Глава 3. Пробуждение с укусом

Эпиграф:

«Иногда то, что мы вытесняем, не только возвращается — оно начинает жить собственной жизнью.»

Цюрих. Рассвет. 1910 год.


Карл очнулся резко, с тяжёлым вдохом, как будто всплыл из ледяной воды. Он сидел в кресле, рубашка была расстёгнута, тело дрожало от холода. Слабый рассвет проникал сквозь открытое окно.

Пальцы его были онемевшими, губы сухими. Мужчина медленно поднялся, пошатываясь, будто после сильного жара. Всё тело ломило, но особенно болела шея.

Он коснулся её, и пальцы нащупали болезненный отёк.
Юнг с трудом дошёл до зеркала на стене — старого, в деревянной раме, из тех, в которых отражение кажется всегда чуть искажённым. Но на этот раз отражение показало правду.

Следы укуса.

Два глубоких, чуть покрасневших прокола. Тёмная корка засохшей крови, как знак, что кошмарная ночь была не иллюзией.

Он резко отпрянул от зеркала, дыхание участилось. Голова кружилась.

Но ведь это был сон! Всего лишь сон... Как легко было бы именно так всё себе объяснить. - Гипнагогическая галлюцинация. Последствие переутомления. Возможно — аффективный эпизод.

Карл сел за край стола, прикрыв глаза. Мысли метались. Ему нужно было выстроить цепочку событий, рационализировать, как он делал это всегда — и с пациентами, и с собой.

Она пришла поздно. Убедила меня… — как? — Уговорила. Да. Её голос, он будто… гипнотизировал. Я признался… чёрт возьми, вслух признался в вещах, которые…

Юнг откинулся назад, уставившись в потолок.

Она психически нестабильна. Очевидно. Возможно — истерическая личность с садистскими наклонностями. Спровоцировала. Напала. Я — стал жертвой манипуляции. Рационально — да. Это всё. Но…

Он резко поднялся, закрыл окно. Пальцы дрожали. Он ощущал что-то иное — не просто стыд или страх за репутацию. Он ощущал… ужас. Глубинный, животный, архаический ужас.

Как будто часть его души — та, что не говорит словами, — кричала.

И всё же он снова и снова пытался удержать логическую картину:

У неё, вероятно, психоз. Возможно — она под действием наркотика. Или… аффект, диссоциативное состояние. Не исключено, что я стал участником спектакля, который она тщательно готовила. Укус — не доказательство сверхъестественного. Это могла быть бутафория.
Он говорил себе всё это. Повторял. Как мантру. Как заклинание против страха.

Но при одной вспышке образа — её глаза, близкие, мерцающие, её губы, окроплённые кровью, шепчущие:

"Помоги мне вкусить жизнь..."

— по его спине прокатилась волна ледяного ужаса. Не от логики. От тела. От инстинкта.

Он не верил в вампиров. Он читал о них как о мифе, архетипе, символе психики, подавленных влечений. Он сам писал об этом.

Но…

Если архетип оживает… если бессознательное вырывается наружу в плоти… если не я интерпретирую миф, а миф — пожирает меня…

Он почувствовал, что начинает задыхаться.

Подошёл к шкафу, достал старую шкатулку. Египетский символ на крышке — уроборос, змея, кусающая собственный хвост. Замкнутое кольцо бессознательного.

Может быть, Аделинн — не человек. Может быть, она — символ? Может быть, она — моя тень. Или… демон бессознательного, одержавший тело. Но… зачем ему понадобился я?

Он подошёл к столу, посмотрел на кресло. Где совсем недавно сидела она, его безумная пациентка.

Юнг вздрогнул. И впервые в жизни — по-настоящему — усомнился:

- А не я ли теперь нуждаюсь в терапии?

Он вновь тронул укус. Лёгкая дрожь прошла по позвоночнику.

«Если всё это реальность… то кто я теперь? Жертва? Исследователь? Или… уже часть её мира?»

Он вдруг вспомнил один из своих собственных афоризмов:

«Те, кого мы не вылечили, возвращаются в нас.»

Мужчина вцепился в край стола и прошептал:

«Я — психиатр. Я разбираю символы. Я не… жертва древнего зла.»

Но в глубине его памяти вновь всплыли её глаза. Ледяные. Глубокие, как бездна. И та безмерная нежность, с которой она, прежде чем вонзить клыки, прошептала ему на ухо:

«Я спасу тебя, Карл. Я покажу тебе твою Тень… И ты не сможешь отвести взгляд.»

Воздух казался плотным. Почти зловещим.
Он чувствовал себя, как человек, который больше не уверен — где кончается символ, а где начинается плоть.

Юнг опустился в кресло и закрыл лицо руками.

«Если это реальность… Я должен изучить её. Как учёный. Как врач. Только правда спасёт от безумия и меня, и её, кем бы она ни была.»

Но его пальцы всё ещё дрожали.
И за закрытыми веками он видел только одно лицо — лицо Аделинн.