, ” сказала Эмма, - я надеюсь, что знаю”.

— Как я могла так долго воображать себе... — воскликнула Гарриет с теплотой в голосе. — Это похоже на безумие! Теперь я не вижу в нём ничего особенного.— Мне всё равно, встречусь я с ним или нет, — кроме того, что из этих двоих я бы предпочла не видеть его, — и я бы прошла любое расстояние, лишь бы не видеть его, — но я ни в малейшей степени не завидую его жене; я не восхищаюсь ею и не завидую ей, как делала это раньше: она, осмелюсь сказать, очень очаровательна, и всё такое, но я считаю её очень вспыльчивой и неприятной — я никогда не забуду её взгляд в тот вечер! — Однако, уверяю вас, мисс
Вудхаус, я не желаю ей зла. Нет, пусть они будут счастливы вместе, это не причинит мне ни малейшей боли. И чтобы убедить вас в том, что я говорю правду, я сейчас уничтожу то, что должна была уничтожить давным-давно, то, что я не должна была хранить, — я это прекрасно знаю (покраснев при этих словах).  — Однако теперь я уничтожу всё это, и мне особенно хочется сделать это в вашем присутствии, чтобы вы увидели, насколько я повзрослела. Неужели вы не догадываетесь, что в этом свертке
? спросила она с понимающим видом.

“ Ни малейшего в мире.— Он когда-нибудь дарил вам что-нибудь?

— Нет, я не могу назвать это подарками, но это вещи, которые я очень ценила.


Она поднесла к себе свёрток, и Эмма прочитала на нём слова _Самые_
_драгоценные_ _сокровища_. Её любопытство было сильно раззадорено.

Хэрриет развернула свёрток и с нетерпением посмотрела на него. Под обёрточной бумагой оказалась красивая маленькая шкатулка из танбриджского фарфора, которая
Харриет открыла его: он был хорошо простеган мягчайшим хлопком, но, кроме хлопка, Эмма увидела лишь небольшой кусочек пластыря.

 — Ну, — сказала Харриет, — ты _должна_ вспомнить.

 — Нет, правда, не могу.

— Боже мой! Я и подумать не мог, что ты забудешь, что произошло в этой самой комнате из-за пластыря, в один из последних раз, когда мы здесь встречались! — Это было всего за несколько дней до того, как у меня заболело горло, — как раз перед приездом мистера и миссис Джон Найтли, — кажется, в тот самый вечер. — Разве ты не помнишь, как он порезал палец твоим новым перочинным ножом, а ты посоветовал ему пластырь?— Но поскольку у тебя его не было, а у меня были, ты попросил меня угостить его. Я достал свой и отрезал ему кусочек, но он был слишком большим, и он
Он разрезал его на части и ещё какое-то время играл с тем, что осталось, прежде чем отдать мне. И тогда, по своей глупости, я не смогла удержаться и сделала из него сокровище — положила его подальше, чтобы никогда не использовать, и время от времени смотрела на него как на великое сокровище.
— Моя дорогая Харриет! — воскликнула Эмма, закрыв лицо руками и вскочив с места. — Ты заставляешь меня стыдиться себя больше, чем я могу вынести.
Помнишь это? Да, теперь я всё помню; всё, кроме того, как ты спас эту реликвию.
Я ничего не знал об этом до этого момента. Но ты порезал палец, и я посоветовал тебе пластырь, а потом сказал, что у меня его нет.
меня!—Ой! мои грехи, мои грехи!—И у меня было много все время в моем
карман!—Один из моих бессмысленных трюков!—Я заслуживаю того, чтобы постоянно краснеть всю оставшуюся жизнь.
- Ну... (снова садясь) - продолжай... что еще?— А у тебя самого действительно были какие—нибудь под рукой? — спросил я.
- А что? - спросил я.

“ И у тебя самого действительно были какие-нибудь под рукой? Я уверен, что никогда не подозревал об этом.
ты сделал это так естественно.”

“И значит, ты на самом деле отложила этот кусочек придворного плетения ради него!”
сказала Эмма, оправляясь от своего состояния стыда и чувствуя себя раздвоенной
между удивлением и забавой. И втайне она добавила про себя: “Господи,
благослови меня! когда мне вообще приходила в голову мысль вложить в хлопок
кусок придворной плетенки, который таскал за собой Фрэнк Черчилль! Я
никогда не был равным этому ”.

- Вот, - возобновил Харриет, снова повернувшись к ней окно, “здесь что-то
еще более ценное, я имею в виду, что _has_ _been_ более ценным, потому что
это то, что действительно когда-то принадлежало ему, которое суд-известью
никогда не делал”.

Эмме не терпелось увидеть это превосходное сокровище. Это был кончик
старого карандаша, без грифеля.

«Это действительно его вещь, — сказала Харриет. — Разве ты не помнишь то утро? Нет, я так и думала, что не помнишь. Но однажды утром — я уже не помню, когда именно
в тот день — но, возможно, это был вторник или среда перед _тем_
_вечером_, он хотел сделать пометку в своей записной книжке; она была о еловом пиве. Мистер Найтли рассказывал ему что-то о
варении елового пива, и он хотел это записать; но когда он достал
карандаш, грифель был таким тонким, что он быстро его
обточил, а другого не было, так что вы одолжили ему свой, и он
так и остался лежать на столе, бесполезный. Но я не спускал с него глаз и, как только осмелился, поймал его и с тех пор ни на минуту с ним не расставался».

“ Я помню это, ” воскликнула Эмма, “ я прекрасно помню это.— Мы говорили о
еловом пиве. — О! да, мы с мистером Найтли оба говорим, что нам это понравилось, и
Мистер Элтон, похоже, решил научиться любить это тоже. Я прекрасно это помню.
— Стоп, мистер Найтли стоял как раз здесь, не так ли? У меня
есть предположение, что он стоял именно здесь.

“ Ах! Я не знаю. Я не могу вспомнить.— Это очень странно, но я не могу вспомнить.
— Мистер Элтон сидел здесь, я помню, примерно там, где я сейчас.
— Ну, продолжайте.
— О! это всё. Мне больше нечего вам показать или сказать, кроме того, что
Сейчас я брошу их в огонь, и я хочу, чтобы ты это увидела.
— Моя бедная дорогая Харриет! Неужели ты находила счастье в том, чтобы хранить эти вещи?


— Да, какой же я была дурочкой! Но теперь мне очень стыдно, и я хотела бы забыть об этом так же легко, как сжигаю эти вещи.
 Знаешь, с моей стороны было очень неправильно хранить какие-либо воспоминания после того, как он женился. Я знал, что это так, но у меня не хватало решимости расстаться с ними.
— Но, Харриет, нужно ли сжигать пластырь? Я ничего не могу сказать о старом карандаше, но пластырь может пригодиться.

“Я буду счастлива сжечь это”, - ответила Харриет. “У этого есть
неприятный вид для меня. Я должна избавиться от каждой вещи.— Вот и все,
и, слава Богу, это конец! Мистера Элтона.

“И когда, ” подумала Эмма, - будет начало мистера Черчилля?”

Вскоре у неё появились основания полагать, что начало уже положено, и она не могла не надеяться, что цыганка, хоть и не _предсказала_ судьбу, всё же повлияла на судьбу Харриет. — Примерно через две недели после тревоги они пришли к удовлетворительному объяснению, и совершенно незаслуженно. Эмма в тот момент не думала об этом, что
Это сделало полученную ею информацию более ценной. Она просто сказала в ходе какой-то банальной беседы:
«Что ж, Гарриет, когда ты выйдешь замуж, я бы посоветовала тебе сделать то-то и то-то», — и больше не думала об этом, пока через минуту молчания не услышала, как Гарриет очень серьёзно сказала:
«Я никогда не выйду замуж».

Эмма подняла глаза и сразу поняла, в чём дело.
Мгновение она колебалась, стоит ли оставлять это без внимания,
а затем ответила:
«Никогда не выйду замуж! — это новое решение».

«Однако я никогда его не изменю».

После еще одного короткого колебания: “Я надеюсь, это не проистекает из — Я надеюсь,
это не комплимент мистеру Элтону?”

“В самом деле, мистер Элтон!” — негодующе воскликнула Харриет. “О, нет!” - и Эмма смогла
расслышать только слова: “Настолько превосходит мистера Элтона!”

Затем ей потребовалось больше времени на раздумья. Не следует ли ей не продолжать.
дальше? —должна ли она пропустить это мимо ушей и сделать вид, что ничего не подозревает?—Возможно
Если бы она так поступила, Харриет могла бы подумать, что она холодна или злится; или, возможно, если бы она
совсем молчала, это только подтолкнуло бы Харриет к тому, чтобы попросить её
не слишком много расспрашивать; а против такой откровенности, как эта, она была бы бессильна
После столь открытого и частого обсуждения надежд и возможностей она была полна решимости. — Она считала, что для неё будет разумнее сразу сказать и узнать всё, что она хотела сказать и узнать. Откровенность всегда лучше. Она заранее решила, как далеко зайдёт в любом подобном случае, и для них обоих было бы безопаснее, если бы она поскорее изложила разумный закон, сложившийся в её голове. — Она была полна решимости и поэтому заговорила:

— Гарриет, я не буду притворяться, что не понимаю, что ты имеешь в виду.
Твоё решение, или, скорее, надежда никогда не выходить замуж, проистекают из
мысль о том, что человек, которого вы могли бы предпочесть, слишком сильно превосходит вас по положению, чтобы думать о вас. Разве не так?

— О! Мисс Вудхаус, поверьте, я не настолько самонадеян, чтобы предполагать...
На самом деле я не настолько безумен.— Но мне доставляет удовольствие любоваться им на расстоянии — и думать о его бесконечном превосходстве над всем остальным миром с благодарностью, удивлением и почтением, которые так уместны, особенно для меня.

 — Я нисколько не удивлён твоим поведением, Гарриет.  Оказанной им услуги было достаточно, чтобы согреть твоё сердце.

«Служение! о! это было такое непередаваемое чувство долга! — само воспоминание об этом и всё, что я чувствовала в тот момент, когда увидела его, идущего ко мне, его благородный вид — и моё прежнее жалкое состояние. Какая перемена! В одно мгновение такая перемена! От полного отчаяния к полному счастью!»

 «Это вполне естественно. Это естественно и достойно уважения.— Да,
я думаю, это благородно с вашей стороны — сделать такой хороший и благодарный выбор. Но я не могу обещать, что это будет удачное решение. Я не советую вам поддаваться этому чувству, Харриет. Я ни в коем случае не беру на себя обязательства
его возвращают. Подумайте, чем вы занимаетесь. Возможно, это будет
мудрейший в вас, чтобы проверить ваши чувства, пока вы можете: в любом случае не
пусть они унесут вас далеко, если вы не уговорили его душе вам. Быть
отвлек его. Пусть его поведением стать проводником ощущений. Я
даю тебе сейчас эту осторожность, потому что я никогда не буду снова говорить с вами на
предмет. Я решительно против любого вмешательства. С этого момента я
ничего не знаю об этом деле. Пусть ни одно имя не сорвётся с наших губ. Мы были очень неправы раньше; теперь мы будем осторожны. — Он твой начальник, нет
Сомневаюсь, и, похоже, есть очень серьёзные возражения и препятствия.
Но всё же, Гарриет, случались и более удивительные вещи, бывали союзы с ещё большей разницей в возрасте. Но береги себя. Я бы не хотела, чтобы ты была слишком оптимистична.
Чем бы это ни закончилось, будь уверена, что ты думаешь о _нём_ — это признак хорошего вкуса, который я всегда буду ценить.

 Гарриет молча и покорно поцеловала её руку в знак благодарности. Эмма была
уверена, что такая привязанность не повредит её подруге. Она будет способствовать развитию и утончению её ума — и должна
спасти ее от опасности деградации.




ГЛАВА V


В таком состоянии интриг, надежд и попустительства Джун открылась для
Хартфилда. В Хайбери в целом это не принесло существенных изменений. В
Элтоны всё ещё обсуждали визит Саклингов и то, как можно использовать их барouche-landau. Джейн Фэйрфакс всё ещё была у своей бабушки.
Поскольку возвращение Кэмпбеллов из Ирландии снова откладывалось, а вместо середины лета, на которое они рассчитывали, наступил август, она, скорее всего, пробудет там ещё целых два месяца, если, конечно, не уедет раньше.
удалось пресечь деятельность миссис Элтон на службе и спасти
себя от того, чтобы против воли оказаться в восхитительной ситуации.


Мистер Найтли, который по какой-то причине, известной только ему,
с самого начала невзлюбил Фрэнка Черчилля, стал испытывать к нему
ещё большую неприязнь. Он начал подозревать его в нечестной игре
в его ухаживаниях за Эммой. То, что Эмма была его целью, казалось
бесспорным.
Об этом говорило всё: его собственное внимание, намёки отца, настороженное молчание тёщи. Всё было в унисон: слова, поведение,
Благоразумие и неосмотрительность говорили об одном и том же. Но в то время как многие
отдавали его Эмме, а сама Эмма отдавала его Харриет,
мистер Найтли начал подозревать его в склонности к интрижкам с
Джейн Фэрфакс. Он не мог этого понять; но между ними были признаки взаимопонимания — по крайней мере, он так думал, — признаки восхищения с его стороны, которые, однажды заметив, он уже не мог убедить себя, что они совершенно бессмысленны, как бы ему ни хотелось избежать каких-либо ошибок воображения Эммы.  _Её_ не было рядом, когда
Сначала возникло подозрение. Он обедал с семьей Рэндалл и Джейн у Элтонов.
Он заметил взгляд, даже не один взгляд, брошенный на мисс Фэйрфакс, который для поклонника мисс Вудхаус казался несколько неуместным. Когда он снова оказался в их компании, он не мог не вспомнить о том, что видел, и не мог не заметить, что, если только это не было похоже на Коупера и его огонь в сумерках,

«Я сам создал то, что увидел»


 — эта фраза ещё больше усилила его подозрения в том, что между Фрэнком Черчиллем и Джейн есть что-то вроде личной симпатии, даже взаимопонимания.

Однажды после обеда он, как обычно, отправился в Хартфилд, чтобы провести там вечер. Эмма и ХаррОни собирались прогуляться; он присоединился к ним.
На обратном пути они встретили большую компанию, которая, как и они, решила, что разумнее будет выйти на прогулку пораньше, так как погода грозила дождём. Это были мистер и миссис Уэстон с сыном, мисс Бейтс и её племянница, которые случайно встретились. Они все объединились, и, когда
они подошли к воротам Хартфилда, Эмма, которая знала, что именно такие гости будут желанны для её отца, настояла на том, чтобы они все вошли и выпили с ним чаю. Рэндаллы сразу же согласились.
После довольно длинной речи мисс Бейтс, которую мало кто понял
выслушав, она тоже сочли возможным принять дорогая Мисс Вудхаус не
самое любезное приглашение.

Как они превращались в территорию, Мистер Перри прошел мимо
катание на лошадях. Господа рассказал о своей лошади.

“ Кстати, ” обратился Фрэнк Черчилль к миссис Уэстон, “ что
стало с планом мистера Перри установить свой экипаж?

Миссис Уэстон удивилась и сказала: «Я не знала, что у него вообще был такой план».

«Нет, я узнал об этом от вас. Вы написали мне об этом три месяца назад».

«Я? Не может быть!»

«Да, это правда. Я прекрасно это помню. Вы упомянули об этом как о чём-то, что...»
конечно, будет очень скоро. Миссис Перри кому-то рассказала и была
чрезвычайно этому рада. Это было из-за _her_ убеждения, поскольку она
считала, что его пребывание на улице в плохую погоду нанесло ему большой вред. Вы
должны вспомнить это сейчас?”

“Честное слово, я никогда не слышал об этом до этого момента”.

“Никогда! действительно, никогда!— Благослови меня Господь! как это могло быть?— Тогда, должно быть, мне это привиделось...
Но я был совершенно уверен... Мисс Смит, вы идёте так, словно устали. Вам не будет жаль, что вы оказались дома.

 — Что это? — Что это? — воскликнул мистер Уэстон, — про Перри и
экипаж? Перри собирается завести свой экипаж, Фрэнк? Я рад, что он
может себе это позволить. Ты получил это от него самого, не так ли?

“Нет, сэр”, - ответил его сын, смеясь: “Я, кажется, имел на это
никто.—Очень странно!— Я действительно был уверен, что миссис Уэстон упомянула об этом в одном из своих писем к Энскомбу много недель назад, со всеми этими подробностями, но, поскольку она утверждает, что никогда раньше об этом не слышала, конечно, это был сон. Я большой мечтатель. Я мечтаю о каждом в Хайбери, когда меня нет рядом, а когда я уезжаю
Я провожу время со своими друзьями, а потом мне начинают сниться мистер и миссис
Перри.

 «Странно, — заметил его отец, — что тебе так часто снятся сны о людях, о которых ты вряд ли мог думать в Энскомбе.  Перри чинит свою карету!» и его жена уговаривает его сделать это из заботы о его здоровье — именно это, без сомнения, и произойдёт, рано или поздно; только немного раньше срока. Какая правдоподобность иногда сквозит в сновидении!
А в других случаях — какая куча нелепостей! Что ж, Фрэнк, твоя
сон определенно показывает, что Хайбери присутствует в твоих мыслях, когда ты отсутствуешь.
 Эмма, я думаю, ты великая мечтательница?

Эмма не слышала. Она поспешила опередить своих гостей, чтобы
подготовить отца к их появлению, и была вне досягаемости
Намека мистера Уэстона.

— Ну, по правде говоря, — воскликнула мисс Бейтс, которая последние две минуты тщетно пыталась привлечь к себе внимание, — если уж мне приходится говорить на эту тему, то нельзя отрицать, что мистер Фрэнк Черчилль мог бы... я не хочу сказать, что ему это не снилось... я уверена, что иногда мне снятся самые странные сны.
мечты всего мира — но если меня спросят об этом, я должен буду признать, что прошлой весной у меня была такая мысль; ведь миссис Перри сама
упомянула об этом моей матери, и Коулы знали об этом так же хорошо, как и мы, — но это был большой секрет, о котором никто не знал и который обсуждался всего три дня.  Миссис Перри очень хотела, чтобы у него была карета, и однажды утром пришла к моей матери в приподнятом настроении, потому что думала, что ей удалось настоять на своём. Джейн, ты разве не помнишь, как бабушка рассказывала нам об этом, когда мы вернулись домой? Я уже не помню, где мы были
Я шёл в — скорее всего, в Рэндаллс; да, думаю, это был Рэндаллс.
Миссис Перри всегда особенно любила мою мать — да и кто бы не любил? — и она по секрету рассказала ей об этом; она, конечно, не возражала против того, чтобы та рассказала нам, но это не должно было выйти за пределы семьи: и с того дня и по сей день я ни одной живой душе не рассказывал об этом, о которой я знаю. В то же время я не могу с уверенностью сказать, что никогда не намекал на что-то, потому что знаю, что иногда говорю что-то, не подумав.
Я люблю поболтать, знаете ли; я довольно разговорчивый; и
время от времени я позволяю чему-то ускользать от меня, чего не должна была. Я не такая, как Джейн.
Я бы хотела быть такой. Я отвечаю за это, что _ она_ никогда не предавала ничего.
самое малое в мире. Где она? —О! сразу за мной. Прекрасно
помню приход миссис Перри. — Действительно, необыкновенный сон!

Они входили в холл. Глаза мистера Найтли опередили взгляд мисс Перри.
Бейтс бросает взгляд на Джейн. По лицу Фрэнка Черчилля, на котором, как ему показалось, отразилось смущение, которое он тут же попытался скрыть за смехом, он понял, что тот что-то задумал.
Он невольно повернулся к ней, но она действительно была позади и слишком занята
с накидкой на плечах. Вошёл мистер Уэстон. Двое других джентльменов
ждали у двери, чтобы пропустить её. Мистер Найтли заподозрил, что Фрэнк
Черчилль намерен привлечь её внимание — он, казалось, пристально
наблюдал за ней — но, если так, то напрасно — Джейн прошла между ними в
прихожую и не взглянула ни на одного из них.

 Не было времени для дальнейших замечаний или объяснений. Сон должен сбыться.
Мистер Найтли должен занять своё место за большим современным круглым столом, который Эмма установила в Хартфилде и который никто, кроме Эммы, не смог бы там разместить.
Она убедила отца использовать вместо маленького «Пембрука» большой «Пембрук», на котором в течение сорока лет подавались два его ежедневных блюда.
Чай прошёл приятно, и никто, казалось, не спешил уходить.

 «Мисс Вудхаус, — сказал Фрэнк Черчилль, осмотрев стол позади себя, до которого он мог дотянуться, не вставая с места, — ваши племянники забрали свои алфавиты — коробку с буквами? Раньше она стояла здесь. Где она?» Это какой-то унылый вечер, к которому стоит относиться скорее как к зимнему, чем как к летнему. Однажды утром мы очень повеселились с этими письмами. Я хочу снова вас озадачить.

Эмме понравилась эта мысль, и она достала коробку.
Стол быстро покрылся буквами, которые, казалось, никого не
интересовали так, как их самих. Они быстро составляли слова
друг для друга или для любого другого человека, который мог
затрудниться с ответом. Спокойный ход игры делал её особенно
подходящей для мистера Вудхауса, которого часто раздражали более
активные игры, в которые играл мистер.
Уэстон иногда представлял его, и теперь он сидел, с удовольствием погрузившись в чтение.
Он с нежной грустью оплакивал отъезд «бедняжки»
«Маленькие мальчики», — или с нежностью указывая на то, как красиво Эмма написала то или иное письмо, когда оно оказывалось у него под рукой.

 Фрэнк Черчилль положил перед мисс Фэйрфакс слово.  Она бросила быстрый взгляд на стол и занялась делом.  Фрэнк сидел рядом с Эммой, Джейн — напротив них, а мистер Найтли — так, чтобы видеть их всех. Его целью было увидеть как можно больше, не привлекая к себе внимания. Слово было найдено, и он с едва заметной улыбкой отодвинул его в сторону.  Если оно должно было немедленно смешаться с остальными, то
Чтобы не отвлекаться, ей следовало смотреть на стол, а не куда-то вдаль, потому что он не был перемешан.
Харриет, жадно ловившая каждое новое слово и не находившая ни одного, тут же взялась за дело.
 Она сидела рядом с мистером Найтли и обратилась к нему за помощью.
Слово было _оплошность_; и когда Гарриет торжествующе произнесла его, на щеках Джейн вспыхнул румянец, который придал этому слову совсем иной смысл.
Мистер Найтли связал это с его сном, но как такое могло произойти, он не понимал. Как деликатность, осмотрительность
Его возлюбленная могла бы так крепко спать! Он боялся, что здесь не обошлось без чьего-то вмешательства. На каждом шагу его подстерегали лицемерие и двуличие. Эти письма были всего лишь средством для проявления галантности и обмана. Это была детская игра, призванная скрыть более серьёзную игру со стороны Фрэнка Черчилля.

 С великим негодованием он продолжал наблюдать за ним; с великой тревогой и недоверием он наблюдал и за двумя его ослеплёнными спутниками. Он увидел короткое письмо,
написанное для Эммы и переданное ей с лукавым и застенчивым взглядом.
 Он увидел, что Эмма быстро всё поняла, и очень обрадовался
забавно, хотя это было нечто такое, что она сочла уместным.
казалось, что она осуждает; потому что она сказала: “Чепуха! как не стыдно!” Он услышал, как Фрэнк
Затем Черчилль сказал, бросив взгляд в сторону Джейн: “Я подарю это
ей — можно?” — и так же ясно услышал, как Эмма воспротивилась этому нетерпеливым смехом
тепло. “Нет, нет, вы не должны; вы действительно не должны”.

Тем не менее это было сделано. Этот галантный молодой человек, который, казалось, любил без
чувств и рекомендовался без лести, сразу же передал слово мисс Фэйрфакс и с особой степенностью произнёс:
Вежливость побуждала её изучить его. Чрезмерное любопытство мистера Найтли, желавшего узнать, что это за слово, заставляло его при любой возможности бросать на него взгляд, и вскоре он увидел, что это слово — _Диксон_. Джейн Фэйрфакс, казалось, разделяла его догадку; её понимание, несомненно, было ближе к скрытому смыслу, к высшему разуму этих пяти букв, расположенных в таком порядке. Она была явно недовольна.
Подняв глаза и увидев, что за ней наблюдают, она покраснела сильнее, чем когда-либо, и сказала лишь: «Я не
знай, что имена собственные были разрешены ”, - даже с гневом отодвинул буквы
и, казалось, был полон решимости не привлекать внимания ни к какому другому слову
, которое можно было предложить. Ее лицо было отвернуто от тех, кто совершил нападение
, и обращено к ее тете.

“Да, совершенно верно, дорогой мой”, воскликнула последняя, хотя Джейн и не говорил.
слова—“я как раз собирался сказать то же самое. Это время для нас, чтобы быть
да уж. Близится вечер, и бабушка будет нас искать. Мой дорогой сэр, вы слишком любезны. Нам действительно пора пожелать вам спокойной ночи.

Проворство, с которым Джейн вскочила, показало, что она была готова, как и предполагала её тётя.
 Она тут же встала и хотела выйти из-за стола;
 но все вокруг тоже вставали, так что она не могла уйти; и мистеру
 Найтли показалось, что он увидел, как к ней с тревогой подтолкнули ещё одну стопку писем, которые она решительно отбросила, не взглянув. Потом она искала свою шаль — Фрэнк Черчилль тоже искал —
уже темнело, и в комнате царила суматоха; и как они расстались,
мистер Найтли не мог сказать.

После всего случившегося он остался в Хартфилде, погрузившись в размышления о том, что
он видел; так полно, что, когда зажглись свечи, чтобы помочь его наблюдениям.
он должен — да, он, конечно, должен, как друг — встревоженный
друг — дать Эмме какой-нибудь намек, задать ей какой-нибудь вопрос. Он не мог видеть ее
в ситуации такой опасности, не пытаясь защитить ее. Это было
его долгом.

“ Умоляю, Эмма, - сказал он, - могу я спросить, в чем заключалось величайшее развлечение,
острая боль последнего слова, данного вам и мисс Фэрфакс? Я увидел это слово и мне стало любопытно, почему оно может быть таким забавным для одного и таким печальным для другого.

Эмма была в полном замешательстве. Она не могла заставить себя дать ему правдивое объяснение.
Хотя её подозрения никуда не делись, ей было по-настоящему стыдно за то, что она их озвучила.


«О, — воскликнула она в явном смущении, — всё это ничего не значило, просто

шутка между нами».
«Шутка, — серьёзно ответил он, — похоже, была понятна только вам и мистеру Черчиллю».

Он надеялся, что она снова заговорит, но она молчала. Она предпочитала заниматься чем угодно, только не говорить. Он немного посидел в
сомнениях. В голове у него проносились самые разные дурные мысли. Вмешательство — бесполезное
вмешательство. Смятение Эммы и очевидная близость между ними, казалось, свидетельствовали о том, что она помолвлена. И всё же он должен был заговорить. Он был в долгу перед ней и готов был рискнуть всем, что могло быть связано с нежелательным вмешательством, ради её благополучия; был готов столкнуться с чем угодно, лишь бы не вспоминать о пренебрежении в такой ситуации.

— Моя дорогая Эмма, — сказал он наконец с искренней добротой, — как ты думаешь, ты прекрасно понимаешь степень знакомства между джентльменом и леди, о которых мы говорим?


 — Между мистером Фрэнком Черчиллем и мисс Фэрфакс? О да, прекрасно. — Почему ты в этом сомневаешься?

“ У вас никогда не было причин думать, что он восхищался ею или
что она восхищалась им?

“ Никогда, никогда! ” воскликнула она с нескрываемым пылом. “ Никогда, даже на
двадцатую долю мгновения мне не приходила в голову подобная мысль. И как это вообще могло
прийти тебе в голову?

“Я в последнее время думал, что я видел симптомы привязанности
их—определенные выразительные взгляды, которые я не верил, что предназначается, чтобы быть
общественности”.

— О! вы меня чрезвычайно забавляете. Я рад, что вы можете позволить своему воображению разыграться, но это никуда не годится — очень жаль
Я хотел бы проверить ваше первое эссе, но на самом деле оно никуда не годится. Между ними нет никакого восхищения, уверяю вас.
То, что вас поразило, возникло из-за некоторых особых обстоятельств — чувств совершенно иного рода.
Это невозможно точно объяснить. В этом много нелепого, но та часть, которая поддаётся объяснению, то есть здравый смысл, заключается в том, что они так же далеки от какой-либо привязанности или восхищения друг другом, как и любые другие существа в мире. То есть я _предполагаю_, что с её стороны это так, и я
можете _answer_ за то, что так на его. Я отвечу за джентльмена
равнодушие”.

Она говорила с уверенностью, которая поражала, с удовлетворением, которое заставляло замолчать.
Мистер Найтли. Она была в веселом расположении духа и хотела бы
продлить разговор, желая услышать подробности его подозрений
, описать каждый взгляд и все, что происходит с
обстоятельство, которое ее очень позабавило: но его веселость не соответствовала
ее. Он понял, что ничем не может быть полезен, а его чувства были слишком раздражены, чтобы он мог говорить. Чтобы его раздражение не переросло в абсолютную
Из-за лихорадки, вызванной жаром, который почти каждый вечер в течение всего года требовал от мистера Вудхауса его нежных привычек, он вскоре после этого поспешно распрощался и отправился домой, в прохладу и уединение аббатства Донвелл.




Глава VI

После долгих надежд на скорый визит мистера и миссис.
Саклинг жители Хайбери были вынуждены с горечью услышать, что они не смогут приехать раньше осени. Никакое подобное
заимствование новшеств не могло обогатить их интеллектуальные запасы в
настоящее время. В ежедневном обмене новостями они должны снова
ограничились другими темами, с которыми какое-то время было связано появление Саклингов, такими как последние новости о миссис Черчилль,
о здоровье которой, казалось, каждый день поступали новые известия, и о положении миссис Уэстон, чьё счастье, как хотелось надеяться,
в конечном счёте могло бы возрасти с появлением ребёнка, как и счастье всех её соседей с приближением этого события.

 Миссис Элтон была очень разочарована. Это была задержка, которая стоила нам
множества удовольствий и парадов. Все её представления и рекомендации должны были
Подождём, и пусть о каждой запланированной вечеринке пока говорят только в кулуарах. Так она подумала сначала, но, поразмыслив, решила, что не всё нужно откладывать. Почему бы им не отправиться на Бокс-Хилл, даже если молодняк не придёт? Они могли бы снова пойти туда осенью. Было решено, что они отправятся на Бокс-Хилл. О том, что должна была состояться такая вечеринка, давно было известно: это даже натолкнуло на мысль о другой. Эмма никогда не была в Бокс-Хилле. Ей хотелось увидеть то, что все считали достойным внимания, и они с мистером Уэстоном отправились туда.
они договорились выбрать погожее утро и отправиться туда. К ним должны были присоединиться ещё двое или трое избранных, и всё должно было пройти в спокойной, непринуждённой, элегантной обстановке, которая была бы бесконечно лучше, чем суета и приготовления, обычная еда и питьё, а также пикник в парадном стиле Элтонов и Саклингов.

 Они так хорошо понимали друг друга, что Эмма не могла не удивиться и не почувствовать лёгкое недовольство, услышав от мистера
Уэстон сказал, что он сделал предложение миссис Элтон, так как её брат и сестра подвели её.
Он предложил, чтобы обе стороны объединились и отправились
вместе; и поскольку миссис Элтон с готовностью согласилась на это, так тому и быть, если она не возражает. Поскольку её возражение сводилось лишь к тому, что она очень не любит миссис Элтон, о чём мистер Уэстон, должно быть, уже прекрасно знал, не стоило снова поднимать этот вопрос.
Этого нельзя было сделать без упрёка в его адрес, что причинило бы боль его жене. Поэтому она была вынуждена согласиться на сделку, которой предпочла бы избежать, на сделку, которая, вероятно, подвергла бы её даже большему унижению.
Говорят, что он на стороне миссис Элтон! Все чувства были оскорблены; и
сдержанность, с которой она внешне подчинялась, оставила после себя тяжёлое чувство
тайной суровости в её размышлениях о неуправляемой доброте мистера.
 Уэстона.

 «Я рад, что ты одобряешь то, что я сделал, — сказал он очень непринуждённо.
 — Но я так и думал. Такие планы ничего не стоят без поддержки. Нельзя собрать слишком большую компанию. Большая партия защищает ее
собственного удовольствия. И она-добродушная женщина все-таки. Никто не мог
оставь ее в покое”.

Эмма ничего из этого не отрицала вслух и ни с чем не соглашалась наедине.

Была середина июня, стояла хорошая погода, и миссис Элтон не терпелось назвать день и договориться с мистером Уэстоном о том, что приготовить: голубиные пироги или холодный барашек. Но из-за того, что одна из лошадей, запряжённых в карету, охромела, всё оказалось под угрозой.
Пройдёт несколько недель, а может, и всего несколько дней, прежде чем лошадь сможет работать, но никаких приготовлений делать нельзя, и всё замерло в тоскливом ожидании. Ресурсов миссис Элтон было недостаточно для такой атаки.

 «Разве это не досадно, Найтли?»  — воскликнула она.  — «И такая погода для прогулок!  Эти задержки и разочарования просто отвратительны.  Что
что нам делать?—С такой скоростью год будет тянуться незаметно, а ничего не сделано.
До этого в прошлом году, уверяю вас, у нас была восхитительная вечеринка
, посвященная путешествиям от Мейпл-Гроув до Кингс-Уэстона.”

“Вам лучше изучить Донуэлла,” ответил мистер Найтли. “Что может
быть выполнена без лошадей. Приходите и ешьте мою клубнику. Они
созревание быстрое”.

Если мистер Найтли и не собирался начинать всерьёз, то ему пришлось это сделать,
потому что его предложение было встречено с восторгом, а возглас «О! Мне бы это очень понравилось» был не менее красноречивым, чем его манеры. Донвелл был
знаменит своими клубничными грядками, которые казались мольбой о приглашении:
но в мольбах не было необходимости; капустных грядок было бы достаточно, чтобы соблазнить
леди, которая всего лишь хотела куда-нибудь пойти. Она обещала ему снова
и снова приходить — гораздо чаще, чем он сомневался, — и была чрезвычайно
польщена таким доказательством близости, таким отличительным комплиментом
в том виде, в каком она решила это рассматривать.

“Вы можете положиться на меня”, - сказала она. “Я, конечно, придет. Ваше имя
день, и я приду. Вы позволите мне принести Джейн Фэрфакс?”

“Я не могу назвать день, - сказал он, - пока не поговорю с некоторыми другими людьми, которые
Я бы хотела познакомиться с вами.

“О! предоставьте все это мне. Только дайте мне карт-бланш.— Я леди
Патронесса, вы знаете. Это моя вечеринка. Я приведу с собой друзей”.

“Я надеюсь, что вы приведете Элтона, - сказал он, - но я не буду утруждать вас, чтобы
раздавать какие-либо другие приглашения”.

“О! теперь у тебя очень хитрый вид. Но подумайте вот о чём: вам не нужно бояться делегировать полномочия _мне_. Я не какая-нибудь юная леди, добивающаяся повышения.
Замужних женщин, знаете ли, можно смело уполномочивать. Это моя вечеринка.
Предоставьте всё мне. Я приглашу ваших гостей.

— Нет, — спокойно ответил он, — в мире есть только одна замужняя женщина
которой я могу позволить приглашать в Донвелл любых гостей, каких ей заблагорассудится, и
этот человек...

“ — Миссис Уэстон, я полагаю, - перебила миссис Элтон, несколько обиженная.

“Нет— миссис Найтли; — и пока она жива, я буду заниматься такими делами сам".
”Ах!" - воскликнул я.

“Ах! «Ты странное создание!» — воскликнула она, довольная тем, что никто не превосходит её в остроумии. — «Ты юмористка и можешь говорить всё, что хочешь.
Настоящая юмористка. Что ж, я возьму с собой Джейн — Джейн и её тётю. Остальное я оставляю на твоё усмотрение. Я совсем не против познакомиться с семьёй Хартфилд. Не стесняйся. Я знаю, что ты к ним привязана».

— Ты непременно с ними познакомишься, если я смогу настоять на своём, и я заеду к мисс Бейтс по пути домой.

