Мама, Зейнеп Люманова

Трудный жизненный путь талантливой певицы, прерванный войной и высылкой.

МАМА ЗЕЙНЕП ЛЮМАНОВА.
 
Мама родилась 9 мая 1918 года близ Симферополя  в деревне Сарайлы - Кият.  В годовалом возрасте лишилась отца. Учёба в интернате, голод, стремление петь, политика национализации, отбор талантливой молодёжи определили судьбу певицы. В 1932 году поступила в "Театральную студию" на экзамене её отметили Яя Шерфединов, Умер Ипчи, режиссер Умар Гумранович Дервишев в результате, она   была зачислена  Радиокомитет Крымской АССР, где проработала до оккупации Крыма в октябре 1941 года. После освобождения Крыма приступила к работе в концертную бригаду, которая ездила по госпиталям с концертами для раненных бойцов. В роковую ночь 18 мая 1944 года,  вернулась с концерта и не успела раздется, как была потревожена и с семьёй выселена в г. Баговат УзССР. Обо всём этом мама написала в своих воспоминаниях.
В Бекабад и районы попали артисты и музыканты Бахчисарая: скрипач Зиядин Мемиш, кларнетист Исмаил Меджитов, (потом он работал печником и каменщиком), на бубне играл Айдер Мемиш, на трубе (Бадин ага) Аединов Багоутдин Баязитивич, Ибриш Черкез. На аккордеоне Шевкет Черняев, танцоры: Мамутов Шевкет, Союков Шевкет и Арсланов (Асанов) Шевкет, танцовщицы танцовщицы Амиде Сейдаметова и помню молодую красавицу Тевиде (в семидесятых годах я видел её в Белогорске, она работала кассиром на автостанции); Сайде апте; певицы Акимова Алиме, Эдие Топчи. В течении недели по, прибытию мама с Мамутовым Шевкетом пошли к начальнику "Фархадстроя" Акопу Абрамовичу Саркисову. Мама пела и армянские песни, в Крыму в радиокомитете работал Семен Григорьевич Джекнаваров, он перевел с армянского на крымскотатарский язык песню "Балыкчи Яр" из кинофильма "Пепо". Мама тут же в кабинете напела куплет на армянском. Мама с Шевкетом объяснили, что в Бекабаде и районах находятся наши артисты, что они могут ездить по участкам и давать концерты строителям. Он внимательно выслушал их и велел вновь прийти дней через десять. За это время Саркисов съездил в Ташкент, встретился с Усманом Юсуповым, с его одобрения в Ташкенте набрали из "Узгосфилармонии" труппу, им выделили в Беговате квартиры и общежитие. В составе узбекской труппы были ставшими в последствии заслуженными и народными артистами Узбекистана: Мухамеджан Мирзаев; Мехри Абдуллаева; Тохтахон Ирисметова; директором театра стал Боба Ходжаев и другие. Шевкет Мамутов с ходатайства Саркисова и разрешения коменданта, проехался по региону и собрал труппу. Этот процесс осложнялся тем, что был Указ о спецпоселенцах, и им не разрешалось покидать места спецпоселения за пределы населенного пункта. Крымским татарам пришлось изучать узбекский язык, но это особого труда не представило, благо он родственный. В условиях коменданского надзора собрать труппу, без активной помощи Акопа Абрамовича и партийного руководства Узбекистана, конечно, не было б возможным. Во всяком случае, он спас наших артистов от голодной смерти, многие из них к другой работе не смогли бы быстро приспособиться. Возможно благодаря им в жутких условиях ссылки, сохранился национальный - фольклорный колорит наших песен и музыки. Думаю, что задача наших современных певцов и музыкантов, при всеобщем охвате и увлеченности современной манерой исполнения, не потерять наш особый стиль исполнения. Даже турецкие и армянские песни и музыка исполнялась нашими исполнителями, только нашему народу свойственному стилю и манере. Я воспитан был этими чарующими звуками, лучше которых для меня нет народных напевов. Уже с 20 июня 1944 года начал функционировать ансамбль "Фархадстроя", в составе которого были: узбеки, таджики, уйгуры и крымские татары. Из воспоминаний моей мамы, за все время существования ансамбля не было трений на национальной почве. Концерты в клубе «Фархадстроя» посещал начальник строительства Акоп Абрамович Саркисов, и мама пела обязательно армянские песни,  Делей Аман (Армянское название песни Сари гялин обозначает "невеста с гор», Сары гялин на  азербайджанском означает  «златовласую невесту»),  и песню рыбака из кинофильма «Пепо» на музыку Арама Хачаруряна, переведённую на крымскотатарский язык, работником «Крымрадио» Семёном Григорьевичем Джекнаваровым, известную среди крымских татар, как «Балыкчы яр».  Говорили, что Акоп Абрамович приходил на концерт ради прослушивания именно этих песен, ностальгируя по родине.
Были не только эстрадные представления, но ставились драматические пьесы. Я хорошо помню пьесу Фархад и Ширин" (Тахир и Зухра) Мама в роли Зухры; Аршин мал алан" - мама в роли Гюльчохры, Сулеймана играл Сулейман Умеров, впоследствии парикмахер п. Зафар, активист национального движения.  Артистам можно сказать повезло. Они не умерли с голоду. Им не пришлось менять профессию. Мама брала меня с собой на концерты и поездки в маленьком автобусе на базе "полуторки". Заполнился концерт в клубе на левом берегу у строящейся плотины, рядом с малой ГЭС, небольшой зал набит битком странными людьми с серьгами в носу, черных и неопрятных и вызывающих у меня жуткое чувство почти страх.
Мама перешла жить в общежитие, расположенное последнем бараке "Цементного завода" на краю поселка, у строящегося деривационного канала "Фархадской ГЭС".

