Глава 5. Прикосновение Иного

Эпиграф:

«Иногда мы вглядываемся в Тень — и видим там отражение собственной жажды быть разрушенным.»

Цюрих. Глубокий вечер.

На этот раз Карл Юнг готовился.

Он убрал из кабинета всё, что хоть отдалённо напоминало о соблазне. Исчезли бархатные подушки с алыми кисточками, тонкие бокалы, в которых ещё недавно вспыхивало гранатовое вино. Он убрал свечи и даже крохотный флакон с лавандовым маслом, чей запах когда-то превращал кабинеты в храмы откровений.

Теперь всё было стерильно, почти аскетично: стол заваленный журналами по психоанализу, том Фрейда, исчерченный пометками, строгий свет лампы, отбрасывающей безжалостные блики на стены.

Рациональность — его щит.

Он не позвал полицию. Не устроил засад. Не сказал никому ни слова. Потому что понимал: это не просто визит пациентки. Это был ритуал. И он знал, что она придёт.

Закат стекал за окнами, как жидкое золото. Медленно, величаво. Когда стрелка часов перевалила за девять, раздался стук.

Юнг медленно подошёл к двери. Его рука на мгновение зависла над ручкой. Потом он распахнул дверь — и замер.

Аделинн стояла на пороге. Словно ночь вырезала её из самой себя. Платье чёрное, полупрозрачная вуаль падала на плечи, губы влажно поблескивали в свете лампы. Но главное — её глаза: синие, глубокие, как омут, в котором мерцали затаённая тоска и голод.

Но в этот раз её кожа казалась почти прозрачной. А движения — чуть более плавными, чем прежде.

— Добрый вечер, доктор, - произнесла она мягко, почти певуче.

Улыбка на её губах дрожала, как пламя свечи на сквозняке. В ней чувствовалось голодное терпение.

— Проходите. Но учтите: я жду от вас не игры, а разговора, - ответил ей доктор, не так жёстко и уверенно, как планировал.

Она хихикнула — коротко, как звон упавшего хрусталя.

— Но разве я когда-либо делала что-то другое, Карл? Разве я не всегда… разговариваю? Пока не приступаю… к ужину?

Юнг напрягся, стараясь выглядеть невозмутимым. Он жестом указал на кресло.

Аделинн села. Грациозно, точно кошка, что свернулась клубком, но может в любую секунду броситься в прыжок.

Юнг открыл блокнот, делая вид, что всё происходит в рамках обычного сеанса.

— Что вас беспокоит?

— Вы. Ваш страх. Вы так упрямо цепляетесь за логику… - как ребёнок за лампу в темноте! Но ведь вы сами чувствуете это, Карл, не так ли? Что я… нечто иное, - она улыбалась уголками своего красивого рта.

Юнг прикусил губу. Дрожь пробежала по пальцам, но он заставил себя говорить твёрдо.

— Вы женщина с тяжёлым пограничным расстройством. Возможно, склонная к насилию. Но вы всё ещё человек.

Она рассмеялась. Звук был яркий, режущий, и вместе с тем странно пустой — как смех в склепе.

— Вы так упрямо держитесь за человечность… А если я скажу — нет? Если я положу руку на вашу грудь… и ваше сердце остановится от холода… - будете ли вы всё ещё искать диагноз? Или вы начнёте кричать?

Юнг сглотнул. Слова её были лезвиями, разрезавшими его защиту.

— Вы играете. Это защитный механизм. Это символика. Вам нужно признать свою травму. Откуда она пришла? Кто вас обескровил до того, как вы начали пить других?

Аделинн слегка приподняла брови. На её лице появилось почти искреннее любопытство.

— Кто сказал, что это травма, Карл? Может, это эволюция! Может, я уже там, куда вы ещё не дошли. Вы — доктор, влюблённый в символы. А я — символ, что пришёл к вам… в плоть.

Она встала. Движение было медленным, как у танцовщицы в ритуальном танце. С каждым её шагом воздух в комнате становился гуще, словно наполненный невидимыми флюидами.

Она приближалась:
— Поседевший доктор… бедный, мудрый, измученный. Почему вы думаете, что сможете справиться со мной?

Юнг попытался выпрямить спину. Но сердце стучало так громко, что казалось — слышно ей. Он почувствовал себя животным, загнанным в угол.

Она подошла совсем близко. Наклонилась. Провела пальцем по его щеке, медленно, точно вычерчивая на коже какой-то символ.

— Вы боитесь. Я слышу, как вы дрожите внутри. Ваш страх — ароматный, как тёплая жидкость внутри. Он… зовёт меня, - прошептала она. 

Девушка провела губами по его виску. Её дыхание было ледяным, как ветер с горных вершин. Юнг не мог пошевелиться.

— Я не буду пить… пока. Я просто… дотронусь, - подмигнув, пообещала она.

И провела рукой по его волосам. Ладонь была холодна, как мрамор.

Где-то в черепе у Юнга что-то щёлкнуло — тонкая, острая боль, словно игла вошла прямо в мозг.

Он зашёлся кашлем. Глаза заслезились.

И вдруг всё вокруг стало далёким. Он словно провалился в туннель, где не было звуков, ни слов, ни образов.

И там — ОНА.

Демоническая женщина склонилась к нему. Лицо её сияло странным светом. Губы шевелились, но слов не было слышно. Каждое её прикосновение оставляло в его сознании острые следы, как лезвие скальпеля по живой плоти.

Когда Карл пришёл в себя, он сидел на полу, прислонившись к стене. Дыхание было хриплым. Ветер трепал занавески. Окно распахнуто настежь.

Аделинн исчезла.

Он с трудом поднялся. Подошёл к зеркалу.

И остолбенел.

Виски были усеяны новыми прядями седины. Неравномерно, словно мороз прошёл по волосам. Лицо казалось… старше. Глаза — глубже и темнее.

Он выдохнул, дрожа всем телом.

Это был не просто страх. Это было прикосновение Иного. Чего-то, что обитает не в разуме, не в сознании — а в самой тьме души.

И он понял:

Она — не просто монстр. Не просто девушка. Она — то, что приходит, когда ты слишком близко к правде. А правда… это не свет. Это бездна, смотрящая на тебя в ответ.