 — В этом нет необходимости, я вижусь с Джейн каждый день, но как хочешь.  Это будет утренняя затея, Найтли, совсем простая.  Я надену большую шляпку и возьму с собой одну из моих маленьких корзинок, которую буду держать на руке.  Вот, пожалуй, эта корзинка с розовой лентой. Ничего не может быть проще, понимаете? А у Джейн будет такая же.
Никакой формы или парада — что-то вроде цыганского праздника.
Мы будем гулять по вашим садам, сами собирать клубнику и сидеть под
Деревья — и всё остальное, что вы пожелаете, должно быть на открытом воздухе — стол, накрытый в тени, понимаете? Всё должно быть максимально естественным и простым. Разве не так вы задумали?

— Не совсем. Я считаю, что простота и естественность заключаются в том, чтобы накрыть стол в столовой. Я думаю, что естественность и простота джентльменов и леди, их слуг и мебели лучше всего проявляются во время трапезы в помещении. Когда тебе надоест есть клубнику в саду, в доме будет холодное мясо».

 «Ну, как хочешь; только не устраивай большого пиршества. И, кстати,
могу ли я или моя экономка поделиться с вами своим мнением?—Прошу вас, будьте
искренни, Найтли. Если вы хотите, чтобы я поговорил с миссис Ходжес или
проверил что—нибудь...

“Я не желаю за это, я благодарю вас.”

“Ну—а если кто-либо сложностей возникнуть не должно, моя экономка очень
умные.”

“Я отвечу за это, что моя считает себя такой же умной, и
отвергла бы помощь любого человека”.

«Жаль, что у нас нет осла. Было бы здорово, если бы мы все приехали на осликах: Джейн, мисс Бейтс и я — а мой caro sposo шёл бы рядом.
Я правда должна поговорить с ним о покупке осла. В сельской жизни я
мыслю, что это будет своего рода; ибо, пусть женщина когда-либо
многие ресурсы, невозможно для нее, чтобы быть всегда закрыты на
дома;—и очень долгими прогулками, то знайте—летом нет пыли, а в
зимой нет грязи”.

“ Между Донуэллом и Хайбери вы не найдете ни того, ни другого. На Донуэлл-лейн
никогда не бывает пыльно, а сейчас здесь совершенно сухо. Впрочем, приезжайте на осле,
если вам так больше нравится. Ты можешь позаимствовать у миссис Коул. Я бы хотел, чтобы все вещи
соответствовали твоему вкусу, насколько это возможно.

- В этом я уверен. Действительно, я отдаю тебе должное, мой хороший друг.
Под этим своеобразным вроде сухой, грубой форме, я знаю, что у вас есть
теплое сердце. Как я уже говорил мистеру Э., вы настоящий юморист. —Да,
поверьте мне, Найтли, я полностью осознаю ваше внимание ко мне в
всей этой схеме. Вы нашли именно то, что должно понравиться
мне.

У мистера Найтли была еще одна причина избегать столика в тени. Он
хотел убедить мистера Вудхауса, а также Эмму присоединиться к компании;
и он знал, что, если кто-то из них сядет за стол на улице, ему неизбежно станет плохо. Мистер Вудхаус не должен был
Притворное намерение совершить утреннюю прогулку и провести час или два в Донвелле могло бы усугубить его страдания.

Его пригласили по-доброму. Никакие подстерегающие ужасы не должны были упрекнуть его за легковерие. Он согласился. Он не был в Донвелле два года. «В одно прекрасное утро он, Эмма и Харриет могли бы отправиться в Уэстон.
Всё было бы хорошо: он мог бы спокойно сидеть с миссис Уэстон, пока милые девочки гуляли бы по саду. Он не думал, что сейчас, в середине дня, может быть сыро. Ему бы очень хотелось снова увидеть старый дом, и он был бы очень рад встретиться с мистером и миссис Элтон,
и любой другой из его соседей. — Он не видел никаких возражений против того, чтобы он, Эмма и Харриет отправились туда в одно прекрасное утро.
  Он считал, что со стороны мистера Найтли было очень любезно пригласить их — очень мило и разумно — гораздо умнее, чем ужинать вне дома. — Он не любил ужинать вне дома. Приглашение было встречено повсюду с таким восторгом, что казалось, будто все они, как и миссис Элтон, восприняли эту затею как особый комплимент в свой адрес.
Эмма и Харриет возлагали на этот план большие надежды
Мистер Уэстон, не дожидаясь просьбы, пообещал привести Фрэнка, чтобы тот присоединился к ним, если это будет возможно. Это было проявлением одобрения и благодарности, без которых можно было бы обойтись. Тогда мистер Найтли был вынужден сказать, что будет рад его видеть, а мистер Уэстон пообещал не терять времени и написать Фрэнку, приведя все возможные доводы, чтобы тот приехал.

 Тем временем хромая лошадь так быстро поправилась, что компания смогла отправиться в путь.
Бокс-Хилл снова оказался в центре внимания, и в конце концов было решено, что Донвелл будет жить там один день, а Бокс-Хилл — другой. Погода была как нельзя лучше.

Под ярким полуденным солнцем, почти в середине лета, мистер Вудхаус был благополучно доставлен в своей карете с опущенным окном, чтобы принять участие в этом празднике на свежем воздухе. В одной из самых уютных комнат в аббатстве, специально подготовленной для него и всё утро отапливаемой, он с удовольствием расположился поудобнее, готовый с радостью рассказать о том, чего удалось достичь, и посоветовать всем прийти и сесть, а не греться на солнце. — Миссис Уэстон, который, казалось, специально пришёл туда, чтобы устать и всё время сидеть с ним, остался, когда все остальные ушли.
остальных пригласили или уговорили уйти, а она терпеливо слушала и сочувствовала.


Эмма так давно не была в аббатстве, что, как только убедилась, что с отцом всё в порядке, с радостью оставила его и отправилась осматривать дом и прилегающую территорию, желая освежить и исправить свои воспоминания, более тщательно всё рассмотреть и лучше понять дом и прилегающую территорию, которые всегда будут так интересны ей и всей её семье.

Она испытывала искреннюю гордость и удовлетворение от того, что её союз с нынешним и будущим владельцем мог служить достаточным основанием для этого.
внушительные размеры и стиль здания, его уместное, подобающее, характерное расположение, низкое и защищенное от ветров, обширные сады, простирающиеся до лугов, омываемых ручьем, которого аббатство, со всем своим пренебрежением к перспективе, почти не замечало, и обилие деревьев, растущих рядами и аллеями, которые не выкорчевали ни мода, ни экстравагантность.— Дом был больше, чем Хартфилд, и совершенно на него не похож.
Он занимал довольно большую территорию, был беспорядочным и неровным, с множеством уютных и одной-двумя красивыми комнатами. — Он был именно таким, каким и должен быть
Он был таким, каким и должен был быть, и выглядел именно так, как и должен был выглядеть, — и Эмма испытывала к нему всё большее уважение как к резиденции семьи, обладающей истинным благородством, незапятнанным ни кровью, ни пониманием. — У Джона Найтли были некоторые недостатки в характере;
но Изабелла вела себя безупречно. Она не дала им ни мужчин, ни имён, ни мест, которые могли бы вызвать румянец. Это были приятные чувства, и она гуляла и наслаждалась ими до тех пор, пока не пришло время делать то же, что и остальные, — собираться вокруг клубничных грядок.  — Вся компания собралась, кроме Фрэнка
Черчилль, которого с минуты на минуту ждали из Ричмонда, и миссис Элтон,
во всём своём счастливом облачении, с большой шляпкой и корзинкой,
были готовы возглавить сбор, приём или обсуждение — клубники, и только клубники, о чём теперь можно было думать или говорить.
— Лучший фрукт в Англии, любимый всеми, всегда полезный.
— Это лучшие грядки и лучшие сорта.— Приятно собирать их для себя — это единственный способ по-настоящему насладиться ими.
— Утро, безусловно, лучшее время — никогда не устаю — все виды хороши — гобой бесконечно прекрасен
Превосходный — не сравнится ни с чем — остальные почти несъедобны — гобой очень редкий — чили предпочтительнее — белый цвет — самый изысканный вкус — цена на клубнику в Лондоне — изобилие в Бристоле — клён
Роща — возделывание — грядки, которые нужно обновлять — садовники думают совсем по-другому — нет общего правила — садовников никогда не нужно сбивать с пути — вкусные фрукты — только слишком жирные, чтобы их много есть — уступают вишне — смородина освежает больше — единственное возражение против сбора клубники — наклоняться — палящее солнце — смертельно устал — больше не могу этого выносить — нужно пойти и посидеть в тени.

Так продолжался их разговор в течение получаса, который лишь однажды прервала миссис Уэстон, вышедшая из дома, чтобы узнать, не вернулся ли её зять. Она немного волновалась. — Она немного боялась за его лошадь.


Были найдены места в тени, и теперь Эмма была вынуждена подслушивать, о чём говорят миссис Элтон и Джейн Фэйрфакс.
Речь шла о ситуации, весьма желательной ситуации. Миссис Элтон получила уведомление об этом утром и была в восторге. Это произошло не с миссис.
 Саклинг, не с миссис Брэгг, но в атмосфере счастья и великолепия
Не хватало только их: это была кузина миссис Брэгг, знакомая миссис Саклинг, дама, известная в Мейпл-Гроув. Восхитительная,
очаровательная, превосходная, из высших кругов, сфер, линий, рангов, всего-всего — и миссис Элтон была без ума от того, что предложение было принято немедленно.— С её стороны было столько тепла, энергии и триумфа, — и она решительно отказалась принять отказ подруги, хотя мисс Фэйрфакс продолжала уверять её, что в настоящее время не будет ни в чём участвовать, повторяя те же доводы, которые она слышала от неё.
— И всё же миссис Элтон настаивала на том, чтобы ей разрешили написать
согласие до завтрашней почты. — Эмма удивлялась, как Джейн вообще могла это выносить. — Она выглядела раздражённой, говорила с нажимом — и наконец, приняв необычное для неё решение, предложила уехать. — «Разве они не могут прогуляться? Разве мистер Найтли не покажет им сады — все сады?»— Она хотела увидеть всё целиком.
Упорство её подруги казалось невыносимым.

 Было жарко, и, побродив некоторое время по садам в разрозненных группах, едва ли по трое за раз, они незаметно
Они шли друг за другом по тенистой широкой короткой аллее, обсаженной лаймовыми деревьями, которая тянулась за пределы сада на равном расстоянии от реки и, казалось, заканчивалась у зоны отдыха. — Она ни к чему не вела;  ни к чему, кроме вида, открывавшегося в конце за низкой каменной стеной с высокими колоннами, которые, казалось, были возведены для того, чтобы создать видимость подхода к дому, которого там никогда не было. Однако, каким бы спорным ни был вкус такого завершения, сама по себе эта прогулка была очаровательной, а вид, который открывался в конце, — невероятно красивым.
Значительный склон, у подножия которого стояло аббатство,
постепенно становился более крутым за пределами его территории.
В полумиле от него находился крутой и величественный берег,
покрытый лесом. У подножия этого берега, в благоприятном и
защищённом месте, располагалась ферма Эбби-Милл с лугами перед
ней и рекой, огибающей её красивым изгибом.

 Это был прекрасный вид — прекрасный для глаз и души. Английская зелень,
английская культура, английский комфорт, видимые под ярким солнцем, но не угнетающие.

Во время этой прогулки Эмма и мистер Уэстон встретили всех остальных.
И тут она сразу заметила мистера Найтли и Гарриет, которые шли отдельно от остальных. Мистер Найтли и Гарриет!
Это был странный тет-а-тет, но она была рада его видеть.
Было время, когда он презирал её за то, что она его компаньонка, и без церемоний отворачивался от неё. Теперь они, казалось, вели приятную беседу. Было время, когда Эмма тоже сожалела о том, что Харриет оказалась в таком выгодном положении на ферме Эбби-Милл.
но теперь она не боялась. Его можно было спокойно рассматривать со всеми его атрибутами процветания и красоты, с его богатыми пастбищами, разбросанными стадами, цветущим садом и поднимающимся столбом дыма. Она подошла к ним у стены и обнаружила, что они больше увлечены разговором, чем осмотром окрестностей. Он рассказывал Харриет о методах ведения сельского хозяйства и т. д., а Эмма получила улыбку, которая, казалось, говорила: «Это мои заботы». Я имею право говорить на такие темы, не опасаясь, что меня заподозрят в том, что я знакомлю вас с Робертом Мартином». — Она его не подозревала.
Он был слишком старая история.—Роберт Мартин, вероятно, перестали думать
Гарриет.—Они взяли несколько оборотов вместе ходьбы.—Тень был
самый освежающий, и Эмма нашли это самый приятный день.

Следующий этап был в доме; они все должны были зайти и поесть; — и они
все сидели и были заняты, а Фрэнк Черчилль все не приходил. Миссис
Уэстон смотрела, и смотрела напрасно. Его отец не признавал себя
несчастным и смеялся над её страхами, но она не могла избавиться от желания, чтобы он расстался со своей вороной кобылой. Он выразился так:
Он был уверен в своём приезде больше, чем кто-либо другой. «Его тёте стало намного лучше,
так что он не сомневался, что приедет к ним». Однако состояние миссис Черчилль, как многие были готовы напомнить ей, могло внезапно измениться, что могло бы разочаровать её племянника, который во всём на неё полагался.
В конце концов миссис Уэстон убедили поверить или сказать, что он не смог приехать из-за приступа у миссис Черчилль.— Эмма посмотрела на Гарриет, пока обсуждался этот вопрос; она вела себя очень хорошо и не выдавала своих эмоций.

Холодная трапеза была окончена, и компания собиралась снова выйти на улицу, чтобы посмотреть на то, чего они ещё не видели, — на старые рыбные пруды аббатства. Возможно, они дойдут до клевера, который должны были начать косить на следующий день, или, по крайней мере, получат удовольствие от того, что им будет жарко, а потом снова станет прохладно. — Мистер
Вудхаус, который уже совершил свой небольшой обход по самой высокой части сада, где даже ему не мерещились испарения от реки, больше не шевелился. Его дочь решила остаться с ним, чтобы муж мог уговорить миссис Уэстон заняться спортом
и разнообразие, в котором, казалось, нуждалось её настроение.

 Мистер Найтли сделал всё, что было в его силах, чтобы развлечь мистера Вудхауса.
 Книги с гравюрами, ящики с медалями, камеями, кораллами, ракушками и прочими семейными коллекциями, хранившиеся в его шкафах, были приготовлены для его старого друга, чтобы тот мог скоротать утро; и эта доброта была вознаграждена. Мистер Вудхаус был чрезвычайно доволен. Миссис Уэстон показывала их все ему, а теперь он собирался показать их все Эмме.
К счастью, он был похож на ребёнка только тем, что совершенно не разбирался в том, что видел, потому что он был
медленно, размеренно и методично. Однако, прежде чем приступить ко второму осмотру, Эмма вышла в холл, чтобы несколько минут беспрепятственно наблюдать за входом и участком перед домом. Не успела она там появиться, как из сада быстро вышла Джейн Фэйрфакс с таким видом, будто хотела сбежать. Она не ожидала так скоро встретить мисс Вудхаус, и поначалу они обе вздрогнули, но мисс Вудхаус была именно той, кого она искала.

— Не будете ли вы так любезны, — сказала она, — когда меня хватятся, сказать, что я ушла домой? — Я ухожу прямо сейчас. — Моя тётя не знает, который сейчас час.
и как долго мы отсутствовали, но я уверен, что нас будут искать, и
я намерен отправиться прямо сейчас. — Я никому об этом не говорил.
Это только создаст проблемы и неудобства. Кто-то пошёл к прудам, а кто-то — к известняковому карьеру. Пока они все не вернутся, меня никто не хватится; а когда они вернутся, не будете ли вы так любезны сообщить, что я ушёл?

— Конечно, если ты этого хочешь; но ты же не собираешься идти в Хайбери одна?


 — Да, а что мне может навредить?  Я быстро хожу.  Я буду дома через двадцать минут.


 — Но это слишком далеко, чтобы идти одной.  Позволь мне
слуга отца поедет с вами.— Позвольте мне заказать экипаж. Он может быть подан
за пять минут.

“ Спасибо, спасибо, но ни в коем случае.— Я лучше пройдусь пешком.—И за то, что
я_ боюсь ходить одна!—Я, которой, возможно, так скоро придется охранять
других!”

Она говорила с большим волнением; и Эмма с чувством ответила: “Это
не может быть причиной того, что ты сейчас подвергаешься опасности. Я должен приказать
перевозки. Жара еще бы опасность.—Вы уже устали”.

“Да, — ответила она, — я устала, но это не тот вид усталости.
быстрая ходьба освежит меня. — Мисс Вудхаус, мы все знаем, что в
Вы не представляете, что значит быть измотанным духовно. Признаюсь, я измотан. Самое большое добро, которое вы можете мне сделать, — это позволить мне поступать так, как я считаю нужным, и говорить, что я ушёл, только когда это необходимо.

 Эмма не нашла, что возразить. Она всё это видела и, проникнувшись её чувствами, настояла на том, чтобы она немедленно покинула дом, и проводила её с усердием друга. Её прощальный взгляд был полон благодарности, а прощальные слова — «О!  Мисс Вудхаус, как же приятно иногда побыть одной!» — казалось, вырвались из переполненного сердца.
чтобы хоть как-то описать её непреклонную стойкость, которую она проявляла даже по отношению к тем, кто любил её больше всех.

«Вот это дом! Вот это тётя!» — сказала Эмма, когда они снова вышли в холл. «Мне тебя жаль. И чем больше ты будешь проявлять чувствительность к их справедливым ужасам, тем больше ты мне будешь нравиться».

Джейн не было и четверти часа, а они уже успели рассмотреть несколько видов площади Сан-Марко в Венеции.
Черчилль вошёл в комнату. Эмма не думала о нём, она совсем о нём забыла, но была очень рада его видеть. Миссис Уэстон
будет спокоен. Вороная кобыла ни в чем не виновата; правы были те, кто
назвал миссис Черчилль причиной. Он был задержан
временное повышение заболеваемости в ней; нервный припадок, который
длился несколько часов—и он совсем сдался каждая мысль приходит,
пока не очень поздно,—и если бы он знал, как жарко ездить он должен обладать, и как
поздно, со всеми его поторопиться, он, должно быть, он считал, что не должен был
приходит вообще. Жара стояла невыносимая; он никогда не страдал ни от чего подобного — он почти жалел, что не остался дома — ничто так не убивало его, как
Жара — он мог вынести любую степень холода и т. д., но жара была невыносима.
Он сел как можно дальше от жалких остатков камина мистера Вудхауса и выглядел очень жалко.

«Тебе скоро станет прохладнее, если ты будешь сидеть неподвижно», — сказала Эмма.

«Как только мне станет прохладнее, я вернусь. Я бы очень хотел остаться, но мой приход был так важен!» Полагаю, вы все скоро уйдёте; вся компания расходится. Я встретил _одного_ по дороге.
Безумие в такую погоду! — абсолютное безумие!

 Эмма слушала и смотрела и вскоре поняла, что Фрэнк Черчилль
Его состояние можно было бы лучше всего описать выразительной фразой «не в духе». Некоторые люди всегда раздражаются, когда им жарко. Возможно, такова была его конституция. И поскольку она знала, что еда и питьё часто помогают справиться с такими временными недомоганиями, она посоветовала ему немного освежиться. В столовой он найдёт всё, что ему нужно, — и она по-человечески указала на дверь.

 «Нет, ему не стоит есть. Он не голоден; от еды ему станет только жарче». Однако через две минуты он изменил своё мнение в пользу первого варианта и, пробормотав что-то о еловом пиве, ушёл. Эмма вернулась и
она обратила внимание на отца и сказала себе:

 «Я рада, что больше не влюблена в него.  Мне бы не понравился мужчина, которого так быстро выводит из себя жаркое утро.  Милая и спокойная Харриет не будет возражать».

Его не было достаточно долго, чтобы успеть как следует подкрепиться, и он вернулся ещё более довольным собой — совершенно невозмутимым — и, как и подобает человеку с хорошими манерами, способным придвинуть к ним стул, проявить интерес к их занятиям и разумно посетовать на то, что так задержался.
 Он был не в лучшем расположении духа, но, казалось, старался его улучшить; и
наконец-то заставил себя говорить какую-то бессмыслицу, но очень мило. Они любовались видами Швейцарии.


«Как только моя тётя поправится, я поеду за границу, — сказал он. Мне не будет спокойно, пока я не увижу кое-какие из этих мест.
Когда-нибудь у вас будут мои зарисовки, чтобы вы могли их посмотреть, или мой путевой очерк, чтобы вы могли его прочитать, или моё стихотворение.
Я сделаю что-нибудь, чтобы заявить о себе».

“Возможно, но не по эскизам в Швейцарии. Ты никогда туда не поедешь.
Швейцария. Твои дядя и тетя никогда не позволят тебе покинуть
Англию”.

“Их тоже можно заставить уехать. Теплый климат может быть предписан для
она. Я более чем наполовину ожидаю, что мы все поедем за границу. Я
Уверяю вас, что да. Сегодня утром я испытываю сильное убеждение, что я
скоро буду за границей. Я должен путешествовать. Я устал ничего не делать. Я
хочу перемен. Я серьезно, Мисс Вудхаус, на любой ваш проникающая
глаза необычные—меня тошнит от Англии—и оставила бы его хоть завтра, если бы я
может”.

«Ты устал от процветания и вседозволенности. Разве ты не можешь сам создать себе немного трудностей и довольствоваться тем, что имеешь?»

«_Я_ устал от процветания и вседозволенности! Ты совершенно заблуждаешься. Я делаю
я не считаю себя ни преуспевающим, ни избалованным. Во всём, что касается материальных благ, мне не везёт. Я вовсе не считаю себя удачливым человеком.


 — Однако ты уже не так несчастен, как в первый раз, когда пришёл. Иди, поешь и выпей ещё немного, и всё будет хорошо. Ещё один кусок холодного мяса, ещё один глоток мадеры с водой, и ты будешь почти на равных с остальными.

— Нет, я не буду вставать. Я посижу с тобой. Ты — моё лучшее лекарство.

 — Завтра мы едем в Бокс-Хилл; ты поедешь с нами. Это не Швейцария, но для молодого человека, который так нуждается в деньгах, это будет что-то.
для разнообразия. Ты останешься и поедешь с нами?»

«Нет, конечно, нет; я вернусь домой с наступлением темноты».

«Но ты можешь вернуться завтра утром, когда станет прохладнее».

«Нет, это того не стоит. Если я вернусь, то буду злиться».

«Тогда, пожалуйста, останься в Ричмонде».

«Но если я это сделаю, то буду злиться ещё больше». Мне невыносима мысль о том, что вы все будете там без меня.
«Это трудности, с которыми ты должен справиться сам. Выбирай сам, насколько суровым ты хочешь быть. Я больше не буду на тебя давить».

Остальные участники группы уже возвращались, и вскоре все собрались вместе.
Одни были вне себя от радости при виде Фрэнка Черчилля, другие восприняли это очень спокойно, но в целом все были расстроены и встревожены исчезновением мисс Фэйрфакс.
На этом разговор закончился, и после краткого обсуждения плана на следующий день они разошлись.
 Склонность Фрэнка Черчилля замыкаться в себе усилилась настолько, что его последними словами, обращёнными к Эмме, были:

— Что ж, если _ты_ хочешь, чтобы я остался и присоединился к компании, я останусь.

 Она улыбнулась в знак согласия; и ничто иное, как приглашение от
Ричмонд должен был забрать его до наступления следующего вечера.




 ГЛАВА VII
День для Бокс-Хилла выдался очень погожим, и все остальные внешние обстоятельства, связанные с подготовкой, размещением и пунктуальностью, благоприятствовали приятному времяпрепровождению. Мистер Уэстон руководил всем процессом, благополучно курсируя между Хартфилдом и домом викария, и все прибыли вовремя. Эмма и Харриет отправились вместе; мисс Бейтс и её племянница — с Элтонами; джентльмены — верхом. Миссис Уэстон осталась с мистером.
 Вудхаусом. Им не хватало только одного — чтобы они были счастливы, когда доберутся туда.
Семь миль были пройдены в предвкушении удовольствия, и каждый
испытывал прилив восхищения, когда они наконец прибыли на место.
Но в целом день прошёл неудачно. Была какая-то вялость,
отсутствие воодушевления, отсутствие единства, с которым нельзя было справиться. Они слишком часто разделялись на группы. Элтоны шли вместе; мистер Найтли взял под опеку мисс Бейтс и Джейн; а Эмма и Харриет были с Фрэнком. Черчиллем. И мистер Уэстон тщетно пытался добиться их гармоничного сочетания. Поначалу это казалось случайным разделением, но оно никогда не
Существенные различия. Мистер и миссис Элтон, конечно, не
проявляли нежелания общаться и были настолько милы, насколько могли;
но в течение двух часов, проведённых на холме, между остальными
участниками, казалось, существовало разделение, слишком сильное,
чтобы его можно было преодолеть с помощью прекрасных видов,
холодного завтрака или весёлого мистера Уэстона.

 Поначалу
Эмме было откровенно скучно. Она никогда не видела Фрэнка
Черчилль такой молчаливый и глупый. Он не сказал ничего стоящего — смотрел, не видя, восхищался, не понимая, слушал, не зная
вот что она сказала. Пока он был таким скучным, неудивительно, что Харриет тоже была скучной; и они оба были невыносимы.

 Когда все сели за стол, стало лучше; на её вкус, намного лучше,
потому что Фрэнк Черчилль стал разговорчивым и весёлым и обратил всё своё внимание на неё. Ей были оказаны все знаки внимания, какие только можно было оказать. Казалось, ему было важно только развлечь её и понравиться ей.
И Эмма, радуясь тому, что оживилась, и не сердясь на то, что ей льстят, тоже была весела и непринуждённа и всячески дружески поощряла его.
Это было признание в галантности, которое она когда-либо делала в первый и самый оживлённый период их знакомства, но которое теперь, по её собственной оценке, ничего не значило, хотя, по мнению большинства людей, смотревших на это, оно должно было выглядеть так, что никакое другое английское слово, кроме «флирт», не могло бы его описать. «Мистер Фрэнк Черчилль и мисс Вудхаус безмерно флиртовали друг с другом».  Они напрашивались на то, чтобы их так назвали, и на то, чтобы это было отправлено в письме в Мейпл
Одна леди отправилась в Ирландию, другая — в Гроув. Не то чтобы Эмма была лесбиянкой
Она была беззаботна не потому, что по-настоящему счастлива, а скорее потому, что чувствовала себя менее
счастливой, чем ожидала. Она смеялась, потому что была разочарована;
и хотя он нравился ей своими ухаживаниями и она считала их все,
будь то дружба, восхищение или игривость, чрезвычайно разумными,
они не возвращали ей сердце. Она по-прежнему считала его своим
другом.

«Как я вам благодарен, — сказал он, — за то, что вы пригласили меня сегодня!»— Если бы не ты, я бы точно не получил никакого удовольствия от этой вечеринки. Я был полон решимости уйти.

«Да, ты был очень зол, и я не знаю, из-за чего, кроме того, что ты опоздал за самой лучшей клубникой. Я была добрее к тебе, чем ты того заслуживал. Но ты был скромен. Ты очень просил, чтобы тебе приказали прийти».

 «Не говори, что я был зол. Я устал. Меня одолела жара».
 «Сегодня жарче».

 «Мне так не кажется. Сегодня я чувствую себя совершенно комфортно».

«Вам комфортно, потому что вы подчиняетесь».

«Подчиняетесь? — Да».

«Возможно, я хотел, чтобы вы это сказали, но я имел в виду самообладание. Вчера вы каким-то образом нарушили границы и сбежали от самого себя
руководство; но сегодня вы снова вернулись - и поскольку я не могу быть всегда
с вами, лучше всего полагаться на свой темперамент в вашем собственном подчинении
, а не на мое.

“Это сводится к одному и тому же. Может у меня нет собственной команды, без
мотив. Вы приказываете мне, будешь ли ты говорить или нет. И вы можете быть всегда
со мной. Ты всегда со мною”.

- Датируется вчерашним днем, тремя часами дня. Моё постоянное влияние не могло проявиться раньше, иначе вы бы не были так не в духе.


 — Вчера в три часа! Это твоё свидание. Я думал, что впервые увидел тебя в феврале.

— Ваша галантность поистине не знает себе равных. Но (понижая голос) — никто не говорит, кроме нас, а это уже слишком — нести чушь ради развлечения семи молчаливых людей.

 — Я не говорю ничего такого, за что мне было бы стыдно, — ответил он с задорной дерзостью. — Я впервые увидел вас в феврале. Пусть все на холме услышат меня, если смогут. Пусть мой голос разнесётся до Миклхэма с одной стороны и
Доркинг, с другой стороны. Я впервые увидел тебя в феврале. А потом прошептал:
«Наши спутники чрезвычайно глупы. Что нам сделать, чтобы их расшевелить? Подойдет любая чепуха. Они _должны_ заговорить. Дамы и
Джентльмены, мисс Вудхаус (которая, где бы она ни была, председательствует) велела мне передать, что она хочет знать, о чём вы все думаете.


 Некоторые рассмеялись и добродушно ответили.  Мисс Бейтс много говорила; миссис Элтон пришла в восторг от того, что мисс Вудхаус председательствует; ответ мистера
 Найтли был самым чётким.

“ Мисс Вудхаус уверена, что хотела бы услышать, о чем мы все
думаем?

“ О, нет, нет! — воскликнула Эмма, смеясь так беззаботно, как только могла. — Ни за что на свете!
Это последнее, что я бы выдержала. Это последнее, на что я способна
только что. Давайте я лучше послушаю, что вы все думаете. Я не буду говорить обо всех. Есть один или два человека (взглянув на мистера Уэстона и Харриет), чьи мысли я, возможно, не побоюсь узнать.


— Это как раз тот случай, — решительно воскликнула миссис Элтон, — когда я не считаю себя вправе вмешиваться. Хотя,
возможно, в качестве _шаперона_ на вечеринке — _я_ никогда не была в таких кругах — на вечеринках для знакомства — с молодыми леди — замужними женщинами —

 Она бормотала это в основном своему мужу, и он пробормотал в ответ:

— Совершенно верно, любовь моя, совершенно верно. Именно так, действительно — неслыханно, — но некоторые дамы говорят что угодно. Лучше принять это за шутку. Все знают, что полагается _тебе_.


— Так не пойдёт, — прошептал Фрэнк Эмме. — Большинство из них оскорблены. Я подойду к ним более тактично. Дамы и господа, мисс Вудхаус велела мне сказать, что она отказывается от своего права знать, о чём вы все думаете, и требует лишь, чтобы каждый из вас рассказал что-нибудь очень занимательное.  Вас семеро, не считая меня (которая, как она любезно сообщила, очень
уже развлекает нас), и она требует от каждого из вас либо что-то очень остроумное, будь то проза или стихи, оригинальное или повторяющееся, — либо что-то умеренно остроумное, — либо что-то очень скучное, и она обещает от души посмеяться над всем этим».

«О! прекрасно, — воскликнула мисс Бейтс, — тогда мне не о чем беспокоиться.
“Что-то очень скучное”. Этого мне вполне достаточно, знаете ли». Я
обязательно скажу три скучных вещи, как только открою рот, не так ли?
(оглядывается с самой добродушной надеждой на всеобщее согласие)
— Разве вы все не думаете, что я так и сделаю?

Эмма не смогла устоять.

«Ах, мэм, но тут может возникнуть трудность. Простите меня, но вы будете ограничены в количестве — только трое одновременно».


Мисс Бейтс, обманутая напускной церемонностью её манер, не сразу поняла, что она имеет в виду. Но когда до неё дошло, она не смогла разозлиться, хотя лёгкий румянец выдал её боль.

«Ах! — ну, конечно». Да, я понимаю, что она имеет в виду (поворачиваясь к мистеру
 Найтли), и постараюсь держать язык за зубами.  Должно быть, я веду себя очень неприятно, иначе она не сказала бы такого старому другу.

“Мне нравится твой план,” сказал мистер Уэстон. “Согласен", " согласен. Я сделаю все
лучшие. Я делаю головоломку. Как загадка думаешь?”

“ Боюсь, что низко, сэр, очень низко, — ответил его сын. - но мы будем
снисходительны — особенно к тем, кто укажет путь.

“ Нет, нет, ” сказала Эмма, “ это не будет считаться низким. Загадка мистера
Уэстон очистит его и его соседа. Ну же, сэр, прошу вас, позвольте мне
услышать это.
— Я и сам сомневаюсь, что это очень умно, — сказал мистер Уэстон. — Это слишком
конкретно, но вот оно. — Какие две буквы алфавита выражают совершенство?

— Какие две буквы! — выражают совершенство! Я уверен, что не знаю.

 — Ах! ты никогда не угадаешь. Ты (обращаясь к Эмме), я уверен, никогда не угадаешь. — Я скажу тебе. — М. и А. — Эм-ма. — Ты понимаешь?

 — Понимание и удовлетворение слились воедино. Возможно, это было очень
безразличное остроумие, но Эмма нашла над чем посмеяться и
получила от этого удовольствие — как и Фрэнк с Харриет.—Он, казалось, не прикасайтесь к
остальные партии одинаково; некоторые выглядели очень глупо об этом, и г-н
Найтли веско сказал,

“Это объясняет то умную вещь, что находится в розыске, и Мистер Уэстон
у него самого все было очень хорошо; но он, должно быть, обрюхатил всех остальных.
 Совершенство не должно было наступить так скоро ”.

“О! что касается меня, то я прошу извинить меня, ” сказала миссис Элтон. “ Я __
на самом деле не могу пытаться — я совсем не люблю такого рода занятия. Я
акростих как только мне прислали на мое имя, что я и вовсе не было
доволен. Я знала, с кем она пришла. Отвратительный щенок! — Ты знаешь, кого я имею в виду (кивает на мужа). Такие вещи очень хороши на Рождество, когда сидишь у камина; но совершенно неуместны
На мой взгляд, это подходящее место для летних прогулок по окрестностям. Мисс Вудхаус должна меня извинить. Я не из тех, кто готов остроумно отвечать на любые вопросы. Я не претендую на остроумие. Я по-своему очень энергичен, но мне действительно нужно позволять самому решать, когда говорить, а когда держать язык за зубами. Пропустите нас, пожалуйста, мистер Черчилль. Пропустите мистера Э., Найтли, Джейн и меня. Нам нечего сказать умного — никому из нас.


— Да, да, пожалуйста, пропустите _меня_, — добавил её муж с какой-то насмешливой сознательностью. — _Мне_ нечего сказать такого, что могло бы развлечь мисс
Вудхаус, или любой другой молодой леди. Старый женатый человек—неплохо для
ничего. Будем мы гулять, Огаста?”

“Со всем моим сердцем. Я действительно устал так долго бродить на одном месте.
Подойди, Джейн, возьми меня за другую руку.

Однако Джейн отказалась, и муж с женой ушли. «Счастливая пара!» — сказал Фрэнк Черчилль, как только они скрылись из виду.
— Как хорошо они подходят друг другу! — Им очень повезло, что они поженились после знакомства, которое состоялось в общественном месте! — Думаю, они знали друг друга всего несколько недель в Бате! — Им особенно повезло, ведь что касается
Никакое реальное представление о характере человека, которое можно получить в Бате или любом другом общественном месте, — это ничто; такого представления быть не может. Только увидев женщин в их собственных домах, среди их собственного круга, такими, какие они есть, вы сможете составить о них справедливое суждение. В противном случае это всё догадки и везение — и, как правило, невезение. Сколько мужчин связали себя обязательствами с женщиной, с которой едва познакомились, и сожалели об этом всю оставшуюся жизнь!

Мисс Фэйрфакс, которая раньше редко говорила, разве что в кругу своих единомышленников, теперь заговорила.

 «Такие вещи, несомненно, случаются».  Она закашлялась.  Фрэнк
Черчилль повернулся к ней, чтобы послушать.

 «Вы что-то сказали», — серьёзно произнёс он. Она обрела дар речи.

 «Я лишь хотела заметить, что, хотя подобные неприятные обстоятельства иногда случаются как с мужчинами, так и с женщинами, я не могу представить, чтобы они происходили слишком часто. Может возникнуть поспешная и необдуманная привязанность, но, как правило, после этого есть время прийти в себя. Я хотел сказать, что только слабые, нерешительные
люди (чье счастье всегда должно зависеть от случая)
будут терпеть неудачное знакомство, которое станет для них
неудобством и обузой на всю жизнь».

