БУНТ из книги Капли из океана Жизни

БУНТ   




В те «нехорошие, застойные» времена наш район производил в год только овощей по килограмму на всех жителей Советского Союза, включая грудных детей, от Калининграда до Чукотки. Вдумайтесь, один район — и на весь Союз. А если добавить еще и фрукты, то почти по 2 кг выйдет. Естественно, такое количество продукции надо было не только вырастить, но и убрать с полей и привести в порядок, т.е. реализовать, на месте переработать или отправить куда-то в свежем виде. Овощи и фрукты — это не детали или строительные материалы, даже не зерно, которое можно долго хранить, передерживать какое-то время и т.д. Эту продукцию так и называют - «скоропортящаяся». Все надо делать быстро, два, максимум, три месяца, и плодоовощная продукция должна с полей и садов уйти. Это вызывало массу проблем с упаковочной тарой, транспортом и особенно людьми. Студенты и школьники, свободные жители сел и городов и «мобилизованные» жители тех же городов, через их предприятия и организации ,— вся эта масса ежедневно выходила на уборочные работы. Десятки тысяч человек в районе занимались этим делом, сюда было приковано внимание всех партийных, советских и хозяйственных властей, руководителей хозяйств и их подразделений.
Если на массовую уборку овощей брали всех подряд, то на уборку фруктов брали серьезных, годами проверенных работников, привлеченных в основном из других регионов. Больше всего, сегодня их бы назвали «гастарбайтерами», уборщиков, в основном фруктов, было из западных, прикарпатских областей Украины. Они не только убирали фрукты с деревьев подряд, как при обычной сплошной уборке, они укладывали плоды и упаковывали бумагой, древесной стружкой для отправки в другие регионы в свежем виде, а также для закладки на хранение, чтобы фрукты несколько месяцев передержать, а в конце зимы продать их по гораздо более высоким ценам.
Работа по упаковке требовала тщательного отбора плодов и не менее старательной упаковки, одно пораженное яблоко могло испортить всю упаковку. Поэтому на упаковку ставили самых надежных работ-

ников. Надо признать, что западные украинцы добросовестно работали на таких работах, естественно за прямой интерес. Система оплаты труда наемных бригад в садоводстве была проста и доступна. Заработную плату на уборке практически не платили в деньгах, а в зависимости от конкретной видовой урожайности по году, им выдавали в счет оплаты от 5 до 10 процентов собранных или упакованных фруктов, в основном, яблок, при разных возможных внутриколхоз-ных вариантах системы оплаты. Мы в районе как бы ставили верхний предел, а внутри него, хозяйства, ставили условия самостоятельно, ибо даже в рядом расположенных колхозах урожайность и качество фруктов могли колебаться в разы. Короче говоря, система была отработана, и сбоев особых не было. Питались приезжие работники за свой счет, машины на вывоз заработанного тоже часто нанимали они сами. Короче, кто, как договаривался, но затрат по этим бригадам колхозы не несли, только отпускали фрукты, по договору, как положено, с соответствующими сопроводительными документами. Казалось, все просто и понятно.
Но так же нельзя, также скучно и неинтересно. Обязательно кому-то в голову какие-то отработанные частицы ударят, и он или они, то ли с больной головы, то ли по злому умыслу, обязательно что-то придумают и опять же обязательно в худшую сторону. За более чем пол-века уже осмысленной сельской жизни я выстроил, возможно, субъективную спрессованную группировку причин всех совокупных бед в нашем сельском хозяйстве, с момента начала коллективизации до нынешних времен. Так вот, по моему мнению, далеко не абстрактному и голословному, 75% бед на селе — от действий властей всей уровней, 20% - от погодных условий и 5% от местных организаци- онных неурядиц. Поверьте, это так, возможны региональные колебания и вариации, но в пределах 5-10%.
