Трудно быть багом

    Шорох движения и скрип подошв по ступеням. Вот что это было. Только задним числом понял. А Сёма не придал значения: половина шестого утра, звонилка в руке, шлёпает до туалета на автопилоте. Подсознание-то как раз уловило, сорвало меня с постели в режиме опасности, выгнало вон из спальни. Мы же, два дурня, всё неправильно поняли, и решили опорожнить мочевой пузырь.
    И тут в квартирах с диким грохотом принялись выбивать двери. Затопали сапоги, прозвучали приказы: бегом-бегом. Сверху, справа, снизу отозвались матами и криками мужчины, заистерили женщины, заплакал ребёнок, взлаял и, взвизгнув, замолчал пёс. В ответ: на пол, блянах, руки за голову, молчать, не двигаться. Шум падающих тел, стоны, возня, хрипы. Вверху, пару этажами выше, тявкает автоматная очередь, через пару секунд за стеной сухо прокашляли из пистолета. Повтор звуков заезженной пластинкой катится комом из жилища в жилище.
    Оглушающе зажжужал смартфон. Твою ж мать! МЧС: "Мы атакованы! Объект на орбите предъявил ультиматум. Миллионы жертв. Армия продолжает уничто..." Текст обрывается. Глаза видят, мозг лихорадит.
    У Семёна псих:
    "Докричались? Мы тут, мы здесь. Млечный путь, солнечная система, планета Земля. Это за тобой, Приск?"
    Я в ответ:
    "Так это Тёмный лес к нам вломился? Заткнуть глотки тем, кто громче орал?"
    Успокоил бы, да не могу:
    "За нами"
    Вот сейчас... Ударят в дверь. И цепочкой, лицом в затылок, полезут. Прикрываясь точно щитом, друг другом. Опять команды. Топот ног, по лестнице вниз-вниз-вниз. Далёкое хлопанье двери. Тишина.
 
    ***
    Держимся руками за край ванны. Сёма бездумно разглядывает лужу на кафельном полу. Потом поиск вслепую душевого шланга. Краны горячей-холодной влево. Шторка скользит по штанге. Вода шпарит кипятком. Пускаю холодную. Уже соображаю. Через какое-то время выглядываем на площадку одетые, обутые. Двери висят, лежат, повсюду пласты штукатурки, изнутри ни звука. Спускаюсь на пару ступенек, выглядываю вниз, Семён задирает голову вверх - та же картина: опустошение. Заходить к соседям, пялиться на результаты ни малейшего желания. Все, кого знал, милые люди. Были. Даже грубый Корнеев. Ну да, характер не сахар. Ещё и темперамент. Не повезло - только вчера с рейса. А так бы ехал сейчас куда-нибудь в Тюмень, крутил баранку. Эх...
    Живым должно быть стыдно смотреть на мёртвых.
    Ничто не меняется, Семён: опять мирное население несёт потери. Всегда несёт, чтобы на него ни повесили. Подымаемся в нашу "конуру", ощущая постыдную дрожь в коленях. Янкины сигареты и зажигалка на полке. Плетёмся на кухню: чайник, табурет, пепельница.
    В прихожей затренькал звонок. Посмотрели в глазок - можно подумать, если чужой, мы его не впустим. Открыли. Лейтенант: коренастый, скуластое лицо, белая чёлка, белые ресницы, серые, почти прозрачные прищуренные глаза.
    – Семён Корса;ков, – утверждающе.
    Киваем.
    – На выход. Пшёл.
    На Сёме уже джинсы и ковбойка. Я пожал плечами, надел кроссовки. Спустились, у подъезда видавший виды пазик. Сели у двери, сопровождающий - по другую сторону, и отвернулся, дав понять, что разговоры отменяются. Водитель закрыл дверь, поехали.
 