Он ничего не ответил, лишь посмотрел на неё и покорно поклонился, а вскоре после этого сказал оживлённым тоном:
«Что ж, я так мало доверяю собственному суждению, что, когда я
женюсь, надеюсь, что кто-нибудь выберет мне жену. А ты? (поворачиваясь
к Эмме.) Ты выберешь мне жену? Я уверен, что мне понравится любая
девушка, которую ты выберешь». Ты обеспечиваешь семью, ты знаешь, (с
улыбкой обращаясь к его отцу). Найди для меня какое-нибудь тело. Я не спешу. Удочери
ее, дай ей образование.”

“И сделай ее похожей на меня”.

“Во что бы то ни стало, если сможешь”.

“Очень хорошо. Я беру на себя это поручение. У тебя будет очаровательная
жена».

«Она должна быть очень живой, с карими глазами. Всё остальное меня не волнует.
Я уеду за границу на пару лет, а когда вернусь, то обращусь к тебе за женой. Помни».

Эмма не собиралась ничего забывать. Это было поручение, которое затрагивало все её любимые чувства. Разве Харриет не была именно такой, как её описывали?
Если не считать глаз Хейзл, то ещё два года могли бы сделать её такой, какой он хотел её видеть.
 Возможно, в тот момент он даже думал о Гарриет; кто знает? То, что он говорил о её воспитании, казалось, подразумевало это.

 — А теперь, мэм, — сказала Джейн своей тёте, — не присоединимся ли мы к миссис Элтон?

“Если тебе угодно, моя дорогая. От всего сердца. Я вполне готов. Я был
готов пойти с ней, но это тоже подойдет. Мы
скоро догоним ее. Вот она — нет, это кто-то другой. Это одна из
леди с ирландской автомобильной вечеринки, совсем на нее не похожая. —Что ж, я
заявляю...

Они ушли, а через полминуты за ними последовал мистер Найтли.
Уэстон, его сын, Эмма и Харриет остались одни, и настроение молодого человека поднялось почти до неприличного уровня. Даже Эмма в конце концов устала от лести и веселья и предпочла бы прогуляться
Она спокойно прогуливалась с кем-нибудь из остальных или сидела почти в одиночестве, никем не замечаемая, и безмятежно любовалась прекрасными видами, открывавшимися внизу. Появление слуг, высматривавших их, чтобы сообщить о прибытии экипажей, было радостным событием. И даже суматоха, связанная со сборами и подготовкой к отъезду, и беспокойство миссис Элтон по поводу того, чтобы _её_ карета была первой, были с радостью перенесены ради перспективы спокойной поездки домой, которая должна была завершить весьма сомнительные удовольствия этого дня.  Ещё одна затея, состоящая из множества
Она надеялась, что больше никогда не столкнётся с такими неподходящими друг другу людьми.

 Ожидая карету, она заметила рядом с собой мистера Найтли. Он огляделся, словно желая убедиться, что поблизости никого нет, а затем сказал:
 «Эмма, я должен ещё раз поговорить с тобой так, как привык это делать. Возможно, это скорее привилегия, которую я терплю, чем право, которым я пользуюсь, но я всё равно должен это делать. Я не могу смотреть, как ты поступаешь неправильно, и не возражать. Как ты могла быть такой бесчувственной по отношению к мисс Бейтс? Как ты могла быть такой дерзкой по отношению к женщине с таким характером, в её возрасте и положении? — Эмма, я не думала, что такое возможно.

Эмма вспомнила, покраснела, извинилась, но попыталась отшутиться.

«Нет, как я могла не сказать того, что сказала? Никто не мог этого избежать.
Это было не так уж плохо. Осмелюсь предположить, что она меня не поняла».
«Уверяю вас, она всё поняла. Она в полной мере ощутила ваш посыл. Она с тех пор говорит об этом. Жаль, что вы не слышали, как она об этом говорила — с какой искренностью и щедростью». Я бы хотел, чтобы ты услышал, как она благодарит тебя за
терпение, за то, что ты можешь оказывать ей такое внимание, какое она всегда получала от тебя и твоего отца, в то время как её общество, должно быть, так утомительно для тебя».

— О! — воскликнула Эмма. — Я знаю, что в мире нет существа лучше:
но вы должны признать, что в ней самым неудачным образом сочетаются хорошее и смешное.


— Они сочетаются, — сказал он, — я признаю это; и если бы она была благополучна,
я бы многое простил за то, что смешное иногда преобладает над хорошим. Будь она богатой женщиной, я бы не обращал внимания на все эти безобидные нелепости и не стал бы ссориться с тобой из-за каких-то вольностей в поведении. Будь она в таком же положении, как ты, — но, Эмма, подумай, как далеки мы от этого. Она бедна; она опустилась
Она лишилась тех удобств, с которыми была рождена, и, если доживёт до старости, то, вероятно, опустится ещё ниже. Её положение должно вызывать у вас сострадание. Это было действительно ужасно! Ты, которую она знала с младенчества, которую она
видела взрослеющей с тех пор, как для неё стало честью обращать на
тебя внимание, теперь, в легкомысленном расположении духа и
гордыне момента, смеёшься над ней, унижаешь её — и перед её
племянницей тоже — и перед другими, многие из которых (конечно,
_некоторые_) будут полностью руководствоваться _твоим_ отношением
к ней. — Тебе это неприятно, Эмма, — и это совсем не так
Мне это приятно, но я должен, я буду — я буду говорить тебе правду, пока могу;
буду доволен, если докажу, что я твой друг, дав тебе верный совет, и
буду надеяться, что когда-нибудь ты отнесешься ко мне с большей
справедливостью, чем сейчас».

Пока они разговаривали, они подошли к карете; она была готова, и, прежде чем она успела что-то сказать, он усадил ее в карету. Он неверно истолковал чувства, из-за которых она отвернулась и не могла вымолвить ни слова. Они были полны лишь гнева на саму себя, унижения и глубокой тревоги. Она не могла говорить; и
Сев в карету, она на мгновение откинулась на спинку сиденья, ошеломлённая, а затем, упрекая себя за то, что не попрощалась, не поблагодарила, не попрощалась с видимой угрюмостью, выглянула из окна.
Голос и рука её были полны решимости показать, что всё изменилось, но было уже слишком поздно. Он отвернулся, и лошади тронулись с места. Она продолжала оглядываться, но тщетно. Вскоре они с необычайной скоростью спустились с холма, и всё осталось далеко позади. Она была
раздражена сверх всякой меры — почти сверх всякой меры
могла скрывать. Никогда еще она не чувствовала себя такой взволнованной, униженной, опечаленной
какими бы то ни было обстоятельствами в своей жизни. Она была поражена сильнее всего. Правдивость
этого представления невозможно было отрицать. Она чувствовала это всем сердцем.
Как она могла быть такой грубой, так жестоко обращаться с мисс Бейтс! Как могла
она вызвать такое дурное мнение о себе у того, кого ценила! И как же тяжело ей было видеть, что он уходит, не сказав ни слова благодарности, ни слова сочувствия, ни слова простого доброго слова!

 Время не успокоило её. Чем больше она размышляла, тем сильнее это чувствовала. Она никогда ещё не была так подавлена. К счастью, в этом не было необходимости
говорить. Была только Харриет, которая, казалось, сама была не в духе,
измученная и очень желавшая молчать; и Эмма чувствовала, как слезы текут
по ее щекам почти всю дорогу домой, не испытывая никаких затруднений
чтобы проверить их, какими бы необычными они ни были.




ГЛАВА VIII


Убогость схема на бокс Хилл был в мыслях Эммы все
вечер. Как она может быть рассмотрена остальные партии, она могла
не скажу. Они, живущие в разных домах и ведущие разный образ жизни,
возможно, вспоминают об этом с удовольствием; но с её точки зрения это было
Ни одно утро не было потрачено так бездарно, так лишено рационального удовлетворения в тот момент и так вызывало отвращение при воспоминании, как это.  Целый вечер, проведённый за игрой в нарды с отцом, был для неё счастьем. _Там_, действительно, было настоящее удовольствие,
потому что там она проводила самые приятные часы из двадцати четырёх, заботясь о его комфорте; и, чувствуя, что, какой бы незаслуженной ни была степень его нежной привязанности и доверительного уважения, она не могла в своём поведении допустить ничего, что могло бы вызвать серьёзный упрёк.  Как дочь, она надеялась, что не
без сердца. Она надеялась, что никто не скажет ей: «Как ты могла быть такой бесчувственной по отношению к своему отцу? Я должен, я буду говорить тебе правду, пока могу».
Мисс Бейтс никогда больше — нет, никогда! Если в будущем она будет внимательнее, то сможет надеяться на прощение. Она часто проявляла небрежность, и совесть подсказывала ей это; возможно, небрежность была скорее в мыслях, чем на деле; она была высокомерной и невежливой. Но так больше продолжаться не должно.
 В порыве искреннего раскаяния она должна была навестить её на следующее же утро, и это должно было стать началом их регулярного, равноправного и дружеского общения.

Она была так же полна решимости, когда наступило утро, и вышла пораньше, чтобы ничто не могло ей помешать. Она подумала, что, возможно, встретит мистера Найтли по дороге или, может быть, он зайдёт к ним, пока она будет наносить визит. Она не возражала. Она не стала бы стыдиться своего покаяния, столь справедливого и искреннего.
 Она шла, не сводя глаз с Донвелла, но не видела его.

«Все дамы были дома». Она никогда раньше не радовалась этому звуку, никогда раньше не заходила в прихожую и не поднималась по лестнице,Не в том, чтобы доставлять удовольствие, а в том, чтобы налагать обязательства или извлекать выгоду, разве что в виде последующих насмешек.

 При её появлении поднялась суматоха; все задвигались и заговорили.
 Она услышала голос мисс Бейтс, которая торопилась что-то сделать; служанка выглядела испуганной и неловкой; она надеялась, что мисс Бейтс подождёт минутку, и слишком рано впустила её в комнату. Тётя и племянница, казалось, спешили в соседнюю комнату. Джейн она отчётливо разглядела
в полумраке, она выглядела очень больной; и прежде чем дверь закрылась за ними, она услышала, как мисс Бейтс сказала:
«Что ж, моя дорогая, я бы сказала, что ты при смерти»
Ложитесь на кровать, я уверена, что вы достаточно больны».

 Бедная старая миссис Бейтс, как всегда вежливая и скромная, выглядела так, будто не совсем понимала, что происходит.

 «Боюсь, Джейн не очень хорошо, — сказала она, — но я не знаю; мне _говорят_, что она здорова. Осмелюсь предположить, что моя дочь скоро будет здесь, мисс Вудхаус. Надеюсь, вы найдёте себе стул. Жаль, что Хетти ушла». Я
очень мало умею — У вас найдется стул, мэм? Вы садитесь, где вам нравится?
Я уверен, что она скоро будет здесь.

Эмма всерьез надеялась, что она придет. На мгновение она испугалась мисс Бейтс
держась от нее подальше. Но вскоре пришла мисс Бейтс — “Очень счастливая и
обязанная”, — но совесть Эммы подсказывала ей, что это была не та же самая
веселая болтливость, что раньше, — меньше непринужденности во взгляде и манерах. Очень
дружеское расследование после того, как Мисс Ферфакс, она надеется, может привести к
возвращение старых чувств. Прикосновение, казалось, немедленного.

“Ах! Мисс Вудхаус, как вы добры!— Полагаю, вы слышали — и пришли, чтобы порадовать нас. Это не очень похоже на радость, особенно для меня — (вытирает пару слезинок) — но нам будет очень тяжело.
Мне так жаль с ней расставаться после стольких лет, и у неё сейчас ужасно болит голова после того, как она всё утро писала такие длинные письма полковнику Кэмпбеллу и миссис Диксон. «Дорогая моя, — сказал я, — ты ослепнешь», — потому что в её глазах постоянно стояли слёзы.
Удивляться не приходится, удивляться не приходится. Это большая перемена.
И хотя ей невероятно повезло — я полагаю, ни одна молодая женщина до неё не оказывалась в таком положении, когда только начинала выходить в свет, — не думайте, мисс Вудхаус, что мы неблагодарны за такое неожиданное счастье
удача — (снова вытирая слёзы) — но, бедная моя душа! если бы ты только видела, как у неё болит голова. Когда человеку очень больно, он, знаешь ли, не может в полной мере ощутить все блага, которых он заслуживает. Она опустилась так низко, как только возможно. Глядя на неё, никто бы не подумал, как она рада и счастлива, что добилась такого положения. Вы простите её за то, что она не пришла к вам?
Она не может — она ушла в свою комнату. Я хочу, чтобы она легла
на кровать. «Дорогая моя, — сказал я, — я скажу, что ты легла
на кровать», но, однако, это не так: она ходит по комнате.
Но теперь, когда она написала письма, она говорит, что скоро поправится. Ей будет очень жаль, что она не увидит вас, мисс Вудхаус,
но ваша доброта её извинит. Вас заставили ждать у двери — мне было очень стыдно, — но почему-то поднялась суматоха, потому что мы не слышали стука и не знали, что кто-то идёт, пока вы не оказались на лестнице. «Это всего лишь миссис Коул, — сказала я, — можете не сомневаться». Никто другой не пришёл бы так рано. «Что ж, — сказала она, — рано или поздно это должно было случиться, так что лучше сейчас, чем никогда».
Но тут вошла Пэтти и сказала, что это ты. «О! — сказал я. — Это мисс  Вудхаус. Я уверен, тебе захочется с ней познакомиться». — «Я никого не хочу видеть», — сказала она.
Она встала и собралась уходить, и именно из-за этого мы заставили тебя ждать. Нам было очень жаль и стыдно. «Если тебе нужно уйти, моя дорогая, — сказал я, — то уходи, а я скажу, что ты легла в постель».

Эмма была искренне заинтересована. Её сердце уже давно стало добрее к Джейн, и эта картина её нынешних страданий излечила Эмму от всех прежних неблагородных подозрений и не оставила в её душе ничего, кроме
но жалость и воспоминания о менее справедливых и менее нежных чувствах в прошлом заставили её признать, что Джейн вполне может решиться на встречу с миссис Коул или любой другой близкой подругой, если ей будет невыносимо видеться с самой собой. Она говорила то, что чувствовала, с искренним сожалением и заботой, искренне желая, чтобы обстоятельства, о которых она узнала от мисс Бейтс и которые теперь окончательно прояснились, были как можно более благоприятными и утешительными для мисс Фэйрфакс. «Должно быть, это стало для них тяжёлым испытанием. Она понимала, что это нужно отложить до возвращения полковника Кэмпбелла».

“Вы так добры!” - ответила мисс Бейтс. “Но вы всегда добры”.

Невозможно было вынести такое “всегда”, и, чтобы пробиться сквозь нее.
охваченная ужасной благодарностью, Эмма прямо спросила:—

“ Куда— позвольте спросить? — направляется мисс Фэйрфакс?

“ К миссис Смоллридж— очаровательной женщине— в высшей степени благородной, на попечение
ее трех маленьких дочерей — очаровательных деток. Ничто не может быть более комфортным, если не считать, пожалуй,
семью миссис Саклинг и миссис Брэгг. Но миссис Смолридж близка с обеими и живёт совсем рядом: всего в четырёх
в милях от Мейпл-Гроув. Джейн будет всего в четырёх милях от Мейпл-Гроув.

 — Миссис Элтон, полагаю, была той, кому мисс Фэрфакс обязана...

 — Да, наша добрая миссис Элтон. Самый неутомимый, верный друг. Она не приняла бы отказа. Она не позволила бы Джейн сказать «нет», потому что когда
Когда Джейн впервые услышала об этом (это было позавчера, в то самое утро, когда мы были в Донвелле), она была решительно настроена не принимать предложение, и вот почему.
Именно так, как вы говорите, она решила ничего не предпринимать до тех пор, пока
Полковник Кэмпбелл должен вернуться, и ничто не должно побуждать её вступать в какие-либо отношения в настоящее время — так она снова и снова говорила миссис Элтон.
И я уверена, что у меня не было ни малейшего сомнения в том, что она передумает!
Но добрая миссис Элтон, чьё чутьё никогда её не подводило, видела дальше меня. Не каждый бы так великодушно поступил, как она, и отказался принять ответ Джейн.
Но она решительно заявила, что _не_ будет писать никакого такого опровержения, как Джейн ей велела; она подождёт — и, конечно же, вчера вечером она
было решено, что Джейн должна поехать. Для меня это было полной неожиданностью! Я не имел
ни малейшего представления!Джейн отвела миссис Элтон в сторону и сразу сказала ей, что
обдумав преимущества положения миссис Смоллридж, она
пришла к решению принять его.— Я не знал об этом ни слова.
пока все не было улажено.

“ Вы провели вечер с миссис Элтон?

— Да, все мы; миссис Элтон хотела, чтобы мы пришли. Это было решено на холме, когда мы гуляли с мистером Найтли. «Вы _должны_
_все_ провести вечер с нами, — сказала она. — Я просто обязана, чтобы вы
_все_ пришли».

— Мистер Найтли тоже был там, не так ли?

 — Нет, не мистер Найтли; он с самого начала отказался.
И хотя я думала, что он придёт, потому что миссис Элтон заявила, что не отпустит его, он не пришёл.
Но моя мать, Джейн и я были там, и мы прекрасно провели вечер. Такие добрые друзья, знаете ли, мисс
Вудхауса всегда приятно видеть, хотя после утреннего приёма все казались довольно уставшими. Даже удовольствие, знаете ли, утомляет — и я не могу сказать, что кому-то из них оно очень понравилось. Тем не менее я всегда буду считать этот приём очень приятным.
и я в неоплатном долгу перед моими добрыми друзьями, которые пригласили меня».
«Мисс Фэрфакс, полагаю, хотя вы и не знали об этом, весь день
принимала решение?»

«Осмелюсь сказать, что так и было».

«Когда бы это ни случилось, это должно быть неприятно для неё и всех её
друзей, но я надеюсь, что её помолвка будет максимально комфортной — я имею в виду характер и манеры семьи».

— Спасибо, дорогая мисс Вудхаус. Да, действительно, в мире есть всё, что может сделать её счастливой. Кроме сосунков и
Брэггс, во всём окружении миссис Элтон нет другого такого детского учреждения, столь либерального и элегантного. Миссис Смолридж, вы самая восхитительная женщина! Образ жизни почти такой же, как в Мейпл-Гроув, а что касается детей, то, кроме малышей Саклингов и Брэггсов, нигде нет таких элегантных и милых детей. К Джейн будут относиться с таким вниманием и добротой! Это будет сплошное удовольствие, жизнь в удовольствие. А её жалованье!— Я действительно не могу назвать вам её зарплату, мисс Вудхаус. Даже вы, привыкшая к большим суммам, не смогли бы
с трудом верится, что так много можно дать такой юной особе, как Джейн.
Джейн.”

“ Ах, мадам, ” воскликнула Эмма, “ если бы другие дети были такими, какими я себя помню
, я бы подумала, что в пять раз больше
то, что я когда-либо слышал, называемое зарплатой в таких случаях, дорого
заработано ”.

“ Вы так благородны в своих идеях!

“ И когда мисс Фэрфакс собирается покинуть вас?

— Очень скоро, очень скоро, вот в чём беда. В течение двух недель. Миссис Смолридж очень торопится. Моя бедная мама не знает, как это вынести. Поэтому я стараюсь не думать об этом.
скажем так, мэм, давайте не будем больше об этом думать».

 «Должно быть, все её друзья сожалеют о том, что она уезжает; и разве полковник и миссис Кэмпбелл не будут сожалеть о том, что она обручилась до их возвращения?»

 «Да, Джейн говорит, что уверена в этом; но всё же ситуация такова, что она не может позволить себе отказаться. Я была так удивлена, когда она впервые рассказала мне о том, что говорила миссис
Элтон, и когда миссис Элтон в тот же момент подошла, чтобы поздравить меня с этим! Это было перед чаем — постойте — нет, это не могло быть перед чаем, потому что
мы как раз собирались играть в карты — и всё же это было до чая, потому что я помню, как думал... О! нет, теперь я припоминаю, теперь я вспомнил; что-то произошло до чая, но не это. Мистера Элтона вызвали из комнаты до чая, сын старого Джона Эбди хотел с ним поговорить. Бедняга
Джон, я очень его уважаю; он был клерком у моего бедного отца
двадцать семь лет; а теперь, бедный старик, он прикован к постели и очень
плохо себя чувствует из-за ревматической подагры в суставах. Я должен навестить его сегодня; и Джейн тоже, я уверен, если она вообще выйдет из дома. И бедняга
Сын Джона пришёл поговорить с мистером Элтоном о помощи от прихода.
Он, знаете ли, очень хорошо обеспечен, ведь он управляющий в «Краун»,
конюх и всё такое, но всё же он не может содержать отца без посторонней помощи.
Поэтому, когда мистер Элтон вернулся, он рассказал нам, что говорил ему Джон-конюх, а потом выяснилось, что в Рэндаллс отправили карету, чтобы отвезти мистера Фрэнка Черчилля в Ричмонд. Что произошло перед чаем. Это было после чая, Джейн
поговорил с миссис Элтон”.

Мисс Бейтс вряд ли отдал бы Эмма времени, чтобы сказать, как прекрасно новое в этом
Это обстоятельство имело для неё значение, но, поскольку она не допускала мысли, что может быть в неведении относительно каких-либо подробностей отъезда мистера Фрэнка Черчилля, она продолжила рассказывать обо всём, что не имело значения.

То, что мистер Элтон узнал от конюха по этому поводу, было
совокупностью знаний самого конюха и слуг в Рэндаллсе.
Конюх рассказал, что вскоре после возвращения группы с Бокс-Хилл из Ричмонда приехал посыльный.
Однако посыльный оказался не более чем ожидаемым, и мистер Черчилль
Он отправил племяннику несколько строк, в которых в целом содержалось
неплохое описание миссис Черчилль, и он лишь просил его не задерживаться
и вернуться не позднее следующего утра. Но мистер Фрэнк Черчилль
решил ехать домой сразу, не дожидаясь, и его лошадь, похоже, простудилась.
Поэтому Тома немедленно отправили за каретой «Краун», и конюх стоял
и смотрел, как она проезжает мимо. Мальчик гнал изо всех сил и
управлял очень уверенно.

Во всём этом не было ничего, что могло бы удивить или заинтересовать, и это привлекло внимание Эммы только потому, что было связано с темой, которая
уже занимала её мысли. Контраст между значимостью миссис Черчилль в мире и значимостью Джейн Фэйрфакс поразил её; одна была всем, другая — ничем, и она сидела, размышляя о разнице в женской судьбе, совершенно не замечая, на чём сосредоточен её взгляд, пока её не прервало замечание мисс Бейтс:
«Да, я вижу, о чём ты думаешь, — о фортепиано. Что с ним
делать? — Совершенно верно». Бедная дорогая Джейн только что говорила об этом. — «Ты должна уйти, — сказала она. — Мы с тобой должны расстаться. Тебе здесь не место. — Но пусть всё остаётся как есть, — сказала она. — Не трогай ничего, пока полковник
Кэмпбелл возвращается. Я поговорю с ним об этом; он всё уладит; он поможет мне справиться со всеми трудностями». — И по сей день, я уверен, она не знает, был ли это подарок от него или от его дочери.

Теперь Эмма была вынуждена думать о фортепиано, и воспоминания обо всех её прежних причудливых и несправедливых догадках были ей так неприятны, что вскоре она позволила себе считать, что её визит затянулся.
Она повторила всё, что могла осмелиться сказать о добрых намерениях, которые она действительно испытывала, и ушла.




Глава IX


Задумчивые размышления Эммы по дороге домой не были прерваны.
Но, войдя в гостиную, она увидела тех, кто должен был её разбудить.
Найтли и Гарриет приехали, пока её не было, и сидели с её отцом.
Мистер Найтли тут же встал и тоном, явно более серьёзным, чем обычно, сказал:
«Я бы не ушёл, не повидавшись с вами, но у меня нет времени,
поэтому я должен немедленно уйти. Я еду в Лондон, чтобы провести несколько дней с Джоном и Изабеллой.
Тебе есть что мне послать или сказать, кроме «любви», которую никто не носит с собой?»

— Ничего. Но разве это не внезапный план?

 — Да… скорее… я уже некоторое время об этом думаю.

 Эмма была уверена, что он её не простил; он был сам не свой. Однако, подумала она, время покажет ему, что они должны снова стать друзьями. Пока он стоял, словно собираясь уйти, но не уходил, её отец начал расспросы.

 — Ну что ж, дорогая, ты благополучно добралась?— И как же вы нашли мою
достойную старую подругу и её дочь? — Осмелюсь предположить, что они были вам очень признательны за то, что вы пришли. Дорогая Эмма навещала миссис и
Мисс Бейтс, мистер Найтли, как я уже говорила вам. Она всегда так внимательна к ним!


 Эмма зарделась от этой несправедливой похвалы и с улыбкой, многозначительно покачав головой, посмотрела на мистера.
 Найтли.— Казалось, что-то мгновенно изменилось в его отношении к ней,
как будто его глаза увидели правду в её глазах, и всё хорошее, что было в её чувствах, сразу же было замечено и оценено по достоинству.—
Он смотрел на неё с восхищением. Она была искренне рада — а в следующее мгновение ещё больше обрадовалась, заметив в его взгляде нечто большее, чем обычно
Он взял её за руку. Она не могла сказать, сделала ли она это первой. Возможно, она скорее протянула ему руку, но он взял её, сжал и уже собирался поднести к губам, когда по какой-то прихоти вдруг отпустил.  Почему он так смутился, почему передумал, когда всё было почти готово, она не могла понять. Он
«Он поступил бы лучше, если бы не остановился», — подумала она.
Однако намерение было несомненным, и неважно, было ли оно вызвано тем, что он
В его манерах в целом было так мало галантности, или как там это называется, но она подумала, что ничто не идёт ему так, как это. — Это было так просто, но в то же время так достойно его. — Она не могла не вспомнить об этой попытке с большим удовлетворением. Это говорило о такой совершенной дружбе. — Он ушёл от них сразу же после этого — исчез в мгновение ока. Он всегда двигался с
сообразительностью человека, который не может ни колебаться, ни медлить, но
теперь его исчезновение показалось Эмме более внезапным, чем обычно.

 Эмма не жалела о том, что пошла к мисс Бейтс, но ей хотелось бы
если бы он ушёл на десять минут раньше, ей было бы очень приятно
обсудить ситуацию Джейн Фэрфакс с мистером Найтли. — И она бы не
сожалела о том, что он отправился на Брансуик-сквер, потому что знала,
как будут рады его визиту, — но это могло бы произойти в более
подходящее время, и было бы приятнее, если бы она узнала об этом
раньше.— Однако они расстались добрыми друзьями; она не могла
ошибиться в том, что значило выражение его лица и его незавершённая галантность; всё это было сделано для того, чтобы убедить её в том, что она полностью выздоровела
Он был о ней хорошего мнения. — Она обнаружила, что он сидит с ними уже полчаса. Жаль, что она не вернулась раньше!

 В надежде отвлечь мысли отца от неприятной новости о том, что мистер Найтли едет в Лондон, причём так внезапно и верхом, что, как она знала, будет очень плохо;
Эмма сообщила ему новости о Джейн Фэйрфакс, и её зависимость от
последствий была оправданной; это был очень полезный сдерживающий фактор — заинтересованный, но не мешающий. Он давно решил, что Джейн Фэйрфакс
уедет работать гувернанткой, и мог говорить об этом с радостью, но мистер
Переезд Найтли в Лондон стал для меня неожиданным ударом.

 «Я очень рада, моя дорогая, что она так хорошо устроилась. Миссис Элтон очень добродушная и приятная женщина, и, осмелюсь сказать, её знакомые именно такие, какими и должны быть. Я надеюсь, что там сухо и что о её здоровье будут хорошо заботиться. Это должно быть главным, как, я уверена, всегда было для меня главным в случае с бедной мисс Тейлор».
Знаешь, дорогая моя, она станет для этой новой леди тем же, чем была для нас мисс Тейлор. И я надеюсь, что в одном отношении ей повезёт больше и она не будет
Она не могла заставить себя уехать после стольких лет, проведённых в этом доме».

 На следующий день из Ричмонда пришли новости, которые отодвинули всё остальное на второй план. В Рэндаллс прибыл экспресс, чтобы сообщить о смерти миссис Черчилль! Хотя у её племянника не было особых причин торопиться с возвращением, она прожила не более шестидесяти трёх часов после его возвращения. Внезапный приступ, не похожий ни на что из того, что предвещало её общее состояние, унёс её жизнь после короткой борьбы. Великой миссис Черчилль больше не было.

 Это было воспринято так, как и должно быть воспринято. Каждый испытывал
серьёзность и скорбь; нежность по отношению к усопшей, забота о
оставшихся в живых друзьях; и, по прошествии разумного времени,
любопытство узнать, где она будет похоронена. Голдсмит говорит нам,
что, когда прекрасная женщина опускается до безрассудства, ей
ничего не остаётся, кроме как умереть; а когда она опускается до
того, чтобы стать неприятной, это в равной степени можно считать
предвестником дурной славы.
О миссис Черчилль, которую не любили по меньшей мере двадцать пять лет, теперь говорили с сочувствием.  В одном она была полностью права.  Ей никогда не ставили серьёзный диагноз.
Это событие избавило её от всех выдумок и эгоизма, присущих воображаемым жалобам.

 «Бедная миссис Черчилль! Несомненно, она очень страдала:
больше, чем кто-либо мог себе представить, — а постоянная боль может вывести из себя. Это было печальное событие — большой шок — со всеми её недостатками.
Что бы делал мистер Черчилль без неё?» Потеря мистера Черчилля была бы поистине ужасной. Мистер Черчилль никогда бы с ней не смирился. — Даже мистер
 Уэстон покачал головой, принял торжественный вид и сказал: «Ах!  бедная женщина, кто бы мог подумать!» — и решил, что его траур должен быть
как можно красивее; а его жена сидела, вздыхая и рассуждая о морали, глядя на свои широкие юбки с сочувствием и здравым смыслом, искренним и непоколебимым.
О том, как это повлияет на Фрэнка, они подумали в первую очередь.
Эмма тоже сразу же задумалась об этом. Характер миссис.
Черчилль, горе её мужа — она с благоговением и состраданием подумала о них обоих, а затем с облегчением переключилась на то, как
Это событие могло повлиять на Фрэнка, принести ему пользу, освободить его. Она в одно мгновение увидела все возможные блага. Теперь он был привязан к Гарриет Смит
 Мистеру Черчиллю, независимому от своей жены, никто не угрожал. Он был простым, покладистым человеком, которого племянник мог убедить в чём угодно.  Оставалось только пожелать, чтобы племянник проникся к ней симпатией, поскольку, несмотря на всю свою доброжелательность, Эмма не была уверена, что он уже проникся.

  Харриет вела себя в этой ситуации чрезвычайно хорошо, с большим самообладанием. Какие бы светлые надежды она ни питала, она ничем их не выдала. Эмма была рада видеть в ней такое доказательство
Они укрепили свой характер и воздерживались от любых намёков, которые могли бы поставить под угрозу их отношения. Поэтому они говорили о смерти миссис Черчилль с взаимным тактом.

В Рэндаллс приходили короткие письма от Фрэнка, в которых сообщалось обо всём, что было важно знать об их состоянии и планах. Мистер Черчилль чувствовал себя лучше, чем можно было ожидать. После похорон они должны были отправиться в Йоркшир, в дом очень старого друга в Виндзоре, которому мистер Черчилль обещал нанести визит в течение последних десяти лет. В настоящее время ничего нельзя было сделать
Харриет, все, что Эмма могла сделать, — это пожелать ей всего наилучшего в будущем.


Гораздо важнее было уделить внимание Джейн Фэйрфакс, чьи перспективы сужались, в то время как у Харриет они открывались, и чьи дела теперь не позволяли ей задерживаться в Хайбери, где она хотела проявить свою доброту.
Для Эммы это стало первым желанием. Она едва ли испытывала
более сильное сожаление, чем о своей былой холодности; и человек, которым она пренебрегала столько месяцев, теперь был тем самым, кому она
готова была бы оказать всяческое внимание и сочувствие. Она хотела
чтобы быть ей полезной; хотела показать, что она ценна для общества, и
проявить уважение и внимание. Она решила уговорить её провести день в Хартфилде. Была написана записка с просьбой об этом.
Приглашение было отклонено, о чём было сообщено устно. «Мисс Фэйрфакс была нездорова и не могла писать».
Когда мистер Перри в то же утро приехал в Хартфилд, оказалось, что она была настолько нездорова, что он навестил её, хоть и без её согласия, и что она страдала от сильных головных болей и нервного истощения, которое заставило его
сомневаюсь, что она сможет поехать к миссис Смолридж в назначенное время
 Её здоровье на данный момент, похоже, совершенно подорвано — аппетит
 совсем пропал — и хотя не было никаких тревожных симптомов,
ничего, что указывало бы на проблемы с лёгкими, которые постоянно
беспокоили семью, мистер Перри переживал за неё. Он думал, что она
взяла на себя больше, чем могла осилить, и что она сама это чувствует,
хотя и не признаётся в этом. Казалось, что она подавлена. Её нынешний дом, как он не мог не заметить, был неподходящим местом для нервного человека
беспорядок: — всегда в одной комнате; — он мог бы пожелать чего-то другого; — а её добрая тётя, хоть и была его давней подругой, должна была признать, что она не лучший компаньон для такого больного.  В её заботе и внимании не приходилось сомневаться; на самом деле их было даже слишком много.  Он очень боялся, что мисс Фэйрфакс получает от них больше вреда, чем пользы.  Эмма слушала с искренним беспокойством.
Я всё больше и больше горевал о ней и оглядывался по сторонам в надежде найти какой-нибудь способ быть полезным. Чтобы забрать её — пусть всего на час или два — из её
тётя, чтобы сменить обстановку и подышать свежим воздухом, а также для спокойной и разумной беседы, даже на час или два, это могло бы пойти ей на пользу; и на следующее утро она снова написала, выразив самые искренние чувства, на которые была способна, что заедет за ней в карете в любое время, которое укажет Джейн, упомянув, что мистер Перри решительно высказался в пользу таких прогулок для своей пациентки. Ответ был лишь в этой короткой записке:

«Мисс Фэйрфакс передаёт вам привет и благодарность, но вы совершенно не подходите для этой работы».


 Эмма чувствовала, что её собственная записка заслуживала чего-то лучшего, но это было
Невозможно было спорить со словами, дрожащее неравенство которых так явно указывало на нерасположение духа.
Она думала только о том, как лучше всего противостоять этому нежеланию быть на виду или принимать помощь. Несмотря на ответ, она приказала подать карету и отправилась к миссис Бейтс в надежде, что Джейн уговорят поехать с ней. Но этого не произошло. Мисс Бейтс вышла к карете, полная благодарности, и горячо согласилась с тем, что прогулка на свежем воздухе может принести огромную пользу. Она испробовала все, что можно было сделать с помощью этого послания, но все было напрасно.
Тщетно. Мисс Бейтс была вынуждена вернуться ни с чем; Джейн была совершенно непреклонна; от одного предложения выйти на улицу ей становилось только хуже.
Эмма хотела бы увидеть её и испытать свои силы;
но, не успела она и намекнуть на своё желание, как мисс Бейтс дала понять, что ни за что не впустит мисс Вудхаус.
«На самом деле, бедная дорогая Джейн не могла вынести встречи с кем бы то ни было — с кем бы то ни было вообще — с миссис В Элтоне, конечно, нельзя было отказать — и миссис
Коул так считала — и миссис Перри так говорила — но, кроме них, Джейн больше ни с кем не виделась.

Эмма не хотела, чтобы её поставили в один ряд с миссис Элтон, миссис Перри и миссис Коулз, которые могли втиснуться куда угодно.
Но и сама она не чувствовала за собой никакого права на привилегии,
поэтому она подчинилась и лишь расспросила мисс Бейтс об аппетите и питании её племянницы, в чём она очень хотела помочь. На эту тему бедная мисс Бейтс была очень несчастна и очень разговорчива. Джейн почти ничего не ела. Мистер Перри рекомендовал сытную пищу, но всё, что они могли себе позволить (а у них никогда не было таких хороших соседей), было невкусным.

Эмма, вернувшись домой, сразу же позвала экономку, чтобы та
проверила запасы, и немного аррорута высочайшего качества было
незамедлительно отправлено мисс Бейтс с очень дружелюбной запиской.
Через полчаса аррорут был возвращён с тысячей благодарностей от
мисс Бейтс, но «милая Джейн не успокоилась бы, если бы его не
отправили обратно; она не могла его принять — и, более того, она
настаивала на том, что ей ничего не нужно».