Вот одна из иллюстраций из альбома жизни. Поздняя осень восемьдесят четвертого года. В стране какое-то общее непонятное затишье и в то же время явно чувствуется что-то нехорошее, закулисное, подковерное, особенно на региональном уровне. Вроде бы ничего нового и нет, но что-то чувствуется тревожное и непонятное. Подряд ушли Брежнев и Андропов, под руки водят по Кремлю Черненко, все чего-то ждут, каких-то перемен или конца. Ну, это там, под небесами, а ведь внизу тоже головы какие-то есть и тоже о себе думают в первую очередь. Уборка завершена, и вдруг поступает команда- директива  - наемным бригадам зарплату в порядке натуроплаты не выдавать, а или начислить им оплату труда, как обычным колхозникам, или сдать их заработанные яблоки в «Молдплодовощ» и по закупочным ценам им оплатить. Как всегда, никаких официальных бумаг не поступало. Кто-то позвонил «оттуда», потом запрет на яблоки растиражировали на местах. Такое бывало не раз в нашей жизни - кому-то надо добавить в декабре то фруктов, то молока, то мяса и т.п.; или кому-то на орден, или на звание, или на должность, или пообещал кто-то на совещании или за столом — неважно, а делай, и все. Причем, в случае чего, никто ничего не знает, указаний никто не давал, а те, кто давал, сами еще и проверку организуют, они-то знают что к чему. И ты вечно на крючке у кого-то висишь, сделаешь — виноват (если захотят), не сделаешь — еще больше виноват.
Так вот, это «телефонное право» было использовано и в ту осень. Причем, безо всяких на то надобностей. Может, в очередной раз хотели насолить нашему району, может, еще какие-то были наказания у кого-то в Кишиневе, не знаю, но такой финт в виде запрета выдачи натуры кто-то сделал. Волна возмущения прошла среди тысяч привлеченных рабочих, оно и понятно, они ради натуры сезон и работали. Мы, все местные и районные власти и руководители хозяйств, тем более колхозники, которых этот удар не коснулся, проявили полную апатию и беспринципность. Раз, мол, запретили, значит, запретили, мы здесь ни причем. И это при наличии договоров и их официальной регистрации. Нам так даже лучше и выгоднее (план будет перевыполнен), а остальное нас не касается.
В пятницу мне позвонил председатель из села Кицканы, кричит — у нас настоящий бунт, шестьсот человек собрались на площади, окружили контору колхоза, сельсовет, все разъяренные, требуют яблоки, ими заработанные. Говорю ему, обращайся в милицию, в сельсовет, прокуратуру, райком. Какая там милиция, председатель кричит в телефон, никто не хочет иметь с ними дело. Где-то после обеда секретарь вбегает в кабинет и со слезами говорит — там к вам какие-то люди, много их, страшные такие, злые, хотели к председателю, его нет, хотят попасть к вам Впустил я тех людей. Их было семь человек, причем пятеро явные работяги, а двое лысоватых низкорослых мужиков, явно откуда-то прибыли, может из мест проживания работников. Скорее всего ,это были уже проросшие семена будущих «фронтов» и цветных революций, а пока что выступающих в роли «адвокатов» на емных рабочих. (Напомню, через каких-то полгода пошла так называемая «перестройка»). «Адвокаты» говорили больше и громче всех, уже пахло политикой, национальными притеснениями и т.п., уже и за яблоки почти забыли. Я им дал специально выговориться, чтобы они выпустили «злой дух» и немного успокоились, внешне внимательно слушал, в разговор не вступал, а сам сидел и думал: а ведь они абсолютно правы, надо что-то выбирать - или взять и самому сбежать, как все, или что-то решать. Проценко В.А., нашего первого секретаря райкома, уже перевели в Кишинев, выбив определенным образом почву из-под его ног, оторвав от такой опорной стены, как наш район. Он бы мог что-то решить, но те, кто остались за него, не могли делать ничего, кроме как исчезнуть из виду. Старший из группы рабочих сказал, что они были уже везде в районе, во всех главных организациях, первых лиц нет нигде, а другие ничего не решают.
Пусть читатель не подумает, что я леплю из Гурковского героя в данной ситуации, я никогда героем не был, просто всегда поступал справедливо и честно, чем снискал определенную неприязнь со стороны властной иерархии. Но кому-то же надо было что-то делать.
