Пустые кроватки

Сердце сжалось в тисках, будто на него наступили. Тошнотворная тяжесть разлилась под ребрами, холодный пот выступил на спине. Знакомое чувство – будто когтистые лапы скребут изнутри, выдирая клочья души. Спазм прошел по горлу. Не в моготу. Словно весь мир давит, а воздуха нет.

Рука сама потянулась к шкафчику над раковиной. Там стояла бутылка с мутной жидкостью. Старое, как мир, убежище. Притупит. Хотя бы на время. Палец уже обхватил горлышко... Но он резко одернул руку, будто обжегся. Нет. Не сегодня. Не снова. Он помнил эту ловушку.

Он видел их – в прокуренных барах, на кухнях в хрущобах. Стекло за стеклом. Льется дешевое пойло, желтое, как страх. Они топят в нем неудачи, обиды, пустоту. Кричат, спорят, плачут, обнимаются с чужими людьми, клянутся в вечной дружбе. А утро... Утро – это ад. Голова, раскалывающаяся на части, сухость во рту, отдающая медью, и стыд. Жгучий, всепоглощающий стыд. И самое страшное – проблемы не растворяются. Они возвращаются. Все те же. Только крупнее, злее, и к ним прибавляется новый груз – вчерашний позор и трясущиеся руки.

Он сам так падал. "Еще одну! Мы же русские, нам меры не писаны!" – кричал он или кто-то другой, уже не важно. И проваливался в черную, липкую пустоту. В то болото, где нет ни вчера, ни завтра, ни боли, ни проблем. Казалось бы, рай? Но это рай мертвецов. Пробуждение из него было хуже любой реальности.

А потом пришло настоящее дно. Проснулся – не пойми где. Вонь перегара и немытого тела. Горло саднило, будто там действительно драли коты. Поднял тяжелую голову. Тишина. Гробовая тишина. Не детского смеха, не жениного голоса... Он огляделся. Заляпанные стены. Грязь на полу. И они... Пустые кроватки. Две маленькие, с пыльными балдахинами, которые когда-то висели с любовью. Совершенно пустые. В них не спали его дочки. Они не бегали по квартире. Жена не ворчала у плиты. Их не было. Он прогнал их. Своим пьяным угаром, своими срывами, своим бегством в эту самую пустоту. Он променял их на иллюзию забвения.

В тот момент, глядя на эти пыльные, покинутые кроватки, его пронзило невыносимой ясностью. Как током. Он все понял. Зеленый змий не тупил боль. Он ее усиливал, растягивал на годы, выжигал дотла все хорошее, что у него было. Обещание забвения было ложью. Оно лишь углубляло яму, в которой он оказался.

Боль душевную... Ее нельзя было залить. Ее нужно было понять. Взглянуть ей в лицо, как он взглянул тогда на пустые кроватки. Не убегать в пьяное небытие, а разобраться: откуда эта боль? Что ее корень? Какие раны, страхи, неудачи заставляли его искать спасения на дне бутылки? Только осознав это, найдя источник, можно было начать что-то менять. Не для того, чтобы мгновенно вернуть семью – разрушенное доверие не склеить за день. А для того, чтобы перестать бежать. Чтобы попытаться стать тем человеком, которого он сам мог бы уважать. Чтобы, глядя в будущее, видеть не только пыль на пустых кроватках, но и туманную, трудную, но возможную дорогу обратно – к жизни. Трезвой жизни. Где боль не притупляют, а лечат. Где решение начинается не со стопки, а с честного вопроса самому себе: "В чем корень?"

Он глубоко вдохнул, отойдя от шкафчика. Сердце все еще ныло, когти скребли. Но он стоял. И смотрел в окно, на серый двор. Первый шаг был сделан. Он не прикоснулся к вину. Сегодня. А завтра... Завтра будет новый день борьбы. С самим собой. За право когда-нибудь услышать детский смех в этих стенах снова.