В конце 1944 года мама сошлась с заместителем директора театра журналистом и поэтом Эминовым Сеитумером. Им выделили комнату в  ИТэРовском бараке по ул. Комсомольской №14 в центре
 города. Сразу за домой были ямы и овраги. Мы дети играли в войну, это был хороший полигон. Я надевал медали моего отчима и был командиром, несмотря на то, что остальные дети были немного старше меня. В 1946 году были организованы комсомольские субботники, и мой дядя и тети участвовали в облагораживании этого пустыря. Копали землю, засыпали ямы и сажали деревья. Так там был устроен городской парк. Потом так же была построена дорога к больнице, куда раньше по ухабам возили рожениц. Привезли пленных японцев. Они строили летний кинотеатр и летнюю эстраду для театра "Фархадстроя" и были без конвойными. Мы дети продавали им старые газеты, для самокруток, на их японские монеты. Зимой к маме приехал её брат Джеппар очень больной, я с ним виделся очень мало, он бежал из трудармии, его положили в больницу, где он кажется и умер 15 января 1945 года. В Крыму остались его жена тетя Надя и дети Айше и Шурик, которые жили в доме дедушки (отец моей мамы) Сарайли - Кият, (Мирный) с-х «Красный» (наверное от неимоверно пролитой там крови) им. Дзержинского.
В 1948 году весной мама тайком от НКВД, ездила в Крым, если бы её поймали, то согласно Указа ей грозило 20 лет каторги. По пути через Ашхабад их поезд был остановлен на полустанке и пропустил товарняк с цистернами горючего. Это спасло жизнь пассажиров. Произошло знаменитое ашхабадское землетрясение. Поезд задержали на неделю до восстановления путей. Проезжая через Ашхабад, мама видела обгоревшие остовы цистерн и ещё не убранные обгоревшие трупы.
В конце осени 1948 года, кажется, на ноябрьский праздник мама взяла меня с собой на пуск Фархадской ГЭС. Открыли шлюзы и пенная, мутная вода пошла по сухому руслу, её сбросили в обводной канал. Когда поток прибавился, открыли шлюзы в турбинные протоки. Нас провели в машинный зал, стоял грохот турбин, запомнились два немецких приземистых зеленных генератора и два высоких белых американских. Потом был концерт для строителей фархадстроя. Мама пела узбекские и по просьбе Акопа Абрамовича Саркисова армянские песни. Приезжала с ансамблем Тамара Ханум, труппа останавливалась рядом в гостинице, а сама она у мамы, где я и видел её.
Бывшему редактор партизанской газеты "Къзыл Кърым" Джеппар Акимович Акимов в 1949 году с семьёй перехал в наш ИТРовский барак и поселился через стенку. Дворы наши разделял камышовый забор. Мама вечерами бывала на концертах и я оставался дома один. К нам во двор собиралась вся детвора, мальчики и девочки. Я рассказывал прочитанные сказки, особенно ребятам нравились страшилки из "Вечеров на хуторе близ Диканки". Помню, как-то летом, Джеппар Акимович через ограду говорит мне, "Оглум", слышишь, поет твоя мама, подождите, не шумите. Ему очень нравилось исполнение песен мамой. А голос у мамы был звонкий, микрофонов и усилительной аппаратуры тогда ещё не было, но из летнего театра, расположенного в конце парка до нашего барака доносился её голос. 
Закончилось строительство Фархадской ГЭС. В трудовой книжке мамы запись: "1944.VI.20 Зачислена артисткой Государственного Узбекского Муз.Драм,ком. Театра, с окладом 800 рублей в м-ц. Приказ по театру №36. Вторая запись: 1945.XI.15 зачислена солисткой певицей 1-й категории "А" театра Фархадстроя, с окладом 900 рублей. Третья запись: "Зачислена солисткой первой категории Джаз ансамбля Фархадстроя с окладом 1000 рублей. И окончание строительства Фархадстроя 1949.III.15 Освобождена. Труппа была распущена. Артисты обзавелись семьями, и большинство остались в Беговате, приобретя новые профессии. Мамутов Шевкет и Эдие Топчи уехали в Янгиюль, где открылся свой театр. Но это было уже легче, приспособились к климатическим условиям, появились знакомые, во всяком случае, от голодной смерти артисты были спасены.
Мама стала кассиром в кинотеатре, работала лаборантом Райгоссеминспекции по качеству семян; ученицей бухгалтерии Сельпо; потом счетоводом; лаборантом инкубатора, мед. Регистратором гор. Поликлиники, но продолжала петь и в 1955 году за активное участие в кружках художественной самодеятельности по подготовке на Республиканский смотр получила "Грамоту Беговатского Отдела Культуры"
Пришлось много трудностей испытать. Но все же буду писать только о хороших впечатлениях. Трудности они у всех одинаковые, и о них много написано. Но всё проходит. Мы выжили. В молодые годы живёшь надеждой. Трудности смягчаются. Да и все так жили.
Четвертого мая 1956 года на бланке УзГТОБ ( Узбекский Государственный театр оперы и балета) имени Навои, режиссерского управления, Гани Муратов пишет маме о необходимости подготовить песни к записи на студии. Но запись была произведена не в студийных условиях, ибо артистов как профессионалов уже не было, все были заняты на работах.
 