    ***
    ...Смотрели в окно и понимали - с миром сотворилась сучья мерзость. Нечто замызганное, исхарканное. Наверное, половина восьмого утра, ещё пыльно горят фонари, а город-миллионник вымер прохожими, что обычно толпами спешат на работу, спускаются в метро, сутулятся на остановках. Ни машин, ни автобусов. А надоедливые курьеры? Хоть бы одна жёлтая или ядовито-зелёная куртка на мопеде.
    Только грузовики, бронетранспортёры и солдаты, солдаты и ещё раз они же.
    Сёма в ступоре: "Ты этого ждал, Приск? Так и должно быть? "
    Не хочет смириться. Умный, воспитанный по совести мальчик.
    Нет, дружище, отвечаю, не должно. Ненормально, когда армия штурмует дома своих граждан и стреляет в своих отцов и матерей.
    Неожиданно раздражаясь, мы с Семёном начинаем впускать в себя пустые мысли. По сути мысли-провокаторы, цепляющие шестерёнки эмоций.
    "С какого рожна форма спецподразделений обязательно чёрная?"
    "А что ты хотел? Грязная работа, траурная кайма под ногтями."
    "Гробовщики?"
    "Двухсотых забыл. Им самое место на кладбище."
    "Тогда кроты? Они тоже роют.
    "Брось - кроты слепы, милы и безобидны. Эти же больше похожи на тараканов."
    "Да ладно тебе, они не умеют летать."
    "Или не хотят, но кишат, заметь, повсюду."
    "Заметил. А какие у них фашистские рогатые касочки, автоматики. Зацени."
    "Бренд такой. Ну и вишенка на торте - неизменные по армейской моде балаклавы."
    "Вот на кой чёрт эти чулки на мордах? Маскарад? Можно подумать кого-то боятся."
    "Сон в летнюю ночь?"
    "Да нет, скорее - о дивный новый мир."
    "Нет, ты поглянь: двое дежурят у дверей, другие впятером проталкиваются в подъезд."
    "А это что, в кузове? Лежат вповалку. Пять, шесть... Нет, девять человек. Спят что ли?"
    "Не уверен. Позы у них неправильные. Так не спят. Как будто побросали их туда. Допроталкивались."
    "О, этот держится за стену, выблёвывает на берцы свой завтрак."
    "А чё, рутина же - человеков убивать..."
 
    ***
    Трудно поверить, что два дня назад мы провели эксперимент "Невод": изучение созвездия Кеплер квантовым усилением эмпатии человека. И ведь получилось. Кто-то же нам ответил. Все прочувствовали. Сашка Голиков четырежды словил оргазм. Они были так счастливы, шептал он, так благодарны за наш дар. Мы любили друг друга. А Яну отпаивали из фляжки. Зубы стучат, глаза закатывает. Ну испугалась, а чё там? Она: черви, кости, проволока. И уже мне: Приск, если бы ты видел. Потом спокойнее: ходули, вышагивающие по равнине, сотни, тысячи. А потом огонь. От горизонта до горизонта и камни с неба, дождь из каменных глыб. Приск, я думаю, мы убили их. Их всех. Но они не возражали. Не понимаю. Юрка Адашов буднично сообщил: Бог есть. Семён ему: ну слава богу. Ты его видел? Нет, но он снизошёл на них, они покаялись - костры очищения от скверны уже горят во Вселенной. За ночь написали статью, отправили в "Нейчур". Утром сияющий Адашов поехал в церковь, мы глянули на бутылку шампанского, отнесли к девчонкам, сбегали за водкой, напились и полегли баиньки. Герои. Теперь кому это надо? И где этот "Нейчур"?
 
