Умная Полли

Когда Владимир Станиславович Климов первый раз привез свою собаку к нам на охоту, я был крайне поражен ее сдержанностью и деликатностью. Полли, сука немецкого дратхаара была хорошо сложена и в меру упитана – видно, было, что хозяин ее баловал, но не допускал до критического для охоты состояния. В общем, бока у нее были гладкие, но резвости она не теряла. А сдержанность и деликатность ее проявлялась в следующем. Выйдя из машины, Полли по приказу хозяина (только тогда, когда он разрешил!) справила нужду, а потом скромно пошла за ним в дом. Климов постелил коврик у двери комнаты, куда мы его определили, и приказал: «Место!» Честно говоря, когда я услышал эту команду, произнесенную глубоким педагогическим басом, исходящим из-под грозно топорщащихся харизматичных усов, то сам чуть не присел на стоящий рядом стул. Полли послушно опустила зад на коврик и застыла в сидячей позе. В таком положении она находилась, почти не двигаясь, пока мы разместили гостей и сели ужинать. Наконец, где-то в середине ужина Костя весьма своеобразно похвалил выдержку собаки: «Это же надо было так собаку п.. (можно перевести как «воспитывать»), чтобы она вот так столбиком у двери полтора часа сидела». Хозяин обиделся, подозвал собаку, скормил ей печенье и ласково проворчал: «Ну, иди, иди на место». Полли вернулась на коврик и опять превратилась в статуэтку. В общем, собака была настолько воспитана, что ее можно было бы назначить послом в Великобританию или еще в какую-нибудь страну пиндосов. После ужина все разошлись спать, а собака превратилась из статуэтки сидячей в статуэтку лежачую.

Ночь прошла, настало утро туманное. Мы подъехали к лесополосе и вышли из машины. Полли, похожая на взведенную пружину, дрожа от возбуждения, потягивала носом в сторону зарослей кустарника и тоненько, едва слышно поскуливала. «А ну-ка успокойся! Сидеть!» - раздался голос хозяина, и собака послушно присела, преданно глядя ему прямо в глаза и всем своим видом показывая – я готова, ну, давайте же быстрее начнем! Я представляю, как собак в такие моменты раздражает медлительность охотников, которые заряжают ружья, ощупывают карманы, а самое противное и бестолковое – зачем-то слюнявят указательный палец и поднимают его кверху, чтобы определить, откуда дует ветер. Дураки! Ветер дует оттуда, где пахнет!

Но вот наконец-то звучит долгожданное «Ищи!», и Полли устремляется в лесополосу, а Климов, взяв ружье наперевес, двигается за ней. Собака то заныривает в кусты, то выныривает из них, иногда останавливается обнюхать какие-то подозрительные места, а мы внимательно следим за ее поведением, потому что без нее мы зайца или фазана не выгоним из густой поросли кустов и деревьев. Но вот в движениях Полли появилась какая-то нервозность и суета – она явно что-то причуяла, и мы с Климовым берем ружья наизготовку. Вот собака в очередной раз ныряет в лесополосу, мы слышим, как она продирается сквозь кусты, и вдруг оттуда выскакивает заяц и начинает стремительно набирать скорость, уходя в открытое поле. Проходит мгновение, и он уже в десяти метрах от нас, проходит еще мгновение – из кустов с треском и лаем выламывается Полли и бросается вдогонку, но косой уже в тридцати метрах от нас. Бах! – выстрел Климова, заяц переворачивается через голову и падает на спину, а собака, налетая на него хватает зубами, и сама переворачивается через голову. Дело в том, Полли, ухватившись за добычу, не успела затормозить лапами, поэтому все тело по инерции полетело дальше, в то время как челюсти остались вместе с зайцем на месте. Мы от души порадовались собачьему азарту и всячески громко похвалили нашу добытчицу. Полли, постояв над косым и отдышавшись, ухватила его поперек спины и потащила к нам. Положив зайца к нашим ногам, она улеглась рядом и, высунув язык стала таращиться на своего ненаглядного хозяина. А тот своим раскатистым басом так громко хвалил свою умную собаку, что все зайцы в округе поняли, что сегодня им убежать не удастся, и они уже было собрались выходить и сдаваться в плен, но хвалебная речь прекратилась, и мы продолжили охоту.

