Последняя Детства Весна. Глава 1

Ранняя весна всегда будет иметь особое очарование. В полях ещё лежит довольно много несвежего, рыхлого, точно лицо в оспинах, снега, а всё уже пропитано каким – то особенным чувством… Чувством, что начинает меняться спавший долгие месяцы окружающий тебя мир, что снова начинает разгоняться по его венам кровь весны в виде тепла, сотен ручейков, набухающих почек. Это бесценное время, которым невозможно напиться – так радует каждый весенний денёк! А когда ты молод, полон сил, смотришь на мир исключительно с надеждой и радостью, то вся весна превращается в бесконечную эйфорию.

По железнодорожной насыпи, недалеко от платформы «49 километр» Куровского направления, шагал молодой человек. Ноги в чёрных ботинках неспешно ступали по рыжему гравию с обрывками мусора и остатками почерневшего снега, плавно уходили за спину белые столбики с цифрами, словно обратный отсчёт до пуска ракеты на космодроме… Молодой человек не торопился – он ловил настоящее удовольствие от тёплого солнышка на ресницах и щеках, от лёгкой куртки, которую сегодня он накинул прямо на рубашку, от прохладных джинсов, которые получилось купить совершенно случайно, и тем приятнее была эта удачная покупка. На плече юноши болтался небольшой рюкзак с гербом СССР – это было изделие фирмы «Все Сумки», красивое, прочное и удобное. С рюкзачишком этим парень не расставался с момента приобретения, что выдавало небезынтересную черту характера, а именно: привязываться к хорошим и добротным вещам, будто бы к живым людям. Кстати, с живыми людьми у парня отношения тоже складывались довольно легко, поскольку ему не составляло труда влиться в любую компанию, стать её эпицентром и приковать внимание многих. Была лишь одна маленькая проблема – люди не всегда оказывались прочными, в отличие от вещей. Проблемка старая, как мир, и вроде бы за древностью лет стоило вообще не обращать на неё внимание, но… Это как масляное пятнышко на чистых летних брюках. Просто есть, просто раздражает, и ничего ты с эти не поделаешь…

Однако у героя прогулки по насыпи сегодня было очень уж прекрасное настроение. Во – первых, он внаглую прогулял школу, а это как-никак одиннадцатый класс, в котором очень важно присутствовать, дабы услышать от всех – всех – всех учителей, что никто ничего не сдаст и никуда не поступит. Разумеется, такие базары парень всерьёз не воспринимал, откровенно пропуская мимо ушей эту мрачную ересь. Учителками такое невнимание к их психической атаке воспринималось с глубочайшей обидою, но кого остановят обиды, ежели до освобождения из школьного пространства осталось от силы три месяца? Нашего героя не остановили, поэтому сегодня, когда в город заглянуло настоящее тепло самой настоящей, пусть и ранней, Весны, юноша забил на школьные будни и заскочил в грязнючий автобус номер 52, который весело проехал мимо учебного заведения, пукнул выхлопом на перекрёстке у АТС и растворился в пропахшем бензиновыми парами воздухе Донинского шоссе. Говорить о том, что отсутствия юноши с рюкзаком кто-то сразу же заметил и отрядил на поиски весь личный состав в лице гнусавоголосой француженки Бякиной и классного руководителя Альпакиной – значит сморозить большую глупость. Была Весна, прекрасная и тёплая, и всем наконец – то было плевать на то, где обретается наш герой.

А, во-вторых, парень, шагавший по насыпи, был рад тому, что развязал для самого себя крайне сложный психологический узел, мешавший ему нормально жить целый месяц. Как вы могли догадаться, речь шла о роковой красавице. Ну как красавице… Смазливой девчонке, такой же, как и все девчонки восемнадцати лет. И вот с ней-то у нашего юного героя…

Стоп!