Когда Эмма узнала, что Джейн Фэйрфакс видели на улице
о лугах, на некотором расстоянии от Хайбери, во второй половине того самого дня, когда она под предлогом того, что не в состоянии выполнять какие-либо физические упражнения, так категорично отказалась поехать с ней в карете,
она не могла не сомневаться — учитывая все обстоятельства, — что Джейн решила не принимать от _нее_ никаких знаков внимания. Ей было жаль, очень жаль.
Её сердце скорбело о государстве, которое казалось тем более жалким, что в нём царили раздражение, непоследовательность в действиях и неравенство сил.
Её оскорбляло то, что ей было дано так мало
приписывают должное чувство или считают столь малоценным, как друг:
но у нее было утешение, зная, что ее намерения были благими,
и быть в состоянии сказать себе, что мог бы Мистер Найтли были
посвящен во все ее попытки помочь Джейн Фэрфакс, он мог даже
видел в ее сердце, он не станет, по этому поводу, нашли какие-то
что нужно обличать.




ГЛАВА X


Однажды утром, примерно через десять дней после того, как миссис После смерти Черчилля Эмму позвали вниз к мистеру Уэстону, который «не мог задержаться и на пять минут и хотел поговорить с ней наедине».
Он встретил её у дверей гостиной.
и, едва спросив ее, как у нее получилось, в естественной тональности своего голоса,
тут же потопил ее, сказав, что ее отец этого не слышал,

“ Вы можете приехать в Рэндаллс в любое время этим утром? — Приходите, если это возможно.
 Миссис Уэстон хочет вас видеть. Она должна вас увидеть.

“ Ей нездоровится?

“ Нет, нет, вовсе нет, просто немного взволнован. Она бы заказала карету
и приехала к вам, но она должна увидеть вас наедине, и чтобы вы
знали— (кивает в сторону ее отца)— Хм!—Ты можешь приехать?

“ Конечно. Сию минуту, пожалуйста. Невозможно отказаться от того, что
вы спросите таким образом. Но в чем может быть дело?—Она действительно не
болен?”

“Положитесь на меня—но не задавай больше вопросов. Вы будете знать, что все в
время. Самое необъяснимое дело! Но тише, тише!

Догадаться, что все это значило, было невозможно даже для Эммы. Судя по его виду, произошло что-то действительно важное.
Но, поскольку её подруга была в порядке, она постаралась не волноваться и, договорившись с отцом, что пойдёт гулять сейчас, вскоре вышла из дома вместе с мистером Уэстоном и быстрым шагом направилась к Рэндаллу.

— Ну вот, — сказала Эмма, когда они благополучно миновали ворота, — ну вот, мистер Уэстон, расскажите мне, что произошло.


— Нет, нет, — серьёзно ответил он, — не спрашивайте меня.  Я обещал жене, что не буду ничего рассказывать.  Она расскажет вам всё лучше, чем я.  Не
терпите, Эмма, всё и так скоро станет известно.

“ Расскажите мне об этом, ” закричала Эмма, замирая от ужаса. — Боже милостивый
! — Мистер Уэстон, скажите мне немедленно.— Что-то случилось на Брансуик-сквер.
- На Брансуик-сквер. Я знаю, что это так. Скажи мне, я прошу тебя, скажи мне сию же минуту, что
это такое.

“Нет, ты действительно ошибаешься”.—

— Мистер Уэстон, не шутите со мной. — Подумайте, сколько моих самых близких друзей сейчас на Брансуик-сквер. Кто из них? — Клянусь всем святым, не пытайтесь ничего скрыть.

  — Честное слово, Эмма. — Почему бы вам не поклясться честью? — Почему бы вам не поклясться честью, что это не имеет никакого отношения ни к кому из них? Боже правый!— Что может быть такого, что
_разорит_ меня и не будет иметь отношения к кому-то из этой семьи?

 — Честное слово, — сказал он очень серьёзно, — ничего.  Это ни в малейшей степени не связано ни с одним человеком по фамилии Найтли.

К Эмме вернулась смелость, и она пошла дальше.

 «Я был не прав, — продолжил он, — говоря, что он для тебя _бесполезен_. Мне не следовало использовать это выражение. На самом деле это тебя не касается — это касается только меня, — то есть, мы надеемся, — Хм! — Короче говоря, моя дорогая Эмма, нет причин так беспокоиться из-за этого. Я не говорю, что это приятное занятие, но всё могло быть гораздо хуже. Если мы будем идти быстро, то скоро доберёмся до Рэндаллса.

 Эмма поняла, что ей придётся подождать, и теперь это не требовало особых усилий. Поэтому она больше не задавала вопросов, а просто предавалась своим фантазиям и
Это вскоре навело её на мысль, что дело, скорее всего, в деньгах.
Что-то только что всплыло на поверхность, что-то неприятное в семейных обстоятельствах, что-то, что недавнее событие в Ричмонде сделало очевидным.  Её воображение было очень живым.  Возможно, полдюжины внебрачных детей — и бедный Фрэнк отрезан от семьи!  Это, хоть и очень нежелательно, не стало бы для неё мучительным испытанием.  Это вызвало у неё лишь живое любопытство.

— Кто этот джентльмен верхом на лошади? — спросила она, когда они
поехали дальше. Она говорила это скорее для того, чтобы помочь мистеру Уэстону сохранить тайну, чем по какой-то другой причине.

“Я не знаю.— Один из Отуэев.— Не Фрэнк; — это не Фрэнк, уверяю тебя
. Ты его не увидишь. К этому времени он уже на полпути в Виндзор.

“ Значит, ваш сын был с вами?

“ Ах да, разве вы не знали?— Ну, ну, неважно.

На мгновение он замолчал, а затем добавил гораздо более сдержанным и скромным тоном:
«Да, Фрэнк заходил сегодня утром, просто чтобы спросить, как у нас дела».

Они поспешили дальше и вскоре были у Рэндаллов.— Ну что ж, моя дорогая, — сказал он, когда они вошли в комнату, — я привёл её, и теперь я надеюсь, что тебе скоро станет лучше. Я оставлю вас наедине. Нет смысла
задержка. Я буду недалеко, если понадоблюсь вам.” — И Эмма отчетливо
услышала, как он добавил, понизив голос, прежде чем выйти из комнаты: “Я был
сдержал свое слово. Она не имеет ни малейшего представления.

Миссис Уэстон выглядела такой больной и выглядела такой взволнованной,
что беспокойство Эммы усилилось; и как только они остались одни, она
нетерпеливо сказала,

“В чем дело, мой дорогой друг? Я обнаружил, что произошло нечто очень неприятное.
Пожалуйста, сообщите мне, в чём дело. Я шёл сюда в полном неведении. Мы оба терпеть не можем неизвестность.
не давай мое дольше продолжаться. Это пойдет тебе на пользу, чтобы говорить о
бедствия, каким бы оно ни было.”

“Ты действительно не знал?”, сказала миссис Уэстон дрожащим голосом.
“Разве ты не можешь, моя дорогая Эмма, разве ты не можешь догадаться, что тебе предстоит
услышать?”

“Я полагаю, что это относится к мистеру Фрэнку Черчиллю”.

“Ты права. Это действительно имеет к нему отношение, и я скажу вам прямо”.
(возвращаясь к работе и, кажется, решив не поднимать глаз.) «Он был здесь сегодня утром с самым необычным поручением.
Невозможно выразить наше удивление. Он пришёл поговорить со своим отцом о
— Эмма, я должна сообщить о помолвке...

 Она остановилась, чтобы перевести дух.  Эмма сначала подумала о себе, а потом о Гарриет.

 — О чём тут говорить, — продолжила миссис Уэстон. — О помолвке, о настоящей помолвке.  Что ты скажешь, Эмма, что скажут все, когда узнают, что Фрэнк Черчилль и мисс Фэрфакс помолвлены, что они уже давно помолвлены!

Эмма даже подпрыгнула от неожиданности и в ужасе воскликнула:
«Джейн Фэрфакс! Боже правый! Ты же не всерьёз? Ты же не это имеешь в виду?»

«Ты вполне можешь быть поражена», — ответила миссис Уэстон, по-прежнему отводя взгляд
— Вы, должно быть, поражены. Но это так. С октября между ними существует
торжественная помолвка, заключённая в Уэймуте и державшаяся в секрете от всех. Об этом не знает никто, кроме них самих, — ни Кэмпбеллы, ни её семья, ни его. — Это так удивительно, что, хотя я и убеждена в этом факте, мне самой это кажется почти невероятным. Я с трудом могу в это поверить.—Я думала, что знаю
его.

Эмма едва слышала, что было сказано.—Ее разум разрывался между двумя
Её мысли — её собственные прежние разговоры с ним о мисс Фэрфакс; и бедная Харриет... — и какое-то время она могла только восклицать и требовать подтверждения, многократного подтверждения.


— Что ж, — сказала она наконец, пытаясь прийти в себя, — это обстоятельство, над которым я должна поразмыслить хотя бы полдня, прежде чем я вообще смогу его осмыслить.  Что! — он был помолвлен с ней всю зиму — ещё до того, как они приехали в Хайбери?

«Помолвлены с октября — тайно помолвлены. — Это причинило мне боль, Эмма, очень сильную боль. Это причинило боль и его отцу. _Некоторую_ _часть_ его поведения мы не можем оправдать».

Эмма на мгновение задумалась, а затем ответила: «Я не буду притворяться, что не понимаю вас.
И чтобы помочь вам, насколько это в моих силах, заверяю вас, что его ухаживания не возымели на меня того эффекта, которого вы опасаетесь».


Миссис Уэстон подняла глаза, боясь поверить, но лицо Эммы было таким же спокойным, как и её слова.

«Чтобы вам было легче поверить в это хвастовство моим нынешним совершенным безразличием, — продолжила она, — я скажу вам, что в начале нашего знакомства был период, когда он мне нравился, когда я была очень расположена к нему — нет, даже больше, чем расположена».
Я была привязана к нему — и, возможно, стоит удивиться тому, как это прекратилось.
 Однако, к счастью, это действительно прекратилось. В последнее время, по крайней мере в течение этих трёх месяцев, он меня совершенно не волнует. Можете мне поверить, миссис Уэстон. Это чистая правда.

Миссис Уэстон поцеловала её со слезами радости на глазах, а когда смогла говорить, заверила её, что это признание принесло ей больше пользы, чем всё остальное в мире.

 «Мистер Уэстон будет рад почти так же, как и я, — сказала она.  — В этом вопросе мы были несчастны.  Мы так хотели, чтобы ты
могли бы привязаться друг к другу — и мы были убеждены, что так оно и есть.
Представьте, что мы чувствовали из-за вас».

 «Я спаслась, и то, что я смогла спастись, может стать поводом для благодарного удивления как для вас, так и для меня.
 Но это не оправдывает _его_, миссис Уэстон;
 и я должна сказать, что считаю его во многом виноватым. Какое право он имел
приходить к нам с привязанностью и верой, а вести себя так _очень_ отстранённо? Какое право он имел пытаться угодить, как он, несомненно, и делал, — выделять какую-то одну молодую женщину?
внимание, что он, безусловно, и делал - в то время как на самом деле принадлежал другому?—Как
он мог предугадать, какое зло тот может натворить?— Как он мог догадаться, что
возможно, он не влюбляет меня в себя? — очень неправильно, очень неправильно.
действительно.

- Судя по тому, что он сказал, моя дорогая Эмма, я скорее предполагаю...

“И как она могла вынести такое поведение! Хладнокровие со свидетелем! смотреть, как другой женщине оказывают знаки внимания,
прямо у неё перед носом, и не возмущаться. — Это степень спокойствия,
которую я не могу ни понять, ни уважать».

“ Между ними было недопонимание, Эмма; он прямо сказал об этом.
У него не было времени вдаваться в подробные объяснения. Он пробыл здесь всего
четверть часа, и в состоянии возбуждения, которое не позволяло
полностью использовать даже то время, которое он мог пробыть, — но что произошло
недоразумения, он решительно сказал. Нынешний кризис, действительно, казался
спровоцированным ими; и эти недоразумения могли очень сильно,
возможно, возникнуть из-за неподобающего его поведения ”.

— Непристойность! О! Миссис Уэстон — это слишком мягкое порицание. Гораздо, гораздо
Это выходит за рамки приличия! — Это погубило его, я не могу сказать, как именно это его погубило, по моему мнению. Это так непохоже на то, каким должен быть мужчина! — Ни капли честности, ни капли строгой приверженности истине и принципам, ни капли презрения к уловкам и мелочности, которые мужчина должен проявлять в каждом поступке своей жизни.

— Нет, дорогая Эмма, теперь я должна встать на его сторону, потому что, хотя в данном случае он был неправ, я знаю его достаточно долго, чтобы утверждать, что у него много, очень много хороших качеств, и...

 — Боже правый! — воскликнула Эмма, не слушая её. — Миссис Смолридж тоже!
Джейн на самом деле собирается стать гувернанткой! Что он мог иметь в виду, говоря
О такой ужасной неделикатности? Позволить ей заниматься собой — позволить ей
даже подумать о такой мере!

“ Он ничего не знал об этом, Эмма. По этой статье я могу полностью оправдать
его. Это была частная разрешение ее, не общался с ним—или на
бы не общался таким образом, чтобы была убедительной.— До вчерашнего дня, я
знаю, он говорил, что ничего не знает о её планах. Они застали его врасплох, я
не знаю как, но каким-то письмом или сообщением — и это было открытие
о том, что она делала, о её собственном плане, который заставил его
немедленно признаться во всём дяде, положиться на его доброту и,
короче говоря, положить конец жалкому состоянию, в котором он
находился так долго».

 Эмма стала слушать внимательнее.

 «Я скоро получу от него весточку», — продолжила миссис Уэстон. «На прощание он сказал мне, что скоро напишет, и его слова, казалось, обещали мне многое из того, что не мог сообщить сейчас.
Поэтому давайте подождём этого письма. Оно может принести много утешительного. Оно может
может сделать многое понятным и простительным, то, что сейчас не поддаётся
пониманию. Давайте не будем суровы, давайте не будем торопиться
осуждать его. Давайте проявим терпение. Я должен любить его; и теперь, когда я удовлетворён в одном, самом важном, вопросе, я искренне
желаю, чтобы всё закончилось хорошо, и готов надеяться, что так и будет.
Они оба, должно быть, очень страдали из-за такой системы тайн и
сокрытий.

«_Его_ страдания, — сухо ответила Эмма, — похоже, не причинили ему особого вреда. Ну и как мистер Черчилль это воспринял?»

«К величайшему удовольствию его племянника — дал своё согласие без особых затруднений. Представьте, что произошло в этой семье за последнюю неделю! Пока была жива бедная миссис Черчилль, я полагаю, не могло быть ни надежды, ни шанса, ни возможности; но едва её останки упокоились в семейном склепе, как её мужа убедили поступить в точности наоборот тому, чего она хотела бы. Какое счастье, что дурное влияние не переходит за могилу!»— Он дал своё согласие без особых уговоров.


«Ах! — подумала Эмма, — он бы сделал то же самое для Харриет».

«Всё было улажено прошлой ночью, и сегодня утром Фрэнк уехал с рассветом. Он остановился в Хайбери, у Бейтсов, кажется, на какое-то время, а потом приехал сюда, но так спешил вернуться к своему дяде, которому он сейчас нужен как никогда, что, как я уже сказал, пробыл у нас всего четверть часа.— Он был очень взволнован — очень, просто невероятно взволнован — настолько, что казался совсем другим человеком по сравнению с тем, каким я его знал.
Вдобавок ко всему прочему, он был потрясён, увидев её такой
он был очень болен, о чём раньше не подозревал, и все признаки указывали на то, что он сильно страдал.
—И вы действительно верите, что их роман держался в такой строжайшей тайне?—Кэмпбеллы, Диксоны — никто из них не знал о помолвке?

Эмма не могла произнести имя Диксона, не покраснев.

—Никто, ни один человек. Он решительно заявил, что об этом не знало ни одно существо в мире, кроме них двоих.


 — Что ж, — сказала Эмма, — полагаю, мы постепенно смиримся с этим.
Это хорошая идея, и я желаю им всего наилучшего. Но я всегда буду считать это отвратительным поступком. Что это было, как не система лицемерия и обмана, шпионажа и предательства? — Приходить к нам с заявлениями об открытости и простоте, а самим тайно судить нас всех!— Всю зиму и весну мы были одурачены,
считали, что все мы на равных правах в вопросах правды и чести,
а среди нас были два человека, которые, возможно, обманывали нас,
сравнивали и судили о чувствах и
слова, которые никогда не предназначались для того, чтобы их услышали оба.—Они должны принять на себя ответственность за
последствия, если они услышали, что друг о друге говорили не совсем приятно!
”

“Я совершенно спокойна на этот счет”, - ответила миссис Уэстон. “Я совершенно уверена,
что я никогда не говорила ни о том, ни о другом ничего такого, чего оба могли бы
не слышать”.

“Тебе повезло.— Ваша единственная оплошность была связана с моим ухом, когда вы
представили, что некий наш друг влюблён в эту даму.

 — Верно.  Но поскольку я всегда был о мисс  Фэйрфакс самого высокого мнения, я ни при каких обстоятельствах не мог бы говорить о ней плохо; и
Что касается того, чтобы говорить о нём плохо, то здесь я была в безопасности».

 В этот момент мистер Уэстон появился на небольшом расстоянии от окна, явно наблюдая за происходящим. Его жена посмотрела на него так, словно приглашала войти, и, пока он подходил, добавила: «А теперь, дорогая Эмма, прошу тебя, говори и делай всё, что может успокоить его и склонить к тому, чтобы он был доволен этим браком. Давайте извлечём из этого максимум пользы — и, по правде говоря, почти всё можно сказать в её пользу. Это не та связь, которой можно гордиться, но если мистер Черчилль не
я не понимаю, почему мы должны это чувствовать? и, возможно, для него, я имею в виду Фрэнка, это очень удачное стечение обстоятельств, что он привязался к девушке с таким стойким характером и здравым смыслом, какими я всегда её наделяла — и по-прежнему склонна так считать, несмотря на это одно большое отклонение от строгого правила справедливости. И как много можно сказать в её положении даже об этой ошибке!

 — Действительно, много! — с чувством воскликнула Эмма. «Если женщину и можно оправдать за то, что она думает только о себе, то только в такой ситуации, как у Джейн
Фэрфакс. О таких можно сказать, что «мир не принадлежит им, как и законы мира».
Она встретила мистера Уэстона, вошедшего в комнату, с улыбкой на лице и воскликнула:

«Ну и шутку ты со мной сыграл, честное слово! Полагаю, это был
трюк, чтобы потешить моё любопытство и проверить мою способность
догадываться. Но ты меня действительно напугал». Я думал, вы потеряли по меньшей мере половину своего имущества. И вот, вместо того чтобы выразить соболезнования, я вынужден вас поздравить. — Я от всего сердца поздравляю вас, мистер Уэстон, с перспективой получить
для вашей дочери — самых прекрасных и образованных молодых женщин в Англии».


Пара взглядов, которыми он обменялся с женой, убедили его в том, что всё так, как он сказал, и это мгновенно подняло ему настроение.
Его осанка и голос вновь обрели привычную живость: он сердечно и с благодарностью пожал ей руку и заговорил на эту тему так, что стало ясно: теперь ему нужно только время и уговоры, чтобы решить, что в помолвке нет ничего плохого. Его спутники
предлагали только то, что могло смягчить последствия опрометчивого поступка или сгладить возражения;
и к тому времени, когда они все это обсудили вместе, и он повторил
все это снова с Эммой по пути обратно в Хартфилд, он был
совершенно примирен и недалек от того, чтобы считать это самым лучшим
то, что Фрэнк, возможно, мог бы сделать.




ГЛАВА XI


“Харриет, бедная Харриет!”— Вот эти слова; в них заключались мучительные мысли, от которых Эмма не могла избавиться и которые были для неё настоящим несчастьем. Фрэнк Черчилль вёл себя очень плохо — очень плохо во многих отношениях, — но дело было не столько в _нём_
Его поведение было таким же, как и её собственное, и это так разозлило её. Именно та неприятность, в которую он втянул её из-за Гарриет, стала причиной его проступка. — Бедная Гарриет! Она во второй раз стала жертвой своих заблуждений и лести. Мистер Найтли был прав, когда однажды сказал: «Эмма, ты не была другом Гарриет Смит».— Она боялась, что оказала ей медвежью услугу. — Это правда, что в данном случае, как и в предыдущем, ей не следовало возлагать на себя ответственность за то, что она была единственным и оригинальным автором
за то, что намекнула на чувства, которые в противном случае никогда бы не возникли в воображении Харриет; ведь Харриет призналась, что восхищается Фрэнком Черчиллем и предпочитает его, ещё до того, как она намекнула ей на это; но она чувствовала себя совершенно виноватой за то, что поощряла то, что могла бы подавить. Она могла бы
предотвратить развитие таких чувств. Её влияния было бы достаточно.
И теперь она прекрасно понимала, что должна была предотвратить это.— Она чувствовала, что подвергала риску своего друга
счастье на самых недостаточных основаниях. Здравый смысл подсказал бы ей
сказать Харриет, что она не должна позволять себе думать
о нем, и что у нее было пятьсот шансов к одному против его
всегда заботился о ней. — “Но, руководствуясь здравым смыслом, - добавила она, - я боюсь
У меня было мало дел ”.

Она была очень зла на себя. Если бы она не могла сердиться
и на Фрэнка Черчилля тоже, это было бы ужасно.—Что касается Джейн
Фэрфакс, она могла бы, по крайней мере, избавить себя от беспокойства по этому поводу. Харриет и так будет не по себе; ей не нужно
больше не расстраивайтесь из-за Джейн, чьи проблемы и чье нездоровье
имеющие, конечно, то же происхождение, должны быть в равной степени излечены.—Ее.
дни ничтожества и зла прошли.—Она скоро поправится, и
будет счастлива и процветать.—Теперь Эмма могла представить, почему ее собственным вниманием
пренебрегали. Это открытие открыло множество более мелких вопросов. Нет
сомневаюсь, что это было из ревности.— В глазах Джейн она была соперницей.
И вполне могло случиться так, что любая её попытка помочь или проявить внимание была бы отвергнута.  Прогулка в карете Хартфилдов была бы пыткой.
а маранта из кладовой Хартфилдов, должно быть, была ядовитой.
Она всё поняла; и, насколько её разум мог абстрагироваться от
несправедливости и эгоизма гневных чувств, она признала, что
Джейн Фэрфакс не получит ни возвышения, ни счастья, которых
она заслуживала. Но бедная Гарриет была такой очаровательной!
Ни для кого другого не осталось и капли сочувствия. Эмма с грустью
опасалась, что это второе разочарование будет ещё сильнее первого.
Учитывая высочайшее качество объекта, так и должно быть; и
Судя по тому, что он явно сильнее повлиял на разум Харриет, сделав её сдержанной и хладнокровной, так и есть. Однако она должна сообщить эту болезненную правду как можно скорее. Среди напутственных слов мистера Уэстона было требование хранить тайну. «На данный момент всё это должно было оставаться в строжайшей тайне. Мистер Черчилль настоял на этом в знак уважения к жене, которую он так недавно потерял. И все признали, что это не более чем соблюдение приличий». Эмма пообещала, но всё же нужно было сделать исключение для Гарриет. Это был её главный долг.

Несмотря на досаду, она не могла не чувствовать себя почти
неловко из-за того, что ей предстояло выполнить ту же тягостную и деликатную
задачу, что и миссис Уэстон, только в одиночку. Новость, которую ей
так тревожно сообщили, она теперь должна была с такой же тревогой
сообщить другой. При звуке шагов и голоса Харриет её сердце забилось
быстрее; наверное, так же чувствовала себя бедная миссис Уэстон, когда
_она_ приближалась к Рэндаллу. Могло ли
событие, связанное с разоблачением, иметь такое же сходство! — Но, к сожалению, такой возможности не было.

— Ну, мисс Вудхаус! — воскликнула Гарриет, вбегая в комнату. — Разве это не самая странная новость на свете?

 — Что вы имеете в виду? — ответила Эмма, не в силах понять по выражению лица или голосу, действительно ли Гарриет получила какой-то намёк.

 — О Джейн Фэрфакс.  Вы когда-нибудь слышали что-то настолько странное?  О!
Вам не нужно бояться признаться мне в этом, ведь мистер Уэстон сам мне рассказал. Я только что с ним встретился. Он сказал мне, что это должно быть строго секретно;
и поэтому я не должен никому об этом рассказывать, кроме тебя, но он сказал, что ты знаешь.

— Что вам сказал мистер Уэстон? — спросила Эмма, всё ещё пребывая в недоумении.

 — О! он рассказал мне всё: что Джейн Фэйрфакс и мистер Фрэнк Черчилль собираются пожениться и что они уже давно помолвлены. Как странно!

 Это действительно было очень странно; поведение Харриет было настолько странным, что
Эмма не знала, как это объяснить. Её характер, казалось, полностью изменился. Казалось, она не собиралась проявлять ни волнения, ни разочарования, ни особого беспокойства по поводу этого открытия.  Эмма смотрела на неё, не в силах вымолвить ни слова.

“ А вы не подозревали, - воскликнула Гарриет, - что он влюблен в нее?
возможно, могли бы.— Ты (краснея при этих словах), которая может заглянуть в сердце каждого человека.
но никто другой...

“ Честное слово, - сказала Эмма, - я начинаю сомневаться в том, что у меня есть такой талант.
Ты что, серьёзно спрашиваешь меня, Харриет, представляла ли я, что он увлечён другой женщиной, в то самое время, когда я — негласно, если не открыто — поощряла тебя поддаться собственным чувствам? — До последнего часа я не подозревала, что мистер Фрэнк Черчилль хоть как-то интересуется Джейн Фэйрфакс. Ты можешь быть очень
уверена, что если бы знала, то предупредила бы вас соответствующим образом.

“ Я! ” воскликнула Гарриет, покраснев от изумления. “Почему вы должны предостерегать
меня? — Вы думаете, меня не волнует мистер Фрэнк Черчилль”.

“Я рад слышать, что вы так решительно высказываетесь по этому вопросу”, - ответил
Эмма, улыбаясь, сказала: «Но вы же не хотите отрицать, что было время — и не так уж давно, — когда вы давали мне повод думать, что он вам небезразличен?»

«Он! — никогда, никогда. Дорогая мисс Вудхаус, как вы могли так меня неправильно понять?»
Она в расстроенных чувствах отвернулась.

«Хэрриет! — воскликнула Эмма после минутной паузы. — Что ты имеешь в виду? — Добрая
Небеса! что вы имеете в виду?— Я вас перепутал!— Значит, я должен предположить?

Она не могла вымолвить больше ни слова.—У нее пропал голос, и она села,
в великом ужасе ожидая, когда Гарриет ответит.

Харриет, которая стояла на некотором расстоянии, отвернувшись от
нее, ничего не сказала сразу; а когда она заговорила, это было
голосом, почти таким же взволнованным, как у Эммы.

«Я и подумать не могла, — начала она, — что ты мог меня неправильно понять!
Я знаю, мы договорились никогда не упоминать его имя, но, учитывая, насколько он превосходит всех остальных, я должна была
Я и подумать не мог, что меня могут принять за кого-то другого. Мистер Фрэнк Черчилль, в самом деле! Я не знаю, кто бы стал смотреть на него в компании другого. Надеюсь, у меня более тонкий вкус, чем у мистера Фрэнка Черчилля, который рядом с собой не похож ни на кого. И удивительно, что вы так ошиблись!— Я уверена, но...
Полагая, что вы полностью одобряете меня и хотите поощрить в моей привязанности, я поначалу сочла это слишком большой самонадеянностью — осмелиться думать о нём. Поначалу, если бы вы не
ты говорила мне, что случались и более удивительные вещи; что были браки между людьми, гораздо более непохожими друг на друга (это были твои собственные слова); я бы не осмелился уступить — я бы не подумал, что это возможно — но если _ты_, которая всегда была с ним знакома…

 — Гарриет! — воскликнула Эмма, решительно взяв себя в руки. — Давай сейчас всё проясним, чтобы больше не ошибаться. Ты говоришь о… мистере Найтли?

— Конечно, это я. Я никогда не мог представить себе кого-то другого — и поэтому думал, что ты знаешь. Когда мы говорили о нём, всё было предельно ясно.

- Не совсем, - вернулась Эмма, с принудительной спокойствие, “за все, что вы
потом сказал, как мне относиться к другому человеку. Я мог бы
почти утверждать, что вас звали мистер Фрэнк Черчилль. Я уверен, что говорили об
услуге, которую мистер Фрэнк Черчилль оказал вам, защитив вас от
цыган ”.

“ О! Мисс Вудхаус, как вы забываетесь!

— Моя дорогая Харриет, я прекрасно помню, что именно я сказал по этому поводу. Я сказал тебе, что не удивляюсь твоей привязанности к нему; что, учитывая услугу, которую он тебе оказал, это было крайне
естественно: —и вы согласились на это, очень тепло выразив свое отношение к
вашему чувству этой услуги и упомянув даже, какие у вас были ощущения
, когда вы увидели, как он пришел вам на помощь.— Впечатление от
это сильно врезалось в мою память”.

“О боже, ” воскликнула Харриет, - теперь я вспоминаю, что ты имела в виду; но я тогда думала
совсем о другом. Это были не цыгане
Я имел в виду не мистера Фрэнка Черчилля. Нет! (с некоторым воодушевлением)  Я думала о гораздо более приятном обстоятельстве — о том, что мистер
Найтли пришёл и пригласил меня на танец, когда мистер Элтон не захотел
встань со мной; и когда в комнате не было другого партнёра.
Это был добрый поступок; это была благородная доброжелательность и щедрость;
это была услуга, благодаря которой я начал понимать, насколько он превосходит всех остальных людей на земле.


— Боже правый! — воскликнула Эмма. — Это была самая досадная, самая прискорбная ошибка!
— Что же делать?

— Значит, ты бы не поддержала меня, если бы поняла меня? По крайней мере, я не могу сказать, что мне хуже, чем должно было быть, если бы это был другой человек. А теперь — это _возможно_...

 Она сделала паузу на несколько мгновений.  Эмма не могла говорить.

— Я не удивляюсь, мисс Вудхаус, — продолжила она, — что вы чувствуете большую разницу между ними, как и я, и как и любой другой человек. Вы, должно быть, считаете, что один из них в пятьсот миллионов раз выше меня, чем другой. Но я надеюсь, мисс Вудхаус, что если — как бы странно это ни звучало —. Но вы же знаете, что это были ваши собственные слова о том, что случались _более_ удивительные вещи, что происходили матчи с _большим_ разрывом в счёте, чем между мной и мистером Фрэнком Черчиллем; и, следовательно, похоже, что нечто подобное могло происходить и раньше — и если бы я
так неописуемо повезло, что— если мистеру Найтли следует...
действительно... если _ он_ не возражает против разницы, я надеюсь, дорогая мисс
Вудхаус, вы не настраивать себя против нее, и попробовать поставить
трудности в пути. Но ты слишком хороша для этого, я уверен”.

Харриет стояла у одного из окон. Эмма обернулась, чтобы посмотреть на нее с испугом
и поспешно сказала,

— Есть ли у вас какие-нибудь основания полагать, что мистер Найтли отвечает вам взаимностью?

 — Да, — ответила Харриет скромно, но без страха, — должна сказать, что есть.


 Эмма тут же опустила глаза и молча задумалась.
в неподвижной позе, в течение нескольких минут. Нескольких минут было достаточно,
чтобы она познала собственное сердце. Такой разум, как у неё,
однажды зародив подозрение, быстро развивался. Она коснулась — она признала — она
признала всю правду. Почему то, что Гарриет влюблена в мистера Найтли, а не в Фрэнка Черчилля, было так ужасно? Почему
зло так ужасно усугублялось тем, что у Гарриет была хоть какая-то надежда на взаимность? Мысль о том, что мистер
Найтли не должен жениться ни на ком, кроме неё самой!

Она осознала, что её поведение и сердце находятся в таком же положении.
несколько минут. Она увидела всё с такой ясностью, которой никогда прежде не испытывала. Как неправильно она вела себя с Гарриет! Как
бестактно, как неделикатно, как иррационально, как бесчувственно она
поступала! Какая слепота, какое безумие её водили за нос! Это
поразило её с ужасающей силой, и она была готова обозвать себя всеми
нелестными словами на свете. Однако, несмотря на все эти недостатки, она сохраняла некоторую долю уважения к себе — некоторую заботу о своей внешности и сильное чувство справедливости, присущее Гарриет (не было бы нужды в _сострадании_ к
девушка, которая считала себя любимой мистером Найтли—но справедливость
требовала, чтобы никакая холодность сейчас не делала ее несчастной,) дала
Эмма разрешение сидеть и терпеть дальше со спокойствием, даже с
кажущаяся доброта.— В самом деле, для её же блага было бы лучше, если бы
она узнала, насколько велики надежды Харриет; и Харриет не сделала ничего, чтобы утратить уважение и интерес, которые она так охотно проявляла и поддерживала, или заслужить пренебрежение со стороны человека, чьи советы никогда не приводили её к добру. — Поднявшись с
Поэтому, придя в себя и обуздав свои чувства, она снова повернулась к Гарриет и более непринуждённым тоном продолжила разговор. Что же касается темы, с которой он начался, — удивительной истории Джейн Фэрфакс, — то она была полностью забыта. Ни одна из них не думала ни о ком, кроме мистера Найтли и себя самой.

Харриет, которая не предавалась мрачным размышлениям, всё же была очень рада, что её отвлекли от них ободряющие манеры такого судьи и такого друга, как мисс Вудхаус.
Ей оставалось только получить приглашение, чтобы с волнением и трепетом рассказать о своих надеждах.
— с восторгом. Эмма дрожала, когда задавала вопрос и слушала ответ, но её дрожь была лучше скрыта, чем у Гарриет, но всё же заметна. Её голос не дрожал, но в душе царило смятение, которое должно возникать при таком проявлении личности, при таком всплеске угрожающего зла, при таком смешении внезапных и сбивающих с толку эмоций.— Она слушала с большим внутренним страданием, но с огромным внешним терпением, пока Харриет подробно рассказывала ей о себе.
— Нельзя было ожидать, что рассказ будет методичным, хорошо структурированным или очень хорошо изложенным; но в нём, если отделить его от всего остального, содержалось
Слабость и тавтологичность повествования, способного сломить её дух, — особенно с учётом подтверждающих обстоятельств, которые всплыли в её памяти в пользу того, что мистер Найтли изменил своё мнение о Гарриет.

 Гарриет чувствовала, что с тех двух решающих танцев его поведение изменилось. — Эмма знала, что в тот раз он нашёл её гораздо более привлекательной, чем ожидал. С того вечера или, по крайней мере, с того момента, как мисс Вудхаус посоветовала ей думать о нём, Харриет стала гораздо больше ценить его общество
Он вёл себя с ней совсем не так, как раньше, и вёл себя с ней по-доброму и ласково! — В последнее время она всё больше и больше ощущала это. Когда они гуляли все вместе, он так часто подходил к ней и так мило с ней разговаривал! — Казалось, он хотел с ней познакомиться. Эмма знала, что так оно и было. Она часто замечала перемены, почти такие же значительные.— Харриет повторяла за ним одобрительные и хвалебные высказывания, — и Эмма чувствовала, что они полностью совпадают с её мыслями.
то, что она знала о его мнении о Гарриет. Он хвалил её за то, что она
не прибегает к искусству или притворству, за то, что у неё простые, честные, великодушные чувства. — Она знала, что он видит в Гарриет эти качества; он не раз говорил ей об этом.— Многое из того, что хранилось в памяти Харриет,
множество мелких деталей того внимания, которое он ей оказывал,
взгляд, речь, переход с одного стула на другой, подразумеваемый
комплимент, предполагаемое предпочтение — всё это осталось
незамеченным Эммой, потому что она этого не ожидала. Обстоятельства, которые могли бы растянуться на полчаса
Их отношения содержали множество доказательств для той, кто их видела, но остались незамеченными для той, кто их теперь слышала. Однако два последних случая, о которых стоит упомянуть, были самыми многообещающими для Харриет. И в какой-то степени их подтвердила сама Эмма. — Первым был случай, когда он гулял с ней отдельно от остальных по липовой аллее в
Донвелл, где они гуляли некоторое время до прихода Эммы, и он
приложил все усилия (как она была убеждена), чтобы отвлечь её от остальных и поговорить с ней наедине.
И сначала он говорил с ней более откровенно
Он вёл себя с ней совсем не так, как раньше, и это было очень необычно! — (Харриет не могла вспомнить об этом без румянца.) Казалось, он почти спрашивал её, не помолвлена ли она. — Но как только она (мисс
Вудхаус) похоже, собирался присоединиться к ним, но сменил тему и заговорил о сельском хозяйстве.
Во-вторых, он просидел с ней за разговором почти полчаса до того, как Эмма вернулась с прогулки.
Это было в последнее утро его пребывания в Хартфилде, хотя, когда он только вошёл, он сказал, что не сможет задержаться и на пять минут.
Во время их разговора он сказал ей, что, хотя ему и нужно ехать в Лондон, он очень не хочет покидать дом, что (как чувствовала Эмма) было гораздо больше, чем он признался _ей_.
Высшая степень доверия к Гарриет, которую подчёркивала эта статья, причиняла Эмме сильную боль.


