Полночь для Львицы

Дождь стучал по стеклам петербургской высотки, где Катя, директор одной из самых успешных IT-компаний России, снимала изящные перчатки. Ей было почти 35, и жизнь, казалось, была выточена до блеска – власть, уважение, просторная квартира с видом на Неву. Но в тишине, нарушаемой только мерным мурлыканьем дымчатого Маркуши, теребящего ее юбку, жила другая правда. Правда о пустоте, которую не заполняли ни премии, ни статус. Львица жаждала не триумфа, а тепла. Равного партнера. Любви, которая упрямо обходила ее стороной, словно пугаясь ее независимого нрава и острого ума.

«Ну что, Маркуша, опять вечер тет-а-тет?» – Катя почесала кота за ухом. Он ответил довольным урчанием, но в его зеленых глазах читалось: «Где ты была так долго?» Кот был ее единственным безоговорочным поклонником, ее якорем в море деловых бурь.

Поводом для сегодняшнего платья цвета темного рубина и непривычно высоких каблуков был не контракт, а благотворительный аукцион в поддержку детской больницы. Катя верила в ответственность сильных. Лев в ней требовал щедрости.

Зал сиял хрусталем и улыбками. Катя легко парила среди знакомых лиц, ее смех звенел уверенно, беседа лилась как дорогое вино. Но внутри – привычная наблюдательность, почти отстраненность. Она рассматривала лоты, делала ставки, жертвовала щедро. И вот, отойдя к тихой нише с картиной местного импрессиониста, она услышала за спиной:

«Страшно представить, сколько кофеина потребовалось организаторам, чтобы все это собрать за две недели».

Голос был низким, спокойным, с легкой искоркой самоиронии. Катя обернулась.

Он стоял, чуть прислонившись к колонне. Не модельной внешности, но с лицом, на котором жил ум и какая-то внутренняя сила. Темные волосы с проседью, лучики морщинок у глаз, смотрящих на нее с открытым, чуть озорным интересом. Костюм сидел безупречно, но без вычурности.

«Согласна, – улыбнулась Катя, чувствуя неожиданный толчок под ребрами. – Хотя, возможно, они просто обладают даром убеждения. Как и вы, судя по тому, как легко втянули меня в разговор».

«Максим, – представился он, делая шаг вперед. Рука – сильная, теплая. – А втянул, наверное, потому что заметил единственного человека, кто разглядывает картину, а не ценник или соседа по столу». В его взгляде читалось искреннее восхищение.

Разговор закружил их, как вальс. Говорили о благотворительности, о сложностях управления (он оказался основателем сети клиник эстетической медицины), о абсурдности петербургской погоды. Катя ловила себя на мысли, что говорит свободно, без привычного защитного сарказма. Он слушал не просто вежливо – он *слышал*. Задавал вопросы, которые касались сути, смеялся над ее шутками так, что у нее теплело внутри. Он не пытался ее переиграть или впечатлить – он был рядом. Равный.

«А дома вас тоже кто-то ждет с упреками за опоздание?» – неожиданно спросила Катя, мысленно представив Маркушу, свернувшегося в кресле.

Максим рассмеялся: «Только скрипящий замок и холодильник, который я забываю наполнить. А у вас?»

«Целый комок дымчатого недовольства по имени Маркуша. Мой главный критик и единственный мужчина в жизни… пока что». Слова сорвались неожиданно, и Катя слегка смутилась.

Максим посмотрел на нее серьезно. «Значит, я должен произвести впечатление не только на вас, но и на Маркушу? Двойная ответственность». В его глазах вспыхнуло что-то теплое, обнадеживающее.

Вечер таял. Они проигнорировали десерт, пропустили финальные торги, утонув в своем разговоре у окна, за которым дождь сменился легкой моросью. Когда зал начал пустеть, Максим тихо сказал:

«Катя, я не хочу, чтобы этот вечер закончился звонком такси. Позвольте проводить вас? И… может быть, завтра мы продолжим этот разговор? За чашкой кофе, без благотворительного фона?»

Львица в Кате обычно требовала контроля, времени на раздумья. Но сердце, так долго молчавшее, забилось громко и ясно. «Маркуша будет недоволен, если я откажусь от предложения прогуляться по ночному городу. А я… я не хочу его огорчать». Ее улыбка была ярче всех люстр в зале.

Они шли по влажным брусчатым улицам, плечи почти касались. Говорили меньше, но тишина между ними была теплой, наполненной. У подъезда Кати Максим взял ее руку.

«Спасибо за этот вечер, Катя. За то, что заставили поверить, что полночь – не всегда время для одиночества». Он поднес ее пальцы к губам. Легкое, почти невесомое прикосновение пробежало по коже током.

«Максим… – ее голос дрогнул. – Завтра. Кофе. В десять? Я знаю одно тихое место…»

«Я буду счастлив», – он смотрел ей в глаза, и в этом взгляде Катя прочла то, что искала годами: уважение, интерес, влечение и обещание чего-то настоящего.

В квартире ее встретил Маркуша. Он обнюхал подол платья, где задержался легкий запах мужского парфюма и ночного города, и громко замурлыкал, труясь о ее ноги.

«Что, Маркуш? – Катя взяла теплый дымчатый комочек на руки. – Кажется, тебе скоро придется делить меня. Но не бойся, – она прижалась щекой к его мягкой шерстке, глядя на огни города за окном, где где-то там шел к дому Максим. – Похоже, он знает, что кофе должен быть крепким. И что главный в этом доме – ты». Впервые за долгое время Катя-Львица чувствовала не тяжесть короны, а легкое, почти воздушное предвкушение утра. Утра, которое обещало новое начало.