Вы заметили, что история наша набирает обороты, словно дёрнувшийся после свистка поезд, а главный герой до сих пор не представлен свидетелям его жизненного пути? Возмутительное упущение, товарищи! Поэтому, стоит исправиться. Нашего героя звали Михаил, а фамилия у Михаила была Стальцев. От сочетания имени с фамилией сильно веяло советской романтикой, когда пафос воспринимался вполне адекватно. Фамилия пареньку досталась от родного отца, который был капитаном милиции и погиб при исполнении служебных обязанностей в относительно спокойные нулевые годы. Мишина биологическая мать исчезла ещё раньше - банально сбежала от малообеспеченного опера к солидно упакованному торгашу. В былое время батя Стальцева закрыл бы "солидного" за спекуляцию или,скажем, незаконное хранение валюты, но времена,как пел Башлачёв, меняются с каждым днём... В начале нулевых торгаш был синонимом прекрасной и сладкой жизни, поэтому мамаша спокойно бросила первенца и сдристнула к новому возлюбленному. За минувшие с тех пор шестнадцать лет Стальцев-младший забыл даже внешний облик матери, и это понятно: она будто вычеркнула сына из новой и счастливой жизни, а он ещё в первом классе понял, что не скучает и не ждёт эту женщину. У него уже была настоящая Мать - родная сестра отца. Тётка, у которой собственная семья так и не сложилась, сделала всё, чтобы у мальчика было счастливое детство. Игрушки, одежда, нормальное питание - всё это у Миши было всегда и в адекватном количестве. И ещё - книги... Мальчик много и непрерывно читал, и к моменту получения первого паспорта имел кругозор куда более широкий, чем у своих одноклассников. Уже с этого возраста он, сильно полюбивший историю и литературу, решил, что свяжет свою жизнь именно с этими науками. Тётя Наташа любимого племянника в этом решении только поддерживала: после гибели Мишкиного отца женщина осознала, что Миша - единственная ниточка, которая связывает её с братом. И единственное её продолжение в Будущем....

Внешне Михаил мало чем отличался от людей своего возраста и своей эпохи. Черты лица имел славянские, само лицо скуластое, добродушное, светлые карие глаза с ироничным прищуром, обычной формы нос и ровные крепкие зубы, чуть желтоватые от кофе и чая. За последние несколько лет Стальцев перепробовал много разных вариантов стрижки, но, пожалуй, более всего ему нравилось стричься под Маяковского - в том виде,как его обычно изображают на школьных портретах.

Однако теперь особо красоваться стало просто не перед кем... Ну да ладно, мы познакомились с Мишей подробнее, можно продолжить основное повествование…

В их классе Женя появилась, когда все они, остатки девятой параллели, были успешно расфасованы на два десятый класса. Практически весь тот учебный год Стальцев не обращал на новенькую особого внимания, поскольку много времени проводил за книгами, да мыкался с уроками. Летом перед одиннадцатым классом все умотали на каникулы в разные точки страны, и он снова не видел Евгению. Но когда она пришла на линейку первого сентября – в белой блузке, чёрной юбке, красивых туфлях на высоком каблуке и с распадающимся по плечам и спине водопадом рыжеватых волос – тут в парне что-то дрогнуло… В тот же день он пригласил её в кино, а потом пройтись по парку. Но Женя Соломина предложила сразу пойти в парк, где было тихо и ещё по – летнему зелено. Разумеется, Миша согласился.

…То первое свидание запомнилось очень хорошо. Они неторопливо брели по выложенным разноцветной плиткой дорожкам, болтали на тысячу разных тем, которые интересны подросткам, и совершенно не замечали хода времени. Женя кокетливо опускала ресницы, когда Стальцев говорил ей очередной комплимент, и от этого у парня по-особенному замирало дыхание, а по телу разливалась неповторимая сладость. Была замечательная погода, тёплая и безветренная, сквозь кроны вековых деревьев проглядывало голубое небо, а Евгения смотрела на него так, как вряд ли будут смотреть на просто одноклассника…

Он проводил её до подъезда старого кирпичного пятиэтажного дома, и наградою за чуткость стал лёгкий поцелуй в щёку. Но и от него Миша пришёл в состояние восторженного блаженства, в коем и пребывал следующие два дня. На второе свидание с Соломиной он шёл, преисполненный самых больших надежд. И не прогадал – именно тогда случился первый серьёзный поцелуй. С того дня Стальцев потерял интерес к ходу времени и насущным проблемам – Женька поглотила его, словно океанский прибой – надпись на мокром песке…

Их роман развивался стремительно и эмоционально – так бывает только в молодых людей, когда любовь является в первый раз. Является, но не обещает, что пришла насовсем. Но разве кого-то будет волновать этот вопрос в тот миг?...