    ***
    ...Ребята помнят, что смогли осознать, интерпретировать увиденное - разжевать сознанию и подать на блюдечке в понятных привычных образах. Я помню всё.
    Мы движемся шлейфами газа, полями астероидов. Мы тени в облаках, наш голос подобен шёпоту ветра. Образы, звуки и цвета рождены подсознанием - чуждое предстаёт привычным и понятным. Яна единственная увидела реальность. Даже я не смог. Ходули. Что они такое? Животные, устройства передвижения? Нам же планеты раскрылись клокочущим чудесами, миром муравьёв. Их города возвышались над безбрежными полями из ромашек, одуванчиков и клевера. Извилистые ручьи и озерца питали жителей водой и пищей. Кустарники и раскидистые зонтичные деревья давали тень и отдохновение.
    Мы прожили там вечность. Притворяясь придорожными камнями, листьями, играющими с ветром. Иногда мы ложились туманами, чтобы замечать мелочи, а то собирались в тучи, смотрели сверху и собирали картину из пазлов. Когда могли, следовали за хозяевами в тоннели, пробирались по галереям, спускались в лабиринты, воспаряли к куполам.
    Повидали места, где муравьи жили в пещерах, и полёвок загоняли всем муравейником, привлекая в помощь жаворонков и трясогузок; где курились печи, выплавляя медь или железо, а у соседей уже тарахтели паровозики, и в пруду величаво курсировали колёсные пароходы. Были и там, где грохотала орудийная канонада, танки прорывали проволочные ограждения, и в небе облачками висели дирижабли. Наблюдали взмывающие к облакам грациозные конусы космических кораблей, от вида которых на глаза наворачивались слёзы восхищения. Трогали удивительные хрустальные шары, размерами от дедушкиного сундука до футбольного поля, рассматривали кипение непостижимой жизни, перешагнувшей человеческие понятия о законах Вселенной...
    Радовались, удивлялись, смеялись. Пока с небес не начали падать осы. То были грациозные, с тонкой талией создания - янтарь и чёрные тигриные полосы - осы-наездники. Паразиты сознания и воли. Смертоносные фехтовальщики. Их яйцеклады разили, не зная пощады. Муравьи сражались до последнего, так что земля покрылась ковром из осиных тел. Но силы были не равны. Сильнейшие и умнейшие пали. Когда пыль битвы улеглась, хитиновые панцири уже наливались ядовитой желтизной. И это были не те жизнерадостные и охочие до тайн природы создания. Неделя-другая и осами они воспарят в небеса. В поисках следующего муравейника.
    Я так долго бежал от врага, ни разу не подумав, что может есть способ бороться. Истина безгранична и содержит ответы на все вопросы. Но что есть истина? Их стратегии порабощения миллионы лет: оцифровать копию разумного аборигена, совместить сознание одного из миллиардов колонистов с памятью носителя, умертвить его и распечатать получившуюся химеру. Я лишь случайность, сбой в программном коде мироздания. Тогда на Юру Адашова снизошло откровение: не мир принёс я вам, но мем - возлюби ближнего своего как самого себя. Оксюморон. Как убивать того, кого любишь?
    И всё же. Любовь. Невиданная доселе концепция выкашивала гордость и предубеждения косой совести. На убийц, не ведавших сомнения, снизошло откровение: мы стервятники, мы вампиры душ - нет нам прощения, нет оправдания. Стыд и отвращение запалили костры войны. Любовь родилась с огнём, плача от копоти разрушений и захлёбываясь желчью разложений.
    ...Стороннему наблюдателю показалось бы, что то песчаная буря, рыча и огрызаясь разрядами молний, мечется между небом и землёй. Но нет, теми песчинками были миллиарды ос. Они убивали друг друга с ненавистью к прошлому и остервенением к настоящему. Облака, тучи, целые грозовые фронты сшибались во встречных атаках. И сколько это продолжалось - день, месяц, может сто лет или тысячу? Время всегда относительно. Когда же буря миновала, косматое солнце в небесах покрылось волдырями, коричневыми оспинами, по поверхности поползли расширяющиеся чёрные трещины. Огненный шар, трепыхаясь, начал сдуваться, словно кто невидимый стал протыкать его с разных сторон иголкой. И через пару минут день сменила ночь. А на месте солнца появилась заплатка, закрывшая собою звёзды.
    Однажды кто-то увидит, как погас этот мир. Но прежде истекут миллионы лет. И никто не узнает о несбывшихся за чужой счёт надеждах на вечную жизнь...
 