Первая запись в Узбекистане г. Баговат
 
В конце мая 1956 ода в Бекабад приезжают композиторы Ягъя Шерфединов, который остановился со своей женой в доме у моего отца, и Ильяс Бахшиш был в доме у нас с мамой. Наверное, был и Гани Муратов, его я не помню. Помню, запись проводили в клубе Фархадстроя. Клуб имел окна, правда, затемненные, но звуки с улицы доносились. Условия можно считать полевые. Да и техника звукозаписи тех лет ещё была не совершенной. Благо все артисты, музыканты оставшиеся от ансамбля Фархадстроя были ещё в Беговате. Так прошла первая послевоенная запись, а труппа в дальнейшем вошла в созданный через год в 1957 ансамбль "Хайтарма" при "Узгосфилармонии" под руководством композитора Ильяса Темуровича Бахшиша.
Но ещё до мая 1956г. по Центральному радио из Москвы прозвучали довоенные записи мелодий и песен крымских татар. В то время вдоль центральных улиц города были установлены громкоговорители (динамики) , как их называли, транслировалась местная сеть и передачи Центрального радио. Использовались во время праздничных демонстраций, звучали поздравления местных партийных руководителей. По ним же транслировались информационные сообщения о болезни и смерти Сталина. Они были неотъемлемой частью инфраструктуры и жизни города. К ним привыкли, и вот внезапно для нас звучит крымско-татарская музыка, сколько лет находившаяся под запретом. У мамы была редчайшая афиша ансамбля "Фархадстроя", где вместо крымско-татарских песен и танцев указаны азербайджанские, уйгурские, туркменские, но не турецкие и тем более не крымские. К сожалению после смерти матери. Я стал искать эту афишу и не нашел. Мама сдавала некоторые свои вещи в крымский краеведческий музей ещё в 1990 году. Не знаю, попала ли эта афиша в музей, или когда невестка наводила порядок, могла выбросить старую выцветшую бумагу, пятидесятилетней давности, приняв её за хлам. Так вот в начале мая 1956 года, был воскресный день, и этот день врезался мне в память. Радио работало в обычном режиме и мы его не замечали. И вдруг зазвучала крымскотатарская мелодия, как её уловили не знаю, но на улицу начали выходить люди. Я не замечал, что в Беговате столько крымских татар, музыка продолжала звучать, сменяя одну мелодию другой. Если при звуках первой мелодии ещё сомневались, наша ли это крымскотатарская звучит музыка, то когда зазвучали песни в исполнении знакомых артистов, сомнений не было. Звучала крымскотатарская музыка, довоенной записи, сменялись мелодии и песни наши песни, наши танцы, наши мелодии. Я за свою жизнь не помню другого такого дня - всеобщей радости и немало слез пролитых в тот незабываемый день. Все ждали просветления в нашей судьбе, родилась надежда на возвращение, но впереди была ещё целая жизнь борьбы и повседневных трудов, прошло пятьдесят лет с тех пор, а я всё ещё на чужбине и вместе со мной почти половина нашего многострадального народа.
В 1955-56 годах были проведены амнистии в том числе и в отношении политзаключенных. Послевоенные годы мужчин вдвое было меньше женщин, создать семью было проблематично. Мама в 1956 году сошлась с бывшим уроженцем села над Ялтой Ай-васил, в довоенные годы известным борцом Катаклы Куртвели. В августе 1957 года родился сын Сейран.  В  марте 1957 году, по решению ЦК КП Узбекистана, при Узгосэстраде был создан ансамбль «Хайтарма», руководил им известный композитор Ильяс Бахшиш.  Ядро ансамбля составляли довоенные артисты, но маме с ребенком пришлось отказаться от любимой специальности.
В 1959 году мама переехала в г. Наманган.
 