Одноклассники, естественно, обо всём узнали и поглядывали на парочку снисходительно, но по-доброму. Со стороны виделось, что между Михаилом и Евгенией царит полнейшее взаимопонимание, что им вдвоём действительно хорошо друг с другом.

Тем неожиданнее и больнее стало известие о разрыве этого союза Женей в одностороннем порядке.

Пять месяцев были для Стальцева настоящей радостью. Кто любил – поймёт, что тут ещё объяснять. Просто у человека был смысл жить, учиться, творить. А в тот февральский день он пришёл к девушке с букетом цветов – три кораллового цвета розы казались ему красивым и ярким пятном среди белого снега. Он совершенно не уловил в этом цвете тревоги, нехорошего предзнаменования. А зря, очень зря. Потому что Евгения, взяв цветы с каким-то странным и задумчивым выражением лица, позволила Мише разуться и пройти в комнату – все домашние в тот момент отсутствовали. И только там выдала самое неприятное. Весть о расставании.

«Нет, дело не в тебе. То есть, дело в нас. Мы разные. Мне некомфортно так, понимаешь? Ты хороший, очень хороший, правда. Но нам не по пути, так получилось. Прости».

Коралловые розы померкли. Теперь их цвет напоминал отвратительную блевотину у железнодорожных касс ранним морозным утром. Но Стальцев этого не замечал, точнее – не осознавал. Он вообще плохо помнил, как вышел из квартиры любимой ещё час назад девушки. Как оказался на улице, где поднялась страшная чёрная метель, за которой ничего не было видно на пять метров вперёд. Он шёл простоволосый, без шапки, а снег давал пощёчину за пощёчиной, словно глумясь над его бедою… Метель куражилась, поднимала вверх тучи снега и обрушивала на город, машины, прохожих… и выброшенного на берег из моря любви парнишку. Впрочем, что ещё можно от неё, февральской паскуды, ожидать?

Разумеется, он заболел в ту же ночь. Сначала его лихорадило от шока, а потом Стальцев получил в подарок ко всем своим неприятностям полный боекомплект: температуру, пылающее горло, кошмарные сны. Вот тебе и коралловые розы…

К счастью, мама Наташа вовремя начала лечить Мишку сильными лекарствами, и через два дня его отпустило. Болезнь, кроме насквозь мокрой от пота кровати, оставила парню слабость, которая не позволяла долго стоять на ногах. К этому добавлялся вековечный вопрос оставленного возлюбленной подростка: как жить дальше? Ответ на сей вопрос Стальцев вряд ли бы нашёл самостоятельно, но на помощь пришёл школьный товарищ - Артём Каратунский. Сначала Тёма просто не побоялся заразиться, припёрся вместо уроков к Мише и просидел у него до обеда, всячески поддерживая и стараясь развеселить приунывшего Стальцева. О причинах грусти друга Артём прекрасно знал, ибо в школе расставание двух голубков стало чем-то вроде локальной сенсации. Показательным моментом было то, что кроме Тёмы, никто из ранее улыбавшихся союзу Стальцева и Евгении, не выразил ему ни капли сочувствия и поддержки. Женьке, впрочем, тоже никто и ничего не говорил. Лучшее подтверждение нравов толпы, что тут ещё скажешь...