Спросил у старшего - вы на чем приехали? Автобусом обычным, отвечают. Я в то время ездил на таком «УАЗе» - микроавтобусе. Для себя все уже решил, но надо проиграть все до конца. Дело к вечеру, оставляю водителя, мало ли что может случиться, сажусь за руль, «уполномоченных» - в машину, и через паром - в Кицканы. Хорошо, что в те времена не было мобильных телефонов и никаких информаций толпа в Кицканах не получала, не готовилась, а просто весь день ждала результата от поездки своей делегации. Приехали в Кицканы, там, в центре села большая площадь, ограниченная с трех сторон зданием и территориями — сельсовета, школы и конторы колхоза. С четвертой стороны прямоугольник был очерчен дорогой. Вся эта площадь запружена людьми. Некоторые явно «навеселе», но с невеселым видом, рядом - кафе, наверное, за день туда не раз заходили. Мы проехали буквально сквозь толпу и остановились в центре площади, там стоял не бюст, а такая огромная голова с шеей В.И. Ленина. Пассажиры мои вышли из машины. Люди кинулись к ним, а потом все вместе обступили меня. Веселого в этих действиях было действительно мало. Я влез на крышу «УАЗа», чтобы всем было видно, и сказал то, что должен был сказать. Громко, на всю площадь, слышали это не только бунтующие рабочие, а и специалисты у конторы колхоза, я сказал, что районные власти (!) приняли решение разрешить им получить и вывезти заработанные яблоки. Стоящим у машины бригадирам я негромко добавил — за предстоящие выходные дни. Сел за руль, люди расступились, и я через Бендеры и Тирасполь поехал домой, не стал ночью ехать через лес и паром.
В понедельник все молчали, вокруг меня образовалось такое непонятное пространство, а после обеда мне позвонили из диспетчерской и сказали, что есть телефонограмма и меня вызывают в прокуратуру республики. Началось. Во вторник я таки поехал в прокуратуру, на радость нашим «доброжелателям», надеявшимся, что оттуда возврата уж нет. Подъехав к прокуратуре, она была недалеко от центральной площади Кишинева, рядом с ЦК комсомола Молдавии, я остановился и сидел в машине, составляя план посещения этого невеселого учреждения.
Размышляя, пришел к нескольким выводам. Первое — а вдруг меня не за яблоки вызывают, тогда за что? Перебрал свои действия за все годы, когда вернулся в Слободзею из Казахстана, да, вроде бы, не тяну я своей жизнью на прокуратуру МССР, да и вообще никакого распоряжения о запрете вывоза яблок я не получал, никакого своего распоряжения на отмену запрета не давал, пусть официально покажут. А еще там, далеко внутри меня шевелился такой маленький сверлящий «червячок», как последний козырь. Дело в том, что прокурором МССР в то время был Чебан Иван Иванович, наш земляк, Слободзейский. А жена у него, в девичестве Федотова, была двоюродной сестрой моего отца, то есть доводилась мне двоюродной тетей. После войны мама моя работала в райисполкоме, Иван Иванович был прокурором района, наши семьи по-родственному дружили, они хорошо знали меня с детства, но потом мама ушла из жизни, а я 22 года облагораживал целину в Казахстане. Связи наши родственные распались. В отличие от других, таких же родственников-слободзейцев, я, по возвращении в Слободзею узнав, что Чебан И.И. уже прокурор республики и живет в Кишиневе, не стал лезть ему и тете на глаза и напоминать о своем родстве, пользуясь как-то этим. А вот пришло время, может, и «раскрыться» и поговорить с тетей или ее мужем? А то загребут, ведь, и ни за что. Я простоял у прокуратуры часа два, а потом принял самое верное решение — уехал домой. На работе сказал, что вызывали, беседовали, а что и как — никого не касается. Да и никто особо не спрашивал. Все ждали. И я ждал….

Дня через три - снова вызывают в прокуратуру. А я не поехал, так и по сей день больше не вызывают, и слава Богу. Кому-то это покажется обычным делом, тем более в наше смутное время, а тогда это было обычной необычностью, а такие дела возникали часто просто из ничего — из зависти, дурного глаза, просто так, из интереса, головотяпства и тупости, коварства и жестокости ,и т.п. действий заинтересованных людей. Причем, как правило, никчемных и не на что, кроме пакостей, не способных. Сколько хороших людей погубили в нашей стране такими способами.
Но, жизнь продолжается и пусть кто-то скажет, что это не так.