Казаки на память. Из книги Академия жизни

Девяностые годы двадцатого века. Идет парад суверенитетов на всей территории Советского Союза. Независимой (от самой себя что ли?) объявляет себя и Россия. Идет подготовка к объединению Германии. Идет разговор о выводе советских войск из стран  Восточного блока. Наши тогдашние лидеры-перестройщики делают все, чтобы выгнать своих солдат и офицеров из обустроенных казарм и квартир куда-нибудь в тайгу или степь, в палатки и землянки, в бездорожье и практически в полную неизвестность.
Такой жестокой ценой оплачивали тогдашние лидеры свои почетные звания и имидж у зарубежных "друзей".
Не надо быть политиком, чтобы предположить, что если бы западным немцам было обещано объединение Германии и вывод войск с ее территории, они бы в обмен на это буквально на руках вынесли со своей территории каждого советского солдата, предварительно обустроив им место пребывания уже на территории той же России. Но для этого нашим лидерам тех лет надо было иметь разум, а не лезть из кожи вон, чтобы исполнить чьи-то пожелания.
Пока в стране в высших эшелонах власти шли такие "игры", мы, обычные и законопослушные люди, просто работали и не думали ни о предстоящем развале страны, ни о каких-либо почетных зарубежных званиях. Мы заботились о дальнейшем развитии своей организации и искали пути достижения этого и в Союзе и за рубежом
Работал я тогда в Научно-Производственном Объединении "Днестр", что в городе Тирасполе. В состав объединения входили — самый старый и известный на юго-западе Союза научно-исследовательский институт овощеводства и орошаемого земледелия и ряд совхозов в разных зонах Молдавии. В период, который сегодня называют "застоем", наше объединение находилось на довольно высоком уровне экономического и социального развития, нам нужна была качественная реструктуризация — и только. Производя до 2500 тонн семян овощных культур в год, мы нуждались в их шлифовке, калибровке, инкрустации, упаковке и современном маркетинге. Нашли коллег-партнеров в Германии, в городе Гамбурге. Он известен не только как крупный порт, но и многими другими отличиями, в том числе достижениями в семеноводстве. С двумя ведущими в этом направлении фирмами, мы и вели работу.
После неоднократных взаимных посещений руководителей и специалистов, мы почти оговорили все нюансы договора о совместной деятельности по комплексной программе — от выращивания семян до их реализации. Определились с возможными рынками сбыта, объемами и всеми сопутствующими экономическими вопросами. Можно с уверенностью сказать — если бы Союз не развалили, все бы у нас получилось. Но вот это "но" и поставило крест не только на нашем объединении и НИИ, но и на всей отрасли
селекции и семеноводства овощных культур — как в Приднестровье, так Молдавии и многих других регионах, где выращивали овощи селекции нашего института. Но при всей важности семеноводства и овощеводства, тема этой были из нашей жизни —совсем другая.
Во время одной из очередных рабочих поездок, в конце девяносто первого года, нашего генерального директора и меня, пригласил к себе домой на ужин хозяин фирмы. Уютный двухэтажный коттедж на окраине Гамбурга. В гостиной за столом пятеро — сам хозяин, его восьмидесятилетний отец, нас трое и девушка-переводчик. Разговор шел в основном о будущей совместной работе, но иногда выходил на отдельные частные вопросы. Хозяина особенно удивили мои рассказы о наличии в нашей стране больших полей — от 100 до 1000 и более гектаров. "Фантастика, фантастика", — только и повторял хозяин и откровенно сожалел, что у них в стране такое уже вряд ли будет возможно.
Девушка-переводчик, не имеющая экономического образования и опыта специального перевода, часто допускала неточности, и мне приходилось вмешиваться. Когда это повторилось несколько раз, хозяин спросил, откуда я знаю немецкий язык. Ответил, что учил его в школе, институте, сдавал кандидатский минимум, изучал язык и в прифлотской школе. Когда я произнес слово "субмарина", внешне вроде даже дремавший отец хозяина, не принимавший участия в разговоре, приоткрыл глаза, посмотрел на меня и снова прикрыл их.
И тут в разговор вступил наш генеральный директор. К сожалению, его уже давно нет в живых, но у всех, кто с ним работал и общался лично, о нем остались впечатления, как о грамотном, заботливом и ответственном руководителе. Звали его Валентин Петрович Чичкин. Ко всему прочему, он был прямым и часто бескомпромиссным. Так вот, когда речь зашла обо мне, он, по прямоте своей, добавил: "А Гурковский у нас еще и потомственный казак!".
На всех сидящих, эта фраза не произвела какого-либо впечатления, кроме отца хозяина. Он как-то обмяк, затем начал плавно валиться со стула. Пока мы опомнились, старик уже лежал на полу. Хозяин подскочил к отцу, позвал каких-то женщин, и все вместе они вынесли его из комнаты. Через время приехал доктор, и все успокоились.
Мы продолжили ужин-беседу, и хозяин рассказал следующее. В декабре 1941 года, его отец, тогда молодой офицер вермахта, командовал танковой ротой, под Москвой. После войны он рассказывал сыну, как в одну из морозных темных ночей на село, где квартировала его рота, налетела какая-то банда монстров верхом на лошадях. У некоторых сзади были огромные черные крылья (так отцу показалось). Они кричали и улюлюкали, метались по селу и за какие-то полчаса вырубили всю его роту. Ему самому удалось спастись лишь благодаря тому, что, выскочив во двор в одном нижнем белье, он провалился в снежный сугроб и пролежал там, пока "монстры" не покинули село. После этого у него многие
годы были проблемы с ногами, а слово-понятие "казак" навсегда вошло в его сознание как что-то невообразимо ужасное.
Нечаянное замечание нашего директора, видимо, напомнило старику его жуткую молодость, и воспоминание это чуть не стало роковым. Я, по правде говоря, чувствовал себя в тот вечер не совсем комфортно и был вынужден прокомментировать "казачий вопрос", чтобы как-то снять возникшее напряжение.
Я рассказал, что власти в нашей стране во все времена, когда было трудно, обращались к казакам, как своеобразному государственному человеческому стержню. А казаки - в ответ на внимание власти, всегда отвечали заботой об Отечестве, проявляя невиданный героизм и отвагу. Примером тому — казачьи рейды "с саблями на танки" в тяжелейшие для нашей страны декабрьские дни 1941 года.
Значит, помнят не только казаки — и о казаках тоже помнят... И еще долго будут помнить...