Собака слушалась Климова с полуслова, полужеста. Каждый его взгляд, каждое движение было для нее сигналом. Она знала, когда нужно быть настороженной, а когда – расслабиться. Но при всей сдержанности, часто бывало, что охотничий азарт захлестывал Полли по самую макушку. Иногда, взяв след и преследуя дичь, она забывала обо всем, кроме своей цели, которую гнала, не обращая внимания на призывы хозяина. Бывало, идем вдоль лесополосы и вдруг слышим удаляющийся лай – это Полли погнала зайца. Если заяц здоров и не ранен, он легко уйдет от собаки, но этой простой истине почему-то трудно прижиться в собачьем мозгу, и гонят они косого до тех пор, пока сами не устанут. А мы стоим и терпеливо ждем, когда легавая, тяжело дыша, с высунутым языком, наконец вернется к нам, чтобы выслушать назидательно-воспитательную речь Климова: «Ну-ка, иди сюда, бессовестная! Кто тебе разрешал так далеко убегать? Ты почему не слушаешься, сука немецкая? А?!» и т.д. и т.п. Полли в этот момент смирно сидит и преданно смотрит прямо в грозные усы хозяина, делая вид, что она очень интересуется его речью и ощущает себя виноватой. Хотя на самом деле охотничьи собаки в этот момент думают примерно так: «Если бы вы, двуногие, быстрее двигались, то мы бы этого длинноухого точно взяли. Бегать надо, тогда будете успевать туда, где я вам его под выстрел выгоню. Да еще не факт, что вы в него попадете». Кстати, буквально через пять минут Полли подняла из лесополосы зайца, по которому мы дружно промазали, а собака, пробежав некоторое время за удаляющейся бело-пушистой задницей, вернулась обратно и так выразительно-укоризненно глянула на Климова, что тот даже начал перед ней оправдываться: «Ну что ж, бывает, и мы не всегда безупречны. Ну виноваты, ну ладно». Мне даже показалось, что собачьих глазах засветилось некоторое ехидство. В общем, охота с Полли была всегда интересной и содержательной.

Как я уже говорил, в быту, вне охоты, Полли казалась стеснительной и даже немного застенчивой. Она всегда скромно стояла в тени, прислушиваясь к разговорам и наблюдая за всеми вокруг. Но за этой тихой внешностью скрывался довольно необычный характер. Эта собака имела свой особый подход к жизни – она была тактично наглой. Я часто удивлялся, как этот «покладистая» дратхаарша умудрялся добиваться своего. Например, она очень быстро и четко вычисляла «слабое звено» в любой компании, т.е. человека, который не мог устоять перед ее невинным карим взглядом. Охотничьих собак баловать не принято, особенно, когда идет приготовление ужина или веселое застолье. В такие моменты Полли всегда находилась поблизости, но не так, чтобы это бросалось в глаза. Она просто лежала на коврике и наблюдала за происходящим вокруг. Но как только кто-то из гостей встречался с ней взглядом, она начинала его гипнотизировать и, как правило, получала из его рук какой-нибудь вкусный кусочек, но услышав недовольное ворчание хозяина, возвращалась на свой коврик. Однако, через некоторое время ты вдруг обнаруживал ее около себя, стоящей абсолютно неподвижно. При этом она смотрела куда-то в сторону и, казалось, ничего не просила. Как это у нее поучалось, не знаю, но в такие моменты я чувствовал, что, если ей не дать немедленно кусочек со стола, то она так и угаснет от тоски и голода, стоя рядом со мной. Приходилось под укоризненные взгляды Климова скармливать ей печеньки, а после того, как ее морда ложилась тебе на колени, и глаза виновато-скорбно смотрели исподлобья, ты считал себя просто обязанным уступить ей свой ужин. Просто гипнотической силой и обаянием обладала эта скромница.

Но вот Климов завел себе еще одну собаку, эстонскую гончую по кличке Матильда, в просторечии – Мотя. Симпатичный щенок пегого окраса настолько умилял хозяина, что тот прощал ему многие шалости. Как и все прибалты, собака приняла такое обращение как должное, и иногда вела себя очень недисциплинированно и эгоистично
Полли была гораздо старше и опытнее Моти и, используя ее молодежную несдержанность, частенько провоцировала ее на шалости, при этом оставаясь как бы непричастной к производимым безобразиям. Однажды я смог незаметно понаблюдать за такой ситуацией.