Что касается первого из двух обстоятельств, то после небольшого размышления она решилась задать следующий вопрос. — А вдруг?
Разве нельзя предположить, что, расспрашивая, как ты и думал, о твоих чувствах, он мог иметь в виду мистера Мартина — мистера
Интерес Мартина очевиден? Но Харриет с достоинством отвергла это подозрение.


«Мистер Мартин! Нет, конечно! — О мистере Мартине не было и намека. Надеюсь, теперь я знаю, что мне не стоит ни заботиться о мистере Мартине, ни допускать, что он может обо мне так думать».
 Завершив свой рассказ, Харриет обратилась к своей дорогой мисс
 Вудхаус, чтобы узнать, есть ли у нее основания для надежды.

— Сначала я бы ни за что не осмелилась об этом думать, — сказала она, — но ты...  Ты сказал мне внимательно наблюдать за ним и руководствоваться его поведением — и я так и делала.  Но теперь мне кажется, что я могу
заслуживаю его; и что, если он выберет меня, это не будет чем-то таким уж
замечательным”.

Горестные чувства, вызванные этой речи, многие горький
чувства, приложила максимум нагрузки приходится на сторону Эммы, чтобы включить
сказать ей ответить,

“Харриет, я только осмелюсь заявить, что мистер Найтли -
последний мужчина в мире, который намеренно дал бы какой-либо женщине понять,
что он испытывает к ней больше чувств, чем на самом деле”.

Гарриет, казалось, была готова боготворить свою подругу за одно это предложение.
Эмма была спасена от восторга и нежности, которые
в тот момент это было бы ужасным наказанием, потому чтое ее
стопам отца. Он шел через зал. Гарриет была слишком
сильно взволнованный, чтобы встретиться с ним. “Она не могла взять себя в руки— сеньор
Вудхаус была бы встревожена — ей лучше уйти”; — с готовностью.
поэтому, ободренная своей подругой, она вышла через
другую дверь — и в тот момент, когда она ушла, это было спонтанное
взрыв чувств Эммы: “О Боже! что я никогда ее не видел!”

Остаток дня и следующая ночь были едва ли не самым тяжёлым временем для неё.
 — Она была в смятении от всего происходящего
за последние несколько часов на неё обрушилось столько всего. Каждое мгновение приносило новый сюрприз, и каждый сюрприз был для неё унизительным.
Как же всё это понять! Как понять, что за обман она практиковала по отношению к себе и под каким гнётом жила!— Ошибки,
слепота её собственного разума и сердца! — она сидела неподвижно, она ходила по комнате,
она осматривала свою комнату, она осматривала сад — везде, в каждой позе она чувствовала, что вела себя крайне слабо; что другие использовали её в самых унизительных целях; что она
навязывала себе в какой-то степени еще более унизительное; что она была
несчастна и, вероятно, должна была считать этот день лишь началом
несчастья.

Чтобы понимать, хорошо понимать ее собственное сердце, впервые
стремиться. На тот момент ходили каждый момент отдыха, который ее отца
претензии на ней животных, и каждую минуту вынужденного отсутствия ума.

Как долго мистер Найтли был ей так дорог, как подсказывали все чувства
? Когда началось его влияние, такое сильное влияние? —
 Когда он занял то место в её сердце, которое раньше принадлежало Фрэнку
Черчилль когда-то, на короткое время, занимал... — Она оглянулась назад; она сравнила их — сравнила их такими, какими они всегда были в её глазах, с того момента, как она узнала о существовании последнего, — и такими, какими они должны были быть в её глазах в любой момент, если бы это... о! если бы ей по какой-то счастливой случайности пришло в голову провести это сравнение. — Она поняла, что никогда не было такого момента, когда бы она не думала о мистере...
Найтли казался ей бесконечно благородным, а его чувства к ней — бесконечно дорогими. Она видела, что убеждает себя в этом,
в воображая, действуя наоборот, она была полностью под
заблуждения, в полном неведении относительно ее собственного сердца—и, короче, что она
никогда не доверял Фрэнк Черчилл на все!

Таков был вывод из первой серии размышлений. Это было
знание о себе по первому вопросу исследования, которого она
достигла; и не заставило себя долго ждать.— Она была крайне возмущена.
Она стыдилась всех чувств, кроме одного, которое было ей открыто, — своей привязанности к мистеру Найтли. — Все остальные мысли были ей отвратительны.

С невыносимым тщеславием она верила, что знает все о чувствах каждого человека; с непростительным высокомерием она предлагала вершить судьбы каждого.
 Оказалось, что все ошибались на ее счет;
 и она не просто ничего не сделала — она причинила вред.
 Она навлекла беду на Харриет, на себя и, как она слишком сильно боялась, на мистера
 Найтли.— Если бы эта самая неравная из всех связей состоялась,
то вся вина за то, что она началась, лежала бы на ней; ведь его привязанность, как она должна полагать, вызвана лишь осознанием
Харриет — и даже если бы это было не так, он бы никогда не узнал
Харриет, если бы не её глупость.

 Мистер Найтли и Харриет Смит! — этот союз был призван положить конец всем чудесам подобного рода.— Привязанность Фрэнка Черчилля и Джейн Фэйрфакс
стала обыденной, пресной, заезженной в сравнении, не вызывающей
удивления, не представляющей ничего особенного, не дающей повода
для разговоров или размышлений. — Мистер Найтли и Гарриет Смит!
— Какое возвышение с её стороны! Какое унижение с его стороны!
Эмме было ужасно думать о том, как это должно повлиять на общее мнение, представлять себе улыбки,
насмешки, веселье, которое это вызвало бы за его счёт; унижение и презрение его брата, тысячи неудобств для него самого.
Могло ли это быть? Нет, это было невозможно. И всё же это было далеко, очень далеко от невозможного.
Было ли это чем-то новым для человека с выдающимися способностями, который поддался влиянию человека с гораздо меньшими способностями? Было ли это чем-то новым для того, кто, возможно, был слишком занят, чтобы искать, — для того, кто стал наградой для девушки, которая искала его?
Было ли это чем-то новым для чего-либо в этом мире — быть неравным, непоследовательным, неуместным — или для того, чтобы случай и обстоятельства (как второстепенные причины) определяли человеческую судьбу?

О! если бы она никогда не приводила Гарриет в дом! Если бы она оставила её там, где ей следовало быть, и там, где, по его словам, ей следовало быть! — Если бы она не совершила глупость, которую невозможно выразить словами, и не помешала ей выйти замуж за безупречного молодого человека, который сделал бы её счастливой и уважаемой в той сфере жизни, к которой она должна была принадлежать, — всё было бы в порядке; не было бы этого ужасного продолжения.

Как у Харриет вообще хватило наглости думать о мистере Найтли! — Как она могла осмелиться воображать себя избранницей такого человека, пока не убедилась в этом на собственном опыте! — Но Харриет была не столь скромна.
у неё было меньше сомнений, чем раньше. — Она, казалось, почти не ощущала своего превосходства, будь то в уме или в положении. — Она, казалось, больше понимала, что мистер.
Элтон унизится, женившись на ней, чем теперь понимала, что мистер.
Найтли унизится. — Увы! разве это не было и её собственной заслугой? Кто, кроме неё самой, старался внушить Гарриет чувство собственного достоинства?— Кто, кроме неё самой, научил её тому, что она должна возвыситься, если это возможно,
и что её притязания велики для высшего светского общества? — Если Харриет из скромной девушки превратилась в тщеславную, то это тоже её заслуга.




Глава XII


До тех пор, пока ей не стала угрожать потеря этого, Эмма и не подозревала,
насколько её счастье зависело от того, что она была _первой_ у мистера Найтли,
первой в его интересе и привязанности. — Удовлетворённая тем, что это так, и считавшая это своим правом, она наслаждалась этим, не задумываясь, и только в страхе быть вытесненной поняла, насколько это было важно.— Давным-давно, очень давно, — она чувствовала, что была первой.
У него не было других связей с женщинами, кроме Изабеллы, чьи притязания можно было сравнить с её собственными, и она всегда точно знала, как далеко
он любил и уважал Изабеллу. Она сама была для него на первом месте на протяжении многих лет. Она этого не заслужила; она часто проявляла небрежность или упрямство, пренебрегала его советами или даже намеренно шла ему наперекор, не замечала и половины его достоинств и ссорилась с ним из-за того, что он не соглашался с её ложной и дерзкой самооценкой.
Но всё же из-за семейной привязанности, привычки и исключительных умственных способностей он любил её и с детства присматривал за ней, стараясь сделать её лучше и беспокоясь о том, чтобы она поступала правильно, чего никто не делал.
ни одно другое существо не разделяло его чувств. Несмотря на все свои недостатки, она знала, что дорога ему; можно ли сказать, что она ему очень дорога?...
Однако, когда возникали проблески надежды, которые неизбежно должны были появиться, она не могла позволить себе поддаться им. Гарриет Смит могла считать себя достойной того, чтобы мистер Найтли любил её особенно, исключительно, страстно. _Она_ не могла. Она не могла льстить себе мыслью о том, что он был слеп в своей привязанности к _ней_. Совсем недавно она получила доказательство его беспристрастности. — Как же он был потрясён её
Его поведение по отношению к мисс Бейтс! Как прямо, как решительно он высказался по этому поводу! — Не слишком решительно, чтобы не оскорбить, но
гораздо, гораздо решительнее, чем можно было бы ожидать от человека, движимого более мягкими чувствами, чем неподкупная справедливость и дальновидная доброжелательность.— У неё не было надежды, ничего, что заслуживало бы
названия «надежда», на то, что он может испытывать к ней ту привязанность, о которой сейчас шла речь; но была надежда (иногда слабая, иногда гораздо более сильная), что Гарриет могла себя обмануть и переоценить его чувства к _ней_. — Она должна была желать этого ради него — быть
для нее это ничего не значило, но он оставался холостяком всю свою
жизнь. Могла ли она быть уверена в этом, в том, что он вообще никогда не женится
она полагала, что должна быть полностью удовлетворена.—Позволь ему, но
продолжай называть ее и ее отца тем же мистером Найтли, тем же мистером
Найтли всему миру; пусть Донвелл и Хартфилд ничего не потеряют из
их драгоценного общения дружбы и доверия, и ее покой
будет полностью обеспечен.—Брак, по сути, ей не подошел бы. Это было бы несовместимо с тем, что она должна была сделать для своего отца, и с тем, что
она испытывала к нему чувства. Ничто не должно разлучать её с отцом. Она не выйдет замуж, даже если мистер Найтли сделает ей предложение.

 Должно быть, она страстно желала, чтобы Харриет потерпела неудачу; и она надеялась, что, когда они снова увидятся, она хотя бы сможет понять, каковы шансы на это.— Она должна была наблюдать за ними
с величайшим вниманием; и, как ни прискорбно, она до сих пор не понимала даже тех, за кем наблюдала, и не знала, как признать, что здесь она может быть слепа. — Его ждали обратно каждый
день. Способность к наблюдению скоро разовьётся — пугающе скоро,
как только её мысли придут в определённое русло. А пока она
решила не видеться с Гарриет. — Это не принесёт пользы ни одной из них,
это не принесёт пользы делу, если мы будем продолжать говорить об этом. —
Она решила не поддаваться на уговоры, пока может сомневаться, но при этом не имела права оспаривать уверенность Гарриет. Разговоры только раздражали.Поэтому она написала ей любезное, но решительное письмо, в котором
умоляла её не приезжать в Хартфилд в настоящее время, признавая, что
ее убежденность в том, что все дальше конфиденциальной обсуждение _one_
тему лучше было бы избежать; и в надежде, что если несколько дней были
допускается пройти, прежде чем они снова встретились, только в компании
другие,—возражала она только тет-а-тет—они могут выступать в качестве
если они забыли разговор вчера.—Харриет представила,
и одобрила, и была благодарна.

Этот вопрос был как раз улажен, когда прибыл гость, который немного отвлек Эмму от единственной темы, занимавшей ее мысли,
спящую или бодрствующую, последние двадцать четыре часа, — от миссис Уэстон, которая
Она нанесла визит своей будущей невестке и взяла с собой Хартфилда.
По пути домой она почти с таким же чувством долга перед Эммой, как и с удовольствием для себя,
рассказала обо всех подробностях столь интересного разговора.

Мистер Уэстон сопровождал её в визите к миссис Бейтс и с честью выполнил свою долю этого необходимого внимания.
Но затем она уговорила мисс Фэрфакс составить ей компанию на прогулке, и теперь они вернулись, и ей было что сказать, и она была довольна тем, что сказала.
За четверть часа, проведённые в гостиной миссис Бейтс, со всеми неловкими чувствами, которые могли бы возникнуть, она бы не сказала и половины.

Эмма немного полюбопытствовала и воспользовалась этим, пока её подруга рассказывала.  Миссис Уэстон сама отправилась с визитом в большом волнении.
Во-первых, она хотела вообще не ехать, а вместо этого просто написать мисс Фэрфакс и отложить этот торжественный визит на некоторое время.
Мистер Черчилль мог бы смириться с тем, что о помолвке стало известно;
поскольку, учитывая все обстоятельства, она считала, что такой визит не мог остаться незамеченным.
Но мистер Уэстон думал иначе; он
Он очень хотел продемонстрировать своё одобрение мисс Фэйрфакс и её семье и не думал, что это может вызвать какие-либо подозрения.
А если и вызвало бы, то это не имело бы никаких последствий, потому что «такие вещи, — заметил он, — всегда становятся достоянием общественности».  Эмма улыбнулась и подумала, что у мистера Уэстона были на то веские причины.  Короче говоря, они ушли, и дама была явно расстроена и смущена. Она едва могла вымолвить слово, и каждый её взгляд и каждое движение показывали, как сильно она страдает от сознания. Тихая, искренняя
Удовлетворение, которое испытывала пожилая дама, и восторженная радость её дочери, которая была слишком счастлива, чтобы, как обычно, болтать без умолку, были приятной, но почти трогательной сценой. Они обе были так по-настоящему счастливы, так бескорыстны в своих чувствах; так много думали о Джейн, так много думали о других и так мало о себе, что все добрые чувства были на их стороне. Мисс
Недавняя болезнь Фэрфакса стала для миссис Уэстон веским поводом пригласить её на прогулку. Сначала она отказалась, но потом передумала.
под давлением она уступила; и во время их поездки миссис
 Уэстон, благодаря мягкому поощрению, преодолела большую часть своего смущения и смогла заговорить на важную тему.
Извинения за её, казалось бы, невежливое молчание во время их первого приёма и самые тёплые выражения благодарности, которые она всегда испытывала по отношению к себе и мистеру Уэстону, должны были неизбежно положить начало делу.
Но когда эти излияния закончились, они долго говорили о настоящем и будущем их помолвки.  Миссис
Уэстон была убеждена, что такой разговор должен был стать для её спутницы величайшим облегчением.
Всё это время она была скована в своих мыслях, как и всё остальное.
Она была очень довольна тем, что та сказала по этому поводу.

 «Что касается страданий, которые она перенесла за столько месяцев втайне, — продолжала миссис Уэстон, — то она была полна энергии. Это было одно из её выражений. «Я не скажу, что с тех пор, как я обручилась, у меня не было счастливых моментов; но я могу сказать, что я никогда не знала ни одного спокойного часа», — и она задрожала.
губы Эммы, который ее произнес, было подтверждение, что я чувствовал в моем
сердце”.

“Бедная девочка!” - сказала Эмма. “ Значит, она считает себя неправой из-за того, что
согласилась на частную помолвку?

“ Неправа! Я полагаю, никто не может винить ее больше, чем она сама склонна.
вини себя. ‘Следствием этого, ’ сказала она, ‘ было состояние
постоянных страданий для меня; и так и должно быть. Но, несмотря на все
наказания, которые могут повлечь за собой неправомерные действия, это всё равно неправомерные действия.
 Боль — это не искупление. Я никогда не буду безупречен. Я поступал вопреки своему чувству справедливости; и мне повезло, что каждый
То, что произошло, и та доброта, которую я сейчас получаю, — это то, чего, как подсказывает мне совесть, не должно быть.
— Не воображайте, мадам, — продолжала она, — что меня учили неправильно. Не позволяйте никаким сомнениям омрачать принципы или заботу друзей, которые меня воспитали. Я сама совершила ошибку и уверяю вас, что, несмотря на все оправдания, которые могут показаться уместными в данных обстоятельствах, я всё равно буду бояться рассказать эту историю полковнику Кэмпбеллу».

— Бедная девочка! — снова сказала Эмма. — Полагаю, она безмерно его любит. Должно быть, это была всего лишь привязанность, раз она поддалась
чтобы обручиться. Должно быть, её привязанность взяла верх над здравым смыслом.


 — Да, я не сомневаюсь, что она очень привязана к нему.
 — Боюсь, — со вздохом ответила Эмма, — что я часто делала её несчастной.


 — С твоей стороны, любовь моя, это было очень невинно. Но, вероятно, она думала о том же, когда намекала на
недоразумения, о которых он нам говорил раньше. Одним из естественных последствий того зла, в которое она ввязалась, — сказала она, — было то, что она стала _неразумной_. Сознание того, что она сделала
Он поступил неправильно, подвергнув её тысяче тревог и сделав капризной и раздражительной до такой степени, что ему, должно быть, — ему было — тяжело это выносить.  «Я не делала того, что должна была делать, — сказала она, — не принимала во внимание его характер и настроение — его восхитительное настроение, его весёлость, его игривость, которые при любых других обстоятельствах, я уверена, были бы для меня такими же притягательными, как и вначале». Затем она начала говорить о вас и о том, какую огромную доброту вы проявили к ней во время её болезни. Она покраснела
которая показала мне, как все это связано, пожелала, чтобы я, когда у меня будет такая возможность
, поблагодарила вас — я не могу сказать вам слишком много — за каждое желание
и каждое усилие сделать ей добро. Она была толковой, что вы никогда не
получил должного признания от себя”.

“ Если бы я не знала, что она сейчас счастлива, - серьезно сказала Эмма, - что,
несмотря на все мелкие недостатки ее щепетильной совести, она
должно быть, я не смог бы вынести этих благодарностей, ибо, о! Миссис Уэстон, если бы существовал отчёт о зле и добре, которые я совершил, мисс
Фэрфакс! — Ну (одергивает себя и пытается говорить более оживлённо), об этом можно забыть. Вы очень любезны, что принесли мне эти интересные подробности. Они выставляют её в самом выгодном свете. Я уверена, что она очень хороша, — надеюсь, она будет очень счастлива. Вполне справедливо, что удача будет на его стороне, ведь я думаю, что все заслуги будут на её стороне.

 Такое заключение не могло остаться без ответа со стороны миссис Уэстон. Она была хорошего мнения о Фрэнке почти во всех отношениях. Более того, она его очень любила, и поэтому её защита была искренней. Она говорила с
у неё было много здравого смысла и, по крайней мере, столько же любви — но у неё было слишком много дел, чтобы привлекать внимание Эммы; оно вскоре переключилось на Брансуик-сквер или на Донвелл; она забыла попытаться прислушаться; и когда миссис Уэстон закончила словами: «Мы ещё не получили письмо, которого так ждём, но я надеюсь, что оно скоро придёт», ей пришлось сделать паузу, прежде чем ответить, и в конце концов ответить наугад, прежде чем она вообще смогла вспомнить, какого письма они так ждут.

«Ты в порядке, моя Эмма?» — спросила миссис Уэстон на прощание.

— О! прекрасно. Я всегда хорошо себя чувствую, знаете ли. Обязательно передайте мне
информацию о письме как можно скорее».

 Сообщения миссис Уэстон дали Эмме ещё больше пищи для
неприятных размышлений, усилив её уважение и сострадание, а также чувство
прошлой несправедливости по отношению к мисс Фэрфакс. Она горько сожалела
о том, что не попыталась сблизиться с ней, и краснела от зависти, которая,
безусловно, в какой-то мере была причиной этого.
Если бы она прислушалась к известным желаниям мистера Найтли и уделила этому внимание
к мисс Фэйрфакс, которая во всех отношениях была ей достойна; если бы она попыталась узнать её получше; если бы она сама приложила усилия к тому, чтобы сблизиться с ней; если бы она попыталась найти в ней подругу, а не в Гарриет Смит; то, по всей вероятности, она была бы избавлена от всех тех страданий, которые терзали её сейчас.
Рождение, способности и образование в равной степени выделяли одну из них как достойную спутницу, которую следовало принимать с благодарностью; а другая — кем она была?
Даже если предположить, что они так и не стали близкими подругами;
что мисс Фэйрфакс никогда не посвящала её в свои тайны
Важное дело — что было наиболее вероятно — всё же, зная её так, как она того заслуживала и как могла, я должен был уберечь её от отвратительных подозрений в неподобающей привязанности к мистеру Диксону, которую она не только так глупо выдумала и лелеяла в себе, но и так непростительно раскрыла. Я очень боялся, что эта идея станет предметом серьёзного беспокойства для чувствительной Джейн из-за легкомыслия или беспечности Фрэнка Черчилля. Из всех источников зла, окружавших её с тех пор, как она приехала в Хайбери, она выбрала этот
что она, должно быть, сама была худшей из них. Она, должно быть, была их вечным врагом. Они никогда не смогли бы быть втроём, не нарушив покой Джейн Фэйрфакс в тысяче случаев; а на Бокс-Хилл, возможно, это была агония разума, который больше не мог терпеть.

 Вечер этого дня в Хартфилде был очень долгим и печальным.
 Погода добавляла мрачности, насколько это было возможно. Начался холодный проливной дождь,
и от июля остались только деревья и кустарники, которые
обрывал ветер, и продолжительность дня, из-за которой такие
жестокие картины были видны ещё дольше.

Погода повлияла на мистера Вудхауса, и его можно было поддерживать в более-менее сносном состоянии только благодаря почти непрерывному вниманию со стороны дочери и усилиям, которые раньше не стоили ей и половины того, что приходилось делать сейчас.  Это напомнило ей об их первом уединённом свидании вечером в день свадьбы миссис Уэстон.
Но вскоре после чая вошёл мистер Найтли и развеял все её меланхоличные мысли.  Увы! Такие восхитительные доказательства
привлекательности Хартфилда, как эти визиты, могут вскоре прекратиться.
Приближение зимы оказалось ошибочным: ни один друг их не покинул, ни одно удовольствие не было утрачено. Но она боялась, что её нынешние предчувствия не оправдаются. Перспектива, открывавшаяся перед ней, была настолько пугающей, что её нельзя было полностью развеять — она не могла стать хоть немного светлее. Если всё пойдёт так, как может пойти в кругу её друзей, Хартфилд останется сравнительно безлюдным; и она уехала, чтобы подбодрить отца лишь призраком разрушенного счастья.

Ребёнок, который родится в Рэндаллсе, должен быть для них ещё дороже, чем
Она сама; и сердце и время миссис Уэстон будут заняты этим.
Они потеряют её; и, вероятно, в значительной степени потеряют и её мужа.
Фрэнк Черчилль больше не вернётся к ним; и разумно было предположить, что мисс Фэйрфакс вскоре перестанет быть частью Хайбери.
Они поженятся и поселятся в Энскомбе или рядом с ним. Всё хорошее будет отнято; и если к этим потерям добавится потеря Донвелла, что останется от жизнерадостного и разумного общества, до которого они могут дотянуться? Мистер Найтли должен быть
больше не приходит туда ради вечернего комфорта! — больше не заходит в любое время, как будто готов променять свой дом на их дом! — как это можно было вынести? И если бы он был потерян для них ради Харриет; если бы в будущем о нём думали как о человеке, нашедшем в обществе Харриет всё, чего он желал; если бы Харриет была избранной, первой, самой дорогой, другом, женой, в которой он видел все лучшие блага жизни; что могло бы усилить горечь Эммы, кроме мысли, которая никогда не покидала её, что всё это было делом её рук?

Когда дело доходило до такой степени, она не могла удержаться от того, чтобы
вздрогнуть, или тяжело вздохнуть, или даже несколько раз походить по комнате
секунды — и единственным источником, из которого можно было черпать что-либо вроде утешения или
самообладания, была решимость вести себя лучше
и надежда, что, какой бы низшей по духу и веселости она ни была, она сможет
будь следующая и каждая будущая зима ее жизни прошлой, это
все же сделало бы ее более рациональной, лучше узнавшей себя, и
оставило бы ей меньше сожалений, когда все это ушло.




ГЛАВА XIII


На следующее утро погода почти не изменилась.
В Хартфилде, казалось, царили те же одиночество и меланхолия.
Но во второй половине дня прояснилось, ветер сменился на более
попутный, тучи рассеялись, выглянуло солнце, и снова стало
лето. Со всем рвением, которое вызывает такая перемена,
Эмма решила как можно скорее выйти на улицу. Никогда ещё изысканное зрелище, аромат и ощущение природы, спокойной, тёплой и сияющей после грозы, не были так привлекательны для неё. Она жаждала
о безмятежности, которую они могли бы постепенно привнести; и когда мистер Перри вскоре после обеда освободился и мог уделить час отцу, она, не теряя времени, поспешила в сад. — Там, освежившись и немного успокоившись, она сделала несколько кругов по саду, как вдруг увидела, что мистер Найтли выходит из садовой калитки и направляется к ней. — Это было первое известие о его возвращении из Лондона. Мгновение назад она думала о нём, как о ком-то, кто находится
несомненно, в шестнадцати милях от неё. — Времени оставалось только на
Она должна быть собранной и спокойной. Через полминуты они были уже вместе. Приветствия были тихими и сдержанными с обеих сторон. Она спросила, как поживают их общие друзья; все были в порядке. — Когда он их покинул? — Только сегодня утром. Должно быть, поездка была не из приятных. — Да. Она поняла, что он собирается пройтись с ней. «Он только что заглянул в столовую и, поскольку там его не ждали, предпочёл выйти на улицу». — Она подумала, что он не выглядит и не говорит весело. И первая возможная причина этого, которую она предположила, заключалась в том, что
Она боялась, что он, возможно, поделился своими планами с братом и был огорчён тем, как тот их воспринял.

Они шли вместе. Он молчал. Ей казалось, что он часто смотрит на неё и пытается разглядеть её лицо получше. И эта мысль вызывала у неё ещё больший страх. Возможно, он хотел поговорить с ней о своей привязанности к Гарриет; возможно, он ждал от неё знака, чтобы начать.— Она не чувствовала себя вправе вести его за собой в таких вопросах. Он должен был сделать всё сам. Но она не могла
терпеть это молчание. С ним это было совершенно неестественно. Она
подумала—решила — и, пытаясь улыбнуться, начала—

“У вас есть новости, чтобы услышать, теперь ты вернулась, что будет лучше
сюрприз тебе”.

“Я?” - сказал он тихо, и, глядя на нее: “какого рода?”

“О! лучшая природа в мире — свадьба”.

Выждав мгновение, словно желая убедиться, что она больше ничего не скажет, он ответил:
«Если вы имеете в виду мисс Фэйрфакс и Фрэнка Черчилля, то я уже слышал об этом».

«Как такое возможно?» — воскликнула Эмма, повернув к нему раскрасневшееся лицо.
Она посмотрела на него, потому что, пока она говорила, ей пришло в голову, что он мог бы заглянуть к миссис Годдард по пути.

 «Сегодня утром я получила несколько строк от мистера Уэстона по поводу приходских дел, и в конце он вкратце рассказал мне о том, что произошло».

 Эмма почувствовала облегчение и вскоре смогла сказать с чуть большим самообладанием:

«_Ты_, вероятно, был удивлён меньше, чем кто-либо из нас, потому что у тебя были подозрения. — Я не забыл, что ты однажды пытался меня предостеречь. — Жаль, что я не прислушался, но — (с упавшим голосом и тяжёлым вздохом) — похоже, я был обречён на слепоту».

Минуту или две ничего не было сказано, и она не подозревала, что
возбудила какой-то особый интерес, пока не почувствовала, что ее рука тянется к его руке
и прижимается к его сердцу, и слышит, как он говорит:
очень чувствительным тоном, говоря тихо,

“ Время, моя дорогая Эмма, время залечит рану.— Ваше собственное превосходное
чувство — ваши старания ради отца — я знаю, вы не позволите себе...
— Он снова сжал её руку и добавил более прерывистым и тихим голосом:
— Чувства самой тёплой дружбы — негодование — отвратительный негодяй! — И уже громче и увереннее:
В заключение он сказал: «Он скоро уедет. Они скоро будут в Йоркшире. Мне жаль _её_. Она заслуживает лучшей участи».

 Эмма поняла его и, как только смогла оправиться от волнения, вызванного такой нежной заботой, ответила:
«Вы очень добры, но вы ошибаетесь, и я должна вас поправить. Я не нуждаюсь в таком сострадании. Моя слепота по отношению к тому, что происходило,
заставила меня действовать так, как мне всегда будет стыдно,
и я поддался глупому искушению сказать и сделать многое из того, что могло бы
Что ж, это наводит на неприятные размышления, но у меня нет других причин сожалеть о том, что я не узнала об этом раньше».


— Эмма! — воскликнул он, жадно глядя на неё, — неужели это ты?» — но, взяв себя в руки, — «Нет, нет, я понимаю тебя — прости меня — я рад, что ты можешь сказать даже это. — Он действительно не заслуживает сожаления! и, надеюсь, пройдёт совсем немного времени, прежде чем это станет признанием не только твоего разума».— Как удачно, что ваши чувства не зашли слишком далеко! — Признаюсь, по вашим манерам я бы никогда не смог этого сказать
что касается степени того, что вы чувствовали, я мог быть уверен только в том, что
было предпочтение - и предпочтение, которого, как я считал, он никогда не заслуживал
.— Он позорит имя человека.—И он будет вознагражден
этой милой молодой женщиной?—Джейн, Джейн, ты будешь несчастным существом.
”

“ Мистер Найтли, ” сказала Эмма, пытаясь быть оживленной, но на самом деле сбитая с толку. — Я
нахожусь в очень необычной ситуации. Я не могу позволить вам продолжать заблуждаться.
И всё же, возможно, поскольку мои манеры произвели такое впечатление, у меня есть все основания стыдиться того, что я никогда не был
Я вовсе не привязана к человеку, о котором мы говорим, как это могло бы быть естественно для женщины, признающейся в обратном. Но я никогда этого не делала.

 Он слушал в полном молчании. Она хотела, чтобы он заговорил, но он молчал. Она подумала, что должна сказать ещё что-то, прежде чем получит право на его снисхождение; но ей было тяжело опускаться ещё ниже в его глазах. Однако она продолжила.

«Мне почти нечего сказать в оправдание своего поведения. — Я поддалась на его ухаживания и позволила себе выглядеть довольной. — Старая история, наверное, — распространённый случай — и не более того, что случалось с сотнями моих
секс до этого; и все же это не может быть более простительным для того, кто настраивается
как я, на Понимание. Многие обстоятельства способствовали искушению.
Он был сыном мистера Уэстона — он постоянно бывал здесь — я всегда находил его
очень приятным — и, короче говоря, ибо (со вздохом) позвольте мне расширить
причины столь изобретательны, что все они, наконец, сводятся к этому — моему тщеславию
было польщено, и я позволила ему проявить внимание. Однако в последнее время — да что там, уже некоторое время — я понятия не имею, что они означают. — Я считал их привычкой, трюком, чем-то не требующим серьёзного отношения с моей стороны.
Он использовал меня, но не причинил мне вреда. Я никогда не была к нему привязана.
И теперь я могу более или менее понять его поведение. Он никогда не хотел меня привязывать.
Это была всего лишь уловка, чтобы скрыть его истинные отношения с другой.— Его целью было ослепить всех вокруг себя; и
никто, я уверена, не мог быть ослеплен сильнее, чем я сама, — за исключением того, что я _не_ была ослеплена, что мне повезло — короче говоря, что я так или иначе была в безопасности от него.
Она надеялась на ответ — на несколько слов, которые объяснили бы, что ее поведение по крайней мере понятно; но он молчал; и, насколько
она могла судить об этом, погрузившись в раздумья. Наконец, уже своим обычным тоном, он сказал:
«Я никогда не был высокого мнения о Фрэнке Черчилле. Однако я могу предположить, что недооценил его. Моё знакомство с ним было весьма поверхностным. И даже если я не недооценивал его до сих пор, он ещё может проявить себя с хорошей стороны. С такой женщиной у него есть шанс».— У меня нет причин желать ему зла, и ради неё, чьё счастье будет зависеть от его характера и поведения, я, конечно, буду желать ему добра.


 — Я не сомневаюсь, что они будут счастливы вместе, — сказала Эмма. — Я верю
они очень привязаны друг к другу и испытывают искреннюю привязанность».

 «Ему очень повезло! — энергично возразил мистер Найтли. — Так рано в жизни — в двадцать три года — в тот период, когда мужчина, если он выбирает себе жену, обычно выбирает не ту. В двадцать три года получить такой приз! Сколько счастливых лет ждёт этого человека, если судить по человеческим меркам!— Уверенный в любви такой женщины — в бескорыстной любви,
ибо характер Джейн Фэйрфакс говорит о её бескорыстии; всё говорит в его пользу — равенство положений, я имею в виду, насколько это касается
общество и все важные привычки и манеры; равенство во всём, кроме одного, — и это единственное, в чём можно не сомневаться, — то, что должно сделать его счастливым, ведь он сможет дать ей всё, чего она хочет. — Мужчина всегда хотел бы дать женщине дом получше того, из которого он её забирает; и тот, кто может это сделать, не сомневаясь в её чувствах, должен, я думаю, быть самым счастливым из смертных.— Фрэнк Черчилль действительно любимчик судьбы. Всё складывается в его пользу. — Он знакомится с молодой
Он встречает женщину на водопое, завоёвывает её расположение и даже не может утомить её своим небрежным обращением.
И если бы он и вся его семья искали по всему миру идеальную жену для него, они не нашли бы никого лучше. — Ему мешает его тётя. — Его тётя умирает. — Ему стоит только сказать. — Его друзья стремятся способствовать его счастью. — Он плохо обращался со всеми, но они с радостью простили его. — Он действительно счастливчик!

«Ты говоришь так, будто завидуешь ему».
«И я действительно завидую ему, Эмма. В одном отношении он является объектом моей зависти».

Эмма больше ничего не могла сказать. Казалось, они были на полпути к завершению фразы
Харриет сразу же захотелось сменить тему, если это возможно. Она
составила план: она будет говорить о чём-то совершенно другом — о детях на
Брансуик-сквер. Она только собралась с духом, чтобы начать, как мистер
Найтли напугал её, сказав:
— Вы не спросите меня, в чём суть зависти. — Я вижу, вы полны решимости не проявлять любопытства. — Вы мудры, но _я_ не могу быть мудрым. Эмма, я должен сказать тебе то, о чём ты не спросишь, хотя в следующую секунду я, возможно, пожалею, что сказал это.


 — О!  тогда не говори, не говори, — поспешно воскликнула она.  — Возьми
— Не торопитесь, подумайте, не берите на себя никаких обязательств.

 — Спасибо, — сказал он с глубоким чувством обиды, и больше не произнес ни слова.

 Эмма не могла причинить ему боль.  Он хотел довериться ей — возможно, посоветоваться с ней. Чего бы ей это ни стоило, она выслушает его.
Она могла бы поддержать его решимость или примирить его с ней; она могла бы по достоинству оценить Харриет или, напомнив ему о его собственной независимости, избавить его от состояния нерешительности, которое для такого человека, как он, должно быть более невыносимым, чем любая альтернатива. — Они подошли к дому.

— Вы, полагаю, идёте туда? — спросил он.

 — Нет, — ответила Эмма, и её ответ был вполне оправдан подавленным тоном, которым он всё ещё говорил. — Я бы хотела сделать ещё один круг. Мистер Перри ещё не ушёл. — И, пройдя несколько шагов, она добавила: — Я только что невежливо остановила вас, мистер Найтли, и, боюсь, причинила вам боль.— Но если вы хотите поговорить со мной по-дружески или узнать моё мнение о чём-то, что вас интересует, — как друг, вы можете приказать мне. — Я выслушаю всё, что вы хотите сказать. Я скажу вам, что я думаю.