В 1967 году я выехал из Ташкента в попытке прописаться в Крыму. В мою квартиру из Намангана переехала мама с моим братиком Сейраном. Прописаться не смог, а в июне 1968 года был депортирован из Москвы в Ташкент. Стали жить две семьи вместе.
 
В 1963 году была включена в состав делегации артистов Узбекистана на дни культуры проводившиеся в Москве.
Выступала в звездном городке в сольном концерте. Исполняла русские, узбекские, азербайджанские, армянские и две крымскотатарские песни.
МАМА принимала активное участие в НАЦИНАЛЬНОМ ДВИЖЕНИИ

Мама поступила на работу в редакцию «Ленин Байрагъы». В 1968 году
Осенью 1969 – го года открылась первая на нашей памяти американская выставка
"Образование в США". Выставка проходила в спорткомплексе Ёшлик возле стадиона Пахтакор. "Очередь желающих "заглянуть в западный мир" начиналась от Урды и проходила параллельно ул. Навои по улочкам, через многочисленные кордоны милиции и людей в штатском.

Мама, будучи в некоторой степени, авантюристской, работая в редакции газеты «Ленин Байрагъы» машинисткой, чтобы не стоять в очереди, решила воспользоваться редакционным удостоверением. Заявив стоящим милиционерам, что она корреспондент, прошла вне очереди. Просмотреть до конца всю выставку ей не дали. Её «пригласили» в специально отведённую комнату, где кроме А.М. Свалова, сидели ещё двое и устроили допрос. Дело в том, что в Ташкенте находятся редакции многих газет, но  вроде только «Ленин Байрагъы» решили осветить проходящую выставку США.  Мама откровенно призналась, что работает машинисткой и воспользовалась удостоверением, чтобы не стоять в очереди. Тем не менее тут же позвонили в редакцию главному редактору Абселяму Ислямову, (который впоследствии признался маме, что чуть не испачкал нижнее бельё) (аз къалдым штанымы толдырмагъа), уверял, что никого из корреспондентов не посылал  освещать проходящую выставку
США. Журнал и значок, которые мама успела взять, оставили ей на память.
 
В 1971 году маму пригласили на работу в ансамбль «Хайтарма».
 
Сильнейший жизненный удар, мама получила от руководителя ансамбля «Хайтарма», когда он заставил её писать заявление на отчисление из ансамбля связи выходом на пенсию 7 февраля 1976 года. Она ещё была здорова и вполне могла петь, её встречали аплодисментами и цветами во всех многочисленных посёлках расселения крымских татар по регионам Узбекистана и Таджикистана. Сердце не выдержало, с микроинфарктом слегла в больницу.  Не привыкшая к безделью, очень много читала. Летом выезжала на Кавказ, Кубань и в Крым, где её встречали знакомые и родственники. Пела на свадьбах и посиделках собиравшихся соотечественников.

В 1989 году выехала в Крым, появилась надежда включиться в творческую жизнь, но ослабевшее сердце давало сбои. Вернулась в Ташкент, больница, домашнее лечение не дали результатов.

22 октября 1992 года, вечером, мама сидела на диване, вдруг свалилась набок. Я подбежал, поднял, посадил, голову держал в руке. Она произнесла – «Руслан» и закрыла глаза. На зов прибежала соседка врач, сказала, что её сердце перестало биться.

Нам на память остались некоторые записи её песен и воспоминания, которые она собственноручно написала в тетрадке.