Как-то мы были в гостях у Климова и всей компанией гуляли у него во дворе за домом, а я пошел к воротам, чтобы набрать дров для костра, но только вышел из-за угла, как увидел собак, которые сидели на крыльце перед входной дверью – ей явно хотелось попасть внутрь. Во мне проснулось любопытство, и я решил спрятаться за углом и понаблюдать. Мотя переминалась на лапах, суетилась и повизгивала от нетерпения. Полли потянулась, посмотрела по сторонам, чтобы убедиться, что за ней никто не наблюдает, а потом, нажав лапой на ручку, толкнула дверь, и та открылась настежь. Мотя пулей влетела в дом, Полли потрусила за ней. Я успел подбежать к крыльцу и заглянуть внутрь в самый нужный момент, потому что увидел, как молодая гончая, схватив зубами скатерть, тянет ее со стола вместе со всем содержимым. Через пару секунд раздался грохот и все, что было на столе, оказалось на полу, а еще через пару секунд эстонка устраивает среди всего этого такой пир и погром одновременно, какой и запорожские казаки не всегда могли себе позволить. Я даже стал подозревать, что слухи о чопорной культуре прибалтов сильно преувеличены. Полли, поучаствовав в пире и поблагодарив себя за хорошо организованное мероприятие лучшими кусочками щедро накрытого стола, быстренько выбежала на крыльцо и улеглась недалеко от порога, чтобы видеть все происходящее внутри и выглядеть абсолютно непричастной к бандитскому набегу. Матильда же в упоении продолжала все крушить и рвать до тех пор, пока на пороге столовой не появился сам Климов. После его громогласного «Ах, ты!», сопровождаемого грубыми словами, Мотя вдруг поняла, что натворила, и тут же села преданно и невинно глядя в глаза и виляя хвостом.

Климов подошел ближе, посмотрел внимательно сначала на собаку, а затем перевел взгляд на Полли, спокойно лежащую рядом с дверью. Та не смогла выдержать пристальный взгляд, и, виновато моргнув, отвела глаза. Хотя я еще не успел ему ничего рассказать, он все понял сразу, так как Мотя сама открыть дверь не могла, а подобные проделки могли совершаться только под опытным руководством более опытных товарищей. И тут состоялась педагогическая речь Владимира Станиславовича, обращенная к обеим собакам и посвященная объяснению недопустимости подобного поведения, а также перечислению всех их ближайших родственников, характеризуемых словами весьма грубыми и недвусмысленными, но совершенно непечатными. Реакция собак была разной: младшая не понимала, почему так орет хозяин и когда он с ней поиграет, а старшая – старшая понимала все! Она понимала, что преступление раскрыто, что человек понял ее хитрость, что ругается он справедливо, по делу, и поэтому изредка поднимала на него свои карие виноватые глаза, в которых светилась такая беззаветная преданность, что суровый бас Климова стал меняться и перешел в примирительный баритон, который, в конце концов, сменился влюбленным тенором. Я удивляюсь, как собаки и женщины такие вещи проделывают с нами! Как им это удается? Вот понимаешь, что тобой вроде как манипулируют, но ведь чувства все искренни – такое подделать невозможно. И все – простил, да еще более того – теперь сам чувствуешь себя виноватым: зачем было так кричать, ругать, повышать голос, говорить обидные слова? И мучаешься потом чувством вины, а она (собака?) весело улыбаясь (или виляя хвостом), занимается своими делами как ни в чем не бывало.

Мы начали собирать осколки посуды и остатки еды, стараясь восстановить первоначальный вид комнаты. А собаки тихо сидели у стены, словно ничего особенного не произошло. Матильда вообще уже забыла про то, что было, а Полли, судя по всему, рефлексировала, делая из произошедшего какие-то выводы.
После инцидента с разгромом стола настроение у всех участников застолья, как ни странно, не ухудшилось, потому что в теплой компании появилась новая тема для обсуждения – а нет ничего более интересного в процессе общественного питания, чем рассказы об охотничьих приключениях и наших четвероногих помощниках. К тому же мы оптимизировали свое душевное состояние с помощью одного очень волшебного напитка, поэтому реальные истории тут же начали обрастать еще более правдивыми подробностями. Мотя не понимала, почему это все вдруг начинают громко смеяться во время рассказа, вскакивала и подбегала к столу, надеясь получить угощение, а Полли… Полли сыто дремала в уголке на коврике и, изредка приоткрывая свои умные глаза и поглядывая на нашу шумную компанию, думала: «Такие взрослые особи, право, а ведут себя как щенки неразумные. Люди, одним словом, что тут поделаешь».