Каратунский навещал Мишу на больничном каждый день. Уже заканчивался февраль, скоро необходимо было явиться в школу на итоговое собеседование по базовым предметам, но Стальцев поправлялся как будто нехотя, переступая через собственное нежелание снова быть радостным и лёгким на подъём. Тёма видел это и не знал, как помочь другу. Не знал, пока в один из дней не пошёл от нечего делать по стандартному пути всех великих сыщиков…

-Миха, ну – как дай сюда телефон! – с этой фразой Каратунский энергично вошёл в квартиру друга на следующий же день. Тот, ещё ничего не понимая, протянул довольному интригану свой мобильник. А тот включил голосовую помощницу и произнёс:

-Женька Соломинка, Раменское, Живой Журнал…

Открывшаяся ссылка стала лучшей книгой, которую Стальцев читал за свою недолгую жизнь. Смесь нескольких жанров в изящной манере изложения, недаром ведь Сатаненко, школьная русичка, всегда оценивала работы Соломиной не ниже пяти баллов. В сущности, в ЖЖ девушка не явилась бывшему молодому человеку совсем уж отбитым оборотнем, нет. Но относительно личной жизни в журнале было много уж такого личного…

-Я что-то утомился читать этот ванильный поток сознания. Можно краткое содержание?

-Базару нет. Значится, что мы имеем? Есть Женя Соломина, которая оставляет тебя помирать на белом холодном окне. Есть ты, который не понимает первопричину. А ещё есть некий Лёша.

-Лёша?

-Он самый. И этот Алё-Алёшка в сознании Евгении перекрывает всё. И тебя, и меня, и других парней, и даже скачок цен на куриные яйца.

-Это весьма интересно.

-И не говори. Но ты, думаю, удивлён, что именно Лёша, а не кто-то там, верно?

-Да я не знаю этого лося даже, чему я должен удивляться? - пожал плечами Стальцев. Артём усмехнулся:

-Вот честно скажу, я потратил пару часов на чтение этой галиматьи. И до конца так и не понял, почему такой щенячий восторг. Скорее всего, это первая любовь, вот она и мычит теперь на манер Татьяны Лариной: "Но я другому отдана, и буду век ему верна". Притом этот Лёша уже настрогал цельную дочку.

-Это как?! - вытаращился Миша, но Каратунский успокаивающе поднял руку:

-Чего ты так нервничаешь? Не тебе же, и даже не Соломиной. Он спутался с какой-то девкой, она родила, и наш кабальеро сказал, что жить с ними не будет, но будет дочке финансово помогать. И этому идиоту всего-то двадцать лет. Здорово, правда?

-Откровенно жаль Соломину, - протянул Миша и присел на кровать, осмысливая невероятную историю, услышанную от Артёма. - По сути, она находится в духовном рабстве у человека, которому совершенно не нужна.

-Мишка, ты многого хочешь, - покачал головой Артём. - Я же тебе сказал, он умудрился дочь заделать такой же свистульке безмозглой, как и Женька. Это говорит об одном: он не то, что мозгами - отдельными отростками тела не управляет. Вот и окучивает, кого ни попадя...

-Значит, я потратил пять месяцев жизни зря... - вздохнул парень, однако сильная жилистая ладонь друга хлопнула Стальцева по плечу:

-Это не так. Ты был счастлив, и никто не виноват, что не была счастлива она. Себя нужно, всё-таки, любить - в меру, но покрепче. Ты не предавал её, ты заботился о ней, она же ответила так, как считала нужным. Считала, а теперь её счёт закрыт. Поставь крест на всём этом и живи дальше. Весна через два дня…

… Все эти события пронеслись в голове Стальцева очень быстро, как будто и не было целых пяти месяцев заблуждений. Из омута воспоминаний он вынырнул лишь благодаря шуму электрички, которая промчалась по рельсам вроде бы практически рядом, но в то же время – на безопасном от Михаила расстоянии. Промчалась – и растаяла за изгибом дороги, затерялась между высоких елей и берёз, протянувшихся плотной стеною вдоль насыпи. Снова воцарилась изумительная тишина солнечного мартовского утра, нарушаемая лишь птичьим гомоном – воронам очень уж приглянулись старые деревья, отделённые от железнодорожной насыпи заболоченной низиной. Вершины этих высоких и совершенно голых пока что долгожителей были усеяны птичьими гнёздами. Странно, и ведь даже не боятся пусть редкого, но очень уж сильного шума от поездов. Видать, привыкшие…