    ***
    – Выходи. Нам дальше нельзя.
    Над площадью нависает массивный куб родного института. Значит, доставили по месту работы. Или теперь службы? Осматриваюсь, повсюду тела: люди, собаки, кошки, птицы.
    – Зачем убиваете, черти? – слетает у Сёмы с языка. Я-то догадываюсь, но хочу убедиться. Кажется, на планете Земля всё пошло не так, как обычно.
    Лейтенант глянул и, показалось, сейчас ударит:
    – Голос в башке. Дёргает за нервы. Марионетки. Противиться бесполезно. Подчиняешься: крутяк. Три-четыре часа кайфа. После хана: кровь горлом, судороги. Это в лучшем случае. А чаще всего у пацанов самострел - ствол под подбородок и палец на спусковой крючок. Было у меня подразделение, и не осталось никого...
    Чёлка прячет глаза. Лейтенант отворачивается, задирает голову, высматривая что-то в небе, тянет из кобуры пистолет:
    – А тебя нельзя стрелять. Почему? Су-ука... Беги уже.
    Всё-таки это происходит, думаю. Но зачем убивают? Что не так? Привычные к дисциплине армейцы дёргаются за ниточки, но не долго. В конце и они ломаются. А с остальными что? Слишком эгоистичные, заточенные под себя и свой уютный мирок?
    Водила тоже вышел, поставил ногу на подножку. И Семён побежал, быстро побежал. Давненько так не сучил ногами. Когда до входа оставалось метров десять, потемнело, с неба посыпал град. Нам обожгло плечо, чиркнуло огнём по шее. Кто-то открыл дверь. Вваливаемся в вестибюль. Рубашка, волосы дымятся. Оглядываюсь. Это не град. Золотые крупинки, то взмывающее ввысь, накручивая спирали, то злыми осами стремительно пикирующие к земле. Дежавю. Так выглядит забвение. Автобус заволокло дымом, горит резина на колёсах, в салоне - даже отсюда слышно - что-то лопается, трещит, а лейтенант и водитель лежат в стороне. Два чёрных холмика.
 
    ***
    – Им не поможешь, – раздаётся за спиной знакомый голос.
    Крюкова, куратор эксперимента, и бонусом – герой Евразийской реконкисты – её растиражированное лицо знают даже дети. Усталая, седая. Обветренное лицо, ни следа макияжа. Под веком правого глаза наколки, цепочка рун-оберегов.
    – Вы-то с ними каким боком? – киваю за дверь.
    – Главное, что вас доставили живым, - куратор косит глазом. – Наконец-то я нашла вас всех. Это удача. А вот у вас проблема.
    Мы в недоумении. Что значит - нашла нас всех? А мы терялись? И в чём удача, если в наличии некая проблема?
    Идём быстро. Крюкова тётка боевая, идёт по-мужски, жёстко, быстро. Мы едва поспеваем. Коридор, двери-двери, пандус, лестница вниз, мигающие неонки над головой. Вот и наша лаборатория.
    В помещении погром. Столы, компьютеры, шкафы свалены горкой , как для затопки костра. Кто-то выкрутил крепёжную оснастку у станины томографа, поставил его на попа и передвинул полуторатонную "игрушку" в угол. Он же прикатил и уложил рядком на освободившееся место три, в человеческий рост, яйца, натоптав пол армейскими ботинками - наши капсулы эмаптической связи, те самые, с помощью которых мы осуществили Прорыв. А ещё нехорошее бурое пятно под окном... Кровь?
    Семён тут же провоцирует меня картинкой: Юрка разводит руки в стороны - ну кто первый - подходи, рядом насупившийся Саня в боксёрской стойке, и Янка позади, тростиночкой, ладони крестом на груди.
    "Не нагнетай, Сёма. Паршивая мысль."
    Моё альтер-эго тут же отвечает:
    "Приск, где ребята? Я их не чувствую."
    – Как объясните сей казус? - скрипуче интересуется Крюкова, окидывая взглядом непотревоженную колонну "Мозгоправа". – Чьи, откуда, почему? И ещё это? – она обошла усилитель-считыватель и поманила рукой.
    Очередное "яйцо". Раззявленное вдоль беззубой ухмылкой чеширского кота. Сёма цепенело заглядывает, кто внутри, но кажется там и дна-то нет. Что за ерунда? Наклоняюсь ещё и... удар, падение.
 