— Как друг! — повторил мистер Найтли. — Эмма, боюсь, это слово... Нет, у меня нет желания... Останься, да, почему я должен колебаться? — Я уже зашёл слишком далеко, чтобы скрываться. — Эмма, я принимаю твоё предложение. Каким бы странным оно ни казалось, я принимаю его и обращаюсь к тебе как к другу. — Скажи мне тогда, есть ли у меня хоть малейший шанс на успех?

Он остановился, чтобы вдумчиво обдумать вопрос, и выражение его глаз потрясло её.


— Моя дорогая Эмма, — сказал он, — ты всегда будешь для меня самой дорогой, что бы ни случилось в ходе этого разговора, моя дорогая, самая любимая
Эмма— скажи мне немедленно. Скажи ‘Нет", если это нужно сказать.” — Она действительно могла
ничего не сказать.— “Ты молчишь”, - воскликнул он с большим воодушевлением;
“абсолютно молчишь! в данный момент я больше ничего не прошу ”.

Эмма была почти готова утонуть от волнения этого момента.
Страх пробуждения от самого счастливого сна был, пожалуй, самым
заметным чувством.

— Я не умею произносить речи, Эмма, — вскоре продолжил он. — И я говорю это с такой искренней, решительной и понятной нежностью, что это кажется довольно убедительным.  — Если бы я любил тебя меньше, я мог бы говорить об этом
 Но ты знаешь, какая я. Ты слышишь от меня только правду.
Я обвиняла тебя и читала тебе нотации, и ты терпела это так, как не потерпела бы ни одна другая женщина в Англии.  — Терпи и ту правду, которую я скажу тебе сейчас, дорогая Эмма, так же, как ты терпела все остальное.  Возможно, манера, в которой я это говорю, не слишком привлекательна.  Видит бог, я была очень равнодушной любовницей.— Но вы меня понимаете. — Да, видите ли, вы понимаете мои чувства — и ответите мне тем же, если сможете.
Сейчас я прошу только об одном — услышать, хоть раз услышать ваш голос.

Пока он говорил, Эмма была очень занята и со всей удивительной быстротой мысли смогла — и при этом не пропустила ни слова — уловить и понять всю суть происходящего. Она увидела, что  надежды Харриет были совершенно беспочвенными, ошибочными, иллюзорными, такими же иллюзорными, как и её собственные, что Харриет была ничем, что она сама была всем, что она говорила о
Всё, что говорила Харриет, воспринималось как выражение её собственных чувств.
Её волнение, сомнения, нежелание, уныние — всё это
всё это было воспринято ею как разочарование в себе. — И не только из-за этих убеждений, со всем их сопутствующим сиянием счастья, но и из-за того, что она радовалась тому, что тайна Харриет не ускользнула от неё, и решила, что так и должно быть.— Это было
всё, что она могла сделать для своего бедного друга; что же касается
того героизма чувств, который мог бы побудить её умолять его
перенести свою привязанность с неё на Харриет, как на бесконечно
более достойную из них двоих, — или даже более простого
великодушия, заключающегося в том, чтобы
Эмма была готова отказать ему раз и навсегда, не приводя никаких доводов, потому что он не мог жениться на них обеих.  Она сочувствовала Харриет, испытывая боль и раскаяние, но ей и в голову не приходило поддаться порыву великодушия, противоречащему всему вероятному и разумному. Она сбила своего друга с пути, и это будет вечно ей укором.
Но её разум был так же силён, как и чувства, и так же силён, как и прежде, в своём неприятии такого союза для него, как для человека, стоящего гораздо ниже её.  Её путь был ясен, хотя и не совсем
гладко.— Заговорила она, когда ее так упрашивали.—Что она сказала?—Только
то, что должна, конечно. Леди всегда так делает.—Она сказала достаточно, чтобы показать,
не нужно отчаиваться — и предложить ему сказать больше самому. Он
В какой-то момент впал в отчаяние; он получил такое предписание
соблюдать осторожность и молчание, что время разрушило всякую надежду; —она начала
с того, что отказалась его слушать.— Возможно, перемена была несколько внезапной.
— Её предложение сделать ещё один поворот, возобновление разговора, который она только что прервала, могли показаться немного
Невероятно! — она чувствовала, что это нелогично, но мистер Найтли был так любезен, что смирился с этим и не стал требовать дальнейших объяснений.

Редко, очень редко кому-либо из людей удаётся полностью раскрыть свою душу.
Редко бывает так, что что-то не будет хоть немного приукрашено или искажено.
Но там, где, как в этом случае, поведение ошибочно, а чувства нет, это может быть не так уж важно. Мистер Найтли не мог бы приписать Эмме более милосердное сердце, чем то, которым она обладала, или более склонное принять его.

 На самом деле он совершенно не подозревал о своём влиянии. У него было
последовал за ней в кусты, даже не подумав попробовать. Он пришел,
в своем беспокойстве увидеть, как она перенесет помолвку Фрэнка Черчилля, без
эгоистичных взглядов, вообще без взглядов, но с намерением приложить усилия, если она позволит
у него была возможность успокоить ее или дать совет.Остальное было делом рук
момента, немедленного воздействия услышанного на его чувства.
Восхитительная уверенность в ее полном безразличии к Фрэнку
Черчилль, зная, что её сердце совершенно к нему безразлично,
возникла надежда, что со временем он сможет завоевать её расположение
сам; — но это была не надежда на будущее; он лишь на мгновение поддался порыву и захотел услышать, что она не запрещает ему пытаться завоевать её сердце. — Более возвышенные надежды, которые постепенно возникали, были тем более чарующими. — Любовь, которую он просил позволить ему создать, если это возможно, уже принадлежала ему!— Не прошло и получаса, как он из состояния полного отчаяния
превратился в нечто настолько близкое к совершенному счастью, что
это состояние нельзя было назвать иначе.

_Она_ изменилась так же. — Эти полчаса подарили каждому из них одно и то же
драгоценная уверенность в том, что его любят, избавила каждого из них от той же степени невежества, ревности или недоверия.
С его стороны это была давняя ревность, такая же старая, как появление или даже ожидание появления Фрэнка Черчилля.
Он был влюблён в Эмму и ревновал её к Фрэнку Черчиллю примерно с того же времени, и одно чувство, вероятно, просветило его в отношении другого. Именно ревность к Фрэнку Черчиллю заставила его уехать из города.Вечеринка в Бокс-Хилле решила его судьбу.
Он решил уехать. Он хотел уберечь себя от повторного столкновения с подобным
Он позволял, поощрял их внимание. — Он отправился учиться быть безразличным. — Но он отправился не туда. В доме его брата было слишком много домашнего счастья; женщины там были слишком милыми; Изабелла была слишком похожа на Эмму — отличаясь от неё лишь теми поразительными недостатками, которые всегда выставляли другую в выгодном свете перед ним, так что многое можно было бы сделать, даже если бы у него было больше времени.— Однако он продолжал упорно работать день за днём — до тех пор, пока утренняя почта не принесла ему историю Джейн Фэрфакс. — Затем...
с радостью, которую он должен был испытывать, нет, которую он не стеснялся испытывать, ведь он никогда не считал Фрэнка Черчилля достойным
Эмма, в нём было столько нежной заботы, столько искреннего беспокойства о ней,
что он не мог больше оставаться. Он ехал домой под дождём и
сразу после ужина поднялся наверх, чтобы посмотреть, как это милейшее и лучшее из всех созданий, безупречное, несмотря на все свои недостатки, перенесёт это известие.

Он застал её взволнованной и подавленной. — Фрэнк Черчилль был негодяем. — Он услышал, как она заявила, что никогда его не любила. Фрэнк Черчилль
Её характер не был отчаянным. — Она была его Эммой, душой и телом,
когда они вернулись в дом; и если бы он мог тогда подумать о
Фрэнке Черчилле, то счёл бы его очень хорошим парнем.





Глава XIV


Какие совершенно иные чувства испытывала Эмма, вернувшись домой, по сравнению с теми, что она испытывала, выходя из дома! Тогда она осмеливалась надеяться лишь на небольшую передышку в своих страданиях. Теперь же она испытывала восхитительное волнение от счастья, и, более того, она верила, что это счастье станет ещё сильнее, когда волнение уляжется.

Они сели пить чай — та же компания за тем же столом — как часто они собирались вместе! — и как часто её взгляд падал на те же кусты на лужайке и она наблюдала тот же прекрасный эффект от заходящего солнца! — Но никогда ещё она не была в таком настроении, никогда ещё не испытывала ничего подобного; и ей с трудом удавалось взять себя в руки, чтобы быть внимательной хозяйкой дома или хотя бы внимательной дочерью.

Бедный мистер Вудхаус и не подозревал, что замышлял против него тот, кого он так радушно принимал.
с тревогой надеясь, что он не простудился во время поездки.
Если бы он мог видеть сердце, то не обращал бы внимания на легкие;
но, не подозревая о надвигающейся беде, не замечая ничего необычного во внешности или поведении собеседника, он с удовольствием пересказал им все новости, которые узнал от мистера Перри, и продолжал говорить с большим самодовольством, совершенно не подозревая, что они могли бы рассказать ему в ответ.

Пока мистер Найтли оставался с ними, Эмма продолжала лихорадить.
но когда он ушёл, она немного успокоилась и пришла в себя.
В течение бессонной ночи, которая была платой за такой вечер,
она нашла в себе силы обдумать один или два очень серьёзных
вопроса, которые заставили её почувствовать, что даже в её счастье
должна быть какая-то примесь. Её отец — и Харриет. Она не
могла оставаться одна, не ощущая всей тяжести их отдельных
требований, и вопрос заключался в том, как максимально обеспечить
комфорт обоих. Что касается её отца, то на этот вопрос вскоре был дан ответ. Она ещё не знала, что мистер Найтли
— спросила бы она, но после недолгих раздумий в её сердце созрело самое твёрдое решение никогда не бросать отца. — Она даже заплакала от одной мысли об этом, как о грехе. Пока он жив, это должно быть всего лишь
обещанием; но она тешила себя мыслью, что, если не будет опасности,
что это отвлечёт её от него, это может принести ему больше утешения.
Как поступить лучше всего с Харриет, было решить сложнее: как избавить
её от ненужной боли, как загладить свою вину перед ней, как
не стать её врагом? — Эти вопросы приводили её в замешательство.
Её страдания были очень велики, и ей приходилось снова и снова прокручивать в голове все горькие упрёки и печальные сожаления, которые когда-либо её окружали.  — В конце концов она смогла решиться только на то, чтобы по-прежнему избегать встречи с ней и сообщать всё необходимое в письмах; на то, что было бы невыразимо желательно на какое-то время увезти её из Хайбери, и — поддавшись ещё одному замыслу — почти решилась на то, чтобы попытаться получить для неё приглашение на Брансуик-сквер.— Изабелла была довольна Гарриет;
и несколько недель, проведённых в Лондоне, должны её немного развлечь. — Она
не думала, что Харриет может устоять перед новизной и разнообразием, перед улицами, магазинами и детьми. — В любом случае,
это было бы проявлением внимания и доброты с её стороны, от которой можно было ожидать чего угодно; временным расставанием;
предотвращением того ужасного дня, когда они снова должны будут быть вместе.

Она встала рано и написала письмо Гарриет. Это занятие
так сильно её расстроило, почти повергло в уныние, что мистер Найтли, прогуливаясь
Поездка в Хартфилд на завтрак не заставила себя ждать, и полчаса, которые она украла после этого, чтобы снова пройтись с ним по тому же маршруту, в прямом и переносном смысле, были совершенно необходимы, чтобы вернуть ей хоть часть того счастья, которое она испытывала накануне вечером.

Он отсутствовал недолго, совсем недолго, так что у неё не было ни малейшего желания думать о ком-то другом, когда ей принесли письмо от Рэндаллса — очень толстое письмо. Она догадалась, что в нём должно быть, и решила не читать его. — Теперь она была в
совершенное милосердие с Фрэнком Черчиллем; она не хотела никаких объяснений, она
хотела только оставить свои мысли при себе — а что касается понимания
чего бы он ни написал, она была уверена, что неспособна на это.—Это должно быть,
однако, пробрались вброд. Она вскрыла пакет; это было слишком определенно; —
записка от миссис Уэстон самой себе, сопровождавшая письмо Фрэнка к
Миссис Уэстон.

“С величайшим удовольствием, моя дорогая Эмма, препровождаю вам это письмо"
прилагается. Я знаю, с какой тщательностью вы подойдёте к этому делу, и почти не сомневаюсь в его успешном исходе. — Думаю, мы никогда не столкнёмся с материальными трудностями
Мы снова не сошлись во мнениях насчёт писателя; но я не буду задерживать вас длинным предисловием. — У нас всё хорошо. — Это письмо излечило меня от лёгкой нервозности, которую я испытывал в последнее время. — Мне не очень понравился твой вид во вторник, но утро было недружелюбным; и хотя ты никогда не признаешься, что на тебя влияет погода, я думаю, что все чувствуют северо-восточный ветер. — Я очень переживал за твоего дорогого отца во время бури
Во вторник днём и вчера утром, но вчера вечером я с облегчением узнал от мистера Перри, что это не причинило ему вреда.


«Всегда ваш, А. У.»


[_Обращаясь к миссис Уэстон_.]


Виндзор, июль.


 УВАЖАЕМАЯ МАДАМ,
 «Если вчера я был достаточно понятен, то это письмо будет ожидаемым;
 но независимо от того, будет оно ожидаемым или нет, я знаю, что оно будет прочитано с искренностью и снисходительностью.
 Вы само добро, и я верю, что даже всей вашей доброты будет недостаточно, чтобы простить некоторые мои прошлые поступки.
 Но меня простил тот, кому было за что меня ненавидеть.
 Пока я пишу, моя смелость растёт. Благополучному человеку очень трудно быть смиренным.
Я уже добился такого успеха в двух прошениях о помиловании, что могу счесть себя слишком уверенным в вашем отношении.
и о тех из ваших друзей, у кого были основания обижаться.
Вы все должны попытаться понять, в каком положении я оказался, когда
 впервые приехал в Рэндаллс. Вы должны считать, что у меня есть тайна,
которую я должен хранить любой ценой. Таков был факт. Моё право
поставить себя в положение, требующее такого сокрытия, — это другой
вопрос. Я не буду обсуждать его здесь. Что касается моего искушения _подумать_ об этом,
то я отсылаю каждого, кто сомневается, к кирпичному дому с нижними створчатыми окнами и верхними фрамугами в Хайбери. Я не осмелился обратиться к ней напрямую; мой
Трудности, с которыми я столкнулся в Энскомбе, должны быть слишком хорошо известны, чтобы их описывать.
Мне посчастливилось добиться своего до того, как мы расстались в Уэймуте, и убедить самую честную женщину на свете снизойти до тайной помолвки. — Если бы она отказалась, я бы сошёл с ума. — Но вы, наверное, спросите, на что вы рассчитывали? — Чего вы ждали?— Ко всему, ко всему на свете — ко времени, к случаю, к обстоятельствам, к медленным изменениям, внезапным всплескам, упорству и усталости, здоровью и болезни. Ко всем возможным
Добро было передо мной, и первое из благословений было получено, когда я заручился её обещаниями веры и поддержки. Если вам нужны дальнейшие объяснения, то я имею честь, моя дорогая мадам, быть сыном вашего мужа и унаследовать от него способность надеяться на лучшее, чего не может дать никакое наследство в виде домов или земель.
Итак, при таких обстоятельствах я впервые приезжаю в Рэндаллс.
И здесь я осознаю свою неправоту, ведь этот визит можно было нанести раньше. Ты оглянешься и увидишь, что я не пришёл
пока мисс Фэйрфакс была в Хайбери; и поскольку _ты_ была той, кого я обидел, ты сразу же меня простишь; но я должен пробудить в отце сострадание, напомнив ему, что, пока я отсутствовал в его доме, я лишался счастья знать тебя. Моё поведение в те счастливые две недели, что я провёл с тобой, не вызывало, надеюсь, нареканий, за исключением одного момента. А теперь я
перехожу к главному, к единственной важной части моего поведения, пока я принадлежу тебе, которая вызывает у меня тревогу или требует очень
С величайшим уважением и самой тёплой дружбой я упоминаю мисс Вудхаус. Мой отец, возможно, подумает, что я должен добавить: с глубочайшим унижением. Несколько слов, которые он обронил вчера, выразили его мнение, и я признаю, что заслуживаю некоторого порицания. Моё поведение по отношению к мисс Вудхаус, как мне кажется, было более чем неуместным.— Чтобы помочь мне скрыть то, что было так важно для меня,
меня вынудили пойти дальше дозволенного в той близости, в которую мы сразу же оказались вовлечены. — Я не могу отрицать, что мисс
Вудхаус была моей мнимой целью, но я уверен, что вы поверите моему заявлению: если бы я не был уверен в её безразличии, никакие эгоистические соображения не заставили бы меня продолжать. Какой бы милой и очаровательной ни была мисс Вудхаус, она никогда не производила на меня впечатления молодой женщины, способной на привязанность. И то, что она была совершенно свободна от какой-либо склонности ко мне, было для меня столь же очевидным, как и желанным.— Она принимала мои ухаживания с непринуждённой, дружеской, добродушной игривостью, которая мне очень подходила. Казалось, мы понимали друг друга
 Исходя из нашего положения, эти знаки внимания были ей положены и воспринимались как таковые.
Я не могу сказать, начала ли мисс Вудхаус по-настоящему понимать меня до истечения этих двух недель. Когда я пришёл попрощаться с ней, я помню, что был в одном шаге от признания, и мне показалось, что она что-то подозревает.
 Но я не сомневаюсь, что с тех пор она меня раскусила, по крайней мере отчасти.— Возможно, она не догадалась обо всём, но её проницательность, должно быть, помогла ей кое-что понять. Я в этом не сомневаюсь. Вы убедитесь в этом, когда
Тема освобождается от нынешних ограничений, так что это не стало для неё полной неожиданностью. Она часто намекала мне на это. Я помню, как она сказала мне на балу, что я должен быть благодарен миссис Элтон за её внимание к мисс Фэйрфакс. — Надеюсь, эта история о моём поведении по отношению к ней будет признана вами и моим отцом в качестве существенного смягчающего обстоятельства в том, что вы сочли неправильным. Пока вы считали, что я согрешил против Эммы  Вудхаус, я не мог заслужить ничего ни от одной из них. Оправдайте меня здесь и
обеспечьте мне, когда это будет возможно, оправдание и добрые пожелания
так сказала Эмма Вудхаус, к которой я испытываю такую братскую привязанность, что мечтаю о том, чтобы она была так же сильно и счастливо влюблена, как и я.
Какие бы странные вещи я ни говорил и ни делал в те две недели, теперь у вас есть ключ к разгадке. Моё сердце было в Хайбери, и моей задачей было как можно чаще бывать там, не вызывая подозрений.
Если вы вспомните какие-нибудь странности, припишите их этому обстоятельству.
Что касается фортепиано, о котором так много говорят, то я считаю необходимым лишь сказать, что мисс Ф... ничего не знала о его заказе и никогда бы не стала
Она бы позволила мне отправить его, если бы у неё был выбор. — Тонкость её ума на протяжении всего нашего знакомства, моя дорогая мадам, превосходит все мои ожидания. Я искренне надеюсь, что вскоре вы сами познакомитесь с ней поближе. Никакое описание не сможет её передать. Она должна сама рассказать вам, кто она такая, но не словами, потому что ещё не было на свете человека, который бы так намеренно скрывал свои достоинства. С тех пор как я начал писать это письмо, которое окажется длиннее, чем я предполагал, я получил от неё весточку. Она хорошо отзывается о своём здоровье, но, поскольку она никогда
Она жалуется, но я не смею полагаться на её слова. Я хочу узнать твоё мнение о её внешности.
 Я знаю, что ты скоро навестишь её; она живёт в страхе перед этим визитом.
 Возможно, за него уже заплачено. Дай мне знать без промедления; я сгораю от нетерпения узнать тысячу подробностей. Вспомни, как мало времени я провёл в Рэндаллсе и в каком я был смятении, в каком безумии: и мне всё ещё не намного лучше; я всё ещё не в себе то ли от счастья, то ли от горя. Когда я думаю
о доброте и благосклонности, с которыми я столкнулся, о её благородстве и терпении, а также о щедрости моего дяди, я схожу с ума от радости. Но когда я
Когда я вспоминаю, сколько беспокойства я ей причинил и как мало я заслуживаю прощения, я схожу с ума от гнева. Если бы я только мог увидеть её снова! — Но  я не должен пока предлагать об этом. Мой дядя был слишком добр ко мне, чтобы я мог посягать на его добро. — Я должен ещё кое-что добавить к этому длинному письму. Вы услышали не всё, что вам следовало услышать. Вчера я не смог сообщить никаких подробностей.
Но внезапность и, с одной стороны, несвоевременность того, как разразилась эта история, требуют объяснения.
Хотя, как вы поймёте, событие 26-го числа прошлого месяца сразу же открылось мне
Несмотря на самые радужные перспективы, я бы не решился на столь поспешные меры, если бы не особые обстоятельства, которые не позволяли мне терять ни часа. Я бы и сам отказался от столь поспешных действий, а она бы почувствовала каждое моё сомнение с удвоенной силой и утончённостью. — Но у меня не было выбора. Поспешное обручение, которое она заключила с той женщиной... Здесь, моя дорогая мадам, я был вынужден резко прерваться, чтобы собраться с мыслями.— Я путешествовал по стране и теперь, надеюсь, стал достаточно рассудительными, чтобы
остальная часть моего письма должна быть такой. — На самом деле это самое унизительное воспоминание для меня. Я вёл себя постыдно. И здесь я могу признать, что мои манеры по отношению к мисс У., которые были неприятны мисс Ф., были в высшей степени предосудительны. _Она_ осуждала их, и этого должно было быть достаточно. — Она не сочла достаточным моё оправдание тем, что я скрывал правду.— Она была недовольна; я считал это необоснованным: я считал её в тысяче случаев излишне щепетильной и осторожной: я считал её даже холодной. Но она всегда была права. Если бы я последовал за ней
осуждение и подчинила мой дух тому уровню, который она считала правильным
Я избежал бы величайшего несчастья, которое когда-либо испытывал
.—Мы поссорились.— Ты помнишь утро, проведенное в
Донвелл?—_There_ каждое небольшое недовольство, которое возникало раньше
переросло в кризис. Я опоздал; я встретил ее, когда она возвращалась домой одна, и
хотел прогуляться с ней, но она этого не потерпела. Она категорически
отказалась позволить мне, что я тогда счел крайне неразумным. Однако сейчас я не вижу в этом ничего, кроме вполне естественной и закономерной степени
благоразумия. В то время как я, чтобы скрыть от мира нашу помолвку,
в течение часа вёл себя предосудительно по отношению к другой женщине,
должна ли была она в следующий час согласиться на предложение, которое могло бы сделать все предыдущие предосторожности бесполезными? — Если бы нас встретили вместе на пути между Донвеллом и Хайбери, правду бы заподозрили. — Однако я был достаточно безумен, чтобы обидеться. — Я сомневался в её чувствах. На следующий день, на Бокс-Хилл, я засомневался в этом ещё больше.
Она была спровоцирована моим поведением, моим постыдным, наглым пренебрежением к ней и явным
Преданность мисс У. была так велика, что ни одна здравомыслящая женщина не смогла бы этого вынести.
Она высказала своё негодование в форме, совершенно понятной для меня.  — Короче говоря, моя дорогая мадам, это была ссора, безупречная с её стороны и отвратительная с моей.
В тот же вечер я вернулся в  Ричмонд, хотя мог бы остаться с вами до следующего утра, просто потому, что хотел как следует на неё разозлиться. Даже тогда я
не был настолько глуп, чтобы не надеяться на примирение; но я был
обижен её холодностью и ушёл с твёрдым намерением
что она должна сделать первый шаг. — Я всегда буду радоваться тому, что вас не было на вечеринке в Бокс-Хилле. Если бы вы видели, как я там себя вёл, вряд ли вы когда-нибудь снова стали бы обо мне хорошо думать. Его влияние на неё проявилось в том, что она сразу же приняла решение.
Как только она поняла, что я действительно уехал из Рэндаллса, она
согласилась на предложение этой назойливой миссис Элтон. Вся система
её обращения с ней, кстати, всегда вызывала у меня негодование и
ненависть. Я не должен спорить с духом снисходительности, который
Я был так щедро вознаграждён, но в противном случае я бы громко протестовал против той доли, которую получила эта женщина. «Джейн»,
действительно! — Вы заметили, что я до сих пор не позволял себе называть её этим именем, даже в разговоре с вами. Подумайте же, что мне пришлось пережить,
когда я слышал, как Элтоны перебрасываются этим именем со всей вульгарностью ненужного повторения и всей дерзостью мнимого превосходства.
«Наберитесь терпения, я скоро закончу».  — на этом она поставила точку, решив окончательно порвать со мной, и на следующий день написала
скажи мне, что мы больше никогда не встретимся. — _Она_ _чувствовала_, _что_ _обручение_ _станет_ _источником_ _раскаяния_ _и_ _страданий_
_для_ _каждого_: _она_ _расторгнула_ _его_. — Это письмо пришло ко мне в то самое утро, когда умерла моя бедная тётя. Я ответил на него в течение часа; но из-за
смятения в моих мыслях и множества дел, навалившихся на меня
одновременно, мой ответ, вместо того чтобы быть отправленным
вместе со многими другими письмами в тот день, остался лежать
в моём письменном столе. Я надеялся, что написал достаточно,
хотя и всего несколько строк, чтобы удовлетворить её.
я остался безмятежен. — Я был немного разочарован тем, что она не ответила мне сразу, но я нашел ей оправдание и был слишком занят и — могу ли я добавить? — слишком весел, чтобы быть придирчивым.
Мы переехали в Виндзор, и через два дня я получил от нее посылку, а все мои письма были возвращены!— и одновременно несколько строк по почте,
в которых она выражает крайнее удивление тем, что не получила ни малейшего ответа на своё предыдущее письмо; и добавляет, что, поскольку молчание по такому вопросу не может быть истолковано неверно и поскольку и то, и другое одинаково желательно для
Чтобы все второстепенные дела были улажены как можно скорее, она
теперь отправляла мне все мои письма с надежным курьером и просила, чтобы
если я не смогу напрямую распорядиться ее письмами и отправить их в Хайбери
в течение недели, то после этого срока я мог бы пересылать их ей по адресу:
короче говоря, полное указание на адрес мистера Смолриджа, недалеко от Бристоля, было у меня перед глазами. Я знал это имя, это место, я знал о нем все и сразу понял, что она делает. Это полностью соответствовало той решительности, которой, как я знал, она обладала; и
Тайна, которую она хранила в отношении своих намерений, изложенных в предыдущем письме, в равной степени свидетельствовала о её тревожной деликатности. Ведь она могла бы и пригрозить мне. — Представьте себе шок; представьте, как я, пока не осознал собственную ошибку, возмущался ошибками почты. — Что же делать? — Только одно. — Я должен поговорить с дядей. Без его одобрения я не мог надеяться на то, что меня снова выслушают.
Я говорил; обстоятельства были в мою пользу; недавнее событие смягчило его гордость, и он согласился раньше, чем я мог ожидать.
Он полностью смирился и подчинился и наконец смог сказать, бедняга! с глубоким вздохом, что хотел бы, чтобы я обрела в браке такое же счастье, как и он. — Я чувствовала, что это будет совсем другое счастье. — Ты готов пожалеть меня за то, что я, должно быть, пережила, рассказав ему об этом, за моё беспокойство, когда всё было поставлено на карту? — Нет; не жалей меня, пока я не доберусь до Хайбери и не увижу, как плохо я с ней поступила.
Не жалейте меня, пока я не увижу её бледное, больное лицо. — Я добрался до Хайбери в то время дня, когда, как мне было известно, они обычно завтракали.
Я был уверен, что у меня есть все шансы застать её одну. — Я не был разочарован; и, наконец, я не был разочарован и в том, ради чего отправился в путь. Мне пришлось преодолеть немало вполне обоснованных и справедливых недовольств. Но дело сделано; мы помирились, и теперь мы ещё ближе, гораздо ближе, чем когда-либо, и между нами больше никогда не возникнет ни малейшего беспокойства. А теперь, моя дорогая мадам, я вас отпущу, но я не мог сделать этого раньше.
 Тысячу раз благодарю вас за всю ту доброту, которую вы мне
когда-либо оказывали, и десять тысяч раз благодарю за то внимание, которое вы мне оказываете
— Если вы считаете, что я в каком-то смысле счастливее, чем заслуживаю, то я полностью разделяю ваше мнение. — Мисс У. называет меня баловнем судьбы.  Надеюсь, она права. — В одном отношении моя удача несомненна: я могу подписаться сам.

Ваш благодарный и любящий сын,

Ф. К. Уэстон Черчилль.




ГЛАВА XV

Это письмо должно было затронуть чувства Эммы. Несмотря на свою прежнюю решимость поступить иначе, она была вынуждена отдать должное тому, что предсказывала миссис Уэстон. Как только она дошла до своего имени,
Это было неотразимо; каждая строчка, касающаяся её самой, была интересной, и почти каждая строчка была приятной. А когда это очарование исчезло, героиня всё ещё могла поддерживать себя за счёт естественного возвращения прежнего интереса к автору и очень сильного влечения, которое в тот момент должно было вызывать у неё любое описание любви. Она никогда не останавливалась, пока не доходила до конца.
И хотя невозможно было не чувствовать, что он был неправ, всё же он был неправ в меньшей степени, чем она предполагала.
Он страдал и очень сожалел об этом, и он был так благодарен
Миссис Уэстон была так влюблена в мисс Фэйрфакс и сама была так счастлива, что не могла быть суровой. Если бы он вошёл в комнату, она бы пожала ему руку так же сердечно, как и всегда.


Она так хорошо подумала об этом письме, что, когда мистер Найтли пришёл снова, попросила его прочитать его. Она была уверена, что миссис Уэстон хотела бы, чтобы об этом узнали.
Особенно тот, кто, как мистер Найтли, видел столько недостатков в его поведении.

 «Я с удовольствием прочту это, — сказал он, — но, кажется, это долго. Я возьму это с собой домой вечером».

Но это было невозможно. Мистер Уэстон должен был зайти вечером, и она должна была вернуть письмо с ним.

«Я бы предпочёл поговорить с вами, — ответил он, — но, поскольку это кажется справедливым, так и будет сделано».

Он начал, но почти сразу остановился и сказал: «Если бы несколько месяцев назад мне показали одно из писем этого джентльмена к его тёще, Эмма, я бы не отнёсся к нему с таким безразличием».

Он прошёл немного дальше, читая про себя, а затем с улыбкой заметил: «Хм! Прекрасное начало для комплимента. Но таков его
стиль. Стиль одного человека не должен быть правилом для другого. Не будем
строги».

 «Для меня будет естественно, — добавил он вскоре после этого, — высказывать своё мнение вслух во время чтения. Так я буду чувствовать, что нахожусь рядом с вами.
 Это не будет такой уж большой потерей времени, но если вам это не нравится...»

«Вовсе нет. Я бы этого хотел».
Мистер Найтли с большим рвением вернулся к чтению.

«Он тут рассуждает о искушении, — сказал он. — Он знает, что неправ, и не может привести никаких разумных доводов. Плохо. Ему не следовало этого делать»
сформирован помолвку.—‘Нрав отца:—он несправедлив,
однако, к своему отцу. Сангвиник темперамент мистера Уэстона, было благословение на
все его вертикально и почетных усилий; но мистер Уэстон каждые заработанные
настоящий комфорт, прежде чем он старается завоевать его.—Очень верно, он не
давай, пока Мисс Фэрфакс был здесь”.

“И я не забыл,” Эмма“, как уверены вы были, что он может
раньше приехала, если бы он. Вы очень изящно это преподнесли, но вы были совершенно правы.


 — Я была не совсем беспристрастна в своём суждении, Эмма, но всё же, я думаю...
Если бы _вас_ не было в этой истории, я бы всё равно ему не доверяла.
Когда он пришёл к мисс Вудхаус, ему пришлось прочитать всё это
вслух — всё, что касалось её, с улыбкой, взглядом, покачиванием
головы, словом-другим в знак согласия или неодобрения, или просто
в знак любви, как того требовала тема; но в конце, после серьёзного
размышления, он сказал так:

«Очень плохо, хотя могло быть и хуже.— Играет в самую опасную игру. Слишком многим обязан этому событию, чтобы его оправдали. — Не тебе судить о его манерах. — На самом деле он всегда обманывается в своих желаниях.
не заботясь ни о чём, кроме собственного удобства. — Полагаю, ты разгадала его секрет. Вполне естественно! — его собственный разум полон интриг,
поэтому он подозревает других в том же. Тайна; утончённость — как они извращают понимание! Моя Эмма, разве всё это не служит ещё одним доказательством красоты правды и искренности во всех наших отношениях друг с другом?

Эмма согласилась, и на щеках Харриет вспыхнул румянец от смущения, которому она не могла дать искреннего объяснения.

«Вам лучше продолжить», — сказала она.

Он так и сделал, но очень скоро снова остановился и сказал: «Фортепиано! Ах! Вот оно»
Это был поступок очень, очень молодого человека, слишком молодого, чтобы задуматься о том, не превысит ли неудобство от этого поступка удовольствие от него. По-мальчишески, вот что это было! Я не могу понять, почему мужчина хочет доказать женщине свою привязанность, зная, что она предпочла бы обойтись без этого. А он знал, что она бы помешала доставке инструмента, если бы могла.

 После этого он продолжил без паузы. Признание Фрэнка Черчилля в том, что он вёл себя постыдно, стало первым поводом для более чем мимолетного разговора.

«Я полностью с вами согласен, сэр, — таков был его ответ. — Вы вели себя очень постыдно. Вы никогда не писали ничего более правдивого». И, перейдя к тому, что непосредственно предшествовало их разногласиям, и к тому, что он упорно действовал вразрез с чувством справедливости Джейн Фэйрфакс, он сделал более продолжительную паузу, прежде чем сказать: «Это очень плохо.— Он вынудил
её ради него поставить себя в крайне затруднительное и неловкое положение, и его первой обязанностью было уберечь её от ненужных страданий. — Должно быть, ей пришлось гораздо хуже
Ему было бы труднее вести переписку, чем ей.
Он должен был бы уважать даже необоснованные сомнения, если бы они были;
но все её сомнения были обоснованными. Мы должны обратить внимание на её единственный недостаток и
помнить, что она поступила неправильно, согласившись на помолвку, и смириться с тем, что она должна была понести такое наказание.


 Эмма поняла, что он сейчас перейдёт к вечеринке в Бокс-Хилле, и ей стало неловко. Её собственное поведение было таким неподобающим! Ей было очень стыдно, и она немного боялась его следующего взгляда. Всё было прочитано по его лицу.
Однако он смотрел на неё пристально, внимательно и без малейших замечаний.
За исключением одного беглого взгляда, который он тут же отвёл, боясь причинить ей боль, — казалось, он совсем не помнил о Бокс-Хилле.

«Нельзя не восхищаться деликатностью наших добрых друзей Элтонов, — было его следующее замечание. — Его чувства естественны. Что!
она действительно решила полностью порвать с ним!— Она чувствовала, что помолвка станет источником раскаяния и страданий для каждого из них, — и она расторгла её. — Какое представление это даёт о том, как она воспринимала его поведение! — Что ж, он, должно быть, очень необычный...

“Нет, нет, читайте дальше.... Вы увидите, как сильно он страдает”.

“Надеюсь, что страдает”, - хладнокровно ответил мистер Найтли и возобновил чтение.
письмо. “Смоллридж!’ — Что это значит? Что все это значит?

«Она собиралась стать гувернанткой у детей миссис Смолридж — близкой подруги миссис Элтон — соседки Мейпл-Гроув. И, кстати, интересно, как миссис Элтон переносит это разочарование?»

 «Ничего не говори, моя дорогая Эмма, пока ты заставляешь меня читать — даже о миссис Элтон. Ещё одну страницу. Я скоро закончу. Что за письмо он написал!»