Стальцев же, стоя на рыжем гравии и прикрыв чуть красноватые глаза, будто бы пытался вдохнуть побольше этой тишины. Он давно уже не испытывал такого наслаждения, наслаждения от ощущения себя СВОБОДНЫМ. Ведь находиться в отношениях с человеком, который разбирает твоё поведение в интернете на потребу такой же скудоумной публике – как минимум отвратительно. Прочитав всю Женькину бурду (скорее из природного любопытства, чем в поисках справедливости), Миша мог только присвистнуть от осознания того, насколько всё плохо. Плохо именно у Соломиной, потому что она находится во власти бестолочи, и этот тип даже не скрывает, что Женя ему не нужна. Принимает, как должное её заботу, её любовь, хотя сам – то и любить не умеет. А она, сердешная, строчит роман про то, как в очередную их встречу играла песня группы «Наутилус Помпилиус», как великовозрастный болван улыбался и рассказывал про незапланированную дочку. «Вот и всё… У тебя дочь…».

Михаил не выдержал и засмеялся. Это был искренний смех и над бестолковой дурой, и над выдуманным ею идолом. Ради того, чтобы подавить свои великие страдания, Соломина ответила взаимностью ему, щенку – однокласснику. А когда весёлый щенок надоел, Женька спокойно выкинула его за дверь, на тёмную и вонючую лестницу. Вот и вся суть. Разумеется, осознавать её приходилось с удавкой боли и разочарования на шее и сердце, но Миша чувствовал, что уже частично сбросил петлю, и судьбу Есенина ему не повторить. Во многом – благодаря Каратунскому. Его ироничный взгляд на ситуацию наполнял Стальцева каким – то новым ощущением, ощущением жизни, в которой на великие глупости и подлости можно смотреть только с насмешкой в глазах. И пусть Женька Соломина находится с ним, Мишей, в одном классе – сегодня на ней торжественно поставлен жирный крест. Что обращать внимание на пустое место?

На грязном снегу по левую руку от насыпи показалась протоптанная людьми тропинка ржаво – коричневого цвета. Стальцев медленно спустился по ней вниз, и через минуту стоял у кромки придорожной линии деревьев. Совсем рядом, за берёзами и кустарником, виднелись кресты и памятники Игумновского кладбища. Миша помнил, что близкая к путям часть погоста была самой старой – тут начали хоронить году в семьдесят девятом. Судя по завалам снега, из-под которых сплошь и рядом виднелись проросшие сквозь древние ограды деревья, кусты и высохшие осенью сорняки, никто к этим людям уже точно не придёт, ни завтра, ни через год. Отжили – отболели своё, бедолаги – и вот он, конец…

Утомившись от долгой ходьбы, Стальцев присел на подсохшую на мартовском солнце скамейку напротив чьей – то безымянной могилы. По ногам мгновенно разлилось приятное покалывание, а сам Миша, оперевшись локтями на колени, начал задумчиво колупать указательным пальцем старый слой гороховой краски, который под воздействием непогоды благополучно отслаивался от советских времён ограды. Совсем рядом контрастно проступала на фоне голубых небес вышка ЛЭП, под которой приютилось две относительно недавних могилы. Вот уж сомнительное удовольствие – лежать под этой некрасивой громадиной…

Время приближалось к полудню, и в движении электричек наметился перерыв. Конечно, там, где официально протянули все эти новомодные диаметры, и электрички ходили каждые десять минут, и вагоны были несравнимо чище и современнее. Но, с другой стороны, было в этой провинциальной заброшенности что-то невероятно притягательное. Объяснить это словами очень трудно, но слова особо и не требовались – важнее личные ощущения. Приятно было находиться в удивительно тихом закутке на краю старого кладбища, где атмосфера скорби совершенно не давила на мозги. Да и не было этой мрачной скорби, была лишь чистая печаль, было умиротворение, и проступала в сердце вера в то, что набирающая силу Весна изменит его, Миши Стальцева, жизнь к лучшему. Изменит или повернёт на сто восемьдесят градусов. Сейчас для того самое удачное время - каждый миллиметр души просит перемен.

