Сеанс голографии на русской ферме

Робот Ефим, приобретённый сельской администрацией в конце прошлого года, лежал на сене и матерился. Вернее, говорил на фене, которая близка к матерному языку:

– Зачем, болт заезженный, ты халяву допустил? Шмаровоз с рязанского вокзала! Базар-вокзал в малине устроил, а сам в отстойнике укрылся! Вот подниму на тебя шпану, если будешь фуфло толкать хлебалом. У, котёл фендибобёрный, пошипишь у меня!

Эти слова, целые списанные государства, понадобились роботу Ефиму вот для чего. Он хотел создать язык, отличный от человеческого. И где, у какого перекрёстка нужно было искать, как не возле уголовной фени?

Робот Ефим отдыхал. Корпус его снижал температуру после обслуживания коров. И от нечего делать баловался инфой, заключённой внутри.

Ефим решил немного поразвлечься, и включил порно-сайт. Сам он ничего в сексе не понимал, но любил наблюдать. Как болты равномерно входили в самок, напоминавших коров. Тех же самых, что жили на ферме, только расфуфыренных под круть. С размалёванными мордами и в капроновых чулках на подтяжках!

Устройства, отвечающего за нравственное состояние психики, Ефим был лишён. Учёные ещё только собирались его создавать, и вели ожесточённые споры. Стоит ли вообще это устройство создавать, когда люди освобождались от него? Когда всё слетало с катушек и неслось со страшной скоростью в тартарары?

Робот Ефим быстро уставал от перегрузки. Это было его слабостью, которую сельской администрации не удавалось устранить. И чтобы отвлечься, он включил телеметрию, показавшую ему помещение фермы, доярок и коров.

Ефим услышал трубное мычание, звоны настойчивых мух и пулевые пролёты слепней вдоль линии фермы. Валя, Надя и Акулина – доярки, к которым Ефим был прикреплён, доили возле стойки коров. Валя рассказывала анекдот, взятый из жизни. Потом эстафету переняла Надя, русоволосое обидчивое существо. Она вспомнила свою ссору с Иваном, своим сожителем-трактористом, и пустила по этому случаю слезу. Акулина же, третья по счёту доярка, молчала, работая умелой рукой. Она купила на днях ситцевый дешёвый платок у заезжей челночницы, и радовалась его присутствию на своей одинокой голове.

Ефим, наблюдая эту картину, заскулил от скуки, задевшей его искусственный нерв, и включил для разнообразия голографическое устройство.

– И что я зациклился на этих дурах? – спросил он сам себя. – Шкицы долбанные, паяльники бы вам начистить кулаком!
 
Ефим проявил находчивость и настроил голографию на Нью-Йорк. Чтобы увидеть, как живёт заокеанский народ, бузит и сгорает в адовом пекле демократии!

 А вот и он, американский президент, запертый в Белом доме для сочинительства. Разные там законы, шуры-муры и прочие государственные дела!

Ефим переключил время на утренние часы и увидел президента, завтракающего в просторной зале. Он пил арабский кофе в кругу делегации, приехавшей из Мозамбика. У него было двусмысленное лицо, свойственное политикам и ворам в законе.

– А вот возьму, и нажму на Е4! – подумал Ефим, и нажал на запретную кнопку.
 
Пространства, разделённое морями и океанами, совместились, культуры слились, и американский президент оказался на русской ферме!

В ворота, открытые для проветривания вони, вливался косыми столбами свет, и в нём плавала пыль. Коровы кивали мордами в знак международной солидарности. При этом сопли из их ноздрей стекали струйками, похожими на поливиниловый клей.

Вошёл человек в английском костюме и, осмотрев помещение фермы, удивлённо покачал головой. Затем увидел Валю, Надежду и Акулину, закончивших доить коров, и с дружелюбной улыбкой направился к ним на встречу.

– До ю спик инглиш?* – спросил американский президент.

У девчонок отвисла нижняя губа, а глаза полезли наверх, как опытные альпинисты.

– Из Костромы, что ли? – прыснула первая в кулак. – На букву «о» нажимай, как на педаль велосипеда. Громче, по-нашему ори!

Американский президент увидел ведро с молоком и улыбнулся. Какой-то растерянной улыбкой, словно попал не в ту среду. Посмотрел ещё дальше, на коров, и поправил свой галстук в горошек. А затем, собрав в единый узел свою волю, направился к выходу из чуждых ему стен.

Но по дороге растерялся. Наступил на что-то липкое и заскользил, как на льду. Едва не упал под дружный смех доярок!

– А ну вас, к ё... – произнёс на чисто русском языке президент, и бросился бежать, объятый американским ужасом.

При этом начало фразы, которую произнёс президент, осталось на ферме, чтобы стать достоянием русской истории, а конец отправился в Белый Дом, к истории американской. Датчик, следящий за чистотой русского языка, автоматически отключил сеанс голографии.


Из цикла «Рассказы о роботах»

___

*Вы говорите по-английски?