    ***
    Открываю глаза: звёзды кружат хоровод. Ощущаю присутствие ребят. Слабое, будто заплутавшее эхо.
    – Крюкова вас упаковала? – кажется Адашов.
    – Теперь и нас за компанию, – присоединяется Семён.
    – Прости, Приск, - шепчет голос Сашки. Как шелест крыльев, как шорох травы, как писк зверька, беспечно выглянувшего из норки.
    – Это уже не Крюкова, - отвечаю. – Сильная была женщина, правильная. Жаль человека.
    – Где мы Приск? - спрашивает Сёма. Он встревожен, но не сильно. Молодец!
    – В ментальной ловушке. Я вас вытащу.
    ...Мы падаем в кипящий водоворот. Скользим по краю, погружаемся, летим навстречу разгорающемуся жёлтому светляку, что манит издалека. Различаю Сатурн, Юпитер. Боковым зрением замечаю движение. Затяжными прыжками нас настигает гигантская растопыренная клякса пыли и газа. Точно кто бросил вслед ловчую сеть. Вот она вырвалась вперёд, утончаясь в веретено, усыхая в размерах. Чем ближе к цели, тем она меньше, и короче прыжки. Сахарной крупинкой прыгает в круговорот планет. Рядом с аквамариновой горошиной Урана растворяется в точку, и ползёт, замедляя скорость. На подступе к Земле уже крадётся, повисает на орбите... К нам гости. Тот самый объект на орбите. Вот как это было. Проследил нас на обратном пути. Кажется, что незримая Янка привычно кусает губы.
    Ребята, вы были моей семьёй. Смыслом существования. Да что уж, вы и были моей жизнью. Прощайте.
 
    ***
    Почти тридцать лет назад меня забросило на Землю и я слился сознанием с двенадцатилетним мальчиком. Беглец, оставшийся в живых по ошибке, по недосмотру, единственный в своём роде, я благодарил случай, что нашёл столь щедрый на жизнь мир. Мой враг шёл следом не торопясь, разоряя и подчиняя звёздные системы, галактики и в силу надменной самоуверенности, даже не помышлявший о моём существовании.
    Сёма Голованов оказался смышлёным парнем, хотя я и пытался убедить его в том, что я фантом, проблема взросления его личности. По-научному здешние эскулапы называют это диссоциативным расстройством идентичности. Но нет, Семён и его друзья и думать не желали, что я результат болезни, вывих сознания. Разумеется, в своих фантазиях, они придумали мне легенду. Какую бы вы думали? Я пришелец, чья миссия спасти Землю. Ни больше ни меньше. Детское чутьё. Способность отличить фальшь, принять правду, и довериться искренности. Не чужой, готовый откладывать яйца в любом подвернувшемся теле, не интеллектуальный сноб, стоящий выше человекообразных обезьян. Свой в доску, рубаха-парень по имени Приск. Почему Приск? А потому. Я был их тайной, будущим героем. И постепенно смирился, свыкся. И в одно прекрасное утро сказал себе: Как поживаешь Приск? Поживаю? Я живу, дубина стоеросовая, существую. В тот день я и стал им, уже по-настоящему. За мою жизнь, хотя и в голове их друга, двое мальчишек и девчонка готовы были драться и умереть.
    Но пришёл день, когда я всё рассказал.
    У врага не было имени. Никто его не видел, о нём никто не догадывался. До последнего момента. Но даже тогда растерянность и ужас сменялись на покорную безысходность, не было времени давать название происходящему. Единый социум распадался, и даже не на отдельные личности, а на одиноких жалких существ, у которых было всего три пути: бороться, прятаться или кончать с собой. Вторжение выглядело как череда недоразумений, связанных с коммуникацией, с системами управления, принятия решений планетарного или государственного уровня, в зависимости от уровня развития цивилизации; необъяснимых смертей критически важных специалистов разных уровней; техногенных катастроф - от веерных отключений энергии, разрушения в мировом масштабе энергостанций и сети орбитальных спутников всех уровней.
    Мы вышли на веранду. Дуб возле дома выглядел таким большим, внушительным, раскинувшим ветви шатром над головами, разве можно было сомневаться в его надёжности, день обещал быть солнечным, а до речки было рукой подать. Яна коснулась плечом Семёна, растрепала его рыжие вихры и сказала:
    – Всегда догадывалась – звёзды ближе, чем кажутся.
    Они поняли, что когда-нибудь смогут и сами до них дотянуться. Да, мы забросили "Невод" в надежде поймать золотую рыбку, но в сети попала не она. Теперь дети выросли и могли умереть по-настоящему. И не только они. Все люди. Из-за меня.
 