«Мне бы хотелось, чтобы вы отнеслись к нему с большей добротой».
«Что ж, здесь _есть_ чувства. — Кажется, он страдал, узнав о её болезни. — Конечно, я не сомневаюсь, что он её любит. «Дороже, намного дороже, чем когда-либо». Я надеюсь, что он ещё долго будет ощущать всю ценность такого примирения. — Он очень щедро благодарит, посылая тысячи и десятки тысяч. — «Счастливее, чем я заслуживаю». Да ладно, он и сам это знает. «Мисс Вудхаус называет меня баловнем судьбы».
— Это были слова мисс Вудхаус, не так ли?
И прекрасный финал — а вот и письмо. "Дитя удачи"!
Так ты назвал его, не так ли?

“Вы, кажется, не так довольны его письмом, как я; но все же
вы должны, по крайней мере, я надеюсь, что должны, думать о нем лучше из-за этого. Я
надеюсь, что это окажет ему какую-то услугу в отношениях с вами.

“Да, конечно, оказывает. У него были серьёзные недостатки, такие как невнимательность и беспечность.
Я во многом разделяю его мнение и считаю, что он, скорее всего, будет счастливее, чем заслуживает.
Но всё же он, без сомнения, по-настоящему привязан к мисс Фэйрфакс и скоро, это
Можно надеяться, что, поскольку он будет постоянно с ней, его характер улучшится и он приобретёт присущие ей стойкость и принципиальность. А теперь давайте поговорим о другом. В настоящее время я настолько увлечена интересами другого человека, что не могу больше думать о Фрэнке Черчилле. С тех пор как я покинула вас сегодня утром, Эмма, мои мысли были заняты только одной темой.

Далее последовал рассказ; он был простым, непринуждённым, джентльменским
на английском, на котором мистер Найтли говорил даже с женщиной, в которую был влюблён
как же ему сделать ей предложение, не ставя под угрозу счастье её отца. Ответ Эммы был готов с первых слов.
 «Пока жив её дорогой отец, для неё невозможно никакое изменение условий. Она никогда не сможет его бросить». Однако мистер Найтли согласился только с частью этого ответа. Он так же сильно, как и она сама, осознавал невозможность её ухода от отца, но не мог согласиться с недопустимостью каких-либо других изменений. Он обдумывал это очень глубоко и тщательно. Сначала он надеялся, что
Он пытался убедить мистера Вудхауса переехать с ней в Донвелл. Ему хотелось верить, что это возможно, но его знание мистера Вудхауса не позволяло ему долго обманывать себя. И теперь он признался, что, по его мнению, такой переезд поставит под угрозу благополучие её отца, а возможно, и его жизнь, которой нельзя рисковать. Мистер Вудхаус уехал из Хартфилда! — Нет, он чувствовал, что не стоит даже пытаться. Но план, возникший в результате этой жертвы, он
был уверен, что его дорогая Эмма ни в чём не найдёт его предосудительным.
Дело в том, что его должны были принять в Хартфилде; что до тех пор, пока счастье её отца — другими словами, его жизнь — требовало, чтобы Хартфилд оставался её домом, он должен был оставаться и его домом.

 Эмма уже успела подумать о том, чтобы они все переехали в Донвелл. Как и он, она обдумала этот план и отвергла его; но такая альтернатива ей в голову не приходила. Она чувствовала всю ту привязанность, которую он проявлял. Она чувствовала, что, покидая Донвелл, он, должно быть, жертвует своей независимостью в выборе времени и привычек; что
Если бы он постоянно жил с её отцом, не имея собственного дома, ему пришлось бы многое, очень многое терпеть. Она пообещала подумать об этом и посоветовала ему подумать ещё. Но он был полностью убеждён, что никакие размышления не изменят его желания или мнение по этому вопросу. Он мог бы поклясться, что очень долго и спокойно обдумывал это. Всё утро он прогуливался вдали от Уильяма Ларкинса, чтобы побыть наедине со своими мыслями.

 «Ах! — Есть одна непредвиденная трудность, — воскликнула Эмма. — Я уверена, что
Уильяму Ларкинсу это не понравится. Ты должен получить его согласие, прежде чем
спроси у меня».

 Однако она пообещала подумать об этом и, более того, почти пообещала, что подумает об этом с намерением найти этот план очень хорошим.

 Примечательно, что Эмма, рассматривая аббатство Донвелл со многих, очень многих точек зрения, ни разу не почувствовала себя так, будто обижает своего племянника Генри, чьи права как наследника ранее так упорно отстаивались. Думаю, она
должна была понимать, как это может повлиять на бедного мальчика; и всё же она
лишь дерзко и осознанно улыбнулась, найдя в этом забаву
в том, чтобы выяснить истинную причину той сильной неприязни, которую мистер Найтли испытывал к женитьбе на Джейн Фэрфакс или на ком-либо другом, которую в то время она полностью приписывала милой заботе сестры и тёти.

 Это его предложение, этот план жениться и остаться в Хартфилде — чем больше она об этом думала, тем приятнее ей становилось.
Казалось, что его недостатки уменьшаются, а её достоинства возрастают, и их взаимная выгода перевешивает все недостатки. Такой спутник для неё в периоды тревоги и уныния! — Такой партнёр в
все эти обязанности и заботы, которые со временем должны были стать ещё тяжелее из-за
меланхолии!

Она была бы слишком счастлива, если бы не бедная Харриет; но каждое её
собственное благо, казалось, усугубляло страдания её подруги, которая теперь
должна была быть исключена даже из Хартфилда. Восхитительная семейная
вечеринка, которую Эмма устраивала для себя, должна была по простой
снисходительности проходить без участия бедной Харриет. Она бы проиграла
во всех отношениях. Эмма не могла сожалеть о её будущем отсутствии, ведь это никак не влияло на её собственное удовольствие. На такой вечеринке Харриет была бы скорее обузой.
Для неё это было важнее, чем для кого-либо другого; но самой бедной девушке это казалось особенно жестокой необходимостью — оказаться в таком положении в качестве незаслуженного наказания.

 Со временем, конечно, мистера Найтли забудут, то есть вытеснят из памяти, но вряд ли это произойдёт скоро. Мистер
Сам Найтли ничего не делал, чтобы помочь выздоровлению, — не то что мистер Элтон. Мистер Найтли, всегда такой добрый, такой чуткий, такой по-настоящему внимательный ко всем, никогда не заслуживал того, чтобы его любили меньше, чем сейчас. И было бы слишком самонадеянно даже надеяться, что Харриет
могла бы влюбиться более чем в _трёх_ мужчин за один год.




 ГЛАВА XVI

 Эмма испытала огромное облегчение, когда узнала, что Харриет, как и она сама, хочет избежать встречи. Их общение было достаточно болезненным даже на расстоянии. Насколько хуже было бы, если бы им пришлось встретиться!

Харриет держалась, как и следовало ожидать, без упрёков или явного чувства обиды; и всё же Эмме казалось, что в её манере поведения было что-то обидное, что-то граничащее с обидой, и это усиливало желание, чтобы они жили отдельно.
Возможно, это было лишь её собственное ощущение, но казалось, что только ангел мог бы остаться совершенно невозмутимым после такого удара.

 Ей не составило труда получить приглашение от Изабеллы, и ей повезло, что у неё была достаточная причина для этого, не нужно было ничего придумывать. — У неё болел зуб. Харриет действительно хотела и какое-то время собиралась обратиться к дантисту. Миссис Джон Найтли была рада быть полезной.
Любое недомогание было для неё поводом обратиться к врачу.
И хотя она не так любила дантистов, как мистера Уингфилда, она была
Эмма была очень рада, что Харриет окажется под её опекой. Когда с этой стороны всё было улажено, Эмма предложила это своей подруге и обнаружила, что та очень сговорчива. Харриет должна была уехать; её пригласили как минимум на две недели; её должны были доставить в карете мистера Вудхауса. Всё было улажено, всё было завершено, и Харриет благополучно оказалась на Брансуик -сквер.

Теперь Эмма действительно могла наслаждаться визитами мистера Найтли; теперь она могла говорить и слушать с истинным счастьем, не сдерживаемым чувством несправедливости, вины или чего-то очень болезненного, что преследовало её
Она думала о ней, вспоминая, как было разбито сердце той, что была рядом с ней, как много она могла бы вынести в тот момент и на небольшом расстоянии от неё, если бы чувства, которые она сама сбила с пути, не взяли над ней верх.

 То, что Харриет была у миссис Годдард или в Лондоне, возможно, неразумно влияло на чувства Эммы; но она не могла думать о ней в Лондоне без предметов для любопытства и занятий, которые должны были отвлекать её от прошлого и выводить из себя.

Она не позволила бы ни одной другой тревоге занять то место в её сознании, которое занимала Харриет. Между ними была связь
перед ней стояла задача, с которой могла справиться только _она_ —
признаться отцу в своей помолвке; но сейчас она не хотела об этом думать. — Она решила отложить признание до тех пор, пока миссис Уэстон не будет в безопасности и не поправится. Не стоит в этот период сеять панику среди тех, кого она любит, и не стоит подвергать себя опасности раньше назначенного срока.— По крайней мере, две недели
безделья и душевного покоя должны были увенчать все более теплые, но и более волнующие радости.

Вскоре она решила, что это и ее долг, и ее удовольствие, — занять себя на полдня.
час этого праздника души — визит к мисс Фэрфакс. — Ей следовало бы пойти — и ей не терпелось увидеться с ней; сходство их нынешнего положения усиливало все прочие мотивы доброй воли. Это было бы _тайным_ удовольствием; но осознание схожести перспектив, несомненно, добавило бы интереса к тому, что Джейн могла бы рассказать.

Она пошла — однажды она уже безуспешно подходила к двери, но не заходила в дом с того утра после Бокс-Хилла, когда бедная Джейн была в таком отчаянии, что это вызвало у неё сострадание, хотя всё
худшее из её страданий было непредсказуемым. — Страх, что её всё ещё не ждут, заставил её, хотя она и была уверена, что они дома,
подождать в коридоре и окликнуть их по имени.— Она услышала, как Пэтти объявила об этом; но не было той суматохи, которую бедная мисс Бейтс так удачно изобразила. — Нет, она не услышала ничего, кроме мгновенного ответа: «Попроси её подняться». — А через мгновение на лестнице её встретила сама Джейн, которая торопливо вышла вперёд, как будто другого приёма было недостаточно.  — Эмма никогда не видела её такой.
Вы так хорошо выглядите, так милы, так очаровательны. В вас есть осознанность,
живость и теплота; в вас есть всё, чего только можно пожелать от лица или манер.— Она подошла, протягивая руку,
и сказала тихим, но очень проникновенным голосом:
— Это очень мило с вашей стороны!— Мисс Вудхаус, я не могу выразить...
Надеюсь, вы поверите... Простите, что я так теряюсь от слов.

Эмма была польщена и вскоре уже не стеснялась в выражениях, если бы звук голоса миссис Элтон, доносившийся из гостиной, не заставил её замолчать.
и сочла целесообразным выразить всю свою дружбу и все свои поздравления очень, очень искренним рукопожатием.

 Миссис Бейтс и миссис Элтон были вместе. Мисс Бейтс отсутствовала, что и объясняло прежнее спокойствие. Эмма могла бы пожелать миссис
Элтон был в другом месте, но она была в настроении проявлять терпение по отношению ко всем.
И поскольку миссис Элтон встретила её с необычайной любезностью, она надеялась, что эта встреча не причинит им вреда.

 Вскоре она уже могла читать мысли миссис Элтон и
понимать, почему та, как и она сама, пребывала в хорошем расположении духа. Всё дело было в том, что
Эмма сразу же заметила, что мисс Фэйрфакс в чем-то ей доверяет и считает, что она в курсе того, что для других людей все еще остается тайной.  Эмма сразу же заметила это по выражению ее лица.
Отдавая дань уважения миссис Бейтс и делая вид, что прислушивается к ответам доброй старушки, она увидела, как та с какой-то тревожной таинственностью складывает письмо, которое, по всей видимости, читала вслух мисс Фэйрфакс, и кладет его в пурпурно-золотую сумочку, стоявшую рядом с ней, многозначительно кивая и говоря:

— Знаешь, мы можем закончить это как-нибудь в другой раз. Мы с тобой не захотим
возможности. И, по сути, вы уже услышали всё самое важное.
 Я лишь хотел доказать вам, что миссис С. принимает наши извинения и не обижается. Вы видите, как мило она пишет. О, она очаровательное создание! Вы бы влюбились в неё, если бы ушли. Но больше ни слова. Давайте будем осмотрительны — ведь мы ведём себя хорошо.— Тише! — Ты
помнишь эти строки — я сейчас не вспомню, что это за стихотворение:

 «Когда дама в беде,
ты знаешь, что все остальное отходит на второй план».


 Теперь я скажу, моя дорогая, что в _нашем_ случае вместо _дамы_ читай — мама!
мудро.—Я в прекрасном расположении духа, не так ли? Но я хочу успокоить ваше
сердце относительно миссис С. —_My_ представительство, как видите, вполне
успокоило ее.

И снова, когда Эмма просто повернула голову, чтобы посмотреть на вязанье миссис Бейтс
, она добавила полушепотом,

“Я не упоминала никаких имен, как вы могли заметить. нет, осторожный, как
государственный министр. Я справился с этим на отлично».

 Эмма не сомневалась. Это было явное проявление чувств, которое повторялось при каждом удобном случае. Когда они немного поболтали о погоде и миссис Уэстон, она вдруг услышала, как он обращается к ней:

“ Вам не кажется, мисс Вудхаус, что наша дерзкая маленькая подружка
очаровательно поправилась?—Не думаете ли вы ее вылечить Перри высшая
кредит?—(вот с такой стороны,-взгляд великого смысла на Джейн.) На мой
слово, Перри восстановил ее в замечательный короткий срок!—Ой! если бы вы
видели её, как я, когда ей было хуже всего!» — А когда миссис Бейтс
что-то сказала Эмме, она прошептала: «Мы не говорим ни слова о
какой-либо _помощи_, которую мог оказать Перри; ни слова о некоем
молодом враче из Виндзора. О! нет, вся заслуга будет принадлежать
Перри».

“У меня скудные имел удовольствие видеть вас, Мисс Вудхаус,” она
вскоре после этого началось“, так как партия на бокс Хилл. Очень приятно
партии. Но все же я думаю, что было что-то хочет. Вещи не
похоже—что это, казалось, чуть облаке духов каких-то.—Так
оказалось, по крайней мере для меня, но может быть я ошибаюсь. Однако, я думаю,
это ответило настолько, что побудило пойти снова. Что вы оба скажете, если мы соберём одну и ту же компанию и снова отправимся в Бокс-Хилл, пока стоит хорошая погода? — Это должна быть одна и та же компания, совершенно одна и та же, без исключений.

Вскоре после этого вошла мисс Бейтс, и Эмма не смогла удержаться от того, чтобы не рассказать ей о своих сомнениях по поводу первого ответа, который она дала самой себе.
Она полагала, что эти сомнения возникли из-за неуверенности в том, что можно сказать, и из-за нетерпения поскорее всё выложить.


 — Спасибо, дорогая мисс Вудхаус, вы очень добры. — Невозможно сказать... Да, конечно, я прекрасно понимаю... перспективы моей дорогой Джейн... то есть я не это имела в виду. — Но она чудесным образом поправилась.— Как поживает мистер
 Вудхаус? — Я так рад. — Это выше моих сил. — Какой у вас здесь счастливый маленький кружок. — Да, действительно. — Очаровательный молодой человек! — то есть...
очень дружелюбно; я имею в виду, добрый мистер Перри! — такое внимание к Джейн!» — И по её огромному, более чем обычному, выражению благодарности миссис Элтон за то, что та пришла, Эмма догадалась, что в доме викария было небольшое недовольство Джейн, которое теперь было милостиво преодолено. — После нескольких шёпотов, которые не оставляли сомнений в этом, миссис Элтон заговорила громче:

— Да, я здесь, мой добрый друг; и я здесь так давно, что в любом другом месте счёл бы нужным извиниться; но, по правде говоря
в том, что я жду моего господина и наставника. Он обещал присоединиться ко мне
здесь и засвидетельствовать вам свое почтение.

“ Что? будем ли мы иметь удовольствие видеть мистера Элтона?— Это будет
поистине одолжением! я знаю, джентльмены не любят утренних визитов,
а у мистера Элтона так мало времени.

“ Честное слово, так и есть, мисс Бейтс.—Он действительно занят с утра до ночи.
ночь.— К нему постоянно приходят люди под тем или иным предлогом. — Судьи, надзиратели и церковные старосты всегда хотят знать его мнение. Кажется, они ничего не могут сделать без него
— Честное слово, мистер Э., — часто говорю я, — лучше вы, чем я.
Я не знаю, что стало бы с моими карандашами и инструментом, если бы у меня было в два раза больше желающих.
И так уже плохо, потому что я совершенно непростительно пренебрегаю и тем, и другим. — Кажется, за эти две недели я не сыграл ни одной ноты.— Тем не менее он приедет, уверяю вас: да, действительно, специально для того, чтобы навестить вас всех. — И, подняв руку, чтобы заслонить свои слова от Эммы, — Поздравительный визит, понимаете ли. — О! да, совершенно необходимый.

Мисс Бейтс огляделась по сторонам с таким радостным выражением лица!

“Он пообещал прийти ко мне, как только сможет отделаться от
Найтли; но они с Найтли заперты и глубоко совещаются.
Мистер Э. - правая рука Найтли ”.

Эмма ни за что на свете не улыбнулась бы и только спросила: “Мистер Элтон
отправился пешком в Донвелл?— У него будет жаркая прогулка”.

- О, нет, это встреча в “Короне", обычная встреча. Уэстон и
Коул тоже будет там; но мы склонны говорить только о тех, кто
ведет.—Мне кажется, мистер Э. и Найтли делают все по-своему ”.

“ Вы не ошиблись днем? ” спросила Эмма. “ Я почти уверена, что
встреча в "Короне" состоится не раньше завтрашнего дня. - Мистер Найтли был вчера в
Хартфилде и говорил о ней как о субботней.

“О нет, встреча, безусловно, состоится сегодня”, - последовал резкий ответ, который
указывал на невозможность какой-либо ошибки со стороны миссис Элтон. — Я
поверьте, ” продолжила она, - это самый беспокойный приход, который когда-либо был
. Мы никогда не слышали о таких вещах в Мейпл-Гроув.

— Ваш приход был небольшим, — сказала Джейн.

 — Честное слово, моя дорогая, я не знаю, потому что никогда не слышал, чтобы об этом говорили.

 — Но об этом свидетельствует малочисленность школы, о которой я слышала
вы говорите о школе, находящейся под патронажем вашей сестры и миссис Брэгг;
единственной школе, в которой учится не более двадцати пяти детей».

«Ах! умница, это правда. Какой у тебя сообразительный ум!
Послушай, Джейн, из нас с тобой получилась бы идеальная пара, если бы мы могли быть вместе. Моя живость и твоя основательность
привели бы нас к совершенству».—Не то чтобы я осмеливался намекать, однако, на то, что
некоторые люди, возможно, уже не считают тебя совершенством.—Но тише! — ни слова!
ни слова, пожалуйста.”

Это казалось ненужным предостережением; Джейн хотела высказать свои слова,
не к миссис Элтон, а к мисс Вудхаус, что последняя прекрасно видела.
 Желание выделить её, насколько это позволяла вежливость, было очень очевидным, хотя зачастую не выходило за рамки взгляда.

 Появился мистер Элтон. Его супруга поприветствовала его с присущей ей искромётной живостью.

— Очень мило с вашей стороны, сэр, честное слово, отправить меня сюда, чтобы я был обузой для своих друзей, и это за столько времени до того, как вы соблаговолите прийти! — Но вы знали, с каким послушным существом вам придётся иметь дело. Вы знали, что я не пошевелюсь, пока не появится мой господин и хозяин. — Вот и я
«Сижу здесь уже час, давая этим юным леди пример истинного супружеского послушания — ведь кто знает, как скоро оно может понадобиться?»

 Мистер Элтон так устал и измучился от жары, что все эти остроты казались ему бессмысленными.
 Он должен был проявить учтивость по отношению к другим дамам, но его следующей целью было пожаловаться на жару, от которой он страдал, и на то, что прогулка оказалась напрасной.

«Когда я добрался до Донвелла, — сказал он, — Найтли нигде не было. Очень странно! Очень необъяснимо! после того письма, которое я отправил ему сегодня утром, и ответа, который он прислал, он наверняка должен был быть дома до часу».

— Донвелл! — воскликнула его жена. — Мой дорогой мистер Э., вы не были в Донвелле! — Вы имеете в виду «Корону»; вы вернулись с собрания в «Короне».

 — Нет, нет, это было завтра; и именно поэтому я хотел сегодня увидеться с Найтли. — Такое ужасное жаркое утро! — Я тоже ходил по полям (говорит тоном, полным пренебрежения), и от этого становилось только хуже. А потом я не нахожу его дома! Уверяю вас, я совсем не в восторге.
И никаких извинений, никаких сообщений для меня.
Экономка заявила, что ничего не знала о том, что я должен был приехать. — Очень
невероятно!—И никто вообще не знал, в какую сторону он ушел. Возможно, в
Хартфилд, возможно, на мельницу Эбби, возможно, в свой лес.—Мисс
Вудхаус, это не похоже на нашего друга Найтли!— Ты можешь это объяснить?”

Эмма развлекла себя, заявив, что это действительно очень необычно.
и что у нее нет ни слова, чтобы сказать в его защиту.

— Я не могу себе представить, — сказала миссис Элтон (испытывая унижение, как и подобает жене), — я не могу себе представить, как он мог так поступить с тобой, из всех людей на свете! Это последний человек, от которого можно было ожидать такого.
— Забыть! — Мой дорогой мистер Э., он, должно быть, оставил вам записку, я в этом уверен. — Даже Найтли не мог быть таким эксцентричным; а его слуги забыли об этом. — Можете не сомневаться, так оно и было: и вполне вероятно, что так и случилось с слугами Донвелла, которые, как я часто замечал, чрезвычайно неуклюжи и нерасторопны. — Я уверен, что не стал бы держать такое существо, как его Гарри, у нашего буфета.
А что касается миссис Ходжес, то Райт относится к ней очень пренебрежительно.
Она пообещала Райту чек, но так и не отправила его».

«Я встретил Уильяма Ларкинса, — продолжил мистер Элтон, — когда подходил к дому.
Он сказал мне, что его хозяина нет дома, но я ему не поверил.
Уильям выглядел довольно угрюмым. Он сказал, что не знает, что в последнее время происходит с его хозяином, но тот почти не разговаривает. Я не имею никакого отношения к желаниям Уильяма, но
действительно очень важно, чтобы _я_ сегодня встретился с Найтли.
Следовательно, мне придётся совершить эту утомительную прогулку впустую.

Эмма чувствовала, что ей ничего не остаётся, кроме как отправиться домой. По всей вероятности, её как раз ждали там; и мистер.
Найтли, возможно, не стал бы ещё больше злиться на мистера Элтона, если не на Уильяма Ларкинса.


Выходя из комнаты, она была рада обнаружить, что мисс Фэйрфакс решила проводить её и даже спуститься с ней по лестнице; это дало ей возможность, которой она тут же воспользовалась, сказать:

«Возможно, это и к лучшему, что у меня не было такой возможности. Если бы тебя не окружали другие друзья, у меня мог бы возникнуть соблазн
вводить тему, задавать вопросы, говорить более открыто, чем могло бы быть
это было бы строго корректно.—Я чувствую, что, безусловно, должен был быть
дерзким ”.

“ О! ” воскликнула Джейн, краснея и колеблясь, что, по мнению Эммы,
бесконечно больше шло ей, чем все ее обычное элегантное самообладание.
“ не было бы никакой опасности. Опасность была бы
мои утомить вас. Вы не могли бы радует меня больше, чем
выражая интерес. В самом деле, мисс Вудхаус (более собранным тоном), учитывая, что я совершила проступок, очень
После столь серьёзного проступка мне особенно приятно знать, что те из моих друзей, чьё доброе мнение мне дороже всего, не испытывают такого отвращения, чтобы... У меня нет времени на половину того, что я хотел бы сказать. Мне так хочется извиниться, оправдаться, что-то объяснить. Я чувствую, что так и должно быть. Но, к сожалению... Короче говоря, если ваше сострадание не распространяется на моего друга...

 — О! — Вы слишком щепетильны, право же, — горячо воскликнула Эмма и взяла её за руку. — Вы не должны передо мной извиняться, и все, перед кем вы, возможно, должны были бы извиниться, так довольны и счастливы
даже...

 «Вы очень добры, но я знаю, как я вела себя с вами.  — Так холодно и неестественно!  — Мне всегда приходилось играть роль.  — Это была жизнь, полная обмана!  — Я знаю, что, должно быть, вызывала у вас отвращение».
 «Пожалуйста, не говорите больше ничего.  Я чувствую, что все извинения должны исходить от меня.
 Давайте сразу простим друг друга.  Мы должны сделать всё, что в наших силах».
Это самый быстрый способ, и я думаю, что наши чувства не будут ждать. Надеюсь, у вас приятные вести из Виндзора?


— Очень.

 — И следующая новость, полагаю, будет такой: мы потеряем вас — как раз в тот момент, когда я начинаю вас узнавать.

“ О! что касается всего этого, то, конечно, пока ничего нельзя придумать. Я здесь
до тех пор, пока за мной не заявятся полковник и миссис Кэмпбелл.

“Возможно, на самом деле еще ничего нельзя решить”, - ответила Эмма,
улыбаясь— “Но, извините меня, об этом нужно подумать”.

Улыбка была возвращена, когда Джейн ответила,

“ Вы совершенно правы, об этом уже думали. И я признаюсь вам (я уверен, что это будет безопасно), что с нашим проживанием у мистера Черчилля в Энскомбе всё решено.
Должно пройти по меньшей мере три месяца глубокого траура; но когда они закончатся, я думаю, ждать больше нечего.

“Спасибо, спасибо.— Это как раз то, в чем я хотел быть уверен.—О!
если бы ты знал, как сильно я люблю все, что решено и
открыто!— До свидания, до свидания”.




ГЛАВА XVII


Все друзья миссис Уэстон были счастливы, что она в безопасности; и если
удовлетворение от ее хороших поступков могло быть увеличено для Эммы, то это было благодаря
осознанию того, что она мать маленькой девочки. Она твёрдо решила
выдать её за мисс Уэстон. Она не признавалась, что делает это с
намерением в будущем выдать её замуж за одного из сыновей
Изабеллы; но она была убеждена, что дочь подошла бы им обоим
отцу и матери лучше всех. Мистеру Уэстону было бы очень приятно, когда бы он стал старше — а даже мистер Уэстон может стать старше через десять лет, — если бы его дом оживляли игры и глупости, причуды и фантазии ребёнка, которого никогда не прогоняли из дома; а миссис Уэстон — никто не сомневается, что дочь была бы для неё самым дорогим человеком;
и было бы очень жаль, если бы тот, кто так хорошо умел преподавать, больше не мог использовать свои способности.

 «Знаете, у неё было преимущество — она практиковалась на мне», — сказала она
— продолжала она, — как баронесса д’Альман в «Графине д’Одалис» мадам де Жанлис в «Аделаиде и Теодоре», и теперь мы увидим, как её собственная маленькая Аделаида будет воспитываться по более совершенному плану.

 — То есть, — ответил мистер Найтли, — она будет баловать её ещё больше, чем вас, и считать, что совсем её не балует. Это будет единственное отличие.

— Бедное дитя! — воскликнула Эмма. — Что же с ней будет?

 — Ничего особенного. — Такова судьба тысяч людей. В детстве она будет неприятной, но с возрастом исправится. Я теряю всякую надежду.
озлобление против баловней, моя дорогая Эмма. Я, в силу
все мое счастье, чтобы вы, не было бы во мне ужасную неблагодарность
быть тяжелыми для них?”

Эмма рассмеялась и ответила: “Но мне помогали все ваши
попытки противодействовать снисходительности других людей. Я сомневаюсь, что
мой собственный здравый смысл исправил бы меня без этого”.

“А вы?— Я в этом не сомневаюсь. Природа наделила вас пониманием, мисс Тейлор.
Природа наделила вас принципами. Вы, должно быть, хорошо справились. Моё вмешательство могло принести как пользу, так и вред. Для вас было вполне естественно сказать, что
Какое он имеет право читать мне нотации? — и, боюсь, для тебя вполне естественно чувствовать, что это было сделано в неприятной манере. Я не думаю, что сделал тебе что-то хорошее. Я сделал хорошо только себе, сделав тебя объектом своей самой нежной привязанности. Я не мог так много думать о тебе, не идеализируя тебя, со всеми твоими недостатками; и, воображая себе столько ошибок, я был влюблен в тебя с тех пор, как тебе исполнилось тринадцать, по крайней мере.

— Я уверена, что вы были мне полезны, — воскликнула Эмма. — Вы часто оказывали на меня благотворное влияние — чаще, чем я признавалась в то время. Я
я совершенно уверен, что ты поступила со мной хорошо. И если бедняжку Анну Уэстон нужно избаловать, то с твоей стороны будет величайшим проявлением человечности сделать для неё то же, что ты сделала для меня, за исключением того, что ты не влюбилась в неё, когда ей было тринадцать.

“Как часто, когда ты была девочкой, ты сказал мне, с одним из ваших
дерзкий внешний вид—‘Мистер Найтли, я собираюсь сделать так-то и так-то, папа говорит, что я
может, и мне Мисс Тейлор оставить—то, что ты знал, что я сделал
не одобряю. В таких случаях мое вмешательство вызывало у вас два плохих чувства
вместо одного ”.

“Каким любезным созданием я был!— Неудивительно, что вы придерживали мои речи
в таких нежных воспоминаниях».

 «Мистер Найтли. — Вы всегда называли меня «мистер Найтли», и по привычке это звучит не так официально. — И всё же это официально. Я хочу, чтобы вы называли меня как-то иначе, но не знаю, как».
 «Я помню, как однажды, лет десять назад, в одном из своих милых порывов, назвал вас «Джордж». Я сделал это, потому что думал, что тебя это обидит; но, поскольку ты не возражала, я больше никогда так не поступал.

 — А теперь ты не можешь называть меня Джорджем?

 — Это невозможно!  Я никогда не смогу называть тебя иначе, как «мистер Найтли».  Я даже не обещаю, что смогу сравняться с элегантной лаконичностью миссис Элтон.
Я буду называть вас мистер К. — Но я обещаю, — добавила она, смеясь и краснея, — я обещаю однажды назвать вас по имени. Я не скажу когда, но, возможно, вы догадаетесь где — в том здании, где Н. принимает М. к лучшему или к худшему.

Эмма сожалела, что не может более открыто относиться к одному важному
делу, которое он мог бы сделать для неё, следуя здравому смыслу, и к совету,
который спас бы её от худшего из всех её женских заблуждений —
от её добровольной близости с Гарриет Смит; но это была слишком деликатная
тема. — Она не могла её затронуть. — Гарриет упоминалась очень редко
между ними Это, с его стороны, могло быть вызвано тем, что он не думал о ней; но Эмма скорее склонялась к тому, чтобы приписать это деликатности и подозрению, основанному на некоторых обстоятельствах, что их дружба угасает. Она и сама понимала, что, расстанься они при других обстоятельствах, они наверняка переписывались бы чаще и что её разум не был бы так сильно сосредоточен на письмах Изабеллы, как сейчас. Он мог бы заметить, что это так. Боль от того, что я была вынуждена скрывать свои чувства к нему, была ничуть не меньше
о том, как ей больно от того, что она сделала Харриет несчастной.

 Изабелла прислала вполне удовлетворительный отзыв о своей гостье.
При первом визите она показалась ей не в духе, что было вполне естественно, ведь ей нужно было проконсультироваться со стоматологом.
Но после того, как с этим делом было покончено, она не заметила в Харриет никаких изменений по сравнению с тем, какой та была раньше.— Изабелла,
конечно, не была наблюдательным человеком, но если бы Харриет не играла с детьми, это не ускользнуло бы от её внимания.
 Харриет с удовольствием поддерживала Эмму в её утешениях и надеждах.
Она собиралась остаться подольше; её двухнедельное пребывание, скорее всего, растянется как минимум на месяц.
Мистер и миссис Джон Найтли должны были приехать в августе, и её пригласили остаться до тех пор, пока они не смогут забрать её обратно.

 «Джон даже не упоминает о твоём друге, — сказал мистер Найтли. — Вот его ответ, если хочешь его увидеть».


Это был ответ на сообщение о его намерении жениться. Эмма
взяла его с большим нетерпением, всем своим существом желая
узнать, что он скажет по этому поводу, и ничуть не смутившись, когда
услышала, что её друг не упомянут.

«Джон, как брат, разделяет моё счастье», — продолжил мистер
Найтли, — но он не умеет льстить, и хотя я прекрасно знаю, что он питает к тебе самые братские чувства, он настолько далёк от того, чтобы рассыпаться в похвалах, что любая другая молодая женщина могла бы счесть его довольно холодным в своих восхвалениях. Но я не боюсь, что ты увидишь, что он пишет».

 «Он пишет как здравомыслящий человек, — ответила Эмма, прочитав письмо. — Я ценю его искренность. Совершенно очевидно, что он считает, что все преимущества в этой помолвке на моей стороне, но при этом не теряет надежды, что со временем я стану достойна твоей любви.
ты уже думаешь обо мне. Если бы он сказал что-нибудь, что можно было бы истолковать иначе.
Я бы ему не поверила.

“ Моя Эмма, он ничего такого не имел в виду. Он только имеет в виду...

“Он и я мало отличаются по нашему мнению, из двух,”
прерывается она, с какой-то серьезной улыбкой—“гораздо меньше, наверное, чем
он знает, что, если бы мы могли войти без церемонии или резерв на
предметом”.

“ Эмма, моя дорогая Эмма...

— О! — воскликнула она с ещё большим воодушевлением. — Если вам кажется, что ваш брат не оказывает мне должного внимания, просто подождите, пока мой дорогой отец узнает об этом.
и выслушаю его мнение. Будь уверена, он будет далёк от того, чтобы воздать _тебе_ должное. Он будет думать, что всё счастье, все преимущества — на твоей стороне, а все заслуги — на моей. Я бы хотела, чтобы я не превратилась в «бедную Эмму» в его глазах. — Его нежное сострадание к угнетённым не может зайти так далеко.

— Ах, — воскликнул он, — как бы я хотел, чтобы твоего отца было так же легко убедить, как Джона, в том, что у нас есть все права, которые может дать равноправие, на то, чтобы быть счастливыми вместе. Меня позабавила одна часть письма Джона — ты заметил? — где он говорит, что мои сведения не убедили его полностью
Он был так удивлён, что скорее ожидал услышать что-то подобное.


 «Если я правильно понял вашего брата, он имеет в виду только то, что вы подумываете о замужестве. Он ничего не знал обо мне. Кажется, он совершенно не был к этому готов».

 «Да, да, но меня забавляет, что он так хорошо разглядел мои чувства. По чему он судил?»— Я не замечаю никакой разницы в своём настроении или манере общения, которая могла бы подготовить его к тому, что я выйду замуж, сейчас или в другое время. — Но, полагаю, так и было. Осмелюсь сказать, что разница была, когда я жила у них
на днях. Кажется, я не так много играл с детьми, как обычно.
Помню, как однажды вечером бедные мальчики сказали: «Дядя, кажется,
теперь всегда такой уставший».

 Приближалось время, когда новость должна была распространиться дальше и повлиять на других людей. Как только миссис Уэстон достаточно оправилась, чтобы принимать визиты мистера Вудхауса, Эмма, решив, что в этом деле следует прибегнуть к её мягким уговорам, сначала объявила об этом дома, а затем в Рэндаллсе. — Но как же наконец сообщить об этом отцу! — Она дала себе слово сделать это в такой час
В отсутствие мистера Найтли или когда дело дошло бы до этого, у неё бы сердце упало, и она бы отложила разговор. Но мистер Найтли должен был прийти именно в это время и поддержать её начинание. Она была вынуждена заговорить, и заговорить бодро. Она не должна была усугублять его страдания своим меланхоличным тоном.
 Она не должна была показывать, что считает это несчастьем.— Собравшись с духом, она
сначала подготовила его к чему-то странному, а затем в нескольких словах сказала, что если он согласится и одобрит
Добившись своего — что, как она надеялась, не составит труда, поскольку это был план, который должен был сделать счастливыми всех, — они с мистером
Найтли собирались пожениться. Таким образом, Хартфилд получил бы постоянное общество человека, которого, как она знала, он любил больше всего на свете, после своих дочерей и миссис Уэстон.