А сегодня... Сегодня он СВОБОДЕН. Свободен и счастлив именно этим. Почему-то в сознании билось мотыльком предчувствие, что как бы там ни сложилось после Выпускного - в итоге всё придёт к рабочим будням, и это пьянящее ощущение свободы и радость улетучатся. Кто знает, может всё именно так, а может, это обычная паранойя... Но как обойтись без работы, если у каждого человека есть постоянная нужда в деньгах? Да и просто лежать дома на диване - это мозги скукожатся, полная деградация... Так что никто, по сути, не может быть действительно свободным от всего. Разве что, нигилисты, но эти ребята нынче повымерли, и стали редкими, как задние фонари на ВАЗ 2103. Стало быть, придётся контачить с обществом вокруг, общаться, что-то делать.

Посидев по тёплыми лучами, Михаил встал со скамейки и медленно побрёл между высоких оград, дабы не навернуться на рыхлом снегу и не порвать куртку. Было по-прежнему тихо, лишь поодаль, в болотистой низине, покрикивали вороны на раскидистых деревьях. С каждым шагом птичий гомон удалялся от Стальцева всё дальше и дальше, и он был уверен, что стоит лишь выйти на старое Донинское шоссе - звуки пустынного кладбища окончательно уступят место шуму цивилизации. Цивилизации...

Взгляд как будто нарочно зацепился за памятник местному "конкретному пацану" Сивому - удивительно, но это была не кличка, а реальная фамилия. Всё, как полагается таким гражданам - массивная плина, портрет в полный рост, и даже на чёрно-белом гранитном рисунке угадывается модная пёстрая рубаха, на ней однотонный пиджак (в цвете он, конечно же, был малиновым), цепь, огромная мобила с антенной в руке. Миша остановился и задумчиво посмотрел на мемориал павшему за дело капитализма. Как же свистит жизнь, страшно подумать... Этот тип лёг в яму в девяносто третьем году - до его, Стальцева, дня рождения оставалось аж тринадцать лет! И он, Стальцев, носит плоский смартфон в кармане, а толстую цепь и красный пиджак посчитал бы дурновкусием. А этот - пожалуйста...Интересно, ему "Дельта" карман сильно отклячивала? А, плевать, это даже и не человек. Все сериалы начала нулевых красиво показали судьбу убийц, воров и мошенников. Ро-ман-ти-зи-ро-ва-ли! А это сильно навредило молодняку, который у таких вот Сивых учился жизни. Да что теперь говорить, ничего уже не исправить, что было - то было. Дяденька- бандит с "Дельтой" и шестисотым "мерзавцем" очень бы удивился, если б воскрес и посмотрел на современную жизнь.Но не повезло ему, не фортануло. Это сейчас молодые люди друг друга на рэп-баттлы вызывают, а тогда всё решал автомат или что попроще. Догорел костёр, и даже антеннки от "Дельты" не осталось...

Шагать меж тем стало чуть легче - начался сектор 1995 года,там уже не было высоких ограждений, только гранитные бордюры. Очень скоро Миша миновал канаву, не заполненную, к счастью, водой, и вышел на просёлочную дорогу. Территория кладбища кончилась. За деревьями виднелись голубые купола Игумновского храма, золотые кресты ярко блестели на весеннем солнце. Вокруг же, насколько хватало взгляда, разбегались частные дома. С точки зрения Стальцева, жить с видом на Сивого и других ребят - так себе удовольствие, но у нас же давным-давно провозглашена свобода и демократия, всем друг на друга плевать (если, конечно, вопрос не касается денег или законов), а, значит, живи как знаешь и где хочешь. Вот и живут.

Перед глазами парня встало старое Донинское шоссе. Один его конец упирался в те самые рельсы, вдоль которых Стальцев начинал свою прогулку. Второй конец этого старого и полузаброшенного участка дороги плавно вливался в современное Донинское шоссе, как раз в том месте,где оно изгибалось поворотом. В каких-то пятистах метрах от тихого Игумновского кладбища ползли автобусы, летели машины, лениво плескалась грязь в придорожных рытвинах и лужах.

А мир всё продолжал дышать наступающей Весною, втягивать ноздрями дурманящий воздух . И в этом воздухе мартовского дня повис, словно в густом клубничном киселе, прощальный гудок парохода.