    ***
    Крюкова наклоняется, смотрит, трогает своё лицо ладонью и стягивает его, как перчатку. Под ней розовая култышка:
    – Ты. Уничтожил. Мой. Мир.
    "Прах разорённых миров, коих не счесть, с ними как?"
    – Вы сами решили спалить его дотла, – отвечаю.
    – Благодаря печати копий и переносу сознания их жизнь длилась миллионы лет.
    – И всё же. Они так решили, Крюкова. Сами.
    – Проявили слабость, – шипит существо. – Ваш эксперимент. Вы как-то смогли. Ввели в заблуждение. Верну их к жизни. И не идентифицируй меня с телом, человек.
    Теперь мне понятно, кто передо мной. Бессменный охранник, камердинер, верный раб, убийца без страха и сомнения. Невероятно сложный механизм. Почти живой, почти бессмертный. Но всё когда-то кончается. Ты забыл, жестянка. А может даже не знал – когда-то и твои хозяева мечтали о странном, глядя на небо.
    – Пока репликатор оцифровывал твою память и тело, я наполнил тебя собой, – изрекает Это. – И ты не сломался. Как другие на планете. Твоё вместилище приз для меня.
    – Убийство называешь поломкой?
    – Не достанутся мне, не достанутся никому.
    – Не дадут воды, – рассмеялся я, – разобьёшь стакан, умрёшь от жажды.
    – Трепыхаешься, особенный? Распечатаю миллионы твоих копий. Разберу на атомы. Узнаю, в чём секрет. А потом напечатаю твоих друзей, стану тобой и ими.
    Я уже отыскал точку входа. Обошёл защиты, ловушки. Примитивно. Говоришь, миллионы лет? Нужно чаще обновляться.
    – Чему улыбаешься?
    Потому что я стал чуточку человечнее:
    – Ты не подумал, что моя особенность иного рода? – мои руки проходят сквозь "скорлупу" и смыкаются на его горле.
    – Кто ты? – хрип и страх.
    – Твой баг. Я Приск сын Приска, следую от планеты к планете. Перехожу из тела в тело. Пыль на сапогах твоих хозяев, которую они позабыли отряхнуть. А я выжил. Сотни тысяч лет мы оба без роду и племени. Хотя ты рухлядь, у таких устройств большой запас прочности. Но меня на тебя хватит. Давай покончим с этим. А люди выживут. Они живучие.

    (C) Yeji Kowach 13.12.2024