Бедняга! Поначалу это стало для него большим потрясением, и он искренне пытался отговорить её от этого. Ей не раз напоминали о том, что она всегда говорила, что никогда не выйдет замуж, и уверяли, что для неё будет гораздо лучше остаться незамужней. А ещё ей рассказывали о бедняге
Изабелла и бедная мисс Тейлор. — Но так не пойдёт. Эмма нежно обняла его, улыбнулась и сказала, что так оно и есть; и что он не должен ставить её в один ряд с Изабеллой и миссис Уэстон, чьи замужества, разлучившие их с Хартфилдом, действительно стали печальным событием. Но она не уедет из Хартфилда; она всегда будет там; она не внесёт никаких изменений в их жизнь или быт, кроме как к лучшему; и она была совершенно уверена, что он станет намного счастливее, если мистер Найтли всегда будет рядом, когда он к этому привыкнет
— Разве он не любил мистера Найтли? — Он бы не стал этого отрицать, она была уверена. — С кем он когда-либо советовался по делам, кроме мистера Найтли? — Кто был ему так полезен, кто так охотно писал его письма, кто так радовался возможности помочь ему? — Кто был таким весёлым, таким внимательным, таким преданным ему? — Разве он не хотел бы, чтобы тот всегда был рядом? — Да.
Всё это было правдой. Мистер Найтли не мог бывать там слишком часто; он был бы рад видеть его каждый день, но они и так виделись каждый день. — Почему они не могли продолжать в том же духе?

Мистер Вудхаус не сразу смирился с этим, но худшее было позади, идея была подана, а время и постоянное повторение должны были сделать остальное.
 Уговорам и заверениям Эммы последовали заверения мистера Найтли, чья искренняя похвала в её адрес даже как бы приветствовала эту тему, и вскоре он уже привык к тому, что все говорят о ней при каждом удобном случае.— Они получили всю возможную помощь от Изабеллы в виде писем с выражением
самого горячего одобрения; и миссис Уэстон была готова при первой же встрече рассмотреть этот вопрос в наиболее выгодном свете — сначала как решённый,
и, во-вторых, как хороший человек — прекрасно осведомлённый о почти равной важности этих двух рекомендаций для мистера Вудхауса. — Было решено, что так и будет.
Все, кто обычно направлял его, уверяли его, что это пойдёт ему на пользу.
И, испытывая некоторые чувства, которые почти допускали это, он начал думать, что когда-нибудь — возможно, через год или два — будет не так уж плохо, если этот брак состоится.

Миссис Уэстон не притворялась и не изображала никаких чувств, говоря с ним о предстоящем событии. — Она была крайне удивлена.
никогда ещё не была так счастлива, как в тот день, когда Эмма впервые рассказала ей об этом романе; но она
видела в этом только то, что сделает всех счастливее, и без колебаний
подталкивала его к этому.— Она так уважала мистера Найтли, что
считала его достойным даже своей дорогой Эммы; и это была во всех отношениях столь правильная, подходящая и безупречная связь, а в одном отношении, в одном пункте высочайшей важности, столь особенно подходящая, столь необычайно удачная, что теперь казалось, будто Эмма не могла бы с уверенностью привязаться к кому-то другому и что она сама
я был самым глупым из всех, кто не подумал об этом и не пожелал этого давным-давно. — Как мало людей из того круга, к которому принадлежит Эмма, отказались бы от собственного дома ради Хартфилда! И кто, кроме мистера.
Найтли, мог бы найти общий язык с мистером Вудхаусом и сделать такое предложение желанным! — Как трудно было избавиться от бедного мистера
Вудхаус всегда был в центре внимания как её мужа, так и её самой, поскольку они планировали брак между Фрэнком и Эммой. Как урегулировать претензии Энскомба и Хартфилда, было постоянной проблемой, которую мистер
 не признавал.Уэстон был более убедителен, чем она сама, но даже он никогда не мог закончить разговор лучше, чем сказав: «Эти вопросы решатся сами собой; молодые люди найдут выход». Но здесь не было ничего, что можно было бы отодвинуть на задний план в диких домыслах о будущем. Всё было в порядке, всё было открыто, всё было по-честному. Ни одна из сторон не принесла в жертву ничего достойного. Это был союз, который сам по себе сулил величайшее счастье, и не было ни одной реальной, разумной причины, которая могла бы помешать ему или отсрочить его.

Миссис Уэстон с ребёнком на коленях предаётся подобным размышлениям
Она была одной из самых счастливых женщин в мире. Если что-то и могло усилить её радость, так это осознание того, что ребёнок скоро перерастёт свои первые шапочки.

 Эта новость стала неожиданностью для всех, где бы она ни распространилась, и мистер Уэстон получил свою пятиминутную долю удивления, но пяти минут было достаточно, чтобы его сообразительный ум освоился с этой идеей.— Он видел преимущества этого брака и радовался им со всем постоянством своей жены; но очень скоро удивление прошло, и к концу часа он уже был близок к тому, чтобы поверить, что всегда это предвидел.

«Значит, это должно оставаться в секрете, — сказал он. — Такие вещи всегда остаются в секрете, пока не выясняется, что все о них знают. Только скажите мне, когда я смогу высказаться. Интересно, есть ли у Джейн какие-нибудь подозрения».

 На следующее утро он отправился в Хайбери и убедился в этом. Он рассказал ей новости. Разве она не была ему как дочь, его старшая дочь? — он должен был ей сказать; и, поскольку мисс Бейтс присутствовала при этом, она, конечно же, сразу же передала это миссис Коул, миссис Перри и миссис Элтон.  Это было не более чем то, к чему были готовы главные действующие лица; они
С того момента, как об этом стало известно в Рэндаллсе, они подсчитывали, как скоро об этом узнают в Хайбери, и с большой проницательностью думали о себе как о предмете вечерних пересудов во многих семьях.

 В целом это был очень удачный союз. Кто-то мог считать, что ему повезло, а кто-то — что ей. Одни могли рекомендовать им всем переехать в Донвелл и оставить Хартфилд Джону
Найтли; другой мог бы предсказать разногласия между их слугами; но в целом серьёзных возражений не было
Все были на ногах, кроме одного человека — викария. — Там удивление не смягчилось ни малейшим удовлетворением. Мистера Элтона это мало заботило,
в отличие от его жены; он лишь надеялся, что «гордость молодой леди теперь будет удовлетворена», и предполагал, что «она всегда собиралась выйти за Найтли, если бы смогла», а в отношении жизни в Хартфилде мог смело воскликнуть: «Лучше он, чем я!» Но миссис Элтон была очень расстроена.
— Бедный Найтли! бедняга! — печальное для него событие».
Она была крайне обеспокоена, ведь, несмотря на всю свою эксцентричность, он был очень хорошим человеком
качества. — Как он мог так обмануться? — Я и не думал, что он влюблён, ни в малейшей степени. — Бедный Найтли! — Теперь все приятные отношения с ним будут разорваны. — Как он был счастлив приходить к ним на ужин, когда они его приглашали! Но теперь всему этому придёт конец. — Бедняга! — Больше никаких вылазок в Донвелл ради _неё_. О нет;
Там была бы миссис Найтли, которая осаживала бы всех и вся.
— Крайне неприятно! Но она совсем не жалела о том, что на днях нагрубила экономке. — Шокирующий план, жить
вместе. Это никуда не годится. Она знала семью из Мейпл-Гроув, которая
попыталась это сделать и была вынуждена расстаться до конца первого
квартала.




 ГЛАВА XVIII

Время шло. Ещё несколько дней, и прибудет делегация из Лондона. Это была тревожная перемена, и однажды утром Эмма задумалась о ней.
Она решила, что это должно сильно взволновать и огорчить её,
но тут вошёл мистер Найтли, и тревожные мысли отошли на второй план.
После первой приятной беседы он замолчал, а затем более серьёзным тоном начал:
«Я должен кое-что рассказать тебе, Эмма, кое-какие новости».

“ Хороший или плохой? ” быстро спросила она, глядя ему в лицо.

“ Я не знаю, как это следует назвать.

- О, я уверена, что хороший.— Я вижу это по твоему лицу. Ты пытаешься не улыбаться.
”

“ Боюсь, ” сказал он, сохраняя невозмутимость, “ я очень боюсь,
моя дорогая Эмма, что ты не улыбнешься, когда услышишь это.

“ В самом деле! но почему?— Я с трудом могу представить, что то, что нравится или забавляет тебя, не должно нравиться и забавлять меня.

 — Есть одна тема, — ответил он, — надеюсь, всего одна, по которой мы не сходимся во мнениях.  Он сделал паузу и снова улыбнулся, пристально глядя на
ее лицо. “ Тебе ничего не приходит в голову?— Неужели ты не вспоминаешь?— Харриет
Смит.

Ее щеки вспыхнули при этом имени, и она почувствовала, что чего-то боится,
хотя и не знала, чего именно.

- Вы сами что-нибудь слышали от нее сегодня утром? ” воскликнул он. “Вы, я
верю, и знаю все”.

“Нет, у меня нет; я ничего не знаю; молю, скажи мне.”

“ Я вижу, ты готова к худшему, и оно очень плохое. Харриет
Смит выходит замуж за Роберта Мартина.

Эмма вздрогнула, к чему, казалось, не была готова, и ее глаза,
в нетерпеливом взгляде, сказали: “Нет, это невозможно!” Но ее губы были
сжаты.

“ Это действительно так, ” продолжал мистер Найтли. “ Я узнал об этом от Роберта.
Сам Мартин. Он ушел от меня менее получаса назад.

Она все еще смотрела на него с самым говоря, изумление.

“Тебе нравится, моя Эмма, как я опасался.—Я хочу, чтобы наши мнения были
то же самое. Но со временем они будут. Время, можете быть уверены, заставит одного из нас
думать иначе; а пока нам не стоит много говорить на эту тему.


 — Вы меня неправильно поняли, совсем неправильно, — ответила она, стараясь говорить спокойно.
 — Не то чтобы такое обстоятельство сделало бы меня несчастной, но я
не могу в это поверить. Это кажется невозможным!—Ты же не хочешь сказать,
что Харриет Смит приняла Роберта Мартина. Ты не можешь иметь в виду, что он
даже сделал ей предложение снова — пока. Вы только имеете в виду, что он намеревается это сделать.

“Я имею в виду, что он это сделал”, - ответил мистер Найтли с улыбкой, но с
твердым решением, “и был принят”.

“ Боже милостивый! ” воскликнула она.— Ну! — Затем, взявшись за свою рабочую корзинку, чтобы
опустить голову и скрыть все те изысканные чувства восторга и
удовольствия, которые, как она знала, она должна была
испытывать, она добавила: — Ну, теперь расскажи мне всё.
понятно для меня. Как, где, когда?— Расскажи мне все. Я никогда не был
более удивлен — но это не делает меня несчастным, уверяю тебя.—Как— как?
это стало возможным?

“Это очень простая история. Он уехал в город по делам три дня назад,
и я попросил его заняться кое-какими бумагами, которые я хотел отправить
Джону.— Он передал эти бумаги Джону в его кабинете, и тот попросил его присоединиться к их компании в тот же вечер в «Эстли».
Они собирались взять с собой в «Эстли» двух старших мальчиков.
В компании должны были быть наш брат и сестра, Генри, Джон и мисс Смит. Мой друг Роберт
не смог устоять. Они позвали его к себе; все были в восторге; и мой брат пригласил его поужинать с ними на следующий день — что он и сделал — и во время этого визита (как я понимаю) он нашёл возможность поговорить с Гарриет; и, конечно же, не зря. — Своим согласием она сделала его таким же счастливым, каким он того заслуживает. Он приехал вчерашним дилижансом и был у меня сегодня утром сразу после завтрака, чтобы отчитаться о проделанной работе. Сначала он рассказал о моих делах, а затем о своих. Это всё, что я могу сообщить
как, где и когда. Ваша подруга Харриет расскажет вам гораздо больше, когда вы с ней увидитесь.
Она поделится с вами всеми подробностями, которые могут быть интересны только женщинам.
В наших разговорах мы касаемся только важного.— Однако я должен сказать, что сердце Роберта Мартина, казалось, было переполнено чувствами к _нему_ и ко _мне_.
Он упомянул, хотя это и не имело особого значения, что, покинув ложу в театре «Эстли», мой брат взял на себя заботу о миссис Джон Найтли и маленьком Джоне, а сам последовал за мисс Смит и Генри. И что в какой-то момент
время, когда они были в такой толпе, что мисс Смит стало не по себе.

Он замолчал. — Эмма не осмелилась ответить немедленно. Сказать, что она
было бы предать самым неразумным степень счастья.
Она должна ждать момента, или он будет думать, что она сошла с ума. Ее молчание
обеспокоило его; и, понаблюдав за ней немного, он добавил,

«Эмма, любовь моя, ты сказала, что это обстоятельство не сделает тебя несчастной.
Но я боюсь, что оно причиняет тебе больше боли, чем ты ожидала. Его положение — это зло, но ты должна рассматривать его как то, что удовлетворяет твои
друг; и я отвечу за то, что ты думаешь о нем все лучше и лучше по мере того, как
ты узнаешь его лучше. Его здравый смысл и принципы порадуют
вы.—Насколько человек обеспокоен, ты не мог пожелать своему другу в
лучше руками. Его положение в обществе, я мог бы изменить, если бы могла, что это
говорят многие интернет-уверяю тебя, Эмма.—Ты надо мной смеешься о William
Ларкиных; но я мог столь плохо запасные Роберт Мартин”.

Он хотел, чтобы она подняла глаза и улыбнулась. И теперь, когда она заставила себя не улыбаться слишком широко, она весело ответила:
«Вам не нужно прилагать никаких усилий, чтобы примирить меня с этим браком. Я думаю
У Харриет всё очень хорошо. _Её_ связи могут быть хуже, чем
_его_. В том, что касается порядочности, сомнений быть не может.
Я молчала просто от удивления, от чрезмерного удивления. Вы не
представляете, как внезапно это на меня обрушилось! как я была
не готова! ведь у меня были причины полагать, что совсем недавно
она была настроена против него гораздо сильнее, чем раньше.

— Вам лучше знать свою подругу, — ответил мистер Найтли. — Но я бы сказал, что она была добродушной, мягкосердечной девушкой, которая вряд ли могла бы
она была очень, очень непреклонна в отношении любого молодого человека, который говорил ей, что любит её».

 Эмма не смогла сдержать смех, отвечая: «Честное слово, я думаю, что вы знаете её не хуже меня.
Но, мистер Найтли, вы совершенно уверены, что она безоговорочно и искренне _приняла_ его? Я
могу предположить, что со временем она могла бы — но может ли она уже? — Вы не
поняли его неправильно?— Вы оба говорили о других вещах: о делах, о выставках скота, о новых упражнениях — и не могли ли вы в этой суматохе перепутать его с кем-то другим? — Он держал не за руку Харриет
я уверен — это были размеры какого-то знаменитого быка».

 Контраст между внешностью и манерами мистера Найтли и
Роберта Мартина в этот момент был настолько разительным для Эммы, и настолько яркими были воспоминания обо всём, что произошло совсем недавно
Со стороны Харриет так свежо звучали эти слова, произнесённые с таким
нажимом: «Нет, надеюсь, я знаю, что лучше не думать о Роберте Мартине»,
что она действительно ожидала, что эта новость окажется в какой-то
мере преждевременной. Иначе и быть не могло.

 «Вы смеете так говорить? — воскликнул мистер Найтли. — Вы смеете полагать, что я
такой большой болван, что не понимает, о чем говорит мужчина?— И чего же ты заслуживаешь?
- О! - воскликнул я. - Ты этого заслуживаешь?”

“ О! Я всегда заслуживаю самого лучшего отношения, потому что я никогда не мирился ни с каким другим.
и, следовательно, вы должны дать мне простой, прямой ответ.
Вы совершенно уверены, что понимаете условия, на которых сейчас находятся мистер Мартин и
Харриет?

— Я совершенно уверен, — ответил он, очень чётко выговаривая слова, — что он сказал мне, что она приняла его; и что в его словах не было ни тени сомнения, ничего двусмысленного; и я думаю, что могу доказать вам, что так оно и было. Он спросил моего мнения о том, что ему теперь делать. Он знал
кроме миссис Годдард, к кому он мог бы обратиться за информацией о её родственниках или друзьях. Мог ли я предложить что-то более подходящее, чем пойти к миссис Годдард? Я заверил его, что не могу. Тогда, сказал он, он постарается увидеться с ней в течение этого дня.

 «Я совершенно удовлетворена, — ответила Эмма с самой лучезарной улыбкой, — и искренне желаю им счастья».

«Ты сильно изменился с тех пор, как мы в последний раз говорили на эту тему».

«Надеюсь, ведь тогда я был глупцом».

«И я тоже изменился: теперь я готов дать тебе всё
Хорошие качества Харриет. Я приложил некоторые усилия ради тебя и ради Роберта Мартина (у меня всегда были основания полагать, что он по-прежнему влюблён в неё), чтобы познакомиться с ней. Я часто с ней разговаривал. Ты, должно быть, видел это.
Иногда мне действительно казалось, что ты втайне подозреваешь меня в том, что я защищаю бедного Мартина, но это было совсем не так.
Однако, судя по всему, что я видел, она — бесхитростная, милая девушка с очень хорошими представлениями о жизни, с очень серьёзными принципами, и она ставит себя
счастье в любви и пользе семейной жизни. За многое из этого, несомненно, она может благодарить вас.

 — Меня! — воскликнула Эмма, качая головой. — Ах! бедная Харриет!

 Однако она взяла себя в руки и спокойно выслушала ещё немного похвал, которых не заслуживала.

 Вскоре их разговор прервало появление её отца. Она не расстроилась. Ей хотелось побыть одной. Её разум был в смятении и изумлении, из-за чего она не могла собраться с мыслями. Она танцевала, пела, восклицала от восторга; и так продолжалось до тех пор, пока
она ходила взад-вперёд, разговаривала сама с собой, смеялась и размышляла.
Она была не в состоянии ни на что здравомыслящее.

 Отец должен был сообщить ей, что Джеймс вышел, чтобы запрячь лошадей,
как они теперь делали каждый день перед поездкой в Рэндаллс; и у неё,
таким образом, был повод немедленно исчезнуть.

 Можно себе представить радость, благодарность и изысканное наслаждение от её ощущений. Таким образом, единственная неприятность и препятствие на пути к благополучию Харриет были устранены.
Харриет действительно рисковала стать слишком счастливой для собственного же блага.
 — Чего ей желать? Ничего, кроме того, чтобы стать более достойной
ему, чьи намерения и суждения всегда были выше её собственных. Ничего, кроме того, что уроки её былого безрассудства могут научить её смирению и осмотрительности в будущем.

 Она была серьёзна, очень серьёзна в своей благодарности и в своих намерениях; и всё же она не могла удержаться от смеха, иногда даже посреди разговора. Она должна была смеяться при таком завершении! При таком конце печального разочарования пятинедельной давности! Такое сердце — такая Харриет!

 Теперь её возвращение будет радостным — всё будет радостным. Было бы очень приятно познакомиться с Робертом Мартином.

Одним из самых серьёзных и искренних поводов для радости было
сознание того, что необходимость скрываться от мистера Найтли скоро
пройдёт. Притворство, двусмысленность, таинственность, которые
были ей так ненавистны, скоро закончатся. Теперь она могла с
уверенностью сказать ему, что полностью и безоговорочно доверяет
ему, и это доверие было для неё священным долгом.

В самом весёлом и радостном расположении духа она отправилась в путь вместе с отцом.
Она не всегда слушала его, но всегда соглашалась с тем, что он говорил.
Говорил ли он что-то или молчал, она поддавалась его приятному убеждению в том, что он
Он был вынужден каждый день ездить в Рэндаллс, иначе бедная миссис Уэстон была бы разочарована.

 Они приехали. Миссис Уэстон была одна в гостиной. Но едва им сообщили о ребёнке и мистер Вудхаус получил благодарность за то, что приехал, о которой он просил, как сквозь жалюзи мелькнули две фигуры, проходившие мимо окна.

 «Это Фрэнк и мисс Фэрфакс», — сказала миссис Уэстон. “ Я как раз собирался
рассказать вам о нашем приятном сюрпризе, когда мы увидели его утром.
Он остается до завтра, и мисс Фэйрфакс удалось убедить провести с нами
день.— Надеюсь, они приедут.

Через полминуты они были в комнате. Эмма была очень рада его видеть, но между ними возникло некоторое замешательство — с каждой стороны всплыло множество неловких воспоминаний. Они встретились с радостью и улыбками, но с таким чувством неловкости, что поначалу не могли ничего сказать. Когда все снова расселись, в комнате на какое-то время воцарилась тишина, и Эмма начала сомневаться, стоит ли ей потакать своему давнему желанию увидеть Фрэнка Черчилля ещё раз и увидеть его с
Джейн получила свою долю удовольствия. Когда мистер Уэстон присоединился
Однако, когда принесли ребёнка, тема для разговора нашлась, и атмосфера оживилась.
А у Фрэнка Черчилля появилась смелость и возможность подойти к ней и сказать:
«Я должен поблагодарить вас, мисс Вудхаус, за очень доброе и всепрощающее послание в одном из писем миссис Уэстон. Я надеюсь, что со временем вы не стали менее склонны к прощению. Я надеюсь, что вы не отказываетесь от своих слов».

— Нет, конечно, — воскликнула Эмма, с радостью приступая к делу, — ни в малейшей степени. Я
особенно рада видеть вас и пожать вам руку — и лично доставить вам радость.

Он от всего сердца поблагодарил её и ещё некоторое время говорил с ней о своей благодарности и счастье.

 «Разве она не хороша собой?» — сказал он, переводя взгляд на Джейн.
 «Лучше, чем когда-либо.  Ты же видишь, как мой отец и миссис Уэстон заботятся о ней».

 Но вскоре его настроение снова улучшилось, и он со смехом в глазах, упомянув об ожидаемом возвращении Кэмпбеллов, назвал имя
Диксон. — Эмма покраснела и запретила произносить это имя в её присутствии.

 — Я не могу думать об этом, — воскликнула она, — без крайнего стыда.

“Позор, ” ответил он, “ полностью мой, или должен быть моим. Но возможно ли это?
Возможно ли, что у вас не было никаких подозрений?Я имею в виду в последнее время. Раньше, я знаю, вы
не было ни одного”.

“Я никогда не был маленьким, я вас уверяю.”

“Довольно замечательно. Когда-то я был очень близок — и мне жаль, что я этого не сделал — это
было бы лучше. Но хотя я всегда поступал неправильно,
это были очень плохие поступки, которые не принесли мне никакой пользы.
Было бы гораздо лучше, если бы я нарушил обет молчания и рассказал тебе всё.

 «Сейчас не стоит об этом сожалеть», — сказала Эмма.

— Я надеюсь, — продолжил он, — что моего дядю удастся уговорить нанести визит в Рэндаллс; он хочет с ней познакомиться. Когда Кэмпбеллы вернутся, мы встретимся с ними в Лондоне и, я надеюсь, останемся там до тех пор, пока не сможем увезти её на север. Но сейчас я так далеко от неё — разве это не тяжело, мисс Вудхаус? — До сегодняшнего утра мы ни разу не виделись со дня примирения. Неужели тебе не жаль меня?

Эмма говорила о своей жалости так ласково, что, внезапно повеселев,
подумав, он воскликнул,

“ А, кстати, ” затем понизил голос и принял скромный вид в течение всего
— Надеюсь, мистер Найтли в порядке? Он сделал паузу. Она покраснела и рассмеялась. — Я знаю, что вы видели моё письмо, и думаю, что вы помните моё пожелание в вашу пользу. Позвольте мне ответить на ваши поздравления. Уверяю вас, что я воспринял эту новость с величайшим интересом и удовлетворением. Он — человек, которого я не могу превозносить.

Эмма была в восторге и хотела, чтобы он продолжал в том же духе; но
в следующее мгновение его мысли были заняты собственными заботами и Джейн,
и он сказал:
«Ты когда-нибудь видела такую кожу? — такую гладкую! такую нежную! — и всё же
не будучи на самом деле белокурой.—Ее нельзя назвать белокурой. Это самый
необычный цвет лица, с ее темными ресницами и волосами — самый
отличительный цвет лица! В нем так необычна леди.—Просто цвет.
достаточно для красоты ”.

“ Я всегда восхищалась ее цветом лица, ” лукаво ответила Эмма, “ но разве
я не помню того времени, когда вы придирались к ней за ее
бледность?— Когда мы впервые заговорили о ней. — Ты совсем забыл?”

«О нет — какой же я был наглец! — Как я мог осмелиться...»

Но он так искренне рассмеялся, вспомнив об этом, что Эмма не удержалась и сказала:

«Я подозреваю, что в то время, когда вы были в замешательстве, вам доставляло огромное удовольствие обманывать нас все. — Я уверен, что так и было.— Я уверен,
уверен, что это было для тебя утешением.

“О! нет, нет, нет - как ты можешь подозревать меня в таких вещах? Я самая
несчастный!”

“Не совсем так несчастен, как бы не чувствуя веселья. Я уверена, что для вас было большим удовольствием чувствовать, что вы нас всех обманываете.
Возможно, я более склонна к подозрениям, потому что, по правде говоря, думаю, что в такой же ситуации я сама могла бы получить некоторое удовольствие.
 Мне кажется, между нами есть некоторое сходство.

 Он поклонился.

 — Если не в характере, — добавила она, наконец, с искренним выражением лица.
чувствительность, “есть подобие в нашей судьбы; судьба, которую
ставки справедливо связывают нас с двумя героями намного превосходит наше
страх.”

“Правда, правда”, - ответил он, тепло. “Нет, не верно с твоей стороны. У тебя может быть
нет превосходства, но самое верное с моей.—Она настоящий ангел. Посмотри
на нее. Разве она не ангел в каждом жесте? Обратите внимание на изгиб ее горла
. Обратите внимание на её глаза, когда она смотрит на моего отца. — Вы будете рады услышать (наклоняя голову и серьёзно шепча), что мой дядя собирается подарить ей все драгоценности моей тёти. Они будут в новой оправе. Я
я решила использовать немного в качестве украшения для головы. Разве это не будет красиво смотреться в ее темных волосах?
”

“Действительно, очень красивая”, - ответила Эмма; и она говорила так ласково, что
он с благодарностью воскликнул,

“Как я рада видеть вас снова! и видеть вас в таком великолепном
виде!"—Я бы ни за что на свете не пропустил эту встречу. Я должен был
конечно, позвонить в Хартфилд, если бы ты не пришел.”

Остальные говорили о ребёнке, а миссис Уэстон рассказывала о том, как накануне вечером она немного забеспокоилась из-за
Младенец выглядел не очень хорошо. Она считала, что поступила глупо,
но это встревожило её, и она была в полуминуте от того, чтобы послать за мистером Перри. Возможно, ей следовало бы стыдиться, но мистер Уэстон
был почти так же встревожен, как и она. Однако через десять минут ребёнок
снова был в полном порядке. Такова была её история.
Она особенно заинтересовала мистера Вудхауса, который похвалил её за то, что она собиралась послать за Перри, и выразил сожаление, что она этого не сделала.  «Ей всегда следует посылать за Перри, если ребёнок
Она ни в малейшей степени не выглядела взволнованной, разве что на мгновение.
 Она не могла ни слишком рано встревожиться, ни слишком часто посылать за Перри. Жаль, что он не пришёл вчера вечером; хотя ребёнок сейчас выглядел хорошо, очень хорошо, учитывая обстоятельства, вероятно, было бы лучше, если бы Перри его увидел.

 Фрэнк Черчилль уловил это имя.

 — Перри! — сказал он Эмме, пытаясь одновременно поймать взгляд мисс
Взгляд Фэрфакса. «Мой друг мистер Перри! Что они говорят о мистере
Перри? — Был ли он здесь сегодня утром? — И как он теперь передвигается? — Он уже запряг свою карету?»

Эмма вскоре пришла в себя и поняла его. Она тоже рассмеялась, но по лицу Джейн было видно, что она тоже его слышит, хотя и притворяется глухой.

 «Какой необычный сон мне приснился! — воскликнул он. Я не могу думать об этом без смеха. Она слышит нас, она слышит нас, мисс Вудхаус. Я вижу это по её щекам, по её улыбке, по её тщетным попыткам нахмуриться. Посмотрите на неё. Разве вы не видите, что в этот самый момент она читает тот самый отрывок из своего письма, в котором она сообщила мне об этом, — что вся эта ошибка у неё перед глазами, — что она не может думать ни о чём другом?
хотя и притворялся, что слушает остальных?»

Джейн была вынуждена на мгновение широко улыбнуться; и улыбка отчасти осталась на её лице, когда она повернулась к нему и сказала осознанным, тихим, но ровным голосом:
«Меня поражает, как ты можешь выносить такие воспоминания! — Они _будут_
иногда всплывать в памяти — но как ты можешь их лелеять!»

Ему было что сказать в ответ, и очень занимательно; но
В этом споре Эмма была на стороне Джейн.
Покинув Рэндаллов и невольно начав сравнивать этих двух мужчин, она
Она чувствовала, что, как бы ей ни было приятно видеться с Фрэнком Черчиллем и как бы по-дружески она к нему ни относилась, она никогда ещё не ощущала такого превосходства характера мистера Найтли.
Счастье этого самого счастливого дня достигло своего апогея в
живом созерцании его достоинств, которое возникло в результате этого сравнения.




 Глава XIX


Если Эмма время от времени и испытывала тревогу за Гарриет, то лишь потому, что на мгновение сомневалась в том, что та действительно излечилась от своей привязанности к мистеру Найтли и действительно способна принять другого мужчину.
Благодаря беспристрастному отношению к себе ей недолго пришлось страдать от подобной неопределённости. Через несколько дней компания вернулась из Лондона, и как только у неё появилась возможность провести час наедине с Гарриет, она окончательно убедилась — как ни странно! — что Роберт Мартин полностью вытеснил мистера Найтли из её сердца и теперь формирует все её представления о счастье.

Харриет была немного расстроена — поначалу она и правда выглядела немного глупо.
Но, признав, что была самонадеянной и глупой, она
Раньше она обманывала себя, думая, что её боль и смятение утихнут с этими словами и она перестанет беспокоиться о прошлом, а будет с головой погружена в настоящее и будущее. Что касается одобрения подруги, Эмма мгновенно развеяла все её опасения на этот счёт, встретив её самыми искренними поздравлениями.— Харриет была очень рада
рассказать все подробности вечера у Эстли и ужина на следующий день.
Она могла говорить об этом с величайшим удовольствием.
Но что могли объяснить эти подробности? — Дело было в том, что теперь Эмма могла
признаю, что Харриет всегда нравился Роберт Мартин и что его
неизменная любовь к ней была непреодолима. — Кроме этого, Эмме, должно быть, никогда не понять.


Однако это событие было очень радостным, и каждый день давал ей новый повод так думать. — Стало известно происхождение Харриет. Оказалось, что она
дочь торговца, достаточно богатого, чтобы обеспечить ей безбедное
существование, к которому она привыкла, и достаточно порядочного, чтобы
она всегда хотела оставаться в тени. — Вот что такое благородная кровь,
за которую Эмма раньше была готова поручиться! — Скорее всего, это было
Возможно, такая же незапятнанная, как кровь многих джентльменов. Но какую связь она готовила для мистера Найтли — или для Черчиллей — или даже для мистера Элтона!  — Пятно незаконнорожденности, не смытое ни благородством, ни богатством, было бы настоящим пятном.

Со стороны отца не последовало никаких возражений; к молодому человеку отнеслись снисходительно; всё было так, как и должно было быть. И когда Эмма познакомилась с Робертом Мартином, которого теперь представили в Хартфилде, она полностью признала в нём все признаки ума и достоинства, которые только можно было
предложите самую выгодную цену для ее маленькой подруги. Она не сомневалась в том, что Харриет была бы
счастлива с любым добродушным мужчиной; но с ним и в доме, который он
предлагал, была бы надежда на большее, на безопасность, стабильность и
улучшение. Она была бы помещена среди тех, кто любил ее,
и у кого было больше здравого смысла, чем у нее самой; достаточно уединенной, чтобы чувствовать себя в безопасности, и
достаточно занятой, чтобы быть веселой. Она бы никогда не привела в
соблазн, ни влево для того, чтобы найти ее. Она была бы уважаемой
и счастливой, и Эмма считала её самым счастливым человеком на свете
Мир не мог бы создать более прочной и долговечной привязанности в таком человеке, как он, — или, если не совсем везучий, то только к ней самой.

 Харриет, которую неизбежно отвлекали её обязанности по отношению к Мартинам, всё реже бывала в Хартфилде, о чём не стоило сожалеть.— Близость между ней и Эммой должна угаснуть; их дружба должна превратиться в более спокойное проявление доброжелательности. И, к счастью, то, что должно и будет происходить, уже, кажется, начинается, причём самым постепенным и естественным образом.

До конца сентября Эмма ходила с Харриет в церковь и видела
Её рука была вручена Роберту Мартину с таким чувством удовлетворения, что никакие воспоминания, даже связанные с мистером Элтоном, стоявшим перед ними, не могли омрачить этот момент. — Возможно, в тот момент она едва замечала мистера Элтона,
а видела лишь священника, чьё благословение у алтаря могло вскоре пасть и на неё.
Роберт Мартин и Харриет Смит, последняя пара из трёх, обручились первыми.

Джейн Фэйрфакс уже покинула Хайбери и вернулась в свой любимый дом, где её ждали комфорт и уют. — Мистер Черчилль тоже был в городе и ждал только ноября.

Промежуточный месяц был выбран Эммой и мистером Найтли, насколько они осмеливались это сделать.
 — Они решили, что их брак должен быть заключён, пока Джон и Изабелла ещё в Хартфилде, чтобы они могли уехать на две недели на морское побережье, как и планировалось.
 — Джон и Изабелла, как и все остальные друзья, согласились с этим решением. Но мистер Вудхаус — как можно было убедить мистера Вудхауса дать согласие?
Он, который до сих пор говорил об их браке только как о чём-то отдалённом.

 Когда речь впервые зашла об этом, он был так несчастен, что они
почти безнадёжно. — Вторая намёка, действительно, причинила меньше боли. — Он начал думать, что так и должно быть и что он не может этому помешать — весьма многообещающий шаг на пути к смирению. И всё же он не был счастлив. Напротив, он выглядел совсем иначе, и это подорвало мужество его дочери. Она не могла вынести мысли о том, что он страдает, что он думает, будто ею пренебрегают.
И хотя её разум почти соглашался с заверениями обоих мистеров Найтли в том, что, как только всё закончится, его страдания тоже скоро пройдут, она колебалась — она не могла продолжать.

В этом состоянии неопределённости они подружились, и не благодаря внезапному просветлению мистера Вудхауса или каким-то чудесным изменениям в его нервной системе, а благодаря действию той же системы, но в другом направлении. Птичник миссис Уэстон однажды ночью был ограблен, и все её индейки пропали — очевидно, не без помощи человека. Пострадали и другие птичники в округе. Для мистера
 воровство было _взломом_.Страхи Вудхауса. — Он был очень встревожен, и, если бы не уверенность в том, что зять его защитит, он бы каждую минуту испытывал мучительную тревогу.
Это была самая страшная ночь в его жизни. Сила, решительность и хладнокровие мистера Найтли вселяли в него полную уверенность. Пока кто-то из них защищал его и его семью, Хартфилд был в безопасности. Но мистер Джон Найтли должен был вернуться в Лондон к концу первой недели ноября.

Результатом этого потрясения стало то, что с гораздо более добровольным и радостным согласием, чем та, на которое в тот момент могла надеяться его дочь, мистер Элтон согласился на её свадьбу.
Не прошло и месяца после бракосочетания мистера и миссис Роберт Мартин, как мистер Элтон получил приглашение
соедините руки мистера Найтли и мисс Вудхаус.

 Свадьба была очень похожа на другие свадьбы, где у гостей нет тяги к роскоши или помпезности.
Миссис Элтон, судя по подробностям, рассказанным её мужем,
посчитала всё это крайне убогим и совсем не похожим на её собственную свадьбу. «Очень мало белого атласа, очень мало кружевных фат.
Самое жалкое зрелище!»— Селина бы удивилась, если бы услышала об этом.
Но, несмотря на эти недостатки, желания, надежды, уверенность и
предсказания небольшой группы верных друзей, ставших свидетелями
Церемония прошла с полным успехом, и молодожёны были счастливы.

КОНЕЦ



*** ОКОНЧАТЕЛЬНАЯ ВЕРСИЯ ЭЛЕКТРОННОЙ КНИГИ ПРОЕКТА ГУТЕНБЕРГ